Текст книги "Мой муж – чудовище"

Автор книги: Даниэль Брэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава шестая

Человек или зверь? Крик был нечеловеческий. Не мужской и не женский. Короткий, он оборвался быстро. Я не могла представить, кто так кричит – как будто бы обреченный на смерть.

– Миледи, бегите! Бегите!

Летисия, спотыкаясь, цепляясь судорожно сжатыми руками за дверцу и стены кареты, пыталась забраться внутрь, и ее колотила крупная дрожь.

– Бегите! Бегите что есть мочи, заклинаю!

Я открывала и закрывала рот. Куда мне бежать, зачем, разве есть смысл? Но Летисия захлопнула дверь, схватила меня за плечо и резко толкнула. Говорить она больше не могла, лицо ее перекосилось как в припадке, а пальцы впились в меня с такой силой, что я вырвалась уже от нее и, задыхаясь от ужаса, распахнула дверцу и выскочила из экипажа.

Я ничего не увидела – и никого. И крик больше не повторялся, было темно и пугающе тихо.

Конечно, я проваливалась в снег почти по колено. Мне мешало платье и тяжелая доха, я спотыкалась на каждом шагу, меня подгонял неизвестно откуда взявшийся страх. Он словно шлепал меня по спине грубо и бесцеремонно, не давая остановиться, осмотреться, понять, что вообще происходит. Страх хватал за горло и рывками гнал вперед.

Мне бы подумать, зачем я бегу, но паника захватила. Я сознавала, что надолго меня не хватит, что я уже теряю дыхание, что ноги практически перестали слушаться, что я отбежала совсем немного, хотя казалось, что несколько миль, и если я оглянусь, то сквозь деревья увижу карету – и, может, еще кого-то. Я грудью кидалась на девственный снег, врывалась в сугробы, обращая внимание только на то, что до меня никого здесь не было…

Меня никто не окликнул, никто не догонял. Настигнуть меня по следам – легче легкого, так зачем я пытаюсь умереть не своей смертью?

Но хаотично бившиеся в голове мысли не останавливали. Я продолжала бежать, и по лицу текли капли пота, мне было жарко, как в летний день у огня. Я разрывала руками доху, безрезультатно, она замедляла мой бег, я вся промокла, и черные стволы кружились перед глазами, сливаясь в скелет карусели.

Потом я упала лицом прямо в сугроб и поняла, что выдохлась совершенно. Ни бежать, ни даже подняться я не в состоянии, я бездумно хватала пересохшими губами снег и думала, что надо вернуться назад.

Как это выглядит? Чего испугалась Летисия? Кто кричал? Что – это, что там случилось? От чего я бегу?

Я с трудом поднялась на колени – на большее меня не хватило. Как я могла быть настолько беспечной, почему я позволила заставить себя убежать?

Филипп, бедняга, как это бывает, сорвался с козел по насущной нужде, конечно, он побежал дальше в лес, чтобы мы случайно его не заметили. Он ведь охотник, он не боится леса и он вооружен. И он не отзывался на окрик Летисии – право, это было бы просто смешно.

Что она рассмотрела в лесу? Филиппа? Или какого-то зверя, которого наверняка напугала не меньше, чем после – меня? Почему закрылась в карете, а мне велела бежать? Может, думала, что зверь набросится на нее, она отвлечет от меня внимание? Зверь не будет бежать по следам…

А оборотень – будет. Он знает, как преследовать жертву. А вот экипаж – для оборотня это пространство, которое ему неприятно.

И что же тогда?

– Филипп!

Тишина. Ни звука, ни ответного крика. Лишь где-то треснула ветка под тяжестью снега.

– Летисия! Кто-нибудь!

Они не бросят меня в лесу. Они не сумасшедшие, одно дело – погибший крестьянин, другое – жена лорда-рыцаря. Они знают, что королевская армия уже в пути. Полиция настороже. Перевернут все, но будут меня искать, обязательно выяснят, что случилось.

– Летисия! Филипп!

Никого.

Подняться на ноги мне удалось не сразу, но это не удивляло. Где-то у меня еще сохранились силы, чтобы не упасть здесь пластом и не остаться навечно. Я вымокла почти что насквозь, тепло отступало, и я чувствовала, как меня начинает знобить.

Нужно срочно возвращаться по своим же следам, что бы там ни произошло. И если произошло, то снова бежать… куда? В имение? По тракту? Другого выхода нет, если мне дадут убежать.

Или остаться? Не здесь, но пробиваться куда-то к людям, вот только куда? Найти любую дорогу до деревеньки, но кто мне сказал, что она будет ближе, чем усадьба, и когда я дойду до этой деревеньки и дойду ли вообще?

И тогда я поняла, что такое настоящая паника. Тихая, обреченная, когда даже делать что-то нет смысла, просто стоять и ждать, пока все закончится, и желательно – поскорее.

Мне показалось, что стало светлее. Я подняла голову и увидела, что облака кое-где разошлись и луна подмигнула мне в слабом просвете, а затем мне на лицо упала снежинка.

Я прошла какие-нибудь пятьдесят ярдов – задыхаясь от слез и дрожа от холода, а не от страха. Я шла по оставленным мной же следам и теряла равновесие, я падала, проваливаясь в рыхлый снег, и загребала его рукавами, коченея еще сильнее.

И снегопад за это время разыгрался уже вовсю.

Начиналась метель. Ветра не было, но я понимала – едва он поднимется хоть немного, мне наступит конец. Я упаду, пытаясь сберечь остатки тепла, сожмусь в потерянный слабый комочек, и жизнь потихоньку покинет меня – я усну.

Я не могла убежать далеко, убеждала я себя, потерянно глядя, как снег заносит мои следы. Еще немного, и я перестану видеть что-либо в двух шагах. Но если смотреть не вперед, а под ноги, то есть шансы рассмотреть путь… Если бежать, если найти силы и бежать очень быстро, насколько позволит усталость и снег – нет, только снег – то я выживу.

Впервые в жизни я осознала, что значит злость. Повинуясь чужому приказу, я чуть не убила себя до того, как это сделал бы кто-то иной. Так почему я кому-то разрешила решать за меня?

Слушайся, подчиняйся, от тебя ничего не зависит – это я слышала с детства и не училась сопротивляться. К чему это все привело?

Это странное, незнакомое и приятное состояние толкнуло меня вперед почти так же, как страх раньше. Если сначала я кидалась в сугробы в отчаянии, то теперь – в гневе. И идти было легче и тяжелее одновременно, но озноб проходил под влиянием родившейся злобы.

– Летисия! Филипп!

Я не узнала свой голос. Как будто это кричала не я, а та леди-рыцарь, которой я побыла не дольше четверти часа. Но снова мне никто не ответил, а звук утонул в круговерти метели.

– Филипп!

Я понимала, что буду кричать так, пока не сорву себе голос. Карета должна быть уже совсем близко. Не страшно, что снег, я все еще различаю следы и, кажется, вижу дорогу. Я вышла. Я все же смогла.

Я остановилась, схватилась за дерево, прислонилась к нему и застыла.

Кареты не было. Но сбиться с дороги я не могла. Да, неугомонно вьюжило, но я единственная, кто несся по этим сугробам. Заблудиться, запутаться было исключено.

Они уехали без меня? Или…

Или, подумала я, цепляясь за промерзшую кору и обдирая пальцы, или Летисия испугалась не зверя, а человека.

От прадеда и деда я слышала, на что способны разбойники, особенно те, кто дезертировал из королевской армии. И если они метнули кинжал в возницу, то карета встала, Филипп не отвечал, а Летисия – Летисия пожертвовала собой, чтобы спасти меня хотя бы от бесчестья. И она оказалась права – в такой снегопад, когда нечто страшное бродит здесь, в лесу, нет резона бежать за глупой девицей, когда в карете – сокровища. Моя одежда, мои драгоценности.

Все было не так, как я себе напридумывала, и я безжизненно всхлипнула, прижавшись к стволу. Да, я все равно стою в лесу одна-одинешенька и скорее всего не выживу.

Куда уехал мой экипаж? Я присмотрелась, ничего не увидела, пришлось подойти ближе, то место, где карета стояла, я сразу нашла, но дорога была укатана, на ней осталась не одна колея, и снег порядком припорошил то, что было, – нет, мне не понять, куда они поехали, где их искать, и надо ли?

Мне нужно вернуться домой. Попытаться, и я пошла, гоня прочь подозрения, что кто-то следит за мной из-за деревьев. Гнев помог мне выбраться, я снова вызывала его, доказывая себе, что в случившемся кто-то замешан: Филипп или Летисия. Неважно, что один из них верой и правдой служил моему мужу, а вторая годами так же верой и правдой служила моей семье. В доме было мало людей, никто из них не отлучался, чтобы, узнав о моем поспешном отъезде, успеть сговориться на нас напасть…

Кроме моего мужа. Я застыла. Этот человек женился на мне – для чего? Чтобы избавиться любыми путями?

