Текст книги "Кекс в большом городе"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Раздельное питание, Феденька, – пропыхтело чудовище с портфелем, – жиры, белки и углеводы хаваются по отдельности, и, главное, никакой выпечки. Поэтому не предлагай мне ханки, плесни водички, как своей очаровательной дочке.

Федор заморгал, потом с совершенно искренним изумлением воскликнул:

– Ты кого имеешь в виду?

Анатолий улыбнулся, толстые щеки взметнулись и подперли нижние веки, глаза продюсера утонули под бровями.

– На диване сидит прелестная девчушка, думаю, она твоя дочка.

Не скрою, мне было очень приятно услышать заявление Голубева, кстати, я еще не справила сорокалетие и считаю себя вполне молодой особой, но вот за школьницу меня давно не принимали.

– Это Арина Виолова, – хмыкнул Федор, – наш автор.

Анатолий замер, потом заломил руки.

– Господи! Такая юная и красивая! Каким образом вы ухитряетесь писать книги лучше Достоевского? Откуда черпаете опыт, где берете сюжеты? Честно говоря, я считал госпожу Виолову умудренной жизнью пожилой дамой не слишком приглядной внешности. А вы выглядите словно «Мисс Вселенная», но в отличие от топ-модели еще и обладаете умом.

Я потупила взор. Конечно, Голубев сейчас произносит льстивые речи, но ведь в них есть и зерно правды. Мои книги замечательны, вот, например, «Гнездо бегемота» или вышедшая в конце прошлого месяца повесть «Сафари на таракана», мне самой понравилась. Что же касается внешности…

Внезапно я ощутила пинок, Федор, делая вид, что вынимает бутылки из шкафа, толкнул меня и тихонько погрозил кулаком.

Голубев тем временем сел за стол и вытащил бумаги.

– Приступим, – другим тоном заявил он, – читайте!

Глава 5

Не стану вам пересказывать содержание беседы, сама не поняла больше половины слов, которыми жонглировали не обращавшие на меня внимания мужчины. Сначала я попыталась вникнуть в суть, но потом бросила бесполезное занятие. Изредка Федор основательно пинал меня под столом, и тогда изо рта Арины Виоловой вылетала фраза:

– Все вопросы к издателям.

В конце концов и продюсер, и пиарщик притомились. Федор начал вытирать лоб платком, а Голубев, забыв про раздельное питание, лихо влил в себя почти стакан коньяка и принялся заедать алкоголь шоколадными конфетами.

– Арина, звезда наша, – с несказанной ласковостью пропел пиарщик, – поставь здесь свою подпись.

– Где? – прищурилась я.

Из-за наклеенных ресниц угол зрения значительно сузился, но ради красоты можно и потерпеть некие неудобства.

– Вот тут, внизу.

– Слева?

– Нет, где галочка.

– Около пункта «В»?

– Смотри правее, – слишком нежно процедил Федор, и мне стало понятно, что охотнее всего пиарщик сейчас бы треснул свою звезду по затылку.

– В углу.

– Над закорючкой?

– Повнимательней можно? – не сдержался Федор.

Не желая окончательно злить высокое начальство, я машинально потерла кулаком правый глаз и в ту же секунду вспомнила, что сегодня наложила на себя макияж, так сказать, по полной программе, отдернула от лица руку, но поздно! Одна из фальшивых ресниц шлепнулась прямо на документ.

Я быстро дунула, но черная полосочка, украшенная мелкими, сильно загнутыми волосинками, приклеилась насмерть. По счастью, Федор и Анатолий не заметили казуса, они вели довольно мирную беседу о своих новых машинах.

Острым пером врученного мне стило я попыталась отковырять ресничину, но плохо державшийся на веке прибамбас просто приварился к договору.

Покосившись на мужчин, я поскребла бумагу ногтем. Никакого эффекта. Пришлось снова тыкать в договор ручкой, в какой-то момент из недр самописки выплеснулась большая жирная капля черного цвета. Федор и Голубев, не замечая моих действий, беседовали о цилиндрах, дисках и магнитолах, а любая женщина знает, коли в разговоре начинают проскальзывать слова «буфер», «колонки», «сидичейнджер», значит, мужская часть компании находится почти в наркотическом опьянении, в такой момент они ничего не видят вокруг.

Сочтя момент подходящим, я быстро слизнула каплю и одновременно попыталась зубами отгрызть фальшивую ресницу. На этот раз я выполнила задуманное с блеском, вместо кляксы на договоре остался лишь мокрый след, но вот там, где секунду назад щетинились искусственные ресницы, возникла дыра.

Я заморгала. Как прикажете поступить теперь? Глаза заметались по столу, и, о радость, я увидела бумажный скотч.

Оторвать небольшой кусочек от мотка оказалось плевым делом, наклеивание его на дыру заняло максимум две секунды, поставить подпись и того меньше. Федор и Голубев теперь схлестнулись на почве руля. Спортивный или обычный? Поверьте, это настолько глобальная проблема, что про мелочь по имени Арина Виолова они начисто забыли.

Я оглядела результаты своего труда и вновь осталась недовольна. Дырка, правда, исчезла, клякса вместе с ресницей благополучно испарились, но все равно понятно, что на договоре имеется заплатка! И тут на меня снизошло подлинное вдохновение. Главное ведь никогда не отчаиваться, выход найдется из любого положения.

Стило запорхало по документу, и очень скоро мой автограф оказался в рамочке из цветочков. Вот теперь просто на славу.

– Ну, готово? – вынырнул из беседы Федор.

– Да.

Не глядя на договор, пиарщик передал его Голубеву, тот вздернул брови.

– Это ваша подпись?

– Естественно, – фыркнула я, – собственноручная, а почему вы удивляетесь? Я всегда рисую овал из незабудок, он делает росчерк неповторимым.

Пиарщик и продюсер уставились на меня, в их глазах заметалось странное выражение, некая смесь удивления и легкого испуга.

– Что-то не так? – насторожилась я.

– Э… все просто супер, – кашлянул продюсер, – нам нужно будет еще раз встретиться, довольно скоро, обсудить детали сценария.

– Вы, Виола Ленинидовна, можете ехать по делам, – протянул Федор, – понимаю занятость звездного человека, не смею вас более задерживать. Разрешите проводить.

Схватив меня цепкой рукой, пиарщик допинал «звезду« до коридора и с чувством заявил:

– Офигеть можно! Вали отсюда, жди звонка от Голубева. Скончаться можно, я велел же без дури! Знаешь, о чем сейчас спросит Анатолий, когда я вернусь в кабинет? «У твоей Виоловой все дома? Она случайно не из психушки удрапала?»

– Совершенно не понимаю суть претензий, – с достоинством возразила я, – я одета, как Бустинова, даже вторую серьгу в ухо воткнула, никаких джинсов и маечек, элегантный костюм.

– Если на пугало нацепить бальное платье, оно не станет принцессой, – прошипел Федор, – звезда моя, сходи в туалет, глянь на свою морду!

Я покорно побрела в указанном направлении, походя отметив, что Олечка спокойно сидит в холле в кресле, лицо девочки скрывала огромная книга, которую сиротка держала в руках. Были видны лишь оборки белого платья и две тоненькие ножки в белых носочках и парусиновых туфельках. Отчего-то мой взор зацепился за обувь Олечки, но я решила пока не отвлекать девочку, а все же глянуть в зеркало.

В туалете оказалось пусто, большое посеребренное стекло было полностью в распоряжении госпожи Таракановой. Я подошла к рукомойнику, изо рта вырвался вскрик:

– Ой!

Вокруг моего рта темнели синие пятна, они же украшали подбородок и щеки, в качестве особо пикантной детали на нижней губе висела фальшивая ресница.

Я попыталась ликвидировать безобразие, но очень скоро поняла: качественные чернила намертво въелись в кожу, просто водой их не смыть, требуется применить всякие средства: скраб, гель, но здесь их нет. Единственное, что мне удалось, это оторвать налипшую на губу «красотищу», и теперь ранку щипало. Решив, что в моей жизни были и более неприятные ситуации, чем леопардовая расцветка личика, я вытащила тональный крем и спустя несколько минут сочла свой внешний вид вполне приемлемым.

Особо не расстраиваясь, я вышла в холл, приблизилась к девочке, увлеченной книгой, и велела:

– Поехали.

Подросток не пошевелился.

– Оля, вставай.

