Текст книги "Германо-польская война"

Автор книги: Даниил Проэктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Польское сопротивление оказалось реальной силой, и поход гитлеровского вермахта в Польшу, какими бы ослепительными ни казались его внешние успехи, не был простой военной прогулкой.

Начальные события каждой войны поучительны с военной и с исторической точек зрения, ибо связаны с одним из наиболее резких скачков в жизни государства общества, вооруженных сил – с переходом от мира к войне. Польская армия, особенно ее руководство, не были подготовлены к войне нового типа, которую начал агрессор. Но и гитлеровский вермахт, вторгаясь в Польшу, еще не владел в достаточной мере искусством ее ведения. Новые приемы вождения войск не рождались готовыми, а складывались постепенно, по мере накопления практического опыта. Германский генералитет не обладал, особенно в начале войны, каким-то особым искусством вождения войск, как это иногда изображают апологеты гитлеровского вермахта, и далеко не был непогрешим в оперативных вопросах. Начало германо-польской войны еще раз убеждает нас в том, что предвоенные теории, планы, расчеты и реальная практика войны различные вещи. Германские официальные оперативно-тактические доктрины, несмотря на бесспорные их преимущества над оборонительными доктринами Польши и Франции, на кануне войны еще не в полной мере выражали принципиально новый военный метод, как об этом говорят военные писатели Запада. Но в сентябре 1939 г. перед германской армией открылись такие перспективы, противник давал ей так много преимуществ, что хорошо подготовленный и организованный фашистский военный аппарат начал быстро и эффективно приспосабливаться к этой новой обстановке и новым возможностям.

После завершения войны с Польшей точка зрения о ведущей роли крупных танковых и моторизованных соединений завоевала в германской армии большое количество сторонников. Многие стали считать, что теория Гудериана берет верх над устаревшими концепциями Бека, Фрича и им подобных. Однако "танковая доктрина" еще не была полностью и до конца признана всеми. Требовался дополнительный опыт.

Сентябрьские события обнаружили возросшую мощь современной авиации, но накануне войны ее могущество все же переоценивалось. Техническое и количественное превосходство в воздухе позволило германскому командованию подавлять одновременно тактическое расположение польских войск и оперативную глубину обороны. Если попытки немцев уничтожить польскую авиацию на аэродромах в первый же день войны не удались, то в последующие дни германская авиация добилась больших результатов, особенно при действиях по железнодорожным коммуникациям и незащищенным городам.

Польские вооруженные силы проиграли войну. Но сентябрь 1939 г. показал, что с гитлеровским вермахтом бороться можно. Его победы, даже при подавляющем превосходстве сил, кончались там, где он встречал народное сопротивление. В этом смысле оборона Варшавы свидетельствовала, что там, где перед фашизмом не отступают, а сражаются с ним твердо и до конца, его планы терпят провал, его воля уступает воле борцов за справедливость.

Что касается германских милитаристов, то победа в Польше стала рассматриваться ими как нечто вполне закономерное. Полностью отвлекаясь от социально-политических моментов и по традиции учитывая только военный опыт в "чистом виде", они пришли к выводу, что "блицкриг" в Польше – это всеобщий образец для любого из будущих походов. Односторонние выводы из польской кампании стали теперь основой основ для планирования и осуществления всех дальнейших актов агрессии.

Глава IV.

"Странная война" и подготовка союзников к отпору германского вторжения

1

Развитие вооруженных сил Франции между двумя мировыми войнами происходило под влиянием ряда условий, определявших внутриполитическую обстановку в стране и внешнюю политику господствующих классов.

По Версальскому договору Франция получила новые важные промышленные районы. Уголь Саарского бассейна, железные рудники и металлургические заводы Эльзаса и Лотарингии способствовали значительному расширению военно-экономической базы Франции. Германия была побеждена, Англия и США эвакуировали с континента свои вооруженные силы, и теперь, казалось, Франция превращалась в самую могущественную европейскую державу. В этой обстановке внешняя политика правящих кругов "третьей республики" имела несколько ведущих направлений. Первое – борьба против Советского Союза и революционного движения в Европе, во имя которой французская буржуазия стала выступать инициатором и участником всевозможных антисоветских блоков, договоров и союзов. Несмотря на явное противоречие национальным интересам, французские руководители стали партнерами США и Англии в деле восстановления экономической мощи Германии и превращения недавнего врага в ударную силу, направленную против СССР. Второе направление политики правящих кругов Франции характеризовалось усилиями закрепить колонии как старые, так и вновь приобретенные, подавить национально-освободительное движение в колониях, поставить их ресурсы на службу метрополии. Третье направление составляли попытки обеспечить страну от новой германской агрессии и реванша, угроза которых, как подсказывал исторический опыт, могла неизбежно возникнуть по прошествии некоторого времени. Участвуя в восстановлении германской военно-экономической базы, правящие круги Франции вместе с тем боялись, что взращенный на иностранные деньги германский милитаризм направит свой первый удар не на восток, а против "третьей республики", так как политическая комбинация, при которой в мировой войне на стороне Франции сражались Россия, Англия, а потом и США, может не повториться. А остаться один на один со своим исконным врагом не сулило ничего хорошего для французского государства. Военно-экономическая база Германии превосходила военное производство Франции, хотя промышленность последней за время войны и увеличилась примерно на 30%. Франция была страной, где численность населения почти не возрастала. В течение 50 лет перед Первой Мировой войной прирост населения Франции составлял всего лишь 1 млн 700 тыс. человек, то есть примерно 34 тыс. ежегодно. За то же время прирост населения Германии составил 27 млн человек, или 540 тыс. в год{179}. Даже после военных потерь население Германии достигало внушительной цифры 65 млн человек (против 39 млн человек во Франции). В условиях, когда военная мощь страны определялась прежде всего количеством дивизий, которые она может развернуть в военное время, отсутствие прироста населения сулило в перспективе дальнейший катастрофический спад военного потенциала Франции. По расчетам французских военных специалистов середины 20-х годов, к 1936 г. численность боеспособных граждан Германии должна была более чем вдвое превысить количество таких же граждан французской метрополии. Это внушало французской буржуазии страх за будущее. Учитывая все обстоятельства развития страны в условиях быстрого роста политической активности трудящихся масс и усиления революционных тенденций в метрополии и колониях, французская буржуазия после Первой Мировой войны в своем европейском внешнеполитическом курсе все больше и больше проникается оборонительными тенденциями. Усилению и закреплению таких тенденций способствовало то обстоятельство, что французская буржуазия стала страшиться собственного народа больше, чем своих внешних врагов. Она не считает необходимым и возможным двинуть свои армии на восток, за Рейн. Она направляет усилия к тому, чтобы укрепить новые восточные границы, а главное – "освоить" вновь приобретенные колонии, то есть железной рукой подавлять национально-освободительное движение и выкачивать ресурсы из колоний.

Французский генералитет в начале 30-х годов верил, что французская армия по крайней мере на ближайшие 10-15 лет обеспечит безопасность страны{180}. Это успокаивало, но вместе с тем и не давало стимула к развитию, к поискам нового. Победа в Первой Мировой войне рассматривалась как неоспоримое подтверждение абсолютной правильности всей военной системы, военной доктрины, организационных принципов, оперативного и тактического искусства Франции.

Старые генералы мировой войны, безраздельно господствовавшие во французской армии 20-х годов, твердо стояли на теоретических позициях господства обороны над наступлением. В будущее они смотрели глазами прошлого. Чем дальше, тем с большими опасениями встречали эти столпы военной мощи Франции любую свежую мысль о радикальных новшествах и переменах в армии. В обстановке, которая все более прочно укоренялась в громоздком бюрократическом аппарате французской армии, свежих мыслей и новых веяний со временем становилось все меньше. Всей силой своего авторитета отвергали старые маршалы и генералы – Фош, Петэн, Вейган, Гамелен и другие утверждения о назревающем перевороте в военном деле, который должен произойти, если начавшийся процесс моторизации вооруженных сил будет развиваться и дальше. Позиция французских военных руководителей была непоколебима: ключ к познанию будущего – в руках тех, кто победил в мировой войне, опыт которой настолько всеобъемлющ, что всякая новая война не сможет чем-либо принципиальным отличаться от минувшей с ее господством позиционных форм. Поэтому, считали они, важно последовательно придерживаться достигнутого и время от времени "подновлять" армию частными реформами. Так в начале 20-х годов во французской армии складывались взгляды, которые впоследствии были поддержаны всем политическим курсом правящих кругов. В обстановке реакции 20-30-х годов эти взгляды превращались в мертвую догму. Французская армия почти незаметно для ее руководителей постепенно отставала от других европейских армий. Вскоре это отставание стало угрожающим. Если правильна старая мысль, что разбитые армии хорошо учатся, то верно будет и то, что перед победившей армией есть особая опасность быстрого отставания, если, чрезмерно увлекаясь прошлыми победами, она переоценит свои возможности и силы.

Политическая реакция, господствовавшая во Франции в начале 30-х годов, целиком отразилась на состоянии вооруженных сил. Антинародная политика правящих классов вызывала в стране острейшую классовую борьбу, целиком поглощавшую усилия правительства. Быстрая смена кабинетов, постоянные интриги, непрестанная борьба между буржуазными партиями лишали армию достаточно стабильного и планомерного руководства со стороны высших органов государства. Армию старались все больше и больше отгородить от внутриполитической жизни страны.

Буржуазные правительства Франции, не жалея энергии для подавления революционного движения и для борьбы с коммунистической идеологией, недооценивали важность укрепления национальной обороны. Это видно, в частности, из того, что военные кредиты в большей части оставались неиспользованными: на 50% – в 1933 г.; на 33% – в 1934 г. и на 60% – в 1935 г.{181}.

В 1935 г. благодаря Гамелену, назначенному вице-президентом Верховного совета национальной обороны, был получен военный кредит почти в 4 млрд франков. Главные усилия направлялись на строительство танков. Было построено некоторое количество машин типа Р-35 и Г-35. Но только в 1936 г., в силу психологического шока, вызванного ремилитаризацией Рейнской области, военный министр Даладье потребовал, чтобы Гамелен разработал программу военного производства, рассчитанную на несколько лет. Гамелен представил ему "четырехлетний план" на сумму в 9 млрд франков. Даладье увеличил ассигнования до 14 млрд. Этот план был утвержден 7 сентября 1936 г. Казалось, наконец за три года до войны сдвинулось с места дело перевооружения наземных войск. Что касается подобных же мер в области авиации, то они начали приниматься только в январе 1938 г. с назначением министром авиации Ги ля Шамбра{182}.

Было создано управление по производству вооружения, утвержденное законом от 3 июля 1935 г. Функции по организации военного производства распределялись следующим образом: Генеральный штаб выбирает объекты, подлежащие изготовлению, и утверждает программу выпуска военной продукции; управление по производству вооружения распределяет заказы по заводам военного министерства или на частных предприятиях; управление вооружения испытывает и принимает продукцию.

Деятельность всего этого аппарата можно проследить хотя бы на одном примере, который приводит в своей работе главный инженер управления вооружений Аппиш из области изготовления новой 47-мм противотанковой пушки. Разработка ее проекта состоялась в 1931 г.; первый образец был представлен лишь в 1935 г., но так как было неизвестно, кто ее будет использовать пехота или артиллерия, а каждая из них предъявляет свои требования, то дискуссия по вопросу о запуске ее в производство затянулась до 1937 г. Первые экземпляры пушки были изготовлены только в ноябре 1938 г., то есть за десять месяцев до начала войны, и личный состав не успел ее как следует освоить.

Короче говоря, по выражению одного из исследователей вопроса о вооружениях французской армии д'Оопа, "ответственность была рассеяна между многими, а авторитета – нигде"{183}.

Был ли выполнен "четырехлетний план"? В отношении сухопутных войск – с большим опозданием. Только лишь к концу мая 1940 г., то есть к тому периоду, когда поражение Франции в войне с Германией стало фактом, заводы выпустили: тяжелых танков класса В 387 вместо намеченных по программе 396, средних танков класса Д 260 (эти вообще не намечались планом 1936 г.), легких танков 2791 вместо предусмотренных 2430{184}.

Все французские танки имели сильную броню (до 40 мм, а тяжелый танк В до 70 мм), превосходя в этом германские танки, были вооружены пушками (37-мм – на танках "Рено" и "Гочкис" и 75-мм – на танке В), способными пробивать броню германских легких и средних машин, а тяжелый танк В выдерживал попадание снарядов пушек всех калибров, установленных на немецких танках. В отношении быстроходности и радиуса действия германские танки превосходили французские.

Недооценивая роль авиации, действующей непосредственно на поле боя, французский Генштаб пренебрег противовоздушной обороной войск в пользу территориальной противовоздушной обороны, то есть противовоздушной обороны страны. Для ПВО войск армия располагала только старыми образцами зенитных пушек, которые применялись еще в 1918 г. (86 батарей); было начато производство зенитных пушек 25-мм калибра, из которых только 30 были изготовлены к моменту мобилизации и 1200 в мае 1940 г. Имелось еще некоторое количество 20-мм орудий иностранного производства, закупленных в начале 1940 г. (390 типа "Эрликон" и 34 типа "Бофорс"). Такое число зенитных орудий было мизерным для армии. Почти полное отсутствие противовоздушной обороны в мае 1940 г. сильно отразилось на моральном состоянии войск, оказавшихся безоружными при атаках германских пикирующих бомбардировщиков. До 1938 г. во Франции вообще не делалось серьезных усилий для развития авиации. Так называемый "план I" от 1933 г. предусматривал постройку только 1000 самолетов первой линии. В 1936 г. перед фактом перевооружения воздушного флота, проводимого гитлеровцами, Главный штаб ВВС составил "пятилетний план" – так называемый "план II", по которому число самолетов первой линии доводилось до 1500 единиц. Этот план был утвержден правительством в сентябре 1936 г. одновременно с планом перевооружения наземных войск. Позже "план И", показавшийся неудовлетворительным министру авиации П. Коту, был заменен планами "III" и "IV", предусматривавшими усиление и противовоздушной обороны страны, и истребительной авиации непосредственного прикрытия наземных войск. Однако, чтобы не изменять всего плана национальной обороны в целом, Высший военный совет 15 февраля 1937 г. отверг планы "III" и "IV" и вновь вернулся к "плану И".

Когда в январе 1938 г. Ги ля Шамбр получил портфель министра авиации, он обнаружил наличие всего лишь 1375 самолетов первой линии и очень слабо развитое авиационное производство (35 машин в месяц). Под его руководством производство увеличивается до 220 самолетов в месяц в 1939 г. и 300 машин к началу 1940 г.

Ги ля Шамбр вводит "план V", предусматривающий поставку 2617 современных самолетов, из них 1081 истребитель, 876 бомбардировщиков, 636 разведчиков и наблюдателей и 24 десантных самолета{185}. К началу военных действий удалось выпустить лишь часть этих самолетов, главным образом истребительной авиации.

Согласно французским данным, на 15 мая 1940 г. авиация первой линии имела в строю 1300 машин, в том числе всего лишь 143 бомбардировщика{186}.

Французская авиация значительно уступала немецко-фашистской и в качественном отношении. Скорость полета французских истребителей "Потез-63" и "Моран" составляла 480 км/час, а германский Ме-110 развивал скорость до 580 км/час. Материальная часть и радиус действия гитлеровских бомбардировщиков значительно превосходили образцы французской бомбардировочной авиации. Пикирующие бомбардировщики во французской авиации вообще отсутствовали.

Французская армия накануне войны предназначалась служить опорой реакции, орудием крупной буржуазии и государственно-бюрократического аппарата. В 1939 г., несмотря на многие слабые стороны, она все же была достаточно боеспособной, чтобы сражаться против Германии. Но зимой и весной 1940 г. быстро развивавшиеся внутренние процессы, о которых речь пойдет ниже, подорвали ее мощь.

2

Три главных момента определяли характер военной подготовки союзников к отпору германского вторжения в 1939-1940 гг.: политика правящих кругов Франции и Англии, получившая название политики "странной войны ", противоречия внутри складывающейся коалиции капиталистических государств и англо-французская стратегическая концепция. Из них первый был главным и определяющим.

Ход подготовки Франции и Англии к отпору германской агрессии в период "странной войны" – от сентября 1939 г. до мая 1940 г. – находился в прямой зависимости от внутренней и внешней политики правящих кругов этих держав. Широкие массы английского и французского народов ненавидели и презирали фашизм, его методы и цели, ставшие предельно очевидными в ходе и после окончания германо-польской войны. Но трагедия состояла в том, что капитулянты и пораженцы, обладавшие значительной силой и властью, противились мобилизации национальных сил для активной борьбы с фашизмом.

Девять месяцев "странной войны" показали, что крупная французская буржуазия в обстановке, когда гитлеровские армии стояли у дверей Франции, заботилась прежде всего о создании активного фронта против рабочего класса и коммунистической партии в стране и что, если бы этот внутренний фронт дрогнул, она постаралась бы подкрепить его танковыми дивизиями Гитлера. Влиятельнейшие группировки буржуазии искали мира и союза с "третьим рейхом". Расчеты на возможный германо-советский конфликт, не только изолированный, но и при определенных условиях включающий активное выступление Франции и Англии, как и раньше, занимали в их планах первостепенное место. Политический курс диктовал свести войну с Германией на нет и обратить оружие против "внутреннего врага". Этим в конечном счете и определялся процесс подготовки военных действий против гитлеровских вооруженных сил, этим в значительной степени объяснялось то тяжелое состояние французской армии, в котором она вынуждена была на рассвете 10 мая 1940 г. встретить германский удар. Конечно, существовали буржуазные круги, понимавшие, какую угрозу несет Франции германское вторжение, и выступавшие за более активную борьбу против Германии как опасного врага и торгово-промышленного конкурента. Но и среди радикальных кругов буржуазии трудно было найти достаточное количество решительных людей, которые поставили бы национальные интересы выше классовых и твердо стояли бы на позициях борьбы с германским фашизмом до конца. Под воздействием общественного мнения, требований трудящихся, под влиянием сложной политической ситуации в Европе и данных разведки о сосредоточении вермахта у франко-бельгийско-голландских границ, наконец, в силу того простого факта, что война была объявлена и армия отмобилизована, определенная подготовка к военным действиям на Восточном фронте велась. Все чаще к линиям траншей возили корреспондентов, чтобы убедить простых французов в неприступности восточных границ страны. Но характер подготовки, ее интенсивность и направленность не отвечали реальному течению событий. Именно об этом свидетельствовал, в частности, крайне пассивный план ведения войны против Германии, созданный французским штабом, о котором мы будем говорить ниже и который представлял собой детище не только и не столько оборонительной стратегии, исповедуемой французским генеральным штабом, сколько политики правящих кругов. Французская буржуазия, казалось, убеждала Гитлера, чтобы он был спокоен за свой тыл и решительно направил бы удар на Советский Союз. Реакционные тенденции политики и оборонительная доктрина стратегии полностью сомкнулись в идеях этого плана. Политика "странной войны" определила несостоятельность франко-английской подготовки к отпору гитлеровской агрессии, и на почве такой политики созрела катастрофа Франции.

"Странная война" – это последняя попытка уйти от действительной войны тех, кто открыл ей дорогу. Она выражала политический курс наиболее реакционных кругов французской и английской буржуазии, рассчитанный на то, чтобы под видом защиты своих государств от внешней агрессии нанести удар трудящимся, и прежде всего рабочему классу. Здесь было налицо прямое продолжение мюнхенских тенденций, но начало этой политики идет не от Мюнхена. "Странная война" – завершающий этап длинного пути к мировой катастрофе, проложенного от Версаля через Мюнхен до предательства западными союзниками Польши. Это был вместе с тем огромный самообман. Творцы "странной войны" убеждали себя, будто Гитлер не настолько безрассуден, чтобы вступить в кровопролитие на Западе и помешать французской буржуазии использовать его собственные методы для разгрома левых сил Франции. Гитлер понимает, думали апологеты "странной войны", что объявить войну – еще не значит воевать. Они полагали, что фюрер помнит Сомму, Верден и данные еще в "Майн кампф" обещания сокрушить большевизм. Им казалось, что они установили молчаливое взаимопонимание с далеким Берхтесгаденом – резиденцией германского фюрера и что дух согласия витает теперь над укреплениями Восточного фронта, над войсками, стоящими по обе стороны мутного Рейна за линиями Зигфрида и Мажино, что Гитлер, конечно, предпочтет Восток, где лежит путь к решению всех его проблем. Разгромить Советский Союз руками Гитлера, вложить и свой вклад в "уничтожение большевизма", сделать это именно сейчас, когда война стала фактом и в ее ходе оправданы любые превратности и повороты, уничтожить коммунистическое движение, подавить рабочий класс внутри своих стран, используя законы и обычаи военного времени, – такова была главная цель французской и английской реакции, такой смысл вкладывали они в политику "странной войны".

С точки зрения политических и военных задач, которые ставило перед собой франко-английское руководство, период от сентября 1939 г. до мая 1940 г. можно разделить на два этапа.

Первый этап открылся бешеным натиском французской реакции на внутреннем фронте. "За спиной этой "странной войны", – пишет французский исследователь Вийар, – началась настоящая война... Она проявляется прежде всего внутри Франции. Правящие классы стремительно бросили свои силы в атаку против народных масс и в первую очередь против рабочего класса"{187}.

В качестве предлога и прикрытия начала борьбы против Коммунистической партии Франции был использован советско-германский договор от 23 августа 1939 г., а затем начало Освободительного похода Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию 17 сентября того же года. Коммунистическая партия объявляется вне закона, разжигается антикоммунистическая истерия. Коммунисты оказались вынужденными уйти из парламента, профсоюзов и органов местной власти. Чрезвычайным декретом от 18 ноября 1939 г. правительство уполномочило полицейские власти арестовывать коммунистов без суда и следствия. Французская буржуазия создала во Франции атмосферу безудержного разгула антикоммунизма, в угаре которой отошли на задний план проблемы борьбы с гитлеровской Германией. Общественное мнение все более подготавливалось к мысли о необходимости договориться с Гитлером и начать войну против Советского Союза. Коррупция и продажность, господствовавшие в государственном и военном аппарате, открывали страну для гитлеровского вторжения. В такой политической атмосфере подготовка к войне с Германией все больше лишалась внутреннего духа и велась в надежде, что все, к чему она направлена, не осуществится.

Самые широкие возможности открылись для деятельности фашистской "пятой колонны". Предельно активизировались основанные еще осенью 1935 г. пропагандистские и диверсионные организации, возглавляемые ставленником германских монополий и фашистской разведки О. Абецем, особенно так называемый "франко-германский комитет" в Париже. Усилиями Абеца, генерального секретаря "комитета" де Бринона и их ставленников были подкуплены многие французские политики, дипломаты, чиновники, редакторы газет, генералы и офицеры Генерального штаба{188}. Усилилась подрывная работа фашистских организаций кагуляров (церковная организация капуцинов), являвшихся прямыми агентами гит леровской Германии. Эти организации, имевшие четкую военную структуру, стремились установить во Франции фашистский режим. Они получали из Германии и Италии оружие. Контакты между французскими фашистами и Третьим рейхом осуществлялись через крупные монополии, особенно через агентуру концерна "ИГ Фарбениндустри", который использовался нацистами как огромный шпионский центр против Франции. "Пятая колонна" имела широкую сеть агентов в государственном аппарате Франции. Через нее гитлеровское руководство знало о всех политических, хозяйственных и военных мероприятиях французского правительства и верховного командования{189}.

Постепенно шел процесс подтачивания боевой мощи французской армии. Она лишалась того огня, той твердой убежденности, без которых немыслимо побеждать. Солдаты чувствовали, что их штыки хотят повернуть в другую сторону; генералы, склонившиеся в штабах над картами Германии, все больше думали о Москве и о тех врагах, которые засели на заводах Лилля, Парижа и других пролетарских центров. И оказалось вполне логичным, что, когда реакция начала новый тур своего антикоммунистического похода, все, связанное с подготовкой войны против фашистской Германии, было совершенно открыто отодвинуто на второй план.

Начало второго этапа "странной войны" было связано с событиями советско-финляндского конфликта.

Как только в конце ноября 1939 г. открылись военные действия в Финляндии, французские и английские правящие круги решили, что наступил самый благоприятный момент. Исступленная антисоветская и антикоммунистическая кампания достигла апогея. "Неописуемая буря охватила буржуазию, – пишет де Кериллис, автор книги "Французы, вот правда", изданной в Нью-Йорке в 1942 г. – Дух крестового похода с яростью охватил их круги... Существовал единый клич: война России! Люди, миролюбиво настроенные, превратились в наиболее воинствующих людей. Те, кто не хотел "умирать за Данциг", хотели "умереть за Хельсинки"... Те, кто защищал идею о том, что нужно оставаться неподвижно за линией Мажино, молили уже, чтобы послать армию, которая дралась бы за Северный полюс... Это был момент, когда антикоммунистический бред достиг своей крайней степени и принял формы эпилепсии"{190}. Буржуазная пресса была до предела насыщена вздорными статьями, авторы которых пытались доказать угрозу со стороны Советского государства "западному миру", уверить, что Красная Армия бессильна. "Для того чтобы провести мнение о необходимости принять войну против СССР, нужно было... убедить общественное мнение в слабости противника, которого предстоит разгромить"{191}. Сопротивление белофиннов стали называть "Фермопилами цивилизации"{192}, а Маннергейма – "смелым и достойным начальником"{193}. Под видом помощи Финляндии начал складываться антисоветский фронт. Он включал широкую посылку в Финляндию оружия, денег, подготовку экспедиционного корпуса и оказание широкой моральной поддержки белофиннам. За короткий срок Маннергейм получил от Франции, Англии, Италии, Швеции более 350 самолетов, 1500 орудий, 6 тыс. пулеметов, 1 тыс. ружей, 650 тыс. ручных гранат, 160 млн патронов и другое вооружение{194}.

Английское правительство начало готовить экспедиционные войска для отправки в Финляндию{195}. На основе складывающегося антисоветского империалистического фронта наметилась общность интересов и намерений Англии и Франции с фашистскими Германией и Италией. Гитлер и его штабы, заинтересованные не только в ослаблении Советского Союза, но и в том, чтобы граница Финляндии проходила возможно ближе к Ленинграду и Мурманску, ясно давали понять о своей солидарности с Финляндией и, подобно французским руководителям, не скрывали свое удовлетворение теми трудностями, которые встретила Красная Армия при прорыве линии Маннергейма. Через шведских корреспондентов в Берлине Гитлер сообщил, что Германия не будет возражать против перевозок через Швецию военных материалов и добровольцев. Фашистская Италия открыто поставляла Финляндии оружие и бомбардировщики, причем последние получили право перелетать через Францию{196}. Газета "Эвр" писала 3 января 1940 г.: "Иностранная помощь, оказываемая Финляндии, сорганизовалась. Послы Англии и Италии покинули Москву на неопределенное время"{197}.

Так на общей антисоветской основе теперь уже почти открыто складывался контакт западных демократий и фашистских государств, формально находившихся в состоянии либо войны, либо отчужденности друг с другом. Казалось, международная реакция была близка к своей цели – организации "всеобщего похода против большевизма". 20 декабря 1939 г. в Финляндию вылетел полковник французского Генерального штаба Ганеваль для координации совместных действий против Красной Армии{198}.

Мир, заключенный Советским Союзом с Финляндией, сорвал замыслы империалистов и вызвал у них плохо скрываемое разочарование. Но в Лондоне и Париже не хотели отказываться от намерений нанести удар по Советскому Союзу. Теперь там, как и в Берлине, стали рассматривать Советский Союз в военном отношении чрезвычайно слабым. Взоры обратились на юг. Объектами удара избираются советские нефтяные районы.