Текст книги "Допустимая погрешность"
Автор книги: Чингиз Абдуллаев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Но сильных мужчин подобные советы только раздражают. И обижают. Поэтому он не так уж часто проводит с ней время. Хотя в тот вечер мы были все вместе.
– Вы знали про документы?
– Конечно, знала. Мне кажется, что я была единственным человеком, кто вообще мог знать про документы. И Майя Александровна не скрывает своего отношения ко мне. Пока я спала с ее мужем, это ее устраивало, но когда пропали документы, она сразу заподозрила меня. Но зачем бы я стала воровать эти документы? Чтобы продать их за несколько тысяч долларов? Лисичкин бы больше не дал. А я рисковала своим местом и положением в компании. Глупо и нерационально.
– Она считает, что документы взяли вы?
– Конечно. И сразу сказала об этом мужу.
Правда, она оговорилась, что я могла взять документы по ошибке или случайно переложить в другое место.
– А вы их действительно не брали?
– Конечно не брала, – она обернулась в сторону дома. – Кажется, мы зашли очень далеко. Давайте повернем обратно.
Они повернули назад.
– Кто еще мог знать про документы?
– Только Борис Алексеевич, – сразу ответила Юлия, больше никто. Я долго думала об этой пропаже. Может, он сам хотел, чтобы документы пропали? Но, с другой стороны, зачем ему нужен такой скандал? Я видела, как он нервничал, когда принесли газеты. Нет, он не мог этого сделать.
– В таком случае это были вы?
– Получается, что так. Но я этого не делала. Я же не сумасшедшая.
– Вы оставались одна в его кабинете в тот день?
– По-моему, да. Он несколько раз выходил, оставляя меня одну. Но все равно я их не брала. У нас на работе есть гораздо более скандальные и грязные документы. Но я никогда не пойду на такую глупость. Если бы я начала воровать документы, то это довольно быстро бы выяснилось. А среди знакомых Бориса Алексеевича есть люди с криминальным прошлым. Меня бы убрали так, что и через тысячу лет никто бы не нашел моих костей. Зачем мне такие неприятности? Я собираюсь защищать диссертацию, и лишние проблемы мне ни к чему.
– Хотел у вас спросить: для чего вам нужно научное звание? Хотите уйти от вашего шефа?
– Естественно, хочу. Не всегда же мне быть подстилкой для богатых начальников, рассудительно сказала Юлия, подавать им кофе и улыбаться их сальным шуткам. За несколько лет работы я столько всего увидела… Я хочу открыть кабинет частного психолога. У людей сейчас много проблем, а помочь им некому. В Америке у каждого богатого человека свой личный психолог. Я думаю, что и у нас должны появиться частные психологи, помогающие людям преодолевать стрессы.
– В Америке есть еще семейные адвокаты и семейные врачи, – напомнил Дронго. Но к услугам таких людей обращаются единицы, а большинство предпочитает ходить к обычным врачам и консультироваться у обычных адвокатов за небольшую плату.
– В таком случае я буду работать не для «обычных» людей, парировала Юлия.
Они прошли еще несколько шагов, когда Юлия неожиданно показала на машину, мелькнувшую между деревьями. Это был белый «фольксваген-пассат». Машина ехала по соседней дорожке, и было видно, что она сворачивает к дому Ратушинского.
– Инна Денисенко приехала, – пояснила Юлия. Она взглянула на часы.
– Странно, – пробормотала Юлия, – сегодня все приезжают раньше обычного. Наверное, у нее что-то случилось.
Они поспешили к дому. Подойдя ближе, Дронго услышал, как Майя Александровна громко приветствует подругу. Она вышла из дома, чтобы обнять приехавшую женщину, которую Дронго видел со спины.
– По-моему, хозяйка дома демонстрирует большую любезность по отношению к своей подруге, чем ко всем остальным гостям, – пробормотал Дронго.
– Это ее самая близкая подруга, – пояснила Юлия.
Дронго подошел ближе. Женщина обернулась. Она была чуть выше среднего роста, худощавая. Нос с небольшой горбинкой не портил лица. На фоне темных волос выделялись светлые глаза. Она внимательно посмотрела на Дронго.
– Это моя подруга, Инна Денисенко, – представила приехавшую гостью Майя Александровна.
– А это эксперт-аналитик господин Дронго. Борис Алексеевич пригласил его отыскать пропавшие документы. Нужно было слышать сарказм, звучащий в ее словах.
На Инне Денисенко был темно-серый костюм. Юбка чуть выше колен. Приталенный пиджак подчеркивал достоинства фигуры. Она молча посмотрела на Дронго, словно изучая его, как забавный экспонат, но ничего не сказала. На пороге дома появился Борис Алексеевич.
«Сегодня он излишне суетлив», – подумал Дронго.
– Здравствуй, Инна, преувеличенно любезно приветствовал Борис Алексеевич приехавшую женщину.
При этом он не протянул ей руку и не поцеловал гостью. Майя Александровна, обернувшись в его сторону, чуть нахмурилась.
– Миша приедет позднее, – сказала хозяйка ледяным голосом. Я думаю, мы можем начать наш ужин чуть раньше обычного.
– Но наш гость должен побеседовать со всеми приехавшими, – возразил Борис Алексеевич.
– Вы еще не поговорили со всеми? – спросила Майя Александровна, обращаясь к Дронго.
– Только с вами и с Юлией, – Дронго сделал легкий поклон в сторону молодой женщины, которая предусмотрительно не подходила ближе.
– Ах, с этой… – нужно было слышать, с каким пренебрежением это было сказано, и увидеть выражение ее лица,
– Борис Алексеевич, – обратилась она к мужу, может, мы наконец закончим это ненужное разбирательство? Инна, пойдем ко мне, пока наш гость будет беседовать с Евгенией Алексеевной и Виталием.
Инна Денисенко, так и не сказавшая ни слова, еще раз посмотрела на Дронго. Потом взглянула на Юлию, стоящую чуть дальше, и вошла в дом вслед за хозяйкой. Борис Алексеевич едва слышно выругался, когда за женщинами закрылась дверь.
– Кажется, это была не лучшая идея – пригласить вас сюда, признался он сквозь зубы.
– Эти бабы терпеть не могут друг друга. Надеюсь, вам удастся что-нибудь из них выжать. Хотя я начинаю думать, что действительно сошел с ума и документы пропали из другого места.
Они вошли в дом. Эдгар чуть слышно беседовал с Молоковым и его супругой. Увидев вошедшего Дронго, он кивнул ему. Дронго сел на диван, чтобы не прерывать их разговор. Борис Алексеевич, взяв стул, сел за стол. Он был мрачнее обычного. Юлия деликатно села в сторонке.
– И вы не помните, что было после того, как вы уехали? – продолжал разговор Эдгар.
– Мы были в театре, – громко ответила Евгения Алексеевна, а потом поехали домой.
Очевидно, на вопросы Вейдеманиса она отвечала и за себя, и за мужа, не давая ему возможности включиться в разговор. Подсознательно она чувствовала, что Эдгар – не главный в этой паре, и ждала, когда, наконец, появится Дронго.
– Вы все разъехались по домам? – продолжал беседу Вейдеманис.
– Да, – торопливо сказал Молоков, покосившись на жену.
– Нет, резко сказала она, – ты ошибаешься.
– В каком смысле? – спросил Эдгар.
Ратушинский заерзал на стуле.
– Мы поехали домой на первой машине, – сообщила Евгения Алексеевна, а они вчетвером поехали куда-то в ресторан. Я потом узнавала у водителя.
– При чем здесь ресторан! – не выдержал Ратушинский. – Что ты несешь?! Мелешь, как сорока. У тебя про дело спрашивают, а ты всякие глупости плетешь.
– Ты меня не перебивай, – разозлилась она. Меня спрашивают – я отвечаю. Ты сам этого хотел. Позвал сюда, чтобы устроить публичный допрос. Сестру свою опозорить хочешь!
– Тьфу, идиотка! – Ратушинский резким движением отшвырнул стул и вышел из гостиной.
Евгения Алексеевна взглянула на Юлию, сидевшую на стуле.
– Вы тоже, милочка, можете быть свободны, громко произнесла она приказным тоном.
Юлия улыбнулась, и это подействовало на Евгению Алексеевну, как пощечина. Юлия молча поднялась и взглянула на Дронго:
– Я вам больше не нужна?
– Спасибо, пока нет, – любезно ответил тот.
– Тогда я еще погуляю. Здесь слишком тяжелая атмосфера, – сказала она, не глядя на Ратушинскую, и вышла.
– Хамка! – громко произнесла Евгения Алексеевна. – Хозяйская подстилка!
Но Юлии в комнате уже не было.
– Не нужно так нервничать, – мягко посоветовал Дронго. – Значит, после спектакля вы уехали домой, а ваш брат с женой и супруги Денисенко отправились в ресторан?
– Не в ресторан, а в бар, – поправил жену Молоков.
– Там можно и поужинать, – громко перебила его супруга. Не знаешь – не говори.
– Евгения Алексеевна рассказала мне, как приехала с мужем в тот день к своему брату и ждала, пока он закончит свои дела с секретарем, обратился Эдгар к Дронго. Она говорит, что вообще не входила в кабинет брата.
– Конечно, не входила, – кивнула Евгения Алексеевна. И вообще нужно не нас допрашивать, а разных дамочек, которые вьются вокруг этого дома. Пусть они и отвечают на ваши вопросы.
– Дамочки – это, наверное, не только секретарь? – уточнил Дронго.
– Я ее вообще не считаю, презрительно отмахнулась Евгения Алексеевна. – У нее наглости не хватит такое придумать. И потом, зачем ей нужно рисковать? Она и без того по несколько тысяч долларов имеет от своих хахалей и от моего дурака-брата.
– Тогда можно узнать, каких дамочек вы имеете в виду?
– Евгения! – попытался вразумить жену Молоков.
Но Ратушинскую уже нельзя было остановить.
– Одна только что прошла мимо. Тоже мне, верная подруга. Знаем мы этих подруг!
– Хватит! – испуганно попросил муж. – Говори тише.
– Ты меня не останавливай, – продолжала бушевать Евгения Алексеевна. – Я теперь все скажу. Надоело мне вечно в этой грязи копаться. И больше я сюда вообще не приеду. Они из себя князей строят, дворяне, понимаешь. А мы, значит, нелюди.
– Вы же врач, интеллигентный человек, – покачал головой Дронго.
– Ну разве можно так волноваться по пустякам…
– Как это – по пустякам?! – изумилась она. Нас здесь в воровстве обвиняют. Двух следователей вызвали, а вы говорите – по пустякам. Я к брату на дачу ехала, хотела душой отдохнуть. Из-за какого-то плюгавого конопатого журналиста тревожат честных людей. Не стану я отвечать на ваши вопросы.
– Во-первых, мы не следователи, – сказал Дронго,
– а во-вторых, никакого допроса нет и не может быть. Мы только беседуем. Наша задача – помочь Борису Алексеевичу выяснить, куда делись его документы.
– Поэтому только с нами беседуете, – парировала Ратушинская. Сначала один, потом второй. Значит, один был хороший, а вы будете плохой. Или наоборот? Знаем мы ваши трюки, детективы читали.
– Какие трюки? – мягко возразил Дронго. – Вы же прекрасно знаете, что нас пригласил сюда ваш брат. Скажите, когда вы узнали о пропаже документов?
– Что? – не поняла Ратушинская.
– Когда вы впервые узнали о пропаже документов?
– Борис рассказал мне о краже на следующий день. Я сразу приехала к нему, чтобы выяснить, о каких документах идет речь. Он был очень расстроен, жаловался, что никому не может доверять. И я его понимаю. Когда тебя окружает столько чужих людей, среди них может оказаться и обычный вор.
– Вы приехали к нему одна? – продолжал Дронго, не обращая внимание на ее риторику.
– Одна. Виталий был на работе, и я не стала ему звонить.
– А когда позвонили?
– Не помню точно. Вечером. А какое это имеет отношение к пропаже документов?
– Мне интересно, когда ваш супруг узнал о пропаже документов?
– Я ему позвонила вечером, раздраженно повторила Евгения Алексеевна, и все рассказала.
– А ваш брат не настаивал, чтобы муж приехал вместе с вами?
– Опять вы за свое? – нахмурилась Ратушинская.
– Вас, наверное, вызвали сюда, чтобы вы нас обвинили, в грязи вываляли? Сколько вам заплатили? Хотите свалить все на Виталия?
– Давайте обойдемся без личных оскорблений, – остановил ее Дронго. Меня трудно прошибить такими наскоками. В лучшем случае вы испортите себе нервную систему или заработаете язву, а в худшем – доведете себя до сердечного приступа. Не стоит так нервничать. Мне кажется естественным, что в такой сложный момент вы бы захотели, чтобы муж был рядом с вами.
– Нет, не захотела, зло возразила Евгения Алексеевна.
