Текст книги "Хранитель равновесия. Темные игры"

Автор книги: Дана Арнаутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 3. Вероятности и возможности

Линии вероятности, которые Раэн рассчитал для новой игры Равновесия, упорно сходились именно здесь, в небольшой длинной долине, почти со всех сторон окруженной холмами. Их извилистая цепь тянулась на многие недели пути и веками служила естественным рубежом между Светлым шахством и Степью. Нистальская долина, которую называли Восходными Вратами государства, одним концом выходила в Степь и потому была не самым спокойным местом для поселения. Случись большой набег степняков – и Нисталь падет первым. Но люди здесь все-таки жили, между безопасностью и свободой от шахских чиновников неизменно выбирая волю.

Примерно две дюжины кланов оседлых степняков перебрались сюда еще несколько веков назад и смешались с самыми отчаянными крестьянами Иллая, которым шах пообещал освобождение от налогов за рубежную службу. Слияние крови оказалось удачным. Потомки двух народов сохранили упрямую гордость Степи, крестьянское трудолюбие, гортанный выговор общего языка и привычку щедро украшать одежду бахромой и кожаным плетением.

Особых богатств за ними никогда не водилось, но из поколения в поколение нистальцы разводили отличных лошадей, благоразумно не увеличивая табуны сверх определенного количества. Каждый год Нисталь посылал пять дюжин отборных жеребцов для конницы шаха и не платил больше никаких податей, оттого заезжим чиновникам кланялся не из угодливости, а только ради учтивости.

В прочих землях над ними не без зависти посмеивались, мол, нистальцы не могут уснуть без оружия под подушкой, а погода в долине меняется чаще, чем улыбается уличная танцовщица. То снежную тучу принесет откуда-то теплой осенью, то гроза налетит, то солнце неделями жарит. Нистальцы отшучивались, что они, как хороший кожаный аркан, от вымачивания и выделки только лучше становятся, а класть подушку поверх сабли мягче, чем весь год совать под нее каждую монетку, собирая подати.

Все это Раэну рассказали в доме управителя Иллая, последнего города, где он остановился по дороге в долину. Гостя, приехавшего с письмом от верховного предстоятеля, который приходился управителю дядюшкой, здесь приняли со всем возможным радушием. Устроили в честь почтенного целителя настоящий праздник, расспрашивали о столичных новостях, восторженно встречая даже самые незначительные, и от души сокрушались, что гость не может побыть подольше.

Что ему делать в этой богами забытой долине? Там и нет ничего интересного для мудрого человека, повидавшего, как говорится, города и дороги! Раэн еле отбился, пообещав заглянуть на обратном пути, но умолчав, что и сам не знает, когда будет возвращаться. Игры Равновесия иногда тянутся долго… Уезжая, он предупредил управителя, что следует вскоре ждать караван наиба, задержавшийся в дороге из-за болезни высокородного ир-Дауда, и это известие было воспринято с должной благодарностью. Известно ведь, что лучшая неожиданность та, к которой оказываешься хорошо подготовленным.

Раэн же искренне понадеялся, что Надир не заскучает в Иллае настолько, чтобы рвануть на поиски возлюбленного. Вроде бы младший ир-Дауд, несмотря на показную взбалмошность, достаточно умен, чтобы спокойно принять обещание Раэна вернуться, как только позволят дела. Да и Хазрет ир-Нами обещал присмотреть за парнем.

В памяти невольно вспыхнула та гроза, когда Раэн все-таки не удержался и позволил себе гораздо больше, чем рассчитывал. Влажные пряди смоляных волос, в которых путались его пальцы, горячие губы, жаркое тело, пламя в котором лишь сильнее разгорелось от страха и восторга… Как он выгибался в его объятиях, этот избалованный высокорожденный красавец, как льнул к рукам и задыхался от удовольствия, шепча что-то мурлыкающим тягучим выговором истинного харузца. И как просил еще, не отводя пьяных бесстыжих глаз, дрожа всем телом и заранее позволяя гораздо больше, чем Раэн собирался сделать.

О нет, самое ожидаемое Надиром все-таки не случилось! Ну не на мокрой же земле, в зарослях колючей степной травы наслаждаться такой долгожданной близостью?! Еще и без всякой подготовки, что при любовном общении мужчин все-таки необходимо. Раэн так старательно убеждал в этом и Надира, и самого себя, что поверили оба, но даже так им хватило губ и рук, чтобы заласкать друг друга до сладкого изнеможения. На постоялый двор Надир возвращался в полной уверенности, что победил, а Раэн…

Когда схлынуло упоение грозой и разбуженной страстью, ему стало досадно, смешно и немного стыдно. Он так и не нашел нужных слов, чтобы сказать Надиру, как тот ошибается. Что ему действительно снятся зеленые глаза под густыми черными ресницами и солнечные блики на золотистой коже, но имя этим снам – Наргис. Наргис… Каждую ночь неделю подряд он пытался дотянуться до девушки через розу, но зачарованный цветок не отзывался, и Раэн, вздохнув, решил, что его подарок наскучил и был выкинут. Что ж, это не последняя возможность порадовать Наргис ир-Дауд и заодно присмотреть за ней. Лишь бы девушка не узнала про их с Надиром степные шалости, вот это и вправду будет трудно объяснить.

Он придержал коня, с интересом оглядывая Нисталь с вершины холма. Узкая тропка вилась вниз, будто приглашая спуститься по ней. До этого дорога бежала между холмами и только перед самым въездом в долину поднялась на вершину последнего, хвалясь открывшимся видом, как торговец, который раскидывает по прилавку лучшие ткани. Освещенная закатным солнцем, долина кудрявилась тугим осенним золотом садов, синела змейками речушек, пестрела лоскутами полей и рощ. Прохладный воздух, пронизанный запахом сушеных яблок, меда и дыма, будоражил кровь, словно глоток терпкого вина. Славное местечко! Сюда бы наведаться ради удовольствия, не ожидая никакой пакости! До чего жаль, что линии вероятности сходятся именно в Нистале…

Вдоволь налюбовавшись, Раэн тронул поводья, и лошадка, весело потряхивая головой и уже предвкушая отдых, заторопилась вниз по тропе.

Вблизи долина оказалась еще приятнее на вид. Копыта звонко цокали сначала по засыпанной мелким галечником дороге, потом по булыжной мостовой, что сделала бы честь иному городу. Вокруг то и дело белели стенами аккуратные домики, окруженные садами и огородами. А вскоре дорога вывела его на площадь, без которой, понятное дело, не может обойтись ни одно уважающее себя поселение.

Проезжая под аркой, указывающей путнику на сердце Нисталя, Раэн не удержался и потрогал известняк, украшенный искусно вырезанным орнаментом. В сумерках камень будто светился ровным жемчужным сиянием. Лошадь миновала высокий просмоленный столб на середине площади и безошибочно направилась к приземистому строению чуть в стороне, откуда тянуло запахами дыма, еды и конюшни. Раэн спрыгнул на мощенный тем же известняком двор и бросил повод выскочившему мальчишке.

Ну, вот он и в Нистале! Завтра найдет старейшин и попросит разрешения на время поселиться в долине. Кто же откажет целителю, приехавшему для сбора редких корней и древесных грибов? Даже если здесь имеются собственные лекари, лишних, как известно, не бывает. Нужно только снять уединенный домик, чтобы переждать первый приступ любопытства к чужаку и потом жить спокойно, не отвлекаясь на назойливых соседей. Нет, ну до чего все-таки обидно, что неумолимые линии судьбы указали ему дорогу именно сюда…

* * *

– Виданное ли дело держать такую зверюгу в доме? – негромко, но очень выразительно страдала Иргана, стоя на коленях у кровати. – Да еще в спальне, да на ковре халисунском! У-у-у, шерсти-то, как от медведя! Говорят, на самом далеком севере живут такие медведи, белые, словно молоко! Хорошо, что госпоже такого никто не подарил!

– Тебе-то что переживать? – буркнула Мирна. – Через три дня выйдешь замуж, и больше пачкать руки не придется. Богатый муж тебе служанок наймет, будешь им только пальчиком указывать. Одна ковер почистит, вторая кофе с пахлавой подаст, а третья с опахалом встанет.

– А тебе завидно, да?! – Иргана выпрямилась, уперев руки в бока, и тут же покраснела, встретившись взглядом со стоящей в дверях Наргис. – Ой, простите, госпожа!

– Иргана, разве я не сказала тетушке Навадари, чтобы тебе не давали домашней работы? – нахмурилась Наргис. – Не хватало еще, чтобы ты ушла в дом мужа усталой и истомленной. Невеста должна радовать глаз и сердце всякого, кто на нее посмотрит. А ты что делаешь?

– Да я только ковер почистить! – затараторила Иргана, быстро сложив руки перед собой. – Шерсти-то, шерсти сколько! Это ж никакого ковра надолго не хватит! Зверь ваш его лапами истопчет, когтями порвет, а шерстью так покроет – узора видно не будет!

– Вот в своем доме и будешь коврами распоряжаться! – отрезала Мирна. – Дай сюда, я сама! – Она ловко выхватила у Ирганы из рук щетку и фыркнула: – Час уже ползаешь, а толку никакого. Точно тебе в купеческие жены надо, руками-то совсем работать разучилась.

– Мирна! – взвизгнула Иргана, заливаясь краской еще сильнее.

– Прекратите, – устало вздохнула Наргис, проходя в комнату, и обе служанки замерли, как мыши, увидевшие кошку, следя за ней круглыми глазами. – Иргана, сходи к тетушке Навадари и скажи, что я прошу список того, что выделено тебе в приданое. Возьмешь его и возвращайся сюда. Мирна… – Она запнулась, глядя на ковер, действительно лишившийся обычной свежести. – Вот что, скажи это вынести. А сюда пусть принесут гладкий коврик, с него шерсть легче убирать.

– А может, лучше уберем собаку? – жалобно спросила Мирна. – Госпожа Наргис, он такой огромный и мохнатый, все равно придется каждый день чистить.

– Значит, будешь чистить, – непреклонно сказала Наргис. – Возьмешь в помощь еще одну служанку, а понадобится – двух. Но Барс останется здесь. Мне так спокойнее спится.

В этом она не лукавила. С тех пор, как подарок целителя Раэна поселился у нее в спальне, Наргис перестал мучить постоянный страх, что она снова проснется в объятиях Джареддина. Пусть пес и не сможет ее защитить, но хотя бы предупредит о появлении чужака, в этом Наргис не сомневалась. О том, что будет, если Барс кинется на чародея, она старалась не думать. Может, было бы правильнее не рисковать жизнью мохнатого стража, однако Наргис малодушно утешала себя, что Джареддин не станет ронять свое достоинство, причиняя вред собаке. Ведь не станет же? А если что, она сумеет сдержать Барса, ведь пес понимает любые команды и слушается их, как вышколенный охранник.

– Как скажете, госпожа, – вздохнула Мирна и посмотрела вслед Иргане с неожиданной неприязнью. – Честное слово, я ее работать не заставляла. Эта дуреха с утра сама не своя, то помогать кидается, то хвастается, как хорошо жить станет, то плачет, то смеется. А чего теперь плакать, сама свою судьбу выбрала. Эх, жалко…

– Кого? – не поняла Наргис. – Иргану?

– Да нет же, светлейшая! Маруди! – Мирна потупилась и попыталась тоже проскользнуть мимо Наргис, но была остановлена.

– Тебе-то с чего Маруди жалеть? – снова нахмурилась Наргис, присаживаясь на кровать. – Мирна, говори прямо, он тебе нравится?

Служанка вздохнула и, не поднимая взгляда, ухитрилась уставиться мимо Наргис куда-то в сад.

– Разве такой парень может не понравиться? – спросила она тоскливо. – Дурочка Иргана! Польстилась на золото, шали шелковые да сад с прудом. Вы, госпожа, не подумайте лишнего! – Она испуганно посмотрела на Наргис. – Я в Маруди не влюблена! Еще чего! А просто жалко его. На глазах сохнет, все клянет себя, что раньше с Ирганой не поговорил. Хотел как лучше и достойнее, а вышло вон как. Все деньги копил, а теперь и деньги есть, и чин немалый, да зачем ему это все? А ушел бы со службы годом раньше, купил на сбереженные деньги товаров да повел караван в Халисун или Джайпур – так вернулся бы с прибылью один к трем, не меньше! Тогда и на лавку хватило бы, и Иргана была бы его!

– Это он так говорит?

Наргис покачала ногой в шелковой туфельке, сосредоточенно следя за позолоченным носком. Ах, как нехорошо. Глупышка Иргана, сама того не желая, может натворить дел. Если Маруди кинется добывать деньги, чтобы исправить то, что уже почти случилось, это может привести его на скользкую дорогу. Быстрые деньги требуют либо великого ума, либо грязных рук и даются обычно кровью или бесчестьем.

– Вы, госпожа, не слушайте мою болтовню! – спохватилась Мирна. – Маруди ничего такого не говорил! Это я слышала, как стражники болтали!

– И кто из них об этом болтал? – спокойно поинтересовалась Наргис, но у девчонки виновато заметался взгляд.

– Ой, светлейшая, а я и не припомню, – промямлила она. – Темно было во дворе, я просто мимо шла, а они говорили, вот я случайно и услышала. Простите дуру языкатую! Это не Маруди, правда-правда!

– Смотри, язык от вранья почернеет, – усмехнулась Наргис. – Не бойся, Маруди я не накажу. Но если он и правда думает уехать, мне об этом нужно знать, чтобы вовремя с ним поговорить. Не дело это – срываться с достойного места. А чтобы торговлей заработать, нужно не только саблей уметь махать. Люди этому с детства учатся, да не у всех получается. Куда Маруди торговать, у него язык не повернется ни свой товар похвалить, ни на чужой цену сбить.

– Ваша правда, госпожа, вот и я ему так сказала… Ой!

Мирна зажала себе рот руками, глядя на Наргис с нешуточным испугом.

– Сходи принеси лимонного шербета, – вздохнула Наргис. – И ничего не говори Маруди, я сама найду время с ним побеседовать.

– Да, госпожа… – пролепетала служанка и выскочила из комнаты.

«Вот почему так неудобно устроен мир? – грустно подумала Наргис. – Если верная и старательная, то непременно дурочка, а если умник, то хитрый и зачастую подлый. Нет, бывает, что ум сочетается с верностью, да только такие люди дороже золота. Отец умел их находить, но с его смертью многое в доме ир-Даудов изменилось. Те, кто помогал визирю в придворных делах, нашли новых покровителей, остались лишь те, кто служил в самом доме, а их всегда было немного, потому что отец выбирал тщательно и придирчиво».

Джандар Маруди ир-Бехназ один из этих немногих, но что Наргис делать, если он покинет их? Конечно, дядюшка пришлет нового джандара, а пока кто-то из людей Маруди заменит его, но… Она поняла, что боится перемен, цепляясь за видимость того, что в доме ир-Даудов все по-прежнему.

Однако привычный и любимый мир оказался подобен драгоценной чинской вазе с тонкой росписью. Смерть отца, матушки и брата разбила эту вазу, однако осколки на время замерли, не рассыпавшись сразу, и Наргис позволила себе поверить, что вазу можно удержать и склеить. А теперь что-то случилось – и расколотый мир посыпался мельчайшими частицами, что разлетелись во все стороны, потерялись, а то и вовсе оказались не от этой вазы.

И она сидела над ними, не в силах собрать обратно, сложить правильно. И, главное, понимая, что это бесполезно и глупо. Даже разбитая и склеенная ваза уже не будет прежней, а уж целый мир?

Что бы сказал на это отец?

«Ваза разбилась? – услышала она как наяву глубокий низкий голос Солнечного визиря Бехрама, ее любимого батюшки. – Это неприятно. Но такова участь всех вещей в нашем мире, рано или поздно их срок заканчивается. Ты всегда можешь поставить цветы в новую, такую же красивую или даже лучше. Мир должен меняться, дитя мое, иначе он умрет. Люди приходят и уходят, а они куда ценнее вещей, вот именно людьми и следует дорожить. Не отпускай тех, кто тебе нужен, если можешь не отпустить. Но не держи тех, кто не дорожит тобой. И помни, всегда будут те, кого ты удержать не сможешь, но они останутся с тобой сами, по своей воле. Мир состоит из возможностей и вероятностей, дитя мое. Выбирай их, как выбираешь путь по опасному месту, и не забывай смотреть по сторонам. Потому что мир, созданный для нас богами, прекрасен настолько же, насколько опасен. Упустить из виду опасность – неосторожно, а не успеть увидеть красоту – печально. И никогда, слышишь, никогда не горюй о вещах. Это меньшая из возможных потерь».

– Я буду выбирать, отец, – прошептала Наргис. – Возможности и вероятности. Я помню, ты говорил это не мне, а Надиру, когда он разбил… неважно, какую-то чинскую диковину. Ты воспитывал его, сына и преемника, но твое великодушие и мудрость были так велики, что и мне позволялось поливать древо разума из источника твоих поучений. И я ничего не забыла.

Она встала, рассеянно подумав, что следовало бы дождаться Мирну с лимонным шербетом – день обещает выдаться жарким. Но нетерпение заняться делами было слишком велико. Следует поговорить с Маруди, но так, чтобы не выдать Мирну, которой он доверился. Нужно попробовать убедить джандара, что он делает глупость, пытаясь приставить отрезанный кусок обратно к лепешке. Иргана для него потеряна, даже если за эти три дня Маруди свершит чудо и осыплет ее золотом.

Вряд ли он сам сможет забыть, как ему предпочли пожилого купца лишь потому, что на ту же чашу весов упал ворох шелковых шалей и сад с прудом. Нет, ни Маруди, ни Иргана этого уже никогда не забудут, и какая супружеская жизнь у них может получиться? Растить любовь на обиде и недоверии все равно, что замешивать лепешку на протухшем масле. Может, и пышно получится, да только все равно горько.

Решено, она поговорит с Маруди сегодня же! Но сначала следует зайти к почтенному Амрану ир-Галейзи, домашнему волшебнику ир-Даудов. Отец ему доверял, господин ир-Галейзи живет у них в доме многие десятки лет… Нет, Наргис все еще помнила о своих сомнениях, ведь ир-Галейзи не почувствовал вторжения Джареддина. А это значит, что он слабее придворного чародея. Но Амран мудр и невероятно опытен, он знает очень много! Возможно, ему что-то известно о таинственной магии, которая позволяет Джареддину управлять памятью людей и страницами книг. Если же и этот путь приведет в никуда, то в Харузе множество книжных лавок, есть и другие придворные чародеи. Неужели они все дружны с Джареддином?!

Наргис чувствовала себя бабочкой, запутавшейся в паутине. Но вот ей удалось высвободить одно крыло, и она приготовилась забиться как можно сильнее, пока не вернулся паук. Вдруг да удастся вырваться?

Выйдя из спальни, она прошла через весь дом, удивляясь, куда подевался Барс. Утром был с ней в саду, потом успел обшерстить ковер в спальне, она сама видела, что из этого получилось. А потом пропал! Наверное, лежит где-нибудь в тенечке, охранник? Что ж, в такую жару упрекать его за это трудно. К тому же Барс, как хороший джандар, знает, когда начинается его служба. Вот и старается выспаться, чтобы беречь покой Наргис ночью.

Перед покоями ир-Галейзи Наргис приостановилась и прислушалась. Из-за двери слышались голоса – у мага кто-то был. Наверное, не очень вежливо входить без предупреждения, но если Амран занят, она извинится и вернется позже. Наргис постучала и услышала:

– Входите, госпожа моя! Ваш приход всегда радостен, но сегодня даже более обычного!

– Ах, почтенный Амран, – улыбнулась она, толкая тяжелую дверь. – Это ваша магия подсказывает вам, кто пришел?

– Конечно, магия, дитя мое, – расплылся в улыбке круглолицый седой маг, даже в эту жару не сменивший теплый бархатный халат на что-нибудь полегче. – А еще, признаюсь честно, стук твоих туфелек по коридору. Только у тебя в этом доме такая легкая и звонкая походка, словно птичье сердечко стучит от любовной песни!

– Почтенный ир-Галейзи сказал так, словно заглянул в мое сердце и прочел в нем восхищение светлейшей госпожой, – церемонно произнес гость Амрана.

Встав с горки подушек, на которых сидел, он с величайшей почтительностью поклонился Наргис, и она ответила поклоном. А когда гость выпрямился, их взгляды встретились, и Наргис почувствовала, что внутри что-то дрогнуло. Не от страха, а от предвкушения чего-то важного, что вот-вот случится.

– Рада приветствовать вас в этом доме, почтенный, – сказала она, по головной повязке и темному парчовому халату сразу определив, что гость – книжник, а может быть, тоже маг.

– Счастье видеть госпожу стирает из памяти все беды, случившиеся в жизни недостойного, – еще церемоннее произнес немолодой чинец. – Прошу почтенного Амрана о чести знакомства.

Наргис показалось, что он моложе их домашнего мага, но у чинцев трудно определить возраст. Круглое лицо с морщинками у глаз и рта, выдающими, что их обладатель часто улыбается, внимательные темно-карие глаза… Черные волосы чинец собирал в хвостик по обыкновению своего народа, а потом подбирал в небольшой тугой пучок. Из широких рукавов темного халата виднелись шелковые подрукавники темно-красного, голубого и белого цветов, придавая наряду особую изысканность. На поясе – бронзовая чернильница и объемный кошель… Наргис немного смутилась, поняв, что ее любопытство выглядит неприлично, однако гость смотрел с благодушным пониманием, и его глаза лучились мягкой приветливостью.

– Да-да, – спохватился ир-Галейзи, суетливо подвигая Наргис скамеечку, на которую она присела. – Госпожа моя, это… мой старый друг и знакомый! Почтенный Лао Шэ впервые решился посетить Харузу, но мы… очень давно знакомы. Очень! Писали друг другу письма, да…

– Почтенный ир-Галейзи удостоил меня своей дружбой и вниманием, – снова поклонился чинец. – Он пригласил меня в Харузу, зная, что я давно мечтаю посетить прекрасную столицу вашей великой державы. Сердце мое полно радости и благоговения.

– Так вы впервые у нас? – переспросила Наргис, бросив взгляд на столик между ними, где чашки кофе и сладости стояли вперемешку с письменными приборами и какими-то свитками.

– Никогда прежде нога скромного ученого Лао Шэ не ступала на землю вашего города, – склонил голову книжник. – Если, конечно, так не звали кого-то из моих собратьев, – добродушно улыбнулся он, и Наргис тоже улыбнулась шутке.

Что-то в нем было удивительно располагающее, в этом Лао Шэ. Может быть, забавная чинская велеречивость. Или взгляд, умный, пронзительный, но веселый и с хитрецой. Или улыбка, что пряталась в уголках тонких губ.

– Тогда прошу вас быть гостем нашего дома, – сказала Наргис. – Если бы мой брат или дядя не отлучились, они бы сами пригласили вас. Но служба пресветлому государю нашему увела их далеко от Харузы, и я прошу вас не посчитать обидой приглашение от меня.

– Я сам хотел просить вас об этом, светлейшая госпожа, – приподнялся Лао Шэ и снова поклонился. – Прошу прощения, что явился незваным гостем, но почтенный мой собрат заверил меня, что великодушие хозяев этого дома не знает равных себе. Признаюсь, что таил некую надежду молить вас еще об одной милости…

– Почтенный Лао Шэ просил меня помочь ему в поиске кое-каких редких книг, – сообщил ир-Галейзи, наливая Наргис кофе.

Похоже, книжники так увлеклись беседой, что и про угощение забыли. Чашки стояли на столе пустыми и чистыми, ровная горка орехов в меду тоже была не тронута.

– Библиотека вашего дома славится далеко за пределами Великого шахства! – откровенно польстил, поблескивая глазами, Лао Шэ. – Если бы светлейшая госпожа дозволила ознакомиться с некоторыми манускриптами эпохи Соловья и Зеркала…

– То есть времен шаха Ирукана, – перевел ир-Галейзи. – Скажу без хвастовства, в Харузе нет второго такого собрания этого времени. Светлейший Бехрам, да покоится он в свете, приумножил собрание книг, начатое еще его прадедом.

– Я охотно выполню желание гостя, – улыбнулась Наргис. – Вы можете брать любые книги в библиотеке, почтенный Амран в этом вам поможет. По обычаю этого дома книги нельзя только выносить за его пределы, остальное дозволяется.

– Какой мудрый обычай, – восхищенно покивал чинец. – Должно быть, он сберег вашей семье немало редчайших трудов! Сказано ведь, иные не украдут куска хлеба, умирая от голода, но не устоят перед соблазном взять книгу. Очень, очень мудро.

– Таково было завещание моего деда, – подтвердила Наргис, пряча улыбку. – Но вам не о чем беспокоиться, почтенный Лао Шэ. Я буду рада, если вы погостите у нас подольше.

Она пригубила кофе больше из вежливости, потому что хозяйке дома надлежит разделить угощение с гостем, чем действительно по желанию. Горячий горький кофе – это совсем не то, чего ей сейчас хотелось. А ведь она еще собиралась о чем-то поговорить с Амраном. И с Маруди… Ах, это было что-то очень важное! Или не очень, раз так легко вылетело из головы?

– Немедленно распоряжусь, чтобы вас устроили со всеми удобствами! – сказала Наргис, вставая и снова кланяясь. – Почтенный Амран, вас тоже прошу позаботиться о нашем госте.

– Я постараюсь как можно меньше обременять ваш гостеприимный дом! Мне так неудобно, у госпожи столько дел!

Чинец вскочил и принялся кланяться, так что Наргис едва смогла воспользоваться мгновенным перерывом в его поклонах и сбежать.

Выйдя из комнаты, она потерла лоб, недоумевая, зачем все-таки пришла к Амрану? Что-то ведь хотела, это точно! Но, так ничего и не вспомнив, вздохнула и отправилась к себе. Дела, у нее очень много дел! Свадьба Ирганы, разговор с Маруди, еще проследить, чтобы в спальне ковры поменяли… И Барса искупать! Он опять вымазался в саду. Какое счастье, что эта гора меха с таким удовольствием моется, а потом лежит на солнышке и сохнет. И вычесать его надо непременно! Тогда и шерсти меньше будет на коврах. Но Амран… Что же она все-таки от него хотела?