Текст книги "Циклоп в корсете"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я показала самую приличную, – сказала Мариша. – Там, где она в халатике.

Я фыркнула, и на этом мы тему закрыли. Наш Пабло (который толстый) погрузил нас и еще одного парня к себе в машину, а Маша забрала двух других парнишек. Ничего не хочу сказать про нее плохого, но она выбрала тех, что посмазливей. Ехали мы долго. Во всяком случае, нам показалось, что долго, на самом деле там вряд ли было больше сотни километров. Но из-за непривычной жары, теплой одежды и жажды дорога показалась нам длинней того пути, что проходили крестоносцы до Палестины.

Мы миновали уже несколько миленьких селений, окруженных садами, где росли апельсины, лимоны, оливы и виноград. Наконец Пабло свернул к очередному городку и затормозил возле белого одноэтажного дома под черепичной крышей. Перед домом был квадратный бассейн, но больше мы ничего не заметили, так как нас немедленно провели в темную комнату, оказавшуюся столовой. Перед каждым поставили по чашке супа и тарелке с жареным мясом и рисом, а также большую корзину с фруктами.

Когда мы перекусили, нас отвели в предназначенную нам комнатку. Она была небольшой, но светлой и уютной. Деревянные кровати были застелены клетчатыми тонкими шерстяными одеялами. Пол был выложен плиткой, а стены выкрашены в ровный сливочный цвет. В качестве украшения в комнате висело распятие. Из мебели имелся белый пластмассовый столик типа тех, что у нас стоят в летних кафе, и такие же стулья.

Шкафом служила ниша в стене, занавешенная куском вышитой ткани. Пабло что-то прочирикал на своем языке, из чего можно было понять, чтобы мы располагались и вообще отдыхали, снова мне многозначительно подмигнул, гадко захихикал и испарился, оставив нас наедине. Немедленно в замочной скважине что-то влажно заблестело, путем несложной дедукции мы пришли к выводу, что это глаз.

– Найти Милу тут будет трудней, чем я ожидала, – призналась мне Мариша, встав спиной к двери. – Тут никто не говорит по-английски.

На поверку оказалось, что она погорячилась. Одного англоязычного испанца нам все-таки удалось разыскать. Верней, он сам к нам подошел и представился. Звали его Себастьян или Себастьяно, жил он тут уже больше десяти лет, был всем очень доволен и никуда не рвался. Но природная любознательность заставила его пойти с нами на контакт. Узнав, что мы из России, он очень обрадовался и сказал, что знает про Россию очень много, давно интересовался нашей страной.

– Это там, где Влаттимир Иллич умер, в тундре, – очень гордый своим кругозором, сказал он нам.

К сожалению, Себастьян тоже не видел Милы. Но зато точно знал, что всех прибывших отправляют в карантин в Таррагону.

– Странно, что вас сразу же привезли сюда. Вы же можете быть больны, – удивленно сказал он и поспешно удалился, должно быть, опасаясь, что на него набросятся бактерии, которые мы привезли с собой с места упокоения Влаттимира Иллича.

– Какого черта, – возмутилась Мариша, – если Мила сидит в карантине, то что мы делаем тут?

Мы отправились искать Пабло. После недолгого разговора выяснилось, что прибывавшие до вчерашнего дня отправлялись в карантин, а сегодня он неожиданно оказался переполнен. Дальше последовал обмен мнениями, на протяжении которого из кармана Мариши в карман испанца перекочевало еще несколько зеленых бумажек, мы были признаны больными в очень плохом состоянии (куда русская сторона смотрит), и нас было решено завтра же отправить в карантин в Таррагону.

– Почему не сегодня? – подозрительно щурясь, спросила Мариша.

На это Пабло разразился длинной речью, из которой явствовало, что нельзя в один день так нагружать себя работой. Всевышний может этого не одобрить. Нужно же оставить время для молитвы и размышления о мире сем и о том, как мудр был Создатель, когда создавал его. Судя по всему, тут этим занимались основную часть времени. Мы провели беспокойную ночь, опасаясь, как бы нам не застрять в этом испанском райке на всю жизнь.

