Текст книги "Меня называют Капуцином. Избранная проза (худ. Н. Воронцов)"
Автор книги: Даниил Хармс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Пашквиль
Знаменитый чтец Антон Исаакович Ш., то самое историческое лицо, которое выступало в сентябре месяце 1940 года в Литейном Лектории, любило перед своими концертами полежать часок-другой и отдохнуть. Ляжет оно бывало на кушет и скажет: «Буду спать», а само не спит. После концертов, оно любило поужинать. Вот оно придет домой, рассядется за столом и говорит своей жене: «А ну, голубушка, состряпай-ка мне что-нибудь из лапши». И пока жена его стряпает, оно сидит за столом и книгу читает. Жена его хорошенькая, в кружевном передничке, с сумочкой в руках, а в сумочке носовой платочек и ватрушечный медальончик лежат, жена его бегает по комнате, каблуками стучит как бабочка, а оно скромно за столом сидит, ужина дожидается. Все так складно и прилично. Жена ему что-нибудь приятное скажет, а оно головой кивает. А жена его порх к буфетику и уже рюмочками там звенит. «Налей-ка, душенька, мне рюмочку», – говорит оно. «Смотри, голубчик, не спейся», говорит ему жена. «Авось, пупочка, не сопьюсь», говорит оно, опрокидывая рюмочку в рот. А жена грозит ему пальчиком, а сама боком через двери на кухню бежит. Вот, в таких приятных тонах, весь ужин проходит, а потом они спать закладываются. Ночью, если им мухи не мешают, они спят спокойно, потому что уж очень они люди хорошие!
12 октября 1940
Лекция
Пушков сказал:
– Женщина, это станок любви, – и тут же получил по морде.
– За что? – спросил Пушков, но, не получив ответа на свой вопрос, продолжал:
– Я думаю так: к женщине надо подкатываться снизу. Женщины это любят, и только делают вид, что они этого не любят.
Тут Пушкова опять стукнули по морде.
– Да, что же это такое, товарищи! Я тогда и говорить не буду, – сказал Пушков, но, подождав с четверть минуты, продолжал:
– Женщина устроена так, что она вся мягкая и влажная.
Тут Пушкова опять стукнули по морде. Пушков попробовал сделать вид, что он этого не заметил, и продолжал:
– Если женщину понюхать…
Но тут Пушкова так сильно трахнули по морде, что он схватился за щеку и сказал:
– Товарищи, в таких условиях совершенно невозможно провести лекцию. Если это будет еще повторяться, я замолчу.
Пушков подождал четверть минуты и продолжал:
– На чем мы остановились? Ах да! Так вот: Женщина любит смотреть на себя. Она садится перед зеркалом совершенно голая…
На этом слове Пушков опять получил по морде.
– Голая, – повторил Пушков.
– Трах! – отвесили ему по морде.
– Голая! – крикнул Пушков.
– Трах! – получил он по морде.
– Голая! Женщина голая! Голая баба! – кричал Пушков.
– Трах! Трах! Трах! – получал Пушков по морде.
– Голая баба с ковшом в руках! – кричал Пушков.
– Трах! Трах! – сыпались на Пушкова удары.
– Бабий хвост! – кричал Пушков увертываясь от ударов. – Голая монашка!
Но тут Пушкова ударили с такой силой, что он потерял сознание и как подкошенный рухнул на пол.
12 октября 1940
Помеха
Пронин сказал:
– У вас очень красивые чулки.
Ирина Мазер сказала:
– Вам нравятся мои чулки?
Пронин сказал:
– О, да. Очень. – И схватился за них рукой.
Ирина сказала:
– А почему вам нравятся мои чулки?
Пронин сказал:
– Они очень гладкие.
Ирина подняла свою юбку и сказала:
– А видите какие они высокие?
Пронин сказал:
– Ой, да да.
Ирина сказала:
– Но вот тут они уже кончаются. Тут уже идет голая нога.
– Ой, какая нога! – сказал Пронин.
– У меня очень толстые ноги, – сказала Ирина. – А в бедрах я очень широкая.
– Покажите, – сказал Пронин.
– Нельзя, – сказала Ирина, – я без панталон.
Пронин опустился перед ней на колени.
Ирина сказала:
– Зачем вы встали на колени?
Пронин поцеловал ее ногу чуть повыше чулка и сказал:
– Вот зачем.
Ирина сказала:
– Зачем вы поднимаете мою юбку еще выше? Я же вам сказала, что я без панталон.
Но Пронин все-таки поднял ее юбку и сказал:
– Ничего, ничего.
– То есть как же это так ничего? – сказала Ирина.
Но тут в двери кто-то постучал. Ирина быстро одернула свою юбку, а Пронин встал с пола и подошел к окну.
– Кто там? – спросила Ирина через двери.
– Откройте дверь, – сказал резкий голос.
Ирина открыла дверь, и в комнату вошел человек в черном пальто и в высоких сапогах. За ним вошли двое военных, низших чинов, с винтовками в руках, и за ними вошел дворник. Низшие чины встали около двери, а человек в черном пальто подошел к Ирине Мазер и сказал:
– Ваша фамилия?
– Мазер, – сказала Ирина.
– Ваша фамилия? – спросил человек в черном пальто, обращаясь к Пронину.
Пронин сказал:
– Моя фамилия Пронин.
– У вас оружие есть? – спросил человек в черном пальто.
– Нет, – сказал Пронин.
– Сядьте сюда, – сказал человек в черном пальто, указывая Пронину на стул.
Пронин сел.
– А вы, – сказал человек в черном пальто, обращаясь к Ирине, – наденьте ваше пальто. Вам придется с нами проехать.
– Зачем? – спросила Ирина.
Человек в черном пальто не ответил.
– Мне нужно переодеться, – сказала Ирина.
– Нет, – сказал человек в черном пальто.
– Но мне нужно еще кое-что на себя надеть, – сказала Ирина.
– Нет, – сказал человек в черном пальто.
Ирина молча надела свою шубку.
– Прощайте, – сказала она Пронину.
– Разговоры запрещены, – сказал человек в черном пальто.
– А мне тоже ехать с вами? – спросил Пронин.
– Да, – сказал человек в черном пальто. – Одевайтесь.
Пронин встал, снял с вешалки свое пальто и шляпу, оделся и сказал:
– Ну, я готов.
– Идемте, – сказал человек в черном пальто.
Низшие чины и дворник застучали подметками.
Все вышли в коридор.
Человек в черном пальто запер дверь Ирининой комнаты и запечатал ее двумя бурыми печатями.
– Даешь на улицу, – сказал он.
И все вышли из квартиры, громко хлопнув наружной дверью.
12 октября 1940
«– Да, – сказал Козлов…»
– Да, – сказал Козлов, притряхивая ногой, – она очень испугалась. Еще бы! Хо-хо! Но сообразила, что бежать ни в коем случае нельзя. Это все же она сообразила. Но тут хулиганы подошли ближе и начали ей в ухо громко свистеть. Они думали оглушить ее свистом. Но из этого ничего не вышло, т. к. она как раз на это ухо была глуха. Тогда один из хулиганов шваркнул ее палкой по ноге. Но и из этого тоже ничего не вышло, потому что как раз эта нога была у нее еще пять лет тому назад ампутирована и заменена протезом. Хулиганы даже остановились от удивления, видя, что она продолжает спокойно идти дальше.
– Ловко! – сказал Течорин. – Великолепно! Ведь что бы было, если бы хулиганы подошли к ней с другого бока? Ей повезло.
– Да, – сказал Козлов, – но обыкновенно ей не везет. Недели две тому назад ее изнасиловали, а прошлым летом ее просто так, из озорства, высекли лошадиным кнутом. Бедная Елизавета Платоновна даже привыкла к подобным историям.
– Бедняжка, – сказал Течорин. – Я был бы не прочь ее повидать.
<1940>
«На кровати метался…»
На кровати метался полупрозрачный юноша. На стуле, закрыв лицо руками, сидела женщина, должно быть мать. Господин в крахмальном воротнике, должно быть врач, стоял возле ночного столика. На окнах были спущены желтые шторы. Заскрипела дверь и в комнату заглянул кот. Господин в крахмальном воротничке ударил кота сапогом по морде. Кот исчез. Юноша застонал.
Юноша что-то сказал. Господин, похожий на врача прислушался. Юноша сказал: «Лодки плывут». Господин нагнулся над юношей.
– Что с вами, мой дорогой друг? – спросил господин, наклоняясь к юноше. Юноша молча лежал на спине, но лицо его было повернуто к стенке.
Юноша молчал.
– Хорошо, – сказал господин выпрямляясь, – Вы не желаете отвечать вашему другу. Хорошо.
Господин пожал плечами и отошел к окну.
– Дайте лодку, – произнес юноша.
Господин, стоя у окна хихикнул.
Прошло минут восемь. Юноша отыскал глазами господина в крахмальном воротничке и сказал:
– Доктор, скажите мне откровенно: я умираю?
– Видите ли, – сказал доктор, играя цепочкой от часов. – Я бы не хотел отвечать на ваш вопрос. Я даже не имею права отвечать на него.
– То, что вы сказали, вполне достаточно, – сказал юноша. – Теперь я знаю, что надежд нет.
– Ну уж это ваша фантазия, – сказал доктор. – Я вам про надежды не сказал ни слова.
– Доктор, вы меня считаете за дурака. Но уверяю вас, что я не так глуп и прекрасно понимаю свое положение.
Доктор хихикнул и пожал плечами.
– Ваше положение таково, – сказал он, – что понять вам его невозможно.
<1940>
«На улицах становилось тише…»
На улицах становилось тише. На перекрестках стояли люди, дожидаясь трамвая. Некоторые, потеряв надежду, уходили пешком. И вот на одном из перекрестков Петроградской Стороны, осталось всего два человека. Один из них был очень небольшого роста, с круглым лицом и оттопыренными ушами. Второй был чуточку повыше и, как видно, хромал на левую ногу. Они не были знакомы друг с другом, но общий интерес к трамваю, заставил их разговориться. Разговор начал хромой.
– Уж не знаю, – сказал он, как бы ни к кому не обращаясь. – Пожалуй не стоит и дожидаться.
Круглолицый повернулся к хромому и сказал:
– Нет, я думаю еще может придти.
<1940>
«В трамвае сидели два человека…»
В трамвае сидели два человека и рассуждали так: Один говорил: «Я не верю в загробную жизнь. Реальных доказательств того, что загробная жизнь существует – не имеется. И авторитетных свидетельств о ней мы не знаем. В религиях же о ней говорится либо очень неубедительно, например в исламе, либо очень туманно, например в христианстве, либо ничего не говорится, например в библии, либо прямо говорится, что ее нет, например в буддизме. Случаи ясновидения, пророчества, разных чудес и даже привидений прямого отношения к загробной жизни не имеют и отнюдь не служат доказательством ее существования. Меня нисколько не интересуют рассказы подобные тому, как один человек увидел во сне льва и на другой день был убит вырвавшимся из Зоологического сада львом. Меня интересует только вопрос: есть ли загробная жизнь или ее нет? Скажите, как по-вашему?»
Второй собеседник сказал: «Отвечу вам так: на ваш вопрос вы никогда не получите ответа, а если получите когда-нибудь ответ, то не верьте ему. Только вы сами сможете ответить на этот вопрос. Если вы ответите да, то будет да, если вы ответите нет, то будет нет. Только ответить надо с полным убеждением, без тени сомнения, или, точнее говоря, с абсолютной верой в свой ответ».
Первый собеседник сказал: «Я бы охотно ответил себе. Но ответить надо с верой. А чтобы ответить с верой, надо быть уверенным в истинности своего ответа. А где мне взять эту уверенность?»
Второй собеседник сказал: Уверенность, или точнее, веру нельзя приобрести, ее можно только развить в себе.
Первый собеседник сказал: Как же я могу развить в себе веру в свой ответ, когда я даже не знаю, что отвечать да или нет.
Второй собеседник сказал: Выберите себе то, что вам больше нравится.
– Сейчас будет наша остановка, – сказал первый собеседник и оба встали со своих мест, чтобы идти к выходу.
– Простите, – обратился к ним какой-то военный черезвычайно высокого роста. – Я слышал ваш разговор и меня, извините, заинтересовало: как это могут два еще молодых человека серьезно говорить о том, есть ли загробная жизнь, или ее нет?
<1940>
Синфония № 2
Антон Михайлович плюнул, сказал «эх», опять плюнул, опять сказал «эх», опять плюнул, опять сказал «эх» и ушел. И Бог с ним. Расскажу лучше про Илью Павловича.
Илья Павлович родился в 1893 году, в Константинополе. Еще маленьким мальчиком его перевезли в Петербург и тут он окончил немецкую школу на Кирочной улице. Потом он служил в каком-то магазине, потом еще чего-то делал, а, в начале революции, эмигрировал за границу. Ну и Бог с ним. Я лучше расскажу про Анну Игнатиевну.
Но про Анну Игнатиевну рассказать не так-то просто. Во-первых я о ней ничего не знаю, а во-вторых я сейчас упал со стула и забыл о чем собирался рассказывать. Я лучше расскажу о себе.
Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не пью, на скачки не хожу, но к дамам тянусь. И дамы не избегают меня. Даже любят, когда я с ними гуляю. Серафима Измайловна неоднократно приглашала меня к себе, и Зинаида Яковлевна тоже говорила, что она всегда рада меня видеть. Но вот с Мариной Петровной у меня вышел забавный случай о котором я и хочу рассказать. Случай вполне обыкновенный, но все же забавный ибо Марина Петровна, благодаря меня, совершенно облысела, как ладонь. Случилось это так: пришел я однажды к Марине Петровне, а она трах! и облысела. Вот и всё.
9–10 июня 1941
Реабилитация
Не хвастаясь, могу сказать, что когда Володя ударил меня по уху и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уже потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер он совсем не сразу. Это не доказательство, что ногу я отрезал ему еще днем. Тогда он был еще жив. А Андрюшу я убил просто по инерции, и в этом я себя не могу обвинить. Зачем Андрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им было не́ к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности, говорят я пил кровь, но это неверно, я подлизывал кровяные лужи и пятна; это естественная потребность человека уничтожить следы своего, хотя бы и пустяшного, преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну. Во-первых она уже не была девушкой, а во-вторых я имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я и вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом уж не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его тонкая шея. Он был создан не для жизни сей. Это верно, что я сапогом размазал по́ полу их собачку. Но это уж цинизм обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом, можно сказать, уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю. Ну хорошо: во всем этом (я могу согласиться) можно усмотреть некоторую жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то, что я сел и испражнился на свои жертвы, – это уже, извините, абсурд. Испражняться – потребность естественная, а следовательно и отнюдь не преступная. Таким образом, я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное оправдание.
10 июня 1941
Примечания
* * *
ПРЕДМЕТЫ И ФИГУРЫ… – Самый ранний из трактатов, несколько позже собранных Хармсом в особую тетрадь, он, однако, не открывает ее, а вставлен в середину. Название и выделенные в печатном тексте заглавными буквами слова выведены в рукописи парадно-художественным образом, чрезвычайно тщательно. Шкаф – ср. один из главных обэриутских квазилозунгов: «Искусство есть шкаф» (или шкап). Но шкафа как такового… – в авторском написании здесь – такого-го.
ВЕЩЬ – и в общем рожа – в рукописи вообщем (возможен вариант вообще?).
«ОДНА МУХА УДАРИЛА В ЛОБ…» – Нет, – сказал господин в башлыке <…> внезапной смерти – эта реплика в рукописи зачеркнута автором.
ТЕМА К РАССКАЗУ – Перед этим текстом, который следует в тексте непосредственно за предыдущим, незачеркнутый фрагмент: Господин Дернятин, известный плехаризиаст, решил выстроить посредине города Петербурга самую настоящую пирамиду. Во-первых на этой пирамиде можно сидеть лучше чем на крыше, а во-вторых в пирамиде можно устроить комнату да там и спать.
«ДАВАЙТЕ ПОСМОТРИМ В ОКНО…» – на обороте несколько цитат из Введенского, записанных, видимо, во время совместной читки и датированных 11–12 марта.
«ОДНАЖДЫ АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ…» – Для этой цели Василий Антонович… – этот и два следующих фрагмента, в отличие от прочих, пронумерованы: 3, 4, 5. Фрагмент 4 перечеркнут, но, возможно, номер восстанавливает его. Вот он: [Фельдшера и сестры милосердия положили Василия Антоновича на стол и покрыли простыней. Тут в комнату вошел сам профессор Мамаев. «Вас побрить?» – спросил профессор. «Нет, отрежьте мне мой горб», – сказал Василий Антонович]. Придя домой… – между этим и следующим фрагментами двойная черта красным и синим карандашом: возможно, автор вначале предполагал завершить рассказ на этом месте.
«ВОДА ВНИЗУ…» – в оригинале дореформенная орфография, по которой Хармс некоторое время писал в 1931 году, возможно, в магических целях.
«В 2 ЧАСА ДНЯ НА НЕВСКОМ ПРОСПЕКТЕ…» – в оригинале дореформенная орфография. Набросок перечеркнут синим карандашом.
УТРО – в оригинале дореформенная орфография. И сон прошел – вариант: проходит.
«КАК СТРАННО, КАК ЭТО НЕВЫРАЗИМО СТРАННО…» – в оригинале дореформенная орфография. Под текстом значок – длинная черта с кружком посредине (возможно, вариант «фиты» или «окна», см. примеч. к трактату «Мыр»), ниже написано: – Я пирожникъ. Дата, особенно в связи с тогдашним интересом Хармса к мистике и магии, заставляет в очередной раз задуматься о природе совпадений.
«АНТОН ГАВРИЛОВИЧ НЕМЕЦКИЙ…» – в оригинале дореформенная орфография.
ОДИННАДЦАТЬ УТВЕРЖДЕНИЙ… – Этот и следующий тексты также вошли в тетрадь трактатов, см. примеч. к «Предметам и фигурам…». Номера утверждений, а также взятое в скобки – выведены красными чернилами.
МЫР – в беловом варианте, переписанном в тетрадь, рядом с заголовком, выведенным очень толстыми печатными буквами, синим карандашом нарисован кружок, разделенный пополам вертикальной черточкой. Это, как следует из некоторых других текстов, важный в хармсовской личной космогонии знак, который бывает также квадратным: положенная набок «фита», она же «окно», она же женская сущность.
<ПИСЬМО К Т. А. И Л. С. ЛИПАВСКИМ> – Тамара Александровна Мейер (Липавская, 1903–1982) – до 1931 г. подруга А. И. Введенского, позже жена Леонида Савельевича Липавского, литератора и самобытного философа, центральной фигуры круга «чинарей». Вышучивание друзей, порой на грани фола, по-видимому, считалось в этом кругу законным правом Хармса; см. другие тексты с упоминанием всей компании. Валентина Ефимовна – В. Е. Гольдина (Каменская, 1902–1968), подруга Т. Липавской. Яков Семенович – Я. С. Друскин.
«БЕСКОНЕЧНОЕ, ВОТ ОТВЕТ…» – видно, как Хармс отучается от временно принятой им старой орфографии: по принципу первого – в авторском написании перваго, во втором случае первога, ниже непостижимаго и объясняющаго.
«Я ОДИН…» – Написано во время курской ссылки, когда Хармс и Александр Иванович Введенский жили в одной квартире; см. соседние тексты.
<ПИСЬМО К Т. А. ЛИПАВСКОЙ> 2 сентября 1932 – Якова Семеновича – описка: Якого. Шура как много в этом слове… – эта приписка и число вверху письма – рукой А. И. Введенского.
<ПИСЬМО К Т. А. ЛИПАВСКОЙ> 25 сентября 1932 – упоминаются В. Е. Гольдина, Л. С. Липавский, Я. С. Друскин, а также Н. М. Олейников (или, возможно, Н. А. Заболоцкий).
«ДОРОГОЙ САША…» – Саша – возможно, Введенский, хотя обычное к нему обращение Хармса – Шура или Александр Иванович. Ни в каком Ашхабаде Введенский в тот момент не находился, но это, как видим из прочих писем, особого значения не имеет. Игорь – возможно, И. В. Бахтерев.
<ПИСЬМО К К. В. ПУГАЧЕВОЙ> – Черновик. Клавдия Васильевна Пугачева – актриса Ленинградского ТЮЗа, в 1933 г. переехавшая в Москву; черновиков писем к ней в архиве Хармса несколько. В конце письма зачеркнуто: [Как только я почувствую тяжесть привязанности, скажу честно, как подобает честному человеку, в честном поединке. И Вы уйдете, убежите за тысячу верст. – Это уж Ваше личное дело, и Вы ответите за него. (Если Вы помните хорошо, конец Вашего письма)].
СКАСКА – первоначально Сказска, переправлено. На обороте – парочка такого же типа набросков для детей.
«ОДНАЖДЫ Я ПРИШЕЛ В ГОСИЗДАТ…» – Тетрадь небольшого формата в черной клеенчатой обложке. В этом игровом тексте использованы имена реальных друзей и знакомых Хармса. Давид Ефимыч Рахмилович – в оригинале Ефемыч. Юлия Берзина – в оригинале ошибочно Юрия. В той же тетради оглавление, очевидно, предполагавшегося (в этом архиве его нет) рукописного сборника стихов и прозы на 17 страниц, а также несколько коротких записей (см. «Ввиду позднего часа…»).
«ПЕЙТЕ УКСУС ГОСПОДА…» – [смотрел как бы] – зачеркнуто без замены.
«АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ ПЛЮНУЛ…» – Ближе к концу рассказа Иванович превращается в Семеновича, очевидно, по рассеянности автора.
О РАВНОВЕСИИ – Вообще-то кавео – т. е. caveo – по-латыни означает «беречься, остерегаться, бдить»; шутка для Хармса довольно нехарактерная. «Нет, – говорит неизвестная дамочка…» – весь этот абзац отчеркнут автором на полях с пометой: отвратительно! – видимо, имеется в виду излишняя карикатурность прямой речи.
О ЯВЛЕНИЯХ И СУЩЕСТВОВАНИЯХ № 2 – за спиной Николай <Ивановича> – в рукописи Николай Николаевича.
«МАЛЯР СЕЛ В ЛЮЛЬКУ…» – Петров и Комаров задрали кверху головы… – с этого места в большинстве случаев – Камаров, как в «Случаях».
«ОДИН АНГЛИЧАНИН…» – первый абзац обведен (как неудачный вариант?).
РЫЦАРЬ – В первом предложении вариант над строкой: настоящим рыцарем. Персонаж именуется вначале Пантелей Николаевич [Козлов], затем Алексей Пантелеевич. Кое-где исправлено, рядом с заглавием надпись: Вместо Пант. Ник. читай Алексей Алексеевич. Сложное предприятие – предприятие взято в скобки, другой вариант, также в скобках: дело.
ВОСПИТАНИЕ – у заголовка этого неоконченного текста – римская цифра I. На другом листе перечеркнутый фрагмент:
[Один из матросских детей, по имени Мишка, с малых лет начал подавать большие надежды. Все говорило за то, что он станет большим поэтом. Четырех лет он уже сочинил свое первое стихотворение, которое начиналось так:
Однажды папа съел собаку,
съел собаку
съел собаку
Однажды папа съел собаку
в отношении морей.
Дальше рассказывалось о том, как отец его сделался матросом, исколесил океаны]
«К ОДНОМУ ИЗ ДОМОВ…» – фамилия протагониста Фитон, где вместо «ф», как и во всем тексте, стоит «фита», имеет непосредственное отношение к этой магической для Хармса букве (которую он писал вместо «ф» приблизительно до 1935 года).
«ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ БОБОВ…» – Но, придя домой, <Иван Яковлевич> – в рукописи Яков Иванович.
«КАК ТОЛЬКО ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ…» – на обороте 1-го листа предыдущего текста.
«ПЕТЯ ВХОДИТ В РЕСТОРАН…» – беф-буи (boéuf bouilli) по-французски – вареная говядина.
«ЛЫКИН СИДЕЛ У ОКНА…» – в предпоследней строчке персонаж назван Лукиным.
БАСНЯ – в рукописи вместо волшебница везде волчебница.
«– ВИДИТЕ ЛИ – СКАЗАЛ ОН…» – Имеется несколько черновиков с вариантами, в одном из которых персонаж, в частности, говорит: Я <…> знаю на что способны молодые люди в этом возрасте. Мне приходилось не раз сталкиваться с современной молодежью, и я, может быть, понял ее как никто.
ПРОИСШЕСТВИЕ НА УЛИЦЕ – беловой вариант с незначительными разночтениями первоначально был включен в цикл «Случаи», но затем вычеркнут оттуда. Публикуется по первому варианту.
ЛИЧНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ ОДНОГО МУЗЫКАНТА – В авторском написании в данном случае – ПЕРЕЖЕВАНИЕ. В той же единице хранения имеется крошечная бумажка с парадным названием:
Личное переживание
музыкального гения
КАРТОМЯКИНА.
«ТЕПЕРЬ Я РАССКАЖУ, КАК Я РОДИЛСЯ…» – 1-го апреля 1905 года – описка: 1935.
<ПЕРЕЧЕНЬ> – После слов получше тебя было: [И этот читатель – я сам. Вот для него я и напишу эти листочки. От него не пахнет невкусной пищей] (зачеркнуто). Сидеть в человеческом городе – над словом сидеть вариант жить. Желтыми зубами – очевидная описка: губами. После слов воздушный человечек – зачеркнутый фрагмент и далее взятая в рамку концовка, перенесенная здесь в конец текста. А вот Слон… – в зачеркнутом ниже фрагменте сказано, в частности, что слон с двумя хоботами называется драмадером.
«ЛИПАВСКОГО НАЧАЛА МУЧИТЬ…» – в этом неоконченном рассказе использованы реальные имена и фамилии друзей Хармса; ср. письма.
«ХОРОШО БЫ В ОБЩЕСТВЕННЫХ САДАХ…» – Перед этой записью другая, отделенная черточкой: Одно из основных начал расхождения человеческих путей является пристрастие к худым или полным женщинам. Следующий текст – на обороте.
ВОСПОМИНАНИЯ ОДНОГО МУДРОГО СТАРИКА – Память это вообще явление странное и далее – весь этот абзац обведен. Я задумался над смыслом его слов – к слову смыслом вариант – содержанием.
СУДЬБА ЖЕНЫ ПРОФЕССОРА – справа вверху помета: Для «Татарки». Профессор лег на оттоманку – в авторском написании атаманку. Жена ничего понять не может… – этот абзац отчеркнут красными чернилами.
КАССИРША – первоначальное название «Маша и Кооператив».
ОТЕЦ И ДОЧЬ – первоначальное название «Наташа и Две Конфеты».
«ОДНАЖДЫ МАРИНА СКАЗАЛА МНЕ…» – Марина – вторая жена Хармса Марина Владимировна Малич (1909–2002).
«ВВИДУ ПОЗДНЕГО ЧАСА…» – Алаф – см. след. примечание. Ити – имя из древнеегипетской надписи, где носитель его именуется «казначеем бога».
«АЛАФ!..» – эрудиция – в написании Хармса в данном случае – иррудиция. Именуя высшее существо Алафом, Хармс, возможно, имеет в виду Алеф, первую букву еврейского алфавита, имеющую в Каббале (которой он одно время пристально интересовался) значение Эйн-соф – безграничной высшей божественности. Хармс (harms) можно перевести с английского как «беды, нужды»; Чармс (charms) – «чары».
«ОДИН ЧЕЛОВЕК, НЕ ЖЕЛАЯ БОЛЕЕ ПИТАТЬСЯ…» – Звали его кажется Иван Яковлевич – после этого стоит дата: 13 янв. 1937 года; далее – другим карандашом.
«Н-ДА-А! – СКАЗАЛ Я…» – … ужасно холодно – дальнейшее приписано карандашом.
О ТОМ, КАК МЕНЯ ПОСЕТИЛИ ВЕСТНИКИ – Согласно комментарию Я. С. Друскина, рассказ является ответом на его письмо к Хармсу «Как меня покинули вестники». Вестники – термин, предложенный Л. С. Липавским, обозначающий, приблизительно говоря, существ из параллельного мира. У Друскина есть целая работа «Вестники и их разговоры».
«ФИЛОСОФ!..» – здесь, как и в других посланиях к Философу, адресованных Друскину, Хармс утрирует и без того полупародийный стиль «научных» бесед в кругу чинарей; ср. «Разговоры» Липавского. Написано на том же двойном листе, что и черновик «Связи».
СВЯЗЬ – После п. 1 в черновике зачеркнут фрагмент, из которого становится ясно, откуда появляется магнит в п. 2: [Скажите мне философ, как поступил бы человек сделанный из магнита, если бы его посадили на железный трон? Вы утверждаете философ, что этот бы человек прилип к трону. Вы утверждаете также, что все двигающиеся части этого человека стали бы двигаться с большим трудом.]
<МЕЛОЧИ> – отрывочные записи разных лет, частично из записных книжек, частично на отдельных листках. Ххармс – очередной эксперимент с подписью; на другом листке варианты подписи с двумя х, где они сливаются таким образом, что между ними образуется кружок (вариант «окна»?).
<ИЗ «ГОЛУБОЙ ТЕТРАДИ»> – Тетрадь в синей шелковой обложке. Условное название традиционно дается по знаменитому рассказу под № 10, помещенном в «Случаях» под названием «Голубая тетрадь № 10». (Дабы не нарушать целостность обоих циклов, приходится этот рассказ воспроизводить дважды, с незначительными разночтениями.) На обороте соседнего листа надпись против Канта, отнесенная стрелкой к этому тексту. Под номерами 21, 22 – стихи. 7 а) – добавление на обороте соседнего листа. 26. – Весь текст под № 26 перечеркнут. После него идут три стихотворения.
<ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ> – Элэс – Л. С. Липавский.
<ИЗ ТЕТРАДИ «ГАРМОНИУС»> – Школьная тетрадка, оформленная к столетию со дня смерти Пушкина; на передней обложке – гравюра с картины Н. Н. Ге «А. С. Пушкин в селе Михайловском», на задней – стихотворение «Деревня».
ПЯТЬ НЕОКОНЧЕННЫХ ПОВЕСТВОВАНИЙ – Яков Семенович – Друскин.
ПАССАКАЛИЯ № 1 – Пассакалия – музыкальная пьеса в форме вариаций с повторяющимся басом.
МАЛЬТОНИУС ОЛЬБРЕН – на предыдущей странице первоначальный вариант заглавия – Мальтониус Олэн. Под текстом помета: Разработка.
ГРЯЗНАЯ ЛИЧНОСТЬ – комод – авторское написание коммод. Кстати, коридор у Хармса тоже всегда корридор.
ЧЕТВЕРОНОГАЯ ВОРОНА – После этого зачеркнуто: [Жил был четвероногий человек, у которого было три ноги].
«У КОЛКОВА ЗАБОЛЕЛА РУКА…» – на обороте первой страницы двустишие:
В Паульдергамовском порту
Кого-то хлопнули по рту.
О НАШИХ ГОСТЯХ – У одного, например, щека такая… – вместо щека возможно прочтение жена. …какую-то дрянь нашел – над словом дрянь вариант: пакость.
«КОГДА СОН БЕЖИТ ОТ ЧЕЛОВЕКА…» – Окнов – ср. эту фамилию и вообще тему и символику окна в других текстах Хармса. Перед этой записью имеются следующие:
Антон Валерианович Гудим
Аким Себастьянович Окнов
[Это конечно не очень красиво начинать повествование с того, что герой, по фамилии Окнов, стоял и смотрел в окно.]
ШАПКА – Название рассказа выписано красивыми контурными буквами, закрашенными красным карандашом, как заголовки в тетради «Случаи». Конец рассказа, перечеркнутый синим карандашом: [А шапка повернула налево и полетела по направлению к Неве. Один человек ее видел на углу Пантелеймоновской, а уже на углу Фурштатской ее никто не видел.]
ПОЗДРАВИТЕЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ – Наташа – Наталия Ивановна Колюбакина (1868–1942?), любимая тетка Хармса, сестра его матери. Артомонов – в первом случае Артамонов, затем без изменений. Хрущев – так в рукописи, первый раз с опиской Хррущев, ср. далее. Сегодня Наталии Ивановне исполнилось семьдесят лет – предложение взято в значки типа скобок.
БЫТОВАЯ СЦЕНКА – Мариша – жена Хармса М. В. Малич, Е. Э. Сно – их знакомый.
<ГРИГОРЬЕВ И СЕМЕНОВ> – Текст перечеркнут. Вверху помета: Закончить и отделать.
СЛУЧАИ – Беловая тетрадь в черной клеенчатой обложке, на которую была наклеена бумажка с парадным заглавием, которая с годами стерлась и отвалилась. В эту тетрадь, очевидно, заполненную не в один прием, автор собрал рассказы, которые не без оснований считал лучшими; можно без преувеличений назвать ее рукописной книгой. Собрать такого рода книгу Хармс пытался неоднократно, сохранились разные варианты сборников (ср. статью В. И. Глоцера «Хармс собирает книгу» – Русская литература, 1989, № 1), в более ранних есть также и стихи; нередко в черновиках встречаются пометы в виде обведенной в кружок буквы «т» с номером, под которым, судя по всему, вещь должна была быть помещена в тетрадь. В «Случаях» тексты, за исключением нескольких последних, появившихся в 1939 году, переписаны исключительно аккуратным почерком (каждый новый, кроме двух первых, начинается с отдельной страницы), с разнообразными виньетками, буквицами и художественно оформленными заглавиями. Название СЛУЧАИ на титульном листе выведено контурными буквами, закрашенными синим карандашом (в примечаниях, памятуя, что Хармс имел представление о смысловой нагрузке различных цветов, мы будем обращать внимание на подобные детали). Промежуточная датировка отсутствует и восстановлена здесь в угольных скобках по черновым рукописям. Марина Владимировна Малич – см. выше.
ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ № 10 – текст номер 10 из так называемой «голубой тетради». Название подчеркнуто синим карандашом. Есть также черновик, на одном листе с которым присутствует малоинтересный рассказ «У одной маленькой девочки начал гнить молочный зуб…».
СЛУЧАИ – В названии чернила обведены красным карандашом. В черновике зачеркнутый вариант: А Крылов, узнав об этом, [так долго хохотал, что] тоже умер.
