Текст книги "Крепче стали, острее меча..."
Автор книги: Дарья Радиенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Под звездами, под ликом луны и под сводом небес произношу перед тобою этот обет.
Своим телом, своей кровью, своей душой, своей судьбой, словом и делом
я клянусь тебе в беспредельной верности.
Клянусь силою всех заклинаний и ключами всех замков.
Клянусь сотворением мира и днем моего рождения.
Клянусь днем, когда я окончу все эти радости земные, все страдания мирские
и закрою глаза свои навсегда.
Клянусь жизнью, смертью и посмертием своими!
Клянусь именем Венеры, всех ярче сияющей,
клянусь именем Орка – вечного стража теней.
Клянусь огнем Небес и водами Стикса, которые священны для людей и богов,
для всего живого и мертвого!
А если я преступлю эту клятву,
да покарают меня владыки моей стези, в чьих руках моя судьба.
Да поразят меня все силы неба и земли, незримые и всемогущие, кем бы они ни были!
Пусть кровь в моих жилах обратится в прах, глаза ослепнут, и сердце разорвет грудь,
если преступлю я мою клятву, данную тебе сегодня.
Слово мое крепче стали, острее меча, и нет ему переговора.
Где ты, там и я.
Стало так отныне и во веки веков.»
Как тихо… И ни души вокруг. Никто не придет, сюда не приходят уже давно.
Только птица взлетела с дерева, осыпая снег. И ее одинокий голос, прозвучавший в ответ, замер в ночи.
Белые холмы, как оплывшие свечи. А хозяева их безвестны.
Черное зеркало плит. Лиц не видно, и слов не разобрать… да и ни к чему. Пусть будут свидетели безлики – им не нужны глаза, чтобы видеть. Пусть безымянны и немы – но не солгут перед теми, кто ведает их имена.
Под белой пеленой, в черной мгле гаснет цепочка следов.
Тойе е ти нивть… дле нъжи…
А за оградой – в глухом переулке смутно белеет снег, тускло мигает фонарь. Остов недостроенного здания на пустыре залит мертвенным светом. Из глубины района, из-за коробок пятиэтажных домов, неотличимых друг от друга, доносятся рваные отзвуки дискотеки. Дальше – мрак, тишь, безлюдье.
Этот город тоже стоит на семи холмах. И тоже хранит в себе немало древних тайн, хотя его все больше изменяют с каждым годом, словно стремясь изуродовать и затмить его подлинный образ… Да, по правде сказать, в нем почти не осталось мест, которые напомнят о том, что когда-то он звался матерью городов этой земли. И сюда приезжает меньше туристов, и не так бойко торгуют прошлым вразнос.
Но здесь, на этой пустынной окраине, как будто бы и вовсе ничто не может напомнить о былом, – тем более, о бывшем в тех местах, которые отделены от этого города долгими часами пути. Смотреть здесь не на что… А разве это так важно?
Разве важно, что видит глаз – письмена на бронзовом зеркале, мрамор руин или асфальт окраин. Разве важно, каков узор на пелене, скрывающей суть… Что лжет больше – груды мертвых камней на месте разрушенного храма или его современная копия? Ни то, ни другое не передает его истинный облик. Он отражается только в глазах смотрящего – либо нигде…
Единожды бывшее – вечно. Что было, что будет – едино.
Помнишь? Авил, ени ака поло маква…
Годы, они как поле маково… И торна-дорога темна.
Поле времен лежит во тьме по обе стороны узкой тропы, а мы ощупью бредем по ней, видя лишь то, что под ногами. Скелеты древних стен, бетонный остов недостроенного дома – они равно хранят незримый образ бывшего и будущего, их озаряет один и тот же призрачный свет, который не в силах рассеять вечную мглу… Проникнуть сквозь нее может только твой взгляд – если он обращен вовнутрь.
* * *
– Это на латыни. Имя одного человека, который жил много лет назад.
– А чем он занимался?
Помолчав, она стала рассказывать. Мастер, тоже прислушиваясь, перестал водить иглой.
– …Да… Жесть!
– Вообще ужас, – рыжая вздохнула. – Как это можно, вот так вот себя заставить…
– Значит, можно… в принципе. Это же в реале было, я так понял.
– Ну да… он им хотел доказать… но все равно ведь страшно было, наверно…
– Наверно. Просто бывают ситуации, когда надо на это забить! – он сосредоточенно помолчал. – Я тут недавно делал надпись, тоже по латыни… Классно так звучит, ща вспомню… «Дважды побеждает тот, кто побеждает самого себя!» Ну, не всем дано, без вопросов…
Черноволосая прищурила свои желто-зеленые глаза.
– И раньше не всем было дано. А сейчас, так вообще.
Мастер посмотрел на нее:
– Ну чего, и сейчас есть – выдерживают пытки… На войне там…
– Так то когда их пытают, ладно! А то – сам! Есть разница?
– Не, ну это да. Просто ты так обобщаешь… – он усмехнулся. – Вообще есть такая тема: «Откуда ты знаешь, на что ты способен и на что ты не способен!» Это тоже какой-то мудрец говорил, по-моему…
Он нашарил на столе сигареты и поднялся с места.
– Круто, да… Это если он с собой так мог – наверно, и своих легионеров потом строил… по полной программе! Там у них в армии вообще было жестко, я читал. Если взвод отступил, каждого десятого расстре… казнили, то есть. Перед строем.
– Ни фига себе.
– Зато полмира завоевали! И правили тысячу лет!
– А вы что, на историческом учитесь?… Надо же… А так клево рассказываете, вроде сама все видели… Как кино смотришь! – черноволосая хмуро помолчала. – Вот это мужик, я понимаю. Не то что, блин, теперешние.
Рыжая медленно кивнула, о чем-то раздумывая.
– Знаете… наверно, у него там в городе семья была, и это он ради них…
– Да ну! При чем здесь это. По-моему, такие люди вообще обычно… сами по себе. – Черненькая неожиданно улыбнулась. – Жалко, тогда фоток не было! Так бы посмотреть, какой он был на вид, да? Интересно.
– Ну, если бы были фотки, он бы и царя узнал сразу и не ошибся! – та снова длинно вздохнула. – Хотя… его бы тогда, наверно, и убили сразу же… А этот, главное… ну, царь, – значит, вот так вот стоял и смотрел?… Садист какой-то!
– Да с пленными всегда так, по-зверски… а как в Афгане было, а в Чечне?
– Вообще подумать – сколько лет люди все воюют, воюют… Как было все, так и есть.
– Ну хорошо, а вот прикиньте так на секунду, сейчас была бы война, да? И что, здесь у нас хоть один бы такой нашелся? Нет.
– Так в ихнем городе он тоже был один такой…
– Ну так ведь был же!
Рыжая встала и пошла к раковине. По пути приостановилась, посмотрела в темное окно, за которым плыл сверкающий поток машин, и внезапно проговорила:
– Да кому мы нужны, нападать на нас!
– Ага. – Черненькая негромко фыркнула. – Вот поэтому и не нужны… – и обернулась к той, которая молча слушала их разговор. – Да, а я что хотела спросить… А вы сама там не были? В Риме.
– Нет.
– А не хотелось бы побывать?
Она покачала головой.
– Не знаю, может, я не смогу объяснить… Я смотрела очень много фото, видео… И поняла, что, если мне придется там побывать, это ничего не изменит. Потому что города, который я хочу увидеть, нет. – Она помолчала и улыбнулась, глядя куда-то в сторону. – Вернее, он есть, но… не там.
– Как это? – рыжая остановилась с чайником в руках. – А где?
– Нет, а я как бы понимаю… Серьезно! – другая снова слегка нахмурилась и замолчала, наматывая на палец кольца черных волос. – В смысле, что это… ну, как бы нельзя объяснить…
Мастер вернулся и вскоре закончил работу.
– Ты это самое… Заходи еще как-нибудь!
– Спасибо. Правда, я думаю, что на этом остановлюсь.
– Да нет, я в плане – так, пообщаться! Ну, если будешь рядом… О''кей?
– Ладно.
– Слушай… а ты сейчас сразу домой?
– Да, я очень спешу. Счастливо! Пока, девочки.
Я вышла. Уже стемнело, над проспектом светились огни реклам. На самом деле я и правда спешу: заказ, как всегда, срочный и не маленький, так что и вечером, и ночью будет чем заняться. Деньги мне все равно нужны, хоть я и не собираюсь покупать авиабилет. И больше не думаю о том, что надо будет поехать туда.
Не «наконец-то поеду», а «надо будет»… Я думала так, потому что в душе знала – я не найду там того, что ищу. Оно никуда не исчезло, оно есть, – как те прозрачные тени, что порой проплывают в глазах и ускользают, едва хочешь их рассмотреть… а иногда они встают перед внутренним взором с невероятной четкостью, обретая краски, живую плоть и кровь. Только место здесь ни при чем.
И среди дорог, ведущих в этот город, нет мне верных путей земных.
Нет земных рубежей на полях веков. Что было, что будет – едино…
«Нет и не будет конца шествию нашему по земле…»
Я не смею верить, и все же надеюсь: пусть только там, откуда нет возврата, пусть лишь в тот час, когда будут сведены все счеты и отданы все долги – но окончательно сбудется то, что виделось мне в зеркале земных снов, отражающем потустороннюю явь. Потому что в этом мире не было для меня ничего лучше этих видений. А в мире ином, если мне позволено будет поклониться тебе, для меня не может быть большей награды. Ведь это будет значить, что всей жизнью своею я вымолила право на те слова, которые осмелилась произнести однажды…
«Где ты, там и я»…
Как тогда, я стану перед тобою на колени. А ты положишь ладонь мне на голову и скажешь, что ждал меня.
– Встань, – скажешь ты мне. – Ты очень хорошая.
Не смея поднять глаз, я отвечу:
– У меня столько было… всего.
– Ничего не было.
И ты обнимешь меня, и, взглянув тебе в лицо, я спрошу:
– Ты правда прощаешь меня?
– За что?
– За то, что я была… такой…
– Я знаю тебя одну – ту, которая обручилась со мною. А до прошлого мне нет дела. Слушай меня раз и навсегда: ты честна передо мной и перед теми, кто выше нас!
И может быть, что глаза мои, столько раз смотревшие на тебя во сне, будут неясно видеть тебя сквозь пелену слез, и губы, столько раз шептавшие твое имя, лишь неслышно дрогнут в ответ на твои слова:
– Я ждал тебя. И мы будем вместе – отныне и во веки веков.
2009–2010
