Текст книги "Театральный вечер"

Автор книги: Даниэль Клугер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Клугер Даниил
Театральный вечер

Даниэль Клугер

Театральный вечер

Рассказ

Как-то вечером Натаниэль Розовски оказался в театре – впервые за последние двенадцать лет. И это при том, что в молодости он числил себя завзятым театралом, а в студенческие времена даже участвовал в каких-то любительских постановках. Но то было давным-давно, когда жил он в советском городе Минске и звался не Натаниэлем, а Анатолием, Толиком. С тех пор много воды утекло.

Сидя в полутемном зале Камерного театра в ожидании начала спектакля, он вдруг с изумлением ощутил почти забытое волнение, которое когда-то вызывал в нем негромкий говор зрителей, тяжелый и торжественный бархат занавеса.

Он наклонился к Ронит и сказал вполголоса:

– Я уже забыл, что такое театр.

Она удивленно взглянула на него.

– Ваша мама сказала, что вы обожаете театр!

Натаниэль тяжело вздохнул. Навязчивая идея, преследовавшая мать на протяжении десяти лет, – женить сына вторично – приобретала порой самые неожиданные формы. Хорошо, что очередная кандидатка в невесты оказалась поклонницей театра, а не, например, альпинизма – восхождения на Эверест он, скорее всего, не выдержал бы.

– Нет-нет, – сказал он поспешно, – я действительно очень люблю театр, но дела не давали никакой возможности посещать спектакли.

Это было почти правдой: жизнь полицейского офицера, которую он вел до недавнего времени, почти не оставляла возможности для культурного отдыха. А уж с тех пор, как он уволился из полиции и занялся частным сыском, подавно.

Впрочем, Ронит Натаниэлю нравилась. От нее исходило умиротворяющее чувство безмятежности и покоя. А изящные очки в тонюсенькой оправе придавали ее миловидному лицу особый шарм. Работала Ронит в колледже, преподавала мировую литературу, в юном возрасте вышла замуж, через полгода развелась и с тех пор жила с родителями, старыми знакомыми Сарры Розовски (как будто среди выходцев из Восточной Европы можно было найти незнакомого ей!). Первый раз они встретились при активном содействии двух сторон: матери Натаниэля и родителей Ронит. С того момента прошло чуть более двух месяцев, и вдруг сегодня мать, не говоря ни слова, вручила вернувшемуся из агентства Натаниэлю конверт. – Девочка обожает театр, веско сообщила мать. – И никак не может пойти посмотреть. Тут приехали московские артисты. Если ты мне сын, сходи с девочкой на спектакль, сделай ей приятное.

Девочке, насколько помнил Натаниэль, было чуть больше сорока. Распечатав конверт, он долго разглядывал два билета и афишку со списком действующих лиц и исполнителей – на русском языке и иврите.

– Мама, – сказал он с несчастным видом, – о чем ты говоришь, я же устал как собака...

– У тебя еще целых три часа, – безжалостно заявила мать. – Я погладила тебе новую рубашку и брюки, чтоб ты не выглядел как босяк. И не спорь. Сделаешь небольшой перерыв, никуда твои бандюги не денутся.

Розовски не знал точно, кого имеет в виду мать под бандюгами: то ли его клиентов, то ли настоящих преступников. Если последних – очень жаль, что не денутся. Лучше бы делись. Раз и навсегда. Он стоически воздел очи горе и согласился.

Впрочем, говоря совсем уж откровенно, сегодняшний культпоход на шекспировского "Гамлета" в постановке приехавшей из Москвы труппы отнюдь не представлялся ему тяжкой обязанностью. Ронит действительно оказалась приятной женщиной – не слишком болтливой, не слишком застенчивой. И, похоже, она действительно любила театр, а значит, Шекспир отнюдь не был всего лишь предлогом.

Зал погрузился во тьму. Раздались звуки гонга. Занавес пополз вверх. Сцена представляла собою часть королевского замка Эльсинор. Мрачные серые стены, черный силуэт башни, четко вырисовывавшийся на подсвеченном багровым заднике.

– Двенадцать бьет, пойди поспи, Франциско...

Розовски удовлетворенно откинулся в кресле и приготовился полностью погрузиться в бессмертную историю датского принца.

Но уже через несколько минут с удивлением понял, что не может этого сделать.

После первого акта они немного посидели за столиком в кафе, находившемся в нескольких шагах от входа в театр. Ронит рассуждала о преимуществах классической трактовки бессмертной трагедии. Натаниэль кивал, преданно глядя на оживленное лицо очаровательной спутницы. Видимо, кивал не в такт, потому что она вдруг спросила:

– Вам не нравится?

– Э-э.. Что? – Натаниэль немного растерялся. – Нет, что вы! Конечно нравится.

– Но я же вижу: вас что-то смущает, – настаивала Ронит. – Что именно?

– Привидений не бывает, – ответил вдруг Натаниэль странным тоном.

– Что? – Ронит удивленно взглянула на своего спутника. Лицо детектива показалось ей странным: одновременно рассеяным и задумчивым.

– Я говорю: привидений не бывает, – повторил Розовски. – Кто же, в таком случае, рассказал Гамлету правду об убийстве отца? Как вы полагаете, Ронит?

Ронит растерялась и рассердилась одновременно.

– Это же условность, литературный прием, неужели вам такое неизвестно? – сказала она.

– Прием? – переспросил Натаниэль. – Да, конечно. Прием. Но кто его применил? – он виновато улыбнулся. – Не обижайтесь на меня, дорогая Ронит, ничего не могу с собой поделать. Окончательно одичал. На все смотрю с точки зрения полицейского.

– Вы же частный детектив! – возразила Ронит так, как будто это было решающим аргументом.

– В данном случае это одно и то же... – он поднялся. – Пойдемте, Ронит, по-моему, уже начинается второе действие. Обещаю исправиться.

Натаниэль честно старался сдержать обещание. Во втором антракте он больше ни разу не упомянул о сомнениях относительно происходивших на сцене событий, зато рассказал несколько занятных случаев из жизни честного детектива. Ронит смеялась.

Третий акт оказался последним – "Гамлета" москвичи ставили в сокращенном варианте.

После спектакля Ронит и Натаниэль уже отошли было на добрую сотню шагов от освещенного яркими огнями театра, когда Розовски все-таки не выдержал.

– Ронит, давайте на минуточку вернемся, – попросил он. – Всего на минутку. Я должен задать один вопрос.

Тут они постояли какое-то время у служебного выхода, пока не дождались актеров. Актеры были незнакомы Натаниэлю – что и естественно: за двадцать лет он впервые побывал на спектакле, привезенном из России, а на телевидении, которое он, все-таки, временами смотрел, они не мелькали.

Исполнитель роли Гамлета шел последним. Натаниэль шагнул вперед, перегородил дорогу.

– Извините, – быстро заговорил он, – я вас долго не задержу. Только один вопрос.

"Гамлет" сдержанно улыбнулся:

– Пожалуйста.

– Скажите, кто сегодня играл Призрака?

– Кого? – недоуменно переспросил актер.

– Призрака. Тень вашего отца, – объяснил Розовски. – То есть, не вашего, а...

– Понятно, понятно, – улыбка погасла. Видимо, поначалу "Гамлет" принял детектива за поклонника. – Призрака играл Миша... Михаил Селиванов. Он же исполнял роль Первого актера.

"Гамлет" осторожно обошел застывшего в глубокой задумчивости Натаниэля и быстро зашагал вслед за остальными.

Ронит тронула Натаниэля за локоть:

– В чем дело?

– Что?.. – Розовски словно очнулся. – А... нет, ничего. Все в порядке, – он улыбнулся. – Знаете, кажется кое-что проясняется.

– А что вы у него спросили? – поинтересовалась Ронит, пока они шли к автомобильной стоянке.

– Спросил – кто играл Призрака. Оказалось – тот же актер, который играл Первого Актера. Некто Михаил Селиванов. По-моему, очень талантливый исполнитель.

Ронит открыла дверцу своей темно-синей "мазды". Удивленно взглянула на стоявшего в нерешительности детектива.

– Видите ли, я терпеть не могу автомобилей, – смущенно произнес Натаниэль. – Давайте сделаем вот что: если вы согласитесь прогуляться пешком, я расскажу вам о том, кто был истинным виновником смерти Гамлета. Хотите?

Немного поколебавшись, Ронит согласилась. Они медленно пошли по городу, раскрашенному огнями реклам, более оживленному сейчас, на пороге ночи, чем жарким днем. Со всех сторон слышалась музыка – так и не ставшие привычными для уха Натаниэля переливы мизрахи, тяжелые ритмы рока, даже его любимый классический джаз на мгновение перекрыл прочие звуки.

– Вы обещали интересный рассказ, – напомнила Ронит, когда они прошли уже добрых полквартала.

– Да-да, я помню, – поспешно ответил Натаниэль. – Просто собираюсь с мыслями. Я уже сказал вам, что никак не могу избавиться от полицейского взгляда на жизнь, – он улыбнулся. – Вот и сегодня тоже. Обратите внимание: от кого Гамлет впервые узнает о том, что его отец не просто умер, но убит? И что убийца – родной брат убитого, завладевший ныне короной и женой, превратившийся из дяди в отчима принцу-сироте?

– Как это от кого? От отца, естественно! – ответила Ронит.

– Как же это может быть, если отец мертв? – удивленно спросил Натаниэль. – Нет, не от отца. От призрака отца! И это ведь далеко не одно и то же. Потому что призраков не бывает. Понимаете, Ронит? Не бы-ва-ет! Возьмем, к примеру, меня. Я не стал бы расследовать преступление, узнав о нем не от очевидцев или экспертов, а от медиума на спиритическом сеансе, он развел руками. – Выходит, то с чего все началось, сомнительно. Разве не так?

– Вы бы не стали, – иронически повторила Ронит. – Но вы же не Гамлет.

– Это верно, верно. Я не Гамлет. Гамлет верил в призраки, а я не верю. И потому хочу знать: что в действительности стоит за этим аттракционом? С чего, на самом деле, все началось?

– Что началось? – недовольно спросила Ронит. – О чем вы говорите?

– О крушении датской династии, разумеется! – невозмутимо ответил Розовски. – Как там в конце кричал красавец Фортинбрас? "Эй люди! Унесите трупы", – он вытащил сигарету, но заметив, что Ронит недовольно нахмурилась, закуривать не стал. – Поздновато явился норвежец, поздновато. .. Значит, так. До появления призрака были: скорбь наследника по отцу, его ненависть к матери и дяде, – Натаниэль развел руками. – Ну не взлюбил парень отчима, а заодно и к матери стал относиться хуже. Такое случается часто, и не только в королевских семьях. Плюс какие-то слухи, сплетни... Вдруг ему говорят: "По замку ночами бродит призрак – вылитый ваш отец, ваше высочество!" Принц, разумеется, тут же отправляется на общение с призраком, собственного отца. И узнает страшную тайну: тот не просто умер – был отравлен. Собственным братом, ставшим вслед за тем королем...

– Вы сказали: призраков не бывает, – напомнила Ронит. – Ну, хорошо, предположим, – ее саму увлекла эта игра в детектив. – Что же – кто-то просто изображал из себя Призрака, чтобы вложить мысль о преступлении Клавдия в голову наследника?

– В том-то и дело!

– Но зачем? – недоуменно спросила Ронит.

– А-а, – Розовски улыбнулся. – Об этом чуть позже. Пока что давайте попробуем найти, кто же переоделся призраком?

– А что тут искать? – Ронит пожала плечами. – Первый Актер, разумеется.

Натаниэль остановился и в изумлении посмотрел на свою спутницу.

– Как вы догадались?

– Что тут догадываться? Вы же сами сказали: в сегодняшнем спектакле эти роли исполнял один и тот же человек, – ответила девушка.

– Да, действительно, – Натаниэль сконфуженно засмеялся. – Верно... Да, в Призрака переоделся Первый Актер. А как Первый Актер появился в Эльсиноре, помните?

– Конечно. Его привели Розенкранц и Гильденстерн.

– И Горацио, – добавил Розовски.

– Ну и что?

– А то, что "Мышеловка" – это ключ. Ключ, подброшенный автором для нас, зрителей. Намек: вот кто такой Призрак.

Ронит нахмурилась.

– А как же сцена в королевской спальне? – спросила она. – Помните? Принц угрожает матери шпагой, но тут вновь является Призрак и останавливает его руку.

– Да-да, – Натаниэль кивнул. – Очень хорошо, что напомнили. Разница между первым и вторым появлениями Призрака огромна. В первом случае он требует: отомсти! И не делает никакого различия между убийцей и своей бывшей женой. Это во-первых. Во-вторых, его видят все, кто в тот момент находится рядом с Гамлетом: Горацио, Франциско, Марцелл. Так ведь? А второго призрака видит только Гамлет. Мать, королева Гертруда, изумленно и встревожено наблюдает, как сын ее, о сумасшествии которого уже неоднократно говорилось, разговаривает с пустотой!

– Но я читала, – возразила Ронит, – что это объясняется средневековым поверьем. Будто бы призрака видит лишь тот, к кому этот призрак явился.

– А как же первая сцена? – напомнил Натаниэль. – Я ведь говорю призрака, явившегося к Гамлету, видят все! – он покачал головой. – Нет, в королевской спальне был совершенно другой призрак. Которого действительно может видеть только он. Ибо нам показали сцену помешательства главного героя. Именно после попытки убить собственную мать, которая виновна разве что в поспешном втором замужестве, Гамлет по-настоящему сходит с ума! Натаниэль покачал головой. – Нет, это два разных призрака, – повторил он. – Второй – просто-напросто галлюцинация. Реален лишь первый – который сказал: "Убийца – король Клавдий! Отомсти!"

– А вы, значит, считаете это неправдой? – Ронит все еще не хотела соглашаться с версией Натаниэля. – Но ведь во время пьесы, которую специально разыгрывают актеры – как она называется? Да, "Убийство герцога Гонзаго"... Ведь король выдал себя! Увидев на сцене действо, в деталях повторяющее его настоящее преступление, он вскочил со своего места и в гневе ушел из зала!

– Да? – насмешливо переспросил Натаниэль. – А как бы отреагировали вы на его месте? Он же не дурак, не слепой! Понимает, что ему при большом стечении народа заявили: "Ты убил короля Гамлета!" Клавдий всего лишь отреагировал на ужасное оскорбление. Между прочим, весьма сдержанно... Так вот: в этой самой пьесе-ловушке Первый Актер сыграл роль убитого короля для Клавдия. Но это уже вторично, так сказать. А первый раз ту же роль он сыграл для принца.

– Но для чего? – спросила Ронит. – Зачем и кто это сделал?

– А вы не задумывались над тем, чью, собственно говоря, версию событий мы узнаем в трагедии? – спросил, в свою очередь, Натаниэль. – Глазами кого из героев все видим? Кто рассказал нам историю несчастного безумного принца Гамлета? Между прочим, об этом говорится прямо – в финале пьесы. Помните? Умирающий Гамлет обращается к Горацио: "Горацио, поведай миру всю правду..." И Горацио обещает своему другу это сделать. И выполняет свое обещание. Именно он рассказывает нам (и всем гражданам Дании), как все произошло. Что именно произошло – об этом граждане и так знают: полное истребление королевского дома. Иными словами, Горацио единственный оставшийся в живых свидетель событий. И смотрим мы, читаем на протяжении вот уже нескольких столетий именно его версию. О том, как призрак отца поведал принцу Гамлету ужасную тайну, как принц решил отомстить, как отомстил при этом всем виновным в смерти, но и сам погиб... – Натаниэль тяжело вздохнул. – И как перед смертью завещал датскую корону очень кстати явившемуся норвежцу Фортинбрасу. Между прочим, своему кровному врагу.

Ронит остановилась.

– Вы хотите сказать, что Горацио – всего лишь шпион норвежского короля? – потрясенно спросила она.

– Всего лишь! – теперь уже удивился Натаниэль. – Хорошенькое "всего лишь"! Не просто шпион – гениальный шпион! Собственно, чему вы удивляетесь? – спросил он. – Вспомните, кто такой этот Горацио?

– Н-ну-у... Философ, поэт, – начала перечислять Ронит. – Вместе с принцем учился в университете.

– Много странствовал по Европе, – добавил Натаниэль. – Так кто же он? Бродяга? – он покачал головой. – Непохож. Учился вместе с принцем в университете. Вообще, весьма учен. Умен. Незаметен. Больше слушает, меньше говорит. Вмешивается редко, но в критических ситуациях. Например, именно он приносит принцу весть о появлении призрака его отца и ведет Гамлета на нужное место. Именно он способствует казни Гильденстерна и Розенкранца – кстати сказать, бывших однокашников не только Гамлета, но и самого Горацио. Именно он сопровождает принца в расположение войск Фортинбраса – так, между прочим, – Натаниэль остановился. – "А это кто?" "А это войско наших врагов, принц, но, не извольте беспокоится, не нас они идут завоевывать..." Горацио, философ, поэт... А ведь именно из таких людей вербовали в шекспировские времена тайных агентов, резидентов и даже наемных убийц. Такие люди создавали первые тайные службы в Европе пользуясь, с одной стороны, связями с сильными мира сего, с другой будучи убежденными космополитами с тощими кошельками и отточенным умом, циничными и образованными. Горацио – именно такой. Ну, а чьим агентом был он при датском дворе – вполне понятно.

– Фортинбраса, – сказала Ронит.

– Разумеется, агентом Фортинбраса. И выполнил возложенную на него задачу – прибрать Данию к норвежским рукам – просто блестяще. Разыграл и умело – карту неприязни принца к новому королю.

Ронит рассмеялась, немного растерянно.

– Ну и ну, – сказала она. – Вышел из великой трагедии шпионский триллер. Джон Ле-Карре. Или даже Ян Флеминг. Знал бы об этом Шекспир!

– А почему вы думаете, что он не знал? – осведомился с невозмутимым видом Натаниэль. – Актеры – это ведь та среда, в которой спецслужбы активно вербовали агентов. Вы вспомните судьбу Кристофера Марло. Великий трагик, соперничавший с Шекспиром. До сих пор неизвестно, кто и за что его убил. Но многие исследователи убеждены: погубили его именно связи с тайными службами. Знал Шекспир или не знал о том, как можно интерпретировать его пьесу, это еще вопрос. Очень большой вопрос.

Остаток пути они проделали молча. Только у подъезда дома, где жила Ронит, Натаниэль задумчиво произнес:

– Интересно, найдутся ли когда-нибудь подлинные мемуары Горацио? Чтонибудь вроде мемуаров Джакомо Казановы. А? – он улыбнулся. – Что же, до завтра? Чем вы занимаетесь вечером, Ронит?

– Еще не знаю, – уклончиво ответила Ронит. – Я вам позвоню. Завтра. Хорошо?

На следующий день она не позвонила. И через неделю не позвонила тоже. Розовски долго раздумывал над внезапной холодностью очаровательной Ронит и решил, что девушке не нравятся курящие мужчины.

Конец