Текст книги "Шустрое ребро Адама"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Пупсик, – заискивающе обратился к собаке Дикарь. – Подойди сюда. Будь хорошим мальчиком.

Но Пупсик вовсе не желал быть хорошим, он презрительно посмотрел на хозяина, повернулся и потрусил прочь, таща ведро в зубах.

– Что же это делается! – возмутилась уборщица. – Ведь это же грабеж в чистом виде.

– Вот тебе деньги, баба Аня, купи себе новое ведро, а это ему оставь, – сказал Дикарь, сунув тетке в руку несколько мятых бумажек. – Больно оно ему полюбилось. Пусть гуляет, если ему ведро надоест, я тебе его отдам. А сейчас Пупсика лучше не трогать, может порвать.

И парочка отправилась на прогулку. Уборщица ошеломленно смотрела им вслед. Мариша воспользовалась ситуацией и подошла поближе к женщине.

– Жуткая собака, – дипломатично заметила Мариша. – Впервые вижу такую. Надо же, ведро украла!

– Каков хозяин, такая и собака, – сказала уборщица. – Ничего другого нельзя и ждать. Я в этом доме всю жизнь живу, Димку еще маленьким пацаненком знала, рос отъявленным хулиганом, все жильцы были уверены, что он плохо кончит. А вон как все повернулось. Свою коммуналку, где они с братом и матерью столько лет в одной комнатушке ютились, он у соседей выкупил, им отдельные квартиры и себе трехкомнатную получил. А я как жила над ним в коммуналке, так и живу. У нас такого богатого соседа нет. И желающих расселить нашу квартиру тоже нет, может быть, потому что под самой крышей.

– У вас тоже трехкомнатная? – спросила Мариша.

– Да, у нас на площадках везде по три квартиры. Одна двухкомнатная, одна однокомнатная и в середке между ними трехкомнатная.

– А откуда у него такая собака? Как ему не запретят держать, это ведь настоящий убийца.

– Нет, вообще-то Пупсик тихий, – сказала женщина. – Только если ему что-то в башку втемяшится, то лучше не спорить, а то он обижается. Вот как сегодня с ведром. Пойду я, пожалуй, а то мне убираться нужно.

– Хотите, я съезжу вам за новым ведром? – предложила Мариша. – У меня машина. А времени много, и вам помогу, и себя займу.

– Вот спасибо, – обрадовалась женщина. – А то у меня работы невпроворот. Где уж тут по магазинам бегать. Я пока соседнее парадное подмету.

Мариша выждала, пока тетка со своими швабрами и метлами перейдет в другой подъезд, и сама поднялась на четвертый этаж, где должна была располагаться квартира Дикаря. И без объяснений уборщицы было ясно, какая из квартир принадлежит Дикарю. Две соседние двери – старые, обшарпанные и покрашены какой-то мрачно-зеленой краской, а средняя сияла красным лаком.

Вообще лестница была чистая и светлая, везде горели лампочки, стены сверкали белизной, непонятно только, почему ремонт не коснулся дверей соседей Дикаря. Но больше всего Маришу порадовали лестничные площадки, на каждой из которых могла свободно развернуться легковушка. Сразу видно, что дом строился для уважающих себя людей.

Внимательно осмотрев дверь Дикаря, Мариша пришла к выводу, что взломать ее не удастся, а значит, нужно придумывать какой-то другой способ проникнуть внутрь. А в том, что сделать это нужно обязательно, Мариша была уверена. Пока она ездила за новым ведром, на которое уборщица почему-то забыла ей дать денег, Маришу не оставляла в покое мысль, что ее бедный дядя Валериан в это время лежит скорчившись где-нибудь в квартире Дикаря, возможно, в качестве будущего обеда Пупсика. Или же его косточки уже варятся в бульоне для того же Пупсика.

Так или иначе, следовало поторопиться, потому что если дядя еще и был жив, то ему явно угрожала опасность. Мариша схватила в магазине первое попавшееся ведро и помчалась обратно, уборщица еще ковырялась в соседнем подъезде, где ремонтом что-то и не пахло.

– Быстро ты, – одобрила Маришу уборщица. – Вот что значит колеса.

– Пес еще старое ведро не вернул?

– Что ты, они теперь не меньше часа гулять будут, – сказала тетка. – Эта скотина раньше загнать себя домой Димке не позволит. Час прогулки утром, час вечером. Это у него минимум, а если хочет хорошенько развеяться, то может и дольше гулять. Ну и Димке приходится следом трусить. В руки ведь Пупсик не дается, да и силой его домой не потащишь, если упрется, то и несколько мужиков его с места не сдвинут. Димка пробовал нанимать специального собачника, чтобы тот выгуливал Пупсика, но пес его малость покусал. А когда собачник из больницы выписался, то ни о каких прогулках слышать не желал, сколько ему Димка денег ни сулил.

– Ну и бросил бы своего пса, – сказала Мариша, – раз с ним столько хлопот.

– Никогда! – покачала головой уборщица, деловито скребя лестницу. – Димка от своего кобеля просто без ума. Всякие специальные штуки ему покупает, игрушки, а обеды так из ресторана возит.

– Что?! – воскликнула Мариша. – И часто?

– В последнее время почти каждый день, – сказала уборщица. – Мне его из окон видно. Так он то пиццу тащит, то гамбургеры, то еще какую-то снедь.

– И собаку кормит?

– А кого же еще, он ведь один живет, – сказала тетка. – Жены у него нет, детей тоже. Один. Да он мне сам хвалился, что денег у него теперь столько, что может собаку одной бужениной кормить. А видели, какой он ремонт у себя в подъезде сделал?

– Это он? А я думала жэк, – удивилась Мариша.

– Как же, – поджала губы уборщица. – Станет тебе жэк новые плафоны вкручивать. Димка и сделал на свои деньги. А вот двери соседей приказал не трогать, дескать, как жили в дерьме, так и дальше живите. Это он им отомстил таким образом.

– За что?

– Да за все унижения, что ему и матери с братом пришлось от людей вынести. Отца у них не было, то ли умер, то ли что, только вся семья считалась не очень благонадежной. Оно так и было, мамаша попивала, а мальчишки росли без всякого присмотра. Конечно, хулиганили, стекла били, потом связались с такими же хулиганами, на лестницу выйти страшно было от их сборищ. Ну а сама знаешь, людям нужно на ком-то отыграться за свои обиды, вот они и нашли козла отпущения в лице матери пацанов. Дружно устроили на нее травлю. Даже выселить за сто первый километр хотели. Подписи ходили собирали. Ну а потом грянули перемены, и братья как-то удивительно быстро вверх пошли. Только их матери это уже было не важно, она от беспробудной пьянки совсем ничего не соображала. А однажды зимой заснула на лавочке возле дома, да так и не проснулась.

– А братья остались жить в этом доме?

– Гаврила переехал. Сказал, что купил себе квартиру в центре. А старший живет, ездит тут на своей дорогой машине, пускает пыль в глаза тем, кто травил раньше его мать. Думаю, что он тут из садизма остался жить, чтобы ходить красивым и богатым и смотреть, как былые враги его дружбы добиваются и от зависти дохнут.

– И дохнут?

– Чтобы насмерть, так нет, а вот несколько инсультов имелось по его вине, – сказала уборщица и внезапно добавила: – А у их матери сестра в деревне была. Она тоже не одобряла пьянчужку и братьев не любила. Всего раз приезжала, но быстро сбежала, не понравилось ей тут. Денег у нее Димкина мать попросила, так та мало того, что не дала, так еще и оскорбила. Ну, и ей Димка тоже отплатил. Верней, не ей самой, а ее детям.

– Как же?

– А вот недавно к нему его двоюродный брат из той деревни приезжал, так он его с лестницы спустил и Пупсика на него натравил. Вопил, что таких братьев, от которых навозом несет, ему не нужно. Есть у него один брат – Гаврила, и хватит. А все прочие работяги ему здесь не нужны. Пусть обратно едет в свой колхоз грязь месить.

