Текст книги "Пять дней в Париже"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Даниэла Стил
Пять дней в Париже

Попейе, со всей любовью

Олив

Пять минут… пять дней… и в один момент жизнь изменилась навсегда.

Глава 1

Когда самолет коснулся взлетной полосы аэропорта Шарль де Голль, погода во французской столице стояла на удивление теплая. Через пять минут Питер Хаскелл уже пробирался сквозь толпу, прижимая к себе маленький чемоданчик. Оказавшись у таможенного поста, он заулыбался, несмотря на жару и количество людей, стоявших перед ним. Питер Хаскелл любил Париж.

Обычно он прилетал в Европу четыре или пять раз в год. Фармацевтическая фирма, которой он руководил, имела свои филиалы в Германии, Швейцарии и Франции; в Англии находились мощные лаборатории и заводы. Посещать все эти дочерние предприятия было всегда интересно. Питер регулярно обменивался идеями с работавшими в Европе учеными и пытался угадать новые направления деятельности. Но на этот раз целью его поездки была не просто инспекция или внедрение нового продукта. Он прилетел, чтобы присутствовать при рождении «своего ребенка». «Викотек». Мечта всей его жизни. «Викотек» должен изменить жизнь и сознание всех больных раком, произвести революцию в программе и самой природе химиотерапии по всему миру. И это станет вкладом Питера Хаскелла в историю человечества. В течение последних четырех лет он жил только этим – если не считать семьи, конечно же. Разумеется, это принесет миллионы компании «Уилсон-Донован». Более того, ему было ясно, что в первые же пять лет после внедрения препарата на рынок прибыль его компании перевалит за миллиард долларов. Но не это было самым главным для Питера. Гораздо важнее – жизнь. Для тех больных, которые влачили жалкое существование, «Викотек» должен стать пламенем свечи во мраке недуга. Он должен помочь им. Поначалу это казалось не более чем идеалистической мечтой, однако теперь фирма так близка к победе, и Питер замирал от восторга всякий раз, когда думал о том, что должно вот-вот произойти.

Результаты последних исследований оказались безупречными. Встречи в Германии и Швейцарии прошли отлично. В европейских лабораториях тестирование гораздо жестче, чем в Штатах. Но ученые убедились в том, что препарат безопасен. Настала пора переходить к первой фазе испытаний на людях, сразу же после одобрения препарата ФДА11
  ФДА (FDA – Food and Drug Administration) – Комиссия по контролю за пищевыми продуктами и медицинскими препаратами. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Новое средство планировалось давать небольшими дозами контрольной группе добровольцев.

«Уилсон-Донован» уже отправила запрос в ФДА в январе, за несколько месяцев до приезда Питера в Париж. Теперь она собиралась потребовать окончательного одобрения «Викотека» и разрешения на испытания на людях. Все упиралось в решение ФДА. Комиссия должна была убедиться в безопасности препарата. Процесс скорейшего одобрения назывался «зеленая улица» и применялся только по отношению к лекарствам, которые предназначены для лечения смертельных болезней. Получив одобрение, сотрудники компании собирались начать испытания препарата на группе из ста больных, которые дадут подписку, что знают о потенциальной опасности лечения. Все эти люди безнадежно больны, и «Викотек» становился их единственной надеждой. Те, кто соглашался участвовать в подобного рода испытаниях, были благодарны за любую предложенную помощь.

«Уилсон-Донован» намеревалась как можно скорее перейти к клиническим исследованиям на пациентах, почему и было важно испытать безопасность «Викотека» до слушаний ФДА в сентябре. Питер не сомневался, что тесты, которые должен был провести Поль-Луи Сушар, глава лаборатории фирмы в Париже, только подтвердят безупречные результаты женевских ученых.

– Отдых или бизнес, мсье?

Бесстрастный таможенник поставил штамп в его паспорте, почти не взглянув на него. У Питера были голубые глаза и темные волосы. Он выглядел моложе своих сорока четырех лет. Лицо его имело правильные черты, он был высок, и большинство знакомых считали его красивым.

– Бизнес, – почти с гордостью ответил он. «Викотек». Виктория – победа. Спасение для больных, вынужденных сражаться с изматывающим ужасом химиотерапии и рака.

Таможенник протянул Питеру паспорт, и через минуту Питер уже ловил такси. Стоял великолепный солнечный июньский день. В Женеве ему нечего было делать, поэтому он прилетел в Париж на день раньше, чем рассчитывал. Питер любил этот город. Он без труда найдет себе занятие, хотя бы прогуляется по набережной Сены. Или, может быть, Сушар согласится встретиться с ним раньше назначенного срока, хотя сегодня и воскресенье. Однако звонить ему еще рано. Поскольку Поль-Луи был французом до мозга костей – очень серьезным и немного жестким, – Питер собирался позвонить ему из гостиницы и выяснить, свободен ли он и готов ли изменить свои планы.

За последние годы Питер научился немного говорить по-французски, хотя все деловые переговоры с Сушаром он вел на английском языке. Питер Хаскелл многое усвоил с тех пор, как уехал со Среднего Запада. Даже таможенник в аэропорту Шарль де Голль сразу понял, что перед ним очень значительный человек, умный и интеллигентный. Он производил впечатление спокойного, мягкого и сильного человека. В сорок четыре года Питер был президентом одной из крупнейших фармацевтических компаний мира. Он был не ученым, а торговцем, как Фрэнк Донован, председатель фирмы. По случайному стечению обстоятельств восемнадцать лет назад Питер Хаскелл женился на дочери Фрэнка. С его стороны это не было холодным расчетом, это было совпадение, насмешка судьбы, против которой он боролся в первые шесть лет их знакомства.

Питер не хотел жениться на Кейт Донован. Когда они познакомились в университете Мичигана, ей исполнилось девятнадцать, а ему двадцать и он ничего не знал о ее семье. Симпатичная блондиночка, с которой он столкнулся на дискотеке, после первых же свиданий вскружила ему голову. Они встречались в течение пяти месяцев, пока кто-то из однокашников не сказал Питеру о том, что он не дурак, раз отхватил такой куш, как юная и красивая Кэти. В ответ на недоуменный взгляд Питера приятель объяснил, что она – единственная наследница Фрэнка Донована, владельца крупнейшей фармацевтической компании в стране. И Питер со всей яростью и наивностью двадцатилетнего мальчишки обрушился на Кэти за то, что она ничего ему не сказала.

– Как ты могла? Почему ты молчала?! – кричал он.

– А что мне нужно было сказать? Неужели я обязана была предупредить тебя, кто мой отец? Мне казалось, что тебе все равно.

Кэти очень обидел этот взрыв гнева, она испугалась, что он ее бросит. Она уже знала, насколько он горд и беден. Питер говорил, что его родители только в этом году купили молочную ферму, на которой отец работал всю свою жизнь. Ферма была заложена, и Питер пребывал в постоянном страхе, опасаясь, что дела отца пойдут плохо и ему придется бросить учебу и Вернуться в Висконсин, чтобы помочь семье.

– Ты прекрасно знаешь: мне не все равно. И что теперь делать?

Питер лучше других знал, что ему не место в ее мире, что он к нему не принадлежит и никогда не будет принадлежать и Кэти никогда не согласится жить на ферме в Висконсине. Она уже много чего в жизни видела и была слишком умудренной, хотя и не сознавала этого. Проблема заключалась в том, что Питер не ощущал свою принадлежность к тому миру, в котором он вырос. Находясь дома, он изо всех сил старался казаться «своим парнем», но разница все равно чувствовалась – в нем словно жил неуловимый дух большого города. В детстве он ненавидел жизнь на ферме и мечтал отправиться в Чикаго или Нью-Йорк, чтобы влиться в деловой мир. Питер терпеть не мог доить коров, складывать сено в стога или бесконечно очищать стойла от грязи. В течение нескольких лет Питер помогал своему отцу на ферме, которая потом перешла во владение к старшему Хаскеллу. И Питер прекрасно знал, что это означает. После окончания колледжа ему в любом случае придется вернуться домой и стать таким же фермером, как его родители. Он ждал этого с ужасом, но не искал легких путей, веря, что нужно выполнять свой долг, не уходить от ответственности и не пытаться увильнуть от обязанностей. Его мать всегда говорила, что ее Питер – хороший мальчик, который не будет страшиться тяжелого труда и постарается заработать себе на хлеб.

Но после того как Питер узнал о семье Кэти, он почувствовал, что продолжать эти отношения нечестно. Он очень привязался к ней, но их роман был тем самым легким выходом, способом быстро взойти на вершину, срезанием угла. Какой бы хорошенькой ни была его избранница, как бы сильно Питер – по крайней мере так ему казалось – ни был в нее влюблен, он знал, что ничего не может поделать со своим предубеждением. Он решил не извлекать никакой выгоды из их романа, они даже поссорились и не виделись целых две недели. Кэти пыталась его убедить, но безуспешно. Она страшно расстроилась, да и Питер тяжело переживал размолвку, хотя и не признавался себе в этом. После первого курса он отправился в Висконсин помогать отцу, а к концу лета решил взять отпуск на год, чтобы поднять ферму. Прошлая зима выдалась на редкость тяжелой, и Питеру казалось, что, используя знания, полученные в колледже, он сможет поправить пошатнувшееся дело родителей.

И он бы смог это сделать, если бы его не завербовали и не послали во Вьетнам. Целый год Питер провел в Дананге, а потом был переведен в Сайгон, где работал на ЦРУ. Для него это было время смятения. В момент демобилизации ему исполнилось всего двадцать два года, и он так и не нашел ответа на те жизненно важные вопросы, которые его волновали. Он не знал, что ему делать дальше, не хотел возвращаться на ферму, хотя и сознавал, что это его долг. Пока он служил, умерла его мать, и Питер понимал, что отец тяжело переживает эту потерю.

У него оставался еще целый год в колледже, но он не хотел возвращаться в университет, чувствуя, что перерос его. Кроме того, ему не давало покоя вьетнамское прошлое. Питер хотел ненавидеть эту страну, но вместо этого она так задела его, что он полюбил ее и покинул с огромной тоской в сердце. Там у него было несколько мелких романов, в основном со служившими в войсках американками, а также с юной вьетнамской красавицей. Но эти романы в условиях войны, когда человек в любой момент мог погибнуть, отдавали какой-то щемящей мимолетностью и обреченностью. Он больше не пытался связаться с Кэти Донован, хотя и получил от нее рождественскую открытку, пересланную из Висконсина. Оказавшись во Вьетнаме, Питер поначалу много о ней думал, но потом ему стало казаться, что проще всего вообще ей не писать. Что он может сказать? «Прости, что ты так богата, а я так беден… Живи в свое удовольствие в Коннектикуте, а я буду выгребать дерьмо из стойла до конца своих дней… Ну, пока…»

Но по возвращении домой всем его близким в очередной раз стало ясно, что он не их поля ягода, и даже отец Питера сам посоветовал ему поискать работу в Чикаго. Питер без труда нашел место в маркетинговой компании, начал ходить в вечерний колледж, получил там степень… и однажды в гостях у своего старого приятеля из Мичигана встретился с Кэти. Оказалось, что она переехала и теперь тоже живет в Чикаго, оканчивает Северо-Западный университет22
  Более престижный из двух расположенных в Чикаго университетов. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Когда Питер увидел ее, у него перехватило дыхание. Кэти еще больше похорошела. С их последней встречи прошло уже три года, и изумленный Питер вдруг осознал, что после того, как он несколько лет пытался заставить себя не думать о ней, она все еще волновала его.

– Что ты здесь делаешь? – нервно спросил Питер, как будто она не могла делать ничего иного, как только пребывать в его воспоминаниях. После того как он оставил колледж, образ Кэти преследовал его в течение нескольких месяцев, особенно в начале службы. Но потом он как-то сумел отодвинуть свою первую любовь в прошлое и надеялся, что она там и останется. Но эта неожиданная встреча показала, как он ошибался.

– Я заканчиваю учебу, – ответила Кэти, внимательно разглядывая его.

Питер стал выше, похудел, глаза его поголубели, а волосы еще больше потемнели. Он сильно отличался от того мальчика, который жил в ее бесконечных воспоминаниях, и вызывал совсем другие, более острые и волнующие чувства. Кэти не смогла его забыть. Это был единственный мужчина, который расстался с ней только потому, что она стояла выше его на социальной лестнице и он не мог ей дать того, что она заслуживает.

– Я слышала, ты воевал во Вьетнаме. Наверное, это было ужасно. – Кэти говорила тихо, боясь снова отпугнуть его, сделать неверный шаг. Она прекрасно знала, что этот гордец никогда не сделает первого шага.

Питер тоже наблюдал за ней, спрашивая себя, какой стала его прежняя подружка и чего она от него хочет. Но Кэти производила впечатление совершенно невинной и безвредной девочки, несмотря на свою устрашающую родословную и на ту угрозу, которую, как Питер себя убедил, она несет с собой, – угрозу его цельности. Кэти казалась звеном в цепи, которую ему хотелось разорвать, – он жаждал отринуть прошлое и стремился в будущее, «о не знал, каким оно будет. После их последней встречи он столько пережил, что сейчас, глядя на нее, не мог даже вспомнить, что именно его в свое время так напугало. Теперь Кэти не казалась ему такой опасной – наоборот, она была очень молода, наивна и неотразимо привлекательна.

В тот вечер они проговорили несколько часов подряд, и в конце концов Питер проводил ее до дома. А потом, сознавая, что не должен этого делать, он позвонил Кэти. Ему вдруг стало казаться, что все очень просто, и он даже попытался внушить себе, что они могут быть просто друзьями, во что, правда, ни один из них не верил. Но одно Питер сознавал твердо – он хотел быть рядом с Кэти. Она была яркая, веселая, она понимала все его необычные чувства – непохожесть на других, желание как-то переменить свою жизнь. Со временем, в далеком-далеком будущем, ему хотелось потрясти весь мир, остаться в памяти людей. Кэти была единственным человеком в его жизни, который это понимал. У него было столько мечтаний, столько добрых намерений! И теперь, двадцать лет спустя, «Викотек» превращал все эти мечты в действительность.

Питер Хаскелл сел в такси, бросив свой чемоданчик в багажник, и объяснил водителю, куда ехать. Таксист безмолвно кивнул. Все в Питере свидетельствовало о том, что он был властным человеком, занимавшим высокое положение. Но те, кто догадывался заглянуть ему в глаза, видели в них доброту, силу, цельность, сердце, способное к состраданию, и чувство юмора. Ни великолепно сшитый костюм, ни накрахмаленная белая рубашка, ни галстук от «Эрме» и дорогой кейс не могли этого скрыть.

– Жарко, правда? – обронил Питер, когда машина тронулась, пытаясь завязать разговор. Водитель снова кивнул. По акценту он без труда определил, что в его машину сел американец, но Питер говорил очень правильно, и таксист ответил ему по-французски, говоря медленно, чтобы богатый иностранец мог его понять.

– Такая погода стоит уже неделю. Вы приехали из Америки? – с интересом спросил водитель. Питер умел располагать к себе людей, их словно притягивало к нему. Возможно, таксист не был бы столь любезен, если бы его пассажир не говорил по-французски.

– Я приехал из Женевы, – объяснил Питер и замолчал, думая о Кэти и улыбаясь. Ему всегда хотелось, чтобы его жена путешествовала вместе с ним, но этого почти никогда не случалось. Сначала дети были маленькими, а потом Кэти погрузилась в свой собственный мир, еле справляясь с миллиардом обязанностей. За все годы их совместной жизни они ездили вместе всего два раза – в Лондон и в Швейцарию. В Париже им вдвоем не приходилось бывать никогда.

Париж был для Питера особенным городом, кульминацией всего того, о чем он всегда мечтал, никогда не сознавая этого. В течение многих лет он в поте лица трудился ради благосостояния своей семьи и здоровья людей. Со стороны могло показаться, что успех и деньги приходят к нему слишком легко, но он-то прекрасно знал, что это не так. За так в жизни ничего не дается. Ты получаешь только то, что заработал.

После того как Питер снова нашел Кэти, он встречался с ней еще два года. Окончив университет, она осталась в Чикаго и пошла работать в художественную галерею – только для того, чтобы быть рядом с Питером. Девушка влюбилась в него по уши, но Питер был непреклонен в своем решении никогда на ней не жениться. Он продолжал настаивать на том, что когда-нибудь они прекратят встречаться, а Кэти переедет в Нью-Йорк и заведет себе какого-нибудь другого поклонника. Но Питер никак не мог заставить себя порвать с ней и в конце концов вынудил ее саму перейти к решительным мерам. К этому времени они очень сильно привязались друг к другу, и даже Кэти понимала, что он действительно любит ее. В итоге в дело вступил ее отец, оказавшийся весьма умным человеком. В разговоре с Питером он ни разу не упомянул об отношениях молодого человека с его дочерью, обсуждая только деловые вопросы. Мистер Донован инстинктивно почувствовал, что это единственный способ заставить Питера ослабить бдительность. Фрэнк хотел, чтобы Питер и его дочь переехали в Нью-Йорк, и делал все, что от него зависело, чтобы помочь Кэти завоевать своего неприступного Друга.

Подобно Питеру, Фрэнк Донован занимался маркетингом, и в гораздо более крупных масштабах. Он беседовал с поклонником своей дочери о его карьере, жизненных планах, о будущем. Фрэнку понравилось то, что он услышал от молодого человека, и в итоге Питеру было предложено место в «Уилсон-Донован». Про Кэти отец не сказал ни слова. Наоборот, он настаивал на том, что это не имеет никакого отношения к его дочери. Ему удалось убедить Питера в том, что работа в «Уилсон-Донован» позволит ему сделать фантастическую карьеру, и Донован пообещал ему, что никто и не подумает о связи его деятельности с Кэти. По мнению Фрэнка, их отношения представляли собой нечто совершенно отдельное. Но работа как таковая стоила того, чтобы о ней подумать, и Питер прекрасно это понимал. Несмотря на все свои страхи, он мечтал о месте в крупной нью-йоркской корпорации – и его желание совпадало с желанием его подруги.

Питер погрузился в мучительные раздумья и вел бесконечные споры с самим собой. Позвонив своему отцу, чтобы посоветоваться, он понял, что Хаскелл-старший считает это хорошим шагом. Тогда Питер поехал на выходные домой в Висконсин – еще раз обсудить все это с отцом. Тот мечтал о хорошей карьере для сына и принялся подбивать его принять предложение Донована. Старик видел в своем сыне нечто такое, чего сам Питер не замечал. У него были качества лидера, которых не было у большинства людей, тихая сила, упорство и мало кому свойственная смелость. Отец знал, что Питер всегда сделает хорошо все, за что ни возьмется. И родительское чутье подсказывало ему, что работа в «Уилсон-Донован» – это только начало. Когда Питер был совсем маленьким, Хаскелл-отец часто подтрунивал над своей женой, говоря, что их сыночек когда-нибудь станет президентом или по крайней мере губернатором Висконсина. И иногда миссис Хаскелл верила ему. Когда речь шла о Питере, легко было поверить в хорошее.

Его сестра Мюриэл говорила то же самое. Для нее брат всегда был героем, еще до Чикаго или Вьетнама, даже до того, как он поступил в колледж. В нем было что-то особенное, и все это знали. И она повторяла Питеру то же, что и отец: езжай в Нью-Йорк, хватайся за эту возможность. Мюриэл даже спрашивала его, думает ли он жениться на Кэти, но Питер отвечал, что никогда этого не сделает, и Мюриэл с сожалением вздыхала. Ей очень нравилась Кэти; с фотографий, которые Питер привез с собой, на нее смотрела настоящая красавица.

Отец Питера уже давно приглашал своего сына к себе вместе с Кэти, но Питер всегда говорил, что он не хочет давать девушке ложные надежды на будущее. Может быть, она и освоит нехитрую деревенскую премудрость и будет доить коров вместе с Мюриэл, но что дальше? Это было все, что он мог ей дать, и он не собирался обрекать Кэти на ту тяжкую трудовую жизнь, которую он вел с детства. Насколько он знал, его мать это просто убило. Она умерла от рака, не имея денег заплатить за лечение и уход. У отца даже не было медицинской страховки. Питер всегда был уверен, что мать умерла от бедности, усталости и непосильных жизненных тягот. Приданое Кэти не могло спасти ситуацию – он слишком любил ее для того, чтобы позволить ей влачить это жалкое существование или даже видеть такую жизнь.

В свои двадцать два года его сестра уже выглядела изможденной, намного старше своих лет. Она вышла замуж сразу же после школы и в течение трех лет родила троих детей от парня, который ухаживал за ней еще во время учебы. Питеру хотелось бы, чтобы у Мюриэл тоже была иная судьба, но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: она никогда не выберется из этой рутины, никогда не пойдет учиться в колледж. Питер, так же как и его сестра, знал, что они с мужем будут до конца дней своих работать на молочной ферме отца, если он не потеряет ее. Иного пути для них не было. Питер – другое дело. Мюриэл никогда не возмущалась по этому поводу. Она была счастлива за своего брата. Их дороги разошлись, и Питеру ничего другого не оставалось, как вступить на тропу, предложенную ему Фрэнком Донованом.

– Давай, Питер, – шепнула ему Мюриэл, когда он приехал на ферму поговорить с родными. – Поезжай в Нью-Йорк. Папа хочет, чтобы ты так поступил, – добавила она с гордостью. – Мы все этого хотим.

Все это звучало так, как будто они советовали ему спасаться, хвататься за соломинку, выплывать из той жизненной трясины, которая могла его затянуть. Они хотели, чтобы Питер отправился в Нью-Йорк и начал там большую жизнь.

Когда Питер уезжал с фермы, в горле его стоял комок. Отец и Мюриэл махали ему вслед, пока машина не исчезла из виду. Все трое понимали, какой это важный момент в его жизни – важнее колледжа, важнее Вьетнама. Он разрывал связь с родной фермой в душе и сердце.

Вернувшись в Чикаго, Питер не стал звонить Кэти и провел вечер в одиночестве. Но на следующее утро он связался с ее отцом и дал свое согласие, еле удерживая телефонную трубку в трясущихся руках.

Две недели спустя он уже переехал в Нью-Йорк и работал в «Уилсон-Донован», каждое утро просыпаясь с таким чувством, как будто получил «Грэмми».

Кэти, работавшая секретарем в художественной галерее в Чикаго, ушла с работы в тот день, когда Питер устроился в компанию ее отца, и тоже переехала в Нью-Йорк, в папину квартиру. Фрэнк Донован был счастлив. Его план работал. Дочка была дома, и он без особого труда нашел великолепного специалиста по маркетингу. Как ни крути, все складывалось очень удачно.

В течение нескольких последующих месяцев Питер сосредоточился на деле, отставив в сторону свой роман. Поначалу это немного раздражало Кэти, но когда она пожаловалась на это отцу, он мудро посоветовал ей проявить терпение. Постепенно Питер расслабился и стал меньше беспокоиться о незаконченных делах, которые ждали его в кабинете. Правда, он все равно стремился к совершенству во всем, чтобы оправдать доверие Фрэнка и выказать ему свою благодарность.

Питер даже перестал приезжать домой в Висконсин – из-за недостатка времени. Но со временем, к облегчению Кэти, он начал выделять в своем распорядке часы для развлечений. Они вместе ходили на вечеринки и в театры, и Кэти познакомила его со всеми своими друзьями. Питер с удивлением обнаружил, что все они очень ему нравились и что ему с ними легко.

Шли месяцы, и постепенно Питеру переставало казаться ужасным то, чего он раньше так боялся в Кэти. На службе все было хорошо, и, к его большому удивлению, никого не волновало ни его происхождение, ни то, как он попал в фирму. Сотрудники приняли его и подружились с ним. И на этой волне добрых чувств они с Кэти объявили о своей помолвке в тот же год, что не было сюрпризом ни для кого, за исключением, пожалуй, самого Питера. Но к тому моменту он уже достаточно давно ее знал и начал чувствовать себя вполне уютно в ее мире, как будто он сам всегда к нему принадлежал. Фрэнк Донован говорил, что так и должно быть, на что Кэти неизменно улыбалась. Она никогда не сомневалась в том, что Питер был предназначен ей самой судьбой и она хочет быть его женой.

Мюриэл очень обрадовалась, когда он позвонил ей, чтобы сообщить свои новости. Единственным человеком, возражавшим против этого союза, к немалому разочарованию Питера, оказался его отец. Он отговаривал сына от этого с тем же пылом, с каким в свое время убеждал согласиться работать в «Уилсон-Донован». Старик Хаскелл был абсолютно уверен в том, что со временем Питер будет жалеть об этом браке.

– Если ты женишься на ней, сынок, ты всегда будешь парией в их обществе. Это неправильно и несправедливо, но это так. Всякий раз, глядя на тебя, люди будут думать о том, кем ты был раньше, а не о том, кто ты сейчас.

Но Питер в это не верил. Он словно врос в мир своей невесты. Теперь это был и его мир. А та жизнь, в которой он вырос, уже казалась ему частью другой жизни в другой стране – чуждой и иностранной. Как будто он совершенно случайно родился в Висконсине или это вообще был не он, а Питер Хаскелл никогда туда и не приезжал. Даже Вьетнам теперь казался ему более реальным, чем его деревенское детство. Иногда ему было трудно поверить в то, что он провел там в общей сложности больше двадцати лет. Меньше чем за год Питер стал бизнесменом и жителем Нью-Йорка. Его семья по-прежнему была ему дорога, и он понимал, что так будет всегда. Однако мысль о том, что он всю жизнь мог проработать на молочной ферме, казалась ему кошмарной. Но, изо всех сил пытаясь убедить отца в том, что он делает правильный шаг, Питер так и не добился успеха. Старший Хаскелл был непоколебим в своих возражениях, и когда в конце концов он согласился приехать на свадьбу, это произошло скорее всего потому, что он просто устал спорить с сыном.

Однако отец не выполнил своего обещания и не приехал. За неделю до свадьбы он попал в аварию на тракторе и слег с поврежденной спиной и сломанной рукой, в то время как Мюриэл вот-вот должна была родить четвертого ребенка. Она приехать не могла, а ее муж Джек решил не оставлять ее ради путешествия в Нью-Йорк. Поначалу Питер чувствовал себя из-за этого очень несчастным, но потом, как и всегда в его новой жизни, водоворот бизнеса снова захватил его, заставив забыть о тяготах своих близких.

На медовый месяц они поехали в Европу, а потом долго никак не могли выбраться в Висконсин. У Кэти или у Фрэнка вечно были какие-то планы, требовавшие присутствия Питера. Несмотря на все их обещания и добрые намерения, в течение целого года Питер так и не смог познакомить Кэти с отцом и сестрой. Но он дал отцу слово, что приедет на Рождество, и на этот раз его ничто не могло остановить. Он даже Кэти не говорил об этом своем плане, думая ее удивить. Вообще Питер начинал подозревать, что это единственный способ выбраться туда.

Но когда перед самым Днем благодарения отец Питера умер от сердечного приступа, его сына переполнили противоречивые эмоции. Он чувствовал вину, скорбь и сожаление из-за всего того, что он не сделал, хотя и хотел. Получилось так, что Кэти так ни разу и не увидела своего свекра:

Питер взял ее с собой на похороны. Эта унылая процедура происходила под проливным дождем. Питер с женой стояли по одну сторону могилы, а рыдающая Мюриэл, окруженная мужем и детьми, – по другую. Контраст между жителями деревни и городскими щеголями был совершенно очевиден. Питер был поражен тем, насколько он отдалился от своих корней, как далеко отошел от родных после своего отъезда, как мало у них теперь общего. Кэти явно было неуютно рядом с родственниками своего мужа, о чем она не преминула ему сообщить. И Мюриэл была на удивление холодна с ней, хотя вообще-то ей это было несвойственно. Когда Питер указал на это своей сестре, та неловко пробормотала, что Кэти совсем из другого мира. Будучи женой Питера, она даже не познакомилась с его отцом. Одетая в дорогое черное пальто и отделанную мехом шляпу, она, казалось, была очень раздражена тем, что ей пришлось приехать в такую глушь, и Мюриэл это заметила, окончательно расстроив своего брата. Они даже поссорились из-за этого, и в конце концов оба расплакались. Чтение завещания только усугубило и без того напряженную ситуацию. Отец оставил ферму Мюриэл и Джеку, и Кэти не смогла скрыть своего гнева в тот момент, когда адвокат закончил чтение последней воли покойного.

– Как он мог с тобой так поступить? – спрашивала она Питера, оказавшись с ним наедине в его старой спальне, где дощатый пол был застелен линолеумом, а стены покрыты потрескавшейся расписанной штукатуркой. Это мало напоминало дом, который Фрэнк купил им в Гринвиче. – Он же лишил тебя наследства!

Кэти была возмущена до глубины души, и Питер попытался как-то объяснить ей происшедшее. Он понимал это гораздо лучше своей жены.

– Это все, что у них есть, Кейт. Это жалкое, забытое Богом место. Здесь вся JHX жизнь. У меня есть карьера, хорошая работа, ты. Мне не нужна ферма. Я никогда не хотел владеть ею, и папа это знал.

Питер не считал это неуважением или несправедливостью. Он хотел, чтобы ферма досталась Мюриэл. Для них она значила все.

– Ты мог бы продать ее и разделить с ними деньги, чтобы они могли переехать в более симпатичное место, – оскорбленно ответила Кейт, заставив Питера еще раз убедиться в том, что она ничего не понимает.

– Они этого не хотят, милая, и скорее всего именно этого папа и боялся. Он не желал, чтобы мы продавали ферму. На то, чтобы купить ее, он потратил всю жизнь.

Кейт не стала ему говорить, каким бедствием, по ее мнению, это было, но ее мысли были написаны у нее на лице, и между супругами воцарилось молчание. Кейт считала, что ферма в еще худшем состоянии, чем выходило из рассказов Питера. Она почувствовала облегчение от сознания того, что они никогда больше сюда не вернутся. После того как старый Хаскелл лишил своего сына наследства, ей больше нечего было сказать. Кейт решила, что Висконсин стал частью отдаленного прошлого. Ей хотелось, чтобы Питер поскорее уехал отсюда.

Мюриэл все еще казалась очень расстроенной, когда они возвращались в Нью-Йорк, и у Питера возникло странное чувство, что он прощается не только с отцом, но и с ней тоже. Кейт как будто только это и было нужно, хотя она ни разу не сказала ему об этом в открытую. Его жене словно хотелось, чтобы он был связан только с ней, чтобы его корни и его пристрастия, его верность и любовь – все принадлежало ей. Казалось, Кейт ревнует его к Мюриэл и к тому куску его жизни, который она собой воплощает. То, что Питер не получил свою долю в имуществе отца, было хорошим поводом покончить с этим раз и навсегда.