Текст книги "Укротитель Медузы горгоны"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

– Внедрить Михаила за кулисы театра «Небеса», как бы невзначай познакомить его со всеми членами коллектива, – ответил следователь. – Моему помощнику надо аккуратно с тамошним народом побеседовать.

Я, ожидавшая чего угодно, кроме такого предложения, изумленно возразила:

– Но он сам прекрасно может прийти за кулисы и расспросить людей. Покажет рабочее удостоверение, и перед ним любой шкаф распахнут.

Невзоров издал хрюкающий звук, а его начальник сказал:

– Степа, мы уверены, что преступник работает в театре или тесно связан с ним. Говорил уже, он, скажем, рабочий сцены, осветитель, буфетчик, каждый день привозит в «Небеса» продукты. Или, может, он представитель пожарной инспекции. В «Небесах» есть арендаторы?

– В фойе, где в антрактах гуляет публика, стоят лотки с книгами, бижутерией и какими-то поделками, – подтвердила я. – Два продавца – мужчины. Совсем про них забыла. Как и о тех, кто предлагает зрителям лимонад и сэндвичи. Буфетчики, работающие в фойе, заходят за кулисы, у них общий склад с актерским кафетерием. Лоточники тоже в служебные помещения заглядывают. У одного Клюев покупает детективы, у другого Таткина приобретает бижутерию. Семен постоянно снует по гримуборным со своими бидонами. В театральном буфете одни бутерброды, а он привозит полноценный обед: первое, второе. У него многие домой ужин заказывают. Это удобно. Розалия Марковна постоянно так делает, отыграет спектакль или закончит репетицию, а у нее в гримерке уже стоят коробочки с готовой едой, остается только взять их и ехать домой. Вот ведь как получается… На ваш вопрос, сколько людей было вчера за сценой, я ответила: совсем немного. А теперь выходит, что далеко не всех вспомнила. Но вдруг убийца уже взял расчет?

– Не переживай, сразу сосредоточиться трудно, – успокоил меня Якименко. – Маньяк быстро не уволится, это может привлечь к нему внимание. И, полагаю, ему хочется быть в курсе расследования, которое ведет полиция. Поэтому, пока Бочкин всех опрашивает, маньяк останется в «Небесах», будет играть свою роль обаятельного человека.

Я пожала плечами. Якименко заметил мой жест и сказал:

– Хорошо, пусть мы ошибаемся, преступника за кулисами нет. То есть его там вообще не было. Но Михаилу все равно нужно стать в театре своим человеком. Это свежее место преступления, у людей живы в памяти всякие подробности, они могут невольно их вспомнить.

– Но там же орудует этот противный Егор Михайлович, – скривилась я.

– Верно, – согласился следователь. – Но он прет, как бегемот по джунглям, ему не все расскажут, не захотят связываться с полицией. А Миша соберет сплетни, услышит беседы, не предназначенные для ушей Бочкина, его стесняться или бояться не станут. Михаилу надо появиться в театре как человеку, не имеющему ничего общего с расследованием. Просто так ему устроиться на работу в «Небеса» трудно, там мало технических вакансий, Лев Яковлевич экономит каждую копейку.

– Его можно понять, – включился в разговор Невзоров. – Особой прибыли театр не имеет. А договариваться с Обоймовым опасно, он может разболтать о том, кто я.

Якименко повысил голос:

– В общем, мы решили, что лучше всего Михаилу прикинуться твоим кавалером.

– Отличная идея, – пробормотала я, – мне всегда нравились парни, которые и суп, и котлету едят одной ложкой.

– Я этого не делаю! – возмутился помощник Якименко.

– Верно, – согласилась я, – ты, извини, режешь бифштекс ножом.

– А чем его кромсать? – искренне удивился парень. – Меня мама еще в детстве научила пользоваться столовыми приборами.

– Это было давно, ты успел позабыть некоторые нюансы, – фыркнула я. – Изделия из рубленого мяса никогда не режут ножом.

– Ага, – скривился Миша, – их берут лапой и кусают.