– У Виталия были важные дела, и он не мог приехать. Поэтому я рассказала ему обо всем вечером.
– А ваш брат не настаивал, чтобы господин Молоков к нему приехал? уточнил Дронго и увидел, как улыбнулся Эдгар.
– Нет, не настаивал… неуверенно ответила Евгения Алексеевна. Потом, помолчав, добавила:
– Он хотел поговорить со всеми, кто был в его доме. И в тот день он вызывал к себе супругов Денисенко и своего секретаря. А Виталий приехал на следующий день. Конечно, Борис очень нервничал, пытался обвинить каждого из нас. Но я его понимаю. Он был в таком состоянии. Когда из дома пропадают документы, начинаешь подозревать кого угодно…
Молоков молча слушал супругу. Дронго подумал, что если он попросит Ратушинскую выйти из комнаты, чтобы поговорить с ее мужем, она воспримет это как личное оскорбление.
Послышались чьи-то шаги, и в гостиную вошел высокий мужчина в короткой кожаной куртке и в темных замшевых брюках. У него были седые волосы, хотя и молодое лицо, большой нос с горбинкой, острый подбородок. Глаза скрывали темные очки. Вошедший посмотрел на Евгению Алексеевну и ее супруга.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он.
– А где хозяева?
– Здравствуйте, – недовольно буркнула Ратушинская.
– Наши хозяева не любят сидеть с гостями. Здесь каждый сам по себе.
– Ну, это как раз неплохо, – усмехнулся вошедший.
– Люди вообще должны отвечать каждый за себя.
В комнату вошли Борис Алексеевич и Юлия. Оба были взволнованы, очевидно, у них состоялся неприятный разговор. Борис Алексеевич подошел к незнакомцу и пожал ему руку. Затем обернулся к Дронго:
– Я хочу вас познакомить. Это Михаил Денисенко, супруг Инны. А это господин Дронго, частный эксперт. И его друг господин Вейдеманис.
– Дронго… – усмехнулся Денисенко.
– Неужели тот самый?
Он пожал руку Дронго и Эдгару.
– Разве мы с вами встречались? – спросил Дронго.
Он не помнил этого человека, значит они никогда не виделись.
– Нет, – ответил Денисенко, но у нас на телевидении я слышал истории о ваших приключениях. Мне всегда казалось, что вы немного выдуманный персонаж. А теперь вижу перед собой живого человека.
– Надеюсь, я не очень вас разочаровал? – пошутил Дронго.
– Нет, – рассмеялся Денисенко.
– Очень приятно.
– Ты рано приехал, – сказал Борис Алексеевич, взглянув на часы, сейчас только половина шестого.
– Отменили съемку, – пробормотал Денисенко, а Инна позвонила и сказала, что поедет к вам. Вот я и решил, что мне лучше сразу сюда приехать. Хорошо, что ты предупредил охранников, иначе бы меня не пропустили.
– Хорошо, что ты приехал, кивнул Ратушинский.
– Мы ждали тебя несколько позже и поэтому собирались ужинать после восьми. Значит, начнем раньше. И еще я хочу тебя попросить об одной услуге.
– О чем ты говоришь? – не понял Денисенко.
– Господин Дронго расследует пропажу документов из моей квартиры. Ты не мог бы помочь нам и ответить на несколько его вопросов,?
– Конечно, могу, – у режиссера явно не было комплексов. Однако он спросил:
– Ты думаешь, я могу быть полезен в этом деле?
– Не знаю. Но господин Дронго хочет побеседовать со всеми, кто был в тот день в моем доме, немного извиняющимся голосом произнес Ратушинский.
– Нет проблем.
Денисенко сел на стул, и почти сразу в гостиную вошли его супруга и Майя Александровна.
– Здравствуйте, Миша, – приветливо сказала хозяйка дома.
Денисенко вскочил со стула и поцеловал ей руку. Она приветливо улыбнулась. Было видно, что она ему симпатизирует.
– Как хорошо, что вы пораньше приехали, продолжала Майя Александровна.
– Инна сказала, что у вас поздно закончится съемка.
– Сегодня у нас отменили съемку, – пояснил Денисенко.
– Здравствуй, Инна, – кивнул он супруге.
Она молча кивнула в ответ. Дронго подумал, что еще не слышал ее голоса.
– Тогда начнем ужин пораньше, – улыбнулась Майя Александровна.
