Текст книги "Рожать, так рожать (СИ)"

Автор книги: Д Мачальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

То не лёд трещит, не комар пищит – это ширится и растёт род Ивана Лукоморского

Мачальский Д.

Мачальский Д.

Рожать, так рожать

Рожать, так рожать

– ВАНЯ-А-А-А-А!!! Ядрит твою через коромысло! ВАНЬША!!!

Словно рычание раненной и окружённой гиенами львицы потрясло Лукоморский дворец. Иван-царевич с перепугу попытался вскочить, но массивное кресло его порыва не поддержало, и они вместе грохнулись друг другу на спины. Сидевший напротив библиотечный Дионисий уронил с носа очки и со стола чернильницу-непроливашку. Очки, упав на ворох летописных сводов за последние две сотни лет, особо не пострадали, а вот не рассчитанная на такие нагрузки непроливашка с грохотом и брызгами разбилась об пол.

– Что?! Что?! – засуетился Дионисий, пытаясь одновременно найти очки и ответ на животрепещущий вопрос: – Что случилось?!

Но Ивану-царевичу ничего объяснять было не надо. Он вывернулся из растерянных "объятий" кресла и молча бросился к двери – спасать любимую супругу... ну, или дворец от неё.

– Не подходи – зашибу!!! ВАНЬША-А-А-А!!!

Навстречу по залам и переходам стали попадаться обитатели дворца: сначала растерянно оглядывающиеся, а затем, ближе к источнику возмущения – в панике спешащие удрать подальше. И наконец, в Горнице Советов, как теперь именовало разросшееся царское семейство бывшую парадную светлицу, Иванушка врезался в толпу придворных, раздвинув которых, застал эпическую картину, достойную запечатления в скрижалях.

Прижавшись спиной к стене, там стояла его любимая, ненаглядная супруга с боевой табуреткой наголо. И такой яростью пылали её серые очи, такой решительностью веяло от всей фигуры, что даже скромная подставка для седалищ выглядела в её руке оружием массового поражения. Как иллюстрация её боевых возможностей, по полу были размазаны чьи-то склизко-зелёные останки.

– Иванко! – прорычала Серафима, при виде царевича. – Убери их от меня, а то я за себя не отвечаю!

– Ион! Скажи ей!.. – кинулась к нему царица Елена и безапелляционно потребовала: – Скажи ей немедленно! Ей нужно соблюдать режим! Вот же в книжке написано! – И она потрясла увесистым томом с цветными картинками на обложке.

– Ванюша, милый! – жалобно протянула руки царица-матушка. – Что ж она, деточка наша, так надрывается! Что ж она, в тяжести-то, табуретами машет! Мы же ей только хорошего!..

– Ащь?.. Ларишка, шо говорят-то? – наклонилась к внучке старая боярыня Серапея, стараясь разглядеть происходящее из-за спин боярства.

– Да говорят, бабушка – что ж она, царска дочь-то, а салата не ест! – доходчиво объяснила боярышня Лариса.

– Ох, правда! Шаршка дожщь, а шама-то не ешт! Шщего только раждобрела!

– Какой дождь, бабушка, какой – добрела?! Того и гляди прибьёт кого! – забеспокоилась Лариса и смело подала голос из "задних рядов": – Слышь, ты – дикая! А ну брось табуретку!

– Да! – согласно приосанились стоящие впереди, как и положено, родовитые бояре и боярыни.

– В кого? – прищурилась Сенька и первые ряды смущенно шарахнулись, попытавшись скрыться за спинами менее родовитых. Те с неожиданно свалившейся привилегией не согласились, и среди высокого собрания возникла некоторая иерархическая сумятица.

– Сень, Сень! Ты у меня, конечно, великая воительница... но зачем же табуретки ломать?

– Ваньша! Ванечка... – Серафима опустила оружие возмездия и на глазах начала терять боевой пыл. – Иванко, родной, они хотели... чтоб я вот это... – она глянула на пол и вдруг аж скривилась от отвращения: – ЭТО ТАКАЯ ГАДОСТЬ!

– Это не гадость! – воспылала праведным гневом Елена. – Это шпинат – последняя разработка стеллийских мудрецов!

– Ну, Сенечка, ну, родная, а может это полезно? – исключительно в миролюбивых целях предположил Иванушка.

– Эта зелёная хрень?! – взвилась Сенька. – Я что – коза?!

– Это не хрень! – попыталась восстановить реноме своей родины Елена.

– Да!.. – попыталась поддержать её Арина, но неожиданно вспомнила вкус этого новомодного средства для субтильности... и добавить ничего не смогла.

– Ваня, Ванюша, Ваньша! – вдруг быстро заговорила Сенька, ухватив любимого за руки и отчаянно глядя ему в глаза. – Давай уедем, а?

– Ну, Сенечка, – испугался царевич. – Куда же мы уедем-то – на девятом месяце?

– Куда угодно – я больше здесь не выдержу! – горячо запросилась супруга. – Да хоть в лес к Ярославне... или к Находке с Мечеславом! Находочка и поможет, если что, а?

– Может не надо? – сделал последнюю попытку царевич.

– Надо, Ваня, – твёрдо заверила супруга, но не сдержалась и жалобно добавила: – Очень надо!

Иванушка мог выдержать Сеньку любую – и отчаянно грустящую, и драчливую, и насмешливую, – но вынести Сеньку такую – обессиленную, просящую, с непередаваемой надеждой в глазах, он не мог.

– Н-н-ну хорошо... – с трудом выдавил он и повернулся к замершей аудитории. – Мы тут посоветовались – кхм... – и подумали, что будет – кхм-кхм... – полезно... как бы... в общем, мы решили погостить у царя Мечеслава, вот! – и царевич вытер с чела трудовой пот.

– В Кощеево царство?!

– Не пущу!

– Это немыслимо!

– Во дура!..

– Только через мой труп!

Сенька с тоскливой обречённостью посмотрела на оставленную табуретку. Но тут нахмурился Иванушка. Он обернулся, он выпрямился, он обвёл всю подступающую, как прибой женскую рать соколиным взором и провозгласил решительно, как гвоздь забил:

– Мы! Едем! К Мечеславу! Матушка, позвольте нам собрать вещи и благословите на дорогу.

Иван-царевич вернулся к супруге, взял её за руку и, осторожно поддерживая, повёл из горницы. Серафима искоса смотрела на него – такого прямого и гордого – и не могла оторвать глаз. "Витязь мой... Сокол... Мой муж..." – думала она млея от удовольствия.

Через два часа дороги своё отношение к мужу ей пришлось значительно пересмотреть.

Ну, хорошо, в седло это она сгоряча полезла – пришлось всё же согласиться на царскую повозку.

Но горничных она правильно прогнала – нужны ей эти клуши, если она от них и во дворце не знала куда деваться.

И от охраны она отказалась тоже правильно – куда в её положении ещё десять мужиков в соглядатаи, когда Обдериха им и так обеспечила всю дорогу "скатертью".

И от знахаря она отказалась – не больные, чать!..

И от повара...

И от кучера...

Не учла она лишь одного, что теперь её чудушко будет считать себя обязанным заботиться о ней и за горничных, и за дружину, и за знахаря, и за повара, и за кучера, и делать это будет с удесятерённым рвением любящего супруга.

– Родная, тебе удобно, не трясёт? – в сто десятый раз спрашивал Иванушка, оборачиваясь с козел. – А может тебе дует?!..

– ...А может ещё солёненького огурчика, ты же недавно хотела? – пододвигал он ей за ужином на постоялом дворе опостылевшие ещё три месяца назад соленья...

– ...Любимая, тебе не холодно, может ещё одеяльце? – в который раз заботливо будил он её ночью. Каждый час. А в промежутках – просто сопел в темноте, обозревая "спящую" супругу умильным взором...

– ...Милая, ты поспи ещё, чего в такую рань вставать! – уверял он её, когда в окна уже давно светило далеко не утреннее Солнышко. Может раньше Сенька так бы и сделала, но тут, как назло, сна не оказывалось ни в одном глазу, да и третья перина была явно лишней.

И с новым днём всё начиналось заново...

Серафима пыталась сопротивляться, но любые её возражения гасли в зародыше, как только наталкивались на любящий взгляд дорогого мужа, просто умоляющий позволения о ней позаботиться. И отказать ему в этом праве просто рука не подымалась.

Так что, когда меж крутых склонов в проёме ровной как стрела дороги показались крыши Постола, Сенька едва не выскочила из возка, чтобы бежать впереди лошадей. Не позволили – здравый смысл, любимый муж и брыкающийся живот. И если с первыми двумя она бы как-то договорилась (а проще, вообще бы не слушала), то последний сам её не слушал, зато уже девятый месяц жил себе загадочной внутренней жизнью, не позволяя ни на минуту забыть о своём существовании. Вот и сейчас, стоило ей подпрыгнуть от радости, как там тоже кое-кто оживился и активно засучил ножками... ей по пузу!

– Э! Э! – схватилась за живот Сенька, валясь на сиденье. – Потише там!

– Что?! Что?! – немедленно всполошился Иванушка и как ужаленный завертелся на козлах. – Остановить?! Тпру, стой!!! Или нет, лучше быстрее – вьё, поехали!.. Ой, а может воды?!.. А может воздуху?!.. А может?!..

– За дорогой смотри, чудо! – посоветовала Сенька, которую при виде этой суеты начал разбирать неуместный смех, тем более неуместный, что смеяться-то оно было теперь тяжеловато. – Вань, да езжай уже скорее!

– Скорее?!.. Да, скорее!.. Надо скорее!!! Но-о-о, залётные! Но-о-о!!!

Кони как пришпаренные понеслись галопом, от чего рыдван запрыгал и закачался немилосердно. Серафима хотела было гаркнуть на любимого, чтоб взял потише, но посчитала, что безопасней будет потерпеть до города. А потому ухватилась за всё, за что хваталось и упёрлась во всё, во что упиралось. "Йййеха-а-а!" – азартно вырвалось у неё под аккомпанемент грохота повозки и свиста ветра. "Бум, бум, бум!" – сейчас же поддержало её воодушевление изнутри живота, и кабы можно, то ещё запищало бы от восторга. Больно! "Эй, там! Тпру лягаться!" – прикрикнула Сенька на будущее дитя, которое по заверению всей родственной "нечистой силы" должно было быть девочкой, да что-то уж больно брыкливой девочкой. Наверняка – в маму. И огорчаться этому или радоваться, мама ещё не решила.

Они птицей промчались до города, влетели в привычно раскрытые и никем не охраняемые ворота и понеслись по улицам, провожаемые удивлёнными взглядами прохожих и радостным лаем собак. Кони в отличие от ошалевшего Ивана быстро поняли, что это конец пути, и сами собой стали притормаживать, а потом и вовсе перешли на весьма неторопливую рысь. И вовремя, потому что впереди показался торчащий на обочине круглый щит, вроде придорожного знака, но какой-то странный: два существа – "палка-палка-огуречик" – со вздетыми, словно от ужаса руками. Страху добавляли торчащие на головах палочки-волосы и растопыренные на руках палочки-пальцы.

– Сень, гляди! Что это? – удивлённо всмотрелся Иван, проезжая мимо. – Вроде, раньше такого не было.

– Не знаю, – тоже удивилась супруга. – И заборов каких-то понастроили...

Повозка действительно проезжала теперь меж монументальных оград – мощных, но покоцанных, похожих скорее на стены потешной крепости. Но кому вдруг посреди города могли понадобиться потешные крепости? Иван только хотел озвучить этот вопрос, как внезапно справа раздался задорный крик:

– Эй, жирафля ходячая! Кажи личико через забор, тебе ж нетрудно?

Сенька с Иваном удивлённо оглянулись на голос, но из-за ограды никого не было видно, а с другой стороны уже отвечали с пренебрежительной ленцой:

– Так ты, голУбый, подпрыгни да крыльями маши, авось и так увидишь!

Сенька с Иваном, как по команде глянули влево – опять ничего.

– Та махал бы, да тебя жалко! – подхватил первый голос с насквозь фальшивым сожалением. – Рождённый кабананом, летать же-ж не может.

Иван ещё дёрнулся вправо, но Серафиме крутиться надоело и она уселась поудобнее, спрятавшись под козырёк.

– Да я хоть Кабананом, а ты ж – под забором!

– Да хоть под забором – всё одно кротом-то низшей будет!

– Ты ещё погавкай мне тут!

– А ты ещё похрюкай!

– Да я тебе щас!..

Иван всё ещё вертел головой, однако Сенька уже просекла развитие событий.

– Ваня ходу! – гаркнула она... и не успела.

– А? – обернулся супруг... и получил по башке первым же камнем.

– Ёшкин кот!!! – взвыла Сенька и попыталась дотянуться до потерянных вожжей, не попадая в зону обстрела.

Не тут-то было! Вожжи оказались далеко, а кони, вокруг которых тоже "свистело", пугались и пятились. Потому, из средств самообороны у неё осталось только одно – зато массового поражения.

– Стоять, шалупонь малолетняя!!! По кочкам ррраскатаю!!! На кулебяки пущу!!!

То ли грозный тон подействовал, то ли неизвестные у местных и заранее страшные "кулебяки", но из-за оград раздалось обескураженное: "Ойййй...", и над краями робко показались чьи-то головы.

Убедившись, что судьба любимого супруга ей уже не грозит, Серафима бросилась подымать-проверять, как он там, и поживает ли вообще.

– Вань! Вань! Ваньша!.. Ну, ты подумай – в гости приехали, а?!

– Мым-мм... – ответил супруг, расплющивая очи. – Что это было?

– Засада, Вань, всё хорошо, – "успокоила" супруга, бестрепетной рукой отдирая подол парадно-выходного платья и принимаясь бинтовать пробитую голову мужа.

– К-какая засада?! – едва не подскочил тот.

– Царь Костей вернулся, нас уже ждали... Да сиди, не дёргайся, шучу я!

– А-а-а!.. – понял Иван, но тут же задумался и схватился за голову: – Так, а это?!

– А это сейчас спросим... – многообещающе нахмурилась Серафима, завязала бинт и поднялась. – Так, банда! А ну предстали пред ясны очи царственных особ – раз-два!

– Ваши высочества?..

– Царевна Серафима?..

– Уррра!!! Тёть Сеня с дядей Ваней приехали!!!

И как горохом по паркету, посыпались через ограду слева малолетние вояки, чтобы немедленно предстать, предсесть и даже на повозку предвлезть. Один самый высокий, видимо предводитель, успел первым и сразу принялся распоряжаться:

– Куда?! Куда, все?!! Хлопцы, а ну, держите народ! Тёть Сень, здрась... ух ты ж, можно поздравлять?!.. Дядь Вань, вы как?

– Кысь?! – удивилась Серафима. – Векша, Снегирча, Грачик?.. Ребята, как же вы выросли!

– Ну так... – застеснялся когдатошний Кысь, а теперь высокий вихрастый парень в форменной тёмной куртке и таких же простых тёмных штанах. Форма красовалась и на остальной части компании, обступившей повозку. Только на задворках толпы замелькали некие белые пятна, высыпавшие из калитки и быстро продвигавшиеся в их направлении.

– Кысь, ёшкин кот! – перешла к выяснению обстоятельств царевна и вперила руки в бока. – Ты зачем мне мужа угробил?!

– Да я... да мы...

– Сеня, ну что ты! – сразу очнулся Иванушка. – Детишки просто играли, уже и не болит, – повёл он оправдательную речь, спускаясь для пущей убедительности в народ: – Дайте я вас хоть обниму...

И не успел.

Белые пятна достигли, наконец, повозки и оказались белыми бантами на головах девочек, одетых в платьица, столь же неброского цвета, как и мальчиков.

– Дядя Ваня-а-а!!!

Оп! И на Иванушке, уцепившись за шею, повисла Воронья, уже заметно не такая маленькая и лёгенькая, что раньше. Царевича повело в сторону.

ОП! И с другой стороны повисла Мыська – вообще уже здоровая девица – так что Ивана опрокинуло и усадило на ступеньку возка.

Девчонок это нисколько не смутило и они, будто маленькие, впаковались Иванушке на колени.

– Дядя Ваня, как мы рады, что ты приехал!

– А со мной, пигалицы, поздороваться значит не хотите? – нарочито обижено вопросила сверху Серафима.

– Ой, хотим, хотим! – девочки оставили Иванушку, чмокнув на прощание в обе щёки, и вскочили на возок: – Тёть Серафима! Тёть-о-О-О-О!

– То-то! – гордо выпятила живот Сенька. – Скоро будете иметь куклу-подружку.

– А у нас тоже будет! – тут же похвасталась Мыська.

– Да, даже двойня! – восторженно добавила Воронья.

– У вас?! – обернулся Иванушка, удивлённо воззрившись на девочек со ступеньки. Встать он не мог, ибо свято место пропустовало ровно секунду. "Дядя Ваня, а ты правда царевич?" – поинтересовались девчушки-двойняшечки, смущённо теребя платьица, и получив в подтверждение своих догадок не менее смущённый кивок, тут же перешли к следующей стадии знакомства: – А можна-а к тебе на коленки-и-и?" И вряд ли это был вопрос...

– Вань, не тупи – у Находки, конечно, – успокоила мужа Сенька, а пацаны захихикали. – Ну ладно, шайка-лейка. Так я всё же интересуюсь...

– Пусти, дурак! Дорогу! Пусти, я сказал, босота!.. Ваше высочество!

Через недовольно ворчащую толпу продрался паренёк совсем иной наружности – в синем расшитом золотом камзоле, синих же панталонах с белыми чулками, и обутый не в грубые ботинки, а элегантные туфли. Оказавшись, наконец, перед повозкой, он попытался стряхнуть повисших на локтях Снегирчу с Грачиком, не смог и, прямо с ними на прицепе, выполнил изысканный поклон с подметанием воображаемой шляпой подставленной туфли...

– Виконт Питоний из рода Брентлеев, к вашим услугам! – важно сообщил он. – Прошу простить за эту встречу, ваши высочества. Что делать, простые граждане так не воздержаны в эмоциях. Но если вы соблаговолите проследовать за мной, вам будет предоставлено всё, полагающееся по сану.

И он снова подмёл "шляпой" туфлю, поклонившись сначала замершему с приоткрытым ртом Иванушке, затем – скептически ухмыляющейся Серафиме, а потом, почему-то, Мыське, которая на это изобразила такой фунт презрения, что даже целый центнер. Рядом тихо скрипел зубами Кысь.

– Петька, отвали, они к нам приехали, – выразила общую мысль Воронья.

– Извини, Вороша, но в присутствии царственных особ просто "отвалить" этикет не позволяет.

– Даже если я попрошу? – подала голос Мыська, странно выделив своё "я".

– Даже, если вы, сударыня, – с не менее странной заминкой согласился виконт.

– Ну, так мы поможем! – вновь подступили Снегирча с Грачиком, отпустившие младшего Брентлея на время дипломатических переговоров.

– Потише, там, черноштаные! – вклинились с тылу два здоровых парня в таких же камзолах, как на виконте, только зелёном и фиолетовом, а третий мелкий, но самый грозный, даже вперёд протиснулся: – Да, потише!

– Ах ты ж, белоножка паршивая! – моментально оказался рядом Кысь и навис над мелким.

– Баронеты, не будем устраивать эль-скандаль при гостях... – попытался осадить товарищей юный Брентлей, но конфликт перешёл, кажется, в ту фазу, когда слова уже не действуют... разве что такие:

– СТОЯТЬ, ЧЕЛОВЕК ПЯТЬ! Чего хлопочем, жить не хочем?!

Серафима с Иваном удивлённо оглянулись, а царевна ещё подумала, что где-то уже такое слышала. Раздвигая толпу детей, как гуси в деревенском пруду ряску, к ним продвигалась целая делегация. Впереди всех оказался кряжистый бородатый мужик на редкость разбойной наружности. При виде его детвора обоих видов резко скромнела и уступала дорогу.

– Извиняйте, вашества, тока успел! – сообщил он по прибытии. – За энтими сорванцами же нужон глаз да глаз.

– Слушай, а откуда я тебя знаю? – всмотрелась Серафима.

– Так как же! – обрадовался мужик и с гордостью уточнил: – Получали ж! От собственной вашей ручки – два разы-ить! По башке и по кой-чом другом. Разбойнички мы. Бывшие. Клёштом мине кличут.

– Так а, как же?! – развёл руками Иванушка, намекая на неподходящее для бывшего разбойника окружение. "Окружение" ойкнуло и попыталось свалиться коленей. Царевич быстро вернул руки на место и решил пока не жестикулировать.

– А-а-а!.. – хитро ухмыльнулся бывший разбойник. – Так то, за разбойника и взяли. Для примеру. Сторожем я при энтих вот, – мотнул он головой. – А ежели что, так и по-шеям могу. Мне-ить без разницы, барон ты там или херцуг, а всё одно – не балуй! Да вот сами спросите у наших прохвессоров... – указал Клёшт, поступаясь местом следующим членам делегации.

Иванушке при упоминании "профессоров" представилось нечто солидное и благообразное, призванное нести светоч знания в тёмные массы, но действительность ни на солидность, ни на благообразие не тянула. Зато тянула вовсе на другое...

– Фы, уфашаемый коллега, фоспитыфаете троглодитофф! – патетически вопрошал низенький кругленький румяненький мужчина в синей мантии. – Чему может научить фаш "учёный" – только какой палкой сподруччнее лупить по голофе!

– Протестую, коллега! – горячо возражал молодой человек с творческим беспорядком в причёске и потёртой "учёностью" на сюртуке. – Мои, как вы изволили выразиться, "троглодиты" – это просвещённое будущее сего государства, а вот ваш "этикет" – это, как раз, его безрадостное прошлое!

Иванушка приподнялся было навстречу, опять позабыв про груз ответственности на коленях. "Груз" напомнил и усадил его обратно с дружным писком: "Дядя Ваня, не вставай, они так всегда ругаются!"

– Боярин Геннадий? – удивлённо воззрился он из сидячего положения на молодого человека.

– Иван-царевич? – удивился в свою очередь Гена Парадоксов, собственной персоной. – Вот уж не ожидал встретить в наших пенатах. А мы тут, понимаете, открыли первое в мире реальное училище! Будем учить детей настоящей, так сказать, науке.

– Ух ты ж! – восхитилась с высоты повозки Сенька.

– Позфольте!.. Фаши фысочества, позфольте предстафиться! – отодвинул учёного румяный толстячок. – Мессир Мормизо, к фашим услугам, – изобразил он брачный танец колобка, узревшего пышную свеженькую плюшку. – Я есть преподафатель этикета здешней Фысшей школы манер и скромный настафник будущей элиты этого богом забытого царстфа.

– Богом забытый фигляр... – буркнул боярин Геннадий, а Сенька постаралась скрыть усмешку от воспоминания о первом учителе этикета этого царства. – А ещё позёр, франт и вообще – выпендрёжник.

– А фы фообще, сударь, прозектёрщик и нигилист, да! И ещё – осквернитель могил!

– Это называется – археолог!

– Фсё рафно – гробокопатель!

Её высочество царевну Серафиму от этой перепалки разобрал смех. А тут ещё живот, который тоже активно стремился участвовать в научном диспуте... Она уже совсем было собралась остановить спорщиков истинно царским "Ша!", как в переулок, вырвавшимся из запруды горным потоком ринулись волны местного дворянства, отрезая пути к отступлению и надежду на спокойную жизнь.

– ВАШИ ВЫСОЧЕСТВА! КАКАЯ РАДОСТЬ!

Профессора были моментально оттеснены к заборам, дети вытеснены на заборы, а вокруг повозки зарябило от геральдических цветов и парадно-выходных платьев.

– Ах, ваши царственные высочества!..

– Боже мой, ваши царственные высочества!..

– Как мило, ваши царственные высочества!..

– Ваши царственные высочества, что же вас сюда, в Школьный занесло! Вы бы предупредили, и мы бы вам устроили приличествующую царским особам встречу!

– Потому и не предупредили... – хмуро буркнула Сенька, с тоской оглядывая бьющийся о повозку дворянский прибой. Впереди всех оказалась высокая худая дама, словно каланча, возвышавшаяся над обществом.

– Жирафля Жермон, – представилась она. – Племянница нашей несравненной баронессы Иудавии, и покровитель сего храма истинно дворянских манер.

– И так видим, что жирафля... – опередил Сенькин комментарий голос Кыся из-за спины.

Иванушка опять попытался привстать, чтобы ответить на приветствие, но в который раз не смог, остановленный возмущённым писком: "Ай! Ой! Дядь Ваня, да ну её, эту Жирафлю!" Двойняшки снова его усадили и принялись настороженно, как мышки, поглядывать на даму из-под вцепившихся в Иванову шею рук.

Дама усмехнулась с натянутой снисходительностью.

– Ох, да оставьте вы этих маленьких простолюдинок, ваше высочество, их же прикормишь, потом не отвяжешься. Здесь есть представители подрастающего поколения более достойный вашего внимания.

Она обвела взглядом присутствующих, споткнулась о группку дебелых баронетов и чего-то закашлялась, видимо, представив тех на высочайших коленках. Иванушка поторопился загладить неловкость, найдя иную тему для светской беседы.

– А что же барон Жермон не смогли подойти? Да и остальных не видно...

– О, ваше высочество, его милость барон Бугемод как раз изволили ускакать по срочному делу. А их милости Дрягва и Карбуран с соседями ещё не вернулись с охоты. Ну, вы же знаете этих мужчин! Когда нужно, их никогда нет рядом – всё на нас, всё на нас... Впрочем, что это я!.. Разрешите, ваши высочества, пригласить вас приятно провести время в нашей скромной усадьбе, соблюсти, так сказать, приличествующий вашему положению этикет.

– Сень, ты как? – оглянулся за поддержкой Иванушка.

Супруга в ответ скривила вымученно-светское согласие.

– Ах, ваше высочество! – поспешила успокоить её баронесса. – Вы напрасно сомневаетесь. В вашем положении вы не найдёте места удобнее. К тому же, буквально на днях нам доставили из самой Стэллы замечательное блюдо, от которого вы, несомненно, будете в восторге. Называется шпинат, и особенно полезно при беременности. Словно специально для вас угадали!

В предвкушении замечательного блюда шпината Серафима позеленела.

– Ваня, увези меня отсюда, – прохрипела она.

– Сенечка, тебе плохо?! – взвился Иванушка прямо с двойняшками на руках.

– Ну, не то чтобы очень... – начала Сенька... и тут её живот активно потребовал от мамы внимания к своей ещё не родившейся персоне. – Оййй... Ой!.. О-О-ОЙ!.. Ванюша, если не хочешь, чтоб твоя дочь появилась на свет в окружении Бегемотов, гони к Находке. Быстрее! – выдавила она, хватаясь за Мыську с Вороньей. Те бережно опустили её на сиденье и подпёрли с боков.

Иванушке не пришлось дважды повторять, что любимой супруге нужна помощь. Он резво заскочил на козлы и, не обращая внимания на вцепившихся в бока двойняшек, схватился за вожжи... но замер, не видя дороги – со всех сторон толклись свита, слуги, ученики и просто подтянувшиеся на шум граждане.

– Ребята, гони всех в шею! – почти одновременно сориентировались Кысь и младший Брентлей, бросаясь с разных боков к лошадям. Ухватив под уздцы, парни потянули их прямо на толпу, пока свежеобразованная коалиция черни с аристократией расчищала путь, оттесняя народ к обочинам:

– Именем царя, дорогу!!! Тикайте, бочка с краской!!! Уйди, говорю, орясина!!! Поберегись, задаву-у-у!!!

– Ваше высочество, но почему?! – вырвалось у обойдённой баронессы, однако повозка уже проехала мимо.

– По... этикету, ваша милость! – долетело оттуда задорным детским голосом и всё скрылось за поворотом.

Пока экипаж выбирался из городских улиц в сторону замкового холма, Серафиму на время попустило.

– Слушайте, девчонки, а что за знак у вас там стоял, я так и не поняла? – поинтересовалась она у заботливо обсевших её подружек.

– Где знак? Какой знак? – удивились обе, ещё не отойдя от пренатальных волнений.

– Да с человечками такими страшненькими?

– А-а-а-а! Так это ж предупреждение, чтобы в наш переулок лишний раз не ходили. Так и называется: "Осторожно, дети!"

– КАК?! – Сенька задергалась от смеха, позабыв, что она теперь не одна и кое-кто тоже стремится поучаствовать во всех её развлечениях. И "кое-кто" сейчас же ей это напомнил: – Ой... О-о-ой! – схватилась она за живот.

– Что?! Что, опять?! – обернул забинтованную голову Иванушка.

– Опять Ванюша, опять, – подтвердила супруга и добавила с надеждой: – Ты только не заблудись теперь, да?

– Не, тёть Сень, не заблудимся! – бодро пискнули двойняшки из-под Ивановых локтей. – Мы дорогу знаем! Вьё-о-о, конячки!! Вьё-о-о!!

В распахнутые и никем не охраняемые ворота замка повозка въехала с некоторой опаской – мало ли с чего они вдруг распахнуты, а вдруг враги? Но едва оказавшись во дворе, стало ясно – никакие это не враги. Потому что в царском замке фейерверком постапокалипсического хаоса шёл полномасштабный и разрушительный, как ковровая бомбёжка, ремонт. И откуда исходит вдохновляющая и направляющая сила сего безобразия, царевна Серафима догадывалась. Больше того, она теперь догадывалась, с чего бы всю элиту костейского общества так скоропостижно и дружно унесло на охоту... Замка не было, были бочки со смолой, смола без бочек, корыта с раствором, корыта без раствора, раствор без корыт, кирпичи, доски, леса во все стены и снующие повсюду задёрганные мастеровые...

– С дуба падали листья ясеня!.. – вырвалось у Сеньки при виде такой знакомой аж до ностальгии картины, но она тут же осеклась, наткнувшись на весьма заинтересованный взгляд двух пар глаз с козел.

– Ва-а-аше высочество!.. – укоризненно заметил младший Брентлей, который видимо доехал на запятках, а теперь, как ни в чём не бывало, вынырнул сбоку. – А я-то думаю, откуда наши дуболомы таких великосветских выражений набрались...

Сеньке очень захотелось ответить обычным "сам дурак", но она посчитала это совсем уж непедагогичным. От стыдобы её спасла Воронья.

– Петька! Ты накой за нами попёрся?!

– Вот и я ему это всю дорогу говорю... – пробурчал Кысь, появляясь следом за виконтом. – Валил бы ты отсюда, наследничек.

Тот было хотел ответить нечто высокопарное, но вдруг совершенно не аристократически заканючил:

– Ну, ребята, ну что я вам – мешаю? Я ж не виноват, что графом уродился. И вообще – не по годам умный и благовоспитанный...

– Ах ты ж... – двинулся было Кысь, но Мыська его остановила:

– Да пусть остаётся! – царственно разрешила она. – Может и с него какая польза будет.

Виконт с ехидной понимающей улыбочкой изобразил ей подметание туфля, после чего опять вернулся к мрачному Кысю.

– Да не горюй ты так! Может и правда с меня польза будет. Вот, к примеру, есть у меня одна записочка... – выудил он из кармана некий розовый конвертик и многозначительно им помахал.

Девчонки захихикали, а Кысь неожиданно покраснел.

– Отдай! Дай сюда, графин несчастный!

– Да пожалуйста, – легко согласился тот, но сейчас же вынул из другого кармана конвертик зелёный. – Только кому бы ещё эта предназначалась, не знаете? – с той же многозначительностью обернулся он к девочкам.

Девчонки явно знали, потому что покраснела в свою очередь Воронья, а Мыська сделала вид, что ничего не слышала.

Элегантно вручив и это послание, виконт с серьёзным видом обернулся к двойняшкам и выдал поклон, едва не более изысканный, чем предыдущие.

– Милые барышни, примите мои глубочайшие сожаления, но ваши кавалеры ничего вам не написали... потому что ещё не научились писать.

Два раскрытых рта и четыре вытаращенных глаза были ему ответом.

– Петя, кончай выпендриваться, граф из тебя и так хреновый, – подытожил Кысь, пробегая глазами записку.

– Ну так, а я о чём! – обрадовался пониманию странный виконт и подмигнул Мыське.

Мыська кокетливо отвела глаза, а Серафима с Иванушкой, которые молча наблюдали весь этот "цирк", переглянулись да чего-то вздохнули в унисон.

В это время царская повозка, застрявшая посреди двора, стала привлекать внимание. Сначала пробегавший мимо подмастерья загляделся на гостей, запнулся да и грохнулся оземь со всем грузом досок стратегически неважных пород деревьев. Идущий навстречу рабочий с трудом увернулся гружёной мелом тачкой от ДТП и двинулся в обход, понося на чём свет стоит, растяпу, который под ноги не умеет смотреть. Но совмещать два столь ответственных дела оказалось не так-то просто. Нет, ругаться у него получалось мастерски – цветисто и вычурно, а вот одновременно управлять транспортным средством квалификации не хватило. Не прошло и десяти секунд, как колесо нырнуло в борозду, тачка навернулась через него, а поверху через них покатился мужик. И из взметнувшегося бело-мелового облака раздались такие обороты речи, цензурными в которых остались только предлоги. Двигавшаяся следом процессия женщин с объёмными и гремучими кухонными принадлежностями врезалась во всё это уже вполне закономерно...