Текст книги "Сказка о каменном талисмане"

Автор книги: Далия Трускиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

И долго еще она честила меня на разные лады, но когти в ход пока не пускала, а я ждала, пока этот водопад иссякнет. И хотя я, дочь и сестра царей, не привыкла к таким славословиям, но перечить разъяренной джиннии, которую лишили любимой игрушки, я не осмеливалась.

Наконец красноречие джиннии иссякло.

– За что покарал меня Аллах страстью к этой низкой, к этой презренной? – вздохнула она, и мне показалось, что час избавления близок. Но Азиза пристально на меня уставилась и забормотала, причем слова ее были об одном, а мысли в эту минуту были, как оказалось, о другом:

– Но тем не менее свет исходит от ее чела, и родинка на ее щеке подобна точке мускуса, и ее дыхание сладостно, и ее щеки овальны, и ее зубы как жемчуг, и она стройна, и нет ей равных, когда доходит до спора белых клинков и серых копий…

Мне бы следовало, пока она углублена в свои размышления, отступить в дальний угол пещеры, ибо, как мне показалось, там-то и был расположен вход. Но я не сделала этого, да и куда скроешься от разъяренной и влюбленной джиннии?

– Послушай, о девушка! – обратилась она ко мне совсем уж миролюбиво. – Аллах послал мне отличную мысль, да будет он славен вечно! Знаешь ли ты, что в Облачных горах есть источник, и вода его слаще воды райского источника Каусара, и она имеет чудесное свойство – если ее выпьет женщина, то сразу становится мужчиной, так что источник этот называют источником Мужчин и вода высоко ценится? Знаешь ли ты все это? Так вот, о девушка, мы полетим с тобой к этому источнику немедленно, и ты выпьешь воды, и станешь мужчиной, и кади составит, наконец нашу брачную запись!

В глазах у меня помутилось. Воистину, после всех несчастий и горестей, постигших меня, недоставало только сделаться мужчиной! Возможно, неделю назад это был бы неплохой выход из моего бедственного положения, ибо мужчине все же легче в странствиях, а мне предстояло возвращение к магу, и путешествие с талисманом в Багдад, и охрана жизни Зумруд и ее младенца, сына моего брата, и я охотно отказалась бы ради этих дел от своего женского естества и облика. Но неделю назад случилось нечто, заставившее меня понять, как сладко, должно быть, быть женщиной, и я пожелала сохранить себя, хотя встреча с тем дерзким купцом и казалась мне совершенно невозможной. Но поскольку между нами осталось несогласие, я должна была с ним встретиться еще раз, чтобы последнее слово все-таки осталось за мной. И я верила, что Аллах пошлет мне эту встречу, ибо раз Аллах создал царей и царских дочерей, он должен позаботиться и о том, чтобы их достоинство ни в коем случае не страдало!

– Я не полечу с тобой к источнику Мужчин, о Азиза, – как можно спокойнее сказала я. – И у тебя нет власти мне приказывать. Ты до сих пор не спросила меня, о Азиза, какого я рода и каково мое звание и достоинство среди людей. А я – дочь царя Нур-ад-Дина, о Азиза, и сестра царя Джаншаха, и у меня есть слуги и подданные! И мое звание выше твоего звания!

– Но как же звать тебя, о царевна? – осведомилась Азиза. – И каковы твои обстоятельства, раз уж ты странствуешь в мужском наряде и сражаешься с воинами?

– Мое имя Бади-аль-Джемаль, – гордо сообщила я. – И обстоятельства мои трудны, но переменчивы. И ты можешь узнать обо мне у всех магов и звездочетов, потому что судьбы нашего рода записаны в их гадательных книгах. И я не думаю, чтобы там было записано, будто я должна жениться на джиннии!

– Ты все больше нравишься мне, о Бади-аль-Джемаль! – сообщила Азиза. – Что ты скажешь о том, чтобы из царевны стать царевичем, уничтожить всех своих соперников и взойти на престол своего царства, о Бади-аль-Джемаль?

И тут стало ясно, что от своей затеи она не отступится.

– О Аллах! – воскликнула я. – За какие грехи послал ты мне это бедствие из бедствий, эту джиннию Азизу?!

