Текст книги "Двадцать три часа (СИ)"

Автор книги: Даниэль Брэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Нет, спасибо, – смутился Юрка. Лигурийское побережье ему явно было ни к чему. – А мужчину нарисовать?..

– Ну, если только со спины, – развел руками Якушев и спохватился: – Давайте я вам кофе налью и быстренько нарисую?

– А больше никого не видели?

– Вдалеке молодежь шла, на танцы в клуб, наверное. Но я их не рассмотрел, человек десять, может, меньше, компания была. Но это тоже уже на обратном пути. Пока туда шел – город был как мертвый. Так что кофе?..

– Некогда, спасибо, – отказался Юрка. – Будет здорово, если нарисуете прохожего с сумкой. По почте сможете в отдел прислать?

Якушев охотно согласился. Юрка написал ему адрес Андрея, с сожалением спустил на пол плюшевую Лукрецию и откланялся.

Глава третья

Юрка потерял довольно много времени. Когда он оттаптывался перед дверью отдела, было уже четверть двенадцатого. Если бы дорогу меньше замело, Юрка летал бы, как приказал Андрей, «мухой», но из-за того, что ноги вязли, муха выходила весьма медлительная.

Юрка думал, что шеф поднимет всех сотрудников, но, судя по всему, кроме эксперта, больше никого не потревожили. В отделе царила тишина. Впрочем, это было в порядке вещей: если понадобятся силы, люди должны быть бодрые. «Вдруг война, а я уставший», – любил повторять Никольский. Сам же полковник Красин в оперативную работу лез крайне редко, хотя и был профессионалом высочайшего класса. Как говорил он сам, «пожрала административная работа». Об этом многие сожалели.

– Ну? – хмуро спросил Андрей. – Докладывай.

Юрка быстро и, как надеялся, четко изложил результат беготни по городу. Андрей хмурился, потом проверил почту – пока ничего не было.

– Странно... – пробормотал он. – Сухой мужик. Но мало ли. А про женщину этот Якушев ничего не говорил? Погоди, ща приду.

Юрка остался один. Что происходило, пока его не было, он так и не узнал.

Андрей вернулся минут через пять, плюхнулся на старое офисное кресло.

– Дал Сереге задание по станциям проверить, – сообщил он. – Чтобы ты был в курсе: Салага побегал вокруг дома. Коляску осмотрели уже, скоро привезут.

– И? – поторопил Юрка, не дождавшись продолжения. – Чего ты спросил про женщину?

– Следы, – усмехнулся Андрей. – Что, не понял?..

Юрка почувствовал, как становится одного цвета со свеклой. Он ведь думал о том, что следы очень странные, но почему – так и не понял, а вот у Салагина, как оказалось, глаз был отнюдь не салажий.

– Салага сказал, что женщина шла. – Впрочем, в лице Андрея особого недовольства не было. – Проехали, со временем научишься. С одной стороны, какая в нашем районе оперативная работа, материала мало. Так вот, размер ноги большой, почти мужской, а шаг маленький. Как будто юбка у нее была узкая или пальто длинное, в пол.

– Выходит, коляску укатила женщина? – с сомнением спросил Юрка. – Допустим, я же не спорю. Но зачем она ее бросила? А ты решил, что им как раз коляска нужна.

– Решил. – Теперь пришла очередь признавать свою ошибку Андрею. – Но коляску прикатили и оставили, причем следы все равно видны. Тут что-то непонятное. Но она вылезла с другой стороны дома и по Кировской прошла сто метров до Вокзальной, а там всегда натоптано, народ со станции идет. Но рисковала, если шла с ребенком. На Вокзальной Салага след, разумеется, потерял, мы попросили у соседей собаку, может, что-нибудь это и даст. А пролезла она в окно слишком ловко, баба, видать, молодая... Но вот ты мне скажи, какой смысл?

– Месть? – неуверенно спросил Юрка. – Может, ревнивая любовница?

Андрей вздохнул, откинулся на спинку, кресло предупреждающе заскрипело.

