355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дарина Смолинская » Дорога огня. Том I. По ту сторону » Текст книги (страница 5)
Дорога огня. Том I. По ту сторону
  • Текст добавлен: 9 апреля 2021, 12:00

Текст книги "Дорога огня. Том I. По ту сторону"


Автор книги: Дарина Смолинская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Я не понимаю, – задерживаю дыхание. А ведь… какого черта я делаю? Оглядываясь назад, действительно: нет ни одной достойной причины, которая бы привела меня сюда. И он… когда в последний раз я подпускала кого-либо так близко?

Когда кто-либо хотел подойти…?

Наши носы соприкасаются. Я чувствую тепло его тела, запах… тонкий весенний аромат. Комкаю рукава кофты: Наас тоже фонарь в темноте. А я ничем не лучше бабочек, летящих на свет.

– В Нину ты тоже поверила. Тебя тянет к подобным. И меня, всех нас. Огонь к огню, тьма к тьме. Поэтому мы говорим сейчас, рискуя памятью, если не жизнью. Плутон, та тварь, ей ты тоже поверишь. Ты веришь им всем, правда же? Даже больше, чем людям.

Отшатываюсь, вмиг оказавшись на ногах и едва не упав с камня. Наас успевает поймать за руку, но я вырываюсь:

– Я здесь, чтобы избавиться от них! Чтобы научиться…

– Не бояться. Перестать убегать, – заканчивает неожиданно властно. Ветер будто натыкается на невидимую стену – листья рушатся вниз, ветки облегченно застывают. Наас злится. Воздух больше не подвластен ему: настало время поджигать.

– Да, но…

– Ты правда хочешь, чтобы они ушли? Нет, серьезно. Подумай. Давай.

Парень отходит, перепрыгивая с камня на камень.

– Зачем мне…

– Считай это первым уроком! Ты не сможешь подчинить свою силу, если не поймешь ее. Твари – ключ к тьме. Хочешь его выбросить? Сосредоточься! Вспомни, на что это похоже – когда они исчезают!

Вокруг тихо. Между стволами в столпах света танцуют, оседая, пылинки. Наас уже далеко, выбрался из сосновых теней и остановился на валуне посередине ручья. Блестит вода, рыжая макушка сияет золотом. Он дает мне время понять. Черт. Как странно. И глупо.

Ладно. Почему бы и нет.

Прячусь среди деревьев. Теперь, когда твари отстали, я неизменно выбираю темноту. Пахнет хвоей, шершавая кора пачкает пальцы крохкими лишайниками. Совсем рядом шелестит листва, шаги глушит ковер из иголок.

Твари тоже приходили бесшумно. Некоторые скрывались, другие норовили подобраться вплотную, дотронуться. Иногда их не было неделями. Иногда я не могла и на секунду сомкнуть веки, даже днем. Из-за липкого присутствия дом превратился в склеп.

Первым сломался папа. Сначала перестал заходить ко мне пожелать спокойной ночи. Конечно, ведь из-под кровати тянуло холодом, стены шептались и прорастали тьмой, а дверца шкафа открывалась сама собой. Он начал возвращаться с работы так поздно, что я и не слышала, забывшись коротким сном в круге света под торшером, а потом и вовсе ушел, и с тех пор мы виделись по выходным – в его новой жизни. И новой семье. Новый ребенок заходился плачем, краснел, выгибался, не успокаивался. По папиным глазам я видела: он знал причину. Не понимал, но… вздохнул с отчетливым облегчением, когда я сказала:

– Мне тяжело даются наши встречи. Давай пока не будем видеться.

Мама уехала через год. Частые командировки ознаменовало предложение остаться, а я тогда училась в старших классах:

– Я пока устроюсь, а ты подтянешь язык. Потом приедешь поступать. Глупо менять школу, там совсем другая программа. Бабушка за тобой присмотрит. Хотя, уверена, ты и сама отлично справишься, – я пожала плечами. Я не собиралась приезжать, но сказала, что приеду.

Я устала от страха и одиночества, но еще больше устала чувствовать вину.

Друзья закончились в детстве, вместе с рухнувшей крышей, а новые знакомые не переступали черту, обозначенную торшерным светом: он защищал не только от чудовищ.

В конце лишь чудовища и остались.

Тру шрам, зажмуриваюсь до черных пятен. Хочу ли я, чтобы они ушли?

Изменчивые, ломкие, рядом с ними вещи теряют смысл. Есть только ты и выворачивающий наизнанку ужас.

Который останавливает воздух без всяких заклинаний.

Они сделали меня пленницей. Отрезали от мира людей.

Но… есть кое-что еще. Обратная сторона – и страха, и злости. Объединяющая их в одно.

Я иду к Наасу сквозь дробящие пространство косые лучи. После тени под деревьями ручей ослепительно ярок. Маг сидит на камне среди воды, запрокинув лицо к солнцу. Коричневая куртка небрежно брошена рядом, рукав наполовину в потоке. Кричу, пусть меня услышат в Университете:

– Не хочу! Не хочу, чтобы они уходили! – не потому, что не помню иной жизни. Потому, что для меня ее нет и не будет. Они – это я.

Пусть и худшая часть меня.

Наас широко улыбается.

– Что на другой стороне? У страха и злости! – прячу руки в карманы. Скажи это, произнеси вслух – как колдовство, молитву. Парень встает напротив:

– Страсть! Желание выжить! – защитить свои границы. Окружить невидимой и непобедимой стражей. – Ха! Я знал, что ты не безнадежна!

– Конечно! Ведь я тебе нравлюсь, – смеюсь в ответ. – И да. Да! В обмен на твою помощь.

– Конечно! Спасибо.

Я убью ее. Легко.

Людей же убивала.

III

– Мы должны закончить сегодня, – говорит Наас, когда сосны сменяются желтеющими орехами, а впереди слышится шум дороги. Вчера мы пересекли ее вместе с Ниной. Целую вечность назад. – Завтра приедет Костром, главный техник. Я сейчас найду одну девушку, у нее есть допуск в подземный архив библиотеки. Пойдем вместе. Оттуда попадешь в Заповедник. Ты уверена, что хочешь сама забрать вещи? Засветишь дом. Лучше попросить кого-нибудь из друзей и встретиться в левой точке. Я дам телефон.

– Я живу в общежитии. Моя семья – в других городах. Все нормально.

– По записям в общаге отследят твое имя. Ты ведь не сказала настоящего? Они все равно узнают, но можно…

– Пусть отслеживают. Это неважно, правда, – и у меня все равно нет друзей, чтобы просить о помощи.

– Но твоих родных найду…

– Неважно! – вышло громче, чем стоило. Наас понимающе вздыхает:

– Ладно. Извини. Хорошо, так даже проще. И будет нормальное оправдание твоему отсутствию, а то Кан и Моня, походу, уже обыскались, – кривится. – Сраные бюрократы,

– Та девушка знает…?

– Не-не, мы напросимся за компанию. Скажем, почитать про магов огня. Что ты волнуешься по поводу ритуалов. В архиве больше информации, чем в библиотеке. Но туда хрен попадешь, – маг пинает мелкие камешки на тропинке. – Айяке нравится Тони, это точно, но она стесняется знакомиться первой. Пусть впишет меня помощником в свои исследования, тебя проведем контрабандой. Айя напряжется, но я намекну, что устрою свидание с Тони. Я же его лучший друг.

Фыркаю:

– Надеюсь, Тони об этом не пожалеет.

– Нет, она очень красивая и славная, – что-то в его тоне цепляет, но парк обрывается – пора прощаться. Наас пишет свой телефон на листке из блокнота:

– На всякий случай. Возвращайся к восьми. Я буду ждать у ручья. Сразу же и пойдем. Больше никаких разговоров. В Университете на улице еще болтать можно, если не рядом с оградой и зданиями, но лучше не рисковать. Основное я, вроде, объяснил. Когда спустимся в архив, сама поймешь, что делать дальше. Внизу ее сила… – мимо проносятся машины. Наас рассеянно следит за цветным потоком. Качает головой:

– Увидишь. Плутон направит тебя. Главное, помни: режешь палец, прикладываешь в место, где сходятся все линии на знаке. И вспоминаешь.

– Что именно? – мои джинсы закапаны кровью. На левом бедре пятно с кулак – это Нины.

– Плутон объяснит. Слушай ее, но помни: ты доверяешь магии, не ей самой.

– И не тебе. Да, знаю, – хмурится и трет затылок.

– Прости. Я могу поклясться, что защищу тебя, но какой смысл?

– Никакого, – соглашаюсь. – Увидимся в восемь.

– Спасибо, – серьезно говорит Наас. – Правда, спасибо. Ты не представляешь, насколько это важно для меня.