Толстый том опустился на коленки, прикрытые белым платьицем, показалось смуглое личико, маленькие раскосые карие глаза и иссиня-черные, гладкие, словно вороново крыло, волосы.

– Я не Оля, – вежливо ответила девочка, – меня зовут Яной, я жду маму, она в бухгалтерию пошла.

В ту же секунду я поняла, отчего зацепилась глазом за парусиновые туфли: на Оле ведь были сандалии.

– А где Оля?

– Не знаю.

– Тут должна сидеть девочка, тоже в белом платье.

– Здесь только я.

В легком недоумении я пошла к лифту, вполне вероятно, что Оля не поняла, о каком холле идет речь, и сейчас тоскует внизу около охраны, там тоже стоят кресла.

Но на первом этаже оказалось пусто.

– Простите, – обратилась я к секьюрити, высокому парню в черном костюме, – со мной приходила девочка, я отправила ее в столовую, а теперь потеряла. Нельзя ли по громкой связи попросить ее спуститься вниз?

Охранник кашлянул.

– Такая светленькая, в белом платье?

– Верно.

– Она на улицу побежала.

– Зачем? – изумилась я.

Парень пожал плечами.

– Вышла из столовой и спросила: «Где у вас курят?»

– Курят? Девочка хотела подымить сигаретой??

Секьюрити осторожно пригладил волосы.

– Ну, родители, ясное дело, все последними узнают. Сейчас дети ого-го какие, в десять лет уже меня кой-чему научить могут. Я красавице ответил: «В издательстве безникотиновая зона, ступай во двор». Она и учапала, небось там на лавочке сидит, назад не входила! Погода хорошая, дождика нет.

На площадке рядом с большой клумбой и впрямь стояли две скамеечки, но Оли на них не нашлось. Я зачем-то обошла лавочки.

– Ищете чего? – дружелюбно поинтересовался парковщик, стоявший у опущенного шлагбаума. – Никак кошелек потеряли?

– Случается такое, – протянула я, – но сегодня не в портмоне дело. Девочку посеяла, наверное, она все же в издательстве.

– Сама светленькая, а платьице беленькое?

– Верно, видели ее?

Парковщик хмыкнул.

– Кто она вам, дочь?

– Просто знакомая, а почему вы спрашиваете?

Юноша поправил лямки форменного комбинезона.

– Стою тут с полудня, прямо офигел уже, да еще курево кончилось, а отойти нельзя. Маялся, маялся, гляжу, ребенок вышел, сел на лавочку и закурил. Наверное, нужно было сигарету отнять да сказать, что маленьким смолить вредно, только вдруг ей родители разрешают? В общем, попросил у девочки: «Дай закурить».

В ответ парковщик услышал короткую фразу:

– У самой последняя.

Юноша потерял к девочке всякий интерес, тем более что в этот момент к зданию издательства подлетел тонированный джип и замер. Из иномарки выбрался мужик и пошел ко входу.

– Она на лавке! – крикнул кто-то из иномарки, и тут начался настоящий цирк.

Дядька вздрогнул, повернул голову и шагнул туда, где курила малолетка. Девчонка вскочила на ноги и рванула в сторону большого забора, окружавшего двор находившейся по соседству с «Марко» школы.

– Эй, суки, шевелитесь! – завизжал, похоже, неспособный не то что бегать, а даже ходить быстрым шагом дядька. – Ловите падлу!

На тротуар выскочили двое мужчин, шофер и охранник, легко, словно гепарды, они кинулись за удирающей девочкой, расстояние между преследователями и жертвой живо сокращалось, и тут белое платьице шмыгнуло в дырку. Накачанные парни замерли в легкой растерянности.

– Чего встали, уроды! – затопал короткими, жирными ногами хозяин.

– Так забор, – ответил шофер.

– Живо перелезайте!

– Дык не получится, – заскулил водитель, – сплошной бетонный блок, зацепиться не за что, тут человеком-пауком надо быть.

– Кретины, …! – принялся материться хозяин. – В дырку ныряйте, за девкой!

– Нам туда не пролезть, – хором ответила бравая парочка, – слишком узко.

Речь, полившуюся из уст хозяина джипа, парковщик решил не слушать до конца, он предпочел шмыгнуть в будку, стоявшую около шлагбаума, потому что хорошо запомнил народную мудрость: баре дерутся, а у крепостных чубы трещат. И вообще, его хата с краю.