– После твоего ухода потерпевшую пробило на слезы, – сказал он. – Долго рыдала, мы хотели скорую вызывать. Но потом пришла в себя. Если у ее сожителя любовница есть, то не местная, он в городе работает, охранником, сегодня как раз на работе. Мы с Никольским о мести подумали, но вот как? Не могла же она ближе к ночи караулить ребенка своего хахаля? Да еще в незнакомом городе. Подождать, пока Наталья оставит ребенка, украсть коляску, ребенка вынуть – нет, она ведь должна была это как-то предвидеть, да и деваться куда? Нет, бабы, конечно, есть те еще дуры, но это уже «След» какой-то. Опять же, электрички. После семи только три. Может, конечно, у нее машина была, гайцов мы тоже дернули, пусть посмотрят по камерам... но толку от этого, если честно, выйдет немного. Даже если была у нее машина, это значит, она ее где-то оставила, потом пришла к магазину, увела коляску, взяла ребенка, вылезла в окно, вернулась с ребенком к машине?.. Херня какая-то получается, откуда она знала про выселенный дом и окно? Местную легко опознали бы на Вокзальной. Хотя от ревнивых баб чего угодно можно ждать.

Андрей своей рабочей версией был недоволен, кривился, и Юрка его понимал. Для сценария сериала это годилось, но как преступление выглядело неубедительно. Юрка решил Андрея немножечко подбодрить.

– А могла она караулить саму Наталью? Хотела ей морду набить, а потом вдруг решила, что похищение лучше?

– Все может быть. – Андрей выпрямился. – Ее ищут, по крайней мере, людей опрашивают. Шеф участковых вызвал, отправил по городу. Никольский с потерпевшей, а меня тут вроде за старшего оставили. Так что давай, поссы, если надо, и к Витьке Лагутникову в помощь. Он сейчас по домам ходит, потом я к вам еще Салагу подгоню, если сами не справитесь.

– По каким домам? – удивился Юрка. – Ночь на дворе. – Он посмотрел на смартфон. – Без четверти полночь.

– Суббота, некоторые еще не спят, в окна надо посматривать. Давай, звони Лагутникову, мухой к нему и народ опрашивать. Если что – сразу звони.

Капитана Лагутникова, участкового, Юрка нашел курящим возле подъезда.

– В рот мне ноги, – поприветствовал его Лагутников. – Когда не надо, все сидят напротив ящиков, трезвые и балду пинают. Когда надо вот позарез, все спят, суки. Уже раз пять нахер послали.

В принципе Лагутников был в отпуске. Хотя отпуска у участковых, конечно, условные – если бедолага никуда не уезжал, то оставался все равно на участке. Лагутников остался – деваться участковому оперуполномоченному, да еще и с семьей, учитывая их зарплату, зимой категорически некуда.

Лагутников был опытен, рассудителен, не пил, имел незаконченное высшее образование, но, к сожалению, у него имелся серьезный недостаток, истребить который за пятнадцать лет его беспорочной службы не удалось никому. Стоило Лагутникову увлечься, как у него напрочь пропадал цензурный словарный запас. За ним проверяли все материалы, потому что даже самые изысканные показания Лагутников мог извратить на корню. Как-то, года три назад, обнесли дачу доктора филологических наук. Несчастный профессор в самых точных и образных выражениях расписывал приключившуюся напасть. Уставший Лагутников после трех бессонных суток – кражи почему-то тогда пошли валом – положил на стол шефу протокол, в котором вся профессорская речь уместилась на двух листах: на одном был перечень похищенного, на другом – единственная, но емкая фраза: «Кто мог стыбздить, в душе не имет». Что примечательно, профессор охотно подписал «с моих слов записано верно». С юмором попался мужик.

Поэтому Юрка догадывался: на опрос населения Лагутникова вызвали неспроста. Это значило, что поднят весь отдел, а тишина объясняется тем, что все уже разбежались по заданиям. Что-то происходило довольно серьезное, что-то, что Юрка пока не знал.

Открывали не то чтобы неохотно, но как-то невесело, бурчали «ничего не видел» и сразу захлопывали дверь. Портить отношения с участковым никто не хотел, выполнять гражданский долг – тоже.

Юрка присоединился к обходу, но нового ничего не узнал. Он не очень понимал и направление розысков, но не спорить же ему было с Андреем, который к тому же был старший по званию? Никто ничего не видел, толком никто ничего сказать не мог.

Одна женщина, которая явно еще не ложилась, вспомнила саму Наталью.

– Это же семья, которая у Минкиных квартиру снимает! – ахнула она. – Господи, как же так-то...

– Вы этих жильцов, выходит, знаете? – насторожился Юрка.

– Нет, я Минкиных знаю... У меня в том доме кум живет. И девочку с колясочкой я позавчера видела. Ой, беда какая…

– А где их самих найти? – перебил Юрка.

– Так они в центре живут, у дочки...

Юрка спросил у женщины телефон Анны Минкиной и вышел из подъезда. У него эта квартира в двухэтажном доме была последней.

Лагутников ждал его возле подъезда.

– Пошли в отдел. Никольский всех вызывает.

Юрка с готовностью кивнул. Он уже адски хотел спать, но еще больше он хотел получить хоть какую-то информацию. Вошли они как раз в тот момент, когда Дядя Степа, участковый оперуполномоченный Семен Ковалев, прозванный так за высоченный рост, заканчивал свой рапорт.

Народу в кабинет шефа набилась тьма. Были подняты даже девочки из миграционки. Юрка понял, что это уже не просто чрезвычайная ситуация, а натуральный кабздец.

– Что у вас? – мрачно спросил Никольский. – По нулям? У обоих?

Лагутников молча кивнул.

– Значит, так, – Никольский поднялся. – Подведем те итоги, что пока что имеем.

Народ расступился, как мог. Никольский обошел стол шефа, оглядел собравшихся и сел на стол.

– Около девятнадцати часов вечера субботы от магазина «Елочка» была украдена детская коляска, в которой находился годовалый ребенок.

Эти слова, в которых не было ничего неожиданного, прозвучали в Юркином сознании страшно.

– Плотникова Наталья Владимировна, девятнадцати лет, незамужняя, уроженка деревни Гусь, безработная, вчера около девятнадцати часов вышла из квартиры с ребенком, – ровно продолжал Никольский. – Направилась в магазин за сигаретами. Именно в «Елочку». Я у нее спросил, почему именно в этот магазин, но – внимание – вменяемого ответа не получил.

Никольский обвел взглядом всех собравшихся. У него была такая манера совещаний – устраивать мозговые штурмы. На этот раз сорвалось, никто не проронил ни слова.

– Этот вопрос мы себе запишем. Плотникова оставила коляску возле магазина, и, по ее словам, она так делала нечасто, но и не в исключительных случаях. В этот конкретный раз, очевидно, потому, что долго отсутствовать она не собиралась. Несмотря на то, что в магазине был покупатель, продавщица рассчитала Плотникову быстро, и та ушла. Но минут через пять-десять, точное время, к сожалению, нам установить уже не удастся, вернулась в магазин и сообщила, что коляску украли.

– А... – Юрка открыл было рот, то тут же захлопнул, издав такой звук, какой издает собака, хватая муху, и покраснел.

На него все обернулись, в том числе и Никольский.

– Что-то хочешь сказать?

Юрка замялся. Мысль могла быть и глупая, но в его ситуации, когда все уставились на него, лучше было уже высказаться.

– Странно, Алексей Игнатьевич, что она так себя повела. Представьте – вы вышли из магазина, а коляски с ребенком нет. Вы что, разве бегать будете? Это же не сука, простите, в охоте, чтобы ее по улицам искать, а предмет.

Юрка судорожно крутил в голове сформировавшуюся версию. Никольский наклонил голову, сунув нос в шарф, и внимательно слушал.

– Что получается? Пошла она в «Елочку», в которой не так часто бывает. Татьяна Соколова, продавщица, сказала, что видела ее там раза два, ну, пусть сменщица тоже видела пару раз... И оба раза, что Соколова ее видела, коляску Плотникова закатывала в магазин.

– Спросим, – кивнул Никольский.

– Может, она пошла в этот магазин потому, что именно там и не знали, какие сигареты она обычно покупает? То есть – покупала она их не для себя? Она сама сказала, что муж на работе...