Но мы зря волновались. Пабло разбудил нас около шести часов утра, заявив, что пора в путь, пока не слишком жарко. У него еще есть на сегодня дела и он хотел бы вернуться обратно к сиесте. Мы снова прокатились по многоярусным садам с плодовыми деревьями и полюбовались на местные виды. То есть сначала любовались, а потом нам было уже не до красот, мы сидели в машине и обливались потом. Машина не была снабжена кондиционером, или его сломал какой-то идиот, мы не поняли. Но жара скоро стала адской. Поэтому в Таррагону мы прибыли в полуобморочном состоянии. Выйдя из машины, мы вздрогнули.

– Ты куда нас привез? – набросилась Мариша на испанца. – Издеваешься?

Пабло со страху забыл английский и что-то залопотал по-птичьи. Но понять его было не мудрено, мы и без него поняли, что перед нами карантин.

– Мы и сами видим, что не Версаль, – взвизгнула я.

Такие бараки встречаются еще и у нас в России, особенно в местах молодежных строек или просто строек. Единственное отличие было в том, что здешний барак был покрашен в миленький розовый цвет и густо обвит зеленью. Двор выложен светлой плиткой, никакого бассейна тут не наблюдалось, а бетонный забор очень высокий. Вдобавок тут имелись внушительные ворота и не менее внушительный замок на них.

– Ужас! – сказала Мариша. – Кондиционеров тут, конечно, нет.

Испанец понял ее и без перевода и поинтересовался, остаемся мы или нет. А то ему некогда, время поджимает. И чтобы показать, что он очень занятой человек, Пабло показал свои часы. Они стояли. Ничуть не смутившись, он их завел прямо у нас на глазах и спросил, едем мы с ним или как.

– Остаемся, – решила за нас обеих Мариша. – Попытаемся узнать тут про нашу подругу.

Пабло обрадовался и кивнул. Втроем мы вошли внутрь барака. Оказалось, что он значительно больше, чем кажется снаружи, благодаря пристроенной к нему сзади такой же половине. Внутри барак был разделен на множество маленьких клетушек и несколько помещений побольше. В маленьких располагались жилые комнаты на двух-трех человек, а в больших размещались столовая, кухня и конференц-зал, в котором сейчас все и находились. На возвышении стоял стройный молодой человек, который что-то читал по бумажке. По-моему, он перечислял господу все, на что тому следовало бы обратить внимание сегодня.

Дождавшись, пока обратят внимание на нас, Пабло проследовал во внутренние помещения. Сюда же пришел еще один молодой человек – португалец, говорящий по-английски, который осмотрел нас и нашел, что нам и в самом деле не мешало бы пожить в карантине. Как-то сразу совать ему под нос фотографию Милы было неловко. Поэтому мы дождались, пока нас развели по комнатам, и начали опрос наших соседок.

Мне в соседки достались негритянка и испанка. Обе не говорили по-английски, обе не знали Милы, то есть были совершенно безнадежны. Я пошла дальше по комнатам. Должно быть, со стороны это выглядело довольно странно. Я открывала дверь, говорила «здравствуйте», что звучало по-испански как «буэнас диас», раздавала людям фотографию Милы и ждала реакции. Уже в третьей комнате Милу признали. Девушка начала бурно объяснять мне что-то, но, увы, я ее совершенно не понимала: то ли акцент у нее был чудовищный, то ли она от природы была шепелява, но я не понимала ни слова. Такого просто не могло быть. Решив, что нужно найти Маришу, она придумает какой-нибудь выход, я пошла дальше и наткнулась на подругу буквально через несколько минут.

– Как успехи? – спросила я, впрочем, могла бы и не спрашивать, так как Мариша кисло слушала быструю речь какого-то парнишки, явно не понимая ни слова.

– Как думаешь, «сиудад реал» – это что? – наконец спросила у меня Мариша. – Он все время повторяет одно и то же и тычет при этом пальцем в фотографию. – Может быть, это ругательство?

Мы забрали у смуглого парнишки фотографию Милы, которую он не хотел отдавать, и пошли дальше.

– Сиудад реал, – сказала Мариша первому же попавшемуся мужчине.

Тот непонимающе уставился на нее. Наконец что-то сообразив, разразился длинным монологом.

– Сволочи, – злобно сказала моя подруга. – Хоть бы один язык потрудились выучить в школе. Удивляюсь, как им удалось доплыть до Америки и завоевать бедных индейцев? На мой взгляд, эти лентяи не способны ни на что. Да им и несколько километров не преодолеть без того, чтобы не устроить себе передышку в несколько часов.

– Сиесту, – подсказала я. – Слушай, не может быть, чтобы тут не было ни одного русского. Нужно хорошенько поискать.

Мы поискали, в отличие от ленивых испанцев нам упорства было не занимать, поэтому уже через пару часов мы наткнулись на мирно загорающего на солнышке мужичка лет тридцати с небольшим. Если бы не сильная бледность, которую не мог скрыть даже загар, то мужчина был бы красивым.

– Ты русский? – спросила у него Мариша.

– О! – обрадовался мужик. – Соотечественницы. А я уж думал, что так и помру сегодня, не услышав родной речи. Присаживайтесь!

Мы послушно уселись рядом с ним на лавочку.

– Ты ее знаешь? – спросила у него я, показывая фотографию.

– Знаю, – охотно согласился мужик. – Светка.

– Вообще-то ее зовут Мила, – нерешительно сказала я.

– Ты что-то путаешь, – возразил мужчина. – Русских тут немного, а я сижу в карантине уже третий месяц и всех знаю. Света приехала пять дней назад. Я всегда хожу встречать новеньких. Тут скучно, единственное занятие – учить испанский, но мне он без надобности, я умру скоро, так что я язык не учу. А новенькие мне рассказывают последние новости из столицы. Я сам москвич, а вы откуда?

– Хотелось бы все же узнать про Свету, – попросила я. – А мы из Питера.

– Чудный город! – восхитился мужчина. – Жаль, не довелось побывать. Все наркотики проклятые, ничего, кроме них, не хотелось.

– Еще успеешь, – заметила Мариша.

– Вряд ли, мне жить несколько месяцев осталось, – сказал мужчина. – Знал бы, что такая история, не стал бы связываться с этой конторой. Поехал бы по путевке на Балеарские острова, там на пляже и отдал бы концы потихоньку, никого не затрудняя.

– Но пока ты жив, так что расскажи нам про Свету, – потребовала у него Мариша, которая всегда была совершенно глуха к чужим, а особенно мужским страданиям.

– А Света уехала, – сказал мужчина. – Давайте познакомимся, что ли. Меня зовут Слава.

– Как уехала?! Куда?! – возмутилась я.

– Сегодня и уехала, – сказал Слава. – А куда, не знаю, мне не докладывают. Спросите у нашего Родриго. Он отправкой ведает. Да бог с ней, она странная какая-то. Ничего про себя не рассказывает, а гонору на десять баб хватит. Ну хорошенькая, так что с того. Все на какие-то интриги намекала, дескать, она тут не просто так, и про какие-то фамильные сокровища успела наболтать, только я ей не поверил. Встречал я уже таких болтушек на своем веку, верить им ни на грош нельзя. Но главным образом твердила, что она тут не просто так оказалась.

– А как?

– Ну вроде бы по делам, – сказал Слава. – Все фыркала и кривилась, дескать, нет у нее времени в этом карантине сидеть. Дела делать нужно.

– Где этого Родриго можно найти? – спросила я решительно.

– А чего его искать, вон он сам чешет. Только предупреждаю, он вам ничего не скажет. Они тут строго следят за тем, чтобы знакомые друг про друга ничего не знали. А то начнут кучковаться, дружить, потом денег раздобудут. Ну, а дальше все по схеме.

Но мы уже мчались на всех парах к Родриго.

– Раша? – спросил у нас Родриго. – Гуд монинг.

Мы кивнули. Испанец заулыбался и попытался сказать еще несколько слов. Только зря, лучше бы ограничился приветствием. Уже через несколько секунд он запутался в обрывках глаголов и кровоточащих кусках прилагательных. Его спасла какая-то симпатичная испанка, которая позвала его за собой. Нам только и осталось, что вернуться к Славе.

– Вот тебе и сиудад реал, – сказала Мариша. – Господи, ну почему меня не отдали в испанскую школу? С трудом понимаю их красивый напевный, и то только если говорят со скоростью пять слов в минуту.

– А при чем тут школа? – спросил Слава. – Кто у вас там?

– Где? – мрачно спросила моя подруга.

– Ну ты сказала: «Сьюдад-Реал». Кто у тебя там?

– Кто? Где?

– Хватит издеваться! – неожиданно взвизгнул мужик. – Думаешь, если я умирающий, то можно надо мной измываться?

– Постой, постой, никто над тобой и не думал измываться, – остановила я его. – Ты объясни толком, из-за чего ты раскипятился. Мы сами не можем понять, что это «сиудад реал» значит.

– Вот оно что! – расхохотался мужик. – Так вы совсем серые.

– Слушай, если теперь ты будешь нас оскорблять, то я тебе накостыляю по шее, и не посмотрю, что ты умирающий, – пригрозила ему Мариша. – К тому же, если не считать того, что ты белый, словно простыня, то выглядишь ты неплохо, и сразу видно, что умный мужик.

– Да не «сиудад реал», а Сьюдад-Реаль, – пояснил нам польщенный Слава. – Городок такой. Оттуда вчера Санчо приезжал.

– А Дон Кихота не было? – заржала Мариша.

– Постой, – прервала я ее веселье. – Если Света уехала вчера и вчера же приезжал этот Санчо из Сьюдад-Реаля, то он ее и забрал. Правильно нам тот парнишка все твердил про «сиудад реал». Мы его просто не поняли, а он знал, куда Милу забрали.

– Как нам попасть туда? – спросила у Славы Мариша.

– Никак, – пожал тот плечами. – Да еще вдвоем с подругой в одно место, где вас ждет третья подруга… Точно никак.

– Но нам нужно, – настаивала Мариша. – В конце концов, мы заплатили кругленькую сумму в долларах, так что они должны пойти нам навстречу.

– Вот если бы вы им еще не заплатили, тогда можно было бы о чем-нибудь говорить, а раз заплатили, то надеяться вам не на что, – философски заметил Слава.

– А я все-таки думаю, что нам удастся их уговорить, – сказала Мариша.

Но все оказалось гораздо сложней, чем мы предполагали. Только на второй день нам удалось сочинить связную речь с объяснением, почему нам немедленно нужно попасть в Сьюдад-Реаль. И еще день у нас ушел на репетицию, чтобы потом выступить перед Родриго. Эти чертовы испанцы творили нечто невообразимое со своим языком. Одних только форм глаголов тут насчитывалось свыше десятка. То есть их было значительно больше, но эти мне удалось подсчитать.

Уехать одни мы не могли по ряду причин. И самая главная та, что наши документы, в том числе и паспорта, остались у Родриго. Мы могли бы плюнуть на них, наша виза была действительна двадцать один день, но что с того – наш корявый испанский по разговорнику, конечно, привлечет к нам внимание испанской полиции, которая захочет (о, разумеется, из чистого любопытства) взглянуть на наши паспорта. И что мы им предъявим? Никаких денег не хватит на взятки. К тому же существовал риск наткнуться на неподкупного полицейского. А куковать в местной тюрьме нам как-то не хотелось.

Выход был один, и через три дня мы набрались решимости и отправились для серьезного разговора с Родриго. Мы показали ему наши фальшивые милицейские корочки и рассказали чистую правду о том, что мы расследуем убийство и нам просто необходимо допросить жену убитого. Должно быть, раньше ничего подобного от своих наркоманов ему слышать не приходилось. Он раскрыл рот и недоверчиво уставился на наши удостоверения.

К счастью, их изготовитель не поскупился на печати, но даже они не убедили подозрительного Родриго.

– Полиция? – тупо переспросил он. – В России в полиции работают наркоманы?