– Картина ясная, – сказала Мариша, в мозгу которой внезапно забрезжила догадка, как можно попасть в квартиру Дикаря или хотя бы попытаться это сделать. – Должно быть, ему тяжело в детстве пришлось, раз он так на всех обозлился.

– Это уж точно, – ответила уборщица и отвернулась, вплотную занявшись полом.

Разговор был окончен, Мариша спустилась вниз и начала прогуливаться перед домом, поглядывая по сторонам, не возвращается ли Дикарь со своим Пупсиком на поводке. В голове у Мариши одна за другой складывались фразы приветствия, которое должно было послужить ей пропуском в квартиру, а также в сердце Дикаря. Речь окончательно сложилась как раз к тому моменту, когда Дикарь показался из-за угла дома, волоча за собой на поводке упирающегося Пупсика. Мариша оформила на лице самую приветливую улыбку, на которую была способна, и шагнула вперед.

Дело о выпавшем из окна мужчине так и осталось на плечах Картохина. В следственном отделе и без того имелось множество куда более важных, поэтому такое простое на первый взгляд дело было решено оставить для расследования молодому оперу. Сам Картохин был вовсе не в восторге от этой чести. Все казалось простым только на первый взгляд. На второй и третий в нем выползали на свет божий неприятные подробности, не дающие возможности счесть его просто несчастным случаем. Ведь мог же пострадавший не удержаться на подоконнике и вывалиться на улицу. Вот и все! Ан нет.

Картохин тщетно пытался в этой истории видеть лишь то, что было выгодно следствию, но, увы, был он человеком честным и не привыкшим увиливать от трудностей. Поэтому с тяжелым вздохом и принялся выяснять, каким образом погибший мог оказаться в закрытом на ключ офисе и почему, не обратившись за помощью ни к кому, предпочел самостоятельно вылезти из окна пятого этажа.

Но для начала следовало выяснить личность погибшего. Это удалось сделать далеко не сразу. Не было даже его фотографии, которую можно было бы продемонстрировать работникам офиса на предмет опознания. Машина «Скорой помощи» увезла тело, не дождавшись милиции. С какой целью это было сделано, Картохин понять не мог. Но как бы там ни было, а тело исчезло, его же необходимо было найти. Расследование начиналось весьма нетрадиционно, и это опера не радовало. Он был, несмотря на молодость, человеком консервативным и предпочитал, чтобы все шло, как положено. А тут звони по моргам и выясняй, нет ли у них тела с улицы Попова.

То обстоятельство, что тело погибшего у следствия похищено, выяснилось только на следующий день. До этого Картохин пребывал в уверенности, что оно лежит у патологоанатома и вот-вот результаты вскрытия окажутся у него на столе. Конечно, при обычном раскладе что-то подобное вообще исключено. Но Картохин, самый молодой опер в отделе, где работали исключительно юмористы, уже привык к шуткам своих коллег, поэтому исчезновение трупа до прибытия следственной бригады он счел хоть и несколько неуместной, но все же шуткой. Он все еще ждал, когда коллегам надоест хихикать над ним и они отдадут ему фотографии с места происшествия и отчет о случившемся.

Когда же этого не случилось даже на следующий день, у него лопнуло терпение, и он отправился по кабинетам скандалить и требовать фотографии и отчет экспертизы. Коллеги только крутили пальцами у висков и ржали, чем окончательно убедили Картохина в своей причастности к делу. Он отправился к патологоанатому – единственному в отделе, кто никогда не подшучивал над парнем, поэтому Картохин сюрпризов с его стороны не ожидал.

– Что там с моим трупом? – осведомился он.

Врач недоуменно на него уставился.

– Хватит! – взвизгнул Картохин. – Если вы сейчас же не даете мне бумаги по этому делу, я иду к начальству. Пусть после этого я заслужу репутацию стукача, но и вам всем не поздоровится. Надоели мне ваши шуточки!

– В чем дело? – совершенно искренне удивился врач. – Какой еще такой «твой труп»? Тебе разве уже дела с трупами доверяют?

– Не надо прикидываться, тебе отлично известно, чей труп. Тот парень, что вылетел из окна пятого этажа на улице Попова. Скажешь, тебе его не привозили?

– Нет, можешь сам убедиться, – сказал врач. – Вон они, все тут лежат. Иди выбирай.

Это взбесило Картохина окончательно.

– Ты отлично знаешь, что я в глаза не видел покойника, – взвизгнул он. – Как я, по-твоему, могу его узнать?

– Ты говоришь, из окна выпал, а у меня все с огнестрельными ранениями, – спокойно сказал врач. – И по каждому уже заведено уголовное дело. Могу тебе показать. Думаю, что твое тело где-то в другом месте.

– Но что же тогда могло случиться? – возмутился Картохин.

– Могло, – сказал врач, невозмутимо прихлебывая из колбы прозрачную жидкость, по запаху сильно напоминающую спирт. – Сейчас лето, на «Скорых» подрабатывают студенты. Иногда шофер и санитар в первый раз видят труп, а врача вообще и в помине нет. Они легко могли отвезти его в любой морг и на этом успокоиться. Если люди вызвали только машину «Скорой», укомплектованную именно такой бригадой, та легко могла забрать тело, не дожидаясь приезда милиции.

– Ясно, спасибо, – буркнул Картохин и отправился обзванивать морги.

Ему удалось найти тело лишь через час. Потом он помчался в больницу.

– Тело уже опознали! – радостно заявил ему санитар. – Жена приходила.

Обрадованный тем, что хоть один вопрос решился, Картохин помчался к жене покойного. Предварительно он выяснил, что погибший был вице-президентом компании «Органикс», занимавшейся производством и распространением косметики на основе чудодейственных водорослей, которые добывались где-то в Тихом океане в районе Камчатки. Покойного звали Сергеем Даниловичем Корякиным, и жил он в просторных апартаментах из пяти комнат на улице Солидарности. Безусловно, не слишком престижный район, но дом новый, улучшенной планировки. В двух шагах находился парк. Новый район возле метро «Дыбенко» расстраивался и благоустраивался. Весь микрорайон должен был в скором времени преобразиться.

Квартира Корякиных располагалась на пятом этаже двенадцатиэтажного дома, построенного из красного и отделанного кремовым кирпичом. Картохин, который проживал в крошечной трехкомнатной хрущевке вместе с сестрой на выданье, водившей к себе женихов, родителями и парой кошек, почувствовал страшную зависть.

– Я занимаюсь делом вашего мужа, – заявил Картохин красивой женщине с усталым лицом и добрыми глазами, открывшей ему дверь.

– Я не замужем, – сказала женщина. – Вы, должно быть, ошиблись. Я экономка. Хозяйка в гостиной, прошу вас.

Картохин зашел внутрь и обомлел. По долгу службы ему пока не часто приходилось бывать на квартирах потерпевших, поэтому он не успел еще осознать величину пропасти, которая разделила наше пестрое общество. Но в этот момент он ее осознал, сравнив эти хоромы со своей жалкой халупой. Он пошел по казавшемуся нескончаемым коридору и скоро заблудился.

Кроме комнат, ему попадались еще какие-то просторные холлы, стенные шкафы и встроенная мебель, так что найти гостиную он смог лишь после того, как экономка сжалилась над ним и проводила к хозяйке. На диване перед телевизором сидела молодая женщина. Она щелкнула пультом и поднялась ему навстречу. Картохин с удивлением обнаружил, что хозяйка очень похожа на свою экономку. У нее были такие же усталые добрые глаза, а одета она была в непритязательные джинсы и какую-то вылинявшую футболку.

– Я занимаюсь делом вашего мужа, – повторил он. – Ведь вы жена Корякина Михаила?

Женщина утвердительно кивнула и опустилась на диван, жестом предложив оперу сесть в одно из мягких кожаных кресел.

– Меня зовут Надя, – сказала женщина. – Если хотите, то курите. Пепельница возле вас на столике.

Картохин огляделся по сторонам, но единственное, что могло играть роль пепельницы, была пустая банка из-под пива. Он взял ее в руки и убедился, что это и есть фарфоровая пепельница, мастерски сработанная под пивную банку «Хольстен».

– Вы знаете, почему ваш муж мог оказаться в том доме на улице Попова? – спросил он у Надежды.

– Нет, я не была в курсе дел мужа, – сказала женщина. – С тех пор, как он пошел работать в эту косметическую фирму, он перестал делиться со мной своими проблемами.

– Он стал скрытен? – уточнил Картохин.

– Не то чтобы скрытен, просто у него оставалось слишком мало времени, чтобы подолгу болтать со мной. Грех жаловаться, он стал хорошо зарабатывать. Слишком хорошо, чтобы у меня была необходимость продолжать работать. Он сказал, что жене вице-президента не пристало просиживать в библиотеке, и мне пришлось уйти. До сих пор жалею, тогда я чувствовала себя нужным человеком, а сейчас не знаю, что я или кто я... Все по дому делает моя экономка. Дети уже взрослые.

– У вас взрослые дети? – удивился опер.

– Разве не похоже, что мне уже под пятьдесят? – улыбнулась женщина. – Приятно, конечно. Но за деньги можно все. Несколько операций, тренажерный зал и липосакция раз в два года. И вот уже двадцать лет летят долой. Только что с того?

– Значит, ваш муж стал реже бывать дома?

– Не то слово, – снова кивнула Надежда. – Я его почти совсем не видела. Он возвращался поздно и таким измотанным, что сразу же заваливался спать. А уходил рано и всегда торопился, так что мы едва успевали переброситься несколькими словами.

– Скажите, мой вопрос может вам показаться бестактным, но у вашего мужа не было любовницы?

Ему так показалось, или женщина действительно вздрогнула.

– Почему вы так решили? – пробормотала Надя.

– Когда мужчина, будь он нищим или миллионером, начинает погуливать, симптомы всегда оказываются одинаковыми, – сказал Картохин.

– Может быть, – сказала Надежда. – Я не могу сказать точно. Но на тех презентациях, где положено бывать женам директоров, муж всегда был со мной.

– Но таковых в последнее время становилось все меньше и меньше, не так ли? – уточнил Картохин.

– Вероятно, да... Но я не вела точных подсчетов.

– А что могло его связывать с охранной фирмой, находящейся на улице Попова? – снова спросил Картохин. – Ведь что-то заставило его оказаться там?

– Выясняйте это у мужа на работе, – сказала Надя. – Вероятно, они имели с той фирмой какие-то общие дела. Я не в курсе. Но в морге мне сказали, что мой муж погиб в результате несчастного случая и никакого расследования по факту его смерти не ведется. Выходит, они ошиблись?

– Ошиблись, – заверил ее Картохин. – Нам еще предстоит уточнить, один ли был ваш муж в офисе в тот момент, когда с ним случилось несчастье.

– Вы хотите сказать, что моего мужа могли убить? – побледнела Надежда.

– Этого я вам пока сказать не могу. Будущее покажет. А пока спасибо вам, – поблагодарил Картохин вдову. – К сожалению, тело вашего мужа вы сможете забрать не раньше, чем через несколько дней.

– Я не тороплюсь, – вздохнула женщина. – Теперь это уже не важно.

От жены погибшего Корякина опер узнал адрес фирмы «Органикс» и немедленно направился туда. На кабинете Корякина уже висела табличка с другим именем. Такая оперативность заставила опера призадуматься. Жена узнала о смерти мужа утром, он сам всего несколько часов назад, а руководство фирмы уже успело назначить преемника, который к тому же занял кабинет и поменял табличку на дверях.

В бывший кабинет Корякина опер не пошел. К чему? Ведь там шел ремонт и устанавливалась новая мебель. Он прямиком направился к начальнику отдела кадров. Тут эта должность называлась – менеджер по кадрам. В кабинете сидела симпатичная женщина лет сорока, не идущая на экстремальные меры, чтобы побороть свой возраст, но тем не менее следящая за своей внешностью.

– Корякин! – воскликнула она. – Конечно же, я его знаю! Как же я могу не знать человека, который работал в нашей фирме почти со дня ее основания.