– Опа! – вскинулся Андрей, на него зашикали. Видимо, внятных версий еще не было ни у кого, слушать Юрку было интересно. Это его взбодрило.

– Что получается? Она пошла в магазин с любовником. И коляску оставила с ним! Поэтому и не волновалась. Вышла, подумала, что он коляску укатил. Художник Якушев, как раз тот покупатель, который в магазине был, сказал, что коляску в одном месте как санки везли, то есть – тащили за собой. Вряд ли мать стала бы так делать, а вот мужик, да еще и чужой, – запросто. – Юрка был горд собой и своим триумфом. – Плотникова выходит из магазина, думает, что любовник куда-то ушел, идет за ним. Потом следы теряет. Возвращается в магазин, потому что не знает, что и думать. Там ей советуют идти к нам. А любовник тем временем закатывает коляску в заброшенный дом – так что, думаю, он все же из наших, из местных, – оставляет ее там, забирает ребенка и вылезает в окно. Потом! – Юрка поднял палец. – Он кладет ребенка в сумку, возможно, переодевает куртку, потому что Якушев видел сухого мужика с сумкой, и идет в направлении станции. Садится на электричку и уезжает...

Заканчивал Юрка, уже понимая, что налажал. Катя, его сестра, развлекавшаяся написанием разных историй, назвала бы такое «слитым концом». Никольский прокашлялся.

– А это любопытно, – заметил он. – Действительно любопытно. Если не считать, что в каких-то моментах ты слегка натянул гондон на глобус и незначительно, но все-таки его порвал. Например, судя по шагам, коляску везла женщина. Но это мелочи, может, у него нога болит или геморрой, хотя с геморроем особо по чужим бабам не побегаешь. Мотив, Токарев, главное – это мотив. По кой черт ему нужен ребенок?

Юрка пожал плечами.

– Может, вымогательство? – спросил Дядя Степа. – Знаете, трщ подполковник, он сейчас проспится, а потом, как ребенок начнет орать, а у него трубы загорятся, начнет бабе названивать?..

– Ну и много он поимеет? – хмыкнул Андрей.

– А леший его знает, – подал голос Лагутников. – Только выходит, что она нам в любом случае вопит как дышит, и рыбку съесть, и на хрен сесть...

– Ты что сказать-то хочешь? – спросил Никольский. – Кроме особенностей национальной рыбалки?

– Да тряхнуть ее прямо, товарищ подполковник! Если была с мужиком, пусть так и говорит. Что мы как с бабами на катке – ни трахнуть, ни покататься?

– Если я тебя правильно понял, – перевел Никольский, – ты считаешь, что Токарев прав. Что, других мыслей не будет? Тогда я подведу итог того, что мы уже выяснили.

Все опять посмотрели на Юрку – уже не как на триумфатора, а как на дерьмо. Выступать до того, как будет озвучена вся информация, ему и в самом деле не стоило.

– Как удалось установить, Плотникова действительно отправилась к нам, по дороге встретила нескольких человек, однако с вопросами к ним не обратилась. Может быть, потому, что сама не местная, постеснялась. О себе рассказала немного: состоит в сожительстве с неким Легковым, ребенок от него же, хотя он отцом не записан, фактически она мать-одиночка, образование у нее неполное среднее, нигде не работает. Квартиру Легков и Плотникова снимают у Минкиной Анны Дмитриевны уже четыре месяца, платят не то что исправно, но больше чем на неделю деньги не задерживают...

Юрка почувствовал обиду. Про Минкину узнали и без его беготни.

– Сожитель ее работает в охране, вахтой. Машины у них нет, особо не шикуют, отношения узаконивать не спешат. Семья довольно типовая... Теперь о том, что с коляской. Укатили ее за то время, что Плотникова была в магазине, – тут Никольский опять посмотрел на Юрку, а потом – на поддержавших его версию Дядю Степу и Лагутникова. – Если она, конечно, не врет. Трудно сказать наверняка, знал ли похититель, куда вез коляску, мог везти и наугад. В конце концов, бросить ее он мог в любом месте, да хоть за любой дом закатить, следы так и так бы остались. Затем, – он опять коротко закашлялся, – он достает ребенка, закрывает коляску, оставляет ее и вылезает через окно. Судя по оставленным следам, действительно вылезал с ребенком. Тоже вопрос спорный в смысле логики, если бы кто увидел, что он вылезает из окна с годовалым ребенком, внимания случайных свидетелей он бы куда больше привлек, чем если бы просто вышел, пусть даже и из заброшенного дома.