– Я пойду на кухню, посмотрю, что уже приготовлено. Хотя мы так рано вас не ждали.
Она вышла из гостиной. Михаил Денисенко подвинул стул своей супруге, а сам сел на другой. Борис Алексеевич сидел во главе стола. Юлия, как обычно, устроилась в углу. Эта молодая женщина знала свое место и не претендовала на большее. Супруги Ратушинские сидели на диване, а Дронго и Эдгар расположились в глубоких креслах, стоящих по обе стороны дивана.
– Мы собрались здесь, чтобы поговорить о пропаже документов из моей квартиры, – упрямо начал Борис Алексеевич.
Дронго заметил, как поморщилась Юлия, как напряглась Евгения Алексеевна и нахмурилась Инна Денисенко.
– Неужели этот вопрос еще не закрыт? – спросила Инна. У нее был низкий хриплый голос.
– Нет, – нахмурившись, ответил Ратушинский.
– И не будет закрыт, пока я не узнаю, каким образом пропали документы.
– Это уже перерастает в манию преследования, громко сказала Евгения Алексеевна.
– Может быть, – согласился Борис Алексеевич.
– Но я должен знать, кто их взял из моего кабинета.
– Вещи, как и люди, обладают энергетикой, – философски заметил Михаил Денисенко.
– Некоторые вещи исчезают сами по себе и находятся независимо от ваших желаний, словно путешествуют в других мирах. Одни вещи любят своих хозяев, другие – не очень.
– Я очень хотел бы знать, кто отправил мои документы в параллельный мир к этому Лисичкину, – съязвил Ратушинский.
– Тогда давайте пригласим медиума и вызовем дух Лисичкина, – пошутил Денисенко.
– Это хорошая идея, – кивнул Ратушинский.
– Михаил, – предостерегающе сказала Инна, – не нужно шутить на эти темы. Ты же видишь, как нервничает Борис Алексеевич.
Дронго заметил странное выражение, промелькнувшее на лице Юлии.
– Я ничего не сказал, – развел руками Денисенко, просто вспомнил, как мы потеряли в Испании наши чемоданы. Ты же помнишь: мы искали их в аэропорту, а потом оказалось, что их доставили другим рейсом.
– Вот видишь, – Евгения Алексеевна сразу обратилась к брату. – Значит, у тебя вообще часто пропадают вещи. И так было всегда. Ты вечно куда-нибудь засовывал свои пожитки, а потом искал их среди моих вещей. И твои друзья тоже хорошие растеряхи. Вчера Инна оставила свой веер на приеме. Хорошо, что я взяла его со столика и вернула ей. Иначе кто – нибудь мог его взять.
Теперь странное выражение появилось на лице Инны.
– Да, – оживился Михаил, – вчера мы забыли ее веер. И если бы не Евгения Алексеевна, он бы там так и остался.
В гостиную вошла Майя Александровна.
– К семи часам все будет готово, – сообщила она.
– И поэтому, Борис, не нужно никого обвинять, – продолжала Евгения Алексеевна, ты сам мог их забыть. Помнишь, как ты потерял папину куртку…
– Ладно, хватит, – перебил ее брат.
– А теперь говоришь «хватит». Вот и твои друзья вчера веер оставили на столике, и мне пришлось их догонять, чтобы вернуть такую красивую вещь.
– Какой веер? – спросила ничего не понявшая Майя Александровна.
– Коричневый веер с красной розой, – сообщила Ратушинская.
– Инна вчера едва не оставила его на приеме.
– Хватит об этом веере, – перебил сестру Борис Алексеевич.
– Господин Дронго приехал, чтобы поговорить с каждым из вас и выяснить, кто передал документы Лисичкину.
Наступило неловкое молчание.
– Значит, мы все – подозреваемые? – спросил Михаил Денисенко. Он снял очки и протер их платком.
– Вы нас подозреваете, Борис Алексеевич? – спросила Инна хозяина дома.
Тот явно смутился, отвел взгляд.
– Нет, конечно, – сказал он. – Но я не понимаю, как мои документы могли попасть…
– Вашими документами должна заниматься ваша секретарша, – неожиданно храбро сказал Молоков.
Юлия покачала головой и что-то пробормотала.
– Да, – с вызовом сказал Молоков, – ваша секретарша. Она была в вашем кабинете в тот день. Я не понимаю, почему мы должны об этом молчать. Узнайте у нее, куда она их положила.
– Вы думаете, что я их украла?! – изумилась Юлия.
– Я не говорил, что вы украли, – крикнул Молоков.
Очевидно, он решился на безумный поступок, может быть, впервые решив проявить самостоятельность. Жена дернула его за рукав, но он уже не мог успокоиться.
– Я так не говорил, – повторил он, – я только считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Режиссер снимать фильмы, врач лечить, а секретарь работать с документами.
– Только не советуйте мне, как снимать фильмы, – пошутил Денисенко.
– А мне не нравятся ваши фильмы, – огрызнулся Молоков.
– И вообще мне не нравится наше телевидение. Все эти передачи про криминал.
– Борис Алексеевич, – позвала мужа Майя Александровна, можно тебя на минуту?
Она вышла из гостиной, супруг последовал за ней.
– Боюсь, что у нас получится невеселый ужин, – пробормотал Денисенко.
– А насчет наших передач вы не правы. Иногда нужно показывать пороки общества, чтобы понять, как с ними бороться.
– Сейчас только грязь и разврат показывают, – поддержала супруга Евгения Алексеевна.
– У каждого своя работа. Ваш муж работает в компании, которая продает оружие через Украину в третьи страны, – сказал Денисенко.
– Это тоже не очень нравственный бизнес.
– Откуда вы знаете? – испугался Молоков.
– Кто вам об этом сказал?
– Мы делали специальную передачу о вашей компании, – пояснил Денисенко.
Юлия поднялась, чтобы выйти. Инна холодно взглянула на нее.
– Не обижайтесь, – сказала она, – мы все понимаем, что вы не виноваты.
– Я тоже понимаю, – с вызовом сказала Юлия, выходя из гостиной.
В комнату вернулся Борис Алексеевич. Он снова был не в настроении. Усевшись во главе стола, он недовольно взглянул на гостей.
– Катя! – закричал он, обращаясь к кухарке.
– Принеси нам что-нибудь выпить. Лучше коньяк.
– У вас были ко мне вопросы? – спросил Михаил Денисенко, обращаясь к Дронго.
– Я думаю, нам лучше поговорить наедине, – предложил Дронго.
– И мы сделаем это после ужина.
– С Инной тоже? – уточнил Денисенко.
Дронго взглянул на его жену.
– Да, – кивнул он, – и с ней тоже.
В гостиную вошла пожилая женщина. Это была кухарка. Она несла большой поднос, на котором стояли бутылка дорогого французского коньяка и девять пузатых бокалов. Следом за ней стремительно вошла Майя Александровна. Взяв стул, она демонстративно села в стороне от всех, рядом с тем местом, где только что сидела Юлия.
Борис Алексеевич поднялся и разлил коньяк по бокалам.
– Это хороший коньяк, – мрачно сказал он, отходя от стола.
Взяв свой бокал, он хотел сесть, но затем, вспомнив о супруге, взял второй бокал и молча протянул жене. Она посмотрела на бокал, потом на супруга, но руки не протянула. Ратушинский поставил бокал на тумбочку, рядом с высокой вазой.
Михаил Денисенко поднялся и взял два бокала. Себе и супруге. Подвинув к ней бокал, он поднял свой, разглядывая янтарную жидкость. Молоков поднялся следом за ним и тоже, взяв два бокала, поставил их на маленький столик перед диваном.
Эдгар посмотрел на Дронго. Он знал, что его друг не пьет коньяк, даже очень дорогой. Раньше Дронго любил хорошие вина, а в последние годы почему-то пристрастился к текиле, которую пьют с лимоном и солью. Но говорить о своих вкусах он счел неудобным. В гостиной стояла наэлектризованная тишина.
Дронго подумал, что они с Эдгаром допустили ошибку, сообщив о цели своего визита. Здесь была не просто компания случайно оказавшихся вместе людей. Здесь собрались люди, которые знали друг друга уже не первый год, и подобная проверка, естественно, казалась им оскорбительной.
Взяв у Вейдеманиса предназначенный ему бокал, Дронго повертел его в руках. На столе одиноко возвышался бокал, предназначенный для Юлии. Борис Алексеевич, увидев его, повертел головой и нахмурился.
– А где Юлия? – спросил он.
В этот момент в комнату вошла его секретарша. Взглянув на Бориса Алексеевича, она молча подошла к столу, чтобы взять бокал. Но едва она дотронулась до него, как раздался крик и звук разбитого стекла.