Это мы поняли. А вот объяснить ему, что наша наркомания – это тщательно продуманная на Литейном легенда, чтобы не спугнуть преступников, на это нас уже не хватило. Пришлось идти и снова составлять со словарем куцые предложения. Только к вечеру нам это удалось, работа продвигалась медленно, должно быть, над нами постепенно брал верх неторопливый испанский ритм жизни.

– Я понял, – сказал Родриго, выслушав нас. – Почему же вы раньше молчали?

Эту фразу мы бы не поняли, так как не проходили ее на уроках нашего экстренного испанского, но он любезно нашел нам соответствующую фразу в нашем разговорнике.

– Мы не знали, – сказала Мариша. – Не знали, можем ли вам доверять.

Родриго так энергично затряс головой, что мы поняли без слов, что он целиком и полностью в нашем распоряжении. Таким образом, уже на следующее утро мы с моей подругой отправились в Сьюдад-Реаль, чтобы побеседовать с глазу на глаз с Милой и выяснить, по какой причине она притворяется Светланой, кто сделал ей фальшивые документы и что она знает про убийство собственного мужа. Добрались мы туда уже почти затемно. Ничего удивительного, если учесть, сколько раз мы останавливались, чтобы пропустить стаканчик сока и съесть какую-нибудь булочку с шоколадом, до которых Родриго был большой охотник.

Здешний отель, где нам суждено было жить, то есть хотелось бы в это верить, помещался в большом белом здании со множеством пристроек под одной крышей. Ворота и ограда, стилизованные под Средневековье, тем не менее имели отличные современные замки. Все постройки имели один-два, максимум три этажа, благодаря этому черепичная крыша не была плоской, а живописно приподнималась и опускалась.

Перед отелем белел кафельным дном прямоугольный бассейн без воды, а вдоль дороги, ведущей ко входу, росло несколько пальм. Дорожку, выложенную плиткой, явно намывали с порошком и щеткой. Очень уж она была чистенькая, впрочем, как и все в Испании.

Странное дело, за все время я ни разу не видела нигде дворника или уборщицу, но всегда и везде царила идеальная чистота. У нас же нельзя и шагу ступить, чтобы не наткнуться на человека, который бы что-то мел, протирал, убирал, но грязи от этого меньше не становится. Здешние уборщики определенно имеют какой-то секрет, позволяющий им держать вверенную им территорию в безупречной чистоте, не прилагая для этого ни малейшего усилия.

Навстречу нам вышел щупленький мужчина лет сорока. Высохшая, словно пергамент, кожа туго обтягивала его кости. Худышка начал тут же вопить что-то по-испански, возмущенно приплясывая на месте и брызгая слюной. Зрелище было, прямо скажем, жутковатое. Представьте, на каменных ступенях в наступающих сумерках прыгает длинноногое и длиннорукое существо, похожее на скелет, рвет на себе волосы и горестно вопит. Лично я решила, что случилось какое-то страшное несчастье.

– Он говорит, что женщин не нужно, – сказала моя Мариша, успевшая за два дня нахвататься достаточно испанских слов и некоторые ей удалось даже запомнить. – Ему мужчины нужны, чтобы грузчиками работать.

В ответ на вопли хозяина Родриго увещевательно произнес несколько фраз, назвав нервного психа Маноло. В ответ тот снова начать корчиться на ступенях, но Родриго стоял словно скала, отказываясь забирать нас обратно. И бедному нервному Маноло пришлось уступить. Он обреченно махнул рукой и что-то крикнул. В ответ из дома появилась симпатичная женщина, слегка мулатка, и пригласила нас войти. Женщина немного говорила по-английски, чем мы с радостью и попытались воспользоваться, сунув ей фотографию Милы.

– Yes, – сказала негритянка и повела нас по дому, рассказывая по пути, что Маноло ее муж, что живут они тут уже восемь лет и что ее муж большой человек, думаю, что она явно имела в виду не рост.

Внутри все тоже было стилизовано под Средневековье. Массивные ставни на окнах, скульптуры, старинная мебель и гобелены на стенах (фальшивые, я думаю). Мы прошли по длинному коридору и оказались в служебной части. Тут Средневековьем и не пахло, все было очень чистенько и современно.

