Текст книги "Что было, что будет..."
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Олимпия не удивилась полученному приглашению, но невольное удовлетворение, что она держит его в руках, вызвало у нее улыбку. За последние годы она настолько отдалилась от светской жизни, что у нее даже стало появляться смутное, хоть и ничем не подкрепленное опасение, что ее девочек могут вычеркнуть из списка. Обе оканчивали Спенс – школу, где учились девочки из самых известных и состоятельных семей. И всем им предстояло в первый год после окончания школы, когда им как раз исполнялось восемнадцать лет, участвовать в тех или иных мероприятиях дебютанток. Правда, для менее родовитых выпускниц устраивались балы попроще. Аркады же всегда считались главным событием для дебютанток нью-йоркского избранного общества.
Двадцать семь лет назад такой же первый бал до глубины души потряс Олимпию, задолго до нее на Аркадах дебютировали ее мать, обе бабушки, прабабушки и прапрабабушки. И теперь она была счастлива разделить семейную традицию со своими дочерьми, и не имело никакого значения, что весь мир, да и ее собственная жизнь, с тех пор очень и очень изменились. Теперь многие женщины стали вполне самостоятельными, работают, делают успешную карьеру, в браки вступают все позже, а остаться незамужней не считается зазорным. Избранников давно не оценивают по голубой крови, во всяком случае, для Олимпии происхождение ее избранника не имело значения. Главное, чтобы спутник жизни был порядочным, серьезным, надежным и умным человеком, любил и уважал жену – вот чего она от души желала своим девочкам. В идеале ей бы хотелось, чтобы ее будущие зятья были похожи на Гарри, а не на Чонси Уокера. А первый бал – это всего лишь повод принарядиться, надеть роскошное белое платье в пол и белые перчатки выше локтя. Кто знает, может, такая возможность кому-то выпадет только один раз в жизни?! Так пусть будет хотя бы этот единственный раз…
Олимпия уже предвкушала, как станет помогать Веронике и Вирджинии с выбором платьев. Это обещает быть делом нелегким, ведь вкусы у дочерей такие разные. Хотя можно считать, что Олимпии в некотором смысле повезло: готовя к выходу в свет своих близняшек, она имеет шанс получить двойное удовольствие.
Она мечтательно смотрела на приглашение, а по губам блуждала смутная улыбка. Макс удивленно поглядывал на мать. С ней происходило что-то непонятное: она была здесь, совсем рядом, но казалось, что она отправилась в свое, неведомое ему, путешествие. И выглядит она по-другому – не его взрослая и серьезная мама, а маленькая смущенная девочка с робкой улыбкой на лице. Да так оно и было. Сейчас, когда на нее нахлынули воспоминания, Олимпия будто вновь почувствовала себя совсем юной девушкой, и сын смотрел на нее с нескрываемым любопытством. Видно было, что она вспоминает о чем-то приятном.
– Мам, это у тебя что? – спросил Макс, ладошкой стер с подбородка подтаявшее мороженое, после чего, недолго думая, вытер руку о джинсы.
– Приглашение твоим сестрам, – ответила Олимпия, возвращаясь к реальности, и положила приглашение обратно в конверт.
В голове мелькнуло, что надо будет попросить людей из оргкомитета дать и второе приглашение, чтобы потом можно было поместить приглашение каждой из дочерей в памятный фотоальбом – такой же, как был у нее на память о ее собственном дебюте. Где-то он до сих пор лежит наверху в книжном шкафу. Настанет и в их жизни день, когда они вот так же с умилением станут вспоминать свой первый бал и рассказывать о нем своим дочерям. Дочери, когда были маленькие, то и дело смотрели ее альбом. Помнится, им было лет по пять, когда Вирджиния всем говорила, что ее мама настоящая принцесса.
– Приглашение? На день рождения? – Макс был заинтригован. – Их зовут в гости?
– На светский бал, – терпеливо объяснила Олимпия. – Это такой большой праздник, куда все являются в красивых белых платьях. Это называется «выход в свет». – Олимпия произнесла это таким тоном, будто речь шла о первом бале Золушки. Собственно, так оно и было.
– Выход? Откуда? – продолжал допытываться Макс, явно озадаченный. Олимпия рассмеялась.
– Хороший вопрос. Вообще-то никто ниоткуда не выходит. Раньше так говорили, имея в виду, что девушки впервые выезжают из дома, чтобы найти себе жениха. Теперь они просто едут на праздник и весело проводят там время.
– А что, Джинни и Вер собрались жениться? – забеспокоился Макс. Он знал, что сестры уезжают учиться, но жениться – это кое-что посерьезнее. Неужели они уедут насовсем?!
– Про девушек говорят «выйти замуж». «Жениться» – это про мужчин, потому что они берут себе жен.
– И поэтому называется «жених»? – допытывался малыш.
– «Жених» – это до свадьбы, а потом он уже называется «муж».
– А зачем им искать женихов? Они больше не хотят с нами жить?
– Ну, что ты, зайчик, этого ни у кого и в мыслях нет! Просто девочки нарядятся в вечерние платья и поедут на бал. И мы с папой поедем. Папа будет с ними танцевать, и их папа – тоже. И бабушка Фрида поедет. А потом мы все вернемся домой.
– И это все? Фу, скука! – поморщился Макс. На его взгляд, день рождения куда веселее. – А мне тоже надо будет ехать?
– Нет. Пускают только взрослых.
Это была одна из традиций мероприятия – до восемнадцати лет туда никого не приглашали, младшим братьям и сестрам вход был заказан. Вот старшие – пожалуйста.
Одна из дочерей, подозревала Олимпия, захочет, чтобы ее сопровождал Чарли, а с кем поедет вторая, оставалось лишь гадать. Скорее всего – с кем-то из приятелей. Ну, да это их дело. Она лишь могла предположить, как распределятся роли: Вероника наверняка позовет с собой брата, а Вирджиния – какого-нибудь дружка.
Ответить на приглашение нужно было в течение месяца, но Олимпия решила, что тянуть с ответом незачем. На той неделе надо будет послать подтверждение и чек. Взнос с участниц брали небольшой, средства направлялись на конкретные благотворительные цели.
Попасть же на бал за деньги было невозможно. Здесь решало не состояние, а соответствие определенным критериям: имели значение либо наследство, как в случае с ее девочками, либо аристократическое происхождение, чему ее дочери также соответствовали, хотя Олимпия никогда не кичилась своими благородными корнями. Для нее это была данность, некое присущее их семейной истории и образу жизни качество. Она никогда всерьез об этом даже не задумывалась. Если Олимпия чем и гордилась, то не своей «голубой кровью», а собственной семьей и тем, чего сумела сама добиться в жизни.
Макс наконец покончил с печеньем и отправился в свою комнату играть. Позвонил Гарри, предупредил, что домой вернется поздно: после слушаний у него назначено совещание с двумя коллегами-судьями. Так что сообщать мужу о полученном приглашении Олимпия пока не стала. Впрочем, это хоть и приятная новость, но далеко не вселенского масштаба. «Вечером расскажу, – решила Олимпия, – а сначала обрадую дочерей».
Олимпия взглянула на часы – пора было везти Макса на футбол, они почти опаздывали.
После тренировки заскочили в супермаркет, а когда вернулись домой, девочки уже были дома. Обе собирались отправиться гулять, каждая со своей компанией. Гарри вернулся позже, чем предполагал, Олимпия в это время хлопотала у плиты. Девочки же очертя голову пронеслись мимо – только их и видели.
Бледный Макс неожиданно появился на кухне и пожаловался, что ему нехорошо, и его стало рвать. Только в половине одиннадцатого уложили его в постель, и обессиленный малыш наконец уснул.
Гарри выглядел уставшим и отказался от позднего ужина. Олимпия убрала еду в холодильник, а сама подсела на диван к мужу и положила голову на плечо. За вечер, после всех треволнений с сыном, ей дважды пришлось переодеваться. Олимпия успела принять душ, но вид у нее все равно был неважный, Гарри же хмуро взирал на папки с бумагами, которые принес домой, чтобы поработать с делами в выходные.
Он поднял глаза и улыбнулся, радуясь, что после суматошного вечера может наконец побыть в тишине наедине с женой.
– Добро пожаловать на грешную землю, – горько усмехнулась Олимпия. – Прости, что не удалось по-человечески поужинать.
– Ерунда, я не голоден. А ты бы съела чего-нибудь, – великодушно предложил он.
Хотя Олимпия общепризнанно и считалась хорошей хозяйкой, Гарри любил возиться у плиты и отличался куда большей кулинарной изобретательностью. Особенно ему удавались тайские блюда, и в тяжелую минуту он неизменно вызывался приготовить для семьи еду – особенно если у Олимпии выдавалась трудная неделя и она засиживалась на работе допоздна, что, вообще-то, происходило редко, или когда с детьми что-нибудь случалось, как, например, сегодня с сыном. Хотя, надо признать, возможность проявить себя в домашнем хозяйстве выпадала Гарри нечасто.
Олимпия покачала головой. Есть ей совсем не хотелось.
– С Максом, надо полагать, ничего серьезного? – обеспокоенно спросил Гарри.
– Надеюсь. Набегался, как угорелый, на тренировке, да еще пару раз в живот пихнули. Другой вариант – вирус. Надеюсь, у них в школе нет никакой эпидемии.
Имея в доме четверых детей (или троих, как в данный момент), они уже привыкли к подобным неожиданностям. Дети подхватывали болячки то и дело. Так происходило из года в год, пока они подрастали. Гарри это поначалу приводило в ужас, но и он постепенно привык.
Наутро Максу легче не стало, напротив, у него даже поднялась температура, из чего Олимпия сделала вывод, что виной всему все-таки не футбол, а грипп. Она отправилась в видеопрокат запастись для мальчика фильмами, а Гарри остался с сыном. После обеда малыш долго спал.
Девочки почти все выходные отсутствовали, Джинни даже ночевать осталась у подружки. Они уже вышли на финишную прямую, до аттестата было рукой подать, жизнь в них била ключом, и желание общаться нарастало перед расставанием со школой.
Только в воскресенье вечером вся семья наконец снова оказалась в сборе. Максу стало лучше, и все собрались в кухне за столом. Гарри и Вероника играли с Максом в карты, Джинни углубилась в чтение модного журнала, а Олимпия занималась ужином. Она обожала эти семейные посиделки, ей нравилось стоять у плиты и видеть рядом всех своих близких. Вот поэтому они и отвели в своем доме такое большое помещение под кухню.
Олимпия извлекла из духовки двух подрумянившихся кур и вспомнила о полученном еще в пятницу приглашении. Впервые за двое суток!
– Господи, я же совсем забыла вам сказать что-то очень важное. Дорогие мои дочери, – произнесла она и поспешно наклонилась к духовке, чтобы вынуть сковороду с запеченной картошкой. Олимпия хотела в полной мере насладиться эффектом от сделанного сообщения и, предвкушая восторги дочерей, медленным взглядом обвела свое семейство.
Вероника подняла глаза. Она знала, что такое Аркады, в школе как раз на днях был об этом разговор. Приглашения были разосланы, а значит, все, кому предстоял первый выезд в свет, уже были оповещены и активно это обсуждали.
– Какая глупость! – проворчала Вероника и сдала карты. Они играли в детскую игру, Макс, конечно, выигрывал, отчего бурно радовался. Он обожал одерживать верх над старшими.
– Мам, что ты сейчас сказала? Повтори! – оживилась Джинни.
Обе сестры были очень хороши собой, яркие голубоглазые блондинки. У Джинни распущенные длинные волосы струились по плечам, она сейчас была слегка подкрашена. Вероника предпочитала строгую косу, не тронутое косметикой лицо ее сияло чистотой, она никогда не испытывала желания приукрасить себя искусственно – ни сейчас дома, когда играла с отчимом и братишкой, ни в другое время.
Будучи очень похожими друг на друга внешне, девочки придерживались абсолютно различных стилей в одежде. Что облегчало всем окружающим их узнавание. Особенно радовался этому Гарри. Если бы сестры носили одинаковые вещи и прически, он бы наверняка их путал. Честно говоря, вряд ли кто-нибудь мог бы в ином случае определить, кто из них кто, кроме их собственной матери да, может быть, старшего брата. Даже Макс путал сестер, навлекая на себя массу беззлобных насмешек.
– Я сказала, что вам пришло приглашение на бал дебютанток Аркады, который состоится в декабре. В пятницу принесли. – Олимпия постаралась произнести фразу как можно сдержаннее, скрывая свою радость и гордость за дочерей.
Она сдобрила картошку маслом и разрезала кур на куски. Салат был уже приготовлен и выложен в прозрачную салатницу.
– Но ты же не ждешь, что мы пойдем, а? – нахмурясь, буркнула Вероника.
Олимпия ничего не сказала в ответ, а Вирджиния расплылась в широкой улыбке.
– Мам, круто! Я боялась, нас вообще не позовут. В школе девочки тоже получили приглашения на прошлой неделе. – Вирджиния до сих пор не забыла, как отец когда-то язвительно заметил, что переход их матери в иудейскую веру может сделать их изгоями в высшем обществе. Она тогда не поняла, шутил ли отец или говорил всерьез, но слова его прочно засели в ее головке.
– И нам в пятницу принесли. У меня просто из-за болезни Макса из головы вылетело, – оправдывалась Олимпия.
– Когда едем платья выбирать? – оживленно спросила Джинни – в точности, как и ожидала Олимпия. Она повернулась к дочерям с улыбкой, но тут опять подала голос Вероника:
– Платья? Ты что, спятила? – Вероника вскочила и с негодованием воззрилась на сестру. – Ты что, собираешься участвовать в этом снобистском фарсе? «Сливки общества»! Джинни, я тебя умоляю, отвлекись ты от своих голливудских журналов хоть на пять минут! Тебя ведь приглашают не для того, чтобы ты денек посидела на троне. И не чтобы награду вручить. Тебя приглашают выразить свое отношение к тем, кто не является «белым англосаксом протестантской веры». Ты выставишь себя полной идиоткой, если будешь участвовать в этой самой что ни на есть отвратительной, допотопной и сексистской традиции!
Вероника выпрямилась во весь рост и метала молнии, а растерянные мать и сестра с недоумением взирали на нее. Олимпия была готова к тому, что Вероника немного поворчит, но такого всплеска возмущения никак не ожидала.
– Вероника, успокойся! Не стоит впадать в крайности. Тебя же не зовут участвовать в марше неофашистов! Это всего лишь светский бал. Праздник!
– Да какая разница? В Аркадах разве участвуют афроамериканцы? Или евреи? А может, латиносы или азиаты? Да как ты, мам, можешь быть такой лицемеркой? Ты же иудейка, ты замужем за Гарри! Если ты нас заставишь это сделать, это будет ему настоящая пощечина.
Вероника кипела благородным гневом, а Вирджиния готова была разреветься.
– Да какая пощечина? Абсолютно невинный бал дебютанток! Пофорсите в нарядных белых платьях, потанцуете, выйдете на поклон, развлечетесь от души. Кроме того, я понятия не имею, кто еще там будет и к какой расе они относятся. Я уж и не припомню, как это было, когда я участвовала в таком мероприятии.
– Не говори ерунды, мам! Ты прекрасно знаешь, что туда пускают только белых англосаксов, и единственная цель этого, как ты говоришь, «мероприятия» – чтобы всяк сверчок знал свой шесток. Ни один порядочный человек туда носа не покажет. И я не поеду! Мне плевать, что ты сейчас скажешь или что скажет Джинни, но я никуда не поеду! – Вероника стояла насмерть, а Вирджиния все-таки расплакалась.
– А ну-ка, успокойтесь! – приказала Олимпия негромким, но твердым голосом. Подобная болезненная реакция Вероники начинала ее раздражать, в то время как Гарри озадаченно взирал на спорящих.
– Могу я полюбопытствовать, из-за чего, собственно, сыр-бор? Если я правильно понял, девочки получили приглашение на сборище, организованное ку-клукс-кланом или Святой Инквизицией, и Вероника отказывается идти?
– Вот именно! – поддакнула дочь, гневно расхаживая по кухне, тогда как Джинни с мольбой взирала на мать, ища поддержки.
– Ты считаешь, мы не должны пойти? – спросила она в панике. – Мам, не позволяй ей все испортить… Все же пойдут! Две наши девочки в эти выходные уже платья в «Саксе» себе купили! – Джинни, судя по всему, и так уже волновалась, что ее опередили.
– А ну-ка, обе успокойтесь! – повторила Олимпия, накрывая стол.
Она протянула Вирджинии салфетку, всем своим видом стараясь излучать невозмутимость, которой вовсе не испытывала. Обе дочери удивили ее своей чрезмерно эмоциональной реакцией.
– Мы все обсудим. Это не сборище ку-клукс-клана, пойми же ты, Вероника! Это бал, когда вы впервые выходите в свет. Ваш первый бал! Я была приглашена на такой бал, ваши бабушки тоже. Это нечто необыкновенное, на всю жизнь у вас останется память об этом событии.
– Да я скорее умру! – вскричала Вероника.
– Мам, а я хочу пойти! – вскочив из-за стола, крикнула Джинни и разрыдалась.
– Еще бы! – закричала на сестру Вероника. Теперь и у нее в глазах стояли слезы. – Более идиотской затеи в жизни не видела! Устроить такое в наше время! Это оскорбительно! Мы выставим себя снобками, расистками и полными дебилками! Я скорее пойду на марш мира или буду копать канавы в Аппалачах или Никарагуа – да где угодно, лишь бы не надевать ваше дурацкое белое платье и не выпендриваться перед толпой тупых, высокомерных людей, исповедующих отсталые политические взгляды! Мам, – повернулась она к матери с ледяным взглядом, – я никуда не поеду! Можешь делать со мной, что хочешь. Не поеду – и точка! – Тут она с отвращением прищурилась на сестру. – А ты, если хочешь, иди, покажи всем этим сливкам общества, которые давно прокисли, что ты такая же тупая и пошлая, как они.
С этими словами Вероника бросилась прочь и, хлопнув дверью, заперлась у себя в комнате. Джинни стояла посреди кухни и хлюпала носом.
– Вот всегда она так! Мам, не разрешай ей! Вечно она все портит!
– Пока что она ничего никому не испортила. Вы обе принимаете все слишком близко к сердцу. Давайте-ка пару дней подождем, пока страсти улягутся, а потом вернемся к этому разговору. Она остынет. Ты только к ней не приставай!
– Нет, не остынет! – со страдальческим лицом возразила Джинни. – Коммунистка! Ненавижу!
Теперь уже Джинни в слезах выбежала из кухни, а через мгновение хлопнула дверь и в ее комнату. Гарри в полном недоумении воззрился на жену:
– Можешь хоть ты мне объяснить, что происходит? Скажи, ради бога, что такое Аркады? И что это у нас с девицами? – Гарри был искренне потрясен всем увиденным. Никогда прежде он не видел девочек такими разъяренными и непримиримыми.
Ответил ему Макс, невозмутимо покачивая ногой.
– Мама хочет, чтобы они нашли себе женихов, – простодушно объяснил он. – А они, по-моему, не хотят. Джинни, может, и хочет, она ведь больше мальчиков любит. А Вер, наверное, жениться не собирается. Да, мам?
– Не жениться, а выходить замуж, я же тебе объясняла. Только это тут совсем ни при чем. – Олимпия беспомощно опустилась на стул. – Раньше на таких балах действительно искали мужей. Теперь их устраивают не для того, – еще раз объяснила она сыну, после чего повернулась к Гарри. Олимпии вдруг стало нестерпимо жарко. Атмосфера в доме неожиданно накалилась до предела. Олимпия тоже разволновалась не на шутку. Она и не предполагала в Веронике такой злой ярости. Неужели девочки настолько нетерпимы друг к другу? Стараясь не показывать своего огорчения, она ответила на вопрос Гарри:
– Девочкам прислали приглашение на бал Аркады. Почтальон в пятницу принес. Я обрадовалась, думала, они будут счастливы отправиться на бал. Я сама в свое время была на таком балу. Веселый, красивый праздник, и ничего больше. Никакого вызова, никаких демонстраций… Честно говоря, не понимаю, из-за чего Вероника подняла такой шум.
– Постой-постой! Я все-таки не понял. Какие еще Аркады? Мне известны только арки в эмблеме «Макдоналдса». Едва ли мы спорим из-за того, идти им в «Макдоналдс» или нет. Что-то мне подсказывает, что речь о чем-то другом.
– Аркадами называется традиционный рож– дественский бал дебютанток, – снова начала свои объяснения Олимпия. – Это самый старый и самый престижный бал в Нью-Йорке. В обществе ему придают большое значение. А когда я была в их возрасте, придавали еще больше. Моя мать тоже дебютировала на таком балу, а до нее – обе мои бабушки. А теперь это не более чем торжественный праздник, обставленный в старинном духе, дань старомодной традиции. Совершенно невинное светское мероприятие. Девушки надевают бальные платья и танцуют с отцами первый танец – вальс. А Вероника приплела сюда какой-то несуществующий политический подтекст. Ничего такого там и в помине нет! Просто праздничная вечеринка, правда, шикарная, но и только. Джинни очень хочется пойти, и я ее понимаю.
– А туда любой может явиться? – осторожно спросил Гарри.
– Нет, необходимо приглашение. Девочки его получили, потому что они из достойной благородной семьи, – без всякой задней мысли ответила Олимпия.
– А тем, кто принадлежит к другой расе или вере, туда вход заказан? – еще точнее сформулировал свой вопрос Гарри.
На этот раз Олимпия помедлила с ответом. Макс, уминая свою картошку, с интересом поглядывал на родителей и даже не замечал, что у него по груди течет растопленное масло.
– Может быть. Раньше было так. Как теперь, я не знаю.
– Судя по реакции Вероники, она осведомлена лучше тебя. Если то, что она говорит, правда и людей с желтой или черной кожей туда не пускают, тогда я с ней согласен. Полагаю, девушек из еврейских семей тоже не приглашают?
– Гарри, ради бога! Да, это светский бал. Такие балы проводятся с незапамятных времен. Он старомодный, традиционный, с англосаксонским уклоном, но так же устроены и все клубы – да мало ли что еще! Возьми, к примеру, Социальный реестр – никто же не возмущается, что в этот справочник вносят только потомков аристократических фамилий! Что же ты против мужских клубов не выступаешь, туда же женщин вообще не пускают?
– Я в них не состою, – лаконично ответил Гарри. – Я судья апелляционного суда и не могу позволить себе членство в какой-либо организации дискриминационного толка, а этот твой бал, как я понял, как раз относится к таковым. Мое мнение на этот счет тебе известно. Ты считаешь, если бы у нас с тобой была дочь и организаторы знали, что ты теперь иудейка, ее бы пригласили?
Непростой вопрос. Но ведь девочки не принадлежали к иудейской вере, а их родители происходили из влиятельных аристократических англосаксонских семей. И дочери у них с Гарри нет. Так что вопрос был сугубо теоретический. Что Олимпия знала наверняка, так это то, что Чонси захочет, чтобы его дочери появились на этом балу. И придет в ужас, если этого не произойдет. Да и сама она, при всех ее либеральных взглядах – особенно в сравнении с убеждениями ее бывшего мужа и его второй жены, – не видела в этой традиции ничего предосудительного и считала ее вполне невинной. Гарри, по ее мнению, преувеличивает. Как и ее дочь.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите о дискриминации. Но этот бал устраивается не для того, чтобы кого-то оскорбить – просто чтобы доставить девочкам удовольствие. Это их первый бал, представляешь? Это все равно что почувствовать себя Золушкой на балу, где все танцуют в красивых белых платьях, а в полночь бал заканчивается и все возвращаются к своей обычной жизни. И что ужасного в этом коротком празднике молодости и легкого флирта?
– Все дело в том, что одни веселятся, а другие остаются за бортом. На таких принципах строилась нацистская Германия. Это дискриминационное мероприятие в арийском духе, там тоже приглашали девушек только «голубых» кровей. Может, нескольких евреек и пригласят, чтобы соблюсти видимость, но сам дух этого бала порочен, его принципы – ложные! Евреи подвергаются дискриминации на протяжении тысячелетий, и я против продолжения этой традиции! В наше время дискриминация позорна, туда должен иметь возможность явиться любой человек, если у него есть такое желание.
– В таком случае и все клубы надо позакрывать! И частные школы! Ладно, согласна, пусть это будет мероприятие узкого круга англосаксов, которые вывозят в свет своих дочерей. Но зачем приплетать сюда политику? Почему не признать, что это просто праздник для девушек, и на том успокоиться?
– Мои родители пережили Холокост, – мрачно проговорил Гарри. – Тебе это известно. Всю их родню уничтожили люди, ненавидевшие евреев. Те, кто устраивает этот бал, тоже расисты – насколько я могу понять. Это противоречит всем моим убеждениям и принципам. И я не хочу иметь ничего общего с подобным мероприятием! – Муж говорил таким тоном, словно Олимпия на его глазах нарисовала на стене кухни свастику. Он только что не шарахался от нее, и все это – в присутствии маленького сына, который, кстати сказать, неожиданно расплакался, видя, что родители ссорятся.
– Гарри, прошу тебя, не надо все утрировать! Это бал дебютанток, только и всего. Его устраивают для своих подросших дочерей взрослые солидные люди. Только и всего!
– Что бы ты ни говорила, Вероника права! – подвел черту Гарри и резко встал. К еде он так и не притронулся.
Не дождавшись, когда ему порежут мясо на кусочки, присмиревший Макс принялся мять вилкой вторую картофелину. Ну когда же мама обратит внимание на него!
– Я считаю, девочки не должны в этом участвовать! – убежденно произнес Гарри. – Вряд ли твое присутствие на подобном мероприятии может быть убедительным доводом. Я целиком поддерживаю Веронику. И каково бы ни было твое решение, на меня можешь не рассчитывать.
С этими словами он швырнул салфетку на стол и вышел, а Макс, в недоумении уставившийся на отца, перевел встревоженный взгляд на мать.
– По-моему, этот бал – плохая затея, – вздохнув, произнес малыш. – Все так рассердились!
– Да уж… – кивнула Олимпия и тяжело опустилась на стул. – Понимаешь, – повернулась она к мальчику, – это всего лишь вечеринка. И чего они так раскипятились?! – У Олимпии остался единственный слушатель и тот пяти лет.
– И там будут мучить евреев? – забеспокоился Макс.
Его бабушка Фрида говорила, что люди, которых называют нацистами, творили страшные вещи. Макс запомнил, что много страшных вещей совершалось по отношению к евреям. А еще он знал, что его родители исповедуют еврейскую веру – как и его бабушка, и многие ребята в школе.
– Да ты что! Никто там не собирается мучить евреев! – воскликнула потрясенная Олимпия. – Говорю же тебе, это будет такой специальный праздник для молодых девушек. А у нашего папы настроение плохое, он очень устал на работе. Сам подумай, Макс, ну что плохого может быть в празднике? Ты же сам ходил на праздники и знаешь, как там бывает весело и интересно.
– Правда, – немного успокоился Макс. – Но папа и Вер все равно туда идти не хотят, да? А вот Джинни, по-моему, обрадовалась, ей так хочется купить новое платье.
– Ты прав, малыш. Уж не знаю, как они решат, но, по-моему, отказываться не стоит.
– Даже если вы им там женихов не найдете? – Макса одолевало любопытство.
– Даже если не найдем, – невесело улыбнулась Олимпия. – Зайчик, я тебе уже говорила, никто не собирается искать им женихов. Мы только хотим, чтобы они повеселились и потанцевали в красивых длинных платьях.
– Нет, я думаю, папа не поедет, – все переживал Макс. Олимпия наконец порезала ему курицу. За столом они сидели вдвоем, Макс с видимым удовольствием поглощал курицу, а вот у Олимпии аппетит совсем пропал.
Олимпия попыталась представить себе, что ей предстоит услышать от Чонси, если девочки откажутся от дебюта. В своих убеждениях Чонси и Гарри были антагонистами. И ее прошлая и настоящая жизнь, олицетворением чего служили ее мужья, тоже не имела между собой ничего общего. Единственной ниточкой между ними была она сама.
– Я все же надеюсь, что папа поедет, – тихо сказала Олимпия. – Там будет весело!
– Нет, мама, он не поедет, – возразил мальчик и с серьезным видом покачал головой. – Я думаю, не надо им ни в какой свет выходить! – Макс округлил глаза. – Пусть лучше дома сидят!
Этот накаленный спор так взволновал Олимпию, что теперь она и сама не знала, как отнестись к полученному приглашению.