Побесновавшись некоторое время и отсыпав нерасторопной, разожравшейся обслуге зуботычин, мужчина пару раз лягнул колеса джипа, а потом сел в салон и укатил.

Не слушая дальше парковщика, я кинулась к глухой изгороди и легко проскочила в проем, через который не сумели протиснуться бодигарды Абдуллы. Перед глазами распростерся абсолютно пустой школьный двор, слева виднелась распахнутая настежь калитка, возле нее на табуретке дремал дедушка, одетый в форму, отдаленно напоминающую мундир эсэсовца: черные брюки с рубашкой и белая нашивка на груди. Только у гитлеровцев из особых дивизий, насколько мне известно, красовался череп, а у старичка было изображение какой-то птички, больше всего напоминавшей ожиревшую курицу.

– Девочку не видели? – закричала я, подлетая к божьему одуванчику. – Худенькую, беленькую, в носочках.

Призванный служить грозной охраной, дедуська вздрогнул, открыл глаза, откашлялся и заявил:

– Уроки закончились, если в кружок мягкой игрушки идешь, то с бокового входа.

Я воззрилась на старика; интересно, чью голову осенила счастливая идея посадить у входа еле-еле живое существо, засыпающее от отсутствия энергетики? Пришлось повторить вопрос. С энтузиазмом старой черепахи охранник чихнул и, промямлив: «Тут много таких, в носочках», – мирно отбыл в страну Морфея.

Я вышла через калитку на улицу, полюбовалась на прохожих, несущихся в разные стороны по проспекту, посмотрела вслед лентам машин и побрела назад к «Жигулям».

Оставалось удивляться, каким образом Абдулла ухитрился вычислить, в какой автомобиль занырнула испуганная девочка и куда покатила тачка.

Устроившись за рулем, я завела мотор, потом выключила его и посидела несколько мгновений без движения. Перед глазами возникла худенькая, маленькая фигурка в нелепом платьице, а в ушах послышался безнадежно усталый голосок:

«Денег у меня нет, но до Буркина и зайцем доехать можно, Лера, наверное, пустит к себе, я ж ей помогла спастись!»

Руки снова вцепились в руль, надо срочно ехать на Курский вокзал, Олечка может попасть в новую неприятность. Несмотря на то, что девочка, дочь сильно пьющей и гулящей матери, приучена сама о себе заботиться, она не имеет опыта проживания в большом городе, и потом, за ребенком охотится Абдулла. Надеюсь, мне удастся перехватить Олю у дверей электрички.

Вдавив педаль в пол, я понеслась по проспекту. Те, кто хорошо знаком со мной, знают: детство Вилки было не самым счастливым. Меня воспитывала крепко закладывающая за воротник мачеха Раиса. Хотя глагол «воспитывала» в данном случае мало подходит. Я отлично знаю, что такое сидеть в студеном подъезде на подоконнике, поджидая, пока «мамаша» наконец забудется пьяным сном. Еще крохотная Виола мастерски умела воровать в булочной сайки, а с трех лет жестоко дралась с мальчишками. В очень юном возрасте ко мне пришло понимание: я сирота, и если у других детей имеются мамы, папы, бабушки, дедушки, старшие братья-сестры, то у меня нет никого. Оставалось лишь сделать выбор: что делать? Принимать удары, сгибаться под пинками судьбы, превратиться в обозленную парию или давать сдачи, не боясь синяков, шишек и кровоподтеков, дурной славы хулиганки. Я пошла по второму пути и, когда оказалась в седьмом классе, «приобрела авторитет», даже совсем взрослые мужики в нашей пятиэтажке знали: Вилку лучше не трогать, она без тормозов. Вот Колька Жигунов из двенадцатой квартиры ущипнул меня за попу, и что вышло? Сначала сиротинушка шандарахнула его по башке мусорным ведром, которое несла на помойку, потом схватила железный лом, коим дворник скалывал во дворе лед, и, выставив его, словно пику, заорала:

– Только подойди еще раз, руки поотшибаю!

