Текст книги "Счастливых бандитов не бывает"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Неспешной походкой, словно надеясь, что проклятый телефон все-таки заткнется прежде, чем он его найдет, Лис дошел до прихожей, нашел плоскую черную трубку.

– Коренев слушает.

– В районе Цыганского озера обнаружены два трупа, товарищ подполковник! – резким голосом доложил дежурный капитан Дроздов. – Двое мужчин. Есть подозрение, что один из них – охранник Карпета, Омар.

Слушая, Лис прошел в туалет, сплюнул в унитаз собравшуюся горькую слюну и спустил воду. Чудес не бывает.

– Что-нибудь еще?

– Больше происшествий нет, – сказал Дроздов.

– Понял, – сказал Лис. – Высылайте машину.

Он вернулся в спальню и стал переодеваться. Ребенок сидела на кровати, подобрав голые ноги, уперев подбородок в колени. Волосы рассыпались по плечам, губы надуты, из-под челки смотрят позеленевшие – наверное, от скуки – глаза с пушистыми ресницами.

– Ну? – спросила она, почти не разжимая рта. – Опять что-то случилось?

– Да, – сказал Лис.

– Значит, вопрос, куда идти, отпал сам собой?

– Выходит, так…

– Как обычно, – заметила она.

Лис закрыл дверцы шкафа, повернулся к ней. Она как-то по-особому хорошела, когда злилась. Приправленная злостью природная красота доходила до совершенства, до болевого порога. Странно. Обычно бывает наоборот.

– Пригласи кого-нибудь из подруг, посидите за чаем, – предложил он. – А лучше просто почитай что-нибудь. Чехов там…Островский, Куприн…

– Толстой, «Анна Каренина», – сказала она, глядя перед собой.

– Почему именно «Анна Каренина»?

– Не знаю, Фил. Может, потому, что она бросилась под поезд.

– Только не надо драматизировать, – сказал Лис, чтобы хоть что-то сказать.

* * *

Нельзя сказать, что с Машкой Кутеповой, известной больше как Подмышка, у них была какая-то особая страстная любовь. Иногда Батон бил ее, иногда дарил шмотки и конфеты, а однажды после дикого загула преподнес ей японский чайный сервиз на шесть персон, весь в красных гейшах и драконах. В тот же день, правда, сервиз он разнес в пыль, а Машку чуть не прирезал на почве ревности… Короче, все у них было как у всех.

Но когда Машка по-пьяне вывалилась с балкона шестого этажа, он здорово переживал. Ушел в глубокий траур. То есть беспробудно пил. Не так, как раньше (а Батон мог не просыхать неделями), а с каким-то небывалым даже для него энтузиазмом: мешал водку с кокаином, разводил в портвейне экстази и героин, потом не спал сутками, орал и носился с ножом по дому и по улицам, все кого-то искал и не мог найти.

Однажды Босой вызвал его к себе и долго беседовал за закрытыми дверями. Сразу после аудиенции повеселевший и даже вроде как протрезвевший Батон отправился в «Респект» и купил себе цивильный костюм на двух пуговицах. Он был временно командирован в телохранители к Джаваняну, который больше не доверял своей заводской охране. Вместе с Рыбой и младшим Адидасом Батон сопровождал директора на работу и с работы, ходил с ним по цехам и на всякие совещания, а в свободное время лапал мойщиц и трепался за жизнь с директорской секретаршей. Что и говорить, работа непыльная, хорошо оплачиваемая, разрешение на пушку в кармане, почет и уважение. Но в то же время требующая строгого соблюдения норм трезвости.

Только о какой трезвости может идти речь, когда вокруг тебя тонны спирта, а со стороны розливного цеха доносится волнующий стеклянный перезвон? Поэтому Батон держался из последних сил и иногда, в конце дня, поддавался натиску зеленого змия.

…Возвращались в восемь вечера. Джаванян ехал пассажиром на своей «ауди», за рулем сидел Рыба. Следом на новенькой «бэхе» мчались, то и дело норовя выскочить вперед, Адидас и Батон. Батон сидел за рулем, прихлебывая время от времени пиво прямо из бутылки. Он был уникальной личностью. Время для него бежало то быстрее, чем для остальных людей, то медленнее, но никогда не совпадало с тем временн ым потоком, в котором бултыхались обычные тиходонцы. Когда «ауди» директора остановилась напротив ворот его дома, Рыба заглушил двигатель, а Джаванян начал выходить из машины, у Батона произошел очередной релятивистский заскок. Со скрипом тормозов и грохотом его «бэха» въехала в зад «ауди», раскурочив оба бампера и сбив с ног хозяина, находившегося в тот момент в состоянии неустойчивого равновесия. Вартан Акопович упал на асфальт. Почти одновременно – не успел еще воздух остыть от звука удара и матюков, – все услышали отчетливое «так-так-так» автоматной очереди.

Разлетелись стекла директорской машины, из салона наискосок через весь капот выплеснулось жирное красное пятно; в переднюю панель ткнулся выпотрошенный череп Рыбы. Тонко зазвенел металл о металл, на крыше «ауди» засверкали желтые искры… А где-то за песочницей, во дворе детского сада, из темноты выныривал, дразнил скошенный крестик огня.

Батон кулем вывалился из машины, упал, отполз к переднему колесу и присел на корточки, чувствуя спиной тепло разогретой ступицы. Он все еще продолжал скалиться, как скалился в дороге каким-то своим мыслям. Правая рука сжимала писто… нет, это отбитое горлышко пивной бутылки – от, бл-лин… Он повел мутным взглядом, увидел осколки стекла, лужицу на асфальте, а потом увидел Джаваняна, который точно так же, на корточках, сидел, укрывшись за своей «ауди», и держался за голову. Между пальцев стекала тонкая струйка крови. Вартан Акопович смотрел на Батона диким взглядом.

А Батону было весело. Он вдруг понял, что, врезавшись в директорскую машину, нечаянно спас ему жизнь. Забавно! От этой мысли хотелось ржать во весь голос, кататься по асфальту, рвать куртку на груди. Он едва сдерживался, по пальцам пробегала легкая судорога.

– Будешь должен, начальник! – проговорил он свистящим шепотом.

Батон отшвырнул в сторону горлышко бутылки, достал из кобуры «ИЖ-71», выстрелил, не целясь, в воздух.

Эхо.

Тишина.

Ушли?

Кричали далеко, женский голос. Хлопнуло окно. Откуда-то с верхних этажей донеслось: «Вить, не твою тачку потрошат?..» И в ответ ленивое: «Да не-е-е…».

– Адидас, нормально? – крикнул Батон.

Адидас не отвечал. Батон выдвинулся из-за колеса, на секунду приник щекой к асфальту, прострелил взглядом в направлении детской площадки. С той стороны машины что-то лежало. Что-то темное, массивное. Наверное, Адидас. Больше некому.

Расстраиваться Батон не торопился. Это всегда успеется. Надо выкрутиться. Спугнуть этих… Он еще раз шмальнул вверх, опять подождал.

Джаванян продолжал испуганно таращиться на него, сверкая белками: ну что?

– Нормально! Пронесло, начальник! – гаркнул Батон в полный голос, засмеялся. – Отбой тревоги! Всё! П…ц!

Он встал и разогнулся, опираясь о колени. И тогда же увидел за спиной Вартана Акоповича невысокого человека в надвинутом на лоб капюшоне.

Вот уж точно – п…ц!..

Чуть ниже уровня груди незнакомца вспыхнул огненный крестик. Голова Джаваняна дернулась, а лицо вдруг раздвинулось в стороны, на месте рта образовалась огромная дыра, выплюнула на асфальт кровь с мозгами. Вартан Акопович опрокинулся на бок и затих, так, видимо, ничего и не успев понять.

Батон вскинул пистолет, выстрелил… Нет.

Время, похоже, опять сыграло с ним злую шутку. Оно опять замедлилось. Пока боек высекал искру из капсюля, пока пороховые газы выталкивали ленивую пулю из медной оболочки, пока она неуклюже, по-тюленьи, ввинчивалась в спирали нарезов… Пока, пока, пока…

Батона прошило от плеча до плеча, словно железные, раскаленные докрасна спицы ткнули в грудь. Он крутнулся, вскинул руки, выронил пистолет и упал. Его выстрел запоздало и бездумно канул куда-то в пустоту двора.

Он барахтался в луже крови, тараща вверх пустые глаза, выгибая спину и дергая, как заведенный, головой. Мир перевернулся, навис над ним грязным асфальтовым небом, разверзся звездной бездной под ногами. Из этой бездны вынырнули две головы в капюшонах.

– …Живучий, козлик, – глухо произнесла одна голова. – Кончай его и пошли!

И тут же над Батоном полыхнул скособоченный крестик, прыгающая огненная буковка «х». Она стремительно обрушилась на него из звездной пропасти, заслонила собой весь мир, придавила и расплющила на асфальте.

* * *

Через несколько дней после пышных и торжественных похорон на директорском посту ликеро-водки снова воцарился варяг Мордвинов со своей челядью. На этот раз он довел ремонт кабинета до конца, обустроив все по собственному вкусу. «Дон-Кристалл» продолжал успешно работать, претензии в части инноваций и нанотехнологий были с него полностью сняты. Следствие об убийстве прежнего директора буксовало, хотя все необходимые процедуры проводились успешно: допрашивались свидетели, назначались многочисленные экспертизы, том «дела» разбух до трехсот страниц. Мордвинова, конечно, никто вызовами в следственный комитет не утруждал, ибо какая связь может быть между убийством старого директора и назначением нового? Естественно, никакой!

Глава 4
Хорошие показатели

Неважно, как ты работаешь,

важно, как умеешь отчитываться.

Мудрость нового времени

Кулак у губернатора круглый и холеный, чем-то смахивает на волосатого колобка с обручальным кольцом в носу. Колобок взметнулся вверх и со стуком опустился на полированную крышку стола. Подставка для ручек вздрогнула, листки бумаги приподняли белые крылья, но никуда не улетели.

– И сколько это безобразие будет продолжаться? – грозно вопросил Войцеховский. – Я у вас спрашиваю!

При этом губернатор не уточнил, кого именно он спрашивает. Прокурор города Басманный подтянулся на стуле, вперив взгляд в стенку напротив. Новый начальник УВД генерал-майор Глазурин молча разглядывал свои руки. Его заместитель Нырков поглаживал усы. Молчал и Каргаполов, губернаторский куратор правоохранительных органов (по подозрению Лиса, именно он мог быть инициатором этого совещания. Если, конечно, жесткий разнос можно назвать совещанием.) Что ж, раз молчит начальство, Лису тоже не резон высовываться. Правда, как показывает опыт, надолго его терпения обычно не хватает.

– Это что же получается? – развивал губернатор свою мысль. – Был Лыков – был в Тиходонске порядок! Бандиты сидели под лавкой, тишь да гладь… Пришел губернатором Войцеховский – все как с цепи сорвались! Погромы в вино-водочных, поджоги, демонстративные заказные убийства, трупы по всему городу! И что подумает народ?

Он сделал многозначительную паузу.

– Правильно. Народ подумает, что Войцеховский плохой руководитель. Что он не может организовать работу правоохранительных органов и обеспечить общественный порядок. Начнут жаловаться, писать письма в Москву, выкладывать на сайт Президента… Чтобы и наверху подумали, будто я не владею обстановкой!

Еще одна пауза.

– А это не так, уверяю вас, товарищи, – в голосе губернатора появились зловещие, угрожающие нотки. – Совсем не так!

Волосатый колобок совершил новый прыжок с приземлением. Бум.

– Совершенно верно! Криминальная обстановка в городе резко обострилась! – умело подпел Каргаполов, мигом покинув сторону отвечающих и перебравшись на противоположный берег спрашивающих.

– Шесть тяжких преступлений не раскрыто только за последние три месяца! И никакого движения по ним! Я давно предупреждал наших ответственных товарищей о последствиях!..

Полковник юстиции Басманный приоткрыл рот и тут же закрыл. Генерал Глазурин поднял голову, но тоже промолчал. Зато Лис не выдержал.

– Дело Джека-Потрошителя только сейчас раскрыли, – сказал он негромко. – Через сто двадцать лет. Тоже был «ви-сяк», за который многим влетело…

Глазурин вздрогнул, а лицо Войцеховского налилось краской.

– Что вы хотите этим сказать? – бросил он. – Что раскрытие убийства Джаваняна у вас запланировано на 22-е столетие?

Лис мысленно поаплодировал губернатору.

– Я хотел сказать, что преступления раскрываются не всегда сразу, Валерий Станиславович. Мы работаем, делаем все, что в наших силах…

– Мне не нравится ваша работа! – отчеканил Войцеховский. – Вы, товарищ Коренев, возглавили уголовный розыск еще при Лыкове, верно?

– Да.

Он в упор посмотрел на Лиса.

– Тогда вы были в фаворе и считались звездой сыска… Но с такими показателями на вашем месте мог бы обретаться и выпускник кулинарного техникума!

Глазурин прокашлялся, но ничего не сказал. Возможно, он просто пытался упредить ответную реплику несдержанного на язык Лиса.

– Да, работа уголовного розыска не на высоте! – вмешался Каргаполов. – В городе орудуют настоящие отморозки! Чувствуют свою полную безнаказанность! Кто за это будет отвечать?.. Директора ликеро-водки расстреляли средь бела дня у собственного подъезда, вместе с охраной! А эти, на Цыганском озере? Кто следующий? Если так дальше пойдет, они не только до директоров предприятий доберутся!

Всем присутствующим и без подсказок было ясно, до кого могут добраться безнаказанные отморозки. Войцеховский резким движением руки остановил куратора.

– Хочу озвучить главное, зачем пригласил вас сюда, товарищи. Это не ультиматум, не приговор. Это убедительная просьба. Убедительнейшая, я бы сказал.

Раздраженное лицо губернатора свидетельствовало скорее об обратном. А именно об ультиматуме и приговоре.

– Даю вам ровно две недели, чтобы исправить ситуацию. Я на прежние заслуги смотреть не буду! И хотя я не сторонник менять всю предыдущую команду, но если дело так пойдет и дальше, то вынужден буду это сделать! Вы понимаете меня?

Он опять забыл уточнить, кому именно адресуется вопрос. Басманный продолжал изучать стенку напротив. Глазурин преданно посмотрел на губернатора: он уже был представителем новой команды. Лис пожал плечами, хотел уже было спросить, почему именно две недели, а не десять или пятнадцать дней, – но его опередил Каргаполов.

– Правильно, Валерий Станиславович! – воскликнул куратор. – Одно дело быть лихим сыщиком, и совсем другое – руководить уголовным розыском! Здесь одной удалью не обойдешься! Здесь управленческий талант нужен, способность к стратегическому мышлению! А если нет ни того, ни другого – значит, кадры надо менять!..

Каргаполов уставился на губернатора полным преданности взглядом. Он ведь тоже из старой лыковской команды, которая при новом губернаторе тает не по дням, а по часам. Вот и старается, надеется остаться при должности.

– Может, кому-то неприятно то, что я говорю… – Теперь Каргаполов наставил брови на Лиса с Нырковым. – Но я всегда говорю в лицо то, что я думаю. Вот так-то.

– Вот и хорошо, – сказал Войцеховский покровительственно. – Но вы меня не совсем правильно поняли, Сергей Николаевич.

– А-а… Да? – Каргаполов насторожился.

– Моя убедительная просьба касается вас тоже. И двухнедельный срок, и все остальное. Через две недели я буду отчитываться о первых ста днях своей работы. И приму окончательное решение – кому с нами по дороге, а кому надо сойти с поезда!

Войцеховский встал, давая понять, что встреча закончена.

– А эти замечательные слова о таланте управленца и стратегическом мышлении… Очень верные слова. Советую вам всем еще раз подумать над ними.

Участники совещания стали расходиться.

– А Басманный как будто вообще не при делах, – сказал Лис, глядя вслед удаляющейся по длинному коридору фигуре прокурора. – Даже не подошел…

– А что ему с тобой обсуждать? – хмуро отозвался Нырков. – Неустановленную личность в одежде неопределенного цвета? Или просто поплакаться друг другу? Так он тебе не товарищ по несчастью, он не будет разыскивать наших фигурантов…

– Я и не рассчитываю, – сказал Лис.

Из приемной вышла секретарша с папкой. Нырков хмуро окинул взглядом ее ноги и отвернулся.

– И что, по-твоему, я сейчас должен с тобой делать? – буркнул он.

– Назначить мне срок в неделю вместо двух, – сказал Лис, не задумываясь. – Для подстраховки. И отодрать для стимуляции.