– Вот видите, у вас уже хорошо получается, вы похожи на влюбленную пару, – без тени улыбки заметил Игорь Сергеевич. – Легенда, значит, такая. Михаил стилист, работает в фирме «Бак».

– Кто? – подпрыгнула я на стуле.

– Один из ведущих специалистов фирмы, – пояснил Якименко. – С Романом Глебовичем я договорился, Невзоров уже оформлен задним числом на работу. Как будто он служит в «Баке» два года под крылышком… э… Роберто.

– Робертино, – поправила я. – Бризоли недавно стал сотрудничать с фирмой, до него был другой человек.

– Это не важно, – отмахнулся следователь, – главное, Миша в штате. Вполне естественно, что жених приходит к невесте на работу, оба ведь занимаются одним делом.

– Значит, я собираюсь за Невзорова замуж… – протянула я. – Прикольно.

– Твоего парня никто опасаться не будет, – продолжал Якименко, – он не спугнет преступника. Миша прикинется слегка глуповатым и бесцеремонным, например, он может подойти к человеку и сказать: «Вау! Вам надо сменить имидж».

– Здорово, – кивнула я, – настоящие стилисты именно так себя и ведут, нагло лезут ко всем без спроса… Игорь Сергеевич, вы говорите ерунду. Ни один успешный стилист бесплатно совета даже маме не даст. Кроме того, Миша похож на представителя мира моды, как я на африканского пингвина.

– Чем я плох? – обиделся Невзоров. – Хожу в фитнес-зал, легко штангу в семьдесят пять кило жму, подтягиваюсь двадцать раз. Вроде не урод, не кретин, могу поддержать нормальную беседу, а Козлова вечно мной недовольна.

– Ты ужасно одет, плохо пострижен, никогда не делал маникюр и не отличишь брашинг от брошки, – выпалила я.

– Кто такой брашинг? – изумился «жених».

Я повернулась к Якименко:

– Его сразу разоблачат. Человек, работающий с моделями, обязан знать, как именуется круглая щетка для укладки волос. И мне будет элементарно стыдно привести в театр человека, который затянул слишком большие джинсы ремнем со столь оригинальной пряжкой.

– Штаны новые, – начал отбиваться Миша, – пояс дорогой, он из Италии… э… сейчас фирму вспомню… Булетти! Нет, Кавалетти!

– Вот-вот, Булетти – Кавалетти – Офигетти, – хмыкнула я. – А место изготовления аксессуара Нью-Йорк – Лондон – Париж – Ухрюпинск. Игорь Сергеевич, ну какой из него стилист? Ладно, допустим, он мой возлюбленный, но давайте представим его водопроводчиком, пусть ходит по театру с вантузом.

– Никогда! – испугался Невзоров. – Я понятия не имею, как с трубами управляться.

– А в моде, выходит, ты прекрасно разбираешься? – прищурилась я.

– Подумаешь, наука, – махнул рукой Миша. – Куплю пару журналов, полистаю, и готово.

– Дурак! – не выдержала я.

– Игорь Сергеевич, – заныл Невзоров, – я говорил вам, что у Козловой отвратительный характер, она меня затюкает.

Якименко похлопал ладонью по столу.

– Михаил, замолчи. Степа, очень прошу, возьми его под свою опеку. Переодень, приведи в надлежащий вид и привези в «Небеса». Ситуация серьезная, мы ловим хитрого и опасного преступника, у которого на совести не одно убийство. Если ты не можешь помочь, скажи сразу, будем разрабатывать новый план, но на это уйдет драгоценное время. Я предполагал, что ты не откажешься, но если ошибся, то лучше нам узнать об этом прямо сейчас.

Мне стало стыдно.

– Конечно, я приведу Михаила в театр. И всем его представлю. Но вы постоянно подчеркиваете, что маньяк умен и осторожен, значит, он будет внимательно присматриваться к моему жениху и не должен ничего заподозрить. Михаила надо хоть внешне превратить в человека фэшн-бизнеса, только я подозреваю, что смена имиджа Невзорову не понравится. В своем же теперешнем виде он смахивает на… на… В общем, у меня нет слов.

– Отлично, делай с ним что хочешь, – согласился Якименко. – Постриги, переодень, накрась.

