Текст книги "Целый вагон невест"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– У меня огромное горе, – с ходу заявил он. – Умерла моя близкая подруга.

– Это ужасно, – посочувствовала Мариша. – Никто до вас, конечно, не переживал такой потери.

Дедулю ее высказывание несколько приободрило, и он продолжил уже решительнее.

– Самое главное, что в ее смерти я могу упрекать только себя, – произнес он и посмотрел на слушательницу, желая проверить, какое впечатление на нее производят его слова.

Девушка его ожиданий не обманула. Мариша не отводила широко раскрытых глаз от его рта и слушала, затаив дыхание. Густав немного расправил плечи и продолжил:

– Она отравилась из-за меня.

– О! – только и смогла выдавить из себя Мариша, но Густава это удовлетворило.

– Да, да, – сказал он. – Но поймите меня правильно, я не думал, что она задумала самоубийство. Когда я покупал для нее этот порошок, то думал… Нет, ничего я не думал. Она просто меня попросила, а ее слово для меня было законом. Я, естественно, сделал, что она просила. Но теперь меня гложут сомнения, правильно ли я поступил? Как вы думаете?

– Вы поступили как настоящий рыцарь, я всегда мечтала о таком верном и преданном друге, – заверила его Мариша.

– Спасибо, – оживился Густав, молодея на глазах. – Я передал ей этот порошок, а через день умер ее муж – тоже мой друг. Мы с ней очень горевали. Она к тому же начала обвинять себя в его смерти.

– А почему? – прервала его Мариша.

– Говорила, что, если бы она не ушла от него, он не связался бы с одной юной особой, которая его и ухайдакала. Но лично я думаю, что такая смерть предпочтительнее смерти в одиночестве, – заявил Густав.

– Я тоже всегда так думала, – поддержала его Мариша. – Нет ничего благороднее для молодой девушки, чем скрасить последние годы жизни какому-нибудь достойному мужчине.

– Какая вы умница! – воскликнул Густав, на глазах расцветая и надевая очки.

– Верно, вы единственный, кто так горюет по умершей? – желая отвлечь Густава от созерцания ее бюста, спросила Мариша. – Она была одинока?

– Вовсе нет, – рассеянно пробормотал Густав, протирая стекла очков и опасаясь, что увиденные прелести – лишь оптический обман зрения. – У нее есть две дочери. Обе ее наследницы. Старшая как раз приехала из Канады. Очень удачно. То есть я хотел сказать, что не надо будет еще раз тратиться на дорогу, то есть…

Тут старик вновь нацепил очки, убедился, что грудь Мариши никакой не обман зрения, и окончательно умолк.

– Можете себя не винить, Монику застрелили из пистолета, – успокоила его Мариша на прощание и, более не заботясь о самочувствии бедного Густава, ушла.

– Все ясно, – сказала Мариша подруге, которая терпеливо дожидалась ее возле дома Густава. – Это Моника отравила своего мужа. А перед этим пыталась убить его или тебя, подпилив стремянку и натянув что-то через ступени. Но первые покушения не удались, и она пошла на крайние меры. Судя по всему, Кати тоже в курсе дела. Недаром же она послала Санджая к тебе. Но вот кто прикончил бедную Монику, хотела бы я знать. Обычно подозревают того, кому выгодна эта смерть. В этот раз выгадали дочери, деньги достались им. Но даже я не настолько цинична, чтобы предполагать, что Кати или Ева убили мать из-за наследства.

– А может, они убили ее из мести за то, что она прикончила их папу? – предположила Анна, но тут же себе возразила: – Хотя вряд ли, она сама грозила его задушить, когда он объявил им, что оставляет деньги мне.

– А это значит, что у нас есть два подозреваемых. Том и Санджай. Надо только узнать, у кого из них пошатнулось финансовое положение, и преступник найден.

– Ты не думаешь, что, устранив Монику, этот убийца возьмется за меня? – спросила Аня. – Ведь если меня не станет, то деньги, вполне вероятно, вернутся к дочерям.

– Это ты замечательно придумала! – восхитилась Мариша. – Убийца так и поступит!

Аня сильно пожалела, что высказала такое предположение, но дело было сделано.

– Деньги убийце нужны срочно, это ясно. Ему ждать некогда. Иначе он не пошел бы на дополнительный риск. Но его поджимало время, и он убил Монику. Ведь всем ясно, что если убрать тебя, то все равно придется судиться уже с твоими наследниками. И вообще, суд – дело длинное и неопределенное.

– Ну, и кто же из них? – спросила Анна. – Лично я думаю, что это сделал Санджай.

– Почему? – спросила Мариша.

– Потому что Том работает и неплохо зарабатывает. Моника хвасталась, что около пяти тысяч в месяц. Это в пересчете на американские доллары. А Санджай учится. У него огромная семья в Непале. Вполне возможно, что заболел отец, или мать, или кто-нибудь из братьев и срочно нужны деньги на операцию.

– Так ему Кати их и отдаст, – усмехнулась Мариша.

– Он и ее может прикончить.

На это Мариша только пожала плечами, так далеко она заглядывать не собиралась.

Тем временем в полиции тоже ломали голову над делом о погибших супругах. Комиссар Кранц был тертым калачом и понимал, что слаженная работа по переселению на тот свет обоих супругов вызывает законные подозрения. Если бы умер один Вернер или одна Моника, комиссар мог бы еще закрыть глаза на некоторые явные неувязки, чтобы не возбуждать общественность и спокойно уйти на пенсию. Но дело приняло такой размах, что притвориться слепым никак не получалось. Пришлось завести дело. И первая же проверка дала удручающий результат. Комиссар отодвинул подальше отчет врача, делавшего вскрытие, и устало вздохнул. По отчету медиков, получалось, что Моника не покончила с собой, а была кем-то застрелена во сне. Преступник, по всей видимости, воспользовался подушкой вместо глушителя и при этом случайно сломал жертве шею. Совершенно понятно, что сделать такое с собой без чьей-либо помощи еще не удавалось ни одному человеку в мире.

В крови покойной была обнаружена солидная доза снотворного, которое тоже могло бы убить женщину. Но ее пристрелили раньше. Хотя, что касается снотворного, мнение врача несколько расплывалось. Моника могла умереть, а могла и выжить, так что заранее сказать было трудно. К тому же снотворное она принимала уже давно, организм успел к нему привыкнуть и вполне мог переварить принятую дозу.

– Что с наследниками? – спросил комиссар у своего помощника.

– Все чисто, – ответил Франц. – Две дочери, обе убиты горем. Еще бы, потерять сначала отца, а через день и мать.

– Вот это-то и подозрительно, – пробормотал комиссар. – Проверь их, а заодно проверь и их мужиков. Они тоже фигуры заинтересованные.

Уже к вечеру комиссар знал, что материальное положение дочерей Моники было крайне незавидным и целиком зависело от заработков их мужей и небольших денежных подарков от обоих родителей. Впрочем, особой щедрости по отношению к детям не проявлял ни Вернер, ни Моника. Бабушки и прабабушки тоже не особенно пеклись о благополучии своих потомков, поэтому приличные деньги могли появиться у девушек только после кончины одного из их родителей.

– Если убила одна из дочерей, то я вполне могу это представить, – пробормотал себе под нос комиссар. – Если не оправдать, то понять ее точно можно. А как бы вы хотели, – обратился он, видимо, к духу Моники, – отец женится на молодой женщине и оставляет ей свое состояние. Мать тоже собирается замуж за человека моложе себя. Есть от чего впасть в панику. Вторая половина денежек вполне может уплыть в карман нового мужа. Поживет с ним Моника несколько лет, привяжется к нему и внесет его в свое завещание. Нет уж, такого я и сам бы не допустил. К тому же у Кати любовник, а у Евы еще и муж. Парням тоже вряд ли пришлись по вкусу эти перемены. Ведь женились они на богатых наследницах, а тут такой конфуз. Мужьями надо заняться вплотную, – решил комиссар и снова вызвал к себе помощника.

– Пока что мы знаем о них только то, что они оба не из богатых семей, – доложил молодцеватый Франц. – У Тома отец умер двадцать лет назад, мальчика растила мать, она учительница в муниципальной школе. Жили не бедствуя, но роскоши не знали. У Санджая вообще картина удручающая. В его семье восемь детей, все младше его. Поэтому родители ничем не могут помочь старшему, а, напротив, рассчитывают на поддержку с его стороны. Но Санджай не женат на Кати, потому что ее родители резко возражали против такого замужества их дочери. Так что он вообще-то пока ни на что претендовать не может.

– А что у парней с карьерой? – поинтересовался комиссар.

– Санджай учится в колледже управления и финансов, и на это у него уходит очень много времени. Его можно застать либо дома за учебниками, либо на занятиях. Его материальное положение оставляет желать лучшего. Молодая пара могла позволить себе изредка короткие поездки на каникулы в ближайшие страны, да и то лишь на подачки родителей Кати. Автомобиль им тоже достался от Моники, до этого она им пользовалась больше десяти лет. Живут они в малюсенькой двухкомнатной квартирке. Конечно, то, что отец и тесть один живет в четырехэтажном доме, не могло их не раздражать.

– Давай без этой психологии, пожалуйста, – потребовал комиссар. – Что там с другим парнем?

– Том работает в туристической фирме главным менеджером. Зарабатывает хорошо даже по американским меркам.

– Насколько хорошо?

– Настолько, что уже год как мог бы приобрести хороший особняк, но они до сих пор снимают небольшую квартиру. Мог бы менять машины раз в год, но все еще ездит на «Форде» семилетней давности. Его жена не щеголяет в роскошных драгоценностях. Но ни один банк Канады не признается, что Том имеет у него накопительный вклад.

– Куда же уходят деньги? – заволновался комиссар. – Женщины, вино, карты?

– Не совсем карты, но казино он посещает каждый свободный вечер. И бывает там всегда со своей женой. Обычно парень проигрывает, но случается ему и отыграться. В таких случаях он устраивает дружескую пирушку в каком-нибудь фешенебельном ресторане и не успокаивается до тех пор, пока не спустит все подчистую. Делает он все с размахом и обычно к утру понедельника уже снова гол как сокол и готов приступить к своим обязанностям. Поэтому на работе на него особых нареканий нет. К тому же ему чужды условности, и на свои пирушки он приглашает в первую очередь все начальство, которое, как правило, приходит в себя только к среде и потому искренне признательно Тому, который один ведет все дела фирмы в понедельник и вторник.

Комиссар с тяжелым вздохом сказал:

– Одного все любят, второй занят учебой, дочери обожают мать, но кто-то ведь ее прикончил. И вряд ли сделали это из мести. Тогда преступник задушил бы ее бодрствующую, чтобы она знала, откуда пришла к ней беда.

– У нас еще есть подозреваемый, – нерешительно подал голос Франц. – Конечно, я не знаю, насколько он годится на эту роль…

– Ну, не тяни! – рявкнул комиссар. – Кто он?

– У нашей покойницы имелся давний поклонник – Густав. Так вот этот Густав был чем-то вроде старого друга семьи и присутствовал на обеде в честь приезда Евы и Тома из Канады. И Санджай проболтался, что у Густава произошла какая-то размолвка с Моникой. Она вышла с ним в сад, и они разговаривали на повышенных тонах. Санджай не понял, в чем там дело, только говорит, что она от него что-то требовала, а он отказывался. Потом вроде бы согласился, и они вернулись в дом снова лучшими друзьями. Вот я и подумал, а вдруг Моника заставила его подсыпать своему мужу в мороженое ту дрянь, взамен пообещав, что выйдет за него замуж. Густав свою часть договора выполнил, а она его обманула. И тогда его терпение лопнуло, и он решил, что пусть уж коварная обманщица не достанется никому, чем снова испытывать муки ревности.

– Лучше бы ты не думал, – сокрушенно заметил комиссар.

