Текст книги "Палач"

Автор книги: Данис Маннапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Глава 1. Мясник

На улице стояла на редкость холодная даже для самого сурового месяца в году, января, погода. Почтенного возраста горожане Лондона не могли уже и припомнить, когда в последний раз было нечто подобное. Воздух было кристально чистым, ни единого облачка. Пушистая снежная вата бодро скрипела под ногами и искрилась миллиардами крошечных звёздочек, переливаясь под заливающими всё вокруг лучами солнца и ослепляя прохожих, извозчиков и лошадей. Дул пронизывающий, пробирающий до костей, леденящий душу ветер. Вдыхаемый ледяной воздух обжигал лёгкие. В эти дни были нередки случаи, когда изрядно подвыпивший прохожий, задержавшийся допоздна в пабе, одолеваемый усыпляющим и одурманивающим сознание эффектом, растягивался на дороге или падал в сугроб и замерзал насмерть. За неделю, как установилась в Лондоне арктическая погода, таких бедолаг по утрам нашли уже пятерых.

Инспектор Чарльз Донован почти за полночь, уставший и сильно продрогший, вернулся в свой небольшой уютный дом, расположенный на Мартин Лэйн двадцать восемь. День выдался весьма непростым. В последние несколько дней целая серия краж угля и продуктов питания отчаявшимися горожанами не давали покоя полиции. Уличная торговля из-за сильных морозов практически остановилась, покупатели, опасаясь простудиться, старались не выходить на улицу. Мастера, ремесленники и торговцы не могли продать свои товары, как результат, им нечем было кормить свои семьи и не на что покупать уголь, чтобы отапливать свои скромные жилища.

Чарльз был высоким мужчиной с сухощавым, но крепко сбитым телом, с присущей офицеру выправкой. На его жилистую шею была надёжно посажена крупная голова со смолянистыми непослушными прямыми волосами, с четкими, словно высеченными из камня, приятными чертами вытянутого лица, с небольшими, глубоко посаженными, тёмно-карими, почти чёрными, проницательными живыми глазами, с вытянутым с небольшой горбинкой носом и пухлыми чувственными губами. В свои тридцать шесть лет он имел уже несколько глубоких морщин, особенно заметно они выделялись в минуты размышлений на высоком лбу.

Он был комиссован из английской армии в чине капитана после серьёзного ранения в правую ногу во время сражения в Третьей англо-бирманской войне, отчего хромал, опираясь при ходьбе на трость. После длительного и болезненного периода восстановления в госпитале он принял решение поступить на службу в полицию. Знания права, полученные в лондонском колледже после школы, прирожденная интуиция, любовь к дисциплине и исполнительность, привитые в армии, а также высокие показатели по раскрываемости преступлений, позволили ему достаточно быстро дорасти до звания инспектора полиции. Он пользовался уважением среди коллег, заслужил любовь граждан Лондона и стал грозой преступного мира.

– Папочка пришёл! – услышал инспектор звонкий, словно колокольчик, голосок, только перешагнув порог дома и аккуратно, чтобы никого не разбудить из домашних, закрыв за собой дверь. Рот его растянулся в улыбке, собрав веер морщин у глаз.

Чарльзу навстречу, протирая крошечными кулачками заспанные глаза, в одной ночнушке выбежало маленькое юное создание, дочка Мэри.

Мэри на тот момент исполнилось уже пять лет. Она была очаровательной, будто куколка, девочкой с круглым ангельским личиком, большими чёрными, блестящими, словно кусочки каменного угля, миндалевидной формы глазами, аккуратным чуть вздёрнутым носиком, с вьющимися каштанового цвета густыми волосами, достающими до маленьких угловатых плеч. Она была копией своей мамы, Сьюзан, скоропостижно скончавшейся во время родов от сильного внутреннего кровотечения. Мэри росла скромной и способной девочкой, и, как и мама, была энергичной и жизнерадостной. В свои годы она уже умела читать, немного писать и складывать числа. Чарльз даже не представлял, как бы он пережил смерть своей любимой жены, если бы не Мэри, ангелочек, оставшийся у него на руках.

Дочка, сияющая от радости и возбуждения, бросилась в объятья папы, как только тот снял заснеженные и холодные пальто и фуражку, повесив их вместе с тростью на вешалку. Чарльз подхватил и обнял подбежавшую к нему Мэри, усадив её себе на руку, придерживая другой, так, чтобы её глаза были напротив его.

– Привет, папочка! – прошептала дочка, крепко обняв, – какой ты холодный.

– Привет, моя принцесса! – прошептал ей на ушко Чарльз и поцеловал в подставленную розовую щёчку, – на улице сейчас брр, сильный мороз, настоящий Северный полюс.

– Щекотно, ты колючий – взвизгнула Мэри, повернув в сторону голову и заливаясь громким словно маленький колокольчик смехом, потирая пухленькой ручкой раскрасневшуюся кожу.

У Чарльза росли, его гордость, пышные вороные усы, доставляющие много радости дочке. Она любила играть с ними, меняя их форму руками и расчёсывая, и приходила в полный восторг, когда папа начинал ими шевелить. Он вытянул губы в трубочку, зная, что дочь повернётся назад. Через пару секунд Мэри повернула голову, и сама потерлась своим носиком о папины усы, а потом чмокнула его в губы.

– Ух какая большая за день выросла, моя принцесса, – восхитился Чарльз.

– Да, я уже взрослая, – выпучив глаза и разведя руки в стороны, показывая, насколько она теперь большая.

– Не то слово, – рассмеялся папа, подходя к лестнице, ведущей на второй этаж и смотря вверх спросил, – а где Джон, почему он не встречает?

Они, Чарльз, дочь Мэри и сын Джон, жили втроём в этом двухэтажном уже неновом доме, но достаточно крепком, выложенном из сильно обожжённого красного кирпича. Мэри и Джон занимали верхние две комнаты, а Чарльз спал в небольшой комнате, располагающейся на первом этаже, примыкающей к кухне. Джон всегда выходил встречать папу так же, как это делала Мэри, но в этот вечер он не показался, и Чарльза это обеспокоило.

– Он вернулся из школы весь замерзший, а вечером у него поднялась температура, – пояснила Мэри, – он лёг в постель и больше за вечер не вставал.

– А где Нэнси?

Нэнси была приходящая в дневное время няня Мэри, приземистая чернокожая женщина чуть старше тридцати лет с полнотелой, дородной фигурой, но при этом с удивительно легкой походкой и движениями. У неё было большое, не лишённое привлекательности, круглое скуластое лицо с большими выпученными глазами и вздутыми сильно выступающими глинистыми губами. Она боготворила детей, была к ним очень добра и внимательна, и поскольку, ей с мужем не удавалось родить своих, то Нэнси сильно привязалась к Мэри и Джону, а они к ней. Её муж был мавром, простым ремесленником, мастерившим и продававшим корзины и лошадиные повозки.

– Нэнси недавно убежала за доктором Алистером Уайтом, – пояснила Мэри.

Чарльз с Мэри на руках поднялся на второй этаж, взяв в руку зажжённую керосиновую лампу. Он осторожно открыл дверь в небольшую комнату сына, увешенную детскими рисунками и обставленную бумажными и деревянными поделками. Тяжелые плотные шторы были наглухо задёрнуты, наполняя её мраком и скоблящим душу унынием.

Джону было одиннадцать лет. Несмотря на свой юный возраст, он рос серьезным и смышлёным мальчиком. От сверстников и одноклассников он заметно выделялся как физически, так и скоростью освоения новой информацией. Джон рос копией своего отца, высоким и с таким же точеным вытянутым лицом, при этом он добрым и отзывчивым молодым человеком. От мамы ему достались её бездонные большие темно-карие глаза.

Мальчик неподвижно лежал под толстым стёганым одеялом с закрытыми глазами, глубоко и прерывисто дыша, он был покрыт потом. Лицо было красным, от него исходил жар.

– Мэри, не заходи, пожалуйста, в комнату, постой в дверях, – попросил Чарльз, опустив дочь на пол.

– Хорошо, папа, – ответила Мэри, обеспокоенно, широко раскрыв глаза и приоткрыв рот, глядела она на брата.

Чарльз сел на край кровати, поставив керосиновую лампу на тумбу рядом с небольшим круглым тазом, наполненным наполовину чистой холодной водой. Лицо его выражало глубокую озабоченность, взгляд был напряжён. Он приподнял со лба белое уже высохшее полотенце и приложил к нему руку. Он был горячий, словно раскалённый на углях утюг.

– Боже мой, – воскликнул вполголоса Чарльз.

На мгновение он оцепенел, руки задрожали, внутри у него всё сжалось. Он видел и чувствовал, как плохо сыну, его знобило. Чарльз взял себя в руки и аккуратными неторопливыми движениями вытер полотенцем выступивший на лице сына пот, затем окунул его в таз с водой, прополоскал, хорошенько выжал, и, сложив вчетверо, положил его обратно на лоб Джона.

– Мэри, воды, принеси, пожалуйста, питьевой воды из чайника на кухне.

– Хорошо, папа, – отозвалась Мэри.

Дочка скрылась в темноте и уже через пару минут несла полную глиняную кружку воды, расплескивающуюся через край.

– Спасибо, милая! – поблагодарил Чарльз, принимая принесённую воду, он нашёл силы улыбнуться, – не подходи близко к Джону, милая, болезнь может быть заразной.

Мэри послушалась и спешно выбежала из комнаты. Она выглянула из-за дверного проёма с большими круглыми глазами, вцепившись левой рукой за косяк, глубоко дыша через открытый рот. Её лицо одновременно выражало удивление и страх: бровки были высоко подняты, собрав на лбу пару морщинок.

Чарльз осторожно просунул правую руку за спину Джона, обхватил его за правое плечо и приподнял. Сын с заметным усилием поднял тяжелые веки и посмотрел обессилившим взглядом на отца. Чарльз поднёс к пересохшим губам Джона кружку с водой так, чтобы тот мог попить.

– Джон, тебе нужно больше пить воды, чтобы стало легче, ну, – почти шёпотом проговорил он сыну.

Джон с большим усилием сделал глоток.

– Ну, ещё один.

Сын попытался сделать второй, но сильный приступ кашля вытолкнул брызгами всю воду наружу.

– Ничего-ничего, попытайся ещё раз, не торопись, пей понемногу, – шептал Чарльз.

– Сын с усилием сделал ещё один глоток.

– Ну, вот и молодец!

Чарльз аккуратно опустил сына обратно на подушку. В этот момент он услышал, как внизу постучались в дверь.

– Должно быть, это Нэнси вернулась с доктором Алистером Уайтом. Джон, я вернусь в одно мгновение вместе с доктором, он должен тебя осмотреть.

Чарльз быстрым шагом, хромая на правую ногу и держась за перила, спустился по лестнице на первый этаж, Мэри увязалась за ним. Он открыл дверь, на пороге стояли припорошённые снегом доктор и няня.

Доктору Алистеру на вид было лет пятьдесят с небольшим, он был приземист, с короткими кривыми ножками и сильно выпячивающимся надутым словно мяч животом, небольшой головой с проглядывающей проплешиной, посеребрённой жидкими взлохмаченными волосами, лицо круглое, одутловатое, со среднего размера грушевидным носом и тонкими обескровленными губами, которые были едва видны из-под седых усов и короткой аккуратно подстриженной бороды. Глаза доктора слезились, видимо, от мороза, надетое на нос пенсне запотело. Одет он был в серый костюм-тройку, в руках держал кожаный саквояж.

– Доктор Уайт, – поприветствовал Чарльз, – Миссис, прошу, проходите скорее в дом.

– Инспектор Донован, здравствуйте, – поздоровался доктор, склонив слегка голову и держась за край поля котелка, глядя на хозяина дома, но ничего не видя через запотевшие круглые стёкла.

– Здравствуйте, инспектор Донован, – поприветствовала Нэнси, опустив взгляд и сделав быстрый реверанс.

Они зашли в дом. Доктор снял пенсне, достал платок и привычным движением протёр их, рассматривая внутреннее убранство дома своими светло-голубыми водянистыми глазами.

– Доктор, разрешите Ваше пальто, – попросила Нэнси.

– Да, спасибо! – поблагодарил Алистер, снимая верхнюю одежду и подавая няне, – Нэнси по пути мне рассказала о состоянии Джона. Давайте не будем терять ни минуты и произведём осмотр мальчика. Где у Вас можно помыть руки?

– Пожалуйста, сюда, доктор, – няня проводила гостя к рукомойнику.

Алистер тщательнейшим образом с мылом вымыл руки и вытер их поданным белым полотенцем.

– Куда изволите идти?

– Следуйте за мной, доктор, – Чарльз взял в руки стул и пошёл вперёд, показывая дорогу.

Войдя в комнату, доктор сел рядом с Джоном на принесённый стул, открыл свой саквояж и достал оттуда стетоскоп.

– Будьте добры, принесите мне небольшую ложку, – попросил Алистер.

– Да, одну минут, доктор, – ответила Нэнси и уже совсем скоро вернулась, держа ложку в руках.

Она передала её Алистеру.

– Благодарю, Нэнси.

Доктор аккуратно поднял рубашку Джона до шеи и с напряженным лицом послушал его стетоскопом, затем провел осмотр ротовой полости и горла, прижав язык мальчика ложкой. Во время осмотра он время от времени тихо вздыхал и слегка из стороны в сторону покачивал головой.

– Когда Джон последний раз ел? – спросил он.

– Вчера утром совсем немного, у него совсем пропал аппетит, – с большими испуганными глазами ответила Нэнси.

– Что с ним, доктор? – в нетерпении дрожащим голосом спросил побледневший Чарльз.

Вскоре Алистер закончил осмотр мальчика, с бережливостью уложил все свои инструменты обратно в саквояж, поднялся со стула и подошёл вплотную к Чарльзу, глядя на него поверх очков.

– Давайте я Вам расскажу все не здесь, а наедине, – заговорщическим тоном предложил Алистер.

– Да, разумеется. Извольте пройти в мою комнату вниз по лестнице, – переводя обеспокоенный взгляд то на сына, то на доктора, согласился Чарльз.

Встревоженный отец первым вышел из комнаты, Алистер, стараясь не отставать, последовал за ним. Как только они зашли в комнату, Чарльз закрыл за доктором дверь, предложил кресло и сам сел в другое, напротив, и с сильным заметным волнением в голосе и дрожащими руками спросил:

– Доктор, умоляю, расскажите, что с моим мальчиком.

– Ваш сын серьезно болен, – начал Алистер.

– Насколько серьезно? Что с ним?

– Джон очень слаб, у него нет аппетита, высокая температура, потливость, лихорадка, все это сопровождается кашлем, в лёгких слышны звучные характерные хрипы. Все это указывает на то, что у Вашего сына чахотка или по-другому, туберкулёз.

– Туберкулёз?! – в ужасе воскликнул Чарльз, застыв в одной позе и перестав дышать, его глаза и рот были широко открыты.

Его сердце бешено колотилось, на руках и лице выступил холодный пот, губы и руки дрожали, во рту пересохло.

– Боюсь, что именно так, – ответил Алистер, опуская взгляд к полу.

– Он поправится, доктор? – с мольбой, стоящей в увлажнившихся глазах, спросил Чарльз внезапно осипшим голосом.

– На всё воля Божия. Рекомендую больше прогулок на свежем воздухе, пить больше молока и дышать морским воздухом. Сделаем кровопускание. Это должно помочь умерить кашель. Назначу пилюли из смеси кардамона, морского лука и аммониака, чтобы разжижить мокроту. Для повышения аппетита рекомендую поить мальчика кислым сиропом и горьким отваром. А там посмотрим.

– Мы сделаем всё, как Вы скажете, главное, чтобы сын выздоровел. Умоляю, проведите процедуру кровопускания немедля.

– С Вашего позволения, прошу только принести мне подходящую для этого посудину.

Алистер поднялся, взял в руки саквояж, и вместе с Чарльзом вернулся в комнату Джона, закрыв за собой дверь, не пустив внутрь Нэнси и Мэри. Через полчаса они вышли, спустились на первый этаж, где Алистер помыл руки и передал Чарльзу рецепт на лекарственные средства. Нэнси принесла его пальто, доктор оделся, откланялся и вышел на улицу.

– Мистер Чарльз, что с Джоном? – спросила няня, с обеспокоенным видом глядя ему в глаза.

– У него чахотка, – с большим выдохом ответил инспектор.

– Чахотка?! – оторопела Нэнси.

– К большому несчастью, да. Вот рецепт, который выписал мистер Алистер. Прошу Вас приобретите все по списку и давайте Джону лекарства четко по часам.

– Непременно, мистер, – ответила Нэнси, беря в руки рецепт, – я тут же пойду в круглосуточную аптеку, и куплю всё, что требуется.

– Спасибо Вам большое, Нэнси! Вы очень добры к нашей семье, – с растерянным видом поблагодарил Чарльз, голос его был мягким, полным признательности.

– Я очень рада работать у Вас, мистер, – ответила няня со сдержанной улыбкой и быстро одевшись, вышла на улицу.

Совсем скоро Нэнси вернулась, запыхавшись и принеся с собой сверток с лекарствами.

– Разрешите у Вас ночевать, пока Джону не станет легче? Я спросила разрешение на это у своего мужа, Джарретта, он не возражает. Я буду спать на кресле, которое стоит в комнате Джона.

– Но я не потяну оплату Ваших услуг за всё время, которое Вы будете здесь.

– Платите ровно столько, сколько и раньше. Главное, чтобы мальчик выздоровел.

– Спасибо Вам большое, Нэнси! Вы очень добры. Полагаю, что смогу платить несколько больше.

***

Чарльз вошёл в комнату Джона и дал ему несколько ложек согретого Нэнси молока вместе с лекарствами. Сидя в кресле рядом с сыном, он закрыл ненадолго уставшие за день глаза, и сам не заметил, как задремал. Чарльз не знал сколько он так проспал, но очнулся от звука сильного приступа кашля больного. В это время в комнату вошла Нэнси.

– Мистер Чарльз, к Вам гости, – почти шёпотом сообщила она.

– Кто это может быть?

– Пришёл Констебль Лоулер.

– Какой сейчас час?

– Четверть третьего ночи, мистер.

– Что могло привести его ко мне в столь поздний час? – ещё до конца не проснувшись, проворчал Чарльз.

Он поднялся с кресла, бормоча недовольства себе под нос, и направился на первый этаж.

– А где Мэри? – повернувшись на лестнице, вдруг вспомнив про дочь, спросил он няню.

– Я уложила её спать, мистер, когда доктор вместе с Вами был в комнате Джона. Прочла её любимую сказку, под которую она сладко уснула.

– Спасибо, Нэнси! Чтобы я без Вас делал?

В прихожей, переминаясь на окоченевших ногах, растирая и дыша на руки, стоял невысокий молодой человек лет двадцати трёх, констебль Вильям Лоулер, на небольшой вытянутой голове которого красовался шлем с блестящей эмблемой в виде серебряной восьмиконечной звезды, из-под него торчали короткие соломенного цвета волосы. Торчащие уши-лопухи и длинный узкий нос от мороза приобрели лиловый цвет. На щуплое тело с угловатыми плечами было надето великоватое темно-синее пальто. Из-под него торчал такого же цвета китель, на ногах надеты утеплённые, но не спасающие ступни и пальцы от промерзания, веллингтоны. Вдоль тонкого левого бедра безвольно висела деревянная, покрытая инеем дубинка.

Констебль Лоулер работал в полицейском участке на Сноу Хилл шесть, в отличии от Чарльза, поскольку был резидентом Полиции Лондон Сити на Аппер Темз стрит семьдесят два. Констебли из отдалённых полицейских участков обращались за его помощью исключительно по крайне важным делам, связанными с особо опасными преступниками или запутанными преступлениям.

– Констебль Лоулер, здравствуйте! Чем обязан в столь поздний час? – со сталью и раздражением в голосе спросил Чарльз.

– Инспектор Донован, здравствуйте! Очень рад Вас видеть. Мы срочно нуждаемся в Ваших услугах, – стуча зубами, по юношески заискивающим голосом проговорил Вильям.

– Это не может подождать до утра? – спросил инспектор, ещё больше раздражаясь.

– Боюсь, что нет. Вопрос неотлагательный. Меня к Вам направил суперинтендант Мэтью Палмер. Вам в помощь выделен сержант Томас Уилсонс, он ожидает Вас на месте преступления и расскажет Вам всё в деталях сразу по Вашему приезду. Экипаж, готовый нас туда доставить, стоит на улице перед Вашей дверью.

Услышав имя суперинтенданта, Чарльз резко переменился в лице, было заметно, как раздражение сменила сосредоточенность. Мэтью Палмер был старым хорошим другом инспектора, с которым он познакомился во время службы в армии. Инспектор накинул на плечи уже высохшее пальто и фуражку и вместе с констеблем вышел из дома. На улице в воздухе медленно парили миллиарды пушистых искрящихся снежинок, бесшумно покрывая спящий город своим ватным одеялом, за последние прошедшие три часа заметно потеплело. Дороги, освещенные керосиновыми лампами, пустовали. Вильям и Чарльз сели друг на против друга в ожидавший их экипаж, констебль дал сигнал извозчику, и он тронулся.

Чарльз минут десять пребывал в глубокой задумчивости, обратив свой ничего невидящий взор в покрытое кристалликами льда окно. Белоснежная дымка выдыхаемого воздуха клубилась и растекалась по стеклу, создавая новые причудливые зимние узоры. Он думал о сыне.

– В чём в общем-то дело? – спросил вдруг инспектор, повернув голову в сторону Вильяма и сверля его немигающими проницательными глазами.

– Ваше участие в данном деле согласовал сам комиссар полиции Скотланд Ярд Пол Уэзли по ходатайству суперинтенданта Палмера, – чуть заикаясь от волнения, пробормотал констебль, – Было принято решение о совместном расследовании, со стороны Скотланд Ярда дело поручено вести старшему инспектору Джозефу Фармеру, а со стороны полиции Лондон Сити Вам, инспектор.

– Полагаю, что дело серьёзное, – сквозь зубы процедил Чарльз.

– Да, дело чрезвычайной важности. Пропали два человека, жена мясника, Батча Тейлора, Элизабет, она большая знаменитость, возможно, слышали о ней, и известный балетмейстер, Бастер Периш.

В это время экипаж остановился.

– Бриттон стрит пятьдесят семь. Прибыли, сэр, – хриплым голосом сообщил извозчик.

Чарльз, следом Вильям вышли из экипажа. Инспектор окинул внимательным взглядом улицу и дом, к которому они подъехали. Это была нетипичная улица рабочих кварталов, дома здесь были выше, трех– и четырехэтажные, дорога и тротуары тщательнейшим образом очищенны от снега и льда, массивные, внушительные керосиновые фонари горели вдоль всего квартала. Дом, к которому они подъехали, был трехэтажным с небольшим лофтом, который по бокам обрамляли изящные гипсовые завитушки. Дом по своей пышности и претенциозности заметно выделялся среди прочих: первый этаж был выкрашен в ярко лимонный цвет, фасад украшали выложенные из красного кирпича резные готические колонны. Глядя на него, первое, что приходило на ум, так это то, что здесь должно быть живёт крупный деятель культуры, поэт или музыкант, но никак не мясник. У входной двери стояли двое полицейских.

Дверь отворилась, и из неё выскочил и быстро перебирая короткими кривыми ножками, засеменил вниз по ступеням полицейский с сильно выпячивающимся животом в одеянии очень похожем на форму констебля с той лишь разницей, что у незнакомца были нашиты на рукавах по три белых полоски в виде летящего на зимовку клина лебедей. Лицо его было томатно-красным и круглым, жидкие темно-русые волосы слиплись от пота, со свинячьими глазками и носом с небольшую картошку. Он был гладко выбрит, обувь до блеска начищена, брюки отутюжены. Завидев инспектора, его лицо засияло, он подбежал к нему и учтиво поклонился.

– Инспектор Донован, несказанно рад лично с Вами познакомиться, – заискивающе начал полицейский, со щенячьей преданностью заглядывая в глаза офицера, – Я сержант Томас Уилсон, Ваш личный ассистент по данному делу.

– Здравствуйте, сержант Уилсон, – сдержанно поприветствовал его Чарльз.

– Инспектор, прошу Вас пройти в дом.

Сержант побежал впереди, взлетел по ступенькам и широко открыл тяжёлую парадную дверь перед инспектором. Чарльз прошёл внутрь, отряхнув снег с ботинок, Томас последовал за ним.

Внутри дом был богато обставлен массивной резной мебелью из красного дерева, на стенах висели полотна Мане, Дега и других знаменитых художников 19 века, на большом мраморном камине стояли два бронзовых бюста, лорда Оливера Кромвеля и адмирала Нельсона, было уютно и чисто.

– Расскажите, сержант, что Вам на данный момент известно о пропаже хозяйки и её знакомого? – задал вопрос Чарльз, внимательно изучая внутреннюю обстановку дома.

Сержант вынул из правого нагрудного кармана небольшую записную книжку, открыл её на исписанной странице с рисунками и пометками, лицо его приняло сосредоточенный вид.

– Итак, – бегающие глаза Томаса искали нужную запись, – Да, вот же оно, – О пропаже жены мясника Батча Тейлора, миссис Элизабет Тейлор, сообщила их соседка, мисс Бетти Кливз, а о пропаже Бастера Периша его жена, миссис Ванесса Периш.

– Что у пропавших общего?

– Они работали вместе в театре, а ещё, – глаза сержанта сузились, а голос стал заговорщически тихим, – По словам соседа, Берета Портера, он часто их видел приезжающими в одном экипаже к этому дому, где они время от времени уединялись, пока муж, мясник Батч Тейлор отсутствовал.

– Полагаете, что они были любовниками? – заключил Чарльз.

– По всей видимости, да, инспектор, – в расширившихся глазах Томаса вспыхнули зловещие огоньки, – Сосед, мистер Портер, вчера видел, как мистер Периш около шести вечера подъехал к дому четы Тейлор на чёрном ландо и зашёл в открытую для него дверь. Через полчаса домой неожиданно вернулся муж, мясник Батч. Соседка Бетти Кливз и сосед Берет Портер ясно слышали через приоткрытое на втором этаже окно, как ругается мясник Батч со своей женой Элизабет и её крики о помощи, затем, по их словам, в доме наступила полная тишина. Около десяти вечера, когда стемнело, соседи видели, как мясник выносит сперва один полный мешок, затем второй и грузит их на повозку, садится на неё и уезжает, а когда вернулся, приблизительно, через часа полтора-два, мешков в повозке уже не было.

– Полагаете, сержант, что это двойное убийство?

– Похоже на то, сэр, – почти с восторгом продолжал Томас, – Когда на сообщение соседки о пропаже в дом мясника явились полицейские, то внутри они ни его жены, ни Периша не обнаружили, зато заметили следы крови на полу.

– Это уже интересно, – задумчиво проговорил Чарльз.

– Мясника арестовали и доставили прямиком к старшему инспектору Джозефу Фармеру. В данный момент он проводит допрос в главном управлении Скотланд Ярд. Произвести арест потребовал сам комиссар полиции Пол Уэзли, – торжественно заявил сержант, растянув губы в широкой улыбке.

– Допустим. Где обнаружили кровь? – спросил Чарльз.

– На кухне. Сюда, пожалуйста, – Томас провёл инспектора на кухню.

Чарльз надел кожаные перчатки и внимательнейшим образом обследовал пол, стол и другие поверхности кухонной мебели. Томас с большим вниманием и интересом следил за каждым его движением.

– Здесь, инспектор, мы нашли мешки со следами крови, – сержант показал на корзину для мусора, стоящую в углу.

– Посмотрим, – ответил инспектор, вынимая мешки и дюйм за дюймом внимательно их обследуя. Затем он поднёс один из них к носу и понюхал его.

– Это определённо кровь, только чья? Она может быть кого угодно, – вслух размышлял инспектор.

– А кого она ещё может быть, если не жены мясника и её любовника. Тут всё ясно, – немного смущённо заключил Томас.

– Я бы не был столь категоричен, сержант. Мешки явно неновые. От них несёт нечистотами, гнилыми овощами и какой-то скотиной.

Чарльз вывернул наизнанку сперва один мешок, затем второй, вынув из него нечто рыжее.

– Полагаю, что это шерсть животного, – сообщил Чарльз.

– Вы же сами сказали, что мешки старые, по всей видимости, когда-то в них переносили кабанов, белок, лис, Бог весть какую ещё охотничью добычу.

– Прошу Вас уточнить, сержант, был ли Батч Тейлор охотником.

– Слушаюсь, сэр.

– Кухню определенно хорошенько вымыли совсем недавно, – заключил Чарльз, – а это что?

Он присел и поднял с пола что-то белое.

– Это зуб. Только чей? – размышляя проговорил инспектор, – Отдайте на экспертизу.

– Будет сделано, сэр.

– Чарльз открыл ящик и обнаружил целый набор прекрасных хорошо наточенных ножей, здесь были обвалочные и жиловочные ножи, тесаки и секачи.

– Предполагаемые орудия убийства, – пояснил Томас.

– Не будьте столь уверены, – посоветовал Чарльз, – на кухне я всё осмотрел, давайте продолжим на других этажах.

– Прошу за мной, – сержант первым направился по лестнице, ведущей наверх.

Чарльз на протяжении всего того времени, как перешагнул за порог своего дома и поехал сюда, беспрестанно думал о сыне, как он себя чувствует, сумеет ли выздороветь, к кому ещё можно обратиться за помощью. Перед его глазами постоянно было измождённое болезнью лицо Джона.

– Здесь спальня, сэр, – прервал тяжёлые мысли инспектора Томас.

– Давайте посмотрим, что здесь.

В спальне был полный беспорядок, кровать смята и не заправлена, дверцы шкафов настежь открыты, а ящики комода и будуара выдвинуты.

– Почти все вещи жены пропали, остались только мужские, за исключением этих панталон и хлопковая сорочка, которые мы обнаружили под кроватью, – сержант деликатно положил пикантную улику на кровать перед инспектором.

– Зачем убийце избавляться от вещей жены сразу после убийства? – скорее для себя задал вопрос Чарльз.

– Полагаю, сэр, что для того, чтобы все подумали, что она его бросила, – высказался Томас.

– Хм, возможно, так оно и было, – нахмурив брови, ответил инспектор.

Он склонился над подушкой и поднял с неё два длинных светлых волоса.

Лучше возьмите эти волосы для опознания на случай, если всё же мы обнаружим тело женщины.

– Есть сэр, – Томас забрал волосы и сложил их в маленький мешочек для улик, – То есть Вы не верите, что было совершенно убийство? А следы крови, сэр?

Чарльз не стал отвечать на вопрос.

– А где свидетели, кажется, сосед и соседка? – спросил Чарльз.

– Они у себя дома, ожидают Вашего приглашения. Разрешите позвать их сюда?

– Давайте лучше пообщаемся с ними в гостиной на первом этаже, полагаю, там будет комфортнее, пригласите сперва соседку.

– Слушаюсь, сэр.

Сержант вприпрыжку через ступеньку сбежал вниз по лестнице и выбежал на улицу. Чарльз неспеша прихрамывая, держась за перила, спустился на первый этаж и вошёл в гостиную. Вскоре, раскрасневшийся от пробежки и лёгкого морозца, вернулся Томас, за ним еле поспевая, волоча ноги, шла низенькая сухонькая пожилая женщина с белой воздушной, словно одуванчик головой, и трясущимися руками. На вид ей было лет шестьдесят пять, глубокие морщины покрывали всё её лицо и руки, на ней была синяя туника, сшитая из льняного полотна.

– Усаживайтесь, пожалуйста, поудобнее, – предложил Чарльз даме, как только она вошла в комнату.

Женщина, оглядываясь на сержанта с вопросительным и слегла возмущённым взглядом, мягко провалилась в массивное успокаивающее кресло. Чарльз занял место в кресле напротив.

– Меня зовут Чарльз Донован, я инспектор и расследую дело, связанное с пропажей жены Батча Тейлора и её знакомого Бастера Периша. Как Ваше имя, миссис?

– Мисс, – поправила женщина, – мисс Бетти Кливз, я не была замужем и, надеюсь, меня эта участь не коснётся.

Сержант хихикнул, чем привлек внимание инспектора. Последний строго на него посмотрел.

– Извините, сэр, – Томас поднёс к губам кулак и негромко прокашлялся, его лицо вновь обрело серьёзный вид.

– Итак, мисс Кливз, пожалуйста, расскажите подробно, что Вы видели и слышали вчера касательно Ваших соседей, четы Тейлор.

– Ну, я ведь всё уже рассказала вот этому полицейскому, – растеряно пробормотала Бетти, указывая взглядом на Томаса.

– Расскажите мне, я хочу услышать это от Вас собственными ушами, – мягко попросил Чарльз.