Мы прошли по еще одному извилистому коридору и в результате оказались в небольшой спальне, рассчитанной на четверых, – тут стояли две двухъярусные кровати. Но наша провожатая ткнула пальцем в нижние кровати, заявив, что они наши. К тому же на верхнем этаже не было ни матрасов, ни белья, из чего мы заключили, что жить мы тут будем вдвоем. Стулья и стол тут тоже были из белой пластмассы, а на окне стояло какое-то растение в горшке.

Мы бросили свои вещи и выскочили следом за нашей провожатой. Она еще не успела уйти далеко. Мы догнали ее перед поворотом на кухню и повторно сунули ей под нос фотографию Милы. На этот раз мы не удовольствовались коротким «Yes». Мы желали знать, где именно мы можем найти девушку с фотографии и когда это будет. Наша настырность очень не понравилось негритянке. Но мы стояли на своем. Мариша даже намекнула, что мы будем бойкотировать ужин, если нам не скажут, где найти нашу знакомую. Не уверена, что негритянка все верно поняла, потому что английский она знала лишь немного лучше, чем мы испанский.

– Other there, – наконец сказала негритянка и махнула рукой в сторону ворот.

Это уже становилось интересным. Мы снова взялись трясти мулатку – в прямом и переносном смысле, и наконец нам все-таки удалось узнать, что сегодня Мила работает в городе. И в отель вернется только поздно вечером. Мы уже знали, что вечер у испанцев длится до полуночи, значит, поздний вечер – это вообще глубокая ночь по-нашему. Так как узнать адрес фирмы, где Мила крутила какое-то колесо (во всяком случае, мы именно так истолковали жест нашей мулатки), нам не удалось, то мы решили, что еще несколько часов ожидания ничего не изменят, и отправились на ужин в столовую.

Собственно, это место, куда нас привез Родриго и где правил Маноло, нельзя было в полном смысле слова назвать отелем. Дом принадлежал христианской организации. Тут проводились съезды этих самых христиан, тут они останавливались, когда приезжали на свои тусовки. А в остальное время тут жили отдыхающие, которых и обслуживали бывшие наркоманы, твердо ставшие на путь исправления. То есть были тут и обычные вольнонаемные работники, но в основном преобладали бывшие наркоманы. Благодаря этому общество собиралось колоритное. За ужином мы успели в этом убедиться.

Справа от меня сидел какой-то шестидесятилетний старец, который вел себя с резвостью пятнадцатилетнего подростка. Он весело прыгал на стуле, громко хохотал, швырялся хлебными мякишами, свернутыми в шарики, и в итоге подлил соседу острого соуса в кофе, расшалившесь до предела.

Ужасно толстый мужик, сидевший слева, время от времени хлопал меня по плечу в знак своего расположения и твердил, что его зовут Пако. В промежутках между хлопками он что-то монотонно бормотал себе под нос. Карманный словарик подсказал мне, что толстяк скорей всего твердит, что он сумасшедший, и мне стало как-то неуютно.

Еще в столовой ужинали китаец, негр и двое самых настоящих индейцев. Маноло в столовую не явился. Из женщин за столом сидела жена Маноло – Сита, а также одна симпатичная итальянка лет тридцати и мы с Маришей. Можно было смело считать, что женская половина человечества тут была представлена слабо. Напрасно Маноло кипятился, требуя мужчин.

Ужин состоял из нескольких блюд – жареные колбаски с гарниром из свежих овощей, копченая рыба, отварная рыба и салат с какими-то моллюсками. К рыбе полагались лимон и жареная картошка. Был еще зеленый салат, хлеб и различные соусы и приправы в маленьких симпатичных глиняных горшочках. В конце ужина, когда все потягивали маленькими глоточками кто кофе, кто молоко, кто сок, дверь открылась, и (я чуть не подавилась куском апельсина) на пороге возникла Мила.

– Вета! – обрадовалась Сита. – Иди сюда. Ты голодна?

Мила кивнула, с любопытством глядя на нас, а Сита бросилась с тарелкой к плите, горкой накладывая все подряд.

