Текст книги "Колесо судьбы"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Скучаем, красавица? – Тана подняла веки: перед ней стоял высокий темноволосый юноша с почти такими же зелеными глазами, как у нее самой. Его манеры были свободными, если не развязными – это чувствовалось в небрежной прическе, в кое-как завязанном черном галстуке, в том, как он держал стакан с виски и во всей его непринужденной позе; он стоял и смотрел на нее сверху вниз с полунасмешливой улыбкой. – И кто только придумал этот маскарад? – Во взгляде его изумрудных глаз каким-то непостижимым образом сочетались насмешка и восхищение.

Тана неуверенно кивнула ему в ответ и неожиданно для себя рассмеялась.

– Вы меня напугали. – Она с улыбкой взглянула ему в глаза: у нее было такое ощущение, что она его где-то встречала. – Что вам сказать? Это было нечто.

– Вы правы. Выставка-продажа скота. Я посещаю их каждый год.

Тане, однако, показалось, что, несмотря на свой глубокомысленный вид, он слишком молод и вряд ли успел приобрести большой опыт в таких делах.

– И давно вы к этому приступили?

Он хитро усмехнулся, будто уличенный во лжи мальчишка.

– Собственно говоря, сегодняшний бал должен был быть первым, но в прошлом году меня по ошибке пригласили на котильон и на все другие «выездные вечера». – Он комично закатил глаза. – Боже мой, какая это была скучища! – Окинув ее оценивающим взглядом, он прихлебнул из своего стакана. – А вы как попали сюда, принцесса?

Она весело улыбнулась ему.

– В такси.

– У вас прекрасный кавалер. – Он снова саркастически усмехнулся, и она невольно засмеялась. – Вы с ним уже помолвлены?..

– Боже упаси!

– Это доказывает, что вы не лишены минимального здравого смысла. – Он говорил в ленивой аристократической манере, нехотя цедя слова. Казалось, он готов иронизировать над всем и вся. Тана была очарована: в нем чувствовалось что-то дерзкое и вызывающее. При том, что он был богато и модно одет, его манеры могли показаться шокирующими, и это идеально подходило к ее настроению.

– Так вы, стало быть, знаете Чандлера? Юноша снова усмехнулся.

– Мы с ним учились два года в одном и том же интернате. Джордж неподражаемо играет в гандбол и неплохо смотрится на теннисном корте; он не самый классный игрок в бридж; по математике, истории и биологии он, помнится, не блистал. Между ушей у него полная пустота.

Тана не удержалась от смеха. Она и сама не симпатизировала Чандлеру, а этот незнакомец обрисовал его с беспощадной хирургической точностью.

– Нарисованный вами портрет очень похож на оригинал. Вы наблюдательны, хотя и не слишком любезны.

– Мне не платят за любезности. – Он шаловливо улыбнулся и снова прихлебнул виски. Его глаза остановились на ее бюсте и тонкой талии.

– А за что вам платят?

– Пока, собственно, мне не платят ни за что. – На этот раз его улыбка была благожелательной. – И, бог даст, не будут платить.

– Где вы учитесь?

Он наморщил лоб, словно силясь припомнить что-то важное, потом уставился на нее с совершенно идиотским видом.

– Вот беда… Я, кажется, запамятовал. – Он виновато улыбнулся, а Тана меж тем гадала, что бы это могло означать. Может, он не учится ни в каком колледже? Впрочем, это на него как будто не похоже. – А вы?

– В «Грин-Хиллз».

Он высоко поднял бровь, по лицу его снова скользнула озорная улыбка.

– Как это аристократично! И на чем же вы специализируетесь? Изучаете историю рабовладельческих плантаций или способы заварки чая?

– И то и другое, – не переставая смеяться, она встала с кресла. – По крайней мере, я учусь. Не то что некоторые.

