Текст книги "Мизантроп"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Генриетта Марковна была женщиной дородной, с крупными формами, приятным лицом. От нее всегда вкусно пахло какими-то сладостями. Она работала заместителем заведующей местной библиотеки и первой приметила молодого технолога. Дальше было совсем несложно. Борис Репетилов, озверевший от своей работы, проживания в одной комнате с четырьмя взрослыми мужчинами и безделья, охотно потянулся к женщине, несмотря на разницу в возрасте. Уже через две недели он отправился к ней на ужин.

Угощение оказалось превосходным. Борис впервые за несколько месяцев нормально поел. Он приходил к ней все чаще и чаще. Эта взрослая женщина вела себя по отношению к нему почти по-матерински, кормила, стирала его одежду, следила за внешним видом, заставила сбрить бороду и усы, привести себя в порядок.

Конечно, в постели она не была такой умелой, как московские девицы, с которыми он общался прежде. Но ему этого и не требовалось. Его вполне устраивало это мягкое, белое, покорное тело. С Генриеттой Марковной ему было удобно и легко.

В августе исполнилось одиннадцать месяцев его пребывания в Целинограде. Он оформил отпуск и сразу полетел в Баку. Вернее, сначала доехал на двух поездах до Алма-Аты, а там сел на самолет.

Отец к этому времени серьезно болел. Всего-то в пятьдесят два года у него нашли неоперабельный рак легких. Он всю жизнь курил, иногда по две пачки в день. Сказывалось трудное детство. В одиннадцать лет он потерял отца, деда Бориса, пропавшего без вести на той страшной войне. Семен Антонович много писал по инстанциям, обращался в архивы, пытаясь найти могилу своего отца, но все было безрезультатно.

Да, все мечты Бориса вырваться хотя бы на несколько дней в Москву разбились о суровую реальность жизни. Нужно было находиться рядом с отцом и никуда не уезжать.

Отпуск пролетел практически в одно мгновение. Отец был совсем плох. Уезжая обратно, Борис понимал, что больше никогда его не увидит. Ночью, перед отъездом, он вошел в комнату, где лежал отец. Тот не спал. Борис тяжело вздохнул. От прежнего сильного, мощного, широкоплечего, веселого человека не осталось и половины.

Увидев сына, отец попытался улыбнуться, но снова закашлялся. Потом он сделал знак рукой, чтобы сын не подходил ближе.

Борис все-таки шагнул, наклонился и негромко произнес:

– Папа.

– Ты не забывай наших, – прохрипел отец. – Мать, Зою. Теперь ты остаешься за мужчину. Заканчивай все дела в своем Целинограде и возвращайся в Баку. – Он опять зашелся кашлем.

Борис взял стакан воды, чтобы передать отцу, но тот отвел его руку и сказал:

– Понимаю, что хочешь в Москву. Ясно, как тебя туда тянет. Но наших одних не оставляй. Ты меня понимаешь?

– Я все сделаю, папа. Ты не беспокойся.

– И еще!.. – Отец закрыл глаза, словно что-то вспоминая, затем произнес: – Долг у меня остался, который теперь на тебе повиснет.

– Ты кому-то должен? – не понял Борис.

– Нет. – Отец попытался улыбнуться и снова закашлялся. – Нет-нет. Долг у меня остался перед моим отцом. Его могилу так и не нашли. Если сможешь, сделай. Сержант Антон Репетилов. Он добровольцем ушел из Баку в июле сорок первого. Ты меня слышишь?

– Слышу. Я все понимаю, папа. Постараюсь еще раз написать в Подольск. Там центральный архив.

– Я Нонну тоже просил. Она поможет.

– Да, не беспокойся. Я буду искать.

– Спасибо. – Отец на минутку замолчал, а потом неожиданно сказал: – Почему так глупо устроена жизнь?.. Только начинаешь что-то понимать в ней, и уже конец, нужно уходить. Ты запомни: только после сорока, а может, даже к пятидесяти начинаешь соображать, кто ты такой и зачем сюда пришел. А потом снова… тьма. Жизнь – это бесконечная череда новых открытий. Но она всего лишь немного старше смерти.

Он замолчал, закрыл глаза. Борис терпеливо ждал. Прошло минуты две или три.

– Никогда ничего не отвергай, – неожиданно твердым голосом сказал Семен Антонович. – Постарайся все узнать и попробовать. Мне в семидесятом предложили поехать в Норильск заместителем главного инженера. Говорили, что с перспективой роста. Я не поехал, решил не покидать Баку. У меня уже была семья, двое детей. Сейчас думаю, что жизнь могла сложиться интереснее. Старайся не упускать возможностей. Лучше попробовать и пожалеть, чем потом вспоминать о своем шансе. Понимаешь?

Борис кивнул. Он видел, как тяжело давался этот разговор, но тот хотел выговориться. Оба понимали, что это их последнее свидание.

– Мы начинаем понимать, как надо жить, когда наш срок уже заканчивается, – сказал на прощание отец. – Знаешь, о чем я подумал? Любой человек, который в конце своей жизни думает о том, как она прошла, считает ее не совсем удавшейся. Ему кажется, что в ней было много шансов, которые он просто упустил. И еще… чтобы ты понимал. Наша жизнь – не сплошной выходной и не праздное зрелище. Это трудная работа, которую нужно делать во имя себя самого. – Он снова замолчал и больше не проронил ни слова, даже когда Борис наклонился, чтобы его поцеловать.

Больше он никогда не видел своего отца. Тот умер ровно через два месяца после отъезда сына. Приехать на похороны ему разрешили, оформили отпуск за свой счет. В Баку появилась и тетя Нонна. Она плакала и убивалась больше всех. Мать и сестра молчали. За долгие месяцы они привыкли к мысли о его постепенном уходе, а вот Нонне трудно было перенести это расставание.

Сразу после похорон она увела племянника в комнату и спросила, как он живет в своем далеком казахстанском городке.

– Плохо, – честно признался он. – Даже очень. Считаю дни, когда завершится эта каторга.

– Не переживай, – подбодрила его тетя Нонна. – Я поговорила с кем нужно, и ты сможешь поступить в аспирантуру уже весной. Нужно будет приехать в Москву. Обязательно подтяни английский, но я все равно проконтролирую твои экзамены. Думаю, что смогу протолкнуть тебя в аспирантуру. Тогда ты автоматически сможешь сразу бросить свою работу и переехать в Москву на учебу.

– Я буду всю жизнь тебя благодарить, тетя Нонна, – признался Борис. – Ты даже не представляешь, что для меня сделаешь.

– Представляю, – захохотала тетка. – Опять будешь устраивать бардаки у меня на квартире. Моя кухарка говорит, что без тебя дом совсем пустой, скучный. Да и спиртное из бара у меня больше никто не ворует.

Борис улыбнулся. Ему казалось, что это случилось тысячу лет назад, совсем в другой жизни.

– А твоего друга посадили, – огорчила его тетя Нона. – Этого Владика Усольцева, который переспал с дочкой вашего проректора. Папаша оказался такой сволочью!.. Добился-таки, чтобы парня отправили за решетку. Нашел двух свидетелей, своих студентов, которые якобы слышали, как его дочь кричала и звала на помощь. А Владик, значит, дверь запер и не выпускал ее из моего кабинета. У меня там замок уже несколько лет не работает, но следователю было все равно. Есть два свидетеля, и он отправил дело в суд. Владику дали шесть лет. Хорошо, что тебя в Москве не было, иначе пошел бы с ним как соучастник. Ты представляешь, какая сволочь этот ваш проректор! Сломал жизнь парню.

– Троим парням, – меланхолично заметил Борис.

– Почему троим? – не поняла тетя Нонна. – Одному. Посадили только Владика.

– А другие двое, которые дали против него показания? Все ведь прекрасно знали, что эта дура Устинья целых полгода бегала за Владиком, а он даже не хотел с ней встречаться. Она сама напросилась к нам приехать. С ней никто не хотел встречаться, вообще связываться. Владик в тот день напился до одурения. Вот она его и потащила в твой кабинет. Нужно было меня в суд вызвать, – разозлился Борис. – Я бы этим ребятам в глаза посмотрел.

– Только этого не хватало! Ты тоже сел бы. Боровицкий все время требовал найти тебя и привлечь в качестве соучастника. Потом сам прокурор ему посоветовал не позорить дочь. Иначе получается, что там, кроме Владика, еще и ты был. Я звонила прокурору, говорила, что Боровицкий все врет. Но у него старший брат работает в горкоме партии заместителем заведующего отделом. Прокурор мне объяснил, что никак не сможет защитить Владика. А тебя они не достали только потому, что ты был в это время в Целинограде.

Борис молчал. Получилось, что поездка в далекий казахстанский город уберегла его от совсем уже страшных последствий. Иначе он мог бы на пару с Владиком получить шесть лет тюрьмы и отправиться совсем в другие места.

– Бедный Усольцев!.. – Борис вздохнул. – Но ты меня все-таки вытащи, да?

– Я тебе сказала, что вытащу, – пообещала тетка. – Хотя бы ради Семена. Он тоже переживал по поводу твоего назначения в этот Целиноград.

На следующей день Борис улетел в Алма-Ату, чтобы оттуда добраться до Целинограда. Возвращение было особенно тяжелым. Теперь он считал каждый день и час, когда наконец-то придет вызов из московской аспирантуры. Генриетта Марковна не понимала, почему все эти дни Борис проводил в таком лихорадочном возбуждении, просыпался от каждого стука в дверь, вздрагивал от любого телефонного звонка.

Ждать ему пришлось еще около трех месяцев. Потом вызов все-таки пришел. Это был самый счастливый день в жизни Бориса Репетилова. Он бросился в отдел кадров оформлять отпуск за свой счет. Пожилая женщина, начальник отдела кадров Гюльназ Нуршановна, оформлявшая ему документы, неодобрительно покачала головой.

– Наверное, поступите в аспирантуру и не захотите сюда возвращаться, – заявила она.

– Если поступлю, то не захочу, – радостно подтвердил Борис.

– А как Генриетта Марковна? – упрекнула его Гюльназ. – Вы о ней подумали? Скоро ее сын возвращается из армии, а вы собрались уехать.

– Может, мне не уезжать? – весело спросил Репетилов. – Остаться в вашем городе на всю жизнь?

– Нет. Вы можете уехать в Москву вместе с ней, – строго сказала Гюльназ Нуршановна.

– Что? – Он не поверил услышанному.

Взять с собой в Москву эту старую провинциалку из Целинограда? Неужели он ослышался? Или эта особа всерьез считает, что он чем-то обязан своей подруге, которая годится ему в матери?

– Что вы такое говорите? – Борис покачал головой. – Мы с Генриеттой Марковной только друзья и ничего больше.

– Поэтому вы живете в ее доме, кушаете, да еще и разговариваете по телефону за ее счет. Знаете, какие она деньги за это платит?! У меня дочь работает на почте, она мне все рассказывает.

Борис впервые подумал, что никогда не платил за телефон, и ему стало стыдно.

– Дайте мои документы, пожалуйста, – негромко попросил он.

– Берите. – Гюльназ Нуршановна протянула ему бумаги. – Успехов вам. Езжайте один, если, конечно, совесть позволит.

Он забрал документы, вышел и хлопнул дверью чуть сильнее, чем можно было.

«Ничего!.. – успокаивал себя Репетилов. – Больше я никогда в жизни не увижу эти лица и этот комбинат».

Борис вернулся в дом Генриетты Марковны, которая сидела за столом и пила чай, взглянул на ее круглое белое лицо и сжал зубы от ненависти. Как он мог столько времени жить в доме у этой старой карги?

– Садись пить чай, – пригласила его женщина.

– Какой чай? – зло прошипел Борис. – Весь город надо мной смеется. Люди считают меня альфонсом, который живет за твой счет.

– Что ты такое говоришь? – Генриетта Марковна всплеснула руками.

– Я сегодня в отделе кадров был, у Гюльназ Нуршановны, – пояснил Репетилов. – Можешь себе представить, что она мне наплела о твоих счетах за телефоны?! Почему ты ни разу не сказала? Я ведь не нищий, мог бы и сам оплачивать эти разговоры.

– А зачем говорить? Я сама все оплачивала.

– Поэтому теперь все надо мной смеются. Дочка Гюльназ работает на почте и все рассказывает своей матери. От нее об этом узнает весь город. Почему ты молчала?

– Это глупости, – отмахнулась Генриетта Марковна.

– Глупости? – окончательно разозлился Борис. – Ты знаешь, что она мне сказала? Мол, скоро твой сын возвращается из армии. Я должен тебя увезти в Москву. Видимо, подразумевается, что я обязан на тебе жениться…

Женщина молчала.

Она поставила стакан на стол, как-то задумчиво посмотрела на молодого человека, кричавшего все это, а потом спросила:

– А ты хочешь только приходить кушать и спать? Чтобы тебя еще обслуживали и обстирывали?

– Я ничего не хочу, – завопил он, теряя рассудок. – Но не желаю, чтобы меня считали альфонсом. Если мы с тобой друзья…

– Не друзья, – убежденно произнесла Генриетта Марковна. – Мы с тобой уже давно не друзья, а сожители. Как муж и жена. Только не в законном браке. Мы гражданские муж и жена. Разве ты этого не понимаешь? Или думал, что можно просто так переехать ко мне на глазах у всего города, жить со мной, оставаться здесь, и никто ничего не спросит о наших отношениях?

– Я не знал, что должен платить за все, что здесь было, – процедил он сквозь зубы.

Она покачала головой и с явным презрением заявила:

– Ничтожество! Вон отсюда!..

– Правильно, – кивнул Борис. – Теперь меня можно выгнать как собаку. Попользоваться молодым щенком и пнуть ногой.

– Убирайся, – сказала она, явно сдерживаясь.

Он прошел в спальню, собрал свои вещи, даже не глядя в ее сторону, направился к выходу и хлопнул дверью.

В общежитии, куда он вернулся, уже не было свободной кровати. Комендант, посмеиваясь, сообщил, что ее давно передали другому молодому специалисту. Эту ночь Борис Репетилов провел на стульях.

Уже на следующий день он уехал из города на попутной машине, не желая оставаться в Целинограде ни одной лишней минуты, и через три дня наконец-то появился в Москве. Когда Борис сошел с поезда, у него было полное ощущение, что он вернулся с каторги.

«Теперь я отсюда не уеду, – упрямо подумал Репетилов. – Ни за что!»

Интерлюдия

Я уселся в автомобиль, и он сразу тронулся. За рулем был Корякин, которого я тут же узнал. На заднем сиденье устроился какой-то человек лет семидесяти, в теплой светлой куртке и темных брюках. У него были коротко остриженные борода и усы, бодрые карие глаза.

– Здравствуйте, – сказал незнакомец, не протягивая мне руки.

У него был очень своеобразный акцент, но по-русски он говорил свободно.

– Здравствуйте. – Я кивнул, тоже не высказывая желания протягивать ему руку для знакомства.

– Говорите, – потребовал он. – Зачем пожаловали?

– А вы разве не знаете?

– Знаю. Корякин рассказал, что приехал настоящий беспредельщик, который хочет получить плату за сгоревший груз, – спокойно произнес незнакомец. – Я правильно все понял?

– Нет, не правильно. Я приехал сюда не для разборок. Нужно попытаться найти наш груз. Там был специальный чемодан.

– Вы действительно считаете, что можно найти товар в сгоревшем самолете?

– Нет, я так не считаю. Но у нас был особенный чемодан. Заказан в Израиле, внешне совсем обычный, но со специальным покрытием, которое выдерживает большую температуру. Кроме того, там два обособленных замка, которые не так просто открыть, не зная кода. В самом чемодане есть внутренняя оболочка, которая не позволяет сгореть грузу, находящемуся там. Мы ведь понимали, что иногда бывают такие неожиданности, поэтому использовали особенный чемодан.

– И сдавали его в общий багаж, – напомнил мне пожилой незнакомец.

– Мы работаем так уже много лет, и проколов никогда не случалось, – сказал я ему. – Поэтому не стоит так много говорить. Необходимо найти нужного человека и вытащить оттуда наш чемодан.

– Где его найти? – спросил незнакомец. – Как вы себе это представляете? Приехать в аэропорт и попросить найти чемодан с четырьмя килограммами героина, да? Нашего человека сразу арестуют. Вы этого хотите? А платить мы вам все равно не будем. Это форс-мажор в чистом виде, и мы не обязаны возмещать ваши убытки.

– Поэтому мне необходимо было встретиться с Геологом, – пояснил я этому пожилому паяцу. – А не с подставным типом, который выдает себя за него.

– Смело! Но можно узнать, почему вы решили, что я не Геолог?

– За рулем сидит Корякин, который наверняка никогда не видел Геолога в лицо. – Я показал на нашего водителя. – Он не может выходить на Геолога, будучи связным между нами и вами. Это просто невозможно. Вы сами тоже ничего не решаете. Только передаете мне слова другого человека. Это сразу чувствуется. Не вы принимаете все решения.

– Понятно. Так чего вы хотите?

– Я уже сто раз говорил. Срочной встречи с Геологом. Только ваш шеф может решить все наши вопросы. Иначе будет поздно.

– Достать ваш чемодан практически невозможно.

– Я понимаю. Но мы должны попытаться. Судя по нашим сведениям, у Геолога есть очень хорошие связи и в аэропорту, да и среди сотрудников правоохранительных органов.

– Это не мое дело.

– Именно поэтому я и хочу встретиться с Геологом. А вы продолжаете попусту тратить время и подсылать ко мне ничего не значащих людей. Неужели вы не можете понять, что действуете во вред себе?

– Вы можете считать, что просто потеряли груз.

– Не могу. Чемодан не должен был пострадать при аварии. Его еще можно найти. Учтите, что мы все равно будем настаивать на оплате товара, который вы не захотели искать.

– Это беспредел. Никто не согласится его оплачивать.

– Тогда давайте искать товар вместе. У нас еще есть немного времени.

– У нас его нет, – неожиданно проговорил пожилой мужчина. – Вам нужно как можно быстрее отсюда уезжать, желательно на поезде или автобусе.

– Почему? Вы мне угрожаете?

– Вы засветились в аэропорту, – пояснил мне мой ночной собеседник. – Приехали туда якобы в поисках своего родственника, но ошиблись и назвали грузинскую фамилию. Всех кавказцев, которые были в самолете, сейчас проверяют особенно тщательно. Психолог, которая с вами беседовала, вспомнила, что вы спрашивали про этого грузина. Теперь вас ищут по всему городу…

– Почему? При чем тут какой-то грузин? Я назвал первую попавшуюся фамилию, которую запомнил. Из списка, вывешенного в Интернете. Почему меня должны искать?

– В самолете выжила одна девочка из Баку. Она рассказала, что перед катастрофой у кабины пилотов стояли какие-то кавказцы, которые хотели поговорить с пилотом. Что-то в этом роде. Поэтому ФСБ и милиция – тьфу ты, полиция! – сейчас проверяют всех погибших кавказцев и их родственников.

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Поэтому и предлагаю срочно уехать.

– Тем самым вы еще раз невольно подтверждаете, что у вас есть очень неплохие связи в правоохранительных органах вашего края. Иначе вы не знали бы всего этого.

– Да, у нас есть связи. Поэтому я знаю, что вам нужно срочно уезжать отсюда.

– Мне срочно нужен Геолог! – Я повысил голос. – Пока с ним не увижусь, никуда не уеду. Так ему и передайте. Мне нужно срочно с ним встретиться.

– Все таджики такие упрямые? – Он явно разозлился.

– Все, – подтвердил я. – Пока не увижу, не уеду. Вы напрасно приехали вместо Геолога. Я ведь не кретин, сразу понял, что вы – не он. Его не привез бы Корякин, который получает наш груз. Я могу поспорить, что Корякин не знает его в лицо. Вы, возможно, тоже.

– Ладно, мистер Холмс. Я все понял. Корякин, поворачивай назад, на Монастырскую, – приказал пожилой мужчина. – Постараюсь найти кого-нибудь из людей Геолога. Только его ночью никто не посмеет будить. Сами понимаете…

– Мне нужен именно Геолог, – еще раз терпеливо произнес я. – Только он, и никто другой.

Корякин повернул машину обратно. У отеля мы остановились. Я вышел, кивнув на прощание, миновал заспанного швейцара, поднялся на лифте, прошагал по коридору и открыл дверь номера.

Там я разделся, умылся и лег спать. Но в эту ночь отдохнуть мне не удалось. Ближе к шести часам утра раздался громкий стук в дверь. Я очнулся и просто взбесился. Наглое вторжение вывело меня из равновесия. Плюс все эти глупые разборки и ненужные разговоры.

Я поднялся с кровати с твердым намерением устроить не самый ласковый прием незваному гостю и, ничего не спрашивая, открыл дверь. В номер мгновенно ворвались несколько человек из полицейского спецназа. Они скрутили мне руки так больно и неожиданно, что я даже застонал.

Можете себе представить эту картину! Пять или шесть вооруженных омоновцев в масках. Я в трусах и майке лежу на полу. В общем, мне не дали даже опомниться. Практически мгновенно обыскали мою комнату, в которой, конечно, ничего не было, кроме одежды и документов. При этом меня еще несколько раз ударили ногой, очевидно, для того, чтобы я быстрее соображал. Хотя в такой позиции это практически невозможно.

В общем, через несколько минут мне разрешили одеться. При этом каждую вещь проверяли особо, как будто я какой-то иностранный шпион, который может зашить в одежду ампулу с ядом. У меня было около четырех тысяч долларов и пятьдесят тысяч рублей наличными, которые сразу изъяли. Вместе с документами забрали все мои кредитные карточки.

Потом мне надели наручники и повели вниз, в машину. Швейцар, стоявший в холле, выглядел уже не таким заспанным, и я понял, кто именно меня сдал. Очевидно, его предупреждали о моем позднем визите. В общем, найти в относительно небольшом городе гостя с моей физиономией было не так сложно.

Еще нужно учитывать фактор обязательного сотрудничества кого-то из наших поставщиков с полицией. Есть Корякин, еще первый тип, позвонивший мне, плюс пожилой паяц, притворявшийся Геологом. Кто-то из них обязательно работал на органы. А может, и все трое.

Нет, не потому, что они были предателями. Просто таких людей обычно очень быстро вычисляют. У них есть два выхода: сотрудничество в разумных дозах с полицией либо бескомпромиссная борьба на выживание с возможным отстрелом, как минимум – долгой отсидкой.

И вообще нужно понимать, что ни одна мафия в мире не может существовать без сотрудничества с полицией. В разумных пределах, конечно, когда сдаются мелкие торговцы, некоторые распространители, иногда даже мафиози среднего звена. Происходит самое обычное сближение полиции и мафии. Иначе обоим невозможно работать. Полиция неспособна нормально функционировать без должной агентуры в среде криминального мира, а мафия не может существовать без поддержки правоохранителей.

Говорят, что за всю историю человечества только дважды удавалось полностью искоренить любые мафиозные организации. Это режим Муссолини в Италии и сталинское правление в СССР. При них были уничтожены все криминальные структуры.

Не стану рассказывать подробности, но я понимал, что меня сдал не только заспанный швейцар, но и кто-то из окружения Корякина. К этому нужно быть готовым всегда. У меня с собой не было ничего компрометирующего. Против меня не имелось никаких доказательств, не считая возможных показаний кого-то из стукачей.

В общем, я был спокоен. Самое главное, что у меня имелся еще и российский паспорт. Формально я гражданин России, и меня нельзя слишком долго держать в тюрьме без предъявления обвинения.

Хотя если откровенно, то они могли закрыть меня на сколько угодно, забить до смерти и выбросить мой труп на дорогу. Это тоже в традициях отношений полиции с мафией. Нигде не любят приезжих гастролеров. Я это отлично сознавал.

По дороге в машину меня еще несколько раз больно ударили по ребрам. Уже через полчаса меня привезли в местное отделение полиции. Я понимал, что это только затравка большого разговора.