Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Данте Алигьери

Далее, то, что противно природе чего-либо, не принадлежит к числу его свойств, ибо свойства всякой вещи сообразны ее природе, как инструменты для достижения цели; но санкционирование авторитета царства нашей тленности противно природе церкви; следовательно, оно не принадлежит к числу ее добродетелей. Чтобы уяснить себе меньшую посылку, надлежит знать, что природа церкви есть форма церкви: верно, что выражение «природа» прилагается к материи и форме, однако в более собственном значении оно применяется к форме, как показано это в «Физике». Форма же церкви есть не что иное, как жизнь Христа, заключенная как в Его речах, так и в Его деяниях. Ведь жизнь Его была идеей и образцом для воинствующей церкви, особенно для пастырей, и в наибольшей степени – для верховного пастыря, которому надлежит пасти агнцев и овец. Вот почему у Иоанна, раскрывая форму Своей жизни, Христос говорит: «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что и Я сделал вам»; так и вы поступайте. И особо говорит Он Петру, после того как доверил ему обязанность пастыря, что мы находим у того же Иоанна: «Петр, иди за Мной». Но что Он имеет власть светскую, Христос открыто отрицал перед Пилатом. «Царство Мое, – говорит Он, – не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда». Не следует понимать это так, будто Христос, будучи Богом, не есть владыка земного царства, ибо Псалмопевец говорит: «Его – море, и Он создал его, и сушу образовали руки Его». Но означает это, что, будучи образцом для церкви, Христос не имел попечения о царстве земном. Подобно тому как если бы золотая печать говорила о себе самой: «Я не являюсь единицей меры ни для чего»; такое изречение неприложимо, когда печать эта рассматривается как золото, ибо золото в роде металлов есть мера, но приложимо оно постольку, поскольку печать есть некий знак, способный быть запечатленным на чем-то восприемлющем его. Итак, для церкви важно говорить и думать то же самое. Говорить или думать противоположное противоречит, очевидно, ее форме или природе, что одно и то же. Отсюда вывод, что право давать власть царству земному противоречит природе церкви; противоречие же во мнении или в речи есть следствие противоречия в вещи, являющейся предметом этой речи или этого мнения; истинное и ложное в речи имеет причиной бытие или небытие вещи, как наставляет нас тому учение о категориях. Итак, посредством приведенных выше аргументов было достаточно доказано от противного, что власть (auctoritas) империи вовсе не зависит от церкви.

Хотя в предшествующей главе было доказано от противного, что власть империи не имеет своей причиной власть верховного первосвященника, однако еще не вполне и лишь косвенно, из следствия, доказано было, что эта власть зависит непосредственно от Бога; а следствие это таково: если она не зависит от наместника Бога, она зависит от Бога. Потому для полного решения поставленной задачи надлежит путем прямого доказательства доказать, что император, или монарх всего мира, стоит в непосредственном отношении к Главе Вселенной, то есть к Богу. Для уразумения дальнейшего следует знать, что из всех существ один лишь человек занимает промежуточное положение между тленным и нетленным; вот почему философы правильно уподобляют его горизонту, который есть середина между двумя полусферами. Ведь человек, если его рассматривать в обеих его существенных частях, то есть душе и теле, является тленным, рассматриваемый только со стороны одной из них, то есть со стороны тела, а со стороны другой, то есть души, он нетленен. Оттого Философ хорошо говорит о душе как о нетленной во второй книге «О душе», утверждая: «И это одно бывает отделимо, в качестве постоянно сущего, от тленного». Если, следовательно, человек есть некое среднее звено между тленным и нетленным, то, поскольку всякая середина причастна природе обеих крайностей, человеку необходимо быть причастным обеим природам. И так как всякая природа в конечном итоге предопределяется к некой цели, следует, что у человека цель двоякая, – если из всех существ он один причастен нетлению и тлению, то один он из всех существ предопределяется к двум конечным целям: одна из них есть его цель в той мере, в какой он тленен, а другая – в той мере, в какой он нетленен.

Итак, две цели поставило перед человеком неисповедимое провидение, а именно: блаженство здешней жизни, заключающееся в проявлении собственной добродетели и знаменуемое раем земным, и блаженство вечной жизни, заключающееся в созерцании Божественного лика, до которого собственная его добродетель подняться может не иначе как при содействии Божественного света, и об этом блаженстве позволяет нам судить понятие небесного рая. До этих двух блаженств, как до двух разных заключений, нужно доходить при помощи различных средств. Ибо до первого мы доходим путем философских наставлений, следуя им и действуя сообразно добродетелям моральным и интеллектуальным. До второго же – путем наставлений духовных, превосходящих разум человеческий, следуя им и действуя сообразно добродетелям теологическим – вере, надежде и любви. Хотя из этих наставлений одни открыты нам благодаря человеческому разуму, в полноте явленному нам в лице философов, а другие – благодаря Духу Святому, Который открыл сверхъестественную и необходимую нам истину через единоначального Ему Бога Сына, Иисуса Христа и Его учеников. Однако человеческая алчность заставила бы забыть и цель, и средства для ее достижения, если бы люди, блуждающие во все стороны, как кони, подвластные животному чувству, не были бы удержаны и направлены «уздою и удилом». Вот почему нужно было для человека двоякое руководство в соответствии с двоякой целью, а именно со стороны верховного первосвященника, который в соответствии с откровением вел бы род человеческий к жизни вечной, и со стороны императора, который в соответствии с наставлениями философскими направлял бы род человеческий к земному счастью. И так как этой гавани не может достигнуть никто или могут достигнуть немногие, да и те с величайшим трудом и лишь тогда, когда улягутся волны соблазнительной алчности и свободный род человеческий насладится миром и спокойствием, к этой цели более всего должен стремиться попечитель мира, именуемый римским императором, дабы на этом малом участке смертным можно было жить свободно и в мире друг с другом. А так как предрасположение земного круга зависит от предрасположения, связанного с круговращением небес, то, для того чтобы полезные наставления, касающиеся свободы и мира, были применяемы надлежащим образом названным попечителем в соответствии с обстоятельствами места и времени, необходимо, чтобы управлял этим правителем Тот, Кто охватывает непосредственно и мгновенно Своим взором строение небес. А это есть единственно Тот, Кто предопределил все строение мира так, чтобы промышлением Своим включать любую вещь в отвечающий ей строй. Если это так, то один Бог избирает, один Он утверждает, ибо над Ним нет высшего. Отсюда, далее, можно сделать вывод, что титул выборщика не принадлежит ни тем, кто носит его в настоящее время, ни тем, кто мог им пользоваться в прошедшие времена, и что, скорее, следует считать их глашатаями Божественного провидения. Оттого-то и оказывается, что порою они страдают от разногласий, потому что либо все, либо некоторые из них, помраченные облаком корыстолюбия, не различают сущности Божественного домостроительства. Таким образом, становится очевидным, что светская власть монарха без всякого посредства нисходит в него из Источника Власти Вселенской. Этот Источник, единый в каменной твердыне Своей простоты, разливается по многочисленным руслам от изобилия доброты.

Мне кажется, что я уже достиг поставленной цели. Ибо раскрыта истина вопроса – необходима ли должность монарха для благосостояния мира; раскрыта истина и того вопроса – по праву ли стяжал народ римский власть империи; равно и того, последнего, вопроса – зависит ли власть монарха непосредственно от Бога или от кого другого. Истину этого последнего вопроса не следует понимать столь строго, будто римский император ни в чем не зависит от римского первосвященника, коль скоро помянутое смертное счастье в каком-то смысле сообразуется со счастьем бессмертных. Итак, пусть цезарь окажет Петру уважение, проявляемое первородным сыном к отцу своему, дабы, озаренный светом отчей славы, тем доблестнее разливал он лучи по всему кругу земному, над которым получил он власть единственно от Того, Кто в руках Своих держит все духовное и мирское.

Стихотворения флорентийского периода

Сонеты

 
Не откажи, премудрый, сделай милость,
На этот сон вниманье обрати.
Узнай, что мне красавица приснилась —
 

4

 
Та, что у сердца в пребольшой чести.
С густым венком в руках она явилась,
Желая в дар венок преподнести,
И вдруг на мне рубашка очутилась —
 

8

 
С ее плеча, я убежден почти.
Тут я пришел в такое состоянье,
Что начал даму страстно обнимать,
 

11

 
Ей в удовольствие – по всем приметам.
Я целовал ее; храню молчанье
О прочем, как поклялся ей. И мать
 

14

 
Покойная моя была при этом.
 

 
Передо мной достойный ум явив,
Способны вы постичь виденье сами,
Но, как могу, откликнусь на призыв,
 

4

 
Изложенный изящными словами.
В подарке знак любви предположив
К прекраснейшей и благородной даме,
Любви, чей не всегда исход счастлив,
 

8

 
Надеюсь я – сойдусь во мненье с вами.
Рубашка дамы означать должна,
Как я считаю, как считаем оба,
 

11

 
Что вас в ответ возлюбит и она.
А то, что эта странная особа
С покойницей была, а не одна,
 

14

 
Должно бы означать любовь до гроба.
 

 
Проверка золота на чистоту —
Для ювелира незамысловата:
Огонь подскажет мастеру, что злато
 

4

 
Имеет эту цену или ту.
И я желаю, чтоб начистоту
Сказали все про эту песнь собрата
Вы, кто премудр и судит непредвзято
 

8

 
И в ком достоинств славят высоту.
Какую муку самою большою
Из мук любовных можете назвать?
 

11

 
(Мудрей не создал песни я, чем эта.)
Не любопытства ради жду ответа:
Себе хотел бы цену я узнать,
 

14

 
Уверенный в одном – что вас не стою.
 

 
На вас познаний мантия – своя,
Мне кажется, и, разобравшись строго,
Вам, друг мой, не нужна моя подмога:
 

4

 
Я славлю вас, но я вам не судья.
В сравненье с вашим знаньем бытия,
Поверьте мне, мое – весьма убого,
Дорога знаний – не моя дорога,
 

8

 
И вы всеведущи, не то что я.
Отвечу, положа на сердце руку
И ложь прогнав любую от себя,
 

11

 
Как надлежит в беседе с мудрым мужем.
Не посчитайте домыслом досужим
Такой ответ: кто не любим, любя,
 

14

 
Страшнейшую испытывает муку.
 

 
Изысканным своим ответом вы,
К тому же, друг мой, веским, подтвердили
Всю справедливость доброй той молвы,
 

4

 
Которой люди всюду вас почтили.
Но мне сдается – ваши таковы
Достоинства, что человек не в силе
Их перечислить до конца, увы,
 

8

 
И почестей вы больших заслужили.
Страшней любви неразделенной нет,
По-вашему, но есть другое мненье
 

11

 
На этот счет. Поверить мне кому ж?
Коль скоро вас не затруднит ответ,
На ваше уповаю разъясненье,
 

14

 
Чтобы узнать, кто прав, о мудрый муж.
 

 
С кем говорю – ума не приложу,
И все же я, не мудрствуя лукаво,
Столь редкой мудрость вашу нахожу,
 

4

 
Что обойти ее не может слава.
О вас по мыслям вашим я сужу
И потому хвалить имею право,
Но, если б мог я вас назвать, скажу:
 

8

 
Хвалить бы вас мне было легче, право.
Узнайте, друг (конечно, вы мне друг),
Тому больнее всех, того жалею,
 

11

 
Кто, будучи влюбленным, не любим.
Любовь неразделенная – недуг,
Грозящий всем дубинкою своею.
 

14

 
Ну как, согласны с мнением моим?
 

 
Амор велит, чтоб верно я любил,
И обречен я этой страшной доле,
И часа нет, когда бы поневоле
 

4

 
К нему я сердце сам не обратил.
Овидиево средство я решил
Испробовать, но лгал Овидий, что ли,
Я, не избавясь от любовной боли,
 

8

 
Прошу пощады из последних сил.
Впустую все – искусство, заклинанья,
Отвага, мудрость: от любви вовек
 

11

 
Спасения не будет никакого.
Служа Амору, зная лишь страданья,
Ему же угождает человек.
 

14

 
О мудрый друг мой, за тобою слово.
 

 
Ум, знанье, вежество, широкий взгляд,
Искусство, слава, равнодушье к лести,
Отвага, красота и верность чести
 

4

 
И деньги – далеко не полный ряд
Достоинств, что Амора победят
Отрадностью – в отдельности и вместе:
Одни из них достойны большей чести,
 

8

 
Но каждое в победу вносит вклад.
При этом, друг мой, если ты намерен
От добродетелей увидеть прок,
 

11

 
Природных иль благоприобретенных,
Не действуй против божества влюбленных:
Какое бы ты средство ни привлек,
 

14

 
Ты проиграешь битву, будь уверен.
 

 
Надеюсь, Липпо, ты меня прочтешь,
Но, прежде чем начнешь
В меня вникать, узнай – моим поэтом
Я послан, чтоб тебя почтить приветом
 

5

 
И пожелать при этом
Тебе всего, что нужным ты найдешь.
Надеюсь, ты меня не отметешь
И душу призовешь
И разум, чтоб решить, как быть с ответом:
 

10

 
Я, что смиреннейшим зовусь сонетом,
Явился за советом
И жду, что ты на помощь мне придешь.
Я эту девушку привел с собою,
Однако, наготы стыдясь своей,
 

15

 
Она среди людей
Не хочет, гордая, ходить нагою.
Прошу – безвестной деве платье сшей,
Не обойди подругу добротою,
Чтобы с любой другою
 

20

 
Соперничать возможно было ей.
 

 
Вовек не искупить своей вины
Моим глазам: они столь низко пали,
Что, Гаризендою увлечены,
 

4

 
Откуда взор охватывает дали,
Красавицу, которую должны
Они заметить были бы, проспали.
Я ими оскорблен до глубины,
 

8

 
И у меня они теперь в опале.
А подвело мои глаза чутье,
Которое настолько притупилось,
 

11

 
Что не сказало им, куда глядеть.
И принято решение мое:
Коль скоро не сменю я гнев на милость.
 

14

 
Я их убью, чтоб не глупили впредь.
 

 
Вы видели пределы упованья,
Вам были добродетели ясны,
В Амора тайны вы посвящены,
 

4

 
Преодолев владыки испытанья.
Докучные он гонит прочь желанья
И судит нас – и мы служить должны.
Он, радостно тревожа наши сны,
 

8

 
Пленит сердца, не знавшие страданья.
Во сне он ваше сердце уносил:
Казалось, вашу даму смерть призвала,
 

11

 
И этим сердцем он ее кормил.
Когда, скорбя, владыка уходил,
Вся сладость снов под утро убывала,
 

14

 
Чтоб день виденье ваше победил.
 

 
О если б, Гвидо, Лапо, ты и я,
Подвластны скрытому очарованью,
Уплыли в море так, чтоб по желанью
 

4

 
Наперекор ветрам неслась ладья,
Чтобы фортуна, ревность затая,
Не помешала светлому свиданью;
И, легкому покорные дыханью
 

8

 
Любви, узнали б радость бытия.
И монну Ладжу вместе с монной Ванной
И той, чье «тридцать» тайное число,
 

11

 
Любезный маг, склоняясь над волной,
Заставил говорить лишь об одной
Любви, чтоб нас теченье унесло
 

14

 
В сиянье дня к земле обетованной.
 

 
О если б я любви достоин был —
Во мне лишь память о любви всевластна —
И дама не была б столь безучастна,
 

4

 
Такой корабль мне стал бы, Данте, мил,
А ты, из тех, которых посвятил
Амор, смотри – жду милость ежечасно,
Но дама в сердце целится бесстрастно,
 

8

 
Как ловкий лучник: жду, чтоб он сразил
Меня. Амор натягивает лук
И, торжествуя, радостью сияет:
 

11

 
Он сладостную мне готовит месть.
Но слушай удивительную весть —
Стрелой пронзенный дух ему прощает
 

14

 
Упадок сил и силу новых мук.
 

 
Как не почтить виновника разлуки?
Меня от вас, друзья, уводит тот,
Кто в благородный плен людей берет,
 

4

 
Из-за красавиц обрекая муке.
Он при своем разящем насмерть луке, —
Взмолитесь, пусть ко мне он снизойдет,
Но только те найдут к нему подход,
 

8

 
Кто, воздыхая, простирают руки.
Он в сердце вторгся, где запечатлеть
Намерен благородные черты,
 

11

 
И все во мне уже не мне подвластно.
Я слышу голос вкрадчивый: «И ты
У взгляда своего хотел бы впредь
 

14

 
Отнять спокойно ту, что столь прекрасна?»
 

 
Прошу тебя, Амор, поговорим,
Дай над печалью одержать победу,
О нашей даме поведем беседу,
 

4

 
Довольные вполне один другим.
Увидишь, мы дорогу сократим,
Направя мысль по сладостному следу,
Я мысленно уже обратно еду —
 

8

 
К той, чей высокий образ нами чтим.
Так начинай, Амор, нарушь молчанье,
Хотелось бы узнать, чему в пути
 

11

 
Я нынче обществом твоим обязан.
Ты пожалел меня? А может, связан
Желаньем тон хороший соблюсти?
 

14

 
Я слушаю тебя, я весь вниманье.
 

 
Задорный лай, охотничье «Ату!»,
Бег зайцев, и кричащие зеваки,
И быстрые легавые собаки,
 

4

 
И ширь, являя взору красоту,
В сердцах заполнить могут пустоту
Подобьем краткого луча во мраке,
Но мысли о любви, благие знаки,
 

8

 
Любую отвергают суету.
Одна, глумясь, корит меня уликой:
» Вот рыцарство поистине в крови!
 

11

 
Еще бы – для такой забавы дикой
С красою расставаться светлоликой!»
И в страхе, что услышит бог любви,
 

14

 
Себя досадой мучаю великой.
 

 
Смотри, сонет, приветственное слово
К Меуччо обрати, не осрамись,
Придя к нему, и в ноги поклонись,
 

4

 
Чтоб не судил он о тебе сурово.
Потом немного отдохни и снова
Приветствовать его не поленись
И – к делу, но вначале убедись,
 

8

 
Что по соседству – никого другого.
Скажи: «Тебе свидетельствует тот,
Кому ты мил, свое расположенье —
 

11

 
Твоей сердечной доброте под стать».
И этих братьев он твоих принять
Изволит пусть в свое распоряженье
 

14

 
И держит при себе – назад не шлет.
 

 
Любимой очи излучают свет
Живого благородства, и повсюду
Что ни возьми – при них подобно чуду,
 

4

 
Которому других названий нет.
Увижу их – и трепещу в ответ,
И зарекаюсь: «Больше я не буду
Смотреть на них», но вскоре позабуду
 

8

 
И свой сердечный страх, и тот обет.
И вот опять пеняю виноватым
Моим глазам и тороплюсь туда,
 

11

 
Где, ослепленный, снова их закрою,
Где боязливо тает без следа
Желание, что служит им вожатым.
 

14

 
Амору ли не ведать, что со мною?
 

 
На вас, мою благую госпожу,
Ищу усталым духом опереться:
Ему досталось столько натерпеться,
 

4

 
Что и в Аморе жалость пробужу.
С тех пор как не себе принадлежу,
Что может духу пленному хотеться?
Знай повторяет он: «Куда мне деться?
 

8

 
Амору слова против не скажу».
Я знаю, вам неправота досадна,
Но разве я заслуживаю смерти?
 

11

 
Нисколько – сколько сердце ни вини.
Недолго мне осталось жить, поверьте
И не бегите глаз моих нещадно —
 

14

 
Иначе безутешным кончу дни.
 

 
На Всех Святых, недавно это было,
Я женщин встретил, и из их числа
Как бы других одна опередила —
 

4

 
Та, что с Амором рядом гордо шла.
Казалось, сверхъестественная сила
В ее глазах пресветлый дух зажгла,
И взор мой дерзновенный поразила
 

8

 
Небесная печать ее чела.
Она достойных трогала приветом
И добродетель мягкостью своей
 

11

 
В сердцах будила, – как забыть об этом?
Наверно, утешеньем наших дней
С небес она сошла целебным светом.
 

14

 
Блаженна та, что ближе прочих к ней!
 

 
Откуда это вы в такой печали?
Пожалуйста, откройте не тая, —
Боюсь, причиной госпожа моя:
 

4

 
Вас огорчила, дамы, не она ли?
Жестоко, чтобы вы не отвечали,
Мольбе страдальца противостоя,
Хоть что-нибудь хочу услышать я,
 

8

 
Вы лучше бы так дружно не молчали, —
Тем паче для меня любая весть
Мучительна о беспощадной даме,
 

11

 
Что не дала любви ко мне расцвесть.
И силы на исходе, вы и сами
Могли понять, что так оно и есть.
 

14

 
Ужель не буду я утешен вами?
 

 
Что омрачило, дамы, ваши лица?
Кто эта дама, что без чувств лежит?
Быть может, та, кем сердце дорожит?
 

4

 
Прошу, не нужно от меня таиться.
Что с ней случилось? Так преобразиться!
Бела как мел, изнеможденный вид, —
Такая все вокруг не оживит,
 

8

 
В других блаженством вряд ли отразится.
«Ты нашу даму не узнал, ну что ж,
И мы ее с трудом узнать сумели.
 

11

 
Вглядись в ее глаза и все поймешь.
Они красноречивы – неужели
Ты выраженья их не узнаешь?
 

14

 
Брось плакать! Сколько можно, в самом деле!»
 

 
Однажды появляется Тоска:
«Побыть с тобой намеренье имею».
Казалось, Боль и Гнев явились с нею,
 

4

 
Что выступала в роли вожака.
«Уйди!» – прошу, но смотрит свысока
Она гречанкой – как я, дескать, смею —
И говорит свое, и я немею,
 

8

 
Немудрено, и вдруг издалека
Амора в неожиданном уборе
Я вижу – в черном с головы до пят —
 

11

 
И со слезами в непритворном взоре.
Я удивляюсь: «Что за маскарад?»
И он в ответ: «У нас большое горе.
 

14

 
Плачь, наша дама умирает, брат».
 

 
О Данте, ты с другими не сравним,
Премудростями всеми наделенный,
И ты узнай, что некий друг влюбленный
 

4

 
Воспользовался именем твоим,
Той жалуясь, которой не любим,
Клинками беспощадными пронзенный
И в сердце раненный и убежденный,
 

8

 
Что с этой раной он неисцелим.
И я надеюсь, отомстишь ты грозно
За сердце ей, куда для прочих вход
 

11

 
Заказан, как бы ни молили слезно.
Узнай, кого твое возмездье ждет:
Красавица младая грациозна
 

14

 
И божество любви в глазах несет.