Текст книги "Чудеса в ноутбуке (СИ)"

Автор книги: Дарья Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Чудеса в ноутбуке

Пролог. Древнекитайский ноутбук

– Наташ, привет! Возьмёшь старичка на органы? Или на опыты.

– Думаешь, в нём есть что-то интересное? – рассеянно отозвалась я, не поднимая головы и не снимая лупы. – Что за старичок?

– Без понятия. Какой-то древнекитайский ноутбук, я такого и не видел никогда. Он не включается.

– А зачем взял? – всё-таки заинтересовалась я, отложила пинцет и паяльник, стянула со лба козырёк с лупой и ткнула в пробел собственного ноута, ставя на паузу мрачный мистический сериал. Откинулась на спинку стула, с хрустом потянулась и, щурясь, уставилась на нависшего над столом Серёгу Веникова.

– Жалко стало, – признался он и двумя руками протянул увесистую грязно-серую плиту. – Дедок какой-то приволок, грит, жена умерла, от неё остался. Грит, ему-то на кой, а так хоть копеечка.

– И много дал? – Я со вздохом приняла ноутбук и присвистнула – весил гробик не меньше трёх килограммов, а то и все пять.

– Пятёрку. Сразу подумал, что ты всякие такие извращения любишь.

– Хм! Ну люблю, ты прав, – призналась, пристроив ноут на крышку его более юного родственника и с интересом открыв.

Вопрос, почему Серёга назвал покупку именно так, отпал сразу. Во-первых, на сером шершавом пластике красовалась покоцанная нашлёпка с непонятным символом, действительно похожим на иероглиф. Правда, скорее на японский, но я тот ещё специалист. А во-вторых, клавиатура у чуда техники тоже не демонстрировала ни одного знакомого символа, там даже цифр не было, только непонятные закорючки. Несколько рядов почти одинаковых толстых засаленных кнопок, без привычного длинного пробела внизу и стандартной группировки. Отличались они цветом – чёрные, белые и серые, – но по невнятной системе. Больше походило на декоративный элемент, чем на функциональное деление: тут кружочек светлый, тут чёрный, тут вообще шашечки чёрно-белые.

Я захлопнула крышку, провела ладонями по рёбрам толстенной коробочки – сантиметров пять, не меньше, – перевернула…

– Ай, чтоб тебе, зараза! – выругалась и, едва не выронив ноут, отдёрнула руку.

– Кусается? – живо заинтересовался Серёга.

– Царапается! – Я предъявила палец, на котором набухла капля крови, и сунула его в рот. Повертела ноут свободной рукой, пытаясь понять, обо что поранилась. Оказалось – эмпирически нашла один из винтов, собиравших конструкцию воедино.

– Ну всё, он испил твоей крови – значит, точно твой! – обрадовался поставщик. – С тебя пятёрка!

– Ладно, чёрт с тобой, – я выкопала телефон из-под разложенной на соседнем столе схемы. – Переведу сейчас. А зарядки от него не было?

– А, точно! Зарядка! – опомнился он и вытянул из кармана шнур. – Держи!

– Офигеть, – только и смогла сказать я, разглядывая толстый провод в тканевой изоляции неопределённого уже цвета и овальную вилку из тёмно-коричневого пластика. – У бабушки утюг с такой был…

– Я знал, что ты оценишь!

– Ладно, живи, я думаю, там будет что аффинажникам сдать, если этот гроб не заработает.

– Всё-таки попытаешься реанимировать? – уважительно хмыкнул Серёга.

– Чего бы не попробовать! Интересно, что у него внутри. Мне кажется, он старше Доса, небось своя какая-то экзотика.

– Ну и отлично. У меня пиликнуло, спасибо! А, Наташ, я чего спросить хотел… – он вдруг запнулся, замялся, но выдал ожидаемое: – Вы с Илюхой не помирились?

– Нет, – ответила коротко и потянулась за лупой.

Серёга предсказуемо смешался и понятливо умчался обратно в свой павильон, а я помассировала переносицу и нацепила лупу обратно. Мелкая кропотливая работа – лучшее средство от душевных переживаний.

Веников скучал неподалёку, в скупке. Подержанные мобильники, планшеты, ноуты – одна из тысяч подобных невнятных конторок, непонятно на что существующих. Хозяин, по-моему, отмывал там уголовные деньги, но я нос не совала – себе дороже.

На то, что приятель мимо кассы порой проводил вот такие схемы, тем более закрывала глаза, разберутся с хозяином скупки без меня. Ну дал он не пять, а четыре тому старику с ноутбуком, да и плевать. Никто не заставлял меня покупать эти дрова, кроме собственного любопытства. Самый старый ноут, который я видела, был сделан «Тошибой» и казался моложе нового приобретения, а этот… не исключено, что он вообще не заводской, а самопал какого-то кудесника, не такой уж старый. Всё равно занятно.

Я в своём закутке занималась ремонтом пригодной для реанимации электроники. Для Серёгиной скупки тоже нередко шаманила, так что его начальник и по совместительству дядя по материнской линии Армен с характерным носом только восхищённо присвистывал и поглядывал на меня с уважением. Но не цеплял и не лез, это главное. Поначалу из-за Илюхи и дружбы с его племянником, а сейчас… Наверное, тоже. Не из тех он людей, кто способен ценить женский интеллект.

Серёга Веников и Илья Дорохов учились вместе, в моём же институте, но на другой специальности. Закадычные друзья, как это часто бывает – совсем разные по характеру. Первый – покладистый раздолбай, которого тревожные родственники отмазали от армии, потому как «что там с деточкой сделают!». Второй – решительный и жёсткий, точно знающий, чего хочет, красивый и уверенный в себе. Он меня при знакомстве восхитил не столько внешней привлекательностью, сколько вот этим редким по нынешним временам стержнем.

После института Илья ушёл в армию, я его ждала, и все были абсолютно уверены, что после его возвращения мы поженимся. Было волнующе и восхитительно – ждать каждого письма, ждать любимого мужчину и не сомневаться ни в себе, ни в нём. Ну кто может быть лучше моего Ильи?

Потом от него пришло письмо. Жуткое и корявое – о том, что случилась беда, ему взрывом оторвало обе ноги и обезобразило лицо. Адрес госпиталя не назвал, вообще не написал ничего внятного, только дату возвращения.

Не знаю, как я тогда не поседела. До его возвращения изучала вопросы реабилитации, протезы и рассматривала программы, которые помогли бы наскрести на них денег. Искала врачей. Наскребла по знакомствам нескольких реабилитологов и психотерапевта, посоветовалась с ними. Если бы не Семёныч, мой бывший начальник, и не поддержка Ленки, сестры, поехала бы крышей.

Хорошо, что я не успела тогда ввязаться в кредит и не набралась решимости поговорить с родителями – я была готова и квартиру продать, которая нам с сестрой осталась от бабушки. У мамы слабое сердце, и я не отважилась её пугать.

Дорохов вышел из поезда цветущий, улыбающийся, ещё красивее, чем был раньше. Без бинтов и ожогов, своими ногами. А я к тому моменту от переживаний походила на привидение, почти не спала и ела только благодаря пинкам сестры.

Не было никакого взрыва, никаких ран, ничего не было. Он просто решил меня проверить, в чём признался легко и беззаботно.

Это был первый раз в жизни, когда я ударила человека. Если бы не прихватила с собой для моральной поддержки сестру, закатила бы безобразную истерику и вцепилась ему в лицо ногтями, а так Ленка меня утащила, не дала наворотить глупостей, и напилась я дома, под её чутким присмотром.

Родителям я рассказала всё уже после, надо же было объяснить расставание с Ильёй. Мы насилу вытрясли из отца обещание не ходить и не бить морду «этому засранцу», а то с него бы сталось. Да ещё и не одному, а товарищей подключить из автобусного парка, есть у них там боевой костяк, и ничем хорошим это бы не закончилось.

Потом Дорохов пришёл сюда, в мастерскую, но я уже была в себе. Пытался извиняться, говорил что-то умное, а я смотрела на него – и понять не могла, как вообще умудрилась влюбиться в этого человека? Который даже не понял, что сделал не так и на что я обиделась. Всё же хорошо, он не пострадал, и он теперь во мне полностью уверен, поэтому приглашает завтра вечером познакомиться с его родителями.

А во мне на том перроне что-то как будто умерло. Я ждала другого Илью – верящего в меня, растерянного и раздавленного, но готового жить дальше, – а не расчётливого робота, для которого безупречный военный билет – обязательная ступенька в карьере, как и порядочная, проверенная жена с чистой репутацией и известной родословной.

Не помню, что я ему сказала тогда и как послала, но доходчиво, потому что больше он не являлся, осторожно искал обходные пути, а в последнее время, видимо, уже и забыл обо мне. Больше полугода прошло, пора бы.

Только Серёга всё надеялся, что мы помиримся, – говорил, что Илюха дурак и своё счастье упустил. Он, в отличие от друга, прекрасно понимал, где тот не прав. А я думала о том, что в одну воду дважды не войдёшь, и хорошо, что всё вскрылось раньше, чем могло бы.

Одно только напрягало: я не знала планов Ильи и понятия не имела, действительно ли он махнул на меня рукой. Лучше бы да, но всё равно от мыслей о нём становилось не по себе, а отделаться от них не выходило.

Хорошо, что работа никогда не даёт заскучать!

До ноутбука в этот раз руки так и не дошли. У меня довольно тихий и размеренный ритм работы, посетителей и пациентов как раз хватает, чтобы в спокойном режиме ковыряться день и не паниковать, что ничего не успеваю. Вся реклама – информация на картах и сарафанное радио: если работать добросовестно, тебя обычно начинают советовать друзьям и знакомым. Но сегодня было ощущение, что меня открыл для себя весь район, заказами буквально завалили, даром что четверг и вроде как середина недели. Пришлось отложить развлечение на неопределённый срок, но какая этому древнему китайцу разница? Годом больше, годом меньше…

Глава 1. Запуск системы

Эскалатор сегодня грохотал непривычно вяло и тянулся удручающе долго, словно вместо привычной неглубокой «Лубянки» меня занесло куда-нибудь на «Тимирязевскую». Возможно, сказывалась погода: установилась негуманная жара за тридцать, невыносимая в городе. Сейчас хорошо на даче, на природе да в лиственной тени, так что отдыхающим за городом родителям и примкнувшей к ним сестре я страшно завидовала. В центре Москвы в такую погоду остаётся только застрелиться, потому что каменные джунгли становятся непригодными для жизни.

Неделя выдалась аховой. То ли жара добивала не только людей, но и технику, заставляя ломаться чаще обычного, то ли мастерскую удачно порекомендовали в каком-нибудь районном чате, а то ли всё сразу, но я не могла припомнить подобного наплыва посетителей за всё время работы. Я не враг себе, чтобы отказываться от живых денег, так что приходилось засиживаться и до ночи. Но к концу недели здание прогрелось, находиться в каморке стало невыносимо, а паять – тем более, так что сегодняшнее воскресенье прошло под знаком вялого отупения в интернете и чатах соцсетей. Завтра у меня наконец планировался законный выходной, отчаянно хотелось спать и одиночества. А осенью, как ажиотаж спадёт, надо собраться и завести в своём рабочем гнезде кондиционер. Дорого, но здоровье дороже.

Увенчал тяжёлую рабочую неделю правый наушник, который сдох по дороге к метро. Причём пострадал именно модуль связи, так что и через один не послушать – вот они, минусы беспроводных технологий. Оставалось стоять на громыхающей бегучей лестнице, глазеть на вялых варёных попутчиков и мечтать о том, чтобы вползти наконец в родную квартиру, врубить кондиционер на максимум и почувствовать себя живым человеком.

– ...если вы упали на рельсы, сохраняйте спокойствие! – тем временем приятным голосом вещала дама из динамиков.

Сознание зацепилось и уже без участия диктора вытряхнуло из памяти ворох информационных плакатов. Наверное, из детского сада, из тех времён, когда нас обучали правилам дорожного движения, велели обходить трамвай спереди и дожидаться зелёного сигнала светофора. Или в детском саду про метро не рассказывают и воспоминание откуда-то из более поздних времён? Не пытаться вылезти, бежать к остановке первого вагона, если видишь поезд – ложиться к нему головой.

В очередной раз шевельнулась вялая мысль о том, кто вообще эти люди, которые постоянно падают под поезда и из-за которых чат-бот Метрополитена регулярно сообщает о задержках движения. Что заставляет людей стоять так близко к краю платформы, если им регулярно говорят этого не делать? С другой стороны, по такой погоде запросто можно грохнуться в обморок, и там уже как повезёт...

Эскалатор наконец закончился, и жидкая толпа понесла в нужном направлении. У людей воскресенье, все, кто мог, – отдыхают на природе, в парках и на дачах, в городе остались только неудачники вроде меня.

Просочившись между стеной и лестницей перехода, я дошла до места остановки нужного вагона. Из тоннеля приятно тянуло сквозняком, и вообще в городских подземельях было в сто раз лучше, чем на поверхности. Никакого палящего солнца, сквозняки, прохлада. Воздух немного спёртый, но после разогретого марева центральных улиц – в удовольствие. В голове стало понемногу проясняться. За спиной пригромыхал встречный поезд, в конце нужного тоннеля тоже замаячил свет.

– Наташа! – окликнул незнакомый, и непонятно, мужской или женский, голос, но его обладатель, по ощущениям, стоял совсем рядом. Я вздрогнула, обернулась…

Толчок в плечо оказался такой силы, что из груди выбило воздух. Сердце рухнуло в живот, в затылок дохнуло ледяным, а внизу распахнулась бездна.

Истошно заверещал кто-то на платформе. Загромыхал отходящий встречный поезд.

Пробило болью второе плечо, грудь, шарахнуло по лбу и зазвенело в ушах. Я с трудом сделала вдох, пытаясь понять, что происходит и где я вообще нахожусь. Что-то кричали люди, резкий белый свет вычерчивал густые контрастные тени. Разбитый гудящий лоб приятно холодило гладким металлом.

Пронзительный отчаянный визг откуда-то из глубины белого ударил в спину.

«Сохраняйте спокойствие!» – прозвучал в голове красивый женский голос с поставленной дикцией.

Всё вокруг казалось медленным и ненастоящим, нарисованным, словно в чёрно-белом комиксе. Тени, свет, жирный налёт на бетоне и отполированные, ослепительно блестящие рельсы. Жизнь осталась наверху, на платформе, где испуганно кричали и махали руками люди. Даже выбившиеся из хвоста волосы хлестали по лицу как-то лениво, без спешки.

Тело сдвинулось само, сползло с рельсов. Разум подключился к действию с опозданием, уже когда ноги вытянулись вдоль ледяного бетона. Я обернулась через плечо – ослепительно яркий свет фар поезда был совсем близко, молотил в лицо протяжным гудком и разогретым ветром, мешая дышать. Показалось, что я различила бледное перекошенное лицо машиниста.

Скинуть рюкзак, лечь лицом вниз, головой к поезду…

Казалось, что двигаюсь я медленно и заторможенно, поэтому ни за что не успею. И вот сейчас всё разом закончится, даже почувствовать ничего не успею, потому что многотонная металлическая махина в прямом столкновении с человеком побеждает всегда.

Интересно, сколько весит состав метро вместе с пассажирами?

Почему-то совсем не было страшно. Только машиниста жалко, он ни в чём не виноват, а вынужден пережить такой ужас. И родители. Как они вынесут эту новость?

Жирный чёрный бетон пах резко, очень характерно. Запах метро ни с чем не перепутать. Такой же неописуемый, знакомый и впитанный буквально с рождения, как железнодорожный креозот, и такой же противоестественно приятный.

Страх накатил одновременно с поездом.

Кажется, я оглохла и ослепла от чудовищного грохота, бьющего по спине жаром, запахом машинного масла и разогретого металла, жалящего ослепительными длинными искрами.

Кажется, я визжала, пока хватало воздуха.

Когда вдруг наступила тишина, показалось, что я умерла. Вот теперь – точно.

Осознание пришло через пару мгновений, с болью в голове и плече, с запахами, гомоном на платформе, холодом и жаром одновременно.

Я судорожно вздохнула и закашлялась. Приподняла голову, чтобы оглядеться. Жидкий рассеянный свет сочился по бокам от поезда. Сверху нависало тёмное и горячее брюхо вагона, а сбоку, за колёсами, клубилось чёрное и холодное. Почему-то от вида темноты под платформой окатило такой жутью, какой не было мгновением раньше под грохочущим поездом. Что-то блеснуло, протянулась длинная сухая рука…

– Девушка, вы живы?! – крик с платформы заставил дёрнуться, сморгнуть пелену перед глазами и привидевшийся под платформой ужас. – Девушка?

– Да… Вроде… – из сорванного горла прозвучал придушенный хрип. – Да! – постаралась крикнуть громче.

– Слава богу! – выдохнула какая-то женщина.

– Вы ранены?

– Не знаю… – пробормотала, откашлялась. – Ударилась, плечо болит. Голова...

– Не двигайтесь, сейчас вас вытащат. Только не шевелитесь! Вы молодец, всё правильно сделали. Слышите меня? Всё в порядке, только не дёргайтесь!

– Да…

Дальнейшие события в сознании смазались. Меня продолжали успокаивать с платформы, потом помогли выбраться из-под поезда. Один мужчина в синем с пронзительно-оранжевыми вставками, на которых темнели чёрные разводы, второй – в форме машиниста. Перед глазами плыло, но я его узнала – именно это лицо видела над фарами поезда. Показалось, наверное; много ли там разглядишь против света и с не самым хорошим зрением!

Машинист прихватил мой рюкзак. Руки-ноги немилосердно тряслись, но с помощью мужчин удалось доковылять до головы поезда.

То, что они говорили или спрашивали, сливалось в сплошной гул, невнятный и подёрнутый пеленой головокружения. То ли ругались, то ли успокаивали – я ни слова не разобрала. В ушах гудело, ноги подламывались.

Мужчина в спецовке положил мои ладони на грязный холодный металл лестницы, подтолкнул под локоть, сопровождая этим свои объяснения – наверное, заметил, насколько я не в себе. Но подняться самостоятельно сумела, а на платформе приняли двое – причитающая полная женщина с добрым испуганным лицом, одетая в форму, и мужчина в гражданском. Подоспели полицейские. Они тоже что-то спрашивали, потом спорили между собой…

Воссоединение с окружающим миром случилось на другом конце эскалатора, в небольшой комнатке, куда набилось несколько человек, – похоже, кабинете начальника станции. Здесь было душно, шелестел вентилятор, а мне под нос догадались сунуть нашатыря и в руку – кружку с холодной водой. Кружка пахла застарелым чайным налётом. Я выпила залпом, захлёбываясь, пролила часть на футболку, но это помогло сфокусироваться.

– Лучше? – спросила строгая немолодая шатенка в форменной блузке, которая сидела рядом, на соседнем стуле.

– Да, – сказала нетвёрдо, хрипло.

– Как вы себя чувствуете? Что-нибудь болит? Голова кружится? Скорая сейчас будет, – заверила она.

– Нет, я… нормально вроде бы, – заверила, прислушиваясь к себе. Боль пульсировала в плече и во лбу, от слабости и пережитого страха колотило, зудели ссадины, но руки-ноги на месте, слушаются, явно ничего не сломано. – Повезло.

– Вы молодец, правильно себя повели, – похвалил стоявший рядом мужчина в форме службы безопасности метро. Русый с проседью, с редкими усами и седой щетиной, он утирал платком лоб и выглядел совершенно измученным. – Только под поезд зачем бросаться? Такая молодая, симпатичная девушка...

– Я не бросалась! – От искреннего возмущения даже сил прибавилось. – Меня толкнули!

Но продолжить выяснение ситуации сразу не удалось, подоспела обещанная скорая. Возмутительно жизнерадостный врач, невысокая худощавая женщина лет пятидесяти, начала неоригинально:

– Ой, какая хорошенькая! Вылитая Варлей в молодости! – заявила она.