Испугавшийся не на шутку Николай рванул от разъяренной малолетки, но удача в тот день была явно не на его стороне. Не успев сделать два шага, мужик поскользнулся и шлепнулся. Я подлетела к обидчику, высыпала на него объедки, а затем с силой воткнула лом в распахнувшееся пальто соседа, пригвоздив одежду к асфальту.

После того дня ко мне более не приставали. Кстати, повзрослев, я долго боролась с припадками необузданного гнева. Впрочем, у меня до сих пор иногда темнеет в глазах, если слышу оскорбления. Тут главное попытаться остановить себя, потому что если я иду вразнос, то способна проломить кирпичные стены. Непонятно, отчего у меня, хрупкой, слабой женщины, в момент гнева просыпается чудовищная силища.

Но, несмотря на сиротство, я имела дом, собственную кровать, тумбочку, где лежали игрушки, а Раиса в трезвые моменты была ласкова. Она покупала падчерице халву и карамельки, баловала колбасой, даже дарила изредка кукол. Самое же главное – это наличие Томочки, замечательной подруги, ставшей мне сестрой. Я великолепно знала, что могу слезть с подоконника и побежать домой к Тамарочке. А вот Оля совершенно одинока, во всем мире у нее нет близкого человека. Мама умерла, добрый дядя Петя отдал ее бандерше, ласковая Анна Ивановна продала Абдулле, а уж тот, натешившись с ребенком, наверняка велит пристрелить его. Смерть беспризорной Олечки никого не обеспокоит, некому будет вспоминать о бродяжке, она исчезнет, словно пыль с комода. Впрочем, сравнение неверно, мебель станут протирать, ворча с негодованием: «Опять запылилась».

Пыль вызовет хоть какие-нибудь эмоции, раздражение, злость, а кончина Ольги пройдет незаметно, так умирает бродячий щенок, ни разу в своей короткой жизни не поевший досыта.

Внезапно у меня защипало в носу, нога посильнее нажала на газ; ничего, Ольга, я непременно отыщу тебя и постараюсь исполнить роль доброй феи. Олег сделает тебе документы, устроим девочку сначала в санаторий, потом в школу, главное сейчас обнаружить Оленьку.

Если вы пытались когда-нибудь найти человека на Курском вокзале, то поймете меня. Оказавшись около пригородных касс, я мигом поняла тщетность своих попыток. Людское море шумело, кричало, ругалось, плакало, ело, тащило в разные стороны пудовые чемоданы с сумками. Орали дети, шастали цыганки, и бродили странные личности, похожие на опухших мышей.

Но не в моих принципах сдаваться. Одна из героинь Арины Виоловой, Светочка, является непотопляемым крейсером, девушкой, способной найти несколько выходов из тяжелого положения. Редактор упрекал меня, говоря, что люди, подобные Свете, не встречаются в жизни: выпрыгнув с пятнадцатого этажа без парашюта, невозможно остаться целой и невредимой, но разве я виновата, что Света ухитрилась в полете зацепиться хорошо накачанной ручкой за перила одного из балконов! Скажете, подобного не бывает? Должна вас разочаровать, в жизни случается все, даже то, что никому не придет в голову.

Сосредоточившись, я подумала, как бы повела сейчас себя Света, и полетела к справочному окошку с вопросом:

– Скажите, как добраться до Буркина?

Полная блондинка с кроваво-красными губами потыкала пальцем в клавиши и очень вежливо сказала:

– В Буркине останавливаются лишь три электрички. Одна отправляется в шесть тридцать утра, другая в полдень, а третья отходит с пятого пути через семь минут.

Глава 6

Забыв сказать милой женщине «спасибо», я ринулась в сторону платформы, перепрыгивая через тюки и спотыкаясь о бесконечные сумки на колесах. На любом вокзале сориентироваться трудно, а уж на Курском с его подземными переходами, бесконечными залами, углами-загогулинами и вовсе невозможно.

В конце концов я нашла нужный путь, увидела стоящий поезд и решила, крича во все горло «Олечка», бежать по вагонам. Времени до отхода было катастрофически мало, но мне ведь надо отыскать девочку, значит, поеду в электричке по области, пока не отыщу Олю.

Внезапно в толпе мелькнуло белое платьице.

– Ольга! – завизжала я. – Стой, не бойся!