– Товарищ подполковник! – вдруг протянул Дядя Степа. – Может, он так по-бабьи шел потому, что у него живот болел?

Вопреки Юркиным прогнозам, никто не засмеялся, и он понял, что на оперативном совещании рассматриваются любые версии.

– В окно, думаешь, срать полез?

Дядя Степа пожал плечами. Никольский отмахнулся. Дядя Степа был неплохим участковым, за порядком следил отменно, а вот как оперативник подкачал.

– Окно – самое слабое место. Он местный, про дом знал? Но тогда должен был знать и то, что на Вокзальной даже ночью людей можно встретить. Был риск, что Плотникова уже подняла шум и его уже ищут. Но он вышел в толпу и затерялся, единственный, кто обратил на него внимание, это Якушев. Что еще? На станции он билет не покупал, может, у него проездной, а может, и зайцем поехал, хотя с ребенком – вряд ли. Автобусы из-за снегопада не ходили, у таксистов тоже пусто.

– Посторонний бомбила подобрал? – спросил Андрей.

– На глазах у наших? – удивился Никольский. – В больницу с побоями никого за последние шесть часов не поступало. Туда вообще никого не поступало, кроме алконавтов и рожениц. Или у него была машина, или его кто-нибудь ждал, или он уехал на электричке либо на Глебово, либо на Трещотки, и тогда почти сто процентов, что у него проездной, или он до сих пор еще здесь.

– Наркоман какой-то, – пожал плечами Андрей. – Чем больше данных, тем сильнее желание проверить диспансеры.

– Вот и проверь, – распорядился Никольский. – Инициатива – она по отношению к инициатору обычно проявляет садистские наклонности. Токарев и Лагутников займутся проверкой своей версии – с любовником.

– Ночь на дворе! – взвыл Лагутников. – Кроме как хрен в фуражки, ничего не получим!

– Ты участковый или где? – спокойно спросил Никольский. – И плевать, что участок не твой. Опросишь соседей, кто еще трезвый. Выполнять.

Глава четвертая

Юрка вместе с тихо матерящимся Лагутниковым вышел в коридор, за ними – Андрей. Перспективы им всем троим рисовались мрачные.

– Витек, – спросил Андрей, – ты как считаешь?

– Насчет наркомана? – серьезно ответил Лагутников. – А возможно.

Андрей кивнул. Опыту Лагутникова он доверял. Юрке оставалось только смириться.

Снег совсем утих, и город спал, укрытый белой простыней. «Как покойник», – подумал Юрка. Фонари отбрасывали ледяные пятна, и казалось, что улице куда холоднее, чем было на самом деле.

Юрка поежился. Он шел за Лагутниковым, стараясь согнать накатившую сонливость. Он посмотрел на смартфон – третий час. С момента похищения ребенка прошло уже шесть часов. Юрка представил, сколько людей сейчас лишится сна, сколько разговоров будет завтра, а с виду, пока не взойдет тусклое зимнее солнце, так и будет казаться, что город мирно отдыхает, не ведая ни забот, ни тревог...

Юрка знал, что сейчас проверяют машины, автобусы, маршрутки, поднимают водителей, диспетчеров, контролеров электричек, что, несмотря на глухую ночь и кажущееся спокойствие, машина розыска уже завертелась. Ищут не только похитителя, но и ребенка, хотя лично ему, Юрке, о ходе розыска не доложили. Он был только маленьким, но очень важным винтиком, и он выполнял свою работу через усталость и подкравшийся голод.

Юрка случайно стал полицейским. Проучившись год на перспективном факультете в филиале государственного университета федерального центра в Глебово, он однажды проснулся и понял, что совершенно не хочет быть программистом. Что у него все отлично получается, что его ждет, возможно, какой-нибудь крупный и шумный город, а быть может, Питер или даже Москва, стильный офис, где можно поваляться на больших и мягких бескаркасных креслах. А если очень повезет, то он сможет скатиться по горке со второго этажа на первый, а потом зайти в караоке-бар прямо в разгар рабочего дня. И все это было почти что реальным… но каким-то чужим, не его. В ностальгию по родине Юрка не верил, прекрасно зная, что это больше иллюзия и самообман. Дело было в его профессии. Ему все удавалось, но это не приносило радости. Заниматься нелюбимым делом Юрка не хотел.

И тогда он подал документы на юрфак, вспомнив, как в детстве пересматривал нещадно зажеванные кассеты с детективными фильмами. Расхитители социалистической собственности, шпионы и ушлые домушники, против которых настоящая команда профессионалов. «Служба дни и ночи». Уже на втором семестре все показалось немного иным, а потом и вовсе растаял романтический флер розыска, но Юрка не жалел. Ни о Цюрихе, навсегда оставшимся далеким и чужим, ни о хорошей зарплате разработчика мобильных приложений. Он любил свою работу и знал, что она кому-то очень нужна. Не всем и не каждому, и это было хорошо. Но тем, кто нуждался в Юркиной помощи, он был готов помогать.

Даже сквозь усталость. И только сейчас Юрка понял, что это непонятное, странное, слишком громкое для тихого Селезнево дело в его карьере, возможно, самое-самое значимое. Не потому, что Юрка сможет себя проявить, а просто потому, что в Селезнево спокойно.

Потому что они, полицейские этого городка, и Юрка в том числе, хорошо делают свою работу.

Лагутников как подслушал.

– Ладно, – успокоил он Юрку, – у шефа, ясен хрен, сало приныкано. Придем, он поделится.

Юрка сглотнул. Он был совсем не против сала, он был очень даже за, но знал, что стоит ему сожрать ароматный, тающий на языке кусочек, как тут же окончательно захочется спать, и тогда никакой кофе не спасет.

– Моя как раз гуся поставила, – продолжал Лагутников. – Я уже и поллитра дос...

– Виктор, – в сердцах попросил его Юрка, – слушай, будь другом, захлопни пасть.

В подъезде воняло кошками и мышами одновременно. Кто-то устало рыгал, но, прислушавшись, Юрка понял, что это всего лишь голубь.

Дом был старый, пятиэтажный, с тремя квартирами на каждом этаже. В ночное время полагалось ходить по двое – впрочем, не в ночное тоже, – но не в ночное время чаще нарушались инструкции.

Уже на первом этаже нужного им подъезда случился облом. В одной квартире им никто не открыл, в другой, судя по звукам, активно сношались до их прихода, а потому пробормотали через цепочку «не, мы их ваще не знаем» и вернулись к прерванному половому акту. В третью Юрка долго звонил, а получил только глухую бабку, которая назвала Лагутникова «мальчиком» и сообщила, что «ента сучка живет этажом выше».

Согласно адресу, Плотникова тоже жила этажом выше, но Лагутников, ворвавшийся в квартиру «ентой сучки» как матрос на штурм Зимнего, тут же покрылся красными пятнами. Бабка непочтительно отозвалась об известной на весь город акушере-гинекологе, усталой женщине лет пятидесяти пяти, и Лагутников долго извинялся, что ему в принципе было несвойственно.

Доктор понимающе восприняла их визит, даже пригласила выпить кофе. Отказываться они не стали.

– Нет, друзья, эту девочку я не знаю. Живут... а я дома бываю? – засмеялась она. – Только что, час назад, с очередных сложных родов. Надеялась, что хоть пару часов посплю, пока снова не вызвали. Периодически ссорятся, конечно, у всех бывает.

– Вера Игоревна, а что на вас бабка обозлилась? – спросил Лагутников. – Вы же святой человек.

– Где роды, там и аборты, – опять улыбнулась Вера Игоревна, – а Евдокия старуха набожная.

– А не могла она к вам... то есть, не к вам, а к соседям претензии иметь? – поинтересовался Юрка. – Если отбросить ее религиозность... шум, например, или что-то еще? Могла она вас с соседкой перепутать?

Вера Игоревна задумалась.

– Это вряд ли, – покачала она головой. – Она же почти глухая, причем давно, читает по губам. У нее даже звонок специальный – мигает и вибрирует. Так что если соседи и шумели, то она, скорее всего, ничего не слышала.

– Узнать бы, – мечтательно протянул Юрка. – Только сейчас она явно не в настроении.

Лагутников, сполна хлебнувший позора, предпочитал большей частью отмалчиваться.

– Рожала эта девочка точно не у меня. То есть – не в моем отделении, это точно.

– Она же из Гуся, – удивился Юрка. – Там не то что роддома, больницы нет.

– Могла в федеральном центре, – ответила Вера Игоревна. Удивительно, но она была настолько тактична, что вопросов не задавала: ждала, пока ее спросят. Юрка решил рискнуть.

– А ребенок у них спокойный?

– Как все дети. Ему около года, когда они переехали, плакал, конечно, часто, зубки резались, потом успокоился. Хотя... странно, – нахмурилась она. – Я не помню, чтобы они вообще к нам в больницу приходили. Интересно, ходит ли к ним патронажная сестра?

– А вы можете это узнать? – оживился Юрка. – Завтра... – растерялся он, потому что Вера Игоревна, улыбнувшись, тут же взяла телефон и стала звонить в больницу.

– Нет, не ходит, – сказала она, закончив звонок, хотя и Юрка, и Лагутников это поняли уже по ее разговору. Выглядела она озадаченной. – Впрочем, что тут сделаешь?

Юрка покивал головой.

– Как вы думаете... если ребенка вдруг увезти от матери, что он будет делать?

– Что значит – увезти? – улыбнулась Вера Игоревна. – Дети и в больницах лежат, к сожалению, и в ясли их отдают, и дома няни и бабушки. Все справляются, особенно те, у кого свои дети были, или специалисты.

– А если не специалист?

– Вера Игоревна, – решился Лагутников, – если ребенка похитят, что с ним будет?

В первую секунду она, казалось, вопроса не поняла.

– Вы имеете в виду...

Юрка с Лагутниковым переглянулись.

– Если честно, о таком мы не думали, – признался Юрка. – Ребенок совсем маленький...

– Маленький? – переспросила Вера Игоревна и встала.

Лагутников тоже вскочил.

– Ах ты ж... – начал было он, покраснел и выбежал в коридор. Юрка и Вера Игоревна слышали, как он ругается с кем-то из отдела.

– Как вы считаете, если прошло уже шесть часов, есть шансы?

Юрка сам не узнал свой голос. Ему не приходило это в голову, хотя сейчас казалось, что это было слишком очевидным. И подумать об этом хоть кто-нибудь их них, но был обязан.

– Вы... вы зря так переживаете, – успокаивающе сказала Вера Игоревна. – Да, такие случаи бывают, но... проще и логичнее предположить шантаж. Это я виновата, вас так взбудоражила.

Юрка махнул рукой. Вернулся расстроенный донельзя Лагутников.

– Все дороги проверяются, наши бегают по всем возможным местам, вызвали людей из соседних районов. Если это уже произошло... сразу после похищения, вряд ли мы уже что-то можем сделать. В общем, шеф с Никольским эту версию отрабатывать начали с самого начала…

Реакцию Лагутникова Юрка прекрасно понимал. Тот даже позабыл свой привычный лексикон, сел на табуретку, сам на себя не похожий. Что-то пошло не так, Юрке стало казаться, что все, что они делают, совершеннейшая бессмыслица, не имеющая уже никакого значения, и что время упущено, ничего уже не поделать.

– Если я могу вам хоть что-то сказать, – подала голос Вера Игоревна, – так это то, что последнюю неделю, может, чуть больше или меньше, у них было очень тихо. Возможно, никого из них не было дома.

Лагутников и Юрка, прибитые как пыльным мешком, попрощались и вышли на площадку. Посмотрели на дверь квартиры посередине – квартиру Плотниковой.

– Быть такого не может, – сказал Юрка и пояснил: – Когда я с тобой по квартирам ходить начал, мне одна тетка сказала про Минкину. И что она пару дней назад видела Плотникову с коляской.

Лагутников выматерился, сплюнул и начал трезвонить в последнюю квартиру.

– Кто там? – послышался испуганный женский голос.

– Участковый! – проорал Лагутников так, что мог разбудить даже спящих во льдах. Никакого отношения к этой территории он не имел, но никогда и не утруждался тем, чтобы это кому-то уточнить.

– А что вообще случилось?

Девица была чуть постарше Плотниковой, высокая, плотная, заспанная и трезвая.

– Войти можно? – спросил Юрка и распахнул дверь, сунув под нос девице корочки.

Пока Лагутников изучал ее паспорт, Юрка осматривался. Эту квартиру тоже сдавали – она была давно без ремонта, и прямо над Юркиной головой болталась ошметина от старых выцветших обоев.

– Почему без регистрации? – устало поинтересовался Лагутников, но тут же переключился на дело. – Нас интересуют ваши соседи.

– А что? – глазки девицы загорелись сонным любопытством. – Я с ней не общаюсь, нафига она мне сдалась. Но до них тут жили приятные люди.

– А эти чем не такие?

Девица уставилась на Юрку. Судя по всему, она больше ожидала получить информацию от полицейских, чем собиралась чем-то с ними делиться.

– Орут они часто, – пояснила она, морщась. – Знаете, как бывает – орут, а потом мирятся. Мне с утра в Глебово на работу, а я слушаю их санта-барбару.

– Часто, значит, ругаются?

Девица пожала плечами. Энтузиазм у нее пропал окончательно.

– Последний раз орали неделю назад, – недовольно сказала она. – Потом было тихо. Тогда я уже думала вас вызывать, спать вообще невозможно было. И ребенок реветь начал, но они все как-то внезапно заткнулись.

– А другим соседям они не мешают? – хмыкнул Юрка.

– Кому? Вера Игоревна постоянно в больнице, бабка эта глухая как пень, а наверху нет никого. Они работают в федеральном центре, вроде бы даже на две семьи квартиру снимают, а в третьей, как Стас Иваныч умер, никто и не живет... А неделю назад они здорово, видно, посрались, потому что я Наташку с коляской видела, а мужа ее – нет, а сегодня сестра его приезжала.

– Сестра? – насторожился Юрка. – Поподробнее?

Девица задумчиво теребила отставшие от стены обои. Ей очень хотелось спать.

– Я с работы шла, она мне навстречу попалась. Сестра, в смысле.

– Вы ее раньше часто видели?

– Первый раз, – простонала девица.

– Она из квартиры вышла? В руках у нее что-нибудь было? – осторожно дожимал ее Юрка.

– Нет, мы уже у входной двери столкнулись. В руках... сумка была.

– Во сколько это было?

– Часов в шесть… нет, наверное, четверть седьмого. Мне от работы как раз пятнадцать минут, а ушла я сегодня вовремя. У нас по субботам смена всего восемь часов, да и сторож ругается, когда задерживаемся…

– А откуда вы знаете, что это чья-то сестра? – перебил ее Лагутников. – На ней что, написано?

Девица захныкала.

– Ну на рожу-то я посмотрела! Мало ли какая козлина тут шастает, а потом квартиры обнесут! Она копия этого Гришки или как его там, лошадь такая...

– А кроме сестры этой гости к ним ходят?

– Да не слежу я за ними! Товарищи милиционеры, мне еще и завтра работать, – взмолилась она. – Вы мне лучше повестку пришлите, я к вам после работы сама приду...

– Надо будет – пришлем, – пообещал Лагутников.

На третьем этаже им действительно никто не открыл. На четвертом две семьи тихо пьянствовали еще с пятницы. На пятом открыли все, но полезную информацию дал только сухонький мужик с крысиным личиком. Он подтвердил, что ссоры слышны были и ему, что ссорились Плотникова и Легков громко, но не так уж и часто – в его понятии «часто» значило «каждый день», что гостей особо не замечал, да и Анна Минкина настрого гостей жильцам запрещала, и что Гришку он тоже с неделю как уже не видел, а Наталья с коляской ежедневно прогуливалась, и что сегодня около семи вечера возле дома столкнулся с высокой женщиной.