Замечание явно не требовало ответа, присутствующие тоже заулыбались, оценив меткость сравнения, а потом стало не до них: кипучая энергия доктора Лены, как она назвалась, обрушилась и погребла. Меня засыпали вопросами, посветили в глаза, покрутили голову, ощупали плечи. Расспросили об аллергиях, хронических болезнях, принятых лекарствах и алкоголе и, удостоверившись, что можно, сделали какой-то укол. Помогли частично оттереть грязь, обработали ссадины и заверили, что отделалась я лёгким испугом, сотрясения нет, но если вдруг почувствую себя плохо – сразу к врачу.

Я только к концу этой процедуры поняла, что меня расспрашивали не только о физическом самочувствии, потому что тем же бодрым тоном доктор Лена подытожила:

– Не суицидница, точно! Небось от жары плохо стало, всю неделю такие вызовы.

– Но я не теряла сознания, – попыталась настоять на своём. – Меня толкнули! Окликнули и толкнули в плечо, когда обернулась. Вот, и синяк есть!

Правое плечо, которым приложилась внизу, ныло на каждое движение, на нём наливался длинный бурый кровоподтёк в обрамлении ссадин и грязи. Левое пострадало меньше, но на нём всё равно читался отчётливый след.

– Разберёмся, – устало махнул рукой явно не настроенный разбираться безопасник.

Скорая предложила поехать в больницу, если плохо себя чувствую, но мне ещё сильнее хотелось домой, поэтому пришлось подписывать отказ. Врачи с чувством выполненного долга отбыли, а я только тяжело вздохнула: быстро всё закончиться не могло.

Дольше мешать работе станции мы не стали. Меня попросили проверить рюкзак и убедиться, что ничего не пропало, после чего передали транспортной полиции. Вещи не пострадали, только рюкзак испачкался вместе с остальной одеждой, а так телефон уцелел. Хорошо, что я устала к вечеру и глаза так болели, что об экране гаджета думать было тошно, держала бы в руках – точно разбила бы. Или потеряла.

Далеко меня не повели, обосновались на той же станции в неприметном закутке за надписью «Полиция». Лейтенант Гончаренко, как представился дежурный, внешность имел располагающую – достаточно молодой и жизнерадостный русоволосый мужчина, обаятельный, со смешливыми глазами. Когда я вошла, он что-то тыкал в своём компьютере. Лейтенант дружелюбно улыбнулся, пусть и с лёгкой снисходительностью, на меня поглядывал с оценивающим интересом.

– Ну здравствуйте. Рассказывайте, что у вас стряслось? – велел он. – Давайте паспорт… Наталья Сергеевна Борисова.

Рассказывать долго было нечего – спустилась, стояла, окликнули, толкнули. Лейтенант продолжал что-то краем глаза рассматривать в мониторе, понемногу заполнять протокол, коситься в загадочную бумагу на столе и в мой паспорт, и при этом умудрялся задавать связные уточняющие вопросы. Феноменальная способность делать несколько дел одновременно, я так не умею.

Вопросы носили общий характер, частью звучали неприятно, но я сдерживала недовольство: без формальностей никуда. Рассказала, кем работаю, как прошёл день. Не пью, не употребляю, не состояла, не привлекалась…

Господи, когда всё это кончится?

– Наталья Сергеевна, давайте начистоту, – наконец заявил лейтенант Гончаренко. – Я могу принять заявление о том, что на вас напали и толкнули под поезд. Но ничем хорошим это не кончится.

– Почему? – озадачилась я.

– Не было там никого, Наталья Сергеевна. На камерах это отчётливо видно. Я верю, что вы не хотели самоубиться, да и врач скорой адекватность подтвердил, но следователь вас первым делом отправит на психиатрическое освидетельствование, и в конце концов дело закроют за отсутствием состава преступления. Вряд ли вас признают невменяемой, вы производите впечатление достаточно сдержанной девушки, да и поведение на рельсах говорит об определённом хладнокровии. Но давайте сойдёмся на несчастном случае. По такой жаре мало ли что может привидеться! – миролюбиво и обстоятельно разъяснил ситуацию полицейский.

– А можно посмотреть запись? – попросила я уже совсем неуверенно.

