Текст книги "Разрешите представиться - Левиафан (СИ)"

Автор книги: Дан Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

  Разрешите представиться: Левиафан

  Нельзя упускать из виду и того,

  что я, невзирая на все мои очевидные необыкновенности,

  все же вовсе не полностью выбиваюсь из ряда.

  Ф. Кафка, «Исследования одной собаки», перевод Ю. Архипова

  Глава 1 Происхождение и известность

  Я – левиафан. В настоящей повести я намерен дать читателям исчерпывающее представление о своей персоне. Очень многие слышали мое имя и поэтому до некоторой степени осведомлены о занимаемом мною месте в истории. Уверен, предварительные сведения, хранящиеся в просвещенных головах, вовсе не ослабят внимание к рассказу, но, напротив, подогреют читательский интерес.

  Моя уверенность имеет достаточно веские основания. Во-первых, всякий, мнящий себя человеком умным, а таковых подавляющее большинство среди овладевших искусством чтения, будет стремиться к расширению своего кругозора, приобретая знания из первых уст. Во-вторых, просвещенные читатели непременно захотят отряхнуться от одуряющего действия недостоверной, изобильной и липкой, или, как теперь принято говорить, фейковой информации, дабы узреть истинную картину событий, отражающих мою выдающуюся роль в сотворенном Господом мире.

  Итак, будем опираться на факты. В пятый день Творения Бог населил воду и воздух живыми существами по роду их. Воду Он отдал рыбам, а небеса – птицам. Разговор о крылатых состоится ниже. Сейчас важно отметить, что моря, реки и озера наполнились всевозможной живностью. В числе морских обитателей был и я, левиафан. Гигантские габариты тела стали главенствующим признаком моей особы. Величиной я превосходил тогда в прошлом и затмеваю ныне в настоящем всех водных, воздушных и сухопутных тварей.

  Мудрецы различных конфессий представляли меня то китом, то драконом, то крокодилом, то рыбой. В какой бы ипостаси меня не изображали, руководящая идея всегда была одной и той же – акцентировать внимание на моих феноменально больших размерах. Ведь именно они, по сути дела, и являются определяющим фактором моего предназначения.

  Забегая вперед, я должен сказать, что представляю собой существо уникальное и не имею подобных себе. Я не вписываюсь в классификацию Карла Линнея и занимаю особое место в морской фауне. Хоть мне и боязно поправлять мудрецов, но ради торжества истины я делаю сей мужественный, однако рискованный шаг. Я утверждаю, что не являюсь ни китом, ни драконом, ни крокодилом, ни рыбой. Я просто левиафан.

  Коли уж я заговорил об истине и ее торжестве, то считаю не лишним сделать декларацию, объясняющую стремление разорвать густую завесу слухов и домыслов, окутывающих мою незаурядную личность. Многовековая работа фантазии почтенных мудрецов и их преданных учеников, а также не самые лучшие опусы фольклора, занесли в дебет моего реноме образ вечного злодея, противостоящего доброй воле Бога.

  Уверяю вас, благодарные читатели, что такое представление есть не более чем фальшивый стереотип, своего рода моральная стигма. Чуть-чуть терпения, и с фактами в руках я сумею убедить вас в этом.

  Слава, хоть дурная, хоть добрая, хороша уже тем, что она воздвигает своеобразный нерукотворный памятник своему субъекту, гарантируя оного от забвения. Как выяснилось, я не напрасно предчувствовал, что в бесконечной череде моих жизненных лет лживые языки наметут к пьедесталу левиафанова монумента кучу мусора, который я намерен смести ураганом настоящей повести.

  ***

  В подтверждение моей небывалой величины я приведу сохранившиеся с прошлых времен записи капитанов морских путешествий, взятые из судовых журналов.

  Вот одно из любопытных свидетельств. «Мы уже много дней пребываем в открытом море. Недавняя продолжительная буря чрезвычайно утомила экипаж. Моряки жаждали отдыха, хотя бы короткого. На наше счастье впереди показалось пятно суши. Подплыв ближе, мы узрели остров, к сожалению, почти лысый – ни деревья, ни кусты не росли на нем, только пучки молодой травы пробивалась то тут, то там. Нас удивило, что почва целиком состояла из песка, какой залегает на морском дне. Команда сошла на сушу. Мы развели костры, и принялись варить уху из свежевыловленных рыбешек. Люди наслаждались покоем. Ветер совершенно стих, оставшиеся на судне вахтенные матросы убрали паруса, и корабль почти не двигался. Вдруг мы почувствовали некоторое необъяснимое шевеление почвы под собой. Все вскочили на ноги – неужели землетрясение? Наш остров начал стремительно уходить под воду. Какое счастье, что мы находились неподалеку от нашего судна! Вплавь мы добрались до него. Вскарабкавшись по веревочным лестницам на палубу и облегченно вздохнув, мы оглянулись – никакого острова не было и в помине».

  Конечно, дорогие мои читатели, вы уже догадались, что тем мнимым островом, на котором утомленные бурей моряки сделали привал, была моя спина. Разумеется, не случилось никакого землетрясения – просто я нырнул под воду! Великаны хороши, если на них смотреть издали и держаться подальше.

  Капитан другого судна записал в своем журнале, что однажды после захода солнца, когда небо было затянуто облаками, скрывавшими ночные светила, низко над горизонтом показались два огня, они приближались и росли, превратились в белые яркие пятна, словно две полных луны пробили своим светом туманную пелену. «Как неожиданно появилось чудное видение, так же внезапно и исчезло оно с наших глаз!» – изумлялся беспрецедентному случаю в своей практике много повидавший на своем веку мореход.

  Никакого чуда, однако, не произошло! Это я, левиафан, шутейно высунул голову из морской пучины на минуту-другую с намерением поглядеть, что за корабль вторгся в мои владения. А две ослепительных луны – то мои огромные глаза освещали море и небо. Я не противник свободы мореплавания, однако люблю иной раз пошутить над нарушающими мой покой корабельщиками, изумить людей. Есть у меня такая слабость.

  Теперь я вернусь к предмету моей всемирной известности, о которой я упомянул в начале сей повести. Будучи созданным на пятый день Творения, я довольно скоро стал весьма значимым персонажем легенд и мифов разных племен земли. Как сказано мною выше, фольклор не способствовал распространению адекватного знания обо мне. Хотя, надо заметить, литературное народное творчество, хоть и было в определенной степени фальшивым, имело одно бесспорное достоинство, а именно: оно содействовало популяризации моего имени, а это чего-нибудь да стоит! В конечном счете, хрупкая ложь рушится под натиском правды, а слава незыблема в веках!

  Для примера взглянем на фольклорные представления, сложившиеся обо мне в одной отдельно взятой стране, где я, левиафан, получил прозвище Чудо-Юдо. Меня изображали то многоглавым океанским драконом, то гигантским водным змеем, то Морским Царем. (Последнее прозвание выглядит не худо!) Утверждалось, что огнем из ноздрей я сжигал города и деревни, а могучим хвостом убивал противников – людей, якобы, честных и набожных. Позднее, когда досужие сочинители овладели письмом и с великим рвением принялись марать бумагу, они нарекли мне имя «рыба-кит» и утверждали, что я разлегся поперек моря, на хвосте моем шумит сыр-бор, на спине село стоит, и проглотил я три десятка кораблей. Пусть их, щелкоперы, выдумывают небылицы. Враньем своим они полезны мне.

  Замечу: легенды о левиафане существовали во многих, порой весьма отдаленных друг от друга странах. Предания, переносимые путешественниками из конца в конец земли, оседали в разных краях, частично видоизменялись и становились местным достоянием. Это обстоятельство указывает нам, что производящая ныне много громкого шума пресловутая глобализация не является приметой исключительно новейшего времени, но проистекает из глубокой древности.

  Моя известность не только ширилась по миру, но и углублялась интеллектуально. Появилось философическое сочинение, в коем левиафану отводилась роль символа государства, без которого людям обойтись никак нельзя. И почему, спрашивается, именно мне выпала подобная честь? А потому, что в дезориентированном массовом сознании я хоть и выгляжу порочным, но, тем не менее, я известен как персона неуязвимая, необычайно сильная и абсолютно необходимая человечеству. Вот вам и государство!

  Названные выше совершенства проистекают, якобы, из моей злой натуры. Я усматриваю тут намек на парадокс достоинств, которые, будто бы, являются продолжениями недостатков. Однако я не согласен с этой сентенцией: достоинства могут быть врожденными или благоприобретенными, но вовсе не обязательно берут начало в недостатках. Мой пример – наглядное тому подтверждение.

  Популярность моя нарастает как пущенный с горы снежный ком. Теперь имя левиафана звучит в фантастических и детективных романах, кинофильмах, телевизионных сериалах. Даже военные корабли гордо зовутся «Левиафан».

  Глава 2 Личные совершенства

  Теперь, когда названы обстоятельства происхождения левиафана, и стало легко и просто представить себе мировой размах его известности, настало время поговорить о моих совершенствах. Что можно добавить к абсолютному? Ничего!

  Не стану распространяться о малых положительных черточках характера, хотя таковые важны и вполне могли бы составить предмет гордости существа менее значительного, нежели я. Речь пойдет о фундаментальных основах моей личности – о величине, силе, красоте, уме.

  С того времени, как Господь сотворил меня, минули пять-шесть тысячелетий. Срок немалый, не так ли? Тем не менее, я до сих пор размышляю о своих совершенствах и вот в каком плане: какие из них есть подарок Господа, а какие я приобрел самосильно? Пользуясь случаем, я приглашаю читателей подумать над этим вопросом вместе со мной.

  Мне вспоминается старинная повесть об одном праведном человеке из земли Уц, коего звали Иов. Принято считать, что книга о нем посвящена испытаниям, которым Господь подверг прочность веры раба Его. Не исключено, что это, отчасти, верно.

  Чтобы открыть взору Иова свою уникальную позицию в мироздании как Творца и, следственно, непреложное превосходство над всеми Его творениями, Господь дает верноподданному рабу наглядное представление о мощи сотворенных Им великанов – левиафана, а также бегемота (рассказ о котором впереди). Мысль Бога состоит в том, что никто из смертных людей, включая и самого Иова, не в состоянии ни вдохнуть жизнь в могучего гиганта, ни умертвить его, и только Ему такое под силу.

  Иными словами, Всевышний избрал весьма эффективный, как мне кажется, путь наставления Иова, а именно, посредством демонстрации моей левиафановой мощи. Я убежден, что главная идея книги заключается в том, чтобы показать двуногим тварям, то бишь вам, дорогие читатели, сколь значителен и прекрасен левиафан.

  Описание моей огромности начинается с пустяков – никак нельзя вытянуть меня из воды удой (еще бы!), и связать левиафана не получится, и для праздных игр, словно с пташкой, я совсем не подхожу. Констатируется, что я не то создание, которое станет униженно молить о чем-либо, или изъявит готовность продаться в рабство. И вообще, любые компромиссы совершенно чужды моей гордой натуре.

  Бог отмечает красивую соразмерность моих членов. Я – Его создание, и Он вправе гордиться эстетическим результатом своего творения. Мимоходом замечу, что, не смотря на изящество и привлекательность моей внешности, не рекомендуется вступать со мной в слишком близкий контакт.

  Если открою я пасть мою, то обнажатся два ряда ужасных зубов. Чешуя на теле – не просто красивый покров, но мой непробиваемый щит. Столь плотно прилегают друг к другу блестящие чешуйки, что даже ветер не просочится меж ними. Ни меч, ни копье, ни стрела, ни дрот – никакое оружие не проникнет сквозь надежную защиту. И никто на земле, кроме Господа, не властен над моею жизнью, не может убить меня!

  Описывая Иову мою неуязвимость, Бог не забыл сообщить о моей способности извергать из пасти огонь, а из ноздрей дым. Упомянуты Им и огромные светящиеся глаза на голове, озаряющие темными ночами море и небо. Всевышний, преследуя свою цель в отношении Иова, привел ему еще целый ряд подробностей о моей персоне, которые любознательный читатель может самостоятельно почерпнуть из Библии.

  Сотворив левиафана, Господь чудно разнообразил животный мир земли. Запечатлев же мой образ на листах книги, Он подарил людям представление о моем величии и, тем самым, раздвинул духовный горизонт человечества.

  В этом пункте рассказа мне необходимо сделать одно важное уточнение. Опасность для людей некоторых моих свойств или способностей, как, например, зубов, огня или дыма, носит гипотетический характер, ибо вследствие природной доброты, я никогда не употреблял во зло человеку дарованные мне сверхвозможности.

  ***

  Я довел до читателей сведения обо мне из первоисточника, пересказав речь Господа. Нет смысла обсуждать слова Бога на предмет достоверности, ибо абсолютно неоспорима аутентичность информации, полученной из уст Всевышнего. Предупреждая возможность скепсиса, я решительно заявляю: описанные в Книге книг свойства моей персоны не являются предметом веры, они есть реальность, которую следует принять как объективную данность.

  На заложенном в Ветхом Завете фундаменте были возведены этажи новых знаний о левиафане. Не обладая исконной точностью и, порой, греша благонамеренным враньем, труды мудрецов различных конфессий вместе с произведениями фольклора обогатили, тем не менее, науку левиафанологию.

  Специально для адептов иудейской веры я хочу привести одну интересную подробность – если полагать меня рыбой, то я, левиафан, есть рыба бесспорно кошерная, ибо обладаю чешуей и плавниками, золочеными и сияющими. Мое отношение к факту собственной кошерности двоякое. С одной стороны, я вместе с народом, избранным Богом себе на радость, благодарно принимаю сей знак уважения. С другой стороны, я тревожусь о своем будущем, то бишь о предположительной возможности моего предназначения в пищу. Впрочем, вопросы питания будут рассмотрены мною ниже.

  Ради торжества объективности я намерен сделать одно весомое заявление. Пусть кому-то левиафан покажется нарциссистом, но я, не стыдясь, говорю, что с пятого дня Творения, когда своею созидающей силой Господь создал меня, и до дня нынешнего, я неизменно влюблен в самого себя, и никакой хулы на мою персону не могу выносить спокойно.

  Что конкретно я имею в виду? А вот что. Некто недостойный, из фальшивых мудрецов, разумеется, утверждал, что плоть левиафана источает отвратительный запах. Хуже того, окажись я в раю, никто из праведников не вынес бы зловония и не смог бы там находиться. Чушь несусветная! Разве позволил бы ангел Михэаль, старший над раем, появиться мерзости в его владениях?

  Истина же состоит в том, что я пахну этрогом, и сей волшебный аромат вызывает чувство экстатического восторга у всякого, кто решится приблизиться ко мне. Наслаждаться благоуханием гигантского моего тела можно не одну неделю в году, как в случае с прекрасным плодом в праздник Суккот, но круглый год, то есть всегда и без перерыва!

  ***

  Я осведомил читателя о моей незаурядной силе. Далее я представил его просвещенному взору свой словесный автопортрет, дабы он удостоверился в том, сколь я красив. Но разве эти два совершенства исчерпывают полноту личности? Разумеется, нет! Только триада достоинств – сила, красота, ум – будучи соединенными в одной персоне, делают ее истинно выдающейся. Итак, подошло время рассказать людям о блистательности моего ума.