И еще долго взывала я к Аллаху, но ответа не дождалась.

Азиза слушала мои гневные слова и решения своего не меняла. Наоборот – видя мою ярость, эта дочь греха заранее радовалась тому, какие бурные страсти я способна испытывать.

– О Бади-аль-Джемаль! – обратилась она ко мне, когда я совсем охрипла. – Успокой свое сердце и прохлади свои глаза! Начертал калам – как судил Аллах! Если тебе суждено стать мужчиной и написать со мной брачный договор, это неизбежно. Сегодня же ночью мы полетим к источнику Мужчин, ты выпьешь чашу воды, а потом останется только найти кади, чтобы он поженил нас.

– Не полечу я ни к какому источнику, о Азиза, – твердо сказала я. – А если ты возьмешь меня насильно и понесешь, я буду во время полета призывать имя Аллаха великого милосердного, и он услышит меня, и пошлет ангела, и ангел метнет огненную стрелу, и ты сгоришь в воздухе!

– Мы сгорим вместе, о Бади-аль-Джемаль! – даже с какой-то радостью предупредила она.

– Лучше мне сгореть, чем стать твоим мужем, о развратница! – вот что ответила я ей, и, клянусь Каабой, в тот миг я именно так и думала. – По-твоему, я не знаю, что ты постоянно меняешь возлюбленных, и приносишь их на ристалище, и заставляешь состязаться с возлюбленным Марджаны, Ильдеримом? И он настигает их, и побеждает, и Марджана одерживает над тобой верх!

– Наконец-то Аллах сжалился надо мной, и он послал мне возлюбленного, перед которым бессилен этот проклятый Ильдерим! – воскликнула Азиза. – Воистину, только ты, и никто другой, будешь моим мужем!

– Чума на твою голову… – проворчала я. – Даже если я стану мужчиной, недостойно меня будет войти к женщине, познавшей такое множество никуда не годных мужчин!

– Разве я не говорила тебе, что я еще девственная? – удивилась Азиза. – Всех, кого я находила и приносила на ристалище, побеждал этот сын скверны Ильдерим, и мне не оставалось иного пути, как искать замену! Но вот я ее нашла, и перед тобой Ильдерим бессилен, и теперь мы можем написать наш брачный договор, ибо никого лучше тебя я, наверно, в этом мире уже не найду!

И долго мы еще ссорились и пререкались с упрямой джиннией, не привыкшей отказываться от желаемого. Но я справедливо полагаю, что избалованная дочь царей и сестра царя по своенравию и своеволию несравненно выше любой, даже самой высокородной джиннии, а Аллах лучше знает.

А когда настала ночь, джинния Азиза взяла царевну Бади-аль-Джемаль, и поднялась с ней в воздух, и полетела к источнику Мужчин, чтобы напоить из него царевну и сделать ее своим мужем. И они летели почти всю ночь, и перед рассветом они уже приблизились к источнику, но тут джинния Азиза увидела, что по небу летят двенадцать ифритов, страшных видом, огромных и безобразных. И она испугалась, так как они принадлежали к войску Красного царя, а она была из подданных Синего царя, и она опустилась вместе с царевной и укрылась с ней под скалой, так как боялась для себя ущерба от этих ифритов.

А источник этот был в Облачных горах, и он находился на землях одного из владык Индии, и цена его воды была велика, и этот источник охраняли вооруженные воины. И они пускали к нему только тех, кто платил мешок динаров за путь туда и два мешка динаров за путь обратно, и отдавали эти деньги своему царю, а он присылал им пищу и питье, и поставил там для них шатры, и они были преданы своему царю и никогда не нарушали его приказов, и подкупить этих стражей было невозможно.

Источник же находился в углублении, наподобие чаши, и чаша эта была как бы на вершине горы, и трехсот локтей в поперечнике, и вокруг нее на расстоянии десяти локтей стояли кругом воины, и они сменяли друг друга, и чаша не оставалась без присмотра.

И тот царь, которому принадлежал источник, поместил возле него в трех шатрах мудрецов и заклинателей, чтобы они при необходимости отгоняли джиннов, маридов и ифритов, посягнувших на источник.