– И давно она основалась? – осторожно спросил опер.

– Уже пять лет, – гордо сообщила менеджер. – Корякин одним из первых поверил в нашего основателя. Кажется, они вместе учились. Точно я не знаю. Но дело у них пошло. Общество у нас считается акционерным, но на самом деле уже давно все акции сконцентрированы в руках двух человек – Корякина и нашего генерального директора Николаева. Остальные несколько процентов находятся в руках у мелких акционеров, но те погоды не делают. Все дела фирмы вершили эти двое.

– И к кому теперь перейдут акции?

– Думаю, что к жене Корякина, – удивилась менеджер. – Он ее очень любил. Хотя в последнее время между ними явно наметилась трещина.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего серьезного, обычный кризис среднего возраста, – сказала менеджер. – У Корякина появились молоденькие секретарши. Ничего с уверенностью я сказать не могу, но менялись они подозрительно часто.

– Ну и что? Должно быть, они были не слишком профессиональны, вот он их и увольнял, – лицемерно предположил Картохин.

– Да, – иронично улыбнулась менеджер. – Они вели себя слишком нахально и всячески давали понять, что держат их тут не за их профессиональные знания.

– Я могу побеседовать с последней секретаршей?

– Можете, – кивнула менеджер. – Тем более что она перешла по наследству к заместителю Корякина.

– Но в кабинете у Корякина идет ремонт, где же мне найти эту девушку?

– Лидка наверняка в бывшем кабинете Шведова.

– Шведов – это бывший заместитель Корякина? – уточнил опер.

– Точно, – кивнула менеджер. – Такой неприятный тип, но вы сами все увидите. Уже и табличку поменял. Я едва не упала, когда сегодня утром увидела. Никто еще знать ничего не знал, а табличка уже была другая, и в кабинете шел ремонт.

– Назначить Шведова на его нынешнюю должность мог, конечно, только Николаев? – спросил опер.

– Да, но только после заседания совета акционеров, – ответила менеджер. – И я очень удивлена, что Николаев пошел на это. Он ведь знает, что Надя может возразить против такого решения. Ей Шведов никогда не нравился.

После разговора с менеджером Корякин отправился к Лиде. Секретарша оказалась хорошенькой девушкой лет восемнадцати-двадцати. Пухленькой, смешливой и очень недалекой. Глазки у нее были маленькие, рот большой, а фигура несколько расплывчатой. Так что особой красотой девица не отличалась. А после нескольких фраз становилось ясно, что девица провинциалка, приехала в столицу откуда-то из степей Украины.

О своем бывшем шефе Лида отзывалась хорошо. По ее словам, он был не очень требователен, дарил ей мелкие подарки и никогда не забывал брать ее на презентации.

– А с его женой вы знакомы?

– С этой старой теткой? – презрительно скривила губки Лида. – Вот уж скучная особа. Не пойму, зачем он на ней женился и почему терпел так долго? И представьте, еще и ревновала его, вот потеха. А чего ревновать, если он твердо решил от нее уйти и жениться на мне.

– О?! – поразился опер. – Так его смерть явилась для вас тяжелой потерей?

– Что? – презрительно хмыкнула Лида.

– Близкий человек ведь умер, – пояснил ей опер.

– Да у меня таких близких, – выдохнула Лида. – Вот если бы женился, тогда другое дело. А так... Я уверена, что это его жена прикончила. Должно быть, наняла кого-нибудь. Ведь ей после развода шиш с маслом причитался бы, а сейчас она всеми деньгами завладела.

После беседы с секретаршей в самый раз было бы сходить в баню, чтобы отмыться от той грязи, которая плескалась в душе девушки Лиды. Но Картохин ограничился тем, что тщательно вымыл руки и лицо с мылом и отправился на беседу к Николаеву. Тот оказался на месте.

– Догадываюсь, зачем вы пришли, – грустно сказал он. – Сережа был моим единственным другом. Мы уже долгое время трудились бок о бок. Теперь я даже не представляю, кто сможет его заменить.

Вот этот человек действительно страдал. Искренне и глубоко. Жена Корякина тоже страдала, но оперу показалось, что не столько из-за смерти мужа, сколько из-за того, что было с ней связано. А вот Николаев переживал именно потерю близкого человека, соратника.

– Но вы ведь уже назначили его преемника? – сказал Картохин. – Некоего Шведова.

– Временно. Только потому, что он единственный, кто в курсе дел Сережи, и потому он самая подходящая кандидатура. Но еще не было собрания акционеров, которое вправе утвердить его на этой должности.

– Но он уже поменял табличку!

Картохину показалось, что эта новость удивила Николаева, но он только рукой махнул.

– Табличку поменять недолго, – сказал он. – Трудно найти нужного человека. Я вообще сомневаюсь, что мне удастся найти замену Сережи.

– Почему?

– Видите ли, он был посвящен в некоторые тонкости нашего бизнеса, которые я могу доверить только абсолютно надежному человеку, которому доверял бы как самому себе. Сережа был именно таким человеком, а Шведов... Так что зря он табличку поменял.

– Скажите, Корякин по делам вашей фирмы мог иметь какие-нибудь контакты с охранной фирмой «Барс»?

– Впервые слышу, – удивился Николаев. – Нас охраняет фирма «Полюс». Мы сотрудничаем с ней уже много лет, и я не вижу причины, по которой мы должны были бы отказаться от их услуг.

– А Корякин не мог на свой страх и риск затеять переговоры с другой фирмой?

– Это полностью исключено, – сказал Николаев. – Охрана и производство были на мне. Миша занимался вопросами поставки и экономической частью.

– Ему, наверное, часто приходилось ездить за сырьем? И перевозить с собой крупные суммы денег?

– Нет, у нас крайне редко бывал перебой с сырьем, – покачал головой Николаев. – Лично я могу вспомнить лишь один случай, да и то хватило двух телефонных звонков в Магадан, чтобы исправить положение. Никуда ехать не пришлось. И деньги мы всегда переводили через банк.

– А в личной жизни у него все было благополучно?

– Более или менее, – сказал Николаев. – Он был женат на чудесной женщине, лично я мог бы только мечтать о такой жене. Но, как часто бывает, мы не ценим того, что имеем. По-моему, Сережа слишком привык к Наде, перестал уделять ей внимание. У него было несколько интрижек с девочками, которые работали в разное время в нашей фирме. Последнюю его подружку вы, должно быть, уже видели. Ни одна из них не могла претендовать на что-то серьезное.

– То есть разрушать свой брак он не собирался?

– Насколько я знаю, нет, – сказал Николаев.

После этого разговора Картохину оставалось уповать только на визит в фирму «Барс». Особой надежды, что там ему помогут, у него не было, но все-таки стоило выслушать от руководства фирмы какие-то версии того, почему господин Корякин выпал именно из их окна. Вчера ему плели сущую чепуху, что, мол, этот господин тайком проник в помещение фирмы, с непонятной целью спрятался в подсобном помещении, где хранилась бумага для ксерокса, а потом, дождавшись, пока сотрудники фирмы покинут помещение, он подошел к окну и выбросился из него.

Картохин решил дать директору время придумать что-то более внятное и назначил на сегодня встречу, от которой зависело, будет заведено дело по умышленному убийству, признана ли будет кончина Корякина самоубийством, или все спишут на несчастный случай. Для сегодняшнего разговора очень бы пригодились результаты вскрытия, поэтому опер заехал в покойницкую, где врач деловито ковырялся в очередном трупе.

– А, явился! – обрадовался он Картохину. – Зря ты про меня так плохо подумал. Видел я твой труп. Сразу сказать трудно, но, похоже, ничего в нем криминального нет. Никаких признаков того, что его насильно выпихнули из окна, я не увидел. К тому же уровень алкоголя в крови лишь немного выше нормы. Повреждений, которые бы погибший получил незадолго до смерти, тоже не видно. Хотя при падении получилась сплошная каша, так что точно сказать трудно. Но сопротивляться он не сопротивлялся. Если ты сможешь догадаться, как можно выпихнуть из окна крепкого и здорового мужика, чтобы он при этом не вопил благим матом, не сопротивлялся и при этом был трезв, то заводи дело по факту убийства.

– А наркотики?

– Это я смогу тебе сказать через пару часов. Все! Ты извини, но у меня дела.

С этим и пришлось Картохину отправляться в «Барс». Начальство отсутствовало, и Картохину не оставалось ничего другого, как побеседовать с персоналом фирмы. Разумеется, все в один голос подтверждали вчерашнюю версию директора. Что погибшего они видели один раз. Вчера в середине рабочего дня погибший, которого они видели впервые, зашел в офис, а потом куда-то исчез. Но тогда они не придали значения этому факту. Народу у них ходит много, за всеми не уследишь.

В полном отчаянии Картохин сунул под нос молоденькой и хорошенькой, похожей на Барби секретарше фотографию погибшего Корякина, на которой тот был запечатлен со своей женой. Фотографию эту опер позаимствовал в квартире Корякина, разумеется, без ведома вдовы. Вообще-то ему Надежда на фотографии была совсем не нужна, он даже подумывал, не отрезать ли ее, но стало жаль портить снимок. А отдельного изображения Корякина в доме он не увидел, так что выхода не было.

– Видели вы этого мужчину? – спросил у двойника Барби Картохин.

Секретарша взяла фотографию холеными пальчиками с фиолетовым маникюром и оценивающе посмотрела, но не на фотографию, а на самого Картохина. Вообще-то женщинам редко нравилось созерцать его, но эта девушка оказалась исключением.

– Вы из милиции? – с почтением спросила она. – Мой папа тоже работает в милиции. Он инспектор ГАИ. Уверен, что я должна выйти только за милиционера, а иначе грозится лишить меня и маму наследства и все отписать своей любовнице.

– И вы так спокойно об этом говорите? – удивился Картохин.

– Ничего не спокойно! – возмутилась девушка. – Знаете, какой у меня папка богатый. Да я повешусь, если все достанется этой стерве. А все идет к тому. Если я в ближайшие полгода не выйду замуж за милиционера, то всю жизнь придется вкалывать за гроши.

– Ничего, вы такая красавица, что подцепите себе богатого мужа, – утешил ее Картохин. – Совсем вам не обязательно идти за бедного мента.

– Вы не понимаете, – с досадой сказала девушка. – Одно дело, если я сама буду хозяйкой своим деньгам, а совсем другое, если мне каждый доллар придется клянчить у мужа. А когда я состарюсь, он просто заведет себе молоденькую подружку, а меня вышвырнет пинком под зад. Мой папаша еще благородно поступил, хоть какой-то шанс нам с матерью дал, другой бы просто слинял с деньгами к молоденькой. Знаете, сколько я тут таких историй услышала!

– Неприятно, когда мужчины поступают таким образом, – согласился опер. – Но вы все-таки посмотрите на фотографию.

– Так вы моим предложением не заинтересовались? – спросила девушка.

– Не знаю даже, – растерялся Картохин. – Я думал – вы в шутку.

– Какие шутки! – возмутилась девушка. – Я могу потерять без малого семьдесят тысяч.

– Сколько? – поразился Картохин, одновременно подумав, что сглупил и нужно было прорываться в ГАИ.

– А вы как думали. Считайте, – сказала девушка. – Две иномарки. Одна у нас уже три года, но не битая, так что тысяч пять за нее и сейчас выручить можно. Вторую машину папаша вообще недавно купил. Отвалил за нее пятнадцать тысяч. Уже двадцать. Потом дача на заливе и участок при ней в двадцать соток. Стоит на самого скупого покупателя никак не меньше двадцати пяти тысяч. Вот и сорок пять. Потом квартира, которая на папу приватизирована. Еще двадцать тысяч. Ну и комнату он недавно купил в коммуналке. Хочет потом эту коммуналку к рукам прибрать. Я еще не считаю денег, которые у папаши в загашнике лежат.

– И все это он вам оставит, если вы замуж за мента выйдете? – удивился Картохин. – И вы ему верите?