Светлое пятно метнулось в вагон, я понеслась вперед, хотела уже вскочить внутрь электропоезда, но тут двери с тихим шипением закрылись, и состав начал быстро удаляться от Москвы, мне не хватило всего одной секунды, чтобы укатить вместе с ним.

Сжав зубы, я вернулась на площадь, села в машину и принялась изучать атлас. Буркино оказалось не так уж далеко, у меня был шанс, если я, конечно, не влипну в пробки, очутиться в местечке через час.

Может ли кто-нибудь объяснить мне, когда и по какой причине в Москве образовываются заторы? Ясное дело, что в пятницу, после шести вечера, лучше не высовываться на магистрали, но отчего во вторник в три дня стоит Тверская? Народ же должен куковать на работе, а не раскатывать по столице. Впрочем, иногда дороги оказываются свободными, и сегодня мне несказанно повезло, похоже, что сотрудники ГАИ специально освободили трассы. Я птицей долетела до Буркина всего за сорок минут и припарковалась на главной площади.

Надо же, я предполагала, что это деревня, а сейчас нахожусь в относительно крупном населенном пункте, тут и там виднеются блочные пятиэтажки. Где искать Валерию Квашню?

Слегка поразмыслив, я вошла в здание вокзала, нашла там дверь с табличкой «Милиция» и, толкнув ее, увидела мужчину лет сорока в форме, с книгой в руке.

Услышав скрип петель, дежурный отложил раскрытое издание переплетом вверх и с легким раздражением поинтересовался:

– Вам чего, гражданочка?

Я машинально взглянула на растрепанный томик и ощутила приступ зависти: Смолякова, причем очень старый роман, один из ее первых опусов.

– Че молчите? – начал злиться мент.

Во мне проснулась актриса.

– Извините, конечно, я попала в совершенно идиотскую ситуацию.

– А сюда по другой причине не суются, – безразлично сказал дежурный, – у вас вытащили кошелек? Где? Если на автобусной остановке, то ступайте на Коммунистическую, там отделение есть, это ихняя территория.

– Дело в другом.

– В чем? – окончательно поскучнел дежурный.

– Я приехала в гости к подруге, Валерии Квашне.

– Ну и?

– Потеряла ее адрес, – заныла я, – Лерочка дала бумажку и добавила: «Если заплутаешь, там спросишь, нас с бабушкой Анастасией все знают».

– Я думал, у вас дело, – хмыкнул милиционер, – а тут ерунда. Ничем помочь не могу.

– Пожалуйста, запросите адресное бюро, думаю, много времени операция не займет, все же Буркино не Москва.

Милиционер моргнул, затем скривился.

– Ну вы, москвичи, и наглые! Может, тебе еще ботинки почистить или вареньем язык помазать? Иди отсюда.

– Я вас отблагодарю.

– Взяток не беру!

– Кто же о деньгах говорит! Гляжу, вы детективы любите?

– От скуки любую дрянь прочтешь! – заявил мужик.

– Вот, смотрите, новая книжка Виоловой, могу подарить, с автографом, моим.

– За фигом мне твоя подпись!

– Так я и есть Арина Виолова, писательница.

Приоткрыв рот, дежурный начал рассматривать обложку с фотографией. Не надо думать, что я страдаю звездной болезнью и всегда таскаю в сумочке собственные произведения, нет, просто это появилось совсем недавно, в моей домашней коллекции ее пока нет, вот я и прихватила сегодня в «Марко» книжечку. Конечно, ее легко можно купить в любом магазине, но, согласитесь, смешно приобретать собственное произведение, да и стоит оно совсем недешево.

– Хорош врать, – рявкнул дежурный, – не похожа совсем. Ну, народ, чего только не придумают. Книги она пишет! Может, еще президентом назовешься, ступай отсюда, пока я меры не принял.

С этими словами он вышвырнул мою книгу в открытое окно.

Пришлось уйти прочь, не зная, то ли радоваться, что грубиян не узнал меня на идиотской фотографии, то ли расстраиваться. И как разузнать адрес девушки со странной фамилией Квашня?

Ломая голову над непростой задачей, я вышла на улицу, сделала шаг вперед и услышала звонкое восклицание:

– Тетя, вы Квашню ищете?