– Минуточку, погодите! – вскинулся Невзоров.

Я закатила глаза.

– Вот, Игорь Сергеевич, слышите? Он уже недоволен. Прикажите ему не спорить, иначе ваш план полетит в тартарары. Если Миша пообещает мне не перечить, я прямо сейчас отвезу его к Робертино, и во второй половине дня мы с ним явимся в театр. Вчера спектакль отменили, но сегодня он непременно состоится. Я буду гримировать артистов, а Невзоров сможет со всеми познакомиться.

Якименко встал из-за стола.

– Михаил!

– Понял, – обреченно пробормотал мой «возлюбленный».

– Отлично. А пока заплати за наш со Степой перекус, – распорядился Игорь Сергеевич. – Всем до свидания. Я постоянно на связи. Да, чуть не забыл! Егор Михайлович тоже будет слоняться по театру и вести расследование.

– Ой, пожалуйста, уберите его! – взмолилась я. – Он полный дурак, считает, что я каким-то образом замешана в этом деле.

Но следователь не пошел мне навстречу.

– Вот и прекрасно, пусть Бочкин оттягивает на себя внимание. Он временно прикомандирован к моей команде. Егор будет трясти сотрудников театра, а Миша тем временем изучит обстановку изнутри. Ну, теперь я совсем ушел. Спасибо тебе, Степа! Отныне и ты член моей команды, работаешь над делом, это очень ответственно.

– Расплатись и поехали к Робертино, – велела я Невзорову, когда Якименко пропал из виду.

– Вот всегда я у Игоря крайний, – вздохнул Михаил. – У начальника зарплата повыше моей, и один раз я у него спросил: «Почему мне всегда приходится платить?» Знаешь, что он ответил? «Будет, говорит, и на твоей улице праздник. Лет через пятьдесят займешь мое кресло и станешь стажера гонять». А я ведь не стажер, нормальный сотрудник. И почему Якименко решил, что я стану руководителем, когда уже на пенсию пора собираться?

Я открыла сумочку и положила на блюдечко с чеком деньги.

– Поехали к Робу.

– Эй, убери, – возмутился Миша, – я не нищий.

– Ты слишком долго ныл о несправедливости мира, мне слушать надоело, – огрызнулась я. – Надеюсь, твоя машина на ходу? Можешь, несмотря на тяжелое финансовое положение, подвезти знакомую? Или мне надо оплатить бензин, который ты потратишь на перемещение Степы до офиса «Бак»?

Невзоров покраснел. Он явно собирался достойно мне ответить, но тут из его кармана донесся весенний напев. Миша вытащил телефон и забормотал в трубку:

– Сейчас не могу. Сегодня занят. Нет, не получится. Не надо ждать.

Потом убрал мобильный и зачем-то начал объяснять:

– От дантиста трезвонят. Такие настырные! «Вы записаны на прием к семи часам…» По их мнению, я должен все бросить и бежать пломбу ставить!

И тут сотовый Невзорова вновь «запел».

Михаил опять схватил трубку.

– Да. Нет. Сегодня занят. Объяснил уже. Это работа. Нет. Не приду. Более не звоните. Нет. Да. Нет. Может быть. Сколько раз говорить? Я на службе! Да нет же, успокойся…

– Опять стоматолог? – вкрадчиво поинтересовалась я, когда Миша завершил беседу. – Настырный врач, боится клиента потерять?

– Там на ресепшен бардак, – быстро нашелся Невзоров. – Сначала одна администраторша позвонила, теперь другая. Договориться между собой не могут. Пошли.

Я двинулась за Михаилом, который понесся в сторону выхода. Конечно, он сейчас врал, ему названивала какая-то девушка. С представителем клиники так не беседуют, администратору не говорят «Да нет же, успокойся». Скорей всего, у Миши ревнивая любовница.

Мы молча дошли до седана Невзорова, я устроилась на сиденье и проехала весь путь, слушая ужасных исполнителей, распевавших фальшивыми голосами нескладные песни типа: «У тебя все сердце железное… посмотри на меня, дорогая, сгораю я от любви… да, вот такой я!» Выйдя из автомобиля на служебной парковке фирмы «Бак», Михаил обиженно протянул:

– Я не жлоб. И не жадина. Но почему я должен платить за еду, которую не ел?

– Конечно, милый, – голосом настоящей блондинки просюсюкала я. – Ты конкретно не жадный, тебе просто жаль денег!

Глава 10

Робертино бегал вокруг невысокого подиума, на котором стояла тощая девушка, завернутая в кусок ткани.

– Черт, вот черт… – бормотал итальянец сквозь зубы. – Крошка, либо ты кривая, либо у меня глаз кривой. Но мой глаз не кривой, значит, кривая ты. Немедленно собери лопатки в узел, а живот впячь!

– Не поняла, – пропищала модель. – Чего делать-то?

– О Санта-Мария! – взвыл Робертино. – О небо! Впырь пузо!

Робертино живет в России больше года и по-русски лопочет лучше многих москвичей. Учил язык в Милане на курсах и за время пребывания в фирме «Бак» основательно расширил запас лексики, но часто изобретает особенные словечки, которые ставят людей в тупик. Я же великолепно понимаю его, поэтому «перевела» девице:

– Он имеет в виду, что вам следует втянуть живот. Привет, Роб.

Бризоли обернулся.

– О! Степа! Что я не так произнес?

– Надо говорить не «впячить» и не «впырить», а «втянуть», – пояснила я.

Робертино щелкнул пальцами.

– Дорогая, ты пока свободна. Принеси нам кофе, плиз.

Модель безропотно шмыгнула за дверь.

– Загадочный русский язык, – продолжал Бризоли, – в нем мало логики. Если можно сказать «выпятить пузо», то его следует впячивать.

– Забудь об этом, – посоветовала я. – Познакомься с Мишей.

– Привет, Миха, – заулыбался итальянец. – Как поживаешь?

– Роскошно, – буркнул Невзоров, во все глаза пялясь на Робертино.

– Лучше обращайся к нему Майк, – предложила я.

– Супер! – кивнул Роб. – И что нам надо?

– Это он у тебя работает, – понизив голос, напомнила я. – Тебя же предупредили о человеке из особого отдела?

– Вау! Полицейский! – обрадовался Робертино. – Да, да, я готов помочь. Я очень патриотично настроенный человек. Какой вы милый, Майк! Простите мой кислый вид, сначала я решил, что вы журналист. Они так странно… ммм… выглядят. Я всегда готов оказать любовь полицейским, вы храбрые парни. Служить и защищать. О’кей?

– Его надо одеть, причесать и сделать похожим на твоего помощника, – остановила я Роба. – Времени у нас кот наплакал.

Стилист замер. Потом кинулся ко мне, обнял, поцеловал и с чувством произнес:

– Дарлинг! Мне офигенно жаль твоего кота. Не переживай, сейчас все лечат, он поплачет и выздоровеет.

Михаил прыснул в кулак.

– Что-то не так? – разволновался Робертино.

– Потом объясню, – отмахнулась я. – Начинай скорей. Какие у тебя идеи по поводу имиджа Майка?

Итальянец пару раз обежал вокруг Невзорова.

– Ужас! Беда! Горе! Джинсы сжечь. Ремень отдать соседу, пусть он на нем выгуливает свою собаку. Белые носки! О! О! О! Белые носки засунуть… Ну, в эту… Господи, как ее правильно назвать? Из головы вылетело, короткое, часто употребляемое всеми слово…

– Мы поняли, не надо его вспоминать, – сдавленным голосом произнесла я, – можешь продолжать.

– Теперь сандалии, – застрекотал Бризоли. – Ну в принципе приемлемо. Но нет! Нет и нет! Подарим их дедушке. Майк, у вас есть грандпапа?

– Нет, – прошипел Невзоров.

– Старики обожают подобные вещи, – расстроился Роб. – Ну ничего, положите их в шкаф, через пять лет по десять годов достанете и обрадуетесь.

– Он хотел сказать «пятьдесят», – пояснила я.

– Уже сообразил, – огрызнулся Миша.

– Когда мы очистим тело от шелухи одежды, достойной помойки, то получим вполне пригодный материал для драпировки, – задумчиво произнес Робертино, продолжая осматривать парня. – Вот только не нравится моим очам пузо. Милый, можешь его впятить?

– Это мышцы! – возмутился Невзоров. – Я регулярно качаюсь!

– Вау! Фитнес-мэн! Супериссимо! – гладя Мишу по плечам, спине и груди, тараторил Робертино. – Клевиссимо, офигиссимо! Моменто, плиз, я пошел за интересным вариантом.

– Если твой Роб еще раз меня пощупает, получит в морду, – выпалил Невзоров, когда Бризоли умчался. – Он голубой?

– Нет, Робертино обожает женщин, – успокоила я «жениха». – Он вовсе к тебе не приставал, просто хотел разобраться, какой прикид лучше выбрать, уточнял размер.

– Мог бы сантиметром обмерить, – запыхтел полицейский.

– У него вместо измерительной ленты пальцы. И кстати, ты обещал не капризничать, – напомнила я.

– Вот прекрасный верх и брюки, – объявил Роб, возвращаясь, – немедленно примеряй. Ну же, не спим! А то превратимся в это… такое холодное, как его…

– Лед? – предположила я.

– Нет, белое, в шоколаде, – уточнил Бризоли, – с джемом.

– Мороженое, – хихикнула я. – Вообще-то у нас говорят: «Не спи, а то замерзнешь». Миша, ты чего застыл?

В глазах Робертино засверкали искры.

– Не нравится? Ты натяни, а потом оценишь.

– Мне сначала надо раздеться, – прохрипел Невзоров.

– И? – не понял Бризоли. – Что тебе мешает? Брось свой накид вон в то кресло. Ой, нет, там «вешалка» свое белье расшвыркала, лучше на диван. Некоторые девушки неаккуратные антилопы.

– В данном случае лучше сказать «козы», – поправила я.

– Антилопа не коза? – удивился Роб. – Я думал, это одно и то же.

– Не совсем, – развеселилась я.

– Четыре ноги, хвост и рога, – стоял на своем Робертино. – Знаешь, я понял, надо мной тут кое-кто подшучивает, пользуется тем, что мой русский язык пока лишен совершенства, и подсказывает неправильные выражения. Но все равно, четыре ноги, хвост и рога. Чем они разные?

– У нас с тобой по две руки и одной голове, но разве мы похожи? – поддержала я пустой разговор. – С антилопой и козой та же фишка. Лошадь не корова. Тигр не леопард. Я не ты. Антилопа не коза.

Итальянец закатил глаза.

– Сплошные сложности. Милый, ты еще не переоделся? Что такое?

– Не могу же при вас штаны снимать, – надулся Миша. – Где тут примерочная?

Роб растерянно заморгал.

– Дарлинг, о чем он?

Я подошла к Невзорову.

– У нас раздеваются без капризов, прямо где стоят. Никаких ширм или закутков здесь нет. Видишь, в кресле лифчик, трусики и юбка? Это модель сбросила перед работой. Голое тело в фэшн-мире никого не смущает, не удивляет, не возмущает, оно не секс-объект, а просто манекен.

– Отвернись, – потребовал мой целомудренный «жених».

– Нет проблем, – согласилась я, поворачиваясь к Мише спиной. – Хотя интересно, что ты стесняешься продемонстрировать? Татуировку «ДМБ придет» между лопатками?

Послышалось сопение, кряхтение, затем возглас Роба:

– О! Секси!

Я оглянулась и постаралась не расхохотаться. Михаил натягивал через голову розовый хлопчатобумажный пуловер, но меня рассмешил не свитер, а трусы парня. Ярко-голубые боксеры были покрыты изображениями милых котят с бантиками на шее. Ну кто бы мог предположить, что полицейский выберет для себя столь игривый принт?

– Он меня душит, – прохрипел Невзоров, одергивая джемпер. – Просто прилип к телу!

– Сейчас привыкнешь, – пообещала я. – Он тебя не обтягивает, просто он по размеру, а не на два больше, как твои джинсы. Теперь брюки.

Миша взвизгнул:

– Не смотри на меня! Я голый!

– Чем он недоволен? – изумился Робертино.

– Пустяки, – отмахнулась я, – сейчас успокоится. На улице жарко, Майк неадекватно реагирует на такую погоду. Однако у твоей, Миша, девушки определенно есть чувство юмора, она купила тебе оригинальные трусишки.

– Сам их приобрел, – глупо соврал Миша, судорожно хватая брюки.

Я потупилась. Многие парни любят белье с принтом, и сейчас фирмы выпускают такое. Но если мужчина сам отправится за покупкой, он выберет трусы с изображением машин, пистолетов, бутылок. Мимо «боксеров» с котятами представитель сильного пола пройдет, не останавливаясь, а вот девушка устремится к ним или к белью с принтом щенков, поросят, утят. Кому-то просто нравится видеть такие труселя на любимом, а кто-то дарит их избраннику с другой целью. Одна моя знакомая завела роман с художником и – неожиданно оборвала отношения после того, как впервые оказалась с ним в интимной обстановке.

– Снял он брюки, а под ними плавки с зайчиками. Я тут же оделась и ушла, – рассказывала она мне.

– Если у человека дурной вкус, это не означает, что он тебя недостоин, дай ему шанс, – улыбнулась я.

– Степа, ты разве не понимаешь? – воскликнула подруга. – Иван сказал, что холост, но, судя по бельишку, у него определенно есть жена или постоянная любовница, которая и купила эти труселя. Это же буквально объявление: «Прочь от мужика, он мой».

– Брюки прекрасно сели! – обрадовался Робертино.

– Коротки, – занудил Невзоров, разглядывая себя в зеркале, – до щиколотки.

– А до куда они должны быть? – поразился Бризоли. – Тянуться шлейфом по дороге? Узкая модель всегда до косточки. Теперь ботинки!

Миша сел на диван, взял носок…

– Нет! – хором заорали мы с Робертино. – На босу ногу!

– С ума сошли? – испугался Невзоров. – Я сотру кожу.

Робертино поднял ступню.

– Вот так! Видишь? Попробуй, очень удобно и красиво.

– Набью мозоли, – сопротивлялся Михаил. – Чем вам мои носки не угодили? Они новые, белые, как раз для лета.

– Их надо класть… в… эту… ну… сейчас, сейчас… Вспомнил! В жопу! – обрадовался Роб. – Мне Марина из секции косметики это слово посоветовала употреблять. Сказала: «Робик, если что не так, его надо класть в жопу».

– Засунуть, – отчеканил Михаил, – в жопу не кладут, а засовывают. Кладут совсем другое.

– Что? – заинтересовался Робертино.

– Прекрати! – приказала я Невзорову, отнимая у него носки. – Не смей учить Бризоли гадостям.

– Он их и без меня узнает, – пробурчал Михаил, натягивая туфли.

– Ну, посмотри в зеркало, супериссимо! – засуетился Бризоли. – Мачо! Красавец! Секси! Умница!

– Я похож на клоуна, который одолжил прикид у младшего брата, – простонал Михаил. – Стыдно на улицу выйти! Верните брюки, пояс и рубашку с пиджаком.

– Сейчас позвоню Игорю Сергеевичу, – пригрозила я.

– Вот уж не подозревал, что при помощи шмоток можно так изуродовать человека, – процедил помощник следователя.

– О, ему не нравится? – расстроился Роб. – Но это лучшее из последней коллекции. Шикарно! Очаровательно! Я нашел самое-самое. Если Майк впятит пузо…

– Это мускулы! – рыкнул Невзоров, надувая щеки.

– Йес, йес, – быстро согласился Бризоли. – Но если ты впятишь мускул пуза, облик станет совершенным. Теперь надо помыть голову.

– Я утром душ принимал, – заспорил Невзоров, – целиком мылся.

– Как же я буду тебя постричь без влажных волос? Пойдем, милый… Шампунь супериссимо, глаза не щиплет. Кондиционер с запахом ванили, – начал уговаривать капризника Роб. – Ты ведь должен выполнить важное полицейское задание.

– Ваш кофе, – пропищала манекенщица, входя в комнату.

– Ты за ним в Китай ездила? – предположила я.

– Не-а, – ответила девица, – спускалась на первый этаж в автомат. Сливок налила и сахар положила.

– Смотрится странно, – протянул Робертино, заглядывая в картонный стаканчик. – Цвет, как у молодой… э… ну такая… растет из земли…

– Почему одна порция? – допытывалась я.

– А сколько надо? – заморгала красавица.

– Милая, хочешь капучино? – любезно предложил мне Бризоли.

Я поспешила отказаться.

– Спасибо, слишком жарко.

– А ты, дорогой? – обратился Роб к мрачному Михаилу.

– Аппетит пропал, – пробормотал Невзоров.

– Ну и я тогда откажусь, – пожал плечами стилист.

– И куда мне теперь его девать? – решила показать характер модель.

– Милая, выпей сама, – нежно предложил Бризоли.

– Вот еще! – фыркнула красавица. – Не стану эту гадость употреблять, я к растворимому дерьму из автомата не прикасаюсь.

Робертино схватил Мишу за руку и потащил в сторону мойки.

– Так куда ваш кофе деть? – повысила голос манекенщица.

Роб обернулся.

– Положи его в жопу! Не мешай работать!

«Вешалка» ойкнула и удрала. Бризоли усадил Невзорова в кресло перед раковиной и включил воду.

– Майк, как температура? Или погорячее открутить?

– Делай, что хочешь, – сдался Михаил и закрыл глаза, – мне уже все по барабану.

– Супер! Ты играешь в группе? – восхитился Бризоли. – Чак Берри! [6]6
  Чарльз Берри – американский певец, гитарист, легенда рок-н-ролла. Ушел со сцены в 2012 г.


[Закрыть]Рок-н-ролл! Ринго Старр!

Я, сдвинув в сторону шмотки Миши, села на диван и вздохнула. Пусть кто-нибудь другой объяснит Робертино, что русское выражение «все по барабану» не имеет к музыке ни малейшего отношения.

Через полтора часа Робертино обошел пару раз вокруг Михаила и закатил глаза.

– Он прекрасен! Супер!

– Огромное тебе спасибо, – сказала я, – ты очень нам помог.

– О! Последний поцелуй! – подпрыгнул Роб.

Невзоров быстро спрятался за мою спину. Бризоли схватил со столика флакон и щедро опрыскал моего «жениха».

– Что за дрянь… – простонал Миша.

Робертино сгорбился и понес духи на место.

– Потрясающий запах! – закричала я. – Роскошная композиция, будит воспоминания о лете в Риме.

– Милая, ты угадала, – встрепенулся Бризоли, – мой первый парфюм так и называется – «Римские каникулы».

– Восхитительно! – не умолкала я. – Побрызгай мне на запястье. М-м-м… Буду весь день нюхать.

– А ему не понравилось, – снова расстроился Робертино. – Наверное, я рано выпустил аромат из лаборатории. Это мой первый опыт парфюмера.

Я покосилась на Михаила. Надеюсь, парень сообразит, как ему нужно поступить.

Невзоров криво улыбнулся:

– Ты меня неверно понял. Я в восторге! Супер! Слово «дрянь» у нас говорят, когда… ну… Это вроде похвалы.

Лицо Робертино разгладилось.

– О, загадочный русский язык! Трудно в нем до конца разобраться. Вот, например, фраза: «Получи от меня привет». Она ласковая. Но если просто произнести: «Получишь у меня», выходит угроза.

– Ничего, скоро освоишь все нюансы, – приободрила я Бризоли.

– И вот вопрос – что такое жопа? Комод? Шкаф? – спросил Бризоли. – Или тумбочка? Ящик?

– Хм, у кого как, – сдавленным голосом произнес Михаил, – у некоторых натуральный письменный стол, два на два метра.

Я взяла Робертино под руку.

– Милый, понимаешь, жопа – это то, на чем человек сидит.

– О! – ахнул Бризоли. – Как интересно!

– Но лучше тебе это слово не употреблять, – предостерегла я. – Это не то чтобы очень неприличное ругательство, но и не совсем комильфо, вроде французского «cul».

– Больше не стану! – замахал руками итальянец. – Зачем тогда Марина мне посоветовала все туда класть?

– Некоторые люди спокойно произносят грубости, – пожала я плечами. – Ты просто запомни: в приличном обществе неуместно говорить о жопе.

– Спасибо, Степа! – с чувством произнес Бризоли. – Можно я тебе звонить буду, если возникнут проблемы с лексикой?

– Конечно, – разрешила я, – всегда пожалуйста.

– У тебя пакета не найдется? – спросил Миша. – Хочу свою одежду забрать.

– Дорогой, лучше подари ее клошарам [7]7
  Клошар – бомж ( фр.).


[Закрыть], – посоветовал Робертино, протягивая Михаилу связанную из разноцветных полос сумку. – Она ужасна и тебе не по размеру.

– А простого полиэтиленового пакета, какие в супермаркетах дают, нет? – вздохнул Невзоров. – Ты мне слишком супериссимо котомку даешь.

– Эти изделия в летнем сезоне на пике мужской моды, – улыбнулся Бризоли, – взять в руки что-то другое нелепо.

Миша молча принялся запихивать в сумку свои шмотки.

Роб выхватил у него пиджак.

– Не так, дарлинг, а то потом он не разгладится. Рукава сюда, спина, борт… Опля!

– Ловко у тебя получается, – восхитился Миша, – я так не умею.

– Зато ты ловишь бандитов, а я умру от страха, увидев грабителя, – сделал ответный комплимент стилист. – Можно задать последний вопрос? Не желаю вас обидеть, но хочется разобраться в менталитете людей, среди которых я собрался прожить не один год. У всех народов есть национальные привычки. Вот итальянцы очень зависимы от мамы. Мама для нас все! Французы жадные, вечно экономят. Я своим вопросом вас обидеть не намерен.

– Спрашивай, наконец, – поторопил Миша.

– Итальянцы без мамы жить не могут, французы жадные, американцы всякую дрянь вроде гамбургеров едят, – повторил Бризоли, – и я уже запомнил, что «жопа» не совсем приличное слово. Но, плиз, объясните мне, зачем туда русские носки и всякие вещи кладут? Как они у вас там помещаются?

Я стиснула зубы, Невзоров прикусил губу, потом, едва сдерживая смех, ответил:

– Козлова тебе лучше растолкует.

И быстро выскочил за дверь под аккомпанемент своего мобильного.

– Я что-то не то сказал? – растерялся Робертино.

– Извини, нет времени, чтобы тебе все объяснить, – тоже пытаясь не расхохотаться, ответила я. – Сделай одолжение, более никому не задавай этого вопроса. Забудь злополучное слово, и все. И вообще, не повторяй глупости, которые говорит Марина, лучше сразу звони мне. О’кей?

– О! Степа! Обожаю тебя! – засуетился Робертино. – Сейчас в качестве подарка… моменто…

Не успела я моргнуть, как Бризоли щедро опрыскал меня духами.

– Вот, дарлинг, презент от создателя аромата.

Я рассыпалась в благодарностях и выскочила в коридор. Увидела, что Миши нет, прошла вперед до того места, где галерея поворачивает налево, и услышала тихий голос Невзорова:

– Сколько можно трезвонить? Объяснял сто раз, я на работе, не могу с тобой сюсюкать. И как ты себе это представляешь? Бросаю труп и еду с тобой в кафе? Что? Ладно, давай встретимся. Я тебе эсэмэску пришлю. Честное слово! Просто был занят. Все, больше не дергай меня. Хорошо. Выкинь глупости из башки! Ну да, я тебя тоже люблю.

Последние слова Михаил бормотнул скороговоркой. Я на цыпочках отошла назад, потом крикнула:

– Эй, ты где?

Невзоров выглянул из-за поворота.

– Тут. Спрятался от Робертино. Хотя он вовсе не противный, только много болтает.

– Итальянцы любят поговорить, – улыбнулась я.