– Да?! А что вы скажете, если выяснится, что именно Густава видели накануне убийства в обществе смазливого парнишки – продавца наркотиков на дискотеке.

– Скажу, что недооценивал тебя, – произнес комиссар.

– Так вот, – с торжеством начал Франц, – у меня есть сразу два свидетеля, которые видели Густава, и мало того, он спрашивал у них, где можно купить немного порошка. Они послали его к тому красавчику с серьгами во всех возможных местах.

– Потрясающе, – прошептал комиссар. – Никогда бы не подумал, что старина Густав пойдет на такое. Верно, он совсем выжил из ума, если даже не сообразил доехать до Мюнхена и купить там наркотик. На что он надеялся, что полиция не обнаружит в крови Вернера наркотика?

– Вполне возможно, – сказал Франц. – Вероятно, он рассчитывал, что мы спишем смерть Вернера на несчастный случай. Но это еще не все! – внезапно вспомнил он. – Узнав, что Густав каким-то образом замешан в убийстве Вернера, я приставил к нему двух сыщиков, которые дежурили возле его дома круглые сутки. И знаете, кто приходил к нему? Та русская девчонка, что живет в доме Вернера. И она была не одна.

– А с кем? – взволновался комиссар, которому почему-то показалось, что тут опять не обойдется без смазливого продавца наркотиков.

– С ней была еще одна девица, – продолжил Франц. – Я навел справки. Она тоже приехала из России, как раз накануне убийства Моники. И у них произошла стычка.

– Что же ты раньше молчал? – возмутился комиссар. – Обо всем я узнаю последним. Что там у них случилось?

– Моника с дочерьми и Томом пытались проникнуть в дом Вернера, а русская девица, что приехала первой, не пускала их. Ну, а та, что приехала второй, зашла с тыла и разнесла противника в пух и прах. А на следующий день эти две девицы отправились к Густаву, но в дом вошла только одна из них – вторая. Вот я и думаю: а что, если это продуманная русскими диверсия? Они засылают к нам своих девушек, те выходят замуж за наших граждан и таким образом постепенно захватывают нашу страну. Представляете, ведь дети этих русских девиц, которые родятся здесь, будут считаться немцами, но станут говорить на двух языках. Потом, чего доброго, они тоже возьмут себе русских жен. И во что превратится Германия через сотню лет?

– Ты так далеко не заглядывай! Нам бы с теперешним делом разобраться, – прервал его комиссар, которому не хотелось показать, что версия помощника задела его за живое. – И все же хочу дать тебе совет. Ты еще молод, будь осторожней с этими русскими девицами. Чует мое сердце, что они еще заставят нас побегать.

Как оказалось впоследствии, мудрый комиссар оказался прав. Мариша с Аней, не прилагая никаких особых к тому усилий, поставили на уши весь городок, заставили жителей по крайней мере этого местечка всерьез задуматься об угрозе, которую представляют собой милые русские девушки, жаждущие любой ценой выйти замуж за немцев и осесть в благополучной Германии.

Задержав обоих влюбленных в Монику мужчин, комиссар стал обладателем следующей информации. Во-первых, Моника накануне приезда Евы и Тома из Канады сообщила своему любовнику Гансу, что ее терпение истощилось и если Еве не удастся отговорить отца жениться на этой русской девице, то она, Моника, примет свои меры. А во-вторых, Густав никак не мог подмешать порошок в ванильное мороженое Вернера, потому что старик весь вечер просидел в своем кресле и покинул его, только когда его обожаемая Моника собралась домой, а от ужина не осталось и следа.

