Текст книги "Авоська с Алмазным фондом"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

– Ирина не думала о суициде? – спросил я.

Ольга заерзала на стуле.

– Ну… пару раз сказала, что лучше самой на тот свет уйти, чем от боли мучиться.

Я подлил ей в чашку чаю.

– Но ведь Ира была верующей, а самоубийство – большой грех.

– Из чего вы сделали вывод про религиозность Вилкиной? – удивилась Оля. – Нет, она не ходила в церковь.

– Среди ее вещей нашли несколько книг божественного содержания, – пояснил я. – И еще золотой крестик на цепочке, который…

Я быстро проглотил окончание фразы: «висел на шее трупа» и соврал:

– Лежал на тумбочке.

Девушка потянулась к пирожному.

– А‑а‑а… Иришка в последнее время подрядилась религиозную литературу раздавать. Не знаю как, но она эту работу нашла в каком-то центре, не в храме. Им там нужны молодые люди, распространяющие издания. Вилкина ходила по институтам, школам, вручала девчонкам и парням брошюрки, а вместе с ними приглашение на дискотеку.

– На танцы? – удивился я.

Оля поморщилась.

– Думаю, там какая-то секта, куда заманивают новых членов. А как ребят зазвать? Вот и устраивают бесплатные вечеринки. Кто-то разок придет и больше не появится, а другому понравится, станет постоянным посетителем, не заметит, как в секту вступит, все деньги в их кассу попрет.

Светлова обхватила чашку ладонями, сказав:

– Что-то холодно стало… А почему вы Ирой интересуетесь? Что с ней случилось? Зачем в ее комнате рылись?

Я ожидал, что Ольга задаст эти вопросы сразу, подойдя к столику в кафе, и заранее заготовил ответ.

– В доме под снос обнаружили мертвого человека.

Собеседница зажала рот рукой.

– Ой!

– К сожалению, пока личность самоубийцы не установлена, – осторожно сказал я.

– Почему? – удивилась Светлова. – В телесериалах показывают, что это просто сделать – пальцы краской мажут…

Рассказывать ей о том, в каком состоянии находятся останки, категорически нельзя.

– Верно, – согласился я, – но папиллярные узоры надо сравнить с Ириными, а у нее никогда не брали отпечатки.

Ольга опустила глаза.

– Значит, нельзя понять, кто мертвец… Мне же надо вам всю правду рассказать?

– Желательно, – кивнул я.

И услышал неожиданное:

– Ирина мне квартиру отдала из-за сектантов, которые сначала ее в свою паутину заманили. Они же там все ласковые, душевные. В общем, слушайте дальше…

Вилкина стала книги раздавать, и пару недель ей за это платили. А потом спросили:

– Почему ты такая бледная? Пойди выпей в нашем буфете чайку, съешь бутербродов с сыром. Денег за еду не надо платить.

Ира приняла приглашение. К ней за столик подсела тетка лет пятидесяти, завела разговор, и девушка сама не поняла, как все-все ей растрепала – про свою болезнь, про новую квартиру. И Вилкину взяли в оборот. Сначала любовью окутали, кормили-поили бесплатно, затем стали какие-то микстуры давать, пугать принялись:

– Если умрешь, кто тебя похоронит по-человечески? Кто поминки устроит? Отпиши нам свою новую жилплощадь, мы ее потом продадим, деньги на памятник тебе истратим, молиться будем за твою душу.

Вот тут до Ирины дошло, что к чему. Она перестала ходить в секту, но ласковые люди от нее не отставали. Тогда Вилкина подарила однушку Светловой, а сектантам заявила:

– Все, нет квартирки.

И уехала в Балуево, подальше от уродов, ну и заодно на родные места поглядеть…

– Вот как все было, – закончила повествование Ольга.

– Помните название той организации? – спросил я.

– Нет, она его не упоминала, – вздохнула собеседница.

– А где их офис?

– Понятия не имею.

– Имя кого-нибудь из руководителей секты знаете?

Светлова схватила очередную бумажную салфетку и приложила ее к глазам.

– К сожалению, нет. Ирка ничего-ничего мне о секте не сообщила, кроме того, что порвала с ней и хочет временно в Балуеве заховаться. Мол, боится, что главари ее найдут и отомстят, что однушку не получили. Думаю, в доме другая девушка умерла. И крестик точно не Иркин. Вы на него внимания не обращайте, лучше выбросьте побыстрее – плохая примета чужой крест трогать. Да-да, прямо сегодня вышвырните! Иришка в бога не верила. Как же тяжело жить, когда рядом родного человека нет… Ой, плохо, что мы с ней одни-одинешеньки на свете…

– У Вилкиной есть брат, – напомнил я. И поправился: – Вернее, он не совсем брат, но Ира его таковым считала.

Светлова кивнула.

– Слышала про него, но они ведь не общались.

Я колебался пару мгновений и сказал правду:

– Ирина приезжала ко мне с просьбой найти Константина Ерофеевича Вилкина, внука своего отца от первого брака.

Оля разинула рот.

– Даже так? А мне ничего про это не сказала. О брате она в детстве всего один раз упомянула, когда только в интернат попала, сообщила, что ее родители погибли, а Костя учиться уехал. Я ей посоветовала: «Попроси Марию Алексеевну с твоим братом связаться. Он навещать тебя станет, может, к себе возьмет. Но Ира ответила: «Мы с ним не дружили, он старше, да и не брат мне, а внук папы от другой жены. Не хочу его никогда видеть и говорить о нем не желаю». Я поняла, что ей почему-то неприятно вспоминать Костю, и мы о его существовании забыли. Белкина о нем тоже помалкивала, хотя Мария Алексеевна всегда родню детдомовцев искала.

Я отодвинул пустую чашку.

– Константин на самом деле не очень-то хороший человек, я беседовал с ним. Он бизнесом занимается.

Ольга, успевшая взять чашку, пролила чай.

– Бизнесом? Константин богат?

Я вспомнил новую иномарку, на которой Вилкин-Ухов приехал на встречу, его совсем не дешевые часы, модный костюм и промолчал. Но отчего-то подумал: во времена моего детства наличие у человека собственного автомобиля, золотого брегета и пиджачной пары из шерсти наивысшего качества свидетельствовало о полнейшем материальном благополучии субъекта. А если у него была ушанка из меха ондатры, сразу становилось ясно: сей индивидуум в придачу к толстому кошельку обладает высоким положением в обществе. Круче этого головного убора, покупаемого в особой секции ГУМа, куда не имели доступа простые смертные, были только «пирожки» из серого каракуля, которые отчего-то любило высшее руководство страны.

Я, семилетний, наблюдая по телевизору за парадом седьмого ноября на Красной площади, спросил у матери:

– Мамочка, почему правительство одинаково одето? И у них глупые шапки. В них же холодно – уши мерзнут.

Николетта моментально отвесила мне оплеуху и заорала, повернув голову в сторону кабинета отца:

– Вот оно, твое воспитание, Павел! Из-за Вавы нас в Сибирь сошлют, будешь свои книги тамошним медведям вслух читать. Иван! Советское правительство не может выглядеть глупо. Ты хочешь бегать писать во двор и там же каждый день мыться из лейки?

Я был мальчиком с живым воображением, поэтому сразу представил, как выхожу из подъезда дома, расположенного в самом центре Москвы, на оживленную улицу, устраиваюсь около дерева, потом раздеваюсь, беру лейку… Ясное дело, я перепугался и прошептал:

– Нет.

– Вот еще раз сболтнешь чушь про самых лучших, справедливых, умных, красиво одетых вождей СССР – и лишишь семью теплого туалета, горячей воды и много чего другого! – пригрозила маменька.

Я потом лет до тринадцати боялся, что к нам придет хмурый сантехник, отвинтит и унесет унитаз, выломает ванну… Одним словом, я тогда по одежде и машине человека мог составить мнение о его положении в обществе. А теперь такой субъект, вполне вероятно, беден, как заяц в поле, просто он набрал кредитов.

– Обалдеть! – продолжала изумляться Оля. – У Ирки обеспеченный брат!

– Назовите, пожалуйста, имя врача, который лечил Вилкину, – попросил я.

– Не знаю его, – ответила Светлова.

Я попытался хоть что-то выяснить:

– Это мужчина или женщина?

Ольга пожала плечами.

Но покойная Элеонора научила меня не пасовать перед первой трудностью.

– Какую поликлинику посещала Ира?

– Московскую.

Вот здорово! А я‑то думал, что Вилкина пару раз в месяц летала в Нью-Йорк.

– Адрес учреждения подскажите.

– Никогда его не слышала, – покачала головой моя собеседница. – Ирка ничего про лечение не говорила. Вообще. Я пыталась спросить, а она разозлилась: «Отстань, без тебя плохо». Вилкина такая, любит из всего тайну делать. Меня вечно расспрашивала, прямо в печень лезла, и о парнях, и о работе, а о себе – молчок. Про болячку сообщила, а о лечении нет. Жаловалась пару раз, что ей от таблеток плохо, и только.

– Ира принимала лекарства? – уцепился я за крохотную ниточку.

– Ну, конечно, – сказала Светлова. – Все, кого лечат, пилюли глотают, но я ни разу упаковку не видела.

Я решил не предаваться унынию. Что за хворь подцепила Вилкина, Ольга сказать не может, где и кто лечил Ирину, тоже не знает. Очень странно, что в комнате умершей не нашлось никаких медикаментов, кроме пустых блистеров из-под средства от гипертонии. Но, может, этот факт работает на мою версию? На кровати лежала не Ирина. Вилкина жива, уехала в местечко Балуево, откуда родом, чтобы там получить инъекцию приятных воспоминаний и спрятаться от сектантов. Вот почему в убогой комнате отсутствуют летняя одежда и медикаменты. Последние Ира взяла с собой, а шмотки надела. Единственное, что мешает поверить в эту версию, – завещание на тумбочке. Зачем его составлять, если не собираешься умирать?

Светлова словно услышала мои мысли.

– Знаете, вот подумала я сейчас немного, и кажется мне, что Ира могла отравиться. Она боялась, что ей больно будет, если лечение не поможет и умирать придется. А завещание составила потому, что опасалась: вдруг квартира мне не достанется, потому что акт дарения неправильно составлен… Или… Ну, не знаю, что еще. Считаете, глупо такую бумагу писать, если все равно жилье уже отдала?

– Немного странно, – ответил я. – Ведь подарок нельзя отнять.

– Ира, вероятно, полагала иначе, – уперлась Ольга. – Я просто на две части раздираюсь. Могла Вилкина с собой покончить? Да. Могла уехать в Балуево? Тоже да. Вы все проверьте, скатайтесь в эту деревню. Туда недолго ехать, если на скором, одна ночь всего. Верила Ира в бога? Нет! Крестик не ее, но раз он на тумбочке лежал, значит, умерла не Вилкина. Хотя Ирке кто-то мог его подарить. Скажем, она с Марией Алексеевной встретилась, а та бывшей воспитаннице оберег дала… Ира умерла? Или нет? Голова кругом.

Я решил не впадать в грех уныния и вынул кошелек.

– Простите за долгую беседу. Вот моя визитка, если вспомните что-то интересное, позвоните. Вдруг Ирина с вами свяжется? Да, чуть не забыл! У Вилкиной был кавалер, который мог подарить ей нижнее белье стоимостью пару сотен евро?

Ольга схватила пирожное и принялась с аппетитом его есть.

– Никого у Ирки не было.

Я почему-то ощутил волнение.

– У вас случайно не найдется образца почерка Вилкиной? Может, сохранилась открытка на Новый год?

– Зачем нам друг другу писать? – хмыкнула Оля, доедая «картошку». – Глупо это, легче сказать, чего хочешь.

Я встал.

– Еще раз спасибо.

Светлова исподлобья глянула на меня.

– Я сидела тут долго, а время дорого. Хотите сладкой ерундой отделаться? Из-за вас я заработка лишилась, не поехала к клиенту.

Я не стал ловить девушку на лжи, не напомнил, как она, беседуя со мной по телефону, сообщила, что совершенно свободна сегодня, просто достал купюру и положил на стол.

Глава 10

– Не много ты узнал, – констатировал Глеб, услышав мой рассказ о беседе с Ольгой. – А у меня полна корзина грибов. Но, как водится, есть среди опят и поганка. Позвонил я господину Константину Ухову-Вилкину, представился, сообщил, что в комнате, из которой его сестре выехать следовало, нашли труп. Мужик спокойно так, без нервов, ответил: «Ирина не является моей сестрой, она дочь моего деда, Вениамина Михайловича Вилкина, от второго брака. Общей крови у нас четверть капли. Что вам от меня надо?» Я объяснил: «Анализ ДНК. Тогда точно определим, чье тело нашли в комнате». И этот урод отказал! Заявил: «Мне плевать, кто там тапки отбросил. А вы, если родственную связь установите, потребуете останки забрать. Их же хоронить надо, значит, деньги отстегивать. За каким дьяволом я должен на чужую бабу тратиться?» Ну тут я совсем рассвирепел: «У вас же с женой именно похоронный бизнес». Так этот хрен заорал: «Вас не касается, что у нас есть! Не смейте мне больше звонить. Анализ не сдам». Ну не мерзавец ли?

– Неприятный человек, – согласился я. – А какая новость хорошая?

Глеб присвистнул.

– Пошуровали мы в базах и выудили всякое разное. В поселке Балуево действительно жила семья Вилкиных, Вениамин Михайлович и Резеда Ивановна…

– Редкое, кстати, женское имя, – перебив, отметил я.

– Да, – кивнул Филов. – Но не это самое интересное. Вилкины усыновили внука Константина, родители которого погибли в автоаварии…

– Секундочку! – опять прервал я полицейского. – Ирина рассказывала мне и Ольге, что отец и мать брата умерли от травм, полученных при катании на горных лыжах.

– Нет, – возразил Филов, – документы свидетельствуют о другом. Мой приятель-компьютерщик залез в архив органов опеки, там написало о ДТП. Мамаша с папашей напились, Ерофей сел за руль и – всем привет! Небось дед с бабкой не хотели рассказывать мальчику правду и придумали версию про горнолыжников. Родители, умершие по пьяни, – это некрасиво. Константина органы опеки отдали ближайшему родственнику без слов. Вроде ничего странного, так?

– Пока да, – согласился я.

– В Балуево Вилкины прибыли, когда их дочке Ирине исполнился год, Константину тогда было девять лет, – продолжил Глеб. – У Вениамина Михайловича копеечка водилась, он купил неподалеку от поселка заброшенный пионерлагерь, вернее, пару домиков, которые от него остались, и превратил их в мотель. Несколько лет все шло хорошо, а потом взрослые угорели. Балуевская милиция не усердствовала, разбирая происшествие, дело всем понятным казалось. А я удивился: не первый же раз Вилкины печку топили, почему вдруг вьюшку-то закрыли? И куда подевался Константин? Его ни в избе, ни во дворе не нашли. Девятилетнюю Иру допросили спустя две недели после беды, девочка лежала с нервным срывом в больнице.

– И она что-то вспомнила? – не утерпел я.

– Да, внесла некоторую ясность. Оказывается, за день до несчастья Костя уехал из дома. Юноша, окончивший на пятерки школу, мечтал получить высшее образование, планировал поступить в вуз. Но дед запрещал ему даже думать об отъезде в большой город, запугивал: «Ты там пропадешь, без денег и связей в Москве делать нечего. Золотая медаль попасть в институт не поможет, в столице на студенческой скамье сидят только дети богатых-знаменитых. Мы не голодаем, но содержать тебя вдали от Балуева не сможем. Что будет, если ты заболеешь или тебя злой человек обидит? Ты в провинции рос, не лезь в мегаполис, который и не таких, как ты, в пыль перемалывал. Живи спокойно дома. Найдем тебе невесту, родятся дети – вот оно, настоящее счастье». Но внук упорно твердил: «Хочу получить достойное образование».

– А приемная мать принимала участие в решении судьбы Кости? – задал я очередной вопрос.

– Да, Резеда Ивановна уговаривала паренька послушаться совета мужа, но Вилкин-младший закусил удила. И в конце концов Вениамин Михайлович сдался, сказал жене в присутствии Иры: «Ладно, пусть Костя поживет в Москве один. Хлебнет лиха и вернется». Иринку отъезд Кости совсем не расстроил. Она с ним не дружила, он постоянно ее обижал. Когда, например, она была совсем малышкой, Костя столкнул кроху в овраг с крапивой и смеялся, глядя, как она заливается слезами от боли. А еще швырял ей на волосы смолу, пачкал подушку золой. Когда Ира чуть подросла, Константин поутих, но все же регулярно отвешивал ей затрещины. За что? Просто так, от плохого настроения. В шестнадцать лет Костик неожиданно кардинально изменился, стал приветливым, даже ласковым, мог угостить Ирочку конфетой, предлагал ей помочь с уроками, в особенности с математикой, которая оставалась за гранью понимания школьницы. Но Ирина сторонилась подростка, ожидала от него подвоха, понимала: неожиданно вспыхнувшая любовь – неправда. Костя проявляет о ней заботу в присутствии старших, хочет казаться добреньким, на самом же деле на дух ее не переносит.

Глеб замолчал, а я сказал:

– Не сочтите за упрек, но пока ничего нового я не узнал.

– Погоди, сейчас, – пообещал Филов. – Проверил я Вилкиных-старших, хотел выяснить, где они жили до приезда в Балуево, чем занимались. Узнал, что супруги были прописаны во Владивостоке, потом укатили в Омск, оттуда в Екатеринбург, затем в Подмосковье. После смерти сына перебрались в Казань…

– Эк семью по стране-то носило, – удивился я.

– Странно, да? – засмеялся Филов. – Господин Вилкин прямо летун. Меня это тоже удивило. Ну и выяснилось в конце концов вот что. До приезда в Балуево никакой семьи Вилкиных не существовало. Переезды – чистая туфта, зафиксированы лишь на бумаге. Если обычный человек что-то про Вениамина узнать захочет, он далеко по цепочке не пройдет, это нелегко. Но я‑то упорный, а потому обнаружил: не было никаких Вилкиных. На свет не рождались, нигде не учились, не работали. А сведения о прописке хитрые: во Владике они якобы проживали на служебной площади, но дом снесли через неделю после их отъезда, в Омске после того, как семья укатила, здание сгорело… Дальше продолжать не стану.

– Не может быть, – пробормотал я, – наверное, вы ошиблись.

Из трубки послышались шепот, шуршание, потом раздался другой голос:

– Я лучше всех нахожу информацию, со мной мало кто сравнится на этом поле. Здрассти, я Михаил.

– Иван Павлович Подушкин, – машинально представился я.

– Знаю, – отрезал новый собеседник, – мне о вас Максим рассказывал.

– Вы из техотдела? – догадался я. – Воронов обмолвился, что с Филовым работает талантливый компьютерщик.

– Я гений, – без тени стеснения поправил меня Михаил, – никогда ничего не упускаю. Вениамин и Резеда из воздуха появились, никаких упоминаний о них до прописки во Владивостоке нет, их не существовало. Мальчик Константин Ерофеевич Вилкин и девочка Ирина Вениаминовна с той же фамилией на свет не рождались. Документы об усыновлении парня – липа, как и все остальное. А вот запись о кончине угоревших есть, как и дело, возбужденное по факту кончины Вениамина Михайловича и Резеды Ивановны. Причем вели его не местные милиционеры. Им занимался следователь ФСБ по тому региону, Леонид Сергеевич Печенькин. Теперь объясните, по какой причине элементарный бытовой случай – ну надышались муж с женой окиси углерода из-за закрытой вьюшки печки, – не они первые, не они последние, – потребовал участия такого человека? Печенькин лично разбирался в произошедшем, Петра Громова, участкового из Балуева, в сторону отодвинули. Есть предположения, почему это случилось? Нет? Значит, надо вам ехать в те края. Печенькин сейчас живет в Игнатьеве, в ФСБ более не служит, работает начальником охраны в коммерческом банке «Аэлита». Самолеты туда не летают, зато поезда ходят. Есть скорый «Москва – Крамарск». Из столицы отходит в двадцать три сорок восемь, в конечный пункт прибывает утром, в семь двенадцать. За полчаса до конечной станции состав тормозит на две минуты в Игнатьеве, главное – не проспать. Но если проспите, не беда, можно на автобусе назад проехать. В Игнатьеве три гостиницы. Одна большая, еще советских времен, называется…

– «Центральная», – подсказал я.

– Поражен вашей прозорливостью, – съязвил Михаил. – Два других отеля современные, но маленькие, они переполнены, а в большом полно свободных номеров. В поезде есть купе СВ, его можно взять целиком. Если сегодня уедете, завтра будете на месте, успеете переговорить с Печенькиным и вечером отбудете в Москву. Билет покупать?

– Да, – решил я.

– Уже приобрел. Подумал, что вы не откажетесь прокатиться, – засмеялся Михаил. – И в гостинице зарезервировал номер.

– Поражен вашей заботливостью, – не удержался я от ответного язвительного замечания.

– Один-один, – хмыкнул Михаил. – Пока ничья, поглядим, как будут развиваться события дальше. На всякий случай скидываю вам свои контакты. По первому вызывайте меня днем, по второму ночью, после одиннадцати.

Я отсоединился, услышал тихое блямканье и увидел сообщение: два набора цифр с подписью «Михаил Сергеевич Фрумкин». Трубка опять издала короткий звук. На сей раз прилетела весточка от маменьки.

Глава 11

Занеся в телефонную книжку контакты компьютерных дел гения, я углубился в изучение послания от Николетты.

«Вава! Необходимо срочно! 1. Ботинки розового цвета. Самый маленький размер. 2. Свитер в цветах. Обязательно бело-красный. 3. Зонтик кружевной. 4. Расческа деревянная. 5. Паштет из печени слонов. 6. Витамины для улучшения роста волос, ногтей и всего остального сразу. 7. Шампунь для ослов».

Список меня потряс. Я перечитал его трижды и лишь потом рискнул позвонить Николетте.

– Не вздумай сказать, что у тебя нет времени на покупки! – сразу грянуло из трубки. – Не желаю ничего слышать! Езжай в торговый центр «ВИП-покупка», там есть все.

– Непременно выполню твое поручение, – смиренно пообещал я, усаживаясь за руль, – уже качу в магазин. Но есть вопросы по перечню приобретений.

Маменька в секунду разозлилась.

– Что не так? Написано четко, ясно! Идиотам понятно, а ты не сообразил?

– Уж прости глупого Ваню, – вздохнул я. – Хочу, например, уточнить: самый маленький размер обуви – это какой?

– Это самый маленький! – вскипела Николетта. – Русскими буквами указано – «самый маленький», значит, меньше не бывает, а больше не нужно. Разве это как-то иначе можно понимать?

– А пуловер? – осторожно поинтересовался я.

– Бело-красный! Вава, ты разучился читать?

– Уточни размер, пожалуйста.

– Его нет!

– Но так не бывает, – удивился я. – Есть размеры сорок два, сорок четыре, сорок шесть…

– Нужен небольшой, – неожиданно миролюбиво отозвалась маменька. – И элегантный, прекрасного качества. Не кашемир, а шелк, летний вариант. И не вздумай приобрести ботинки на шнурках, крючках, кнопках или молнии. Застежки заедает.

– Но… – начал я.

– Ничего не желаю слушать! Легче самой поехать, чем тебе объяснить! Все, Вава, приезжай за мной!

Я похолодел. Поход с маменькой в торговый центр – это… Марафонская битва? Взятие Константинополя? Оборона Порт-Артура? Боюсь, мне не подобрать сравнения среди великих сражений. Надо остановить Николетту.

– Нет-нет, Николетта, тебе нельзя ходить по грязному универмагу, где бродит простонародье. Я великолепно справлюсь с заданием, привезу все, не сомневайся. А тебе точно нужен паштет из печени слонов? Другой не подойдет?

– Вава!

– Понял-понял, – зачастил я, – хотел как лучше, думал, купить фуа-гра, то есть печенку из гуся, более нежную, деликатесную, можно взять с трюфелями. Но если ты категорически не желаешь, то…

Из телефона раздался грохот, а затем вопль маменьки:

– Брутик, ты жив? Мальчик мой! Полез на стол и упал? Котеночек, ответь скорее!

– Полный о’кей, – произнес густой баритон, – самый полный о’кей!

От неожиданности моя нога сама по себе нажала на тормоз. Сзади раздался возмущенный гудок, рядом остановился джип, из него высунулся толстощекий парень и принялся энергично разевать рот.

Опустив стекло, я вежливо сказал:

– Слушаю вас.

– …!..! – заорал шофер. – Не умеешь водить – не садись за руль!.. Ща бы прямо в зад тебе…

Внедорожник взвизгнул шинами и исчез.

Я не стал обижаться на водителя. Мне тоже не понравилось бы увидеть прямо перед капотом своей машины багажник неожиданно замершего автомобиля. Но у меня есть оправдание: я нажал на педаль после того, как «бобик» маменьки, услышав призыв хозяйки немедленно ответить, отчетливо произнес: «Полный о’кей». А вы бы как отреагировали на такое? Плохи твои дела, Иван Павлович. Мало того что Николетта решила навеки поселиться у тебя, так с ней еще прибыла говорящая псина. Что, если маменька и ее любимчик начнут спорить, скандалить, выяснять отношения? Вдруг этот Моцарт Бетховен Диккенс примется громко петь в ванной, беседовать по телефону? Я тогда точно с ума сойду.

* * *

– Розовые ботинки самого маленького размера? – приветливо переспросила продавщица.

– Без шнурков, кнопок, молний, крючков, – уточнил я.

– На липучках? – улыбнулась девушка.

Я заколебался, но звонить маменьке не стал.

– Отлично.

– В наличии есть одна пара, – засуетилась торговка, – фирменная, дорогая, со стразами. Самый модный вариант лета. Их в понедельник по телику в программе «Носить обязательно» похвалили. Во вторник народ набежал и все раскупил. Эти ботиночки мы для постоянной покупательницы оставили, но она не пришла. Вот! Супер, да?

Я оглядел поставленную на прилавок обувь. На мой взгляд – жуть, но я не гуру фэшен-мира.

Не так давно я пригласил одну симпатичную даму на балет, и она пришла в обтягивающем красном кружевном платье, надетом прямо на голое тело. Декольте было сравнимо по глубине с Марианской впадиной[3]3
  Марианская впадина – океанический подводный желоб, самый глубокий на Земле.


[Закрыть], то есть верхней части одежды просто не было, она держалась на узеньких лямочках. Что касаемо юбки, то вместо нее трепыхался лоскут, едва прикрывавший пятую точку. В первую секунду я сильно смутился при виде спутницы, через секунду сообразил, что мне придется идти в зал с мадам, наряженной как девицы с пляс Пигаль[4]4
  Площадь Пигаль – Pigalle – район красных фонарей в Париже, расположен вокруг площади Пигаль, на границе 9‑го и 18‑го муниципальных округов. Площадь названа в честь скульптора Жана-Батиста Пигаля (1714–1785).


[Закрыть], и растерялся. Потом машинально посмотрел на ноги нимфы и не удержался от вопроса:

– Тебе не жарко в ботфортах? Они немного необычные, с отрезанными носами. Странная обувь: высокое, за колено, голенище и открытая стопа.

Красотка захихикала.

– Ваня, ты никогда не видел летних сапог? Сейчас это пик моды.

Потом она схватила меня потной ладошкой за руку и потащила в буфет со словами:

– Хочу шампанского.

И мне пришлось изображать галантного рыцаря. Но, поверьте, больше всего на свете мне хотелось уйти домой. Да еще спутница облилась таким количеством парфюма, что ваш покорный слуга пожалел об отсутствии противогаза…

– Хороши, да? – спросила продавщица.

Я выкинул из головы ненужные воспоминания и стал рассматривать розовые лаковые кроссовки на высокой подошве, щедро усыпанные кусками битого стекла. Вместо застежек у них были липучки с надписью «Old monkey». Увы и ах, я не владею английским языком, поэтому не понял, что сообщала чудовищно прекрасная обувь.

– Хороши, да? – повторила девушка за прилавком.

– До дрожи прекрасны, – пробормотал я. – Подскажите, как переводится надпись?

– Молода и очаровательна, – без запинки ответила продавщица.

– Николетте понравится, – обрадовался я.

На мой вкус, ботинки выглядели более чем странно, но ведь и мода нынче слегка не в себе.

– Размер самый маленький? – уточнил я. – Извините, понятия не имею, какой, но мне велели купить крошечный.

– Да-да-да, – закивала девица, – тридцать девять, прямо на Золушку.

Я оставил в кассе внушительную сумму и переместился в соседний бутик, где торговали трикотажем. Не успел я перешагнуть порог, как из-за прилавка выскочила раскрашенная во все цвета радуги девочка.

– Здравствуйте, меня зовут Элен. Что желаете? Есть все!

– У меня целый список, – признался я, – но у вас, думаю, найдется только свитер.

– Свиншотов завались! – запрыгала Элен.

Я посмотрел на юную работницу торговли.

– Простите неуместное любопытство, мне такой наряд не нужен. Собственно, что такое свинские шорты? Впервые о них слышу, безнадежно отстал от всех фэшен-тенденций.

– Свинские шорты? – попятилась Элен. – Сейчас зарыдаю! У нас их нет. Их делают из кожи поросят?

– Вы только что произнесли: «Свинских шортов завались», – напомнил я.

Девочка прыснула:

– Я сказала – свиншотов. Это пуловеры.

– И зачем их так странно обзывать? – выразил я недоумение. – Почему не говорить нормально: свитер.

– Какой вам нужен? – спросила продавщица.

– Бело-красный, в цветах, – уточнил я.

– Тренд лета! – заликовала Элен. – Вон там рак, на нем все новотэ висят. Вчера получили прямиком из Парижа, с Пятой авеню.

Я глянул в указанном направлении и увидел стойку с вешалками. Ага, рак – это, вероятно, кронштейн, новотэ – новинки. Вот только Пятой авеню в Париже нет, эта улица находится в Нью-Йорке.

– Послушайте меня, лучшего байера[5]5
  Байер – человек, закупающий у разных фирм коллекции одежды, аксессуаров, косметики и прочего для продажи в магазине.


[Закрыть] свиншотов! – верещала Элен. – Возьмите этот!

Девочка бросилась к вешалкам, выхватила одну и со скоростью молодой макаки вновь очутилась около прилавка.

– Гляньте, какая прелесть!

Я не очень понял, какое отношение байкер, любитель мотоциклов, имеет к пуловерам, но выяснять не стал. Предложенный свитер показался мне кошмаром: его, как и ботинки, усеивали «бриллианты», а поперек груди шла надпись, составленная из мелких вышитых цветочков «The mothers of all monkey».

– Можете перевести? – попросил я Элен.

– Ну, конечно, – заулыбалась та, – я ведь стажировалась в США. «Самая прекрасная и богатая».

– Беру! – воскликнул я. – Только нужен наименьший размер. Упакуйте красиво, в коробку. Ну и там ленты… банты… все как полагается.