– Начинаешь мыслить стратегически, – одобрил генерал-майор. – Поехали в управление, там и поговорим.

Только разговора не получилось. Наверное, потому что и в самом деле гусь свинье не товарищ. В кабинете замначальника УВД повторилась та же сцена, что и у Войцеховского – с той лишь разницей, что кулак генерал-майора не походил на колобок и про Джека-Потрошителя ему можно было не рассказывать. И, в отличие от Войцеховского, он прекрасно знал, что личность Потрошителя не установлена до сих пор. Утешительного в этом было мало.

* * *

Вместо того чтобы отправиться в отдел и продолжить эстафету, устроив разнос подчиненным, Лис вышел из управления, сел в свой «БМВ» и поехал к Центральному рынку. С трудом припарковал машину возле трехуровневого торгового центра «Сезам», поднялся в переполненный зал на втором этаже. Лис знал, что трафик сотовой связи на этом участке один из самых напряженных в городе – следовательно, прослушка и фиксация звонков максимально затруднены. Прохаживаясь между стеллажами кулинарии, он достал из потайного кармана куртки потрепанный телефон с зеленым монохромным экраном и набрал номер. Когда вызов прозвучал трижды, Лис нажал отбой, взял замороженную пиццу, вино к ужину и вернулся в машину. Так вызывает своего агента руководитель нелегальной разведывательной сети где-нибудь за кордоном – в США, Англии, Аргентине… В уголовном розыске подобная конспиративность не соблюдается, хотя Лис считал, что это скорее минус, чем плюс. Потому и ценных агентов у ментов практически не осталось.

Он включил радио, наполовину опустил стекло, поймал современный шансон, который мало чем отличался от старых блатных песен, удобно расположился в водительском кресле, расслабленно откинувшись на подголовник. Ждать надо было долго – машины у Лешего отродясь не было, хотя в попытке угона «бентли» его как-то и обвиняли [10]10
  Эта история описана в романе «Антикиллер-3».


[Закрыть], но передвигался он на трамвае и «на своих двоих», поэтому добираться будет минут сорок, а может, и больше. Лис хотел еще раз все взвесить и обдумать. Может, даже нарыть в закоулках памяти какую-нибудь подсказку…

В общем-то, подсказка была – исключительная дерзость последних преступлений. На достаточно сглаженной криминальной кардиограмме Тиходонска они выделялись острыми всплесками, свидетельствуя о полной отмороженности исполнителей. И вариант разгадки тоже имелся, даже два. Это могли быть уцелевшие члены банды Колдуна. Контакт с «колдунами» Лис утратил давно. Сразу после бойни в резиденции Креста главный координатор банды исчез – съехал на ПМЖ за границу, убит или просто лег на дно. Существует ли банда в принципе, Лис точно не знал. Хотя события последних месяцев могли стать весомым аргументом в пользу «существует».

Вероятность номер два: молодежная банда «Волки», информация о которой была довольно скудной. Человек десять-пятнадцать активных членов, ножи, травматика… Но главным их оружием были безграничная наглость и отмороженность. Тут «Волкам» не было равных. Они грабили ларьки, вроде бы угоняли машины, бессмысленно и жестоко нападали на прохожих – это у них называлось «охотой», что-то вроде тренинга для поддержания боевого духа. Официальных заявлений от потерпевших не поступало: может, боятся, а может – считают, что бесполезно.

Вот только убийств пока «Волки» не совершали. Особенно преднамеренных, спланированных и хладнокровно исполненных. Не их это почерк… А если примерить их к делу Омара и Лыжника? Тех могли убить по пьянке: поссорились в кафе, вышли, подождали… Дело обычное. Если бы не одно «но»: Омара с Лыжником расстреляли из автоматического оружия иностранного производства (из трупов были извлечены «натовские» пули 5,45). Трудно представить, чтобы юные отморозки разжились каким-нибудь «хеклер-кохом» или американской штурмовой винтовкой…

Кстати, похожий почерк был у залетных московских киллеров Мячика и Скворца. Два года назад, еще при губернаторе Лыкове, они участвовали в операции «Экспансия» (да, были и тогда трупы в Тиходонске, зря Войцеховский на себя наговаривает!). Эти вполне могли убрать четырех человек прямо перед подъездом жилого дома, «хеклер-кохи» у таких вполне могли водиться. Но операция провалилась, Мячик и Скворец мертвы…

Лис переключил волну приемника.

В салон тут же ворвалась упругая, пахнущая морским бризом песня из давнего фильма «Пятнадцатилетний капитан». Теперь взволнованные и энергичные строфы звали вперед, к захватывающим дух приключениям, к берегам Южной Америки и Австралии, на поиски пропавшего капитана Гранта, хорошего парня и любящего отца. Да, поиски, поиски…

Только вместо капитана, однофамильца основателя марки виски Grant’s(неплохого, кстати, виски), искать приходится обычных убийц и подонков. И песню об этом никто не сложит, можно быть уверенным. Хотя с пятнадцатилетними отморозками, вполне возможно, придется иметь дело…

А снаружи, за автомобильным стеклом, проходили чередой нагруженные покупками люди. Некоторые с любопытством оглядывались на серый «БМВ» последней модели, за рулем которой сидел стриженный под «ноль» мужчина, чем-то похожий на актера Гошу Куценко. Но подойти и спросить автограф никто не решился. Слишком холодные глаза, слишком жесткий рот. И едва ощутимое чувство опасности, словно сигнал детектора радиоактивности: не подходить, опасная зона! Наверное, все-таки не Гоша Куценко – у актеров, говорят, совсем другая аура…

* * *

Через полчаса Лис оставил машину в районе порта, вытащил из салона грубый серый сверток и неспешно двинулся по узенькой кривой улочке. Отойдя подальше от людских глаз, он развернул сверток, который оказался брезентовым плащом, длинным и широким. Надев плащ, извлек из кармана бесформенную кепку, нахлобучил по самые брови и совершенно преобразился, превратившись в бомжа. Случайный наблюдатель вряд ли мог поверить, что этот тип только что вышел из роскошного автомобиля.

Тем же неспешным шагом он вышел на пустырь за рыбозаводом, огороженный двухметровым забором в преддверии новой стройки. Его хищный лисий нос сморщился. Над рыбозаводом стояла густая вонь, отгоняющая любое разумное живое существо. Сейчас же она служила «колпаком», который надежно защищал этот пустырь даже от привычных к любым запахам бомжей.

Впереди высилась гора строительного и прочего мусора – шоферы тоже пользовались «колпаком» и тайком вывозили сюда всякую дребедень, вместо того чтобы тащиться на загородную свалку. Обойдя кучу, Лис увидел сидящего на ящике тщедушного мужичонку. Судя по чистой одежде, это был не бродяга. Лис свистнул. Мужичонка нервно повернулся и снова отвернулся, резко махнув рукой: то ли показал «проходи мимо», то ли послал по известному на Руси адресу.

– Здоров, Петруччо! Не признал, что ли? – спросил Лис, подойдя поближе.

Тот дернулся, вскочил, вгляделся.

– Ну, ты даешь, Михалыч… Прямо артист… Не жарко?

Они крепко пожали друг другу руки. Лис улыбался.

– Ну, как твоя база отдыха? Как ты вообще? Что-то не зовешь к себе на рыбца да тараньку – зазнался совсем?

– Да какая база, Михалыч! – отмахнулся мужичонка, сверкнув тусклой стальной фиксой. – Месяц уже как уволился! Я сейчас клуб охраняю…

– Сельский? – усмехнулся Лис. – Берданку выдали?

Мужичонка бросил быстрый косой взгляд.

– Берданка мне без надобности. Там охрана, с волынами. Это ночной клуб – вроде борделя, только с рестораном, песнями и гулянками. «Мелехов», – слыхал? Там же, кстати, неподалеку от базы, на берегу…

– Ну, ты даешь… А живешь где? Мост ведь не починили.

– У кореша кантуюсь. Он подсел недавно, а я вроде за его хатой смотрю, – неопределенно высказался мужичонка.

Лицо у него одновременно нервное, зыбкое, как студень, и, опять-таки как студень, только подмерзший, – малоподвижное. Вероятно, это как-то связано с нелегкой жизнью и вредной профессией. А также с постоянной необходимостью перевоплощения. На нынешней работе его знали как Петра Васильевича Клищука, в данный момент он выступал как Леший, тайный агент-осведомитель подполковника Коренева, которого тот дружески называл Петруччо, а вообще-то, по жизни, он – Клоп, правильный жулик. В том смысле, что воровал всю сознательную жизнь, с двенадцати лет, и в этом году мог бы отметить 35-летие профессиональной деятельности, при этом всегда соблюдал воровской «закон». По крайней мере так считалось. Несколько раз его «правильность» ставили под сомнение, но он каждый раз «отмазывался». А в последний раз «на разборе» даже заколол обвинителя.

Трудно было выпутаться, трудно остаться в живых. А главное, все время надо помнить, кто ты в данную минуту. Потому Леший никогда не живет наружу лицом и глазами. Он всегда внутри. Даже сейчас, когда говорит с Лисом, к которому – единственному, пожалуй, человеку на свете – питает по-настоящему теплые чувства.

– Ты как-то даже поправился, что ли, – заметил Лис. – Шашлычки, кебабы, уточка по-пекински, все с пылу с жару небось? Вижу, прикормили тебя в клубе этом!

– А то стал бы я за просто так зад себе отсиживать! – веско проговорил Леший. Махнул рукой.

– Да, Михалыч, чего уж… Годы мои не те, чтоб килькой в томате питаться. Внутрях иногда такой кипеж случается, хоть на стенку лезь…

– А сколько ж тебе лет?

– Да сорок семь будет, – мрачно признался Леший.

Выглядел он при этом как минимум на шестьдесят. Но Лис ободряюще похлопал его по плечу.

– Ерунда, Петруччо! В твои годы мужики любовниц заводят, детей рожают, глупости всякие творят! А если бы ты был политиком, то считался бы еще молодым да ранним!

– Так я ж не политик, – равнодушно заметил Леший. Отвернулся, уперся взглядом в дощатый забор.

– Хрен знает кто я вообще… Как жаба болотная – не зверь, не рыба, так – что-то между, что-то склизкое… Тьфу, одним словом.

– Ну, брось! – Лис нахмурился. – У нас с тобой такая работа, что любить да по коленке гладить нас никто особо не станет. Я ж не плачусь!

– Это у тебя работа, Михалыч… Работа! – повторил Леший. – Я не в том смысле, что деньги и квартира… А в том, что ты живешь этим и уважаешь себя. А вот у меня так не получается.

– Так ты уважай! – Лис посмотрел на своего агента, словно ожидая, что тот сию минуту начнет себя уважать.

Леший тоже посмотрел на многолетнего куратора и отвел глаза.

– Ладно. Говори, чего вызывал.

Лису не нравился этот разговор. Обычно Леший никогда не затрагивал тему своей двойной жизни, не жаловался. И он не проявлял жалости к агенту. Работа есть работа. Заботиться об агенте можно и должно, жалеть – нельзя. Может, Леший в самом деле стареет? Но гадать было некогда.

– Дело важное, Петруччо, – сказал Лис. – Про Джаваняна слыхал, конечно?

– Слыхал, – кивнул Леший. – Батона тоже под это дело положили с дружками. Только говорю сразу: темняк здесь кромешный. Хотя откуда вонь идет – ясно: его увольняли, увольняли, москвича ставили, ставили… По закону не вышло, так по-другому решили… Вартана в землю, а москвич все одно на его место сел…

– Кончай, Петруччо, мозги полоскать. Сейчас все философы. Меня конкретная тема интересует: кто сработал, кто что знает, ну и так далее…

Агент махнул рукой.

– Откуда? Я без понятия. О таких делах никто не болтает…

– А по Омару с Лыжником?

– Омара знавал, он у Карпета в охране… Этих что – тоже завалили?

– Тоже.

Леший покачал головой.

– Я давно в обществене вращался, Михалыч. Видишь – от тебя стал новости узнавать.

– Вижу, – сказал Лис. – А ты повращайся. Предложи тему, обнови знакомства. Если надо – подкину чего… Хватит тебе кебабами объедаться, Петруччо! От размеренной жизни меня самого тоска точить начинает, а это вредно!

Он помолчал.

– Если ты сам не против, конечно.

– Я в последний раз аж в мае со своими кентовался, – с сомнением проговорил Леший. – С Круглым «бобра» одного московского ощипали… И разбежались. С тех пор много воды утекло.

– В мае, говоришь? Это на базе, что ли? – Лис поднял бровь. – Поэтому и уволился?.. Впрочем, ладно, я этого не слышал. А в клубе этом твоем, в «Мелехове», – кто там собирается?

– Да пидоры одни, рожи пластмассовые, – поморщился Леший. – Хотя… Разные люди бывают. Вон, Ваньку Боцмана видел там с подругой, а у Ваньки с этим делом точно порядок…

– Ванька Боцман? – переспросил Лис.

– Ну да. Сын Валета, который Питона еще завалил – помнишь? Откинулся весной по УДО [11]11
  УДО – условно-досрочное освобождение.


[Закрыть], он сейчас в авторитете.

– Да, я в курсе, – сказал Лис с непроницаемым выражением лица.

– А еще там бабы с шестами! – вспомнил Леший.

– Какие бабы?

– Ну, голые, ясно дело! А раз бабы голые танцуют, значит, там не обязательно пидоры!..

Лис удивленно посмотрел на него, словно не расслышал. Потом задумчиво покивал головой.

– Бабы – это, Петруччо, очень хорошо, – проговорил он словно самому себе. – Это ты правильно сообразил. Ты б воспользовался, что ли. Раз уж тебе шашлычок положен, может и это обломится…

– Худые, как циркули. На что они мне? – Леший презрительно сплюнул, поднял глаза на Лиса.

– Ладно, Михалыч. Хватит нам с тобой порожняки гонять. Попробую скентоваться с кем-нибудь при случае, раз уж такая надобность возникла.

– Правильное решение, Петруччо! – одобрил Лис. – И суетиться-то особо тебе не придется. Просто включайся, если про Джаваняна или Омара разговор зайдет, да на ус наматывай. Да, и вот еще что: в Богатяновке кодла одна есть, «Волки» зовутся. Пацаны зеленые, но злые…

– Это от перекорма и от компьютеров, – тоном знатока вставил Леший. – В мое время таких не водилось.

– Очень мне эти молодые люди интересны, Петруччо. Хоть что, любая информация.

– Не первый год замужем, – проворчал Леший. – «Волки», «Шакалы»… Скоро, б…, детсадовцы в стаи сбиваться начнут, погоняла друг другу давать!

– Уже дают, Петруччо! – усмехнулся Лис. – У меня в младшей группе, знаешь, какое погоняло было? Корешок!

– Да брось! – не поверил Леший.

– Точно тебе говорю! Только не тот «корешок», который на блатном языке – мы ж тогда не знали еще всей этой дряни… Обычный корешок! В смысле: маленький корень. Коренев – корень, очень просто. Не вру, Петруччо, клык даю, если хочешь.

Леший с недоверием посмотрел на него, потом не выдержал и улыбнулся.

– Да, Михалыч, разные мы с тобой люди!.. А я вот в младшую группу не ходил – сразу в старшую пошел! Там Фима Щипач воспитателем, а на обед вместо манной каши – «бычок» и полстакана бормотухи…

Улыбка Лешего постепенно превратилась в оскал.

– Хватит рубаху рвать, Петруччо! – оборвал его Лис. – Дети ни в чем не виноваты, а все мы на собственных ошибках учимся. Что-то ты раскиселился совсем в этом своем ночном клубе… Вот приду как-нибудь, проверю.

Лис глянул вдоль забора, собираясь уходить.

– А Ванька тот Боцман – он только с подругой был? Или с корешами тоже?

– Не, только их двоих и видел, – проговорил Леший.

Лис протянул ему несколько тысячерублевых купюр. Леший посмотрел на них, зачем-то отер руки о штаны, взял деньги.

– Не грусти, Петруччо. Ну? – Лис хлопнул его по плечу. Леший вяло улыбнулся.

– Ведь я тебя никогда не подставлял. И ты меня тоже. Верно?

– Точняк, – сказал Леший.

– Вот и отлично. Набери меня, когда что-нибудь вызнаешь.

Лис пошел в свою сторону, Леший – в свою. Точнее, уже не Леший, а – Клоп. Хотя нет, сейчас он просто гражданин Клищук Петр Васильевич. Если мент пристебется, он ему свой паспорт покажет… А если кого из дружков встретит – тогда будет Клопом. Тьфу ты, запутаться можно! В последние годы такая двойственность, а то и тройственность стала его напрягать.