– Это займет у вас два года. А что потом, принцесса? Может, то, ради чего вы приехали сегодня сюда? Охота на мужа номер один? – Он поднес руку ко рту, делая вид, что говорит в мегафон. – Всем кандидатам в мужья предлагается встать вдоль задней стены зала! Все здоровые, белые, молодые самцы, имеющие соответствующую родословную, берут в правую руку диплом об образовании, полученном их папашами. Нам надо также знать название школы, где вы учились, группу крови, умеете ли вы водить автомобиль, размеры вашей доли имения и как скоро вы вступите во владение ею… – Тана покатывалась со смеху, а он уже спрашивал конфиденциальным шепотом:

– Вы уже подобрали себе женишка? Или вы безумно влюблены в Джорджа Чандлера? – По самые уши, – ответила она ему в тон и медленно направилась в танцевальный зал.

Он пошел за ней следом. Заметив, что на другой стороне зала ее «кавалер» целует свою рыженькую толстушку, он повернулся к Тане и мрачно проговорил:

– У меня есть для вас печальная новость, принцесса: вам угрожает измена.

Она посмотрела в его зеленые глаза и пожала плечами.

– Тогда у нас с ним все кончено! – В ее глазах прыгали смешливые чертики. Какое ей дело до Джорджа Чандлера?

– Хотите потанцевать?

– С удовольствием.

Он обнял ее за талию и ловко ввел в круг танцующих. В нем была практичность и уверенность в себе, не свойственная людям его возраста. Тану не оставляло ощущение, что она его где-то видела. Но где? После первого танца он спросил:

– Между прочим, как вас называть, принцесса?

– Тана Робертc.

– А меня зовут Гарри. – Он вдруг отвесил ей низкий шутовской поклон. – Гаррисон Уинслоу Четвертый, если вам угодно. Но Гарри вполне достаточно.

– Наверное, я должна быть польщена? – Разумеется, она была под впечатлением услышанного, но ни за что на свете не согласилась бы это показать.

– Только в том случае, если вы регулярно читаете газетные колонки, посвященные хронике светской жизни. Гаррисон Уинслоу Третий, мой родитель, занимается тем, что валяет дурака в разных столицах планеты, чаще всего в Париже и Лондоне, иногда, если есть время, заезжает в Рим, в Санкт-Мориц, Мюнхен, Берлин. Когда нет другого выбора, наведывается в Нью-Йорк, чтобы выдержать очередное сражение с опекунами, которым моя бабушка вверила довольно-таки недурное имение. Однако он не слишком любит Штаты, а точнее – меня. – Он рассказывал это скучным, монотонным голосом, а Тана безуспешно пыталась угадать, что происходит у него в душе. – Моя мать умерла, когда мне было четыре года. Я ее совсем не помню, только иногда всплывет что-то такое, почти неуловимое… запах духов, смех на лестнице, когда они с отцом уезжали куда-нибудь в гости или в ресторан; чье-то платье, вдруг навевающее воспоминания… Она покончила самоубийством. «Женщина с крайне неустойчивой психикой, – так говорила о ней моя бабушка, – но очень недурна собой». С тех пор мой бедный отец зализывает свои раны… Я забыл упомянуть еще Монако и Антильские острова – там он тоже зализывает раны. Разумеется, не один, а с помощницами. В Лондоне имеется постоянная помощница, он останавливается у нее регулярно; есть очень красивая помощница в Париже… Еще с одной он любит ездить в горы покататься на лыжах; еще есть китаянка в Гонконге. Раньше он брал меня с собой – я тогда еще не учился, но потом оказалось, что со мной трудно ладить, и он стал ездить один. – Его глаза внезапно затуманились. – Вот такие дела… По крайней мере, – он снова глянул на нее ясными глазами и цинично улыбнулся, – теперь вам известно, что собой представляет Гаррисон Уинслоу или хотя бы один из них.

– А вы сами? – негромко спросила она. В ее глазах была грусть. Он рассказал ей больше, чем хотел рассказать: четвертая порция виски развязала ему язык, хотя и не помешала танцевать с обычной уверенностью. Он не жалел о своей откровенности: все в Нью-Йорке знали, кто такие Гарри Уинслоу, отец и сын… – Вы такой, как он? – Она сомневалась в этом: он просто не мог успеть развить в себе такие качества. На вид он казался лишь немногим старше ее.

Он беспечно повел плечами.

– Я стараюсь походить на него. – И снова улыбнулся. – Будьте осторожны, красавица! – С этими словами он схватил ее в охапку и снова потащил в крут. Тана увидела, что за ними наблюдает ее мать. Джин не спускала с них глаз, потом стала наводить справки о кавалере дочери. Полученная информация ее не разочаровала.

– Вы часто встречаетесь с отцом? – У Таны не шли из головы слова юноши, тогда как он легко кружил ее по паркету. Его жизнь показалась ей одинокой… интернат… потеря матери в возрасте четырех лет… распутник-отец, мечущийся по свету в поисках сексуальных радостей…

– Не слишком. У него нет на меня времени. – На какие-то секунды он показался Тане маленьким мальчиком, и ей стало его жаль. Однако он поспешил перейти в наступление. – А вы кто такая, Тана Робертc? Я ничего о вас не знаю, если не считать того, что вы не умеете выбирать ухажеров. – Он взглянул в сторону Чандлера, со страшной силой прижимающего к себе свою маленькую рыжеволосую партнершу, и оба весело рассмеялись.

– Мне восемнадцать лет, незамужняя, учусь в «Грин-Хиллз».

– Господи! Как это скучно. А любовники?

Ее лицо сделалось непроницаемым, будто захлопнулась некая дверь. Он не оставил это без внимания.

– Их нет.

– Успокойтесь, я не имел в виду Чандлера. – Она немного расслабилась. – Хотя, признаюсь, с ним тягаться трудно. – Бедный малый! Они оба потешались над ним; он был самым тупым созданием, каких она когда-либо знала, и постоянной мишенью насмешек своих одноклассников. – Что остается? Родители? Незаконнорожденные дети? Любимые собачки? Подруги? Хобби?.. Стойте! – Он похлопал рукой по карманам, будто ища что-то. – У меня должна быть анкета… – Оба расхохотались. – Все вышеперечисленное? Или ничего?

– Только мама. Никаких собачек. Никаких незаконнорожденных детей.

Он явно опечалился.

– Вы меня разочаровали: я думал, что вы способны на большее. – Музыка начала затихать, и Гарри огляделся вокруг. – Здесь становится скучно. Может, махнем куда-нибудь поужинать и выпить?

Она улыбнулась.

– Я не прочь. А Чандлера тоже возьмем с собой? Гарри изящно поклонился, – Предоставьте это мне.

Он куда-то исчез, но скоро вернулся. На лице его играла свирепая улыбка.

– О боже! Что вы с ним сделали?

– Я ему сказал, что его флирт с этой рыжей девкой вас ужасно расстроил и что я везу вас к психиатру…

– Вы так не сказали!

– Именно так! – Он принял упрямый вид, но не выдержал и расхохотался. – Собственно говоря, я ему сказал, что вы теперь прозрели и предпочли ему меня. Он передал вам поздравления с удачным выбором и сбежал вместе со своей толстухой.

Как было на самом деле, Тана знать не могла, но она видела, что Чандлер с сияющим лицом помахал им рукой, прежде чем скрыться с другой дебютанткой. Тут все было в порядке.

– Я должна сказать матери, что мы уходим. Вы не возражаете?

– Ничуть. Впрочем, я, конечно же, возражаю, но боюсь, что у меня нет выбора.

Когда Тана знакомила его с Джин, он держался как истый джентльмен и произвел нужное впечатление, к большому удовольствию Таны. Они ушли, а мать поехала домой одна, жалея, что не было здесь Артура: то-то бы он поглядел на Тану и порадовался за нее. Вечер удался на славу, и Тана, вне всякого сомнения, хорошо повеселилась. Она ушла вместе с Гарри Уинслоу Четвертым. Джин знала, кто он такой, во всяком случае, ей было известно это имя.

– А что делает ваш отец? – Гарри вытянул ноги, развалившись на сиденье такси.

Перед этим он назвал водителю адрес ресторана «21» – он предпочитал его другим заведениям, когда жил в Нью-Йорке. На Тану это произвело впечатление. С ним ей было намного интереснее, чем с Джорджем Чандлером. Она уже давно ни с кем никуда не выходила и даже успела забыть, как это бывает. Ее спутники никогда не были такими, как Гарри. Обычно они всей компанией отправлялись в пиццерию, где-нибудь на Второй авеню. Было это еще до выпускного вечера… до Билли Дарнинга…

– Мой отец погиб на войне, когда я еще не родилась.