Я повернула голову и увидела сидевшего на скамеечке паренька лет пятнадцати-шестнадцати. В руках подросток держал мою книжку, она упала на него из открытого окна, под которым стояла лавочка.

– Хотите адрес Квашни? – повторил юноша.

– Ты знаешь Леру? – обрадовалась я.

– Кого? – протянул парнишка.

– Леру Квашню, молоденькую девушку…

– Не, с нами в бараке старуха жила, баба Настя Квашня.

– Анастасия!

– Ну.

– Давай адрес.

Паренек прищурился.

– Мы с мамкой оттудова съехали, теперь в Ковалеве квартируем, а я на вокзале подрабатываю, к ларькам продукты таскаю, ящики, бутылки. Сел отдохнуть, ваш разговор услышал, а потом на башку книжка шлепнулась. Вы че, правда ее сами написали?

– Да, – улыбнулась я.

– Не похоже, – с сомнением протянул паренек. – Книжечку оставите? Я читать такое люблю, да дорого купить, не по деньгам.

– Бери, пожалуйста, – кивнула я, – только адрес скажи.

– Может, померла она, – тянул подросток, – старая была, толстая, противная, с ней никто не дружил, шибко злая Квашня.

– Адресок назови.

– Он денег стоит… много… сто баксов! Вы писательница, значит, богатая!

Я вздохнула. Какой смысл объяснять полуграмотному ребенку, что не все литераторы Крёзы? И потом, на самом деле я обеспеченная дама, имею квартиру, машину, не очень экономлю на еде. Но с какой стати я должна выкидывать сто долларов за адрес Квашни?

В результате длительного торга мы пришли к соглашению. Юноша получил купюру с цифрой «100», но маленькая деталь – это были рубли, а я обрела бумажку с нацарапанными словами: «Первомайская улица, дом семь». Вот только в номере квартиры информатор засомневался, то ли сорок семь, то ли сорок восемь, а может, сорок шесть. Но это уже были детали.

Я села в машину и повернула ключ в зажигании. Нужно признать, я удачливый человек, мне просто повезло, что под открытым окном на скамеечке сидел бывший сосед Квашни. Хотя, думается, я все равно нашла бы адрес. Я умная, хитрая и не привыкла пасовать перед трудностями. Главное теперь, чтобы Квашня и впрямь жила на указанной улице.

Первомайская оказалась длинной, грязной улицей, застроенной обшарпанными двухэтажными бараками, но дом номер семь выглядел совсем уж отвратительно, штукатурки на нем практически не осталось, часть окон уставилась на мир пустыми проемами. Около единственного подъезда сидела на лавочке скрюченная бабушка, одной рукой она крепко вцепилась в детскую коляску, второй подпирала голову с седыми нечесаными патлами.

– Здравствуйте, – завела я разговор.

Старушка распахнула глаза, попыталась скорректировать взгляд и громко икнула, тяжелый запах перегара повис в воздухе.

– А ну пошла вон! – неожиданно заорала бабка, вскакивая на ноги и пытаясь отпихнуть меня от коляски. – Не тронь!

– Мне и в голову не придет обидеть младенца!

– Вали отсюдова!

– Скажите, здесь ли…

– Иди на …!

– Простите, я всего лишь хотела узнать про Леру по фамилии Квашня, – тщетно пыталась я добиться от старухи разумного поведения.

Бабулька с силой толкнула повозку, от толчка «капюшон» упал, и я поняла, что никакого новорожденного внутри нет, в коляске громоздились пустые бутылки.

– Не дам, – заголосила старушонка, – ишь, взялась из ниоткуда! Это мое!

С треском растворилось одно окно, сверху свесился парень в серой футболке.

– Слышь, старая, не блажи!

– Костик, она деньги отбирает, – еще громче заорала бабулька.

Костя погрозил мне кулаком.

– Не трожь Аню Иванну, или в рыло получишь!

Поняв, что местные жители отличаются на редкость злобным характером, я, зажав нос, нырнула в подъезд и сразу сообразила, что в бараке коридорная система. Дверь с цифрой «48» оказалась предпоследней.

Не успели пальцы сложиться в кулачок, как эта дверь распахнулась, оттуда резко пахнуло мочой, и появилась хорошо одетая, вполне симпатичная молодая женщина лет двадцати.

– Вы Лера Квашня? – обрадовалась я.