Еще комиссар узнал, что между Томом и Евой явно пробежала черная кошка. Ева собиралась даже уйти от Тома, но ее остановила беременность, которая свалилась на нее словно снег на голову, несмотря на употребление противозачаточных таблеток. Комиссару стало известно и то, что Санджаю в конце этого года, видимо, придется распрощаться со своей обожаемой Кати. Родители ему уже присмотрели невесту, и по возвращении в Непал ему придется жениться на этой девушке. Кати же либо останется дома, либо будет в Непале второй женой. Против такого положения она, понятное дело, возражает. Санджаю возвращаться в Непал совсем не хочется. Его младшему братику удалось подсмотреть, что за невесту приглядели брату, и бедный малыш после этого неделю мучался кошмарами. Потом впервые в жизни написал старшему брату письмо, заклиная его ни за что не жениться на этой уродине. Но для того чтобы остаться в Германии, Санджаю надо открыть свое дело или жениться на Кати, а лучше сразу сделать и то и другое. Кати не против, но вот ее родители возражали…

– Вот и повод! – обрадовался про себя комиссар. – А то, что тихоня, оно и лучше. Как известно, в тихом омуте черти водятся.

И комиссар решительно приказал глядеть за Томом и Санджаем, как говорится, в оба и выделил для этого лучших сотрудников, снабженных лучшей техникой для ночного наблюдения.

Кати не подозревала о тучах, сгустившихся над головой ее возлюбленного, а потому могла целиком отдаться своей скорби. По поводу смерти отца она особенно не грустила. Последнее время у него явно что-то случилось с головой и общаться с ним стало сущим кошмаром. Постоянно в доме толклись какие-то длинноногие девицы, которых ее папаша выписывал себе из славянских стран. Встречались румяные украинки, томные красавицы из Белоруссии и черноглазые болгарки, но больше всего папашу привлекали русские девки, причем самого низкого пошиба. Лично Кати ни в одной из них не видела ничего привлекательного, но папаша к ее мнению не прислушивался и выписывал все новых и новых девушек.

Единственное, что до поры до времени немного утешало Кати, – девицы надолго не задерживались. Ни одна не смогла выдержать отца больше двух недель. Потом они начинали спешно собираться и, не прощаясь, сбегали от Вернера. Но с последней девицей все обернулось иначе. Вместо того чтобы собрать манатки и исчезнуть с горизонта семейной жизни Вернера, она каким-то образом уговорила отца взять ее в жены. Явно, тут не обошлось без вмешательства потусторонних сил, в которые Кати безоговорочно верила.

В общем, с помощью тайных сил или без них, но отношения отца с дочерью испортились окончательно. И вот папаша умер, оставив все этой мерзкой русской девке. Поэтому отца Кати было не жаль, а вот мать она оплакивала. Особенно тяжело ей становилось, когда начинало темнеть. Санджай по обыкновению сидел за учебниками у себя в комнате, и трогать его в это время не рекомендовалось. В такие моменты он был плохим утешителем. Оторванный от любимой экономики, Санджай, забыв о тяжкой утрате Кати, мог наорать на нее. Поэтому утешать и развлекать себя Кати приходилось самой. К счастью, нотариус Шульц выдал Еве и Кати небольшую сумму денег в долг до получения основного наследства. На эти деньги Кати и отправлялась каждый вечер в Мюнхен, чтобы немного развеяться. Эти поездки у нее уже вошли в привычку.

Частенько Кати заходила в гости к Еве и Тому, которые теперь вынуждены были пользоваться гостеприимством Ганса. Однако на этот раз сестра с мужем собирались в театр с подругой, которую Кати терпеть не могла за отвратительную привычку все называть своими именами. Нет чтобы сказать, что у Кати редкостный цвет глаз, так она прямо в лицо брякнула, что для такого блекло-серого цвета даже художники не придумали названия. Что касается фигуры, то Кати хотелось бы услышать, что она словно сошла с картины Рубенса, а вовсе не что ей не повредила бы неделька диеты. Чем слушать такие глупости, лучше развлекаться в своем собственном обществе.