– Вы русские? Вы откуда? – тихо спросила у нас Мила по-русски, опасливо покосившись на спину Ситы.

– Оттуда, – мрачно и многозначительно сказала Мариша.

Девушка вздрогнула и замолчала, так как в этот момент Сита вернулась к ней с полной тарелкой, а вокруг начали роиться уже сытые мужики, воспринявшие появление Милы в качестве десерта.

– Встретимся в час ночи возле цветника, – улучив момент, шепнула мне Мила.

Я передала ее слова Марише, и мы ушли к себе. К цветнику, который отделял служебную часть от той, что принадлежала постояльцам, мы пришли значительно раньше назначенного срока. Было тепло, пахло цитрусовыми и еще чем-то неуловимым. Если бы я не была твердо уверена, что курить в отеле запрещено всем без исключения, то сказала бы, что пахло табаком. Но в это время на дорожке послышались легкие шаги, и из темноты возникла Мила.

– Спасибо, что согласились встретиться, – сказала она. – Вас Аполлоша послал? Решил проверить, как я слово держу? Как видите, в бега пока что не пустилась, да, честно сказать, и не тянет. Тут по сравнению с нашей питерской жизнью настоящий рай. Так Аполлону и передайте, пусть не волнуется, его денежки не пропали даром.

– Мы не от него, – сказала Мариша.

– Нет? – удивилась Мила. – А от кого?

Лицо у нее при этом вытянулось.

– Мы по поводу вашего мужа, – сказала я.

– Степы? – еще больше удивилась Мила, мне показалось, что она с облегчением перевела дыхание. – А он откуда знает, где меня искать? Неужели Аполлон проболтался? Или… А, знаю, эта старая грымза – моя соседка растрепала Степке. Вот ведь калоша, я же ей строго-настрого велела: только маме, и все, больше никому.

– Она ему при всем желании ничего не успела бы разболтать, – сказала я. – Дело в том, что вашего мужа убили.

Реакция вдовы была сверхбурной. Мила распахнула рот, выпучила глаза и начала судорожно хватать ртом воздух. Если она хотела симулировать изумление, то ей это удалось как нельзя лучше. Я лично ей поверила.

– Степа?! – наконец выдавила из себя Мила. – Но кому понадобилось его убивать?

– Вот и мы хотели бы это узнать, – доставая свою красную книжицу, которая нагло притворялась милицейским удостоверением, сказала Мариша.

– Не представляю, – в полной растерянности произнесла Мила. – Ничего не понимаю. Когда я утром с ним попрощалась, он был жив, здоров и вполне доволен жизнью.

– Значит, он знал, что вы уезжаете?

– Знал, – кивнула Мила. – То есть не то, что именно сюда. Я ему сказала, что здоровье мое расшаталось, и я еду в санаторий. Адрес ему оставила. А через двадцать дней, когда он меня хватится, я уже буду далеко. А так как Аполлоша смастерил мне фальшивые документы, то Степе искать пришлось бы меня до второго пришествия.

– А с чего это такая спешка с отъездом? – спросила я.

– Никакой спешки не было, – уверенно ответила Мила. – Все было подготовлено заранее. Визу оформили за месяц, билет купили в то же время. Наоборот, я оттягивала момент расставания как можно надольше. Думаете, легко было оставить мужа? Хоть он и беспутный, но я его все равно любила.

И женщина всхлипнула, затем еще и еще. Рыдания могли длиться целую вечность – Мила начала вспоминать, какой Степа был хороший, потом плавно перешла на воспоминания об их светлых днях и минутах, которые они пережили вместе и которым уже больше никогда не суждено повториться, и окончательно расстроилась.

– Я бы его обязательно вызвала сюда, – бормотала Мила. – Он единственный во всем мире любил меня. Никто из моих прежних любовников меня, по сути, не любил, все только мечтали воспользоваться мной. Я и наркотики стала употреблять по вине одного из них. Он мне их подсунул, змий проклятый. У меня только теперь пелена с глаз спала, а раньше я жила словно в тумане. О Степе думала плохо, твердила себе, что он бездельник, а того, кто посадил меня на иглу, боготворила. Как в юности дурой была, так и осталась. И зачем продолжала с ним общаться, он ведь ненавидел Степу, всегда старался унизить его.

– Кто – он? – спросила я.

Но Мила меня не слышала. Она продолжала перечислять добродетели покойного супруга. Марише это наконец надоело. Даже мне с моим ангельским терпением показалось, что в одного человека столько хороших качеств, сколько перечислила Мила у своего мужа, просто не влезет.

– Слезами горю не поможешь, – сказала Мариша. – Если хотите помочь найти убийцу вашего мужа, постарайтесь прийти в себя. Почему вы улетели, если не хотели улетать?

– Но Аполлон стал злиться, что я тяну время, – сказала Мила, высморкавшись в платок и немного успокоившись. – А я понимала, что дома мне нормальной не стать, и дольше жить в обмане не могла. Выход был один – уехать подальше и подождать, пока все утрясется, а потом вызвать Степу. Вот и дождалась.

– По-вашему, кто мог убить Степана? – спросила у нее Мариша.

– А вы меня не разыгрываете? – вместо ответа спросила у нас неожиданно насторожившаяся Мила. – Дело в том, что нет причин и некому его убивать. Может быть, несчастный случай?

– Ну да, с удавкой на шее и утюгом на животе, – сказала я. – Нет, перед смертью у него пытались выведать какую-то информацию. В доме были ценности? Мы обнаружили тайник, но он оказался пуст.

– Где? – тихо спросила Мила.

– В гостиной, в стене.

– Какой же это тайник, – пренебрежительно махнула рукой Мила. – Так, ниша. А ценностей у Степы не было. Аполлон ему платил неплохо, но отнюдь не роскошно. Тысячи полторы в долларах было у него в заначке, это я знаю.

– Ну и что, сейчас и за меньшие суммы убивают, – сказала я. – Старушек вон возле сберкассы караулят, пенсию отнимают. А тут полторы тысячи!

– Да он бы сам им отдал, – сказала Мила. – Степа до денег не жадный был. К тому же они не дома лежали, а в банке. А больше дома ничего не пропало?

Мы покачали головами, сказав, что вроде бы все ценные вещи остались нетронутыми.

– Вот видите, не из-за денег его убили, – сказала Мила, тяжело вздохнув.

Я и сама в глубине души понимала, что, какие бы мотивы ни двигали теми, кто убил Степана, действовали они отнюдь не ради наживы. Они не взяли ни видик, ни видеокамеру, ни фотоаппарат. Остались нетронутыми и дорогие Милины побрякушки, пусть их было немного, всего три штуки – кольцо с сапфирчиком, золотая цепочка красивого плетения и еще одно колечко без камней, так и остались в своих бархатных коробочках возле зеркала. Версия обычного грабежа отпадала сразу. Или…

– Но все-таки у вас дома в большой комнате в стене обнаружен тайничок, – сказала я. – Вы говорите, что это просто ниша. Пусть так, но она была пуста. А что в ней было раньше? Могли Степу убить из-за его содержимого?

– Нет, – покачала головой Мила. – Квартира была моя, Степа знать не знал про этот тайник. Я там держала кое-какие свои вещи.

– Какие? – настойчиво спросила Мариша.

Мила замялась.

– Ладно уж, все равно вы знаете, почему я здесь. Я прятала в тайничок запас наркотиков. Ну и несколько старых видеокассет с записями, которые мне было жаль выбросить и про которые Степе знать не полагалось.

– В них было что-то такое, из-за чего его могли убить?

– Конечно, нет, – фыркнула Мила. – Обычные любительские съемки. Я их захватила с собой. У меня к тому человеку все давно перегорело, так что вам я их могу показать. Увидите, стоило ли из-за них кого-то убивать.

– А враги? – настаивала Мариша. – Враги у вашего мужа были?

– Господи, да какие у этого недотепы могли быть враги? – горько усмехнулась Мила. – Люди имеют врагов, только если что-то из себя представляют. Когда есть чему завидовать. А кто мог завидовать Степе?