И джинния Азиза решила подождать утра, и принять образ почтенного шейха, и привести царевну Бади-аль-Джемаль к источнику, и заплатить стражам, и напоить царевну, и сделать ее мужчиной. А подлететь к нему во мраке и похитить воду она боялась из-за тех ифритов.

И царевна сказала джиннии, что она голодна, и попросила у нее поесть и попить, и еще сказала, что она изнемогает от усталости, и глаза ее смыкаются, и сон одолевает ее. И азиза обрадовалась, ибо это облегчало ей задачу, и произнесла заклинание – и вдруг перед ними появился столик, а на нем были мясо, и рыбные кушанья, и плоды, свежие и сушеные, и кувшины с вином и шербетом, и рис в молоке, и перепелки, и много таких кушаний, которые Бади-аль-Джемаль видела впервые. И они поели, а потом Бади-аль-Джемаль легла, и закрыла глаза, и притворилась спящей, а Азиза окликнула ее раз, и другой, и убедилась, что она спит.

А джинния летела с царевной всю ночь, и утомилась, и ей еще предстоял обратный полет, и она сказала себе: «Не будет беды в том, если я тоже закрою глаза, и посплю, и отдохну!». И она легла рядом с царевной и тоже заснула.

Тогда Бади-аль-Джемаль встала, призвала на помощь Аллаха и стала спускаться по горной тропе к источнику, надеясь скрыться от джиннии, пока та не проснулась. И она надеялась встретить воинов, охранявших источник, и попросить убежища в их шатрах, возле мудрецов и заклинателей, заплатив им за это своим драгоценным поясом, и кольцами, и прочими безделушками, которые она имела с собой, из числа тех, что мало весят и дорого ценятся. Ибо джинния рассказала царевне, что источник имеет защиту и против джиннов, и царевна полагала, что Азиза не осмелится тронуть ее, когда она будет под защитой заклинателей.

Но Аллах решил иначе.

Когда царевна приблизилась к источнику настолько, что стояла как бы на краю той чаши, в середине которой бил из камней источник, она услышала звон сабель, и крики, и прочий шум боя, и на всякий случай она стала прятаться за скалами, и подкралась к такому месту, откуда ей был бы виден источник, и поглядела вниз. И вдруг она видит – стража источника сражается с человеком, и этот человек сражается один против всех, и левой рукой он прижимает к себе кувшин, а правой держит меч, и клинок меча блещет как молния. И он ударил одного стража, и рассек его, и ударил другого, и отделил его голову от шеи, и ударил третьего, и отсек ему руку. И так этот человек отбивался от стражей источника, отступая в горы, на узкую тропу, где ему пришлось бы иметь дело только с одним противником, а прочие теснились бы у того за спиной, размахивали оружием и мешали друг другу.

И Бади-аль-Джемаль стала восхищаться отвагой того человека, и следовала за ним туда, куда направлялся он, только она шла поверху, и ее никто не видел. И вдруг она оказалась на небольшой площадке и видит – там к вонзенному в камни копью привязаны два коня, и оттуда одна тропа идет вниз к источнику, а другая – тоже вниз, но по склону горы, и она петляет и извивается, и на приученном к горным тропам коне по ней можно спуститься в долину. И царевна поняла, что это кони того человека, и он сейчас поднимется сюда, и сядет на коня, и привяжет кувшин к седлу второго коня, и спустится по ту сторону горы.

Тогда царевна отвязала коней, и села в седло, и поглядела вниз – и вдруг оказалось, что на помощь стражам, вооруженным мечами, поспешили стражи вооруженные копьями, и они мечут издали свои копья в похитителя воды, а он уворачивается, и нет ему больше пути наверх, ибо чем выше он поднимается, тем более заметен.

И царевна Бади-аль-Джемаль взяла свой лук, и вынула из колчана стрелу, и наложила ее на тетиву, и прицелилась, и выстрелила, и поразила одного из стражей. А потом она выстрелила еще раз и поразила другого стража. И она выстрелила в третий раз, и третий страж упал на камни. А тот человек с кувшином, прикрываемый ее стрелами, поднялся по тропе и скрылся между большими камнями.