– Сдержать обещание?

– Да.

– Данное твари? – Наас отступает, прячет руки в карманы. Глядя в землю, негромко говорит – мне приходится шагнуть ближе, чтобы разобрать:

– Любое обещание рождает веру. Прогоняет страх. Делает нас сильнее. Это тоже своего рода заклинание, и чтобы замкнуть формулу, нужно сдержать слово, – поднимает глаза и криво улыбается:

– Иначе как ты поверишь в себя, если другие не могут?

***

Забираю сумку с гаража. Вещи в порядке, на телефоне ни одного пропущенного звонка. Бобби встречает счастливым лаем.

– Позорище, – глажу жесткую шерсть. – А если бы я не заметила ее? Нина…

Была бы мертва. Ежусь, пряча планшет. Одеяло оставляю Бобби: пригнувшись, чтобы сторож не увидел, подбираюсь к красной будке и расстилаю внутри. На память о совместно проведенном лете.

– Я не вернусь, – шепчу улыбчивой морде. – Береги себя.

Дворняга виляет хвостом, обнюхивает Канову кофту, водит носом по кровавым помаркам на джинсах.

– Придурок.

Время до вечера пролетает незаметно. Добраться до общежития, переодеться. Собрать самое необходимое. Перекусить. Позвонить коллеге, чтобы подменил в баре:

– Надо съездить домой, бабушка заболела, – и давно умерла, да только кто знает? – Эту неделю я пас. Извини, что поздно предупредила.

– Без проблем, мне как раз не помешают лишние деньги. Можешь даже задержаться.

– Могу, – руки покрываются мурашками. Могу и не вернуться.

Я переехала сразу после окончания школы. Сдала бабушкину квартиру, поступила на модельера. Шила с детства: когда стрекочет машинка и строчки убегают из-под лапки, легко забыть о скребущейся темноте в глубине шкафа. Да и каждая новая вещь оставляла монстрам все меньше места – или так мне хотелось думать. Теперь тяжелый рюкзак набит под завязку, а целый ворох одежды обречен дожидаться следующего захода.

– Пусть отследят, – продолжая разговор с Наасом, трогаю метку за ухом. Выпуклая, жесткая. Достаю фотографию родителей из кошелька и, сложив вдвое, засовываю за полки. – Пусть узнают мое имя. Если они найдут…

Я ведь старалась. Правда.

– Знали бы вы, что мне приходилось делать, чтобы защитить вас.

Когда вы не делали ничего. Просто сбежали.

Что ж. Лучше бы вам сбежать дальше, чем способен дотянуться Университет. Настало время заботиться только о себе.

Переложить монетку Валентина в карман чистых джинсов. Туда же – кусочек от леденцового кома. Как назвал его Наас? Непенв? Непенф? Мыльница с остатками отправляется на дно сумки. Колбу привязываю к лямке на поясе, чтобы не терлась о порезы у ключиц. Их не смазали чудесной мазью, и, переодеваясь, я обнаружила гнойные пузырьки на глянцевой припухлости воспаления.

– Ого! Куда это ты собралась? – заглядывает соседка по комнате.

Проверяю ворот черной водолазки: спрятаны ли шрамы.

– Я поживу немного у… – она знает про мою семью. Что сказать? Но Кира уже сделала выводы:

– У своего парня! Давно пора! Все лето где-то пропадала, личико посвежело, вечно витаешь в облаках. Думала, не догадаюсь? – девушка лукаво улыбается, и я подыгрываю:

– Решили попробовать съехаться. Не знаю, как пойдут дела… прикроешь меня от коменданта? Не хочу пока терять комнату, – мне легко дается смущение. А кофта Кана, аккуратно сложенная на кровати, делает картинку в сознании Киры завершенной.

– Конечно! Перестраховщица, – соседка окидывает меня оценивающим взглядом. – Так и пойдешь?

Наверное, я не выгляжу как девушка, начинающая новую жизнь с любимым человеком. Стряхиваю несуществующий мусор со светлых джинсов. Грубые черные ботинки откровенно пыльные, и Кира неодобрительно хмурит тонкие брови. Роется в моей шкатулке с украшениями:

– Ты ее не забираешь? С ума сошла? Надень… да вот это хотя бы! – вздрагиваю. Она выудила потемневшие от времени, но по-прежнему звонкие звездочки. Я совсем про них забыла. Когда-то давно скрепила браслет с цепочкой, получившееся длинное ожерелье Кира набрасывает мне на шею, поправляет зацепившийся хвост, челку. Заставляет подобрать сережки и утрамбовывает шкатулку в сумку, не слушая возражений:

– Что ты за дизайнер такой? Серьезно, как в монастырь уходишь. И губы подкрась! Почему это платье не взяла? Оно тебе очень идет! А тут что…

Возмущаясь, перебирает брошенные вещи. Мне тяжело дышать. Отворачиваюсь, накидываю тяжелую темно-серую кофту и подхватываю рюкзак. Там, куда я направляюсь, платья вряд ли понадобятся.

Пора уходить. За окном – предчувствие заката. Обещаю обязательно накраситься по дороге и зайти в гости: рассказать подробности выдуманного романа. Ретируюсь под последние наставления. На секунду прислоняюсь лбом с другой стороны закрытой двери.

Испытывает ли она сейчас облегчение? Лето обошлось без тварей, но мы жили вместе и на первом курсе. Тогда я спала только днем со включенным светом, по ночам уходила в мастерскую или бар. Мы чаще пересекались на занятиях, чем дома. Кира обычно молчала и грызла ногти. Никогда не заговаривала со мной, как сегодня. Ни разу.

Быть может, потому, что в нашем лишенном окон коридоре постоянно гасли лампы, и вязкие силуэты свободно скользили по стенам? Закрываю глаза, перебираю запутавшиеся в цепочках звезды. Сегодня у Киры идеальный маникюр. Если ей повезет, если я не вернусь – так будет и дальше.

Подхожу к ручью без пятнадцати восемь. Сумерки стелются туманом. От воды веет холодом. Наас застыл на прежнем камне, где поток разделяется надвое.

– Выглядишь получше, – заметил старания Киры. Сам бледен до синевы, или это вечерние тени?

– Спасибо, – кутаюсь в глубокие складки кофты. – У тебя получилось?

– Да. Айяка будет ждать нас у входа в архив. Кстати, отличный балахон, – он в два шага оказывается рядом и натягивает мне на голову капюшон. – Вот. Нам надо не попасться Кану. Моня ему уже плешь проел со своими незаполненными бумажками. Кан же теперь за тебя отвечает. Прицепился сегодня, я еле отделался. Пойдем, – отобрав рюкзак, тянет за рукав.

– Что будет, если дела пойдут не по плану? – тихо спрашиваю, когда мы ныряем в сосновый сумрак. Наас дергает плечами, избегает взгляда.

– В лучшем случае выпрут и память о магии сотрут. В худшем… подарят ученым с потрохами.

Натягиваю капюшон ниже.

– Она настолько важна? – Высшая тварь, обладающая сознанием. Какая тайна заключена в ней, если после столетий исследований ученые по-прежнему ищут ответы?

– Да, – просто говорит парень.

– Но зачем? … – Наас шикает: впереди за деревьями зажигается цепь огней. Мы приближаемся к ограде.

При проходе сквозь калитку шею за ухом кусает электрический разряд.

– Ты уверен, что я все еще невидимка?

– Да. Костром не вернется до десяти. Покалывания не бойся: пока за этим ничего не стоит. Подожди, – Наас отбегает к густым зарослям рядом с ближайшим зданием. Проламывается сквозь ветки и возвращается уже налегке.

– В общагу лучше не соваться. Заберем твои вещи, когда закончим, – его взгляд скользит по разбитым стенам, цепляясь за редкие тусклые фонари. Касаюсь холодной кожи куртки:

– Эй. Ты слишком заметно волнуешься.

Усмехается, пряча ладони в карманах джинсов:

– Риск минимален, но если нас поймают…

– Тогда сделай так, чтобы не поймали, – говорю с нажимом. Он шантажирует меня, обещая сомнительно важные знания о темной магии в обмен на смертельный фокус с тварью, но я продолжаю стоять совсем близко, доверчиво запрокинув голову и выискивая смелость в лице едва знакомого парня.