Итак, Кати натянула куртку сестры, потому что свою еще не удосужилась привести в порядок после их боевых действий у дома, где забаррикадировалась русская нахалка. Потом, вспомнив, что на улице довольно прохладно, схватила шапочку Санджая и вышла из дома. В Хайденгейме Кати все напоминало о матери, и она села на поезд, отправлявшийся в Мюнхен. Там было значительно веселей. Улицы ярко освещались, в витринах красовались тысячи соблазнительных вещей, а из маленьких кафе доносились умопомрачительные ароматы. Кати отдала должное всем этим развлечениям. Она прогулялась по улицам, съела с десяток пирожных со взбитыми сливками, зашла в кирху за святой водой: Кати считала, что языческая вера Санджая привлекает к их дому полчища разных демонов. Закончила женщина день покупкой очень красивого платья, которое сидело на ней словно на корове седло, но, упакованное в целлофан, приятно радовало глаз. Кати решила повесить его в шкаф, и пусть оно утешает ее самим фактом своего там существования. Еще она купила чудовищно вульгарный медальон размером с небольшую десертную тарелочку. Впрочем, где-нибудь при дворе Олафа Толстого веке этак в десятом он бы считался верхом элегантности. Но поскольку Кати не слишком далеко ушла от диких племен по части вкуса, то с удовольствием повесила медальон на грудь.

Прогулка заняла несколько больше времени, чем Кати рассчитывала, поэтому она едва успела к последней электричке. В вагоне было уже мало народа, и Кати впервые в жизни почувствовала смутную тревогу от мысли о том, что придется пройти пешком несколько кварталов до их с Санджаем дома. В Хайденгейме спать ложились рано, основными его обитателями были пожилые люди, уставшие от шума больших городов и решившие хоть на пенсии пожить спокойно.

– Что со мной? – пробормотала себе под нос Кати. – Сто раз возвращалась, а сегодня, видите ли, ей страшно. Возьмите себя в руки, девушка!

Выйдя из вагона, Кати снова поежилась. Мало того, что предстояло тащиться по пустынным улицам, так еще и дождь начал накрапывать. Но делать было нечего, Кати поглубже натянула капюшон и направилась в сторону дома. Мелкий дождичек как-то сразу превратился в настоящий дождь, затем в ливень. Однако стоило Кати увидеть впереди огни родного очага, как дождь почти прекратился и даже выглянула луна…

Она разглядела в окне силуэт Санджая, который внимательно рассматривал какой-то большой лист бумаги, и тут ее внимание привлек шорох в ближайших кустах. Кати посмотрела туда и замерла от ужаса. Прямо на нее смотрел Вернер. И добро бы просто смотрел, это Кати еще как-нибудь пережила бы. В конце концов не чужие ведь, может, он решил заявиться к Кати и постараться примириться с ней. Так нет же, у духа Вернера было совсем другое на уме. Он показывал ей язык и строил отвратительные гримасы, явно издеваясь над ней. Ошеломленная Кати не увидела, как в кустах блеснул ствол пистолета. Причем не игрушки, а самого настоящего оружия. Но Кати смотрела только на Вернера и была возмущена тем, что ее папаша до сих пор не угомонился, а шалит, словно малолетний ребенок. Даже когда раздался выстрел, она решила, что папаша раздобыл пугач…

– Ну уж нет! – завопила Кати. – Тебя тут еще не хватало! Никак не успокоишься, все ему шуточки! С пистолетом он! Сейчас ты у меня получишь!

И она, недолго думая, метнула прямо в лоб папаше пакет со святой водой; воду в кирхе, за неимением другой тары, пришлось налить в пакет. Святая вода папаше явно пришлась не по вкусу, он взвыл не своим, как с удивлением отметила Кати, голосом и выстрелил еще раз. Выстрел оказался настоящим, и боль обожгла левое плечо Кати. Вторая пуля просвистела у Кати возле уха, зацепив сережку и окончательно убедив девушку в том, что дело принимает совсем скверный оборот. Если духам теперь разрешается носить настоящее оружие, то живым надо сматываться куда подальше. Увы, третья пуля попала Кати прямо в грудь, и бежать Кати уже никуда не смогла. Она успела только подумать, как удивится Санджай, когда, вынужденный оторваться от своих драгоценных графиков роста и прироста, спустится вниз, чтобы посмотреть, что за стрельба.

Она упала на землю, успев увидеть, как из кустов лезут демоны с огромными глазами, рогами и светящимися в темноте пупками. После этого свет померк в Катиных глазах. А вокруг творилось нечто невообразимое. Сыщики, которых комиссар отрядил следить за Санджаем и которых Кати приняла за демонов, поняв, что дело принимает скверный оборот, решили вмешаться. К сожалению, они слишком долго медлили и, не сразу перестроившись, направили свои усилия на задержание стрелявшего. То есть выстрелы они слышали и видели, пострадавшая тоже валялась под ногами, а вот стрелка поймать не удалось. Напрасно сыщики светили фонариками, которые Кати приняла за светящиеся пупки демонов, и напрасно переговаривались по дальней связи, расползаясь по округе, преступник словно сквозь землю провалился.

Тем временем возле Кати собралась небольшая толпа. Громче всех убивался Санджай. На него просто было страшно смотреть. Непалец рыдал над телом подруги, рвал на себе волосы и бил себя в грудь, призывая всех своих богов к отмщению.

– Не надрывайся, – внезапно сказала Кати, приоткрыв один глаз.

– А? Что? – завертел головой Санджай, не понимая, откуда слышен дорогой голос.

– Жива я, можешь гордиться. Я же тебе говорила, что своими воплями ты и мертвого можешь воскресить, вот и радуйся, – сказала Кати.

– И-и-а, – тоненько пропищал Санджай и упал в обморок.

– О, черт! – досадливо воскликнула Кати. – Теперь еще с ним возись. Мало мне демонов, простреленного плеча и призрака моего дорогого папочки, так еще и этот на мою голову.

В это время к ней подбежал Франц.

– Вы живы? – обрадовался он, недоверчиво косясь на Катину куртку, залитую кровью, струившейся из плеча. – Как же это?

– Не знаю, – пожала одним плечом Кати.

– Разрешите, – попросил Франц и, изменившись в лице, достал медальон, который Кати недавно купила.

– Потрясающе! Эта штука спасла мне жизнь, – пробормотала Кати и собралась снова упасть в обморок.

– Постойте, – остановил ее Франц, – вы не видели, кто в вас стрелял? Хотя бы какие-нибудь его приметы, нам сгодится все, что угодно: рост, цвет глаз, одежда, прическа.

– Вы моего отца знали? – спросила у него Кати.

– Да, – озадаченно ответил Франц.

– Так вот это был он, – заявила Кати, снова погружаясь в темноту, но перед этим она успела увидеть сияющую огнями колесницу, за которую приняла машину «Скорой помощи».

Мариша с Аней провели этот вечер не столь драматично. Они отправились к Густаву с дружеским визитом. Правда, старик приглашал одну Маришу, но Анна наотрез отказалась оставаться дома одна. С тех пор как они нашли потайной ход, Аня вбила себе в голову, что в доме, где есть потайные ходы, обязательно должны обитать привидения. Поэтому боялась сидеть дома одна после наступления темноты. Если Густав и расстроился при виде Ани, то умело это скрыл. И они втроем приятно посидели возле камина, прикончив весь шоколад и коньяк, которые были в доме. Густав оказался прекрасным рассказчиком и живописал девушкам, как они с Вернером проводили время в юности. Начал он свое повествование с раннего детства, но после двух бутылок десятилетнего коньяка его герои как-то незаметно повзрослели. Густав как раз дошел до описания своих впечатлений о первом их с Вернером посещении борделя, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Дорогие мои друзья, – сказал им Густав, вернувшись. – Мне неожиданно позвонили, и так получается, что мне нужно уйти. Конечно, очень жаль, я просто наслаждался нашей беседой, но делать нечего.

– Ч-что случилось? – спросила Мариша.

– Ничего особенного, просто звонил один мой старый друг, у него неприятности. Пропало тело.

– Куда пропало? – поразилась Аня.

– Все объясню, но потом. А сейчас простите, тороплюсь.

Не успели девушки оглянуться, как оказались на улице под дождем. После пылающего камина и старого коньяка такая перемена обстановки была удручающей.

– Пошли домой, – предложила Анна и первой затрусила под дождиком.

Не доходя до дома, подруги услышали впереди себя выстрелы, а затем увидели, как прямо на них мчится какой-то человек, да так быстро, что, казалось, плывет над землей. Марише, не слишком твердо державшейся на ногах, это показалось опасным, и она вознамерилась было подставить ему ножку, но Аня в этот момент дико заверещала, вцепилась в Маришу, и в итоге рухнул на землю не бегущий навстречу человек, а сама Мариша.

– В чем дело? – воскликнула она, выбравшись из лужи на сухую землю.

– В-в-в, – стучала зубами Аня.

– Не понимаю, – недоумевала Мариша.

– В-в-вернер, – выдавила из себя Аня, продолжая тупо смотреть в ту сторону, куда побежал человек в темном плаще.

Мариша хотела было посоветовать подруге не валять дурака и признать, что пошутила, но мимо них промчались еще трое. Один из них затормозил возле девушек и спросил:

– Не видели здесь невысокого мужчину средних лет в темном плаще и с голубыми волосами?

Мариша тихо ахнула, а у Ани лишь громче и сильнее застучали зубы.

– Ч-что случилось? – второй раз за последние четверть часа спросила Мариша. – Кто стрелял?

– Он и стрелял, – нетерпеливо бросил парень. – Так вы его видели?

Мариша кивнула, парень кинулся следом за своими, а Мариша принялась приводить свою подругу в чувство. Наконец она догадалась плеснуть ей в лицо водой из лужи, и дело пошло быстрее. Аня вскрикнула и очнулась.

– Где он?! – в ужасе озираясь по сторонам, бормотала она.

– Убежал, – с сожалением констатировала Мариша. – Застрелил кого-то и убежал. Пошли хоть узнаем, кого именно.

Она подняла Аню, и подруги поплелись в ту сторону, откуда прибежали парни и слышался вой сирены «Скорой помощи». Оказавшись в толпе, Мариша в третий и последний раз за вечер спросила:

– Что случилось?

Но тут они увидели, как мимо них проносят на носилках бледную Кати и не менее бледного Санджая. Причем трудно было даже определить, кто из них двоих сильнее пострадал. Аня вскрикнула и привалилась к Марише.

– Что творится! – Стоявшая рядом с подругами женщина утирала глаза. – Чтобы у нас в городке стреляли среди ночи, такого не было уже больше полувека. Бедная девушка, совсем от страха помешалась, все твердила, что в нее стрелял ее отец. А он, бедняжка, уже недели две как умер. Такое горе, что и не сказать.

– А может, это просто кто-то на него похожий? – осторожно спросила Мариша.

– Нет, точно призрак. Девушка бормотала, что он святой воды боится. А с чего бы верующему человеку, пусть и мертвому, ее бояться? А кто же еще стал бы палить у нас в городке. Да, такого уже сто лет не было!

Мариша распрощалась с теткой, которой версия про озлобившегося духа пришлась по вкусу.

– Что ты про это думаешь? – спросила она у Ани, когда девушки оказались дома и заперли за собой входную дверь с матовыми стеклами на все ее два замка. Эта изящная дверь просто повергла в уныние привыкшую к стальным дверям и внушительным запорам Маришу.

– Предпочитаю не думать, – откровенно призналась Аня.

– Нет, Аня, ты должна, – настаивала Мариша. – Я лично думаю, что твой жених вовсе не мертв, каким хотел казаться, а сбежал из морга и теперь мстит всем своим родственникам, которые пытались его отравить.

– А другая версия есть? – слабым голосом поинтересовалась Аня.

– Есть, но она тебе не понравится, – честно предупредила Мариша. Поняв по Аниному лицу, что подруга и от первой не в восторге, все же продолжила: – Твой жених стал жертвой научного опыта, который на нем провел какой-нибудь обозленный изобретатель, из числа тех, кого твой Вернер завернул с его изобретением. Он ведь судил не преступников, а присуждал патенты. Так вот мог кого-нибудь и неправильно рассудить. Обидевшийся и поставил эксперимент, после чего Вернер превратился в ходячего мертвеца, с заложенным в него списком новых жертв.