  Мне припоминается следующий случай. Как-то раз до меня дошел слух о хитрости обитающей на суше лисы. Конечно, я сознаю как явление априорное свое абсолютное умственное превосходство над всеми земными, небесными и водными тварями. И все же я допускаю, что вполне могут существовать и даже быть для меня полезными отдельные проявления изобретательности, миновавшие мой мозг, но случайно проникшие в голову какой-либо живности. Я не самодовольный спесивец, не узколобый зазнайка, мой ум открыт для новизны.

  Я призвал к себе водных обитателей, заслуживших репутацию умников среди рыбьего народа. Трепеща от страха и пыжась от гордости, они приготовились слушать речь своего Морского царя. Я сказал им кратко: «Мне стало известно, что лиса, сухопутный зверь, обладает определенной степенью хитрости. Я не прочь поучиться у нее, а для этого мне придется съесть ее сердце. Отправляйтесь в путь и приведите мне лису. Прошу вопросов мне не задавать!» Снаряжая посланничество, я осознавал неразрешимость задачи и имел лишь намерение поразвлечься, не более того. Само собой разумеется, я не собирался вкушать лисье сердце.

  Далее я с интересом наблюдал, как озадаченные рыбы держали меж собой совет. Цель я поставил перед ними непростую. Лиса обитает на суше, а они невольники воды. Как отыскать ее, как заманить, как довезти до меня в сухости и сохранности, чем заинтересовать? «Пусть-ка пошевелят мозгами!» – сказал я себе.

  Я намеревался получить двойное удовольствие. Во-первых, насладиться глупостью как умных рыб, так и хитрой лисы. Мне всегда отрадно сравнивать свои и чужие мыслительные способности, чтобы неизменно приходить к выводу о собственном превосходстве. Во-вторых, в случае, если рыбы и лиса и впрямь продемонстрируют что-либо путное, то я с приятностью для себя оценю это, и, возможно, поучусь.

  Мой план вполне осуществился. Через некоторое время рыбное посольство вернулось не солоно хлебавши. Поникнув гордой головой, умнейшая из умных поведала мне историю духовных подъемов и спадов. Вот как было дело.

  Посредники приплыли к берегу. В рыбьих мозгах уже вызрела концепция переговоров. Лиса сидела на песке и, казалось, была погружена в размышления, но, что более вероятно, она поджидала какую-нибудь мелкую рыбешку – та зазевается и станет добычей рыжей хищницы.

  «Послушай, лиса, – сказала патронесса депутации, – мы прибыли к тебе с предложением, которое тебе трудно будет не принять!» Лиса ничуть не удивилась говорящей рыбе и сама промолвила: «Я вся внимание!» Рыба продолжила: «Наш царь, мудрый левиафан, подступил к пределу мирских дней своих и готовится умереть. Он наслышан о твоем, лиса, уме и только тебе готов передать корону. Не согласишься ли ты отправиться с нами к левиафану, дабы предстать перед ним, познакомиться, а затем воссесть на трон?» Польщенная лиса воскликнула: «Да, я хочу быть владычицей морскою, но как же я, создание сухопутное, стану жить в окияне-море?»

  Готовая к такому вопросу, рыба ответила: «Дворец твой будет расположен не под водой, а на острове, и привезем мы тебя на наших спинах, так что ты не замочишь даже кончиков лап, и хвоста роскошного влага не коснется!»

  Лиса поверила, взобралась на спину к одной из рыб, и посланцы мои заскользили по водной глади. Пока мы видим, что до сего момента хваленая лисья смекалка оказалась не более чем мыльным пузырем. Но зато рыбы проявили известные дипломатические дарования. Теперь послушаем продолжение истории.

  Волны накатили на незадачливую лису, и она заподозрила обман. «Скажите честно, что вы задумали?» – возопила рыжая, обращаясь к своим похитителям. Те же, преждевременно радуясь удачному трюку, принялись дразнить ее: «Левиафан захотел занять у тебя ума, а для этого ему нужно съесть твое сердце. Приготовься, Патрикеевна!»

  В угрожающих жизни экстраординарных ситуациях мозг начинает работать с двойною силою, демонстрируя необычайную изворотливость. «Милые рыбы, – воскликнула рыжая бестия, – как жаль, что вы не открылись мне с самого начала! Ведь мы, хитрые лисы, охотимся, спрятав сердце в укромном месте, потому как бессердечная охота гораздо успешнее. Вы захватили меня врасплох, и сердце сейчас не при мне. Как мне жаль, что я не принесу пользы великому левиафану!»

  Рыбы растерялись. «Научи, что нам теперь делать!» – взмолились они. «Пожалуй, стоит поступить следующим образом, – воскликнула лиса, почувствовав себя хозяйкой положения, – сейчас везите меня обратно, я достану из тайника сердце, и тогда мы снова поплывем к дворцу владыки!» Следуя бескорыстному совету, осчастливленные рыбы помчались к берегу с необычайной быстротой.

  Честная компания вернулась на старое место. Мигом спрыгнула лиса с рыбьей спины на сушу, и тут уж была плутовка такова. Отойдя на три шага от воды, принялась рыжая насмехаться над глупыми рыбами. Те поняли, что попали впросак, и, кислолицые, вернулись ко мне, словно в воду опущенные, что, впрочем, не удивительно, если принять к сведению их естественную среду обитания.

  Как видим, вторая половина миссии поменяла местами персонажей сей истории. Лиса, говоря языком спортивного жаргона, сумела вернуться в свою лучшую форму, зато рыбы проявили себя существами совершенно неразумными.

  Рассказ умнейшей из умных немало позабавил меня, ибо предоставил мне сладостную возможность в очередной раз осознать свой непреложный интеллектуальный перевес. Ощущение умственного превосходства есть великое удовольствие. Плата за него – вкушать неизбежную зависть аутсайдеров.

  Теперь вы убедились, благодарные мои читатели, что левиафан является истинным лидером во всех видах необъявленного троеборья – сила, красота, ум. (Я, кажется, пристрастился к упомянутому жаргону).

  Глава 3 Социальные связи

  Сотворенная Господом фауна бесконечно многообразна. Если взглянуть на разнородный животный мир общо, то я, левиафан, являюсь всего-навсего одной из множества единиц Творения. Однако при ближайшем рассмотрении своеобычных черт моей особы, а также при сравнении ее с другими подданными зоологического царства, нельзя не отметить мое абсолютное превосходство в величине, силе, красоте и уме.

  Личные совершенства, кои выделяют меня из пестрой толпы плавающей, летающей и передвигающейся посуху публики, были наглядно продемонстрированы выше. Достаточно сказать, что слово «левиафан» стало нарицательным для обозначения всех родов достоинств.

  Теперь я спрашиваю вас, смекалистые читатели, а может ли столь выдающееся существо, каковым являюсь я, жить одиноко, или, пользуясь языком науки, пребывать в социальной изоляции? С удовлетворением я слышу категорический ответ громкоголосого хора: «Нет!»

  Разумеется, я вступаю в общение со многими живыми тварями. Я знаюсь с рыбами – водными обитателями, с сухопутным зверьем и с птицами, небесам приверженных. Но это не всё! Мне есть что рассказать о моих непростых взаимоотношениях с ангелами и о контактах с пророками. И, чем я горжусь в особенности, случаются у меня и эпизодические встречи с Богом. Эпизодические по частоте, но никак не по значению!

  Таким образом, мои социальные связи весьма разнообразны. Порой, они меня забавляют, иногда утешают, изредка огорчают. В чем я до конца уверен, так это в том, что неизменным результатом коммуникации становится духовное и физическое совершенствование моих оппонентов. Это и не удивительно, ведь у умного учатся, красивому подражают, за превосходящим силой тянутся.

  Мой грустный долг заявить, что прогресс левиафановых партнеров отнюдь не единственный результат упомянутой коммуникации. С прискорбием сообщаю, что существует еще один и гораздо менее отрадный ее продукт. Это – зависть. Разумеется, не я завидую, а завидуют мне. Я последний, кого можно упрекнуть в таком положении вещей. Не я Создатель, не моею волею населены вода, земля и воздух рыбами, птицами и зверями, и сотворены оные не по моему образу и подобию.

  Теперь я приступаю к систематическому изложению особенностей моих взаимоотношений с различными живыми существами. Думаю, будет естественно, если я начну с непосредственно окружающих меня обитателей водной среды.

  ***

  Из предыдущей главы читатель частично осведомлен о моих общих с рыбами делах. Я имею в виду историю с неудачной попыткой морских обитателей доставить мне лису. Теперь я представлю новые интересные сведения о своих свершениях, хлопотах, размышлениях в качестве Морского владыки.

  Людям, как существам сухопутным, отлично известны хищнические наклонности их однокорытников по среде обитания. Возможно, нравы морской братии им знакомы в меньшей степени. Зато я, абориген океанских просторов планеты, блестяще знаю повадки обладателей жабр и плавников. В водном царстве принята та же жестокая мораль, что и на земле. Сильные пожирают слабых, а те, в свою очередь, закусывают слабейшими. Юридическая основа поведения в морской пучине – право сильного. Укрепившееся право часто есть укрепившееся зло.

  Господь не согласен мириться с беспредельным произволом. Всевышний призывает на помощь меня – Царя морей и верного Его эмиссара по делам рыбьей справедливости. Один раз в год Он приказывает мне извергнуть жар из пасти и ноздрей. Поступив по слову Его, я нагреваю воду в мировом океане почти до кипения. Столь решительное глобальное потепление окружающей среды охлаждает хищнический пыл крупных представителей водной фауны, а рыбам малого размера экстремальная температура вреда не приносит.

  Если бы мы с Господом Богом не прибегали к крутым мерам, то довольно скоро почти вся мелюзга оказалась бы перед угрозой полного исчезновения, и рыбешки очутились бы в Красной книге. Подобное отчаянное положение привело бы к нарушению водного экологического баланса, что означало бы голодную смерть для крупных рыб. Тогда и их самих пришлось бы помещать в Красную книгу. В условиях наступившего безрыбья сохранились бы одни только раки.

  Наша с Господом деятельность имеет моральную ценность, ибо умеряет низменные инстинкты созданных Им тварей. Одновременно эти усилия позволяют сохранить морскую фауну во всем ее многообразии пятого дня Творения.

  Теперь я задаю вопрос знатокам животного мира морей, океанов, рек и озер. Кто из вас слышал о маленькой рыбке по имени «кильбит»? Никто? Не удивительно! Это миниатюрное создание редкой красоты не известно ученым авторитетам, а его существование открылось лишь проницательности авторов беллетристической левиафанианы.

  Кильбит проплывает мимо меня, обворожительно шевеля великолепными розовыми полупрозрачными плавниками. Она глядит в мою сторону с почтением, но вполне независимо. Ее снабженные веками глаза выражают нечто вроде любви. Она опускает и поднимает черные длинные ресницы, и душа моя полнится платоническим счастьем. Между нами существует давняя взаимная привязанность.

  Упомянутые проницательные авторы утверждают, что я якобы дрожу от страха перед кильбит. Смею вас заверить, почтенные сочинители, что левиафан никогда и никого не страшился. Оставьте ваши грязные намеки и не смейте подвергать сомнению безукоризненную чистоту наших чувств! А что касается страха, то я действительно боюсь, но только не кильбит, а за неё саму! Поэтому я выдал чаровнице охранное свидетельство, и прекрасной царевне нечего опасаться даже самых свирепых хищников. И все же сердце мое не вполне спокойно, когда малютка отплывает от меня на слишком большое расстояние, и я теряю из виду мою обожаемую Дульцинею, владычицу фантазии левиафана.

  Общеизвестна моя красота. Она давно стала предметом восхищения и, к сожалению, завистливой досады. Бог сотворил меня существом прекрасным. Я счастлив этим, и не стану скрывать, что испытываю некое торжество, когда замечаю в глазах менее казистых особ искру зависти. Если это естественное чувство достойно порицания – порицайте меня! Я достаточно объективен, чтобы терпимо и с пониманием отнестись к критике. Будем благодарны тому, кто говорит нам о наших недостатках, ибо он учит смирению.

  Я не случайно затеял разговор о красоте и неизменно сопутствующей ей зависти. Скажу честно и без утайки – я не единственный красавец в океане. Хорошо знакомые всем дельфины почти не уступают прелестью левиафану. И в некотором смысле превосходят его. Тела и головы их имеют изумительно форму и пропорциональные размеры. Пасти ничуть не страшны. Глаза излучают доброту и игривость. Они не только пригожи, но и умны. Как они взлетают над водой и как грациозно ныряют обратно! А кто еще из живых существ может так успешно поддаваться дрессировке!

  Я полагаю дельфинов достойными своими партнерами в части внешности и интеллекта. И представьте себе, дорогие читатели, я не испытываю зависти. Наоборот, я рад за товарищей. Я противник монополий и выступаю за честную конкуренцию во всем. Думаю, благородство – еще одна замечательная черта, заложенная во мне самим Господом.

  ***

  Чтобы довести до сведения читателей характер моих взаимоотношений с обитателями суши, мне первым делом потребуется вернуться к книге Иова, где представлен портрет гигантского животного по имени «бегемот». Смысл контекста в отношении этого великана тот же, что и в случае с левиафаном. Бог изображает бегемота как существо огромного размера и необычайной силы. Цель Всевышнего прежняя – продемонстрировать рабу своему непререкаемое величие Творца: только Он способен создавать и умертвлять столь невероятных по величине и силе тварей. Смертным, включая самого Иова, подобные деяния не под силу.

  Господь сообщает Иову, что сила бегемота в чреслах, а мощь – в мускулах живота. Хвост его подобен стволу кедра, хребет несокрушим как труба медная, а кости крепки, словно прутья железные. Никто из людей и никаким орудием не способен ранить исполина. Для иллюстрации громадности бегемота Бог уведомляет Иова о чудовищных кулинарных обыкновениях зверя. Подробнее об этом предмете речь пойдет ниже.

  Сейчас мне важно оспорить выдумки некоторых мудрецов о моем мнимом соперничестве с бегемотом. Досужая фантазия недобросовестных сочинителей всевозможных баек приписывает нам, двум достойным друг друга великанам, исконную вражду и перманентную войну. Дело дошло до откровенной лжи. Утверждается, что однажды мы сошлись в яростной схватке и смертельно ранили друг друга: я орудовал клыками, а мой противник – хвостом, после чего мы оба упали замертво. Ничуть не лучше и утверждение, будто бы бегемот превосходит силой левиафана.

  Сочиняя и публикуя вздор, щелкоперы лгут, себя не помня. Даже тот очевидный факт, что с самых дней Творения и поныне мы с бегемотом живы и здравствуем, каждый в среде своего естественного обитания, не способен уничтожить рудименты веры печатному слову. Ошибаетесь вы, люди, говоря, мол, вранью короткий век. Большая ложь живуча. Правда же состоит в том, что отродясь никаких бранных дел у меня с бегемотом не было. Мы не дружили, но и не враждовали. Сила уважает силу. В следующих главах я буду касаться реальных проблем наших взаимоотношений.

  На земле имеется особый вид исключительно крупных антилоп, рога которых подобны саблям. Кажется, сии безобидные вегетарианцы носят имя «орикс». Я люблю этих травоядных: во-первых, не смотря на свои значительные размеры, они не чета мне величиною, а, во-вторых, я испытываю к ним жалость – уж больно бедственна их супружеская жизнь. Подробнее вопрос будет рассмотрен позднее, а сейчас я только афористически замечу, что собрат по несчастью всегда мил. Иногда я беседую с ориксом во время его водопоя. Пожалуй, мы добрые товарищи. Наслаждение общением – главный признак дружбы.