А царевна закинула свой лук за плечо, и достала из ножен саблю, и положила ее перед собой, и положила одно из своих драгоценных запястий, потому что она взяла у этого человека коня и не знала, как он к этому отнесется. И она думала, что предпочтет похититель волшебной воды в качестве платы за коня – запястье или удар саблей. Ибо вряд ли он стал бы выслушивать ее объяснения о том, что она спасла ему жизнь, поскольку стражи источника гнались за ним и не оставили царевне и этому человеку времени на беседы.

И человек с кувшином вдруг появился на площадке и видит – на спине одного из его коней сидит юноша, прекрасный видом, отрок четырнадцати лет, подобный обрезку месяца.

И этот человек, ничего не спрашивая, дал царевне тяжелый кувшин, и она взяла его, а этот человек сел на другого коня, и направил его по тропе, чтобы спуститься в долину, а царевна поехала за ним следом, потому что он знал дорогу, а она не знала.

И они долго спускались с горы, и когда рядом с ними посыпались стрелы стражей источника, Бади-аль-Джемаль, не говоря ни слова, отдала похитителю его кувшин, а сама взяла лук, и натянула тетиву, и стала поражать стражей источника. А похититель воды, у которого не было при себе лука, стал, нагибаясь с седла, подбирать стрелы и подавать их Бади-аль-Джемаль, не роняя при этом своего кувшина, и она поразилась его ловкости, гибкости и умению управлять конем.

И они ушли таким образом от погони, и спустились, и выехали на плодородную равнину, а это была небольшая равнина, зажатая между горными отрогами. И лишь тогда человек с кувшином отвел от лица край чалмы, закрывавший ему рот и подбородок, и внимательно посмотрел на своего нечаянного спутника.

Это был он – лев пустыни, безумный поэт и возлюбленный джиннии Марджаны!

Я чуть с коня не упала.

Увидев мое изумление, он понял, что я его знаю, и стал ко мне приглядываться.

– Я узнал тебя, о Хасан! – воскликнул он. – Ведь это с тобой мы должны были сразиться ночью на ристалище!

– И я узнала тебя, о Ильдерим, – отвечала я. – Но ради Аллаха, как ты попал сюда и зачем тебе понадобилась вода из источника Мужчин?

– Точно так же и я могу спросить тебя, о Хасан, зачем ты оказался здесь? – сказал Ильдерим. Если тебе самому нужна эта вода, то бери, в кувшине ее много.

– Попал я сюда по недосмотру Аллаха великого, могучего, – гордо объяснила я, чтобы он не подумал, будто я и впрямь нуждаюсь в этой скверной воде. – Эти бешеные джиннии, ты знаешь, о Ильдерим, и ты понимаешь меня…

– Воистину, знаю, – согласился Ильдерим и усмехнулся.

– Меня принесла сюда Азиза, – продолжала я, – и у меня в мыслях не было прикасаться к воде этого источника, клянусь Аллахом! Но тебе-то она зачем понадобилась, о Ильдерим? Ведь это не я, а ты тащишь кувшин с водой, и на нем еще видны следы крови стражей источника!

– Все очень просто, о Хасан, – сказал Ильдерим. – Я спущусь вниз, доеду до ближайшего города и продам эту воду. Вот и все, что с ней связано.

– Ты шел за этой водой только ради того, чтобы продать ее? – изумилась я.

– Разумеется, о Хасан, я же купец! – гордо заявил Ильдерим. – Я продам эту воду, и мне дадут за нее хорошие деньги, и я поеду с этими деньгами к магу аль-Мавасифу, и заплачу ему за свой волшебный перстень. Вот и все, о Хасан. Денег этот старый мошенник требует немалых, но перстень мне необходим, и достать деньги иначе я тоже не мог.

Я не поверила своим ушам – Ильдерим собирался к аль-Мавасифу. И сразу я вспомнила все свои печальные обстоятельства – и гибель брата, и похищение Зумруд, и мою нужду в каменном талисмане.

Судьба смеялась надо мной – она то забрасывала меня к Багдаду, когда Зумруд была в четырех месяцах пути от него, то закидывала в Облачные горы к аль-Мавасифу, когда у того уже не было талисмана. Талисман ждал меня в башне старого мага, но кто бы указал мне хоть, в какой стороне света стоит эта самая башня?

– А хочешь ли ты, о Хасан, узнать, зачем мне понадобился перстень? – лукаво спросил Ильдерим.

– Хочу, о Ильдерим, – задумавшись о своих бедах, отвечала я.

– Помнишь ли ты, о Хасан, обстоятельства нашей встречи, которая нам обоим показалась сном? – полюбопытствовал Ильдерим.

– Еще бы мне их не помнить! – воскликнула я.

– А знаешь ли ты, о Хасан, что я проснулся у себя дома, как обычно, и решил, что все бывшее с нами – пучки сновидений, и позвал невольников, чтобы они дали мне умыться, и велел принести себе столик с едой, и помолился, как положено?…

– Все это я знаю, ибо именно так и пробуждаются правоверные, – сказала я. – Продолжай, о Ильдерим.

– И вот, когда я надел свой кафтан и фарджию, и протянул руку за своей саблей, в руке моей оказался вот этот клинок…

Тут только я заметила, что на боку у него сабля моего отца.

– И я вспомнил, как мы нечаянно обменялись саблями, и понял, что это был не сон! – воскликнул Ильдерим. – И возмущение охватило меня. Я позволил распоряжаться собой гнусной джиннии, распутнице и порождению греха! И я вышел из хана, и мне подали коня…

– Ты же сказал, что она вернула тебя домой, о Ильдерим! – напомнила я.

– Мой дом – хан, где ночуют странствующие купцы, – отвечал он. – Конечно, в Басре у меня есть настоящий дом, и когда я состарюсь, я вернусь туда, и куплю ковры, и заведу невольников, и каждый вечер у меня будут собираться сотрапезники для пира, и мы будем приглашать певиц и лютнисток… Но на все это нужны деньги, о Хасан, а у меня их пока нет – по крайней мере в таком количестве. Поэтому я странствую по дорогам и вожу товары из одного города в другой. Так вот, я вышел из хана, сел на коня, и поехал в горы, туда, где, как мне сказали, должен быть источник Мужчин. А по дороге к источнику я заехал к аль-Мавасифу, и долго разговаривал с ним, и в конце концов он дал мне перстень, и прочитал над ним заклинания, и я теперь свободен от власти марджаны! И более того – она повинуется тому, в чьих руках находится этот перстень. И достаточно потереть его – и она явится на зов и выполнит все желания. А чтобы она исчезла, достаточно просто нажать на камень. Вот что изготовил мне аль-Мавасиф, но получил этот перстень я в долг, и если я не верну ему в срок денег, он прочитает другие заклинания и перстень потеряет свою силу.

– Но ведь ты мог поступить куда проще, о Ильдерим! – сообразила я. – ты мог потереть перстень, вызвать Марджану и велеть принести столько денег, сколько от тебя потребует маг аль-Мавасиф!

– Я никогда не стану ее вызывать, о Хасан, – серьезно отвечал Ильдерим, – ибо было между нами из близости то, что было, и ради этого я не стану унижать ее. Ведь она, хотя и скверная, хотя и джинния, но все-таки женщина, и она любила меня любовью женщины. Лучше уж я продам воду из источника Мужчин и выкуплю свой перстень.

– Пожалуй, стоит и мне обратиться к аль-Мавасифу за таким перстнем, сказала я. – Ибо любовь джинний поистине утомительна.

– Мы вместе доедем до города, продадим воду и отправимся к аль-Мавасифу, – пообещал Ильдерим. – И я замолвлю за тебя словечко. Но чем ты собираешься расплачиваться, о Хасан?

– У аль-Мавасифа есть гадательные книги, о Ильдерим, – объяснила я. – В них он наверняка вычитает о судьбе моего рода. А когда он поймет, кто я, и узнает о моих обстоятельствах, он тоже даст мне перстень в долг, о Ильдерим.

– Если бы ты знал это порождение скверны, аль-Мавасифа, ты не говорил бы так, о Хасан, – заметил Ильдерим. – С меня семь потов сошло, прежде чем я убедил его дать мне перстень в долг!

– Боюсь, что ты не записан в гадательных книгах, о Ильдерим, – сказала на это я. – Что же касается моего рода и меня, можешь не сомневаться!

– Ты же назвался сыном кади, о Хасан! – напомнил Ильдерим.

– Дай мне увидеться с этим магом, о Ильдерим, – сказала я. – И тогда посмотрим!

Поскольку открыть правду о себе я не могла, а с магом увидеться для меня было крайне важно, а Ильдерим не желал мириться с моими намеками, наш спор затянулся, и мы пререкались всю дорогу, до самого города, где первым делом отправились на рынок.

Уже вышли на рыночную площадь метельщики, а последние запоздавшие купцы собирались запирать лавки, когда мы подъехали к крытым галереям и сошли с коней.

– О правоверные, о купцы! – возгласил Ильдерим, и я отшатнулась, такой у него оказался зычный и пронзительный голос. – Вот вода из источника Мужчин! Всего капля этой воды – и евнух становится мужем! Одна капля – один динар – о правоверные!

Я так и не поняла, откуда вдруг взялась толпа, окружившая нас и взывающая о воде. Но то, что большинство составляли евнухи из гаремов местной знати, я поняла сразу.

– Послушай, о Ильдерим! – стала я дергать его за полу кафтана, пока он торговался, отливая воду и получая деньги. – Послушай моего совета! Нам немедленно надо убираться отсюда, о Ильдерим!

– Ради Аллаха, что за глупость пришла тебе в голову, о Хасан? – недовольно спросил Ильдерим. – Мы сейчас распродадим всю воду, и пойдем в хан, и нам принесут еду и вино, и наши покупатели станут нашими сотрапезниками, и мы устроим пир, а рано утром выедем в дорогу, к аль-Мавасифу!

– Мы не доживем до утра, о Ильдерим. Разве ты не понимаешь, что сейчас произойдет?

– А что такого может произойти, о Хасан? – даже не глядя на меня, ответил Ильдерим. Он уже распродал почти весь кувшин и как раз наклонял его, чтобы досталось и последним покупателям.

– О, если бы ты видел дальше собственного носа, Ильдерим! – воскликнула я. – Хорошо, продолжай торговать, а я лучше отойду в сторонку, ибо сейчас тут начнется побоище!

И я отошла и сняла с плеча лук, и отвязала наших коней, поскольку нам предстояло вскоре спасаться бегством.

Так и вышло. С шумом и воплями на рынок ворвался странный отряд. Составляли его почтенные старцы на мулах и их черные невольники, вооруженные до зубов.

– Где этот нечестивый купец?! – галдели они. – Мы снимем с него кожу! Его немедленно надо распять на городских воротах! Где этот сын разврата?!

Ильдерим не предвидел, что его покупатели первым делом выпьют волшебную воду, а затем поспешат пустить в дело вновь обретенное отцовское наследство, вызвав тем самым возмущение и переполох во всех окрестных гаремах.

Увидав эту буйную толпу, Ильдерим сперва раскрыл от изумления рот, а затем выхватил из ножен саблю – между прочим, саблю моего отца. Но я подскакала к нему, ведя в поводу второго коня, и он прыгнул в седло, и мы умчались, причем я еще успела послать назад несколько стрел – просто для острастки.

Когда же мы оторвались от этих преследователей, я посмотрела на Ильдерим и ахнула – он все еще прижимал к груди почти пустой кувшин.

– Тебе следовало бросить его и не утруждать себя, о Ильдерим, – сказала я.

– Там, на дне, еще осталось воды по меньшей мере на сотню динаров, – возразил он.

– Ну так перелей ее в какой-нибудь другой сосуд, – предложила я. – Разве ты собираешься всю жизнь путешествовать в обнимку с этим скверным кувшином, о Ильдерим? Разве тебе больше некого сжимать в объятиях, что ты так крепко схватился за этот гнусный кувшин? Давай я куплю его у тебя за четыре дирхема, чтобы душа твоя успокоилась, о Ильдерим!

– Погоди, о Хасан, – ответил мне Ильдерим. – Надо сперва найти другой сосуд. А у меня ничего нет, кроме вот этой чернильницы на поясе. Как по-твоему, не потеряет ли вода своих волшебных свойств от соприкосновения с высохшими чернилами?

– Аллах ее знает, о Ильдерим, – задумчиво сказала я. – Вот разве что те, кто от этой воды станет мужчинами, удивятся цвету своего вновь обретенного достоинства…

– Возможно, ты прав, о Хасан, – согласился Ильдерим. – В таком случае, придется продать остаток воды евнуху-негру, который не заметит такого надувательства.

Мы осторожно перелили воду в чернильницу и опять подвесили ее к поясу Ильдерима.

– Если мы немедленно тронемся в путь, то еще до полуночи будем у мага аль-Мавасифа, – сказал Ильдерим.

– Ну так едем, о Ильдерим! – воскликнула я.

И мы поехали.

Я сильно опасалась, что вот сейчас из-за какой-нибудь тучи появится джинния Азиза со своей неуемной любовью. Но Аллах уберег нас – мы благополучно добрались до жилища мага, и я, не избалованная за последние две недели благополучием, даже удивилась такой неожиданной милости Аллаха.

Маг и огнепоклонник вышел к нам, держась прямо, словно молодой кипарис, и было это не потому, что аль-Мавасиф был юн годами или же полон царственного достоинства. Совсем наоборот – ничего подобного в нем не было. А просто он носил тюрбан изумительной величины и, пожалуй, немалого веса. Если бы он в этом великолепном тюрбане хоть немного покачнулся, то тюрбан бы перевесил и маг полетел вверх тормашками.

По воле Аллаха, все его величие заключалось в этом тюрбане. Ибо дальнейшие события о величии не свидетельствовали. И если бы не помощь Ильдерима, все кончилось бы неудачей. Впрочем, помощь эта привела меня в ярость…

Сперва аль-Мавасиф приветствовал Ильдерима, а Ильдерим – аль-Мавасифа, и было это длительно и витиевато. Затем Ильдерим долго вручал магу те деньги, которые заработал на воде из источника Мужчин. И это сопровождалось изъявлениями всяческой дружбы и преданности, как будто не купец возвращал долг магу, а два государя заключали дружественный договор. И, наконец, дошло и до меня.

– Вот этот юноша, о аль-Мавасиф, тоже нуждается в перстне, ибо и его преследует своей любовью джинния, – сказал Ильдерим, выводя меня вперед. – Но это дитя, подобное обрезку месяца, тоже хотело бы получить перстень в долг.

– О Аллах, каких гостей ты мне посылаешь! – запричитал маг. – Воистину, наступил год долгов и должников, и никто не хочет платить сразу и без рассуждений! А ведь мой труд таков, что измерить его в динарах и дирхемах вообще невозможно! Порой для простенького заклинания мне требуются драгоценные благовония, одна горсть которых стоит горсти бадахшанских рубинов! До чего же оскудели правоверные, о Аллах! И не только простые смертные, вроде тебя, о Ильдерим, – недавно даже мой собрат по магическому искусству пытался получить у меня один талисман совсем без платы, утверждая, что талисман нужен ему для торжества справедливости! И он прислал ко мне гонцами подвластных ему духов, и я назвал цену талисмана, и оказалось, что он столько не может дать, и мы поторговались немного, и его гонцы улетели, а я остался оплакивать былое могущество магов – ибо когда же раньше магу недоставало денег для покупки талисмана?!

– Каменного талисмана царицы Балкис?! – выпалила я, не подумав ни секунды.

– Каменного талисмана царицы Балкис, о юноша, – подтвердил маг. – А откуда ты, ради Аллаха, знаешь о нем?

Не зная, что ответить, я с мольбой посмотрела на Ильдерима.

– Воистину, ты поторопился, о Хасан, – сказал Ильдерим. – О каменном талисмане мы хотели повести речь завтра, достигнув договоренности в деле о перстне. Но, может быть, лучше нам и о перстне поговорить завтра? А сейчас время совершить молитву и лечь спать.

– Ты прав, о Ильдерим, – согласилась я, – но только в безопасности ли мы здесь от происков Азизы?

– Оставь тревогу, о юноша! – с гордостью сказал маг. – Ты здесь находишься под защитой могущественных талисманов, и над каждым порогом я прочту заклинания, а плату за них мы прибавим к плате за перстень.

– Никаких заклинаний этот старый скупердяй читать не станет, а деньги с нас сдерет! – сердито воскликнул Ильдерим, когда нас после скромного ужина и молитвы отвели в предназначенное нам помещение. – Эта его лачуга хранит в себе столько всякого колдовского добра, что заклинания уже ни к чему. Его талисманы все ифриты за версту облетают. И надо же было тому случиться, чтобы он унаследовал всю сокровищницу своего учителя, не унаследовав его благородного нрава и прочих достоинств! Наложить заклятие на перстень аль-Мавасиф еще может, и сладить с загулявшим маридом тоже, но сам он никогда не составит настоящего талисмана.

– Ты разве знаешь магию, о Ильдерим? – спросила я, укладываясь на ковер. – Ты же простой купец.

– Если уж талисманами торгуют, то я должен знать их цены и свойства, – объяснил Ильдерим. – Все, что становится товаром, бывает для меня интересно, и я стараюсь узнать о товаре побольше. Как знать, может, по милости Аллаха я на старости лет буду торговать именно талисманами? Однако, скажи мне, о Хасан, что это за каменный талисман царицы Балкис и зачем он тебе вдруг понадобился? Имей в виду, что даже если старый грешник согласится изготовить тебе перстень в долг, то с талисманом это не получится. И подумай хорошенько, что для тебя важнее.

– Важнее всего на свете для меня каменный талисман, о Ильдерим, – сказала я, – и я готов выкупить его своей кровью. Так что придется мне, видно, избавляться от Азизы с ее любовью каким-то иным путем, лишь бы только заполучить талисман.

– Для чего он нужен? – спросил Ильдерим, ложась со мной рядом.

– Этот талисман должен спасти жизнь ребенка, о Ильдерим. А ребенок – сын моего брата, – честно ответила я. – И если в миг появления ребенка на свет рядом не будет этого талисмана, то ребенок погибнет, а это единственное дитя брата.

– Почему же у него не может быть других детей?

– Его убили, о Ильдерим. И я должен спасти его кровь…

– Клянусь Аллахом, о Хасан, я помогу тебе в этом деле! – воскликнул Ильдерим и хлопнул меня по плечу. – Если ты таков юношей, то каков же ты будешь, когда станешь мужчиной и у тебя вырастет борода?! Подобных тебе цари приберегают на случай опасности! Вот только упрям ты не в меру и норовишь, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой.

– Но если именно я сказал последние стихи? – вспыхнула я. – И именно я предупредил тебя, что разъяренные мужья прибегут на базар бить того купца, что сделал их евнухов мужчинами? Я говорил тебе об этом, но ты и слушать не желал! А когда выясняется, что я был прав, ты сразу же придумываешь какое-то мое упрямство и упрекаешь меня в собственных грехах!

– Во первых, о Хасан, последние стихи там, на ристалище, сказал не ты, а я. Во-вторых, о Хасан, незачем было меня предупреждать насчет нашествия мужей, в чьих гаремах произошел переполох. Я бы и без предупреждения с ними справился! А теперь ты до скончания века будешь попрекать меня и твердить, как попугай: «Вот видишь, я был прав!»

– Но если я и в самом деле был прав? – возмутилась я. – И если последние стихи были моими? И это ты приписываешь мне свои грехи, о Ильдерим, потому что именно ты норовишь, чтобы последнее слово осталось за тобой!

– Еще одно слово, о Хасан, и придется нам сразиться на саблях прямо здесь, в жилище аль-Мавасифа! – предупредил Ильдерим. – Мы же хотели сразиться на ристалище, но так там больше и не встретились, а жаль!

– Мы можем выйти и обнажить клинки под ночным небом! – предложила я.

– Не устаю поражаться твоей мудрости, о Хасан! – усмехнулся Ильдерим. – Там под ночным небом, немедленно налетит Азиза и спасет тебя от ударов моей сабли! Так что лучше уж нам решить наконец все наши споры здесь.

– Ты упрекаешь меня в трусости, о Ильдерим? – я чуть не задохнулась от ярости. – Ты хочешь сказать, о шелудивый пес, что я собираюсь выйти под ночное небо ради того, чтобы джинния похитила меня и спасла этим мою жизнь?!