Текст книги "Срок приговоренных"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Рассказ пятый

Мы приехали чуть раньше обычного. Саша, конечно, хороший парень, но уже другого поколения, из тех, что родились в конце шестидесятых – начале семидесятых. Они не помнили брежневское и андроповское время, они вообще плохо представляли, что такое Советский Союз. Последние десять лет своей жизни они жили в условиях почти абсолютной свободы, если, конечно, так можно назвать наш бардак. Но если мы, сорокалетние, более циничны, то тридцатилетним кажется, что наш мир можно изменить.

Подполковник Галимов прибыл к нам через полчаса в сопровождении двух сотрудников ФСБ. Они сразу прошли в кабинеты руководства и уже не появлялись.

Саша, напротив, расположился в моем кабинете. И сразу же познакомился с сотрудниками Семена Алексеевича. Конечно, сотрудники прокуратуры или милиции отличаются большим демократизмом, чем сотрудники «секретных» организаций, таких, как наша, ФСБ или внешняя разведка. Мы любим напускать на себя секретность, делать вид, что посвящены в некие тайны, неведомые простым смертным. На самом же деле все проще. Настоящим дерьмом занимается милиция, отчасти прокуратура. А остальные могут позволить себе надевать перчатки перед тем, как чистить унитазы. У сотрудников милиции так не получается. Поэтому они и занимаются самыми грязными делами, зверея от своей работы.

Саша добросовестно опрашивал всех наших сотрудников, пытаясь выяснить, что именно делал Семен Алексеевич в день своего убийства. Например, когда он вышел из своего кабинета, с кем говорил или встречался. На часах было одиннадцать, когда меня вызвали к шефу – руководителю службы. Я вошел к нему в кабинет, немного робея. За все время службы я бывал у него всего два раза. В кабинете, кроме Галимова, находились два его заместителя, в том числе и Облонков.

– Что там у вас? – спросил шеф.

– Проводим оперативно-розыскные мероприятия вместе с сотрудниками прокуратуры и ФСБ, – доложил я. – Вчера ночью была создана общая комиссия. Представитель прокуратуры сейчас беседует с нашими сотрудниками.

– Почему он не зашел ко мне? – нахмурился наш генерал.

– Это следователь по особо важным делам. Его непосредственный руководитель обещал к вам приехать, – доложил я.

– Руководителем группы назначен Дубов, – пояснил Галимов.

– А почему он сам не приехал? – спросил наш шеф. – Или решил, что занимает слишком высокую должность? Мы это быстро можем поправить, мигом слетит с кресла.

– У них совещание в Генеральной прокуратуре. Он обещал уйти оттуда пораньше, – снова пояснил Галимов.

– Семье сообщили? – спросил генерал у меня.

– Я как раз хотел поехать, – ответил я. – Следователь тоже хотел поговорить с его родными.

– Человека вчера убили, а вы еще семье не сообщили?! – повысил голос генерал. – Бросайте все дела и отправляйтесь к нему. И выразите соболезнование.

– Слушаюсь. – Я поднялся со стула. В таких случаях лучше сразу выполнять приказы начальства, побыстрее выйти из кабинета.

Через несколько минут я нашел Лобанова и передал ему приказ нашего начальника.

– Я тоже хотел к нему поехать, – сказал Саша.

Когда мы выехали, я спросил:

– Нашли что-нибудь?

– Ничего конкретного, – ответил Лобанов. – В его бумагах мне рыться не разрешили. Говорят, там сверхсекретные материалы, нужно оформлять специальный допуск. Я посмотрел график его вчерашних встреч. Секретарь сказала, что у него были четверо сотрудников, и дважды – только один человек.

– Даже знаю, кто именно, – сказал я, глядя прямо перед собой.

– Точно. Она сказала, что вы два раза к нему заходили. И один раз – вечером. Вернее, вы были последним из входивших к нему вчера вечером.

– Правильно, – сказал я, не глядя на Лобанова. – Он меня два раза вызывал.

– Простите, Леонид Александрович, – смущенно кашлянул Саша. – Но девушка говорит, что во второй раз вы сами напросились. Он даже куда-то хотел выехать, но, когда вы пришли во второй раз, отменил свой выезд. Вы не вспомните, что именно вы ему сказали?

«Вот тебе и следователь, – подумал я с досадой. – Получается, что он сумел так много узнать за полтора-два часа, проведенных в нашем управлении. Представляю, что будет, если ему разрешат покопаться у нас несколько дней». Но говорить мне не хотелось. Ни про болезнь мальчика, ни про подслушанный разговор. Саша Лобанов был слишком молод, и не следовало рассказывать ему о том, что я случайно узнал. Я бы, пожалуй, не доверился и самому Дубову. Такие секреты нельзя рассказывать никому, кроме очень близких людей. Или чиновников, которые реально могут что-то сделать. Я хотел рассказать обо всем нашему шефу, но, во-первых, у него сидел Облонков, а во-вторых, я не знал, как шеф отреагирует на мои откровения. Он вполне мог быть в курсе всех дел своего заместителя, а я бы тогда оказался дураком. К тому же подставился бы, вызвал бы гнев очень влиятельных людей.

– Мы с ним обсуждали служебные дела, – сказал я, не вдаваясь в подробности.

Очевидно, Лобанов понял мое состояние, поэтому не стал настаивать на ответе. А потом началось самое неприятное…

Передать словами этот кошмар?.. Нет, изложу лишь в общих чертах. Мы поднялись наверх, позвонили. И выяснилось, что Елена Сергеевна, супруга покойного, уехала в больницу, к своей матери, дома осталась дочь. Она открыла дверь сразу же, девочка знