Текст книги "Глава семейства (СИ)"

Автор книги: Дарья Афанасьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   Мне удалось подтянуть колени к груди и развернуться поперек тоннеля. Теперь моя спина упиралась в дверь, а колени – в стенку кокона. Превратившись, таким образом, в некое подобие пружины, я попытался распрямиться и открыть дверь. В свете фосфоресцирующей стенки кокона, я видел, как на пол капает кровь. Я сосредоточился на этом, стараясь не думать, откуда она капает. И еще нельзя было думать о том, что стенка под моими коленями прогибается, отрываясь от стены сарая с громким треском, который вот-вот услышит Эллис. И о том, что дверь может так и не открыться, а если даже и откроется, у меня просто не хватит сил сбежать и меня все равно поймают. Я смотрел, как в доски пола впитывается кровь, расширяя бурое пятно, и старался вообще ни о чем не думать. Поэтому, когда правая нога внезапно провалилась в кокон, не успел сгруппироваться. Возможно, снаружи ткань кокона было значительно легче разорвать, чем изнутри. Возможно, дело было в приложенных мною усилиях. Моя нога оказалась внутри кокона, и прежде, чем я успел хоть что-то понять, мне в лодыжку вцепились острые шипы. Уже не боясь себя обнаружить, я взвыл, выдергивая ногу из кокона, и запрокинув голову. Только тут я увидел, что мои усилия увенчались успехом: дверь приоткрылась достаточно, чтобы в нее, хоть и с трудом, можно было протиснуться. В открывшемся проеме я разглядел залитый лунным светом двор фермы. Теперь было видно, что дверь снаружи завалило снегом, который, впрочем, уже почти стаял. Оттолкнувшись от пола уцелевшей ногой, я буквально выдавил себя из сарая на ледяную корку, покрывшую ночью снег.

   Подтянув онемевшую правую ногу к себе, я увидел, что в лодыжку мне вцепилась не Эллис, как мне представилось сначала, а личинка, в ячейку которой угодила моя нога. Личинка была размером не крупнее кошки, покрыта темно-серым редким мехом и, как не странно, выглядела испуганной. Нога до самого колена потеряла чувствительность, но яда у личинки, видимо, было мало. Отодрав личинку от лодыжки я, в каком-то необъяснимом припадке жалости, закинул ее обратно в сарай. Эллис не появлялась.

   Правая нога теперь действовала как протез: на нее можно было опираться, но бежать было невозможно. Впрочем, идти было недалеко, только до гаража. Холода и боли я в тот момент не чувствовал, накаченный адреналином до самой макушки, но со стороны, думаю, представлял собой более чем жалкое зрелище. Кровавый след, во всяком случае, за мной тянулся отчетливо.

   Как я дошел до гаража, как стягивал с трактора скользкий, казавшийся неимоверно тяжелым, брезент, как с молитвами и бранью заводил ржавую колымагу, как, завернувшись все в тот же брезент, вел ее наугад прочь от фермы – я помню, будто это было вовсе и не со мной. Первую неделю своего осмысленного пребывания в больнице я посвятил написанию писем.

   Первое было адресовано моему бывшему командиру. В нем я сухо описывал произошедшую со мной историю, и просил добиться отправки на мою бывшую ферму военного патруля. Как я узнал из ответного письма, военный патруль обнаружил на месте моей фермы только груду головешек. От кокона остались лишь обгорелые клочки.

   Второе письмо я отправил семье, на чью ферму я ввалился на тракторе, разнеся в щепки курятник. Я отправил им с письмом крупную сумму денег и просьбу писать мне хотя бы раз в год, чтобы я мог удостовериться, что с ними все в порядке. Ответ пришел через три месяца. Хозяин фермы, рыжий Хопкинс, писал, что у них все отлично: младший сын женился, и теперь в семье ожидается прибавление. Трактор он, по его же выражению "довел до ума", и учит старшего внука им управлять.

   Именно трактора касалось мое третье письмо. Его адресовал конструктору того самого трактора. Все же этот гроб на воздушной подушке простоял в гараже без присмотра почти полгода, не считая того срока, что был до меня, но все-таки довез меня до людей. Ответ мне пришел совсем из другого города. Оказалось, конструктор давно умер, и письмо переслали его внучке. Она благодарила меня за теплый отзыв о детище ее деда, но, похоже, так и не поняла, что вызвало у меня такую любовь к тривиальному трактору.

   С некоторых пор я действительно полюбил технику. Полюбил машины, шум, гул большого города. Я люблю этот город. Потому что его не любят эти твари.

   В мою руку лег белый прямоугольный конверт. Просто бумага, без всяких надписей. Только аромат. Аромат спелых поздних яблок. Так пахла Эллис в тот день, когда пришла ко мне в дом. Это был запах атаки. И потому я, ни на секунду не задумываясь, свернул девчонке шею.

   Когда Локми заглянул в кабинет, я все еще сжимал в кулаке роскошную гриву ее волос. Тело болталось на сломанной шее, будто тряпичное, пчелиные крылышки вывалились из расстегнутого платья. Лицо у нее было удивленное.

   – Еще одна? – Локми смотрел на меня сочувственно.

   – Да, – я разжал кулак, и голова девушки со стуком поздоровалась с полом. – У нее волосы рыжие.

   – Это принципиально?

   – Да. У всех остальных волосы были темными, как у меня или светлыми, как у того бедолаги, что попал в лапы Кларисс.

   – Думаешь, они нашли еще кого-то?

   – Запросто. Фермеров-одиночек на ничейных землях в избытке.

   – Одного не пойму: чего они к тебе привязались? – Локми присел перед телом девушки и задумчиво пощупал прозрачное крыло. – Они ведь город терпеть не могут, но все равно приходят. Это уже которая по счету? Третья?

   – Пятая. Две приходили до тебя. Я спрашивал. Только Кларисс способна давать потомство. И они уверены, что дело во мне.

   – И что теперь?

   – Теперь... – я поднес к лицу конверт. – Теперь звони ребятам. Скажи, я знаю ферму, где живет рыжий старик с семьей. У него целая коробка таких конвертов, – вдохнул сладкий яблочный аромат. – Пора бы уже навестить дочурку...