– Что случилось? – встревожился Борис Алексеевич.
Поставив бокал, он поспешил на кухню. За ним потянулись остальные мужчины. В центре кухни над разбитым большим блюдом стояла кухарка и жалобно причитала.
Следом за мужчинами на кухне появились женщины: сначала Евгения Алексеевна, затем Инна и, наконец, Майя Александровна. Кухарка собирала осколки. Блюдо было из большого сервиза, и несчастная женщина боялась, что с нее взыщут его стоимость. Но Борис Алексеевич лишь громко расхохотался. И хотя его жена смотрела на разбитое блюдо с мрачным выражением лица, он, продолжая смеяться, предложил гостям вернуться в гостиную.
Все потянулись обратно в комнату.
– Разбитая посуда – к счастью, – громко сказал Ратушинский, поднимая свой бокал. – Надеюсь, больше ничего подобного не случится.
Молоков, возвращаясь к своему столику, неловко задел и опрокинул один из бокалов, и он со звоном разлетелся на куски. Присутствующих это развеселило, все заулыбались. Молоков обошел место, где лежали осколки, и тоже улыбнулся.
– За наших женщин! – провозгласил Борис Алексеевич и выпил свой бокал.
Все подняли бокалы. Выпили. И вдруг… Михаил Денисенко пошатнулся. Все недоуменно посмотрели на него. Он вновь пошатнулся, открыл рот, словно пытаясь что-то сказать. Попытался поставить бокал на столик, но сделал это неловко, бокал опрокинулся на стол. Несчастный застонал и поднес руки к горлу. Открыл рот, но слова словно застряли в горле. Денисенко сделал шаг, второй. Все с ужасом смотрели на него, понимая, что происходит нечто ужасное. Он медленно сполз на пол, тело его свели судороги, на губах появилась пена.
– Помогите ему! – отчаянно крикнула одна из женщин.
Дронго бросился к упавшему, но было поздно.
Михаил Денисенко был мертв. Он лежал на полу, и растерявшиеся люди толпились вокруг него, не понимая, что им делать.
Дронго поднял голову и обвел взглядом присутствующих. Все смотрели на него, словно ожидая объяснения происходящего. Поняв, что друг нуждается в помощи, Эдгар быстро шагнул к упавшему и наклонился над ним. Он пощупал его пульс, приподнял веки, после чего медленно покачал головой.
– Нет! – громко сказала Инна Денисенко.
– Этого не может быть. Нет… она замерла, словно ее пригвоздили к месту.
– Какой ужас! – закричала Евгения Алексеевна.
Юлия вцепилась пальцами в спинку стула так, что они побелели. Она была очень бледна. Ратушинский развел руками и растерянно опустился на стул. Молоков посмотрел на свою супругу. В сложные моменты жизни он привык обращаться к ней за советом. Майя Александровна, сидевшая в кресле, смотрела на упавшего изумленными, полными ужаса глазами.
– Он умер, – сказал Дронго.
В этот момент Инна бросилась к упавшему, пытаясь его приподнять.
– Как это – умер? – переспросил Борис Алексеевич, ничего не понимая.
Он тяжело встал, понимая, что как хозяин дома обязан что-то предпринять. Молоков стоял у дивана, не зная, как ему быть.
Инна не кричала, не билась в истерике. Она лишь взяла двумя руками голову мужа и смотрела, вглядываясь в знакомые черты. Все стояли молча, ошеломленные происшедшим.
– Но этого не может быть, – сказала Евгения Алексеевна.
В этот момент послышался звук падающего тела. Майя Александровна, очевидно, державшаяся из последних сил, потеряла сознание и сползла c кресла на пол.
– Она умерла! – закричал в панике Борис Алексеевич, бросаясь к жене.
Вейдеманис находился у тела погибшего, когда Дронго вместе с Ратушинским подошли к упавшей Майе Александровне.
– Она умерла! – повторил Ратушинский, пытаясь приподнять голову супруги.
Дронго довольно невежливо оттолкнул его и, взяв за руку упавшую женщину, пощупал пульс. Пульс был. Редкий, но был. Очевидно, женщина была без сознания.
– Что с ней? – взволнованно воскликнул Борис Алексеевич, наклонившись к супруге. – Она жива? Жива?
– Жива, – кивнул Дронго, – только потеряла сознание. Лучше не стойте над ней. Ей нужно больше воздуха.
Ратушинский сразу сделал шаг в сторону. Дронго внимательно смотрел на Майю Александровну. Даже мужчины не всегда выдерживают зрелище смерти, что уж говорить о женщинах.
– У нее больное сердце, – взволнованно пояснил Борис Алексеевич. – Может, перенесем ее в спальню?
– Подождите, – вмешалась Евгения Алексеевна.
Кажется только сейчас она вспомнила о своей профессии. Шагнув к Майе Александровне, она пощупала пульс и удовлетворенно кивнула:
– Вы правы, она жива, только потеряла сознание.
Затем Евгения Алексеевна подошла к лежащему Денисенко. Прощупав пульс, она поднялась.
– Может, вызвать врача, «скорую»? – предложил Борис Алексеевич.
– Поздно, – строго ответила его сестра.
– Врачи здесь уже не помогут. У него произошел либо мгновенный паралич дыхательных путей, либо обширный инфаркт. Врачи ему уже не помогут. Мне очень жаль, Инна, но это правда.
– Все равно нужно вызвать «скорую помощь», – не согласился Борис Алексеевич.
Он достал мобильный телефон и набрал номер трясущимися руками.
– Алло! – закричал он.
– «Скорая помощь»? Алло! С кем я говорю? Черт вас возьми! Мне нужно срочно вызвать «скорую». Адрес я вам сейчас скажу. Что? Нет, не в городе? Когда приедете? Черт вас всех побери!
Он убрал аппарат и бросился к выходу.
– Катя! – закричал он срывающимся голосом.
– Крикните охранников и пусть они срочно вызовут «скорую». Быстрее, быстрее! Они знают, где здесь ближайшая больница.
Несчастная пожилая женщина, и без того напуганная, успела только заглянуть в гостиную и, всплеснув руками, побежала к охранникам.
– Ему уже ничем не поможешь, – уверенно сказала Евгения Алексеевна. – Здесь можно разобраться и без «скорой». А Майю нужно отнести наверх. Пусть лучше лежит на кровати. У нее обморок.
– Давайте сначала перенесем на диван господина Денисенко, – предложил Дронго.
Мужчины подняли тело и перенесли на диван. Вейдеманис помог подняться жене Денисенко и усадил ее на стул так, чтобы она была рядом с телом супруга.
Вернулась кухарка. Она успела сказать охранникам о случившейся трагедии, и вместе с ней вбежали сразу двое молодых людей. Они спросили у Бориса Алексеевича, чем могут помочь.
– Вызовите врачей! – крикнул им Ратушинский.
– И больше никого сюда не пускайте. Помогите, нам перенести мою жену на второй этаж.
Охранники бережно подняли женщину и понесли к лестнице. Дронго и Ратушинский помогали охранникам. Вчетвером они, осторожно ступая, поднялись на второй этаж.
– Катя! – крикнул Борис Алексеевич кухарке. Откройте дверь в спальню.
Кухарка, что-то бормоча, бросилась к лестнице. Майю Александровну положили на кровать.
Дронго огляделся. Спальня была довольно большая. Зеркало, вместительный резной шкаф, тумбочка, небольшой пуфик. И полутораспальная кровать. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: в этой спальне хозяйка дома обычно бывала одна. Борис Алексеевич явно ночевал в другом месте.
Дронго, чтобы не мешать Ратушинскому и кухарке, вышел из спальни. За ним последовали охранники. Они побежали по лестнице, очевидно, спеша рассказать другим сотрудникам охраны поселка о случившейся трагедии.
Дронго пошел по коридору. Дверь одной из комнат была приоткрыта. Дронго заглянул внутрь. Застеленная двуспальная кровать, красивый ковер, две тумбочки. В этой комнате наверняка останавливались гости или дети Ратушинских, когда приезжали на дачу. Странно, что спальни хозяина дома не было рядом со спальней его супруги. Может быть, Юлия права, и Ратушинские действительно супруги лишь формально? Хотя наличие разных спальных комнат еще ни о чем не говорит. У богатых свои причуды, и в некоторых семьях считается нормальным, если у мужа с женой разные спальни. Дронго подумал, что и сам предпочитает ночью оставаться один. И даже когда приезжает к Джил, они не всегда спят вместе. Он вообще любит быть один. Но ведь Борис Алексеевич только вчера рассказывал, с каким трудом он добивался благосклонности своей супруги.