Наас рвано кивает. Сует комок бумажки:

– Мы справимся. Когда окажешься одна – поспеши, не слушай ее. Она захочет поболтать, сама понимаешь, оттянуть момент, – ни одна из моих теней не болтала… связно. Иногда произносили мое имя – час за часом, по кругу. Повторяли слова, которые мне говорили люди. Одна, многорукая и костистая, все шептала:

– Расскажи мне, милая, кто играл в кладовке? Кто играл в кладовке? Кто? Кто? Ктоо? – искаженный мамин голос. Мне было лет семь. За узкой дверью в конце коридора кладовку перевернули вверх дном. Мама хотела, чтобы я убрала за собой, но я отказывалась зайти туда. Не я распотрошила полки. Я царапала шрам, кричала и плакала, чтобы не слышать переходящего в хрип:

– Кто?! Кто?! Ктоооо?! …

А теперь смаргиваю воспоминание и говорю идущему рядом Наасу:

– Они никогда мне не нравились. Твари.

– Ты думала, они убьют тебя, – я не вижу мага за тканью капюшона. Смотрю под ноги, чтобы не споткнуться о вывороченные куски асфальта.

– Разве не убьют?

– Мало кто рискнет. Они ведь жаждут не смерти, а избавления от страха. Но твари и есть страх, поэтому выход один. Но кто готов в такое поверить?

– Тогда они… – становится светлее. Наас замедляет шаг:

– Дразнятся. Играют с огнем – буквально. Твари почти все тупые. Вроде животных. Скорее чувствуют, чем соображают, что маги огня – их единственная надежда. Поэтому отираются рядом и ждут: вдруг тебе надоест, и ты выкинешь что-нибудь, что решит их проблемы наилучшим образом, – он понижает голос. – Вон Айяка. Будь растерянной и милой. Безобидной.

– С оберегом я и безо… – шиплю в ответ.

– По-прежнему маг огня, – обрывает Наас. – В Университете это считается немногим лучше тварей. Почти все думают, что ученые пытаются помочь нам освоить свою силу. Что именно наша магия сводит с ума, заставляя поджигать, разрушать, убивать… а вовсе не ритуалы Хайме. Понимаешь? Для них ты чудовище. Тебя будут сторониться, несмотря на оберег. Вчера не заметила? Айяка еле согласилась, так что давай, прибавь очарования, – последнее он выталкивает сквозь зубы: в паре метров, переминаясь с ноги на ногу, стоит девушка, которой нравится Тони. За ее спиной – трансформаторная станция, одинокий фонарь над ржавой дверью.

– Айяка Корнелиус, – протягивает узкую ладонь. Тонкая и невысокая, немного младше меня. Округлые, словно удивленные, темные глаза. Тонкий нос и красиво очерченные губы. Чуть вьющиеся черные волосы заколоты за ушами, длинные пряди разметались по синей ткани легкого пальто. Клонится вправо из-за тяжелой даже на вид сумки, прижимает к груди листок с печатями – наш пропуск в святая святых.

– Зарин Аваддон – неловко усмехаюсь. Она тоже:

– Сложно привыкнуть, да? Я около месяца не могла.

– У тебя красивое имя, – женское, женственное. Айяка смеется и отвечает, что ей выпал Айякс, но при регистрации описались:

– Повезло. Мне так гораздо больше нравится. Обычно тут строго: что попалось, с тем и живешь. Но в моем случае ничего не заметили, а я промолчала, – красивая и милая, Наас верно заметил. А еще неглупая. Парень, украдкой осматриваясь, молчит. Ничем не напоминает вчерашнего себя: солнечного, горячего. Пламенного. Страх превратил его в тень – вроде моей, что вдруг вытягивается и гнется.

– Пойдем? – голос звенит. Айяка вцепляется в шарф на горле, напряженно застывает. Твари ведь не могут пробраться в Университет, правда? Не должны, зачем же тогда барьеры! Мне показалось – с усилием разжимаю кулак. Расцарапанный шрам горит от боли.

– Да… – Наас трясет головой, подталкивает вперед.

Девушка спешит ко входу в станцию, опускается на колени и просовывает бумажку в решетку вентиляции. Я зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох. Щелкает замок.

Внутри – свет из ниоткуда, лифт и забранная решетками лестница. Бумага исчезла. Отсекая ночь, с грохотом закрывается дверь. Наас дергано оборачивается.

– Лифт только для Совета, поэтому нам сюда, – Айяка нарушает тишину. Прикладывает ладонь к металлической пластине с полустершимися знаками. Взвизгнув, решетка отворяется. Узкие ступеньки закручиваются винтом и гулко отвечают на каждый шаг, белесая взвесь в воздухе щекочет ноздри. Сзади громко чихает Наас. Провожу по рыжей стене – ледяная, пачкается ржавчиной. Размытый свет не позволяет увидеть, где кончается спуск.

– Тут недалеко, – будто читая мои мысли, говорит девушка, указывает на звездчатую трещину у перил. – Мой ориентир.

– Ты часто здесь бываешь? – спрашиваю, чтобы завязать разговор. Наас одобрительно хлопает по плечу.

– Да, я учусь во втором блоке… это ученые, – оглянувшись, поясняет она. – Помогаю профессору Перье. Он часто просит найти и скопировать информацию из архива, чтобы не отвлекаться от экспериментов. Многие опыты требуют постоянного участия… – Айяка цепляется за предложенную тему, и мне остается лишь заинтересованно поддакивать в паузах, считая пролеты. К нижней площадке я узнаю, что девушка занимается биологией магических существ. Ищет связь между организмом и волшебством. Надеется вскоре получить должность лаборанта:

– У профессора Хайме освободилось место! Мои шансы довольно высоки. Пусть это другая кафедра, но, говорят, они работают над чем-то грандиозным. И очень продвинулись в изучении темной магии за последние годы, – тихо щебечет волшебница, задевая объемной сумкой несущий столб. – Ты скоро будешь знать больше меня в этом вопросе. Но всегда лучше подготовиться заранее, верно? – короткий взгляд через плечо говорит яснее всяких слов.

Быть может, она согласилась провести меня не только из-за Тони.

У последней ступеньки нас встречает мерцанием мелкое, почти без просветов, кружево заклинаний. Защитное поле покрывает даже потолок. В кармане вспыхивает болью монета. Оттянув штанину, отшатываюсь от ложащейся на кожу магии.

– Не бойся, иди, – ладонь Нааса упирается между лопаток. Надменная улыбка лощеного профессора Хайме горит в памяти вместе с обещанием: не убегать. Зажмуриваюсь. Барьер ощущается дуновением ветра. Не замечая одежду, пробегает с ног до головы. Я чувствую себя голой, лишь монета выплавляется клеймом на бедре. Стиснув зубы, выныриваю на другой стороне.

Длинный стол со светильниками, зеленые кресла. Ряды стеллажей разделены затопленными мраком проходами. Втягиваю прохладный запах: бумага и дерево. Подарок Валентина стремительно остывает.

– Ты в порядке? – спрашивает Наас. Айяка смотрит тревожно, как вчера в общей гостиной глядели люди.

– Магия меня немного пугает, – чистая правда.

– Ничего, это нормально, – нервно улыбается волшебница.

Мы разделяемся: нашей проводнице нужно совсем в другую часть архива.

– Я быстро найду свои книги и помогу вам сориентироваться в секции огненной магии. Подождите здесь. Вон там можно чай сделать, – девушка обходит меня по широкой дуге, направляясь к одному из коридоров. – Я скоро.

– Я с тобой! – встрепенулся Наас. – Помогу нести сумку и книги. Зарин пока разберется с чаем для всех, – ей нечего возразить, а рыжеволосый маг уже отбирает тяжелую ношу и посылает мне пристальный взгляд.

– Не торопитесь. Я подожду, – пора.

Они скрываются за шкафами, сопровождаемые загоревшимся светом – лишь в их коридоре. Голоса удаляются, последним доносится смех Нааса – надтреснутый, нереальный. Смыкается тишина. Нахожу картонные стаканчики и электрический чайник в нише рядом со входом. Несколько томительных минут, пока за синим пластиком булькает вода, залить кипятком пакетики. Алиби готово.

Сворачиваю в проход между ближайшими полками. Почему-то на меня волшебство не реагирует, поэтому слепо веду пальцами по корешкам книг, иногда натыкаясь на пустоту перпендикулярного прохода. Один, второй, третий, десятый, пятнадцатый… бросаю считать. Желтый квадратик за спиной служит ориентиром – если прищурится, можно еще различить кусочек стола и две лампы.

Поскрипывание половиц под ногами складывается в странный ритм. Замираю, прислушиваясь. Слева, далеко-близко, кто-то по инерции делает еще несколько шагов.

Темнота разом кажется безбрежной и липкой. Знакомый стылый ужас сдавливает горло. Твари.

Бросаюсь вперед, но сразу ухожу вправо. Петляю, цепляя углы, среди секций – уже не слышу, где я, а где… нужно остановиться и понять, от чего я бегу, но…

Я никогда не останавливаюсь, – слова Нины звучат в ушах.

Боковым зрением ловлю отсвет. Назад. Белая полоска. Почти пропустила! Удар о шкаф – поврежденное накануне плечо простреливает болью. Полоса впереди прыгает, увеличиваясь, превращаясь в приоткрытую дверь. Не успею! Чужие шаги оглушают, теперь они не пытаются спрятаться! Догоняют!

Нет – гонят. Понимание настигает слишком поздно, когда я уже захлопываю дверь и поворачиваю ключ в замке. Прижимаюсь щекой к морозному металлу. Прислушиваюсь.

Тихо.

Лишь сердце грохочет в груди, лихорадочно звенит украшение на шее. Стискиваю, заставляя замолчать. Выдохи оседают на блестящей поверхности. Холодно. Вытягиваю ключ и прячу в карман, пячусь. Неужели это оно? Тварь в Заповеднике указывает мне путь? Или…

Или – розыгрыш?

– Проверка? – втягиваю воздух сквозь зубы. Проверка: история с тварью, ритуалами. Испуганный рыжий волшебник и случайная помощница. Вдруг здесь принято встречать новичков подобным унизительным образом, и где-то совсем рядом дожидается умирающая от смеха толпа? А там, в архиве, между полками крались вовсе не чудовища, а люди?

Накрываю пальцами шрам и считаю до десяти. Хватит. Если происходящее шутка или испытание, то я слишком поздно спохватилась.

– И повернуть назад – значит сбежать, – шепчу, отворачиваясь.

Длинный коридор снизу доверху скован белой плиткой. Как в больнице, и пахнет похоже – озоном. Заплетенные железом лампы дневного света на стенах. Других дверей нет. Стараясь не сорваться в бег, спешу прочь от архивной тьмы. Впереди поворот, еще десятки метров сияющей белизны. Решетка. С натужным скрипом пропахивает дугу на полу.

В воздухе трещат чары, резко пахнет гнилью. Я содрогаюсь всем телом, ожидая удара, но наказания не следует. Ладно… хорошо. Быстрее, у меня мало времени!

Несколько шагов – и я в просторной комнате. Стол и стул посередине, с десяток дверей по периметру. Тяжелые, оббитые металлом, с решетчатыми окошками. Возле каждой на полу темнеет люк.

По сияющей под лампами поверхности стола растеклась кофейная лужа. Пропитавшая газету темная жидкость капает с края. Трогаю: еще теплая. Сзади раздается стук.

Разворачиваюсь, сбивая чашку – осколки разлетаются веером и черными брызгами. Никого. Стук повторяется. В одном из окошек мелькает тень. Сюда.

Тварь стоит прямо за дверью. Колени слабеют, а дыхание застревает в горле. В памяти звучат слова безымянной девочки: это большой мир. Здесь хватит места для любых чудовищ, и злых, и добрых.

Добрых я никогда не встречала.

Но и злых не видела – по-настоящему четко, такими: неподвижными, спеленутыми безжалостным светом.

Угловатая, чуть ниже меня, она словно соткана из мрака. Черная чешуйчатая кожа на длинном лице, черный мех и черные же рога – тонкие, чуть изогнутые. Узкие ноздри трепещут, будто пытаются уловить мой запах. Не разобрать выражения полночных глаз, но стоит ей прищуриться – и колба на поясе взрывается.

Поднимает лапу – неожиданно хрупкую, птичью. Кинжальные когти скребут по стеклу, не оставляя следов. Я не сразу понимаю: тварь на что-то показывает, а тогда замечаю на стене кнопку и прорези динамика. Во рту пересыхает.

– Я ждала тебя, – ее голос продирает ознобом. Даже не голос – шорох, какой раздается ночью из темноты пустых комнат. От него хочется кричать, но не можешь произнести и звука. Холод близкой смерти колет сердце.

– Да, в архиве. Я заметила, – хриплю в ответ.

– Нет, еще раньше. Очень давно я жду мага, подобного тебе, – тварь склоняет голову набок, препарируя взглядом.

– И это я знаю, – Наас не отвлечет Айяку надолго. Разворачиваю бумажку с чарами. – Мне нужно возвращаться. Как…

Осекаюсь. Как мне убить тебя? Пусть ты хуже, чем мертва… Прикусываю губу, ощущая, как теплеют щеки, но тварь фыркает, обнажив ряд серебристых игольчатых зубов – смех наждаком проходится по нервам:

– Легко. Но погоди, – заворачиваюсь в кофту. Пальцы путаются среди звезд, приковывая ее внимание. Угловатые черты неуловимо меняются, словно разламываются – подернувшись дымным шлейфом, а потом тварь отворачивается и отходит от решетки.

– Нет, – быть рядом с ней невыносимо. Я словно опять на складывающейся крыше, среди дрейфующих обломков.

В секунде от боли и убийства.

В сантиметрах – от чуда.

– Сейчас или никогда. Если хочешь продолжить гнить здесь, то без проблем, – говорю силуэту в дальнем углу камеры.

Разливший кофе должен быть близко.

– Не хочу, – тварь вырастает вплотную к стеклу. Высокий лоб прорезают глубокие складки.

– Тогда что мне сделать, – поднимаю лист, чтобы она видела рисунок. Но она смотрит только на меня, шерсть на изящной шее встает дыбом. – Что? …

– Возьми меня с собой.

– …что? – глупо повторяю. Именно об этом предупреждал Наас: нельзя дать ей запутать себя.

– Стань моим хозяином. Если будешь питать меня силой, я спасу тебя от людей, что заправляют здесь. Он ведь пообещал тебе защиту, рыжий мальчишка? Я научила его выживать. Я знаю каждое слово, что он скажет тебе – и всех их будет мало. – Трясу головой: черная дыра за невидимым стеклом поглощает внимание без остатка. – Твой свет слишком ярок. Освободи меня. Я помогу. Никто не пострадает… пока сама не захочешь.

– Не захочу! – вскрикиваю, обрывая вкрадчивый шепот.

– Тогда тем более нечего бояться, – хмыкает. – Я прогоню других. Ты больше не будешь шарахаться от собственной тени, – да она смеется надо мной! Бью кулаком в дверь, шиплю:

– Очень остроумно! Да ты такая же, как они! И как Хайме, Советник, даже Наас! Тебе тоже что-то нужно от меня, а я ни черта не понимаю! Каждый просит довериться, а мне постоянно кажется, что все это – сплошной бред или розыгрыш, или я сошла с ума! И эта ваша магия… Хватит! Я ухожу!

– Нет! – кричит раненым зверем, вжимается в прозрачную преграду. – Нет! Стой! Не бросай меня здесь! Убей, но не бросай!

Отворачиваюсь. Создание беснуется за спиной, пока я судорожно разглаживаю скрученный в тугой жгут лист с чарами – когда только успела? …

Господи. В коридоре… Зажимаю кнопку динамика, прислушиваюсь:

– Кто-то приближается! – еще далеко, но меня прошибает холодным потом. Тварь взвивается, хрипит:

– Забери меня! Прими мою клятву! Она свяжет нас…

– Не могу! – и убить теперь не могу! Если меня найдут рядом с трупом, никто не поверит в совпадение.

– Просто скажи – да! Сейчас! Я останусь здесь, пока дух моего создателя заперт в могиле. Найдите ее! Советник Тлалок! Заклинание изгнания! Используй свою кровь! Когда Тлалок умрет, барьер на камере рассыплется, я смогу перемещаться в твоей тени: ты станешь единственным повелителем. Моя жизнь будет полностью зависеть от твоей воли! Ты ничего не теряешь, наоборот, – она застывает натянутой струной, смотрит не мигая. Мотылек у пламени.

По плитке грохочут ботинки. Мой голос ломается, через слово срываясь в шепот:

– Почему я должна верить тебе? Чем ты лучше остальных?

Ее смех – битое стекло:

– Я не считаю тебя чудовищем, – вот так просто. Но от этих слов что-то рушится внутри. Беспомощно слушаю, как под барабанную дробь шагов монстр обещает:

– Я всегда буду за твоей спиной. Кем бы ты ни была, чем бы ни стала. Каждый раз, когда тебе захочется обернуться – я буду там, отмечая пройденный путь. Я изменю твою жизнь навсегда. Ты никогда не вернешься в прошлое. Это моя клятва, Аваддон. Ты…

Решетка с визгом проезжает по полу. Отшатываюсь от двери. Тварь вмиг становится плоской, теряя власть, впитывая свет. Не разобрать смоляной глубины глаз – лишь еще одна тень. Тень, которой страшно умирать. Стираю сорвавшуюся с ресниц слезинку, прижимаю пальцы к губам. Кто-то заходит в комнату. Зажмуриваюсь до черных пятен и выдыхаю:

– Да, – дрожью по стенам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю