Текст книги "Семь змей и мертвец (СИ)"

Автор книги: Дара Богинска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Семь змей и мертвец

***

Запах бессмертника напомнил Данте о доме. Маленькие желтые цветки на длинных стеблях, жёсткие чешуйки соцветий, медовый запах – это всё переплеталось с памятью о его детстве, проведенном в отдаленном храме Сугерии. Бессмертник расцветал на могилах. Бессмертник стоял в вазах и лежал в нишах под гобеленами. Бессмертник, окруженный солнечным сиянием – символ Святого Отиса, которому родители Данте продали души и сына, родившегося уродцем.

Данте растер пухлый стебелек в руке и вдохнул душистый травяной аромат. Он поднял глаза на холм, у подножия которого росли цветы, и разглядел будто проросшие сквозь ровный зелёный покров останки строения. Обломок колонны торчал уродливо, словно кость из разверзнутой раны. Ещё более отвращающим виделся Данте круглый чёрный провал – вход.

Мыском мужчина коснулся смявшей бессмертник плиты. Камень был тёмно-серый, с проблеском слюды, тяжелый и большой – вровень с отсутствующей «дверью». Его сторона, обращенная к солнцу, была сырой и холодной.

Спутники Данте, близнецы Таска, издалека наблюдали за ним – вот он присел рядом с камнем, коснулся его длинной рукой, вот встал, настороженно вскинув голову, вот огладил зелень рядом со входом в склеп. Вот, быстро оглянувшись, наклонился и нырнул внутрь. Когда тьма поглотила его, лишь едва дернулась длинная тень одного из близнецов. Вроде как сделал полшага вперед, но, опомнившись, остановилась, сложив руки под грудью.

Сейчас они будут только мешать. С ними, с колдунами-малефиками, всегда так. Живые им только мешаются.

Первый труп был в паре шагов от входа, на каменных ступенях, ведущих вглубь могильника. Данте едва не задел мертвеца ногой, чутье сработало в последний момент, заставив отвести тянущуюся вниз стопу. Кусок света застыл на стене над плечом мужчины, его едва хватало чтобы разглядеть очертания тела – прижатые к груди плети-руки, чёрный балахон одеяния и далеко назад откинувшуюся голову. Малефик глубоко, сквозь зубы, втянул воздух, приседая рядом и легко трогая мертвеца. Движение было спокойным, твердым, без лишней брезгливости – другие люди кошку гладят с большей опаской. Труп был весь иссушен. Кожа шуршала, как соцветия в пальцах, и была вся жёлтой, сморщившейся и старой. Вряд ли, в самом деле, кто-то построил такую усыпальницу, чтобы бросить покойного на ступеньках?

Данте уже хотел пройти мимо, как заметил тусклый медный отблеск. Склонился ниже – и сорвал с тощей шеи длинную цепь с кулоном – переплетенным змеиным клубком. Змей было семь.

– Проклятье. Этого не хватало.

Знаки Культа Семибожья в этих местах встречались не так уж часто, и обычно означали проблемы. Данте не любил проблемы. Культистов он тоже не любил, само собой. Мужчина мотнул головой, опираясь рукой о свод грота. Камень был скользким, очень холодным и шершавым. Как змеиная чешуя. Чёртова змеиная чешуя...

Внутри груди заискрило.

Данте был малефиком. Колдуном с острыми зубами, когтями и зверино блестящими в темноте глазами, а его дар был проклятьем в обычной жизни. Но на подобных заданиях ему не было цены.

Данте видел мертвых.

Он проследил глазами за юношей – высоким, худым, лет пятнадцати. Лицо бледное, зрачки от ужаса дрожат. Он пролетел прямо сквозь малефика, пока не споткнулся и не растянулся на животе. Спасаясь от чего-то, мальчишка полз, не вставая с четверенек, а спустя миг, когда ему могли уже видеться колыхающиеся на ветру головки бессмертника, будто замер, и поехал вниз. С холодеющим чувством малефик понял – его волокли за ногу.

Его руки скребли о камни – вот одна царапина от ногтей, вот другая, а вот сам ноготь, застрявший в пористой породе.

Шаг, два, три – чтобы развеять морок. Что-то коснулось ноги. Змея? Проклятые твари здесь, должно быть, кишат. До обострившегося слуха долетало приглушенное шипение, до нюха – сладкий до приторности запах сброшенных шкурок. Они шуршали под ногами, как ковер из бессмертника.

Ладонь Данте легла на неожиданно тёплый камень. Гладкий, с узорами, которые малефик и повторил кончиками пальцев, царапнул заостренными темными когтями. Кажется, ничего такого – какие-то завитки, круги, прямые строгие линии сверху и снизу. Есть бортики, очень длинные, из толстого камня. К нему вели ступени, на которые взобрался колдун.

Ага. Значит, здесь лежал хозяин склепа. Саркофаг. Чёртов огромный каменный сундук, недостаточно плотно закрытый для культистов.

– Значит, здесь он лежал, – повторил Данте вслух и нехотя дёрнул рукава вверх. – Что ж...

Задержав дыхание как перед прыжком в воду, он опустил руки внутрь саркофага, и ощутил под руками живое шевелящееся тело – чёрт побери, змеиное! Очень крупное при том. Омерзительное, ленивое, тварь даже не издала звука. Вместо неё зашипел Дани, отпрянувший назад... и, естественно, позабывший про ступени.

Падать было больно и очень неприятно, потому как под его боком громко что-то хрустнуло и провалилось, подняв кучу пыли. Ситуацию еще больше испортило то, что, кажется, это была грудная клетка второго трупа. Острые осколки кости порвали одежду, пребольно уткнувшись в бок.

– Я смотрю, мне сегодня везет...

Подперев ноющие ребра, Данте не смог удержаться и фыркнул от нервного смеха. Как это нелепо – жалеть свои ушибы, в то время как какое-то время ты имел удовольствие валяться на трупе.

– Подсветить, Дани?

От яркого света Данте закрыл лицо руками. Видения, вспугнутые посторонним, развеялись утренним туманом. Подслеповато щурясь сквозь решетку пальцев, мужчина разглядел крепкую фигуру старшего из близнецов, Йоля. Он держал факел достаточно высоко, чтобы искрящийся огонь освещал весь склеп. Тьма скрывала многочисленные столы с высокими сосудами масел, витрины с украшениями (некоторые из них были вскрыты), бронзовые статуэтки, тяжелые фолианты с золотым тиснением на мрачной коже обложки. В каменных нишах стояли сундуки один поверх другого, лежали чьи-то белые-белые кости, принесенные сюда, как чувствовал колдун, уже очень давно. Маленькие, хрупкие, молочно-белые кости были, кажется, детскими. Безумные язычники были готовы жертвовать самым ценным, лишь бы утолить голод Семерых.

И, конечно, свет добрался до трупа. Мумии скорее, сильно пострадавшей от неосторожности Данте. Судя по чуть приподнявшимся бровям здоровяка, ещё одно мертвое тело едва ли удивило его. Огорчило – да. Но не удивило.

И всюду – изображения змей. Высокие стойки для свечей, увитые тонким чешуйчатым телом, стены, покрытые росписью, пол, выложенный мутно-зелёной плиткой.

Саркофаг, стоящий на постаменте, оказался выполнен из розового алебастра, всего покрытого багровыми прожилками. Когда Йоль подошел ближе, опустив факел, упавший свет заставил этот сундук будто засиять изнутри живым прозрачным светом. Данте на миг показалось, что прожилки пульсируют, как натянутые вены на шее; саркофаг на этот миг стал дышащим существом.

– Чудесное местечко. Я бы оживил пространство цветами, и, пожалуй, поставил столик прямо здесь. Не хватает ещё корзинки со щенком. Да.

Голос у Йоля предательски упал, и мужчина кашлянул в кулак.

– А я бы смотался отсюда.

– Как, и ты ничего не прихватишь с собой? Смотри, местные растащат все добро.

Йоль легонько сковырнул крошечный изумруд, вставленный вместо глаз у нарисованной на стене ползучей твари. Сидел камушек крепко. Крепко-некрепко – но растащат же, как пить дать, и не испугают их предостережения о проклятьях. Может, только первое время подержат на расстоянии, а там уж...

– Телега далеко?

– Ну-у, в деревню и обратно, – Йоль почесал щеку, настороженно разглядывая не самого приятного вида статуэтки. – Зна-аешь, сейчас мне это уже не кажется такой хорошей идеей.

– Мы отвезем всё в малефикорум. Пусть епископы разбираются, что всё это... – при первом уколе усталости Данте шатнулся и поморщился от кислой тошноты, толкнувшейся до кадыка, – ...делает здесь, так далеко от юга. Нашей земли слишком мало для семи богов сразу.

– Я бы с большим удовольствием спалил тут всё дотла.

Данте согласно кивнул. С большим удовольствием он бы только очнулся где-нибудь достаточно далеко от всех этих мест с их богами в придачу.

– Но как скажешь, мэтр, – иронично шаркнул сапогом Йоль.

– Пошли отсюда. Я достаточно... увидел.

Йоль заглянул в лицо Данте и молча подставил плечо для опоры. Оставалось только благодарно кивнуть – может, здоровяк и был тем ещё любителем поболтать, но он был хорошим малым. И он понимал, кажется, каково приходится... таким, как Данте.

Голова сама опустилась на грудь. В висках звенели тонкие медные колокольчики.

– Трупы... сжечь. А кости – в лес. Местные... не должны узнать.

– Как скажешь, Дани.

Первыми отказали ноги. Вскоре любые попытки переставлять их свелись к бессмысленному взбрыкиванию, лишь только затруднявшему жизнь Йолю. Потом – руки, и Данте впал в оцепенение. Лестница всё не кончалась, и в мучительное время до полной потери сознания Данте чудилось, будто над их головами, под ногами, вокруг их плеч копошатся, тянут свои тяжелые мускулистые тела змеи.

Наконец-то уснул!

Йоль ещё раз настороженно выглянул из-за двери. Дани лежал на лавке прямо, как в гробу – вытянув руки-ноги, запрокинув на свернутый плащ голову так, что шея казалась неестественно длинной. Белые губы были плотно сомкнуты, на бескровном лице застыло сосредоточенное выражение, но Данте спал. Рядом с лавкой Йоль оставил на всякий случай ведро – вдруг его опять вывернет.

Да, кстати, рубашку бы сменить надо. Определенно. Завтрак главного члена их маленького отряда, оставленный на груди Йоля, был сомнительным украшением для его мужской красоты.

Переодевшись, мужчина прикрыл двери дома, хозяин которого на время постоя церковников съехал к сестре, и поспешил в таверну. Тихо было здесь. Это была старая таверна, уже давно пережившая свои лучшие годы. Её строили в те дни, когда Эмнод ещё кишел народом – сюда часто заходили солдаты во время борьбы за смежную с западной Сугерией территорию, затем голодные путники на пути к золотым приискам, а вместе с ними оравы рабочих. Всё здесь было старое, дряхлое, потемневшее от времени. Мерзкая выпивка, невкусная, холодная и жирная еда, а также многочисленные пауки, оккупировавшие пивной зал и чувствующие себя здесь уютнее нечастых посетителей.

Тихо и пусто – разбросанные по углам, как кости на игральной доске, сидели несколько завсегдатаев, опохмеляясь, да сам хозяин, стоя за столом, беседовал с ухмыляющейся черноволосой женщиной, тощей и уже начавшей седеть. Перекинувшись с трактирщиком парой слов, без особого интереса Йоль отвел от неё глаза, заметив знакомую фигуру. Сухие плечи, жилистые руки, рыжие волосы собраны в тугую косу, губы поджаты, брови сведены – то был Аларик, брат-близнец Йоля. Он подняла глаза – зелёные, как у брата, но с темной крапинкой рядом с левым зрачком. В юношестве Аларик переболел оспой, и лицо у него было испещрено следами перенесенной болезни.

– Уснул?

– Уснул, – кивнул Йоль, – Правда, побуянил до этого. А здесь как? Всё в порядке?

Ал сердито глянул на брата.

– В порядке? В нашей телеге какие-то проклятые вещички какой-то южной дряни. Данте рассказал тебе, что произошло там, внизу?

«Рассказом» это было тяжело назвать. Их Дани бредил.

– Двое мальчишек пробрались в склеп. Кажется, выполнили какой-то ритуал... Подняли не того колдуна, и он сожрал их.

Аларик передернул плечами.

– Этого не хватало. Тебе не кажется, что это все какие-то детские сказки? Байки деревенщин? Мол, домовые, русалки, ходячие мертвецы?

– То, что раньше этого не было – не значит, что этого не существует, – важничая, поднял палец Йоль, – Вспомни историю Святого Малакия и его борьбу против порождений Марвида. Если это было, то почему бы этому не повториться?

У близнеца не было ответа. Он пожал плечами и нахмурился.

– Каждый мимо проходящий считает своим долгом заглянуть в телегу, ты в курсе? Может, стоит поставить пугало, как на чертовом огороде? Я только не уверен, достаточно ли у этих ребят мозгов, чтобы его испугаться.

Йоль выглянул из окна, и увидел, что «проходящие мимо» местные жители превратились в «стоящих рядом кучкой и что-то обсуждающих» местных жителей. Вскоре может дойти и до «хватающих скромный скарб и разносящих проклятые вещички по домам» жителей.

Это было уже плохо. Такая перемена была явно не на руку Йолю, который намеревался вскоре вздремнуть.

– Пойду разберусь. – Йоль вздохнул. Аларик тоже поднялся и они вместе толкнули дверь, впустив в таверну липкий тёплый воздух.

Эти места могли кому-то показаться преисполненными невероятной красоты – все эти девственные леса с непуганым зверьем, чистейшие лесные озера, холодные подземные реки, находящие выход на каменистой почве оврагов, и горы, поднявшие головы к небу. Но на деле оказывалось так: по большей части совершенно непроходимый тракт, абсолютно безумные волки, угрюмые местные жители и какие-то проблемы с трижды проклятыми культистами.

Со слов гонца, в Эмноде пробудились ото сна мертвые. Никогда ещё Йоль не видел столь напуганных глаз у священника, сообщившего троице дела. Ходячие мертвецы – Беспокойные, так их называли в церковных текстах. Беспокойные на землях Святого Малакия, как в самые темные времена!

А тут ещё и какие-то трупы, какой-то склеп, и эти змеи...

Йоль, на самом деле, не очень понимал всего этого. Он был простым воином, как и брат – воспитанником Церкви из благочестивой, но обедневшей семьи купцов, их с братом отдали в монастырь еще во младенчестве. Таких как Йоль и Аларик называли «ключниками», они путешествовали вместе с малефиками, защищая их от гнева толпы, и носили при себе амулеты из резной кости как символ своей веры.

Зато меченосец понимал, что всё происходящее, от кого бы это не исходило – очень, очень плохо. Мертвые должны спать. Так заведено.

– Ну, и что тут за сборище? – зычно окликнул народ Йоль, сложив руки на широкой груди. Он оглядел толпу – пара мужчин, старики и женщины. Оружия нет, кажется, ни у кого, значит, можно надеяться на удачное завершение переговоров.

Если бы только... Да, сзади, в непосредственной близости к телеге, стоял Линдур – старейшина этой деревни. И это была проблема. Хромающая, семифутовая, хмурая и невероятно злобная проблема, не выносящая ключников вроде Йоля.

Ходили слухи, что до того, как осесть в Эмноде, Линдур был воином на королевской службе. Когда он был вдали от родных земель по долгу службы, на его селение напали Чернозубые, дикари из северных степей. Жители пытались скрыться в Церкви, но монастырь не открыл им своих дверей, опасаясь нападения Чернозубых. Сестра понесла от какого-то разбойника, заработала страшные шрамы на шее, едва не погибнув в его руках, но смерть нашла гораздо позже – в родовой горячке.

Говорят, ребенок от насильника погиб при родах.

Говорят, Линдур сам свернул ему шею.

Говорят, Линдур скормил вопящего младенца свиньям.

Глядя на мрачное лицо Линдура, Йоль верил всему и сразу. Неудивительно было, что старейшина невзлюбил их ещё до прибытия в Эмнод. Он и посылать за ними не хотел, до последнего убеждая, что местные сами могут со всем справиться. Гонцу пришлось уходить из города тайно, чтобы не навлечь на себя гнев сурового старейшины.

Сейчас Линдур вошел в почтенный возраст, но в руках, легших на изгиб трости, ещё была сила – она бугрилась и проступала мышцами сквозь тесноватую в плечах рубаху.

– Хотим узнать, сэр Йоль, какие новости вы привезли с собой, – Линдур сощурил холодные серые глаза, – Видишь, аж в телегу не помещаются, полотно не всё прикрывает.

«Местные... не должны узнать» – отчетливо звучал в ушах шелестящий голос малефика.

– Это дело Церкви, и нам нужно будет все подробней рассмотреть, прежде чем говорить вам что-то... – осторожно начал Йоль, но старейшина резко ударил своей клюкой землю – вспорол её проклятой деревяшкой так, что камни брызнули.

– Вам нужно, значит! А нам не нужно знать, что происходит? Вы ходите тут и там, разнюхиваете, едите нашу еду и пьете наш эль, а мы не получаем ничего взамен. А сейчас вы возвращаетесь с этой телегой и своим полудохлым зверолюдом, и ничего не собираетесь объяснять? Клянусь Богом, всё больше мне кажется, что вы просто разбойники, решившие поживиться на нашем несчастье!

– Эй, осядь! – подал голос Аларик. По хмурости и твердости голоса он вполне мог стать соперником старому вояке, – Мы здесь, чтобы помочь, хочется вам этого или нет. Ты не имеешь никакого права так...

– Не имею права?! Я не имею права?! Я имею достаточно прав, чтобы вышвырнуть вас отсюда! Мы достаточно далеко от столицы, здесь о вас никто и ничего...

– Вы... нам угрожаете? – от такой наглости голос Йоля звучал удивленно, а не предупреждающе. Аларик бросил короткий взгляд на своего брата, и тот кивнул. Его пальцы уже давно нашли рукоять меча.

Лицо Линдура перекосилось и покраснело – так стоило бы смотреть на врагов, но никак не на тех, кто в самом деле желает помочь. Самое страшное было в том, что его злость находила отклик в лицах других селян. Глухой, но лишь усиливающий рокот толпы напоминал шелест приближающейся волны, шуршащей на камнях. Недовольных лишь прибавлялось. Йолю пришло в голову, что, в общем-то, лопату или грабли, а тем более кирку при определенной сноровке можно использовать с тем же успехом, что и меч. Количество оружия у местных сразу как-то угрожающе возросло. Но Йоль лишь крепче сжал меч – про рыжего здоровяка можно было многое сказать, но только не то, что он трус.

– Вы, должно быть, шутите, – он исподлобья оглядел толпу, – разве мы давали повод так к нам относиться? Разве не вы вчера молили Доброго Бога о спасении?

– Мы молили о спасении, а не о грабеже!

– Ворюги проклятые!

– Да ничего мы не крали! – срываясь, прорычал Йоль, – Хотите – проверьте сами! Сходите на кладбище, проверьте! Нам не нужно ваше золото!

– Что тогда в телеге? А? Ничего не брали – а она вон, аж прогнулась!

– Можно я вырежу язык этой визгливой курице? – прошипел сквозь зубы Аларик так, чтобы слышал его лишь брат. Мужчина поспешил обратиться к толпе прежде, чем это сделал его близнец в привычной для себя манере.

Он напустил на себя серьезный, ужасно не подходящий для него вид. Кажется, даже щеки чуть-чуть надул:

– Мы нашли то, что, возможно, поможет... в решении вашей проблемы. Как только наш малефик очнется, мы начнем разбирательства и...

И? И что? Йоль судорожно пытался придумать, что добавить, пока не ляпнул, совершенно растеряв ничтожные остатки уверенности и, как смекнул мгновением позже, интеллекта:

– И всех спасем?..

У Йоля лучше выходило общение с собственными башмаками, чем с народом. В конце концов, он и не политиком был, а простым воином – тем самым, который должен расшибать мозги врагам и присматривать за колдуном, чтобы тот не попутал, на чьей стороне сражается, не поддался голосам своих демонов.

Эти мысли в данный момент его совсем не успокаивали. Даже напротив. В воздухе ощутимо запахло паленым.

– Вы ничего не сделали! Мы тоже могли бы жечь этих мертвецов, нам для этого не нужны воины!

– Покажите нам, что вы полезны! Мы заслуживаем защиты!

– Мы хотели помощи, а не воровства! Вы пришли сюда и думаете, что вам всё можно!

Йолю показалось, что его внутренности кто-то жарит на сковородке. Свело желудок и захотелось в кусты. Он не был трусом, но ужасно выносил давление. Особенно – тупой толпы. А та собиралась, шумела, возмущалась и подбадривала тех, кто кричал на близнецов злым, брызжущим ядом голосом. Линдуру уже и не надо было ничего говорить – он сказал достаточно, чтобы спустить милых селян подобно псам с цепи.

– Сколько ещё наших погибших отцов и матерей придется сжечь?! Это жестоко!

– Это ужасно!

– Убирайтесь прочь вместе со своим демоном!

– Уродом!

– Это ваша вина!

Дальнейшее было неизбежно. Камень глубоко рассек скулу Аларика. Толпа тут же замолкла. Словно после удара грома в преддверье молнии, гробовая тишина сковала землю. Можно было расслышать, как где-то бьется в окно муха.

Кажется, они сами поняли, что это уже слишком. Но поздно.

Аларик отступил, тронул ранку и с большим удивлением глянул на алую ладонь. Царапины на лице всегда сильно кровоточат, и вскоре кровь уже каплями катилась по подбородку, с тонким звоном билась о костяной ключ на груди – символ их общей веры.

Йоль сглотнул.

Во вскинутом, окровавленном лице Аларика было больше от дикого зверя, чем от человека, тем более – воина на страже Церкви.

– Ал! – крикнул Йоль, но одуревший от запаха крови близнец уже достал ножи. С рычанием он кинулся вперед, Йоль – наперерез, схватил вокруг плеч и крепко сжал. Аларик был сильный, быстрый, но всё-таки крепыш-Йоль был больше.

– Никто... не смеет!.. Я не позволю... Это не сойдет им с рук! – хрипя, Аларик бился в руках. Жилы на его шее страшно вздулись, зубы блестели в оскале, из груди вырывались проклятья пополам с рычанием. Аларик был безумен в гневе.

Йоль знал, что он ненавидел боль. Когда наставник ударил его за непослушание тростью, юный послушник чуть не размозжил ему голову статуэткой Святого Отиса.

– Видите, – негромко, но выразительно подал голос Линдур, – вот они, наши защитники. Вот их настоящее лицо. Отпусти его, сэр Йоль! Отпусти, я хочу посмотреть, как он разорвет невинных, которых призван защищать.

– Заткнись! – закричал Йоль.

Черт с ними, с этой деревенщиной! Они сами виноваты. Камень полетел с их стороны, и угрожали тоже они. Линдур ухмылялся уголком рта, и с огромным удовольствием Йоль бы размазал эту усмешку по его лицу, смешав с раздробленными костями и кровью.

– Ты, мерзкий подстрекатель! Признайся, ты просто хочешь прибрать к рукам всё! Чтобы мы не нашли, ты хочешь это себе! Тебе плевать на всех, злобный выродок!

– Злобный выродок?! Ах ты щенок...

– Мерзавцы!

– Прочь из нашего города!

– Воры!

Резкий, тонкий писк прокатился по округе. Звон в ушах – только в сто крат сильнее – прошелся по каждому в толпе, напугал животных, всколыхнул воронье, поднявшееся с соседних деревьев в небо. Пара гуляющих рядом куриц упали замертво.

Аларик вскрикнул. Сам Йоль от взрыва тонкого, мерзкого звука почувствовал такой укол головной боли, что едва удержался от стона, качнулся, оторопело опираясь рукой о стену дома. Опешившие селяне тоже смолкли, испуганно озираясь, многие покачнулись, кого-то поддержали от падения, у десятка хлынула носом кровь.

Йоль сразу понял, в чем дело, и первое, что он ощутил – холод, промчавшийся по позвоночнику. Испуг.

Бледный, тощий, с лицом совершенно каменным, стоял в дверях Данте. Взгляд янтарных глаз из-под насупленных бровей грозил обратить всё на своем пути в лед и камень.

– Что за балаган вы здесь устроили? – едва слышно проговорил он. В грязной исподней рубахе, босой и осунувшийся, «полудохлый зверолюд» сам выглядел не лучше Беспокойного. Его вид произвел должное впечатление – он вызвал страх.

Данте и до этого боялись. Малефиков и стоило бояться, оттого колдуны никогда не путешествуют в одиночку. Они обладают большой, неизвестной ни для кого, кроме них самих, силой: способностью влиять на других, читать их чувства и мысли... делать больно, не прикасаясь. У колдунов в арсенале была тысяча и одна уловка, и чтобы они не думали использовать эту силу против невинных, рядом всегда был дисциплинированный разум – ключники. Те, кто защищают – и малефика, и от малефика. И артефакты глушили силу колдунов, но, видимо, недостаточно для масштабов мощи в тощем теле Данте.

Демонстрация силы – кажется, это и нужно было разгневанной толпе. И Йолю. Мужчина как-то сразу пришел в себя.

– Дани! Слава Доброму, ты очнулся! Как ты себя...

– Йоль, твоему брату нездоровится, – оборвал Данте лепет меченосца, – Отнеси его внутрь. И дай холодного пива.

Йоль с трудом занес обмякшего Аларика в покои, устроил на лавке в их общей спальне, наскоро накрыл лоскутным покрывалом и поспешил обратно, к малефику. Сквозь неплотно закрытую дверь и окна просачивался только голос Линдура, Данте отвечал ему слишком тихо.

– ...мы имеем право! ...вы видели сами, если бы вы не вышли... виновны только в том, что хотим правды...

Йоль замер за плечом колдуна, готовый в случае чего помочь. Руку от меча убирать было рановато.

– Я могу дать вам правду, – отвечал малефик Линдуру. Толпа успела рассосаться, но, разрозненная, глядела зоркими глазами из-за ограды своих домов, – Но правда – это не то, что в телеге.

– А что в телеге? – скрипел зубами старейшина.

Данте помолчал, склонив голову к плечу. Какое-то время он размышлял, после чего кивнул своим мыслям и поманил Линдура рукой:

– Зайдите, прошу вас. Нам есть, что обсудить. Этот разговор не для чужих ушей.

Повернувшись, Данте сквозь опущенные ресницы кинул красноречивый взор на своего спутника. Руки Йоля опустились. Да уж, не смог справиться с небольшим конфликтом. Да чего уж там – с собственной злостью. Многого же он стоит...

– Сторожи телегу. Народ успокоился, но лучше перестраховаться.

Неприятное ощущение, напоминающее душевную тошноту, накатило на Йоля. Уловив настроение меченосца, Данте без улыбки хмыкнул и закрыл перед его носом дверь.

Чувствовал себя колдун чуть лучше того высушенного парня из гробницы. Руки и ноги казались непомерно тяжелыми, про голову и говорить было нечего. Силы ещё толком не восстановились, как пришлось их вновь тратить! Каждая шалость имела цену, в этом мире всё так устроено. Игнорируя присутствие в доме постороннего человека, Данте протиснулся мимо его массивной фигуры на кухню. Стоило договориться с хозяином дома о постое, как малефик приспособил эту комнату под свои нужды. На многочисленных полках заблестели флаконы, небольшие котелки рядком стояли на столе, пара инструментов для приготовления различных декоктов вроде стеклянных трубок и миниатюрных весов нашли своё место, отодвинув обычную кухонную утварь. Аларик часто из любопытства сидел на стуле в углу, наблюдая за готовкой снадобий и припарок, а Йоль побаивался всех этих подозрительно булькающих отваров, и спешил убраться куда-нибудь в лес с тренировочным мечом.

Едва малефик начал перебирать травы, склянки с подозрительно тёмным стеклом, как легкий вздох сорвался с губ. Здесь всё было знакомо, ясно и понятно. Никаких сюрпризов, никаких людей, никаких проблем. И любое действие всегда приносит результат – для этого не нужно было копаться в чужих головах и разрывать свою собственную бесконечным потоком образов, от которых ты не можешь закрыться.

Отпив острого, приторного настоя на имбирном корне, Данте закусил питье пригоршней сушеных коричневых грибов, покрытых бледно-зеленоватым налетом плесени, и, наконец-то, обратился к топчущемуся на пороге старосте:

– Присаживайтесь, прошу вас.

Малефик заметил, что руки Линдур спрятал под стол. Действительно, нужно ли церковнику видеть, как дрожат у старейшины поселения пальцы?

– Вы хотели узнать, что в телеге. А я хочу узнать, что было в деревне странного кроме восстания беспокойных.

– На кой?

Мелкий, жалкий хапуга, а? Отсутствие симпатии к Церкви одно, открытое неповиновение – другое. Ему следовало бы напомнить, чем пахнут руки хозяина.

Падаль, бессмертник, змеиная чешуя и черепки – не золото, Линдур. О, как ты разочаруешься.

Данте отодвинул стул и неловко упал на него, ноги едва ли слушались. Хорошо хоть язык не заплетался.

– Вы уже слышали эту историю, – раздраженно ответил ему Линдур, – Мне нечего к ней добавить. С утра всё было спокойно, а ночью встали эти долбанные мертвецы.

Не очень-то он почтителен к... как там звучало?.. погибшим отцам и матерям, которых раз за разом приходится сжигать.

– Бросьте. Всегда есть что-то ещё. Не тратьте моё время.

Линдур от наглости Данте покраснел, пошел яркими пятнами. Очевидно, он привык к более почтительному отношению. Злобный поганец привык, что его боятся и оттого ходят рядом на цыпочках? Что ж, в этом они с Данте были похожи.

– Да я...

– Ладно, – вздохнул колдун, снова поднялся и кинул в кипящую воду пару ароматных трав. Линдур хотел было закрыть нос, чтобы не дышать этим колдовским зельем, но уловил запах мяты и липы. Данте просто варил чай. Староста нервничал. – Давайте тогда издалека. Кто-нибудь приезжал к вам в город незадолго до этого? Может, заходила какая-нибудь странная тварь, нет? Или был ребенок, которому почудилось что-то, что мама потом рассказала соседкам-прачкам, и они вместе посмеялись...

– Они убили меня.

Позвоночник одеревенел.

О нет. Нет-нет! Нет-нет-нет-нет!

– Они убили меня.

Колдун медленно, на пятках, развернулся. Линдур что-то громко и с вызовом отвечал малефику, но звук его голоса отодвинулся на второй план. Выцвело яркое лоскутное полотно, закрывающее стену рядом с лавкой, и пробежавший в комнату рыжий, как алыча, кот вдруг стал бледно-серым, цветочки на плещущихся по ветру занавесках стали похожими на бесцветных пауков на длинных ножках.

На плечах у Линдура лежали тонкие белые кисти. Сквозь прозрачную кожу просвечивала желтая кость. Высокая, парящая фигура с женскими очертаниями и размытыми контурами, и синий, ярко-ярко синий сарафан, бесстыдно открывающий плечи.

Данте не был готов... Он так устал. Эффект от настойки и грибов продлится недолго – не пройдет и двух часов, как малефик снова упадет ноющей головой на подушку, и только пришествие всех богов вместе сможет на этот раз пробудить его, не крик Йоля.

У него нет сил беседовать с ней... Нет желания...

– Они убили меня.

– Кто ты?

Линдур опешил и приоткрыл рот. Данте прервал его резким, хлестким движением руки в воздухе. Густой воздух поддался со свистом.

Морок задрожал. Миниатюрная головка, скрытая под пологом развевающихся чёрных волос, склонилась вбок и замерла. Бледные кисти легко погладили плечи чертова Линдура. Данте перевел на него взгляд – тот сидел с тупым лицом набравшего в рот воды теленка.

– Кто она? – спросил его Данте.

– Кто – она?

– Девушка в синем.

На лице Линдура парой черт обозначились желваки, и все. Так же он мог отреагировать на любую другую глупость, которую только мог сморозить церковник. Данте прямо-таки чувствовал без всяких усилий, как массивную фигуру старосты захлестывали волны гнева. И видел, как девушка в синем как будто ахнула, и краски её образа проступили ещё ярче, до боли в глазах. Малефик опустил ресницы, с усилием растер веки. Их жгло, будто колдун смотрел на огонь.

– Вы шутите? Сколько можно... Сначала этот полудурок с мечом, и бешеный шлюхин сын с кухонными ножами, теперь сумасшедший колдун... Кого эти ублюдки пришлют в следующий раз? Цирковую корову? Как это вообще относится к нашему горю? Вы можете сказать, из-за чего трупы встают? Нет? Тогда заткните свой рот и работайте над этим!..

Данте и девушка вместе разомкнули уста:

– Они убили меня.

– Вы убили её.