Ну не может же незнакомый полицейский состоять в сговоре с моим несостоявшимся убийцей, правда! Нет, всякое бывает, и ещё более странные вещи в мире случаются, но… Да кому я могла понадобиться, чтобы так тщательно готовиться и скрывать убийство?! Я же не дочь олигарха! Мама – кассир в супермаркете, папа – водитель автобуса, сестра – художник-фрилансер! Мастерская моя и вовсе никому не сдалась, их таких тысячи. Помещение в краткосрочной аренде, чуть задрать цену – да я сама сбегу!

Ничего не понимаю…

Наверное, посмотреть записи было нельзя, но лейтенант Гончаренко решил сразу предъявить самый убойный аргумент.

Качество видео оставляло желать лучшего, но себя я нашла и опознала сразу. И отчётливо увидела то, о чём говорил полицейский. Вот человек стоит на платформе, вот оборачивается, а вот…

– Не может быть… А можно ещё раз?

На первый взгляд всё выглядело так, что я действительно рыбкой кинулась на рельсы – боком, словно специально на камеру. Раз пять прокрутив момент падения, лейтенант согласился, что при более внимательном рассмотрении видно, что я не прыгнула, а сначала как-то странно дёрнулась – и потом уже упала.

Сама. Никакие предметы от меня не отскакивали, никто не целился из травматического пистолета, люди просто спешили по своим делам.

– Наверное, я и правда перегрелась, – признала нехотя. – Может, сознание потеряла. Дёрнулась, потому что приглючилось…

– Не переживайте, главное, всё обошлось, – утешил меня лейтенант. – Берегите себя, погода вон какая тяжёлая!

Какую-то бумагу он всё-таки составил, взял объяснительную. Заверил, что проблем, скорее всего, не возникнет, но в случае чего могут вызвать для дачи разъяснений или ещё по какой-то надобности. На том мы и расстались, причём лейтенант гостеприимно проводил до служебного туалета, чтобы могла отмыть руки и лицо.

Ох, лучше бы я не видела своего отражения! Чёлка торчком, низкий хвост – дыбом, как будто меня ещё и током дёрнуло. Несколько пятен на щеках – отпечатки грязных пальцев, на лбу здоровенный кровоподтёк, и странно вообще, что обошлось без сотрясения. Интересно, это можно считать официальным заключением о том, что мозга у пострадавшей нет?

Пока отмывала маслянистую упрямую грязь и причёсывалась, пытаясь не задеть огромную шишку, раздумывала над самым важным вопросом: как добираться домой? На такси дорого, на метро – страшно, и всё это одинаково долго. В итоге бережливость вступила в сговор с упрямством: со страхами надо бороться, а мне как-то надо перемещаться по городу, и лучше пересилить себя по горячим следам.

В метро я спускалась с внутренней дрожью и не то что к краю платформы не подошла – остановилась от неё в нескольких метрах, прижавшись спиной к стене, чтобы точно никто не подкрался. Когда подъезжал поезд, грохоча и скрежеща тормозами, – затрясло, а в ушах молоточками застучал пульс. Но вот состав остановился, глубокая бетонная канава с серебряными лентами рельсов скрылась, отгороженная вагоном, и стало полегче. Я смогла отклеиться от стены и пройти через двери вместе с остальными пассажирами. В вагоне, под ярким светом диодных ламп, среди пёстрой рекламы и под привычный голос, объявляющий, что «двери закрываются! Следующая станция – Охотный ряд», стало легче.

Попутчики ожидаемо подозревали чумазую избитую девицу в нехорошем: старательно держались подальше, напряжённо принюхиваясь. Две женщины преклонных лет глазели с откровенным осуждением и обсуждали между собой, но им хватило такта не делать этого демонстративно, в голос.

Притулившись у поручня при входе, всё равно на следующей станции на пересадку, я попыталась обдумать происшествие. Страшно ныли плечо и – неожиданно – колено. А я и не заметила, что стукнулась ещё и ногой. Но ладно, это мелочи, главное, всё на своих местах!

Интересно, сколько я буду видеть и слышать во сне несущийся в лицо поезд?..

Несмотря на неприятные ощущения и яркие впечатления, всё это продолжало казаться слишком реалистичным ночным кошмаром. Оно как будто не происходило на самом деле или произошло не со мной, или всё это какой-то глупый розыгрыш. Особенно выбивало из равновесия не падение и отпечатавшийся на сетчатке слепящий свет с перепуганным белым лицом над ним, а предположение, что у меня галлюцинации. Да я сроду никогда сознание не теряла! А уж так, чтобы что-то привиделось…

Ладно, допустим, страшная чёрная тень под платформой с длинными руками точно почудилась, тут вариантов нет. Ослепило фарами, потом перед глазами плавали засвеченные пятна, да и стресс сказался – не такое увидишь. Но синяк на плече? Возможно ли, чтобы после сильного перенапряжения мышц возник кровоподтёк? Надо было у врача скорой спросить, жаль, не подумала.

К концу поездки я сумела убедить себя, что, несмотря на реалистичность воспоминаний, никто меня под поезд не толкал, и сделать из этой истории вывод: пока кукуха не улетела совсем, надо прекратить смотреть ужастики, меньше играть в стрелялки и больше отдыхать на свежем воздухе.

Домой доползла полудохлой, успев трижды проклясть собственную жадность. Окончательно схлынул адреналин, ушибы заявили о себе в голос. Болели не только они, ныло всё тело, как будто увернуться от поезда не удалось. Я плюхнулась на банкетку в коридоре, чтобы разуться, – не уверена, что смогла бы без последствий наклониться. Выдохнула. Подняла на руки пришедшего встречать Ваську, ленивого серого кота «дворянской» породы – единственного мужчину в нашем с сестрой доме. Кот заинтересованно обнюхал лицо, чихнул на лоб, несколько раз лизнул своей шершавой тёркой нос и щёку и был с богом отпущен: нечего всякую гадость вылизывать.

Обнимашки с котом и родные стены добавили сил. Работать и делать ещё что-то полезное я не могла, ходить – тем более, но доползти до кухни сумела. Есть хотелось страшно, готовить – не хотелось совсем, так что в микроволновку отправилась тарелка резервных мороженых пельменей, щедро залитых майонезом, выложенных сыром и накрытых крышкой. Удобно не быть зожником! Восемь минут, и у тебя отличная запеканка.

Пока чудо китайской техники готовило, я побрела в ванную. Стянуть грязную одежду, принять душ – и жить станет чуточку веселее.

***

Повезло, что весь этот ужас приключился под выходной, потому что спалось отвратительно. Ломило всё тело. Обезболивающее слабо помогло унять неприятные ощущения, а стоило всё-таки провалиться в сон – навстречу из тёмного тоннеля вылетал поезд, и я раз за разом выпадала в реальность, не успевая от него увернуться.

Наутро встать с постели удалось далеко не сразу, и то, что в итоге восстало из-под одеяла, напоминало привычную энергичную меня очень отдалённо. Зато вчерашние галлюцинации ясным днём выглядели именно так, как им и положено: бредом утомлённого сознания. Надо же было такое придумать – что кто-то знакомый и знающий меня по имени решил толкнуть под поезд!

Сподвигнуть себя в таком разваленном состоянии на полезную деятельность не вышло. День прошёл под знаком страданий, безделья, жалости к себе и попыток уподобиться вечно дремлющему Ваське. Ленясь, продукты я заказала с доставкой, поджарила котлетные полуфабрикаты, отварила макароны и настрогала простой овощной салат, после чего почувствовала себя героем и завалилась обратно в кровать с чувством выполненного долга.

В старой «двушке», оставшейся в наследство от бабушки, мы с сестрой жили вдвоём, только сейчас Ленка удрала на дачу, спасаясь от жары. Прелести фриланса: где нашёл интернет – там и рабочее место. Мама являлась в наши хоромы нечасто, и это был единственный повод тщательно прибрать «творческий беспорядок», в остальное время царивший абсолютно везде. Не приезжали родители сюда уже больше месяца, так что… Стоило бы убраться, как собиралась ещё вчера, но я разрешила себе махнуть рукой на такие мелочи.