Текст книги "Крылатая пантера (СИ)"

Автор книги: Данила Врангель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Так точно…

– Какого черта точно! Латентные дегенераты не могут командовать сильнейшей армией в мире! Если бы он был дегенерат, то было бы всё в порядке, но нам не нужны маргиналы! Это самое страшное, что существует в природе деловых отношений! Если бы он хотел стать женщиной – это было бы нормально. Но он хочет стать ей ПОСЛЕ СМЕРТИ!!! Я отвечаю за внутреннюю безопасность истеблишмента Совета Безопасности и соответствующих структур! Вы мой подчиненный! Где секс с министром обороны? Где, полковник?

Упал в кресло и буркнул:

– Даю тебе три дня. Принесешь для контроля его сперму. На платье, во рту, в пакете, в дипломате, где только тебе будет удобно. И закончил:

– Учись у Моники Левински. Свободна.

Варфоломеевская политкорректность

– Вы кто, оператор независимой сети? Я не ошибаюсь? Мне не ясна ваша роль в подаче и съеме информации. Почему происходит такая трансформация материала? Кто заказывает подобные изменения? Вы боитесь повторить судьбу Дугласа Рида? Так какого чёрта вы на этом месте?

– Шеф, я не боюсь того, о чем вы говорите. Трансформация материала происходит только в рамках редактирования. Съём информации латентен для контроля и поэтому приходится, в некоторой степени, доверять источникам.

– Говорите, латентен? Так поэтому у вас в отчетах постоянное враньё?

– Некоторые гиперболы допускаются, не стану спорить, но вранья… Вранья нет.

Худощавый, жилистый брюнет встал и прошелся вдоль длинного стола. Повернулся к стоящему возле стены оператору. Спросил:

– Сколько вы получаете на данный момент?

Собеседник поправил очки и ответил:

– Оплата многоуровневая, зависящая от конъюнктурного момента времени; при отсутствии инфляционного спада, определяющим значением расчета с работниками является индивидуальный подход и дифференцированное соотношение…

– Сколько ты получил за последнюю неделю?

Очкарик вытер выступивший пот. Ответил:

– Триста пятьдесят пять тысяч рублей.

Брюнет замер, как собака в охотничьей стойке.

– Это столько ты получил за своё руководство тотальным враньём? Кто увеличил зарплату?

– Ваш заместитель по внутренним финансам.

– Все в сговоре! Круговая порука! Я чувствовал, что за время моего отсутствия будет происходить нечто подобное, но чтобы до такой степени! –  Упал в кресло и пробурчал: –  Заместитель уволен час назад. Как тебе, оператор, эта новость? Он был, верно, твоим другом?

– Шеф, он не был мне другом. У меня вообще друзей нет. У меня только работа, работа и работа!

– Какая работа? Где работа? Вот эти бирюльки, в которые вы все играете в моё отсутствие? –   Он помахал распечаткой с текстом. Продолжил зловещим тоном, глядя в упор на подчиненного: –  Никакой политкорректности больше не будет. Ты меня понял? –  Оператор кивнул. –  Никаких темнокожих, а НЕГРЫ! Как их называют при разговоре? Негры? Так, черт его дери, и надо писать про негров, что они негры, а не снегурочки. Про педерастов нужно писать, что они ПИДОРАСЫ! Даже не педерасты, и не заискивающее – лица нетрадиционной ориентации. Ох… Ох… Ориентирование выдумал какой–то политкорректор, типа тебя. Пидорасы трахающие друг–друга в рот и зад. А? Не понял? Или понял?

– Шеф, понял.

– Да ничерта ты не понял! Мы издательство мирового уровня! Мы достигли значительных успехов во всём информационном мире! Но это не конец взлёта, а его начало. И корректировка мысли будет полностью уничтожена. Деньги на судебные иски лежат на счетах. Большие деньги! И мне нужно, чтобы чурку ты называл чуркой, а не лицом кавказской или иной национальности. Мне нужно, чтобы про депутатов Госдумы ты писал не то, как они делают законы, –  они их не делают! И ты это знаешь, –  а то, как они занимаются любовью друг с другом в туалетах во время заседания сессии. А? Не так?

– Так, шеф.

– Я знаю без тебя, что так. Мне нужно, чтобы ты, говоря о президенте, не улыбался слащаво, как тот же пидорас, сквозь страницы своего убогого текста, а сказал правду, как президент прикрывает гандонов, типа рыжих и обрезанных. А? Опять непонятно?

– Понятно, шеф.

– Возможно, до тебя доходит. До заместителя не дошло. И!!! Никаких заказов со стороны! Я вижу всё сквозь порталы! Меня невозможно провести! Скажи мне, кто с тобой разговаривал сегодня по телефону из теплого, уютного, мирного и безопасного города Иерусалима? Что за левитская харя хотела купить у оператора его оперирование?

– Шеф, я…

– Не надо ля–ля! Протоколы уходят в прошлое! Ты понял меня? Вольные каменщики давно девальвированы и продались таким же пидорам, как они сами. Усёк? Нет, ты понял, о чем я тебе толкую?

– По–моему, да, шеф.

– И Сеть отныне совершенно независима, а всё потому, что нефть сильно подорожала. Доступно?

– Не совсем, шеф…

Брюнет тихо повторил, умерив тон, но добавив стали.

– Позже поймёшь, оператор. И отныне называй в текстах ****ей –  ****ями, а не женщинами лёгкого поведения. Гандонов –  гандонами, а не сотрудниками с тяжелым характером. Сучек –  сучками, а не сторонницами феминизма и лесбоса. Про негров, чурок и прочих обрезанных ты уже понял. Тебе, может, составить словарь?

– Нет, шеф, не нужно. Я знаю разговорную терминологию.

– Хорошо, я тебе верю и оставляю на работе. Испытательный срок –  неделя. А теперь –  оперируй! Всё в твоих руках!

И вышел из кабинета.

Карнавал терпкой молодости бессмертия

Терпкая молодость зелени травы пробивалась сквозь щели бетонных плит аэродрома, укрытого  аурой датчиков слежения и непроницаемостью густого леса, в котором располагалась взлетная полоса.

В траве прогуливались мыши, пользуясь предрассветной тишиной и  своим распорядком мышиного царства, живущего минимализмом сокрытия.

Самолеты стояли в капонирах как спящие пружины, поблескивая матовостью композитных крыльев и сжатые скрытой энергией упакованных молекул.

Легкая поступь надвигающегося сияния линии горизонта предрассветной свечой вдыхала чистоту ясности мысли.

Сонно порхали аэродромные мухи.

Прямо по центру взлетной полосы уснул, свернувшись калачиком, полосатый кот, не реагирующий на карнавал мышиного царства.

Сколько их здесь!

Неведомых душ, творящих во все времена идеи воплощения, слившиеся в единое существо крылатой птицей, спящей и ждущей своего Ариэля.

Сколько их здесь!

Любящих непостижимость мгновения полета сквозь миражи туманных облаков к созвездиям городов, сверкающих огнями изумрудных узоров уличных фонарей и катакомб многоэтажного слияния душ в бетонном единении впечатанных галлюцинаций массового сновидения.

Взлетная полоса тянулась к горизонту девственной чистотой, устремленной к восходящему солнцу, ждавшему поцелуя страсти любовницы проникающей в солнечную прохладу ясностью лунного сияния и свежестью летнего рассвета завороженного торжеством академических вековых сосен, окружающих стартовую площадку лестницы в небо.

Любовница взлетела навстречу Солнцу, ждущего за горизонтом, оставив позади мышиное царство спокойного равновесия мироустройства, ведущего в размножение бессмысленности, поедающей себя равномерно и неизбежно.

Мурашки побежали стройными рядами вдоль трассы истока, рождая магию крылатого сновидения непостижимого ничем, кроме мгновений поцелуев вечности.

Яркий свет притягивал лунное сияние сиреневым бликом, вспорхнувшим в  рассвет.

Она летела!!!

Отбросив постулаты праведные, ведущие ступенью льда лишь только вниз – туда, где стынет холод, так ждущий свет цветов, летящих в высоте, цветущих только там, венчая ореолом  весенних волн волшебных вакханалий неистовости душ презревших плоти страх, полет души бегущий по волне безумия, дающего свободу лишь тому, кому она нужна, принцесса космоса божественности совершенства непостижимого уму, копающему тоннель могил, мерилом выбирая цифру.

Она летела!!!

Цепи обрывая, висящие галактиками черных дыр, зовущих в бездну плоти периметром падения, полету вопреки, она стремительно неслась подобно свету прорывающемуся сквозь тучи грозовые.

Нет, не мажор, но не минор однако, нейтральной частотой соития созвучий букетом песни летящей ласточки свободой несоизмеримой ни с чем и никому, понятен будет лишь подобному, подобное совокупив в мажорные ряды с минорным ладом, оставив в брутсферах бездонных могильной тишины пылящей и лелеющей святую суету синонимов, которым истинных имен не существует всё то, что только есть ненужным безымянным апокрифом голгофы абсурдной доминанты незыблемых страстей.

фрагмент романа «мышеловка на эвересте»

Ликвидатор

Большая, серая, угрюмая собака брела по улице, прыгая через лужи. Пёс шел домой. Хозяйка завезла его километров за сорок, но он уже знал эту дорогу наизусть. Дерьмо ли жизнь? Для него это был не вопрос. Брёл, и всё. Он чувствовал, что хозяин его любит, но если бы пёс был человеком, то понимал, какова разница между хозяином и хозяйкой, а все нехорошие перемены в его жизни происходят исключительно в момент, когда хозяйка становится хозяином.

Подошел к закусочной «Макдональдс». Оттуда струились заманчивые запахи. Но крутиться рядом нельзя, это он знал. Быстрыми прыжками миновал опасную зону. Двинулся дальше. Тёмная фигура выросла перед ним.

– Иди сюда, мохнатый.

Пёс поднял взгляд, всеми своими органами чувств сканируя незнакомца. Флюиды были нормальные. Можно сказать, что парень свой. Вильнул хвостом. Незнакомец погладил его и взглянул в глаза. Пёс завилял хвостом сильнее.

– Старенький, брат. Пойдём, прогуляемся. –  Протянул псу кусок сыра, достав его из сумки. Тот жадно схватил его и сразу проглотил. Стал смотреть на нового друга.

– Пойдём, пойдём...

Пошли. Миновали речной порт и двинулись по набережной, вдоль Днепра. Новый друг молчал и глядел на воду. Было раннее утро, солнце только–только показалось из–за серой многоэтажной линии левого берега.

– Бездомный, дружище? Или выгнали? Бывает, бывает... Ты мне скажи, кого в этой жизни не выгнали? В каком–то смысле.

Мимо проехала на большой скорости стайка велосипедистов, в чёрных очках, с рюкзаками и в наушниках. Пёс проводил их взглядом.

– Я тоже многих выгнал. Жалею теперь. Но себя, брат, не переделаешь. И когда поймёшь это окончательно, вот тогда–то и наступает настоящая тоска.

Они миновали церквушку, стоящую на берегу, на самой воде. Возле двери стоял священник в рясе и, зевая, смотрел на них. Пёс поглядел на него.

– Да, мохнатый. Это называется церковь. Когда теряешь всё, идёшь сюда. Говорят, помогает. Но когда всего через край, сюда никто не ходит. Вот такое раздвоение души.

Человек с собакой пошли дальше, вдоль набережной. Солнце уже почти взошло и бросало огненные отблески на крыши домов. Подошли к небольшой гостинице на воде. У входа на трап стоял швейцар в тёмно–синем костюме с блестящими погонами.

– Пёс со мной, – проговорил человек и провёл собаку по трапу. Швейцар не решился ничего сказать.

В номере «мохнатый» получил порцию колбасы из холодильника и, не утруждая себя рассуждениями об удаче, принялся быстро уничтожать фартовую пищу.

– Полковника Дубину, пожалуйста, – сказал по телефону новый друг пса. – Алло... Я на месте, – и отключил телефон. Выглянул в окно на Днепр. Вытащил из сумки переносной компьютер и стал на нём работать. Пёс блаженно лежал под столом и вскоре уснул. И сладкие собачьи сны стали сниться ему: о детстве, о молодости и о счастливой былой жизни... Но сны прервались. «Мохнатый» открыл глаза. Новый друг спал на кровати, а дверь в комнату медленно открывалась. Шерсть дыбом встала на загривке. Осторожно в дверь зашли двое и тихо прикрыли её за собой. В руках у одного был длинный чёрный пистолет с глушителем. На цыпочках они пошли к кровати... Агр–р–р–р–р–р!!! А–а–а–а–а–а–а! Туф–ф–ф... Туф–ф–ф...

– Он застрелил обоих. Не знаю каким образом. Это были лучшие специалисты. И собака там какая–то оказалась, под ногами путалась, а может и помогла ему – свидетелей нет. Швейцар запустил его с псом, а затем выпустил. Он сел в свой «Ягуар», собаку забрал с собой, и теперь неизвестно где.

– Скорцени, за операцию отвечаешь ты. Где Ликвидатор? Ты соображаешь, кого ты упустил? Его вели по компьютерам с Сейшельских островов через 24 страны. Наконец он появился не виртуально. Надо было просто ликвидировать Ликвидатора. Это сложно? Нет, ты мне скажи, это сложно – выстрелить в спящего человека? Или дубиной по голове дать, в конце концов! Его усыпили инфразвуковым генератором, и надо было просто войти и грохнуть этого умника.

– Но, собака...

– Какая собака, Скорцени? Не беси меня, я тоже итальянец. Какая собака? Только попробуй, скажи сейчас, что в провале операции виновата собака. Ну? Скажи! Собака? Да? Уффф... Это полный аут.  Упал в кресло.

– Мы его найдём.

– Где? Ты не в Риме и помни об этом каждую секунду, а не минуту. «Наайдём!..» Ой, аут... аут...

– Вы же знаете, что Киев наш. Все структуры будут работать на нас. Все!

– Да уж... Я знаю эти структуры. То им не те условия, то евро не того цвета, то хата сгорела и все ушли на фронт. – Облокотился о стол и лёг на него грудью. Помолчал. Сказал:

– Скорцени, мой добрый друг, я здесь, в этом городе, работаю тридцать лет. Тридцать лет! И, – вытер пот со лба, – если я что–то говорю, то, представь себе, так оно и есть! И вбей это себе в голову!

– Шеф, я виноват, мы провалились по моей неосмотрительности. Если вы скажете, я пойду и застрелюсь.

– Что? – Прищурившись, посмотрел в глаза. – Хочешь слинять? Нет, не разрешаю. Не стоит.

– Ну, не стоит, так не стоит.

– Теперь слушай. Пришла оперативная информация и в ней сказано, что Объект находится в районе старого Подола, плюс–минус километр.

– Где точка отсчёта?

– Киево–Могилянская академия. Именно в ней нет ничего. Проверено. Когда её штурмовали, там прощупали всё и не нашли ничего, кроме героина. Искали подземный ход, ломали голову, куда могли исчезнуть двести человек мятежников и... Кстати, как ты думаешь, куда они делись?

– Ночью ушли дворами.

– Скорцени, какими это дворами?

– Через больницу. Там, с заднего хода академии, есть больница, есть двор...

– Ну–ну...

– Господи, шеф, это знает каждый оперативник. Они купили себе выход.

– Что? Не намекай, а скажи ясно.

– Они заплатили оцеплению и те их всех выпустили.

Шеф упал в кресло и стал задумчиво смотреть на подчинённого. Спросил:

– Такое говорят?

– Так оно и было. Извините, шеф. Я вас уважаю. Но чудес не бывает. Это, наверное, англичане пришли к выводу, что есть подземный ход. После строительства тоннеля под Ла–Маншем они помешаны на этой теме.

– А кто стоял в оцеплении со стороны двора?

– Кхм... Итальянский контингент в составе НАТО.

– Да? Ты меня не удивил. Значит наши дали хохлам уйти и заработали на этом? Ха! Молодцы! Нерон ими бы гордился! А янки пусть ловят... Ой, умру со смеха... Скорцени! Только не говори, что ты пошутил. Наши отпустили киевлян, а американцы рвут подмётки по всему городу, делают облавы. Ой... Ха–ха–ха–ха–ха!!! – Вытер слёзы от смеха. Закурил. Проговорил:

– Ладно, то былое. Пусть ищут, мне плевать. Я даже никому не доложу о том, что ты сегодня мне сказал. Вернёмся к Ликвидатору. – Помолчал. Покурил. Потушил. Поинтересовался:

– Ты знаешь, почему у него такая кличка – Ликвидатор?

– Наёмный убийца, наверное. Или что–то в этом роде.

– Да, что–то в этом роде. – Пододвинулся к собеседнику и тихо, отчётливо сказал: – Я тебе сообщу, чтобы у тебя стало поменьше жеребячьего оптимизма и лишней любви к жизни. Скорцени, Объект – это не баба, чтобы ты знал. Объект – нейтронный заряд, заложенный на территории Киева в восьмидесятых годах прошлого века. –  Скорцени глядел на шефа преданным взглядом. – А Ликвидатор должен привести в действие этот заряд. Доступно?

Скорцени заморгал. Спросил:

– Что вы имеете в виду, шеф?

– Господи, сволочь ты итальянская, я что говорю, то и имею в виду. Мощность бомбы – одна мегатонна. Как ты считаешь, нам хватит?

– Кхм... Но... Но зачем? Зачем её взрывать?

Шеф откинулся в кресле и снова закурил.

– Затем, чтобы Киев никому не достался. Доступно?

– Нет.

– Русские сцепились с Вашингтоном из–за Киева. Бойня на Софиевской площади была по этому поводу. А сейчас здесь нет вообще никакой власти, кроме власти патрулей НАТО. А дальше будет ещё хуже. Политбюро решило, что Киев может выполнить функцию Сараево, и город решили уничтожить.

– Какое политбюро?

– Внеполитическое. Есть такое, но только не на бумаге.

– Шеф, вы меня разыгрываете.

– Нет, Скорцени. Я бы шутил, но нет моральных сил. Теперь ты знаешь правду об Объекте, и эта правда начнёт есть и тебя. И я это тебе специально сказал!!! Какого чёрта! Ты, наконец, понял, кого ты упустил? Что ты мне ответишь. А? Ну?

– Мы его найдём, если даже придётся застрелить Генерального секретаря НАТО.

– Вот это уже ближе к теме. Вот это уже другие ноты! Вот эта опера нам по душе. Это совсем другой джаз! Ты молодец. Я вижу, ты всё понял. – Ласково улыбнулся. И заорал: – Но заставь понять и других!!!

фрагмент романа «восточный триллер»

Восточный триллер

– Может быть, на левом берегу? В районе Дарницы или Трещины. А возможно на Борщаговке? Или вот – Пуща–Водица. Очень хороший райончик для нейтронного заряда. Или в Бортничах. А, возможно, в Вишнёвом?

– Нет, Саша, – терпеливо ответил Седой на размышления Маринина, где спрятана ядерная бомба. – Чекисты не были остолопами. Заряд установлен в кварталах старого Подола. Короче, в нашем районе. Где–то в километре от Киево–Могилянской академии. Прощайся с родным краем. Если уничтожить Пущу–Водицу, Киев останется на месте. А без Подола и без Крещатика это уже будет радиоактивная деревня с минимальным прожиточным уровнем. С нулевым.

– Откуда ты знаешь, что бомба здесь, у нас? – мрачно вопросил Моня, закурив папиросу.

– Сообщил полковник. А к нему эти весёлые новости пришли из Москвы, от своего однокурсника по академии. В архиве КГБ нашли данные о мощности заряда и неуточнённые координаты его установки. Более точная информация уничтожена при передаче власти Советским Союзом России. Вот так, Саша. Такие пироги,  – сказал Седой и кинул в рот жевательную резинку. Он недавно бросил курить. Добавил: – У итальянцев точно такая же информация о месте установки заряда. Но они её достали через агентурную сеть семи стран, потратив кучу денег на перекупщиков архивных данных. Этот Бенито очень удивлялся, когда узнал, что мы тоже имеем туда доступ. Всё–таки эти итальянцы хоть и нормальные парни, но всё равно европейцы. Нифига не врубаются, как мы здесь ведём дела. Он меня спрашивает – неужели у Сопротивления есть своя внедрённая сеть в российской ФСБ и СВР? Ну что мне ответить этому Бенито? Он не понимает, что ФСБ, КГБ, МВД, как и АБВГД, просто алфавитный набор для наших ребят. Главное – отношения.

– Да, – согласился Моня. – Текст, он и есть текст. И всё. С этого тезиса, как сказал бы Дубина, начинаются настоящие уроки. Римляне на Подоле пропали бы от дезориентации. Я уже не говорю про немцев. А об англичанах и американцах вообще молчу.

– Угу, – продолжая жевать резинку сказал Седой. Пожаловался: – Курить хочется. Бросить пить – тьфу, и точка. А вот курить... Мда... Наркотикс...

Помолчали, каждый думая о своём. Подчинённые полковника Дубины находились в машине на двадцать четвёртом километре Кольцевой дороги в кустах бузины. «Шевроле» Седого был едва виден, укрытый предутренней мглой. Часы показывали две минуты четвёртого.

– Вова, где же Бруклин? Уже две минуты в плюс. На него не похоже. – Жди, будет, – отрезал водитель автомашины.

Штаб Сопротивления выработал решение направить в отдалённый уголок Украины отряд. Была поставлена задача – выйти на представителя Политбюро, местонахождение которого было вычислено лично Бенито Муссолини методом «игры» в Интернете, а именно – «возбуждением ассоциативных реакций у определённого слоя интеллектуального меньшинства посредством публикации философских эссе, камуфлированных под репортажи с реального места событий». Это была его собственная формулировка. Итальянец сумел убедить Дубину в реальности человека, общавшегося с ним через компьютер и не подозревавшего, что ведёт диалог с «генетическим бандитом». «Туфта, но на 50%», – резюмировал Муссолини реальность представителя Политбюро и рекомендовал пробу «контакта», прогнозируя не очень большие жертвы и подчёркивая, что почувствовал в собеседнике сицилийскую ментальную составляющую. «А активный сицилиец убивать просто так не будет», – успокаивал Бенито Дубину. «Во всяком случае, раньше, чем обстоятельно не побеседует».

– Этот городок, – инструктировал Дубина пятидесятипроцентных камикадзе, – находится в пограничной зоне. Войск НАТО там нет, украинских вооруженных сил тоже. Российская армия находится в сорока километрах от этого населённого пункта и выжидает предлог для захвата. Власти в городе нет никакой, кроме номинальной. Патрули, организованные Городским головой и районным отделом МВД, трусцой пробегают по центральной улице раз в сутки с желто–блакитными флагами, и снова исчезают.

Эта странная пограничная обитель имела в одно время статус столицы Левобережной Украины, много веков назад. Город древний, смутный и глухой. Так и зовётся – Глухов.

В этом Глухове теоретически базировалось Северо–Восточное отделение Политбюро, по уверениям группы Муссолини. В Интернете итальянец общался от имени НСПУ – Национал Социалистической партии Украины, созданной в противовес Киевскому Сопротивлению. Партия, естественно, была виртуальная. Всё шло нормально, оперативная разработка продолжалась, но случилось непредвиденное, заставившее форсировать события прямым контактом, которого Дубина пытался избежать, помня про активных сицилийцев.

– Слушай, Вова, – вечером 20–го числа сказал Моня Седому. – Интересная новость. Завис весь Интернет.

– Как это – завис? – вопросил тот.

– Да вот так – завис, и всё. Доменные системы и все их серверы перезагрузились по командам какого–то вируса, и работают сами на себя. Все хосты сдохли. Программисты Дубины говорят про неведомый одиночный электрон и утверждают, что это работа русского суперкомпьютера системы АМ в составе киберподразделения Москвы.

– Я слышал про машину АМ, – ответил Седой, – но не верю в эти сказки. «Компьютер с неограниченной тактовой частотой процессора и работающий не в двоичном, а в ассоциативном коде» – такого не может быть, это – сказка.

– Ты помнишь, когда начался обвал акций всех компаний по производству программного обеспечения? Ну, когда акции «Майкрософт» стоили четыре копейки? – спросил Моня.

– Помню, – ответил Седой. – Мой знакомый тогда сошел с ума. Он потерял сто миллионов гривен и столько же остался должен. А что ты хочешь сказать? Потом вскоре всё выровнялось. Это была глобальная игра на понижение.

– Это была не игра. Я разговаривал с Дубиной, а у него прямая информация из Москвы. Русские обвалили «Майкрософт», «АМД» и остальных бригадиров по выпуску калькуляторов. Но потом притормозили и оставили всё на своём месте. До особого случая. Американцы сильно запаниковали и уже были готовы сделать пуск

баллистическими ракетами типа МХ. Русские решили не портить экологию, и пошли на мирное урегулирование.

– Да, помню, скандал был. Но говорят, в той истории замешан Китай.

– Врут. Китай ничего не мог сделать в ситуации, когда сцепились россияне и американцы. Разве что махать красным флагом и молиться. Пока китайцы молились, а американцы подсчитывали моральный ущерб, русские создали супер–лазер. Слышал?

– Дубина говорил, что это выдумки и враньё.

– Это не враньё. Теперь Москве ракеты типа МХ всё равно, что комары для мухобойки. И они вырубили Интернет. Хватит, мол, болтать. Фейсбуки задолбали.

– Саша, не рассказывай сказки.

– Это правда. Клянусь!

Маринин и Суворов были срочно отправлены в командировку на восток, чтобы выйти на представителя Политбюро и дать гарантии от имени НСПУ в том, что Киев в течение недели будет очищен силами боевиков этой партии от сторонников Киевского Сопротивления и войск НАТО. В этом случае город уничтожать нет смысла. Дорого и не выгодно – это был основной довод для Политбюро.

– Вот он, – сказал Маринин.

С глухим урчанием из бузины выехал широкий и длинный трейлер. Миновал обочину и остановился на автотрассе. Из кабины вышел Бруклин и стал говорить по мобильному телефону, размахивая рукой в такт речи. Тем временем в задней части трейлера откинулся брезент и на бетон автодороги медленно, при помощи лебёдок, сполз самолёт. Этим процессом управлял сын Бруклина, молодой парень, и ещё двое помощников, тоже молодые ребята, лет пятнадцати.

Седой и Моня вышли из автомобиля, и подошли к пилоту. Поздоровались.

– Ну что, пацаны, – потирая руки, приветствовал их розовощёкий Бруклин. – Слетаем на восток? В Батурине был, в Путивле был, Конотоп не миновал. Лебедин и Краснополье – родная сторона. Хутор Михайловский пролетал, а вот в Глухове бывать не приходилось. Моня, что за деревня? Ну, прояви эрудицию.

– Деревня как деревня. Посмотрим.

– Это не просто деревня, Саша. Это бывшая столица Левобережной Украины. Хоть и маленькая и бывшая, но – столица!

– Слышал я эти рекламные сказки от Седого, – ответил Маринин. – Сейчас столиц развелось как собак ненакормленных: Донецк, Львов, Харьков, Тернополь, Киев, Одесса, Чернигов, Днепропетровск и, – как же мы раньше не заметили! – Глухов!

– Брателла, Глухову больше тысячи лет. Он старше Москвы. Хоть и маленький, но с историей. А ты знаешь, какого размера оказалась Троя, когда её обнаружили? То–то, брат.

По команде Бруклина в мобильный телефон, на километровом участке автотрассы с обеих сторон выставили заграждения с грозным текстом: «STOP! Ликвидация мин. Взрывоопасно!»

Припарковав «Шевроне» в глубине бузины, Седой и Моня зашли в самолёт и, по настоянию пилота, пристегнулись ремнями безопасности. Разогнавшись, реактивный Ан–2 взмыл в тёмное небо, освещая придорожные заросли пламенем форсажа. Развернувшись, прижался к земле и полетел на восток.

Запищал вызов мобильного телефона. Бруклин взял трубку и стал разговаривать, глядя на разгорающееся пламя рассвета на горизонте, куда летел Ан–2.

– Да. Да. Не понял? Полковник, я их силой выбрасывать не буду. Даю. – Пилот протянул телефон Седому, сказав: – Дубина на проводе. Седой настороженно взял трубку. В телефоне зазвучал хриплый бас озабоченного Дубины:

– Вова, опять проблема. В районе Глухова заблокирован аэродром. На взлётную полосу глуховские колхозники вчера вечером согнали старую сельхозтехнику. Самолёт сесть не сможет.

– Что ж, – ответил Седой. – Слетаем, когда уберут...

– Да нет, Вова, – нервно перебил полковник. – Будете прыгать с парашютами. На этот раз они у Бруклина есть.

– Что?!! Я не прыгал никогда в жизни!

– Спокойно, не волнуйся. Моня прыгал когда–то. Он даст необходимые инструкции. Всё, разговор окончен. Сейчас начало пятого. В десять утра полосу очистят, и там вас будет ждать самолёт. После десантирования перезвонишь. Давай! – Дубина отключился.

Седой ошеломлённо глядел на невозмутимого Бруклина.

– В чём дело, Вова? – спросил Моня.

– Сейчас узнаешь, – процедил тот и обратился с вопросом к пилоту: – Ты знал?

– Что? – вопросил с невинным видом лётчик.

– Саша, – обратился Седой к Моне. –  Они нас заманили в ловушку.

– Кто они? – спросил Моня.

– Полковник и Бруклин, – ответил Седой. – Они хотят, чтобы я прыгнул с этого реактивного корыта вниз.

– Что ты имеешь в виду? – полюбопытствовал Маринин.

– Саша, вы будете прыгать с парашютами. Таков приказ полковника, – ответил за Седого лётчик. – Не переживайте, я лично их укладывал. Пересмотрел каждую стропу. Перехлёста не будет.

– Какие парашюты? – мрачно спросил Маринин.

– Очень хорошие и качественные – торопливо проговорил Бруклин. – Раньше всё делали на совесть. Модель выпуска 1946 года. Д–1–8. Великолепный парашют – приземление как на подушке. Великоват, правда. Но в этом есть свои плюсы.

– Д–1–8? – уточнил Моня, – Да их уже и в музеях нет. Ты хочешь, чтобы я пригнул с парашютом, которому сто лет?

– А что тут такого? – поднял брови Бруклин. – Что может случиться за сто лет с парашютным шёлком? Это же не какая–то синтетика, а натуральные, экологически чистые экземпляры.

– Вова, он издевается. – Сказал Моня Седому.

– Я вижу, – ответил тот.

Секунд десять все молчали. Пилот молвил:

– До квадрата десантирования осталось пять минут полёта. Я буду ради вашего прыжка подниматься до шестисот метров. Шестьсот метров! Мой Ан–2 рискует стать жертвой ракетного удара. – Повернулся к Седому и повторил: – Шестьсот метров, чёрт побери. Меня увидят из Лондона.

– Ты у них так примелькался, что пройдёшь за своего, – сказал Маринин.

Снова примолкли, вслушиваясь в вой турбореактивного двигателя. Наконец Седой молвил:

– Где они? Где эти экологические парашюты?

– В конце салона лежат кучей. Там три штуки, – ответил Бруклин. – Выбирайте.

– Я думал, это он картошку кому–то везёт, сказал Моня. Пошёл в конец салона и взял в руки громадный рюкзак. Махнул рукой Седому: – Вовик, иди сюда. Если будем прыгать, то у меня есть четыре минуты, чтобы провести краткий курс молодого парашютиста–десантника.

Седой, матернувшись, двинулся к инструктору.

– Давай, давай, пацаны, – подбадривал Бруклин. – Мешки что надо, пять метров в секунду – идеальное приземление. Я бы только и прыгал, если бы не летал. Адреналин, знаешь ли...

– Иди ты со своим адреналином, –  психанул Седой. – Вы сговорились с Дубиной. Я догадываюсь, как всё было на самом деле. На таких условиях, что сложились, я за десять километров не приблизился бы к твоей железяке.

– Вова, клянусь! ... Никакого сговора! – стал заверять Бруклин. – Ты же знаешь, что у Дубины постоянно что–то меняется, что–то переигрывается, а в итоге я виноват. Ехали бы машиной, и не было бы проблем.

– Трассы перекрыты патрулями, ты же знаешь, – ответил Седой, – На восток проехать можно только по пропускам.

– Знаю, Вова, – вздохнул Бруклин. Вот и у меня всё время пытаются пропуск посмотреть.

Седой и Моня принялись копаться в парашютах. Через пару минут оба стояли перехваченные ремнями и с громадными рюкзаками за спиной.

– Вова, запомни – считаешь до трёх и дёргаешь это кольцо, – повторял инструкцию сержант Маринин.

– Ты уверен, что эта тряпка откроется? – хриплым шепотом вопросил оробевший Седой.

– Спокойно, не переживай, шанс разбиться небольшой. Если стропы уложены ровно, как уверяет Бруклин, то перехлёста не будет, а поэтому и проблем не предвидится. Вова, я прыгал пятнадцать раз и всё время боялся. Я и сейчас боюсь. И мне не стыдно. Это боится не Моня, это боится его тело. И ты не боишься. Боится твоё тело.

– Боится, – шепотом подтвердил Седой. – Боится, паскуда. – Посмотрел в сторону Бруклина и тихо сказал: – А этот придурок вообще ничего не боится.

– Вова, он повёрнутый, у него своя волна, – объяснил Маринин. – Если он не боится пролетать под мостами, то это означает, что Бруклин падает в обморок, увидев мышь. Или что–то в этом роде. Закон компенсации.