– Нет, – вежливо ответила незнакомка, – я Наташа Еремина, можно просто Ната. А зачем вам Лера?

– Лучше скажите, где баба Настя! – быстро воскликнула я.

– Кто? – удивилась Наташа.

– Анастасия Квашня, бабушка Леры.

Наташа отступила на шаг.

– Вы знаете Леру?

– Ну… не совсем, я ее ищу.

– Леру?

– Да, и Анастасию Квашня или Квашню, право, не знаю, склоняется ли фамилия.

– А кто вам о них рассказал?

– Это неважно. Не знаете, в какой комнате живет алкоголичка?

– Алкоголичка?

– Бабушка Леры Квашни пьет, ее внучка удрала в Москву, но должна была вернуться, а еще девочка Оля могла к ним приехать! Маленькая такая, хрупкая, совсем ребенок. Лера…

– Маленькая, совсем ребенок, – повторила Наташа, потом в ее глазах мелькнула искра понимания, беспокойство и некий намек на страх.

Но, может, все это мне лишь показалось, потому что потом Наташа поморщилась.

– О господи, – вылетело из ее накрашенного ротика, – на Первомайской все если не пьяные, то обкуренные! Отвяжитесь.

Она с силой выдернула рукав из моих пальцев и пошла к выходу, я толкнула дверь, обозрела комнатку и поняла, что тут давно никто не живет, помещение было набито грязной мебелью, видно, даже бомжи не желали селиться в подобном месте.

Постояв пару секунд на пороге и вздрогнув, словно попавшая под струю холодной воды собака, я кинулась за Наташей, а та только выходила из подъезда. Я схватила ее за руку и сообщила:

– Ната! Я не пью и не употребляю наркотики.

– Чего вы от меня хотите? – отозвалась молодая женщина.

– Давайте подвезу вас до станции, поговорим по дороге!

Наташа поколебалась, потом нырнула в «Жигули».

– Слушаю, – без эмоций заявила она и уронила на пол свою сумку. Торбочка раскрылась, наружу вывалилась куча мелочей.

– Вот неуклюжая какая, – вздохнула Наташа и стала подбирать вещи. – Ну зачем таскать с собой столько дряни?

– У меня в сумке такой же бардак, – улыбнулась я, потом, решив помочь Наташе, наклонилась, взяла лежащий на коврике ключ весьма странного вида, толстый, с кнопками и брелком с логотипом «БМВ», и подала его хозяйке:

– Держи.

– Спасибо, – нервно ответила та, – так о чем беседовать станем?

Мой рассказ затянулся, Наташа в процессе его потеряла агрессивность, а потом и неприветливость, в конце концов она произнесла:

– Если подбросишь до Курского вокзала, скажу «спасибо», а в качестве платы за проезд расскажу про Леру, только думается, она давно покойница.

Я вздрогнула.

– Почему?

Ната пожала плечами.

– Валерка пропала не вчера, известий от нее никаких не было, что прикажешь думать, а? Ладно, давай по порядку. Слушай, хочешь мороженое? Вон там палатка.

– Нет, – ответила я.

– Постой, себе куплю, – заявила Наташа, сбегала к ларьку, вернулась с огромным рожком и, кусая лакомство, завела рассказ.

Девочки по фамилии Квашня появились на свет в Буркине у сильно пьющей матери. Сначала родилась Лера, а потом Наташа. Были ли они от одного отца, не знает никто, мама Аня сама не помнила, с кем делила постель. Но у нее имелся законный муж Ваня Квашня, на которого и записали девочек. Услышь Иван о том, что дважды стал отцом, он, может, и закричал бы: «Офигели? Я сто лет с Анькой не живу».

Только Ваня давным-давно бежал из Буркина в неведомом направлении.

Аня о девочках особенно не беспокоилась, росли они как трава в огороде, потом мать глотнула некоей жидкости, отдаленно похожей на спирт, и умерла, малышки остались с бабкой Настей, такой же запойной пьянчужкой, что и молодуха. И никто не мог вспомнить, является ли Анастасия родной бабушкой крошек; если все же да, то кем она приходилась Ане? Свекровью? Матерью? Ната особо своим генеалогическим древом не занималась, Настю звала «бабой», а Леру «сестричкой».