– Это было мудро с его стороны: тем, кто был искалечен, мучиться всю жизнь тяжелее. – Это навело Тану на мысль о его матери, покончившей с собой, но она так и не решилась спросить его о причине самоубийства. – Ваша мать не вышла замуж вторично?

– Нет. – Немного поколебавшись, Тана продолжала:

– У нее есть друг. – Гарри казался ей человеком, которому можно рассказать об этом. Было у него в глазах нечто такое, что располагало к нему и внушало доверие. Он все воспринимал как надо.

– Ее друг женат?

Она густо покраснела, но он, к счастью, этого не заметил.

– Что заставляет вас так думать?

– Природная сметка, я полагаю. – Он переходил всякие границы. У Таны могло бы появиться желание дать ему пощечину, если бы не мальчишеская бесшабашность, которая делала его столь привлекательным в ее глазах. Его дерзость была столь откровенной, что сердиться было невозможно, – Я угадал?

При других обстоятельствах она не призналась бы в этом ни одному человеку, но тут не устояла.

– Да. Вернее, был женат раньше. Вот уже четыре года, как он овдовел, а жениться… не хочет. У него есть себялюбивый сынок, настоящий подонок. – Тана еще никогда не употребляла таких сильных выражений в беседе с посторонним лицом. Даже с Шарон она себе этого не позволяла.

Гарри, однако, не моргнул и глазом.

– Мужчины почти все такие. Видели бы вы моего предка! Его путь усеян безутешными жертвами, он меняет женщин как перчатки – только затем, чтобы не потерять форму.

– Неужели он такой неотразимый?

– Вовсе нет. Но он думает только о себе. Неудивительно, что мама решилась на самоубийство. – Он не мог простить отцу ее смерть. Когда Тана это поняла, ее сердце сжалось от сочувствия.

Такси подкатило к подъезду ресторана, Гарри заплатил, и они вышли. Через несколько секунд они окунулись в праздничную атмосферу фешенебельного ресторана. Тана была здесь лишь однажды, когда они с матерью отмечали окончание ею школы. Ей понравились игрушки, подвешенные над стойкой, изысканно одетая публика, в которой Тана сразу узнала двух кинозвезд. Метрдотель, увидев Гарри, расплылся в приветливой улыбке и направился в их сторону – он был, судя по всему, безмерно рад видеть своего завсегдатая. Они немного задержались у стойки и направились к своему столику. Гарри заказал себе бифштекс с кровью, а Тана – яичницу. Они выпили шампанского.

Вдруг он заметил, что лицо Таны омрачилось. Она смотрела в противоположную часть зала, где за столиком явно не скучала веселая компания во главе с немолодым уже человеком, сидевшим в обнимку с молодой девушкой. Проследив направление ее взгляда, Гарри похлопал Тану по руке.

– Старая любовь, как я догадываюсь? – Он был удивлен: его спутница была не похожа на тех девчонок, которые охотятся за богатыми стариками.

– Во всяком случае, не моя. Он мгновенно понял ситуацию.

– Друг твоей матери?

– Он ей сказал, что пойдет на деловой обед.

– Может, это так и есть.

– Не думаю. – Она обратила на Гарри жесткий взгляд. – Больше всего меня бесит, что мать считает его непогрешимым. Для него всегда находятся оправдания. Она сидит целыми вечерами одна и ждет его. Чаще всего он не приходит, а она все равно испытывает к нему благодарность.

– Как долго они вместе?

– Двенадцать лет. Он присвистнул.

– Ничего себе!

Тана бросила в сторону Артура враждебный взгляд. «Он, видать, не отказывает себе ни в чем». Эта сцена заставила ее вновь вспомнить о Билли. Она отвернулась, чтобы не видеть пирующих, однако Гарри успел заметить выражение боли в ее глазах.

– Не принимайте это близко к сердцу, принцесса, – мягко сказал он.

Тана повернулась и посмотрела на Гарри.

– Это ее дело. Не мое.

– Умница! Только не надо забывать об этом. Каждый волен сам распоряжаться своей судьбой. – Он улыбнулся. – А вы так и не ответили на мои нескромные вопросы. Что вы собираетесь делать после окончания колледжа?

– Не знаю. Может быть, поступлю в Колумбийский университет. Я хочу учиться дальше.

– Перспектива выйти замуж и завести четырех деток вас не устраивает? – Оба весело рассмеялись.

– Покорно благодарю, хотя это – голубая мечта моей мамочки. – Она взглянула на него с новым любопытством. – А вы? Где все-таки вы учитесь?

Он поставил свой бокал и вздохнул.

– В Гарвардском университете. Это звучит немного претенциозно, не так ли? Потому вам и не захотел сказать сразу.

– Это правда? Он усмехнулся.

– К несчастью, да. Однако я не теряю надежды вылететь оттуда к концу учебного года и прилагаю к этому все усилия.

– Не верю. Если бы вы были слабым учеником, вы бы не смогли туда поступить.

– Как это не смог бы поступить? Это абсурд! Я – Уинслоу, моя дорогая! Такие, как мы, всегда поступают. Собственно говоря, этот университет построен на наши деньги.

– Ясно. – Его слова произвели сильное впечатление. – Тем не менее вы не хотите там учиться?

– Не очень. Я хотел уехать куда-нибудь на Запад: в Стэнфорд или в Калифорнийский университет, но у моего отца это что-то вроде идеи фикс. Переубеждать его не имело смысла, вот я и поступил. А теперь валяю дурака, вынуждая своих профессоров раскаиваться в том, что они меня приняли.

– Похоже, вы для них не подарок, – засмеялась Тана.

Она заметила, что Артур и его компания только что ушли. Он ее не видел, и она не знала, радоваться этому или нет.

– Вы должны приехать ко мне туда как-нибудь. Ну, скажем, во время весенних каникул.

Она засмеялась и отрицательно покачала головой.

– Не думаю, что это возможно.

– Вы мне не доверяете? – Гарри искренне удивился. В эту минуту Тана увидела в нем вполне зрелого молодого человека со светскими манерами.

– Честно говоря, нет. – Она прихлебнула шампанского, и оба рассмеялись. Она была настроена на веселый лад, ей было хорошо с ним. Впервые за долгое время она встретила парня, который ей нравился. Просто как друг. Он был остроумен, с ним можно было посмеяться; ему она могла открыть то, что не могла сказать никому другому, кроме Шарон. Вдруг ей пришла в голову идея.

– Я могу приехать, но не одна.

– А с кем? – подозрительно спросил он.

– С подругой по общежитию. – Она рассказала ему о Шарон Блейк. Он был заинтригован.

– Дочь Фримена Блейка? Это меняет дело. Она и в самом деле такая замечательная, как вы ее расписываете?

– В сто раз лучше. – Тана рассказала ему, как они с Шарон ходили в йоланское кафе, где их не стали обслуживать; потом рассказала про лекцию Мартина Лютера Кинга. Он слушал с видимым интересом.

– Я хотел бы ее увидеть. Вы действительно думаете, что сможете приехать с ней в Кембридж этой весной?

– Это не исключается, но я должна спросить у нее.

– Разве вы с ней срослись, как сиамские близнецы? – Он оглядел ее критическим взором. Это была одна из самых симпатичных девушек, каких он когда-либо знал. Ради того, чтобы повидать ее лишний раз, он был согласен на все. Пусть она привозит с собой кого ей угодно.

– Вроде того. Я ездила к ним в Вашингтон на День Благодарения и хочу сделать ответное приглашение.

– Но почему бы вам не пригласить ее сюда? Последовала долгая пауза, после чего Тана подняла на него глаза.

– Мою мать хватит удар, если она узнает, что Шарон цветная. Я рассказываю ей все, кроме этого.

– Чудно! – засмеялся Гарри. – Не помню, говорил ли я вам, что моя бабушка со стороны матери была темнокожая? – Это было сказано с такой серьезностью, что она почти поверила. Гарри не выдержал и рассмеялся, а она сделала обиженное лицо.

– Ничего себе, шуточки!.. Приходите к нам в гости, Гарри.

– Но я хочу, чтобы вы были моей гостьей.

Он позвонил ей на следующий день, чтобы пригласить ее через два дня на ленч. На Рождество мать с дочерью остались вдвоем.

– Это звонил тот самый молодой человек, с которым ты познакомилась вчера? – Было субботнее утро, и Джин читала, лежа в постели. Артур не звонил со вчерашнего дня, и она умирала от нетерпения рассказать ему о том, как прошел бал. Однако Джин не решалась его побеспокоить, ей приходилось ждать, когда он позвонит сам – так повелось еще при жизни его жены. Ко всему прочему, он, наверное, занят рождественскими заботами, своими детьми.

– Тот самый, – ответила ей дочь.

– Он показался мне симпатичным.

– Не только тебе.

Тана, однако, знала, что критерии оценки у них с матерью разные. Гарри может быть язвительным и непредсказуемым, он слишком много пьет и, судя по всему, испорчен воспитанием. Однако накануне он вел себя вполне прилично, когда проводил ее до дому: просто пожелал ей доброй ночи – и ничего больше. Напрасно она нервничала из-за этого. Когда он через два дня зашел за ней перед ленчем, на нем был блейзер с галстуком и серые брюки. Но стоило им спуститься вниз, как он нацепил роликовые коньки, клоунскую шляпу и повел себя как сумасшедший. Так и ехал по улицам города, а она покатывалась со смеху, глядя на его проделки.

– Гарри Уинслоу, вам известно, что вы спятили?

– Да, мадам! – отвечал он с идиотской ухмылкой, кося на нее глазами.

Так, на коньках, он и въехал в «Дубовый зал», где они собирались позавтракать. Метрдотель был не в восторге, но он знал посетителя в лицо и не решился его остановить. Гарри заказал бутылку шампанского и мгновенно выпил целый бокал, как только ее откупорили. Поставив на стол пустой бокал, он с улыбкой взглянул на Тану.

– Кажется, это вошло у меня в привычку.

– Вы хотите сказать, что вы – алкоголик?

– Так точно! – Он самодовольно улыбнулся и заказал завтрак для обоих.

Покончив с едой, они прошли через Центральный парк к катку «Уолмана», где простояли битый час, глядя на катающиеся пары и беседуя о жизни. Гарри ощущал в ней какую-то непонятную скованность: она не лезла к нему в душу, была осторожна и замкнута и вместе с тем – умна и отзывчива. Ей были небезразличны люди с их проблемами. Однако она не предлагала ему себя, он не чувствовал протянутой ему руки. В ее лице он приобрел нового друга – и не более того. Она видела, что он это понимает и что это возбуждает его любопытство.

– У вас есть знакомый парень в «Грин-Хиллз»?

Она отрицательно покачала головой, глаза их встретились.

– Нет. Никого. Сейчас я не хочу заводить никаких знакомств.

Ее откровенность его удивила. Это было нечто вроде вызова с ее стороны, и он не удержался от дальнейших расспросов:

– Почему так? Вы напуганы тем, что произошло с вашей матерью?

Тана, однако, никогда не думала в этом направлении. Еще раньше Гарри сказал ей, что не хотел бы иметь детей, не желая, чтобы они были травмированы, как был травмирован он сам. Тана рассказала ему, как Артур в очередной раз подвел Джин в это Рождество.

– Вполне возможно. Но есть и другие причины.

– Какие же?

– Я не хочу о них говорить. – Она посмотрела мимо его лица, тогда как он пытался представить себе, что именно так на нее повлияло. Она сохраняла безопасную дистанцию между ним и собой, и даже когда они смеялись и шутили, Тана, казалось, все время посылала предупреждающие сигналы: «Не приближайтесь ко мне слишком близко!» Он надеялся, что с ней все в порядке в смысле секса – вряд ли у нее есть какие-нибудь отклонения. Однако было что-то такое, что она предпочитала прятать под своим защитным панцирем, и он не понимал почему. Кто-то должен был довести ее до такого состояния, но он не знал кто.

– В вашей жизни, наверное, было какое-то важное событие?

– Нет. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Я не хочу говорить об этом.

У нее было такое лицо, что он потерял охоту продолжать расспросы. Оно выражало боль и что-то еще, чего он не мог определить, но от чего у него перехватило дыхание, а он был не робкого десятка. Однако на сей раз он все же что-то увидел – это заметил бы даже слепой.

– Извините меня, – он переменил тему беседы, заговорив о каких-то пустяках.

Тана ему очень нравилась, и они несколько раз встречались во время рождественских каникул: ходили на обед, на ленч, на каток, в кино. Она даже пригласила его пообедать у них дома, но сразу же пожалела об этой ошибке: мать подвергла его форменному допросу, будто он был готовым кандидатом в мужья. Она спрашивала его о планах на будущее, о родителях, о видах на карьеру и даже об экзаменационных оценках. Едва дождавшись его ухода, Тана накинулась на Джин с упреками:

– Что ты ему устроила? Он пришел пообедать, а не делать мне предложение.

– Тебе уже восемнадцать лет, Тэн. Пора начинать думать о таких вещах.

Тана была взбешена.

– Зачем?! Он мне всего-навсего друг. Уж не думаешь ли ты, что я выскочу замуж на будущей неделе?

– Ну а когда ты думаешь выйти замуж?

– Никогда! За каким дьяволом я буду это делать?

– Но что ты тогда собираешься делать всю оставшуюся жизнь? – Материнские глаза преследовали ее, загоняли в угол, не давая ни минуты покоя. Тана ненавидела эту ее манеру.

– Откуда мне знать? Ты хочешь, чтобы я вычислила это прямо сейчас? Сегодня? На будущей неделе? Какой бред!

– Не смей так разговаривать с матерью! – Джин потеряла наконец терпение и рассердилась.

– Чего ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты имела уверенность в завтрашнем дне, Тана. Я не хочу, чтобы ты оказалась в моем положении, когда тебе будет сорок. Ты заслуживаешь большего.

– Ты тоже. Тебе это приходило когда-нибудь в голову, мам? Я не могу видеть твои страдания, когда ты сидишь и ждешь его, точно какая-нибудь рабыня. Все, что ты имеешь после стольких лет, – сожитель Артур Дарнинг! – Тане очень хотелось рассказать ей, что она видела его в ресторане с другой женщиной, но она не решилась причинить матери такую боль. Только этого ей и не хватало. Тана сдержалась, но Джин тем не менее сочла себя оскорбленной.

– Это не правда! Ты несправедлива к нему.

– Тогда почему ты так боишься, что меня постигнет твоя участь?

Тана отвернулась от нее, чтобы не видеть ее слез, но мать снова развернула ее к себе лицом. В ее глазах стояла скопившаяся за эти двенадцать лет и за предыдущие годы мука.

– Я хочу, чтобы ты имела все то, чего была лишена я: разве это так уж много?

Сердце Таны устремилось ей навстречу, и голос ее прозвучал почти мягко, когда она сказала:

– Но, может быть, я не хочу иметь то, чего хотела ты?

– Как можно не хотеть этого? Муж, дом, дети, обеспеченное положение – разве в этом есть что-то зазорное? – Джин выглядела шокированной.

– Конечно же, нет, мам. Но я еще слишком молода, чтобы думать о таких вещах. Что, если я мечтаю сделать карьеру?

– Какую карьеру?

– Почем мне знать? Я говорю теоретически.

– Ты будешь одинокой, Тана, – с горечью сказала Джин. – Тебе лучше прекратить учение, если, конечно, найдется хороший человек.

Но дочь не хотела сдаваться. Уже сидя в поезде, она не переставала думать об этом, В первый же вечер в «Доме Жасмина» они с Шарон долго разговаривали, лежа в кроватях при выключенном свете.

– Боже мой, Тэн! Она так похожа на мою мать! В другом отношении, конечно. Все матери хотят для нас того, чего хотели для самих себя, не думая о том, чем мы от них отличаемся, что мы думаем и чувствуем, о чем мечтаем. Мой отец меня понимает, но мама… Я только и слышу: юридический колледж, гражданское неповиновение, чувство ответственности за черных. Черт возьми, я так устала быть «ответственной», что мне хочется вопить от злости. Я поступила в «Грин-Хиллз», тогда как хотела поехать туда, где есть другие черные. Проклятие! Здесь я даже не могу завести парня, а она мне твердит, что с этим, мол, успеется – когда-нибудь после. Но я хочу развлекаться теперь, хочу ходить в рестораны, в кино, на футбольные матчи!..

Ее красивая белокурая подруга улыбнулась в темноте, внезапно вспомнив о чем-то.

– Хочешь поехать со мной в Гарвард на весенние каникулы?

– Зачем? – Шарон облокотилась на подушку и с интересом уставилась на Тану. Та рассказала ей о Гарри Уинслоу. – Он, похоже, нормальный парень. Ты влюблена в него?

– Нет.

– Почему?

Последовала пауза, значение которой было понятно им обеим.

– Сама знаешь.

– Нельзя мучить себя этим всю жизнь, Тэн.

– Ты заговорила, как моя мать. Она задалась целью устроить мою помолвку хоть завтра, лишь бы только нашелся кто-нибудь, кто захочет на мне жениться, купить мне дом и наградить меня детьми.

– А что сказать об этих «сидячих забастовках», где нас забрасывают тухлыми яйцами? Тебе это нравится больше?

– Конечно же, нет.

– Твой гарвардский друг, видать, симпатичный?

– Да. – Тана улыбнулась при мысли о нем. – Он мне очень нравится – как друг. Это самый честный и искренний человек изо всех, кого я встречала.

Он позвонил ей спустя несколько дней, и она лишний раз поняла, чем он ей симпатичен. Он представился владельцем исследовательской лаборатории в Йолане, которая якобы проводит эксперименты над девушками.

– Мы пытаемся выяснить уровень интеллекта молодых леди в сравнении с юношами, – сказал он, изменив голос. – Мы, разумеется, понимаем, что он невысок, но…

Она вовремя узнала его голос, не успев дать волю своему негодованию.

– Ну вы и болтун!

– Привет, малютка! Как жизнь?

– Нормально.

Поговорив немного, она передала трубку Шарон. Девушки стояли у телефона и разговаривали с ним по очереди, пока наконец Шарон не ушла наверх, а Тана продолжала говорить и не могла наговориться. Это был не диалог влюбленных, скорее Гарри напоминал заботливого брата. Через два месяца частых звонков они сделались самыми близкими друзьями. Гарри выражал надежду увидеться с ней по весне. Она пыталась привлечь к этому Шарон, однако безуспешно. Тана было решилась уговорить свою мать и пригласить подругу к себе домой, но Мириам Блейк звонила дочери, почитай, каждый вечер: на Пасху был назначен грандиозный слет негров в Вашингтоне, всенощное бдение со свечами в защиту гражданских прав, и мать хотела, чтобы Шарон в нем участвовала. Она считала, что это станет важным событием в их жизни. «Теперь не время для каникул», – сказала она. Шарон была страшно подавлена, когда подруги покидали «Грин-Хиллз».

– Тебе просто надо было ответить отказом, Шар. – Тана взглянула на подругу и встретила сердитый взгляд ее блестящих черных глаз.

– Ха! Помнишь, как ты «отказалась» от участия в «выездном бале»?

Тана помолчала, потом медленно наклонила голову. Ее подруга права: невозможно противостоять им все время. Она передернула плечами и смущенно улыбнулась.

– О'кей, сдаюсь. Мне очень жаль. Я буду скучать без тебя в Нью-Йорке.

– Мне тоже будет тебя недоставать. – Она одарила Тану ослепительной улыбкой.

В поезде они болтали о разных пустяках и играли в карты. Шарон сошла в Вашингтоне, а Тана поехала дальше, в Нью-Йорк.

Было темно, и в воздухе пахло весной, когда она вышла из поезда и наняла такси. Дома все было по-старому, но девушке почему-то стало грустно. В их квартире абсолютно ничего не менялось и не добавлялось: ни новых драпировок, ни свежих цветов, которые могли бы порадовать глаз. Всегда одно и то же, из года в год – та же потертая кушетка, те же чахлые цветы в горшках. Когда она жила здесь постоянно, это не казалось таким унылым, но теперь – иное дело. Все теперь выглядело обветшавшим, комнаты будто уменьшились в размерах.

Ее мать еще не вернулась с работы. Тана свалила сумки на пол в своей спальне и вдруг услышала звонок телефона. Она поспешила обратно в гостиную.

– Алло!

– Говорит Уинслоу. Как дела, малютка? – Это было как глоток свежего воздуха в душном помещении. Тана заулыбалась.