Текст книги "Клондайк (СИ)"

Автор книги: Данияр Каримов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  – Сбрендил? – прошипел напарник. – Встретиться с Колбой торопишься?

  – Там ребенок, – вырвался Григорий.

  – Тише, придурок, – зашептал ему в самое ухо Василий. – Это крикуны, мутанты. Они так людей приманивают. Слезешь – сожрут.

  – Крикуны? – переспросил Григорий.

  – Заткнись, и помоги закрыть люк, пока они на шум не полезли! Я потом все объясню.

  Они схватили тяжелую крышку люка и, матерясь, потащили к зияющей чернотой глотке колодца. Василий вставил свою сторону в пазы, а Григорий замешкался. Он вслушивался в стоны, которые, как ему показалось, стали гораздо ближе.

  – Опускай, твою Колбу, – рассвирепел Василий. – Чего ждешь?

  Григорий разжал пальцы. Крышка упала, но что-то помешало ей закрыть колодец полностью. Туннель взорвался воплем нечеловеческой злобы. Оглушенный Григорий увидел, как Василий давит всем весом на крышку, но что-то толкает ее снизу, и из щели высовывается страшная когтистая кожистая лапа. Она вцепилась в ногу Григория и рванула к бездне шахты, откуда внимательно смотрела на него пара фосфоресцирующих фасеточных глаз.

  Он упал на живот, и вцепился изо всех сил в арматуру, торчавшую из куска бетона, брошенного у колодца древними строителями. Василий, не слезая с крышки, вытащил бутылку с горючей смесью, поджег фитиль и бросил в щель. Из шахты вновь донесся вопль, но на этот раз – боли. Лапа разжалась и исчезла, люк с лязгом закрылся, и пока Григорий лежал в пыли, пытаясь отдышаться, Василий с остервенением бил камнем по заклинившим от ржавчины затворам, чтобы закрыть колодец навсегда.

  Потом они долго сидели рядом друг с дружкой, прислушиваясь к глухим завываниям снизу.

  – Вот так оно и бывает, товарищ Григорий, – нарушил молчание Василий. – Хвать тебя, и поминай, как в верхнем мире звали... Девчонок жалко. Крикуны ведь не сразу убивают. Они жертву криком до бессознательного состояния оглушают, а потом личинки в нее откладывают, а те ее изнутри жрут... Страшная смерть.

  Василий поднялся и протянул руку Григорию.

  – Вставай, Гриша, нужно возвращаться и рану промыть. Мало ли где тварь когтями ковырялась.

  Плоть вокруг раны быстро распухла. Нога ныла, и весь последний переход до стоянки Григорию пришлось буквально прыгать на здоровой конечности, опираясь на плечо Василия. На следующий день стало хуже, воспалительные процессы не остановились, но это не помешало старосте назначить раненого в дозор к главному коллектору.

  – Прости, сынок, – сказал старик. – Сам понимаешь, людей не хватает.

  Староста берег здоровых. Григорий на его месте поступил бы так же. Сигнал он может подать и с больной ногой, а если его не растерзают мутанты, то все равно добьет гангрена...

  Пленка, которой Григорий закрыл оконный проем, внезапно дернулась от резкого порыва воздуха. Пламя погасло, погрузив каморку во мрак. По старому бетону стучали подкованные каблуки. Мужчина приложил глаз к дырке в стене. Хижину окружала, перелаиваясь рубленными командами, группа людей, вооруженных парализаторами. Загонщики! Как же их проспали дозорные?

  – Эй, выродок! – закричал один из охотников. – Выходи сам, или мы силой вытащим тебя из халупы! Сохрани лицо, если еще считаешь себя человеком!

  Позади загонщиков стоял, вжав седую голову в плечи, староста. Григорий с горечью понял: старик пошел на сделку, и он слышал о подобных прецедентах. Иногда загонщикам требовался конкретный выродок, и они предлагали бартер – выдать одного на возможность выжить для остальных. После обмена коммуна откочует на новое место, а ему, если повезет, осталось всего несколько часов, которые он проведет, метаясь меж красных флажков.

  Чтобы не привело охотников по его, Григория, душу, просто так он сдаваться не хотел. Апатия, накатившая из-за боли в ноге, схлынула, сменившись острым желанием жить. Григорий подтянул к себе арбалет и поймал в прицел морщинистое лицо предателя.

  Старик плакал, и это зрелище его потрясло. Староста, подумалось Григорию, заплатил за сделку высокую цену, отдав за выживание коммуны часть вечной души, именуемой забытым наверху словом «совесть». Колба с тобой, дедуля! Ты наказал себя сам.

  Выбрав другую цель, Григорий спустил тетиву. Один из загонщиков дернулся и упал. Григорий поймал в прицел другого бойца, но руку ужалил заряд парализатора, и она упала плетью. Григорий опустился на пол и пополз в угол, пытаясь инстинктивно зарыться с головой в ветхое вонючее тряпье, словно в одеяло, как часто делал в детстве – в том, наверху, которое чудом помнил. Поверх него впивались в тонкие стены иглы парализаторов.

  Григорий закрыл глаза. Происходящее почудилось ему дурным видением, и, казалось, он вот-вот проснется в кроватке под надежной защитой спасительного одеяла. Григорий еще помнил его тонкий аромат, в пестром букете которого угадывались лаванда, ландыши, розы и множество других цветов, чьи названия безжалостное время успело стереть. Тряпье, под которым он сжался, смердело фекалиями и прогорклым человеческим потом, но он уже давно не замечал тошнотворные запахи, насмерть прилипшие к каждому человеку, с которым он сталкивался, каждому предмету, к которому он прикасался, каждой хижине, мимо которой он когда-либо здесь проходил.

  – Вот он, с-с-сучара! – голос с отчетливыми нотками ненависти вернул Григория в реальность. – Вставай, тварь!

  С него сорвали тряпье, которым он накрылся. Над ним стояли несколько загонщиков. Один из них ударил Григория прикладом в голову, и все вокруг поплыло.

  – Полегче, боец, – услышал он за спиной голос человека, немногим ранее уговаривавший сдаться. – Выродка приказано взять живым.

  – Он-то живой, а Петька со стрелой меж ребер лежит, – огрызнулся боец.

  – Дотрындишься, справедливец, здесь оставлю, – угрожающе прорычал «переговорщик». Последние слова Григорий расслышал едва-едва. В уши будто запихивали вату. Он закатил глаза и потерял сознание.

  5. Аид

  Трос, удерживающий меня, оборвался на высоте пятидесяти метров. Я полетел вниз, успел подумать, что ублюдок егермейстер таким макаром наверняка отправил к святой Колбе не одного клиента, в котором почуял ищейку.

  Выбросив спрятанное в ранце крыло, я мягко спланировал в боковой тоннель, перекатился в сторону, спрятался за грудой мусора и просканировал окружающее пространство. Никого. Последние следы, указывающие на чужое присутствие, оставлены несколько дней назад. Происходящее меня вполне устраивало. Егермейстер с командой вряд ли полезут в фекалии ради мертвеца, а значит, можно обойтись без спешки.

  Я водрузил на голову защитный шлем, в котором тут же продул воздух. Несло в канализации безбожно: еще немного, и вывернуло бы наизнанку. Я включил ночное видение и, активировав камуфляж бронекостюма, двинулся на поиски.

  Сканер взял след в соседнем туннеле. Не иначе – к удаче. Я полагал, поиски отнимут несколько стандартных суток. След был старым. Носитель ДНК прошел здесь не менее месяца назад. Он удалялся от главного коллектора – в глубь зловонных катакомб, где сканер отмечал множество следов других людей.

  Нижние уровни оказались местом обжитым и заселенным. То тут, то там я натыкался на признаки человеческого присутствия – золу, обжитые хижины, обглоданные кости крыс. Наверху не представляли, что происходит на городском дне, иначе давно бы устроили зачистку. Но точнее было другое слово – геноцид.

  «Падшие» строили в канализации свою цивилизацию, что противоречило убеждению верхнего мира, в котором их не считали людями, способными подняться над животным миром. «Верхние» либо ошибались, либо намеренно вводили в заблуждение обитаемую галактику. Падшие не были животными.

  Обитатели городского дна были, в основном, клонами, в мозг которых не удалось внедрить личности, заказанные клиентами. Технология формирования или калькирования сознания оставалась несовершенной, и, как цинично выражались дельцы, «имела на выходе брак». Реже – в виде юродивых, но чаще из инкубатора появлялись люди, почти не помнящие ничего, что закладывала в головы программа. Официальная статистика, конечно же, кратно занижались, в противном случае, производителями клонов пришлось бы разориться на содержании «брака». Некоторым «падшим» везло, и их для отвода глаз гуманных пришельцев брали на полный пансион. Остальных тихой сапой спускали в канализацию, куда иной раз боялись спускаться коммунальщики.

  Примитивный и жестокий порядок сохранялся годами, и многие закрывали на это глаза, пока из канализации не полезли боевики. Способный выжить на городском дне имеет большой запас прочности, и кто-то наверху обратил на это внимание. Ничем иным происхождение арсенала у обитателей канализации не объяснялось. Но кто и зачем вкладывал в их руки оружие и взрывчатку? Чьим орудием служили падшие? Ответы я надеялся найти здесь.

  Углубившись в тоннель, я обнаружил, что он разветвляется. Следы уводили в боковую шахту, откуда доносился легкий запах дымка. Впереди были люди, и я удвоил осторожность.

  Боковой туннель вывел в небольшую залу с высокими, почерневшими от сажи сводами, в центре которых уходила вверх вертикальная шахта старого мусоропровода. Сканер ДНК утверждал, что она использовалась людьми менее получаса назад. Несколько человек спустились по ней сюда и направились в ту же сторону, куда вели следы «моего» носителя. Дело принимало скверный оборот.

  Из зала разбегались три коридора. Нужный мне был средним. В нем, недалеко от входа, я наткнулся на труп. Рослый рыжеволосый мужчина с мраморной кожей лежал лицом вниз у тлеющего костра. Чуть ниже шейных позвонков чернела дыра с обугленными краями. Трогать мертвеца я не стал. Убийцы вполне могли подложить под него гранату.

  Через десяток метров я обнаружил еще одно тело. Оно принадлежало женщине – очень красивой и, наверняка, способной при жизни вскружить голову не одному мужчине. Сними с такой лохмотья, хорошенько отмой, одень в вечернее платье, и можно смело выпускать в высший свет, но ее предпочли убить.

  Ускорив шаг, я вскоре оказался у нового тоннеля – значительно шире предыдущего. По стенкам стекали капли мутной воды, образуя под ногами тонкий дурно пахнущий ручеек. Я двинулся по течению, и вскоре увидел колодец, закрытый решеткой, сквозь которую вода стекала куда-то далеко вниз. Здесь, сквозь журчание и капель городских стоков, слышался глухой шум, а потом дыхнуло дымом.

  Тоннель круто изогнулся и вывел к огромному помещению. Когда-то, наверное, в нем действовал какой-то цех, но сейчас располагалось стойбище. Другого слова я не находил. Жалкие, кривые и хлипкие хижины, хаотично разбросанные по горизонтали, оставляли впечатление строений временных. У некоторых мерцали угли брошенных костров, вокруг разбросан убогий скарб, однако людей видно не было. Обитателей стоянки что-то спугнуло, и это что-то шумело в противоположной от меня стороне. Там, где, если верить сканеру, находился мой носитель.

  Я побежал на шум, понимая, что безнадежно опоздал. Стрелки, наверняка, охотились на ту же цель, и нашли раньше меня. Утешением служило лишь то, что сердце носителя еще мерцало яркой точкой на экране сканера.

  Конкуренты не ожидали моего появления, явно полагая, что в канализации противника ей не сыскать. Тех, кто наверху, часто подводит излишняя самоуверенность. Старо, как мир.

  Первым к Мать-Колбе отправился самонадеянный охотник, отбившийся от основной группы, то ли от недержания, то ли из-за иллюзии полной безопасности. Дурачок глубоко ошибался, но не успел этого понять. Я свалил его ударом под основание черепа. Компанию ему составил идиот, стоявший спиной к направлению, откуда пришла его группа. Подхватив обмякшее тело, я потащил недоумка за одно из хлипких жилищ. В сторону буквально из под ног метнулась человеческая тень. Я поймал ее в прицел. Передо мной опустился на колени дряхлый старик. Он поднимал пустые руки, показывая, что в них ничего нет.

  – Кыш отсюда, – я многозначительно повел стволом. Старик поднялся на ноги, и призраком растворился в темноте.

  Стрелки обнаружили, что в игру вступил новый игрок, когда команда потеряла еще двух участников, болтавших о чем-то у входа в хижину, где находился носитель. Я снял их короткой очередью. Еще пятерых, не считая «падшего», тепловизор засек внутри. Придурки набились в хижину, как сельди в консервную банку, и теперь не знали, как извернуться. Один попытался выскочить наружу, проломив дыру в противоположной стене, и лег рядом с ней. Электромагнитное оружие пробивало хижину насквозь, и этот недвусмысленный посыл остальные уяснили тут же, прекратив возню и благоразумно замерев на месте.

  – Без глупостей, джентльмены, – прокричал я. – Делайте, что скажу, или положу всех.

  – Что нужно, урод? – ответили из хижины. Со мной, очевидно, соизволил пообщаться старший группы. Я узнал голос егермейстера – гнусавый и очень недовольный. Его наверняка трясло от злости. На его месте я бы застрелился. Прогребать за здорово живешь половину команды, нужен особый талант.

  – Человек, который находится у вас. Предлагаю обмен: его жизнь – на ваши.

  – Хрена тебе зеленого, – прокричали в ответ. Егермейстер не представлял, с кем имеет дело и, конечно же, не знал, что у противника есть тепловизор, в котором отчетливо горит красным его силуэт. – Сейчас мы выйдем, и я лично выпотрошу...

  Трепло! Я выстрелил, оборвав тираду. Не принимаю пустых обещаний. Грозный командир рухнул, остальные фигурки благоразумно присели и пригнули головы.

  – Не люблю долгих переговоров, – прокричал я. – Бежать вам некуда и не успеете. Хижина простреливается насквозь. Даю полминуты. Время пошло.

  – Мы завалим твоего выродка!

  Я нажал на спусковой крючок, и еще один силуэт откинулся навзничь.

  – Продолжил бы дискуссию, да время истекает, – крикнул я и глянул на хронометр.

  – Не стреляй! Мы выходим, – в дверном проеме показались двое с поднятыми руками. Я разрядил в горе-охотников парализатор, подобранный рядом с любителем фрустраций.

  – Ты обещал, – еле слышно прохрипел один из сдавшихся. Я перешагнул через немеющее тело. Сколько проживет охотник, зависит от падших, которые обязательно вернутся обратно. Трусы нередко умирают позорной и мучительной смертью.

  Я вошел в хижину, удивляясь, как в ней могли поместиться несколько человек. Здесь и одному то было тесно. Я прошел к телу человека, которого искал, вытащив иглу парализатора, внимательно осмотрел. «Падший», если не считать ссадин и кровоподтека на лбу, цел, но пребывал без сознания.

  У входа возникла человеческая фигура, и я едва не влепил в нее заряд. В дверях, прищурив белесые глаза, застыл дед, который, как мне казалось, давно месил нечистоты в дальних тоннелях.

  – Старик, не искушай судьбу, – сказал я. – Ты дважды чуть не отправился на тот свет. Чего тебе?

  – Ничего, – он неопределенно пожал плечами. – Я знаю, что ты меня не убьешь. И Григория – тоже. Зачем он тебе?

  – Он назвался Григорием? – спросил я.

  – Я его так назвал, – ответил староста. – Он не помнит ничего, что было наверху. Как и любой из нас.

  – Это дело поправимое, – сказал я, вытаскивая из рюкзака полевую аппаратуру. – Память мы ему восстановим. А вот как быть с совестью...

  – Мил человек, а может ты того... И мне память восстановишь? – робко спросил староста и, присев рядом, заискивающе взглянул мне в глаза.

  – Извини дед, не могу, – сказал я, закрепляя на голове Григория нейродатчики. – Ты таким вышел из Колбы, и это не смогут исправить даже в лучших клиниках. Судьба. А его память не повреждена. Ее искусственно заблокировали, злонамеренно, полагая, что его не будут искать. Поэтому даже не особо старались.

  6. Выродок

  – ...итесь! Очнитесь же!

  В сознание Григория вторгся незнакомый голос. Его трясли за плечи. Он разлепил глаза и увидел незнакомое лицо за прозрачным забралом шлема. Над ним склонился гладко выбритый мужчина. Верхний!

  – Григорий, вы меня слышите? – сказал незнакомец.

  – Вы ошиблись, я – не Григорий, – сказал падший и попытался подняться, но тело слушалось плохо. Лже-Григорий снова лег, часто дыша. Он успел увидеть тела загонщиков и страшные дыры в стенках убогой хижины. – Мое настоящее имя – Николя. Николя Дайк.

  – Колба меня забери, – ахнул староста. – Сам Дайк. Но как?!

  Дайк повернул к нему голову.

  – Я помню тебя, старик, – медленно сказал он. – И как ты сдал меня загонщикам тоже помню. И как к главному коллектору хотел послать.

  – Простите меня, господин Дайк, – голос старосты задрожал. Он сложил перед собой трясущиеся руки. – Простите, ради Колбы.

  Дайк криво ухмыльнулся и повернулся к незнакомцу в шлеме. – Кого я должен благодарить за спасение?

  – Спасение? – переспросил незнакомец. – Что ж... Можете называть меня Ивановым.

  – Редкая фамилия для Клондайка, – ответил Дайк. – Ранее мы не встречались.

  – Верно, – сказал Иванов. В его голосе звучало плохо скрываемое отвращение. – На ваше и мое счастье.

  – Чувствую, что вам неприятен, – произнес Дайк. – Понимаю. Обстановка, в которой вы меня нашли, зловония, гнусное местное общество.

  Староста при этих словах съежился, став даже как будто меньше. Но на него никто не обращал внимания.

  – Я – глава крупнейшей корпорации этой планеты, – уже громче продолжал Дайк. – Мой предок открыл ее! Мы должны уничтожить клона, который занял мое место. Я обещаю щедрое вознаграждение!

  – Никого мы не будем уничтожать, – сказал Иванов. – Вы – арестованы и обвиняетесь в совершении особо тяжких преступлений: генной модификации человека, геноциде, создании устойчивой преступной группы по организации охоты на разумных существ. Моя б воля, расстрелял бы уже только за то, что ваша корпорация выбрасывает разумные существа в канализацию, а потом вооружает выживших для террора против населения Клондайка и ваших прямых конкурентов. Каково в шкуре дичи?

  – Это ложь! – Дайк покосился на старосту, в глазах которого вспыхнул огонек ненависти, но дед держал себя в руках и молча слушал диалог двух далеких от него людей.

  – После инъекции сыворотки правды запоете иначе, – сказал Иванов.

  – Да кто вы такой?!

  – Длинная рука межпланетного правосудия, – ответил Иванов, сковывая его в наручники. – Мы следили за вашей деятельностью, но, к сожалению, медлили с арестом из-за корпоративного лобби. Но я решил, что возвращение памяти в канализации подвигнет вас хотя бы немного покаяться.

  – Вы не представляете, кто выступит в мою защиту! Вас размажут! – Дайк плевался слюной.

  – Вы можете не называть имен ваших высокопоставленных друзей, они нам известны, – ласково сказал Иванов. – Ни один из них и палец о палец не ударит.

  – Вы ошибаетесь!

  – В течение времени, которое вы, не сомневаюсь, с большой для себя пользой провели здесь, многое изменилось. Власть в корпорации перешла к клону, который, конечно, тоже подонок, ведь он – ваша полная копия, но за преступления ответственности нести не может, – Иванов рывком поднял Дайка на ноги. – Ваши лоббисты уверены, что он – это вы. Так что печься о вас ныне некому. Вы же не думаете, что клон занял ваше место просто так? Ваши недруги готовили эту операцию несколько лет. Мы же пользуемся удобным случаем.

  – Я найду на вас управу! – Дайк выгнул спину.

  – Молитесь своей Колбе, чтобы выбраться из канализации живым, – ответил Иванов, потащив его из хижины. – «Падшие», с которыми вы провели последние недели, вскоре вернутся, и, боюсь, не захотят отпустить друга, не попрощавшись. Я вот подумал: а может оставить вас здесь? Это будет справедливо.

  – Я пойду! – Дайк гордо вскинул голову. – Но только потому, что хочу подняться наверх, чтобы вдохнуть нормального воздуха.

  Дайк сделал несколько шагов, приволакивая больную ногу, но вдруг споткнулся и, захрипев, повалился в лужу зловонного месива. В его спине зияла дыра. Иванов резко развернулся, выхватывая оружие из кобуры. В дверях хижины стоял староста. Он сжимал в руках бластер, подобранный у одного из охотников.

  – Ты пробудил чудовище! – прокричал староста. Лицо его искажала гримаса ненависти. – Ты сам – чудовище!

  – Что ты наделал, старик, – сокрушенно сказал Иванов. – Он нужен был живым. Мы бы вытянули из него всю информацию.

  – Уходи, – старик брезгливо отбросил оружие и устало сел на порог хижины. – Я сделал то, что должен, и останусь здесь. Мне подниматься некуда. Здесь и умру. Ты сам сказал – судьба!

  Иванов покачал головой и пошел в направлении туннеля. Ему предстоял долгий путь наверх – в небеса. Староста, смотрел вслед. Старику показалось, что перед тем, как раствориться в темноте, пришелец распустил огромные черные крылья.