Все, что я знала о нем, точнее, что успела понять: он богат. А я – бедна, девушка без приданого, да, титулованная, это единственное мое преимущество. Но муж не принимает титул жены, так какая выгода была ему в этом браке и какая выгода ему от моей гибели?

Метель кружила перед моим лицом, холод хватал за руки и давно озябшие промокшие ноги. Я вспомнила, как играла ребенком в снегу с сестрами – если холодно, надо двигаться, надо бежать. Перебороть себя, превозмочь, хотя бы несколько футов, потом пройти, отдохнуть, пробежать еще несколько футов, опять пройти…

Никогда в жизни я не предполагала, что мне придется бороться за жизнь. Все, чего я могла опасаться – болезни или родов. Так я потеряла мать, так умерла моя тетка, но ночью, в лесу, от холода, Тьма знает где?

Мне показалось, что кто-то мелькнул за деревьями. Мало похожий на зверя, слишком высокий, и в тот момент я отбросила мысли о том, что это может оказаться та самая тварь, которая растерзала несчастного крестьянина. Оборотень не следил бы за мной, наверное, он набросился бы, ему незачем меня пугать, я и так напугана дальше некуда, вот она я, неспособная сопротивляться, не умеющая себя защитить.

– Эй! Кто там!

Я всматривалась в темный лес. Нет, мне померещилось, игра пурги и воображения. Или нет?

– Эй! Помогите мне! Пожалуйста!

Я заблуждаюсь.

– Эй! Помогите! Помогите мне, слышите?

Там никого нет.

Глава седьмая

Вспорхнула птица, сбросив с раскидистой ели снег, захлопала крыльями, заметалась. Может быть, это я ее напугала криками, а может, и нет.

– Я леди Вейтворт! Моя карета сломалась! Мои люди пропали! Я награжу вас!

Это какой-то крестьянин, решила я. За поимку оборотня всегда полагалась награда – такая, что можно было жить безбедно в течение нескольких поколений, и если полиция успела ее объявить, то не единственный человек рыщет сейчас в поисках чудовища, рискуя жизнью. Из казны не платят деньги просто так.

Но я всматривалась и не видела теперь никого. Впрочем, если это существо осязаемое и живое, оно оставляет следы? Я пойду за ним, его жилье наверняка много ближе, чем усадьба, или, возможно, что нет, но я буду тогда уже не одна.

Я подбежала к тому месту, где видела тень. Никого, ничего, белый снег, бессердечная вьюга заманивает и кружит, смеется надо мной, глупой девочкой, угодившей в нелепую западню. Мне надо выбросить из головы эти глупости и мчаться к усадьбе, там меня ждет очаг и бокал ароматного грога, горячая ванна и обжигающий суп. Если я сейчас кинусь в лес гоняться за призраками, совсем скоро обманчивое тепло покинет меня, и тогда мне конец. Люди в лесу замерзают, и это ужасная смерть…

Я не умела принимать решения. Как мне сейчас этого не хватало! Нерешительность рвала меня на две равные части и убеждала, что лучше бежать в обе стороны сразу. Но это бессмысленно, каждый шаг в неверном направлении приблизит меня к смерти. Так куда мне идти?

Не давая себе передумать, я развернулась и бросилась что есть мочи по тракту. Ноги соскальзывали со снежного месива, и я, уже задыхаясь, не могла про себя проговорить очевидное. Холодает, и очень быстро, снег прекратится, ударит мороз, и я не успею, не успею добраться до дома.

Нога в очередной раз соскользнула, я едва не упала, взмахнув руками, удержалась и вскрикнула, а когда подняла голову, заметила впереди нечто, и это было уже не видение.

Я моргнула. Это крестьянин. Наверное, они выбрались в лес лунной ночью не поодиночке. Это ведь правильно, так безопаснее. Скорее всего, он вооружен, но не будет стрелять в меня.

– Эй?

Крик вышел робким, испуганным, голос сорвался. Существо впереди развернулось и быстро исчезло в лесу.

Я не успела рассмотреть его и уверяла себя, что это крестьянин. Высокий, сутулый, в тяжелой короткой меховой дохе. Больше некому быть здесь, кроме крестьян, ну а что он не отозвался на крик… Я за свое спасение вряд ли дам ему больше денег, чем королевские казначеи. Да, помочь мне не так опасно, как охотиться на чудовище, но он упустит драгоценное время. Люди такие жестокие. Жадные. Глупые.

Я снова злилась – и радовалась. Теперь бежать опять будет легче, несмотря на то, что становится все морознее и практически невозможно идти.

Вой настиг меня спустя несколько ярдов. Настоящий животный вой, голодный и алчущий, равнодушный, как будто бы обещающий, что все бесполезно. Затем я услышала выстрел.

В лесу, где были лишь я, снег и луна, он прогремел как глас Ясных созданий. Лес взволновался, потревоженный эхом, но быстро затих. Мне показалось, он вздохнул с облегчением, что я не могла сказать о себе.

Стрелять могут люди, но люди стреляют не только в зверей. Не нужна была бы полиция, если бы от людей не видели зла, и я не рассчитывала, что кто-то пощадит меня, если замыслил и сотворил нечто недоброе. Даже жена лорда-рыцаря – особенно жена лорда-рыцаря, чье слово весомее слов остальных – нежелательна как свидетель злых дел. Я и понять ничего не успею, так где же опаснее?..

Метель унималась. Я не знала, что лучше, вьюга или мороз, и с тем и с другим сложно справиться, но что кто-то совсем недавно, вот наверное передо мной, прошел в лес, я увидела ясно. Сугроб разворотили, кто-то шел уверенно, зная дорогу, конечно, тот самый крестьянин, от которого только что ускользнула награда за монстра.

– Я пожалуюсь на тебя королю, – пригрозила я в никуда.

Я могла. Если это королевский крестьянин – у меня есть такая возможность. И в тот момент я не сомневалась, что выполню эту угрозу.

Я шла по следам. Да, это был человек, тяжелый, грузный, он хорошо примял снег, который уже не казался таким пушистым и нежным, как когда я в первый раз убежала в лес. Как я ругала себя за эту неосмотрительность! Но ругала недолго.

Приземистое здание возникло так неожиданно, что я не поверила и застыла. Сторожка? Охотничий домик? Я постаралась вспомнить, что мне рассказывали о королевских угодьях. Слушала я невнимательно, вот и еще один повод себя отругать. Кажется, эти охотничьи домики строили недалеко от дороги как раз для того, чтобы люди лорда-рыцаря могли забирать из них настрелянных охотниками пушных зверей. Вряд ли там будет тепло, но если есть печь, у меня получится ее растопить.

Следы вели дальше в лес. Кто бы это ни был, он меня больше не интересовал. Снега возле домика наметало достаточно, здесь не появлялся никто уже несколько дней, но мне это было неважно. Я добралась до крыльца, упав пару раз, взобралась по лесенке, рванула на себя дверь.

Она оказалась закрыта. Я испугалась, но тут же подумала – никто не станет запирать охотничий домик. Надо сильнее дергать, возможно, дверь просто примерзла.

С третьего раза у меня получилось открыть дверь, и я, лишь сейчас осознав, как я вымоталась, ввалилась темную комнатушку. Упала на колени, ударившись, но даже не почувствовав боли, и всматривалась.

Никого. Холодно, но не так, как на улице, и вон она – печь, возле нее аккуратно сложены поленья, лучины для растопки, правее на шатком столике – котелок, кресало, несколько почти целых свечей. Кем бы ни был мой муж, он прекрасно следил за угодьями короля.

Теперь мне уже не было страшно. Я ощутила смутную гордость – я выжила там, где погиб бы любой другой, так на что я еще способна? Поднявшись, я подобралась к печке и принялась за растопку.

Жизнь в небогатой семье имеет свои преимущества. Где-то она немного смешна: к мачехе и старшим сестрам были приставлены горничные, которым платили за месяц больше, чем тратили на еду. Готовили мы с сестрами сами, убирались тоже, только прически нам делали, когда мы выходили из дома. Я умела топить печь, собирать воду из снега, стряпать не хуже иной поварихи, шить. Я была бы хорошей партией какому-нибудь зажиточному купцу, если бы наш отец не был одержим идеей сохранения нами титула.

В печурке заплясал огонь, и я прикрыла дверцу: пусть разгорится, скоро здесь станет тепло. Мокрая доха сковывала движения, теперь я могла ее снять. Потом я зажгла свечи, одну поставила на окно – если кто-то будет проходить мимо, а может, и проезжать по дороге, заметит, что в домике кто-то есть. Затем я открыла дверь, зачерпнула котелком немного чистого снега, заперлась изнутри и поставила котелок на огонь.

Комнатка была невелика. Печь, небольшой столик, абсолютно пустая полка, деревянный лежак, покрытый куском грубой, замызганной чем-то холстины, на этой холстине мне предстоит спать… неприметная дверь. Туда я сунулась сразу – но там тоже была пустота. Похоже, что это хранилище, подумала я и осветила его получше.

На полу виднелись темные пятна.

«Это охотничий домик».

Этим все объяснялось. Придумывать нечего. Здесь лежали тушки зверей. Пятна – обычное дело. Они и должны быть, разве нет? Но я все равно захлопнула дверь, испытывая омерзение.

И затаенное чувство страха, что такие крупные пятна не остались бы от тушек зайцев и лис.

Я пыталась успокоить себя, что я в безопасности и в тепле, и сейчас это главное. Утром или, может быть, днем я отправлюсь домой, а пока нужно согреться, просохнуть, поискать, есть ли что-нибудь вроде отваров трав и какая-нибудь еда и лечь спать, когда печка полностью прогорит, и не забыть закрыть заслонку. Даже если кто-то будет бродить неподалеку, он меня здесь не тронет.

Я пошарила рукой по полке. Пусто, совсем ничего, вероятно, те, кто уходил отсюда последними, истратили все припасы.

Или нет. Я припоминала: как обустроены такие домики? Где-то должны быть лекарские снадобья, обязательно, на охоте случается разное. И какая-то еда, но вот где?

Посмеиваясь сама над собой, потому что выглядела я очень нелепо, я опустилась на колени и полезла под лежак и сразу наткнулась на небольшой сундучок.

Как я и предполагала, там были завернутые в тряпки снадобья, назначений которых я не знала, и что-то, похожее на согревающий сбор с имбирем. Радуясь как ребенок, нашедший долгожданный подарок, я бросила сбор в котелок и с наслаждением вдыхала терпкий запах. Меня уже не знобило, страх прошел, осталась только невероятная гордость. Сказать кому, и никто не поверит, что я смогла избежать верной гибели. Я и сама не верила, словно все это было продуманной кем-то игрой.

Тряпку я продолжала держать в руке и не сразу сообразила, что с ней не так. Она была мне чем-то знакома, я уже где-то видела герб, грубо вышитый на ней, видела точно. Он был на моей карете, на рыцарских щитах в нашем доме, и хотя я почти не разбиралась в геральдике, ошибиться я не могла.

В этом не было ничего странного. Клочок, оставшийся от парадной скатерти. Никто ведь не станет пускать на тряпки еще хорошую вещь и выбрасывать вполне пригодную для хранения всякой мелочи ткань. И то, что тряпка из нашего дома, объяснимо не меньше: тот же Алоиз мог замотать в нее сбор. Я искала подтверждение сама не знала чему и зачем.

Домик не выстудило окончательно – это я поняла, когда осмотрела все до последнего закутка. Какими бы плотно пригнанными бревна ни были, как ни был бы слаб ветер, здесь кто-то останавливался и не так давно. Даже снег, наваленный на крыльце, не казался мне доказательством – пара метелей, и скрыты следы.

Я медлила, стоя у двери. Выходить на улицу было безумием, не потому, что меня кто-то там поджидал, потому, что это остудило бы домик. Я сказала себе – перестань, вернулась к печке, подкинула дров, посмотрела, как лижет огонь сухое дерево – оно не горело бы так легко, если бы печь давно не топили и поленья успели бы отсыреть?

На улице вновь мело. Перед глазами была чернота и мелькали крупные белые хлопья. Морозец отступил, но если бы я не пришла сюда, лежала бы где-то на обочине тракта, уже неживая.

Вот мои же следы. Над крыльцом нависал козырек, их не замело окончательно. Есть ли чьи-то еще? Или нет?

То мне казалось, что я четко вижу, что кто-то до меня заходил в этот дом. То я уверялась, что все – иллюзия, но прийти к однозначному выводу никак не могла. Надо было запирать дверь и ждать, пока можно будет лечь спать.

Я услышала не шаги, только треск или кустов, или веток, вздрогнула, выпрямилась и заметила тень. Та ли самая, по следам которой я пришла сюда, или та, что заманила меня сюда по следам?

Я вскрикнула и шарахнулась в дом. Пальцы не слушались, я никак не могла запереться и не знала, где тот, кто пришел за мной. Наконец задвижка встала на место, и я с запоздалым ужасом поняла, что в домике не нашла даже нож.

Я бросилась к сундучку, перевернула его и вытряхнула содержимое на пол. Ничего, лишь снадобья и какие-то записи, наверное, как эти снадобья применять.

У меня есть огонь, вспомнила я и метнулась к печке.

В тот момент, когда пламя, попробовав пару раз, прихватило длинное и тонкое поленце, раздался сильный удар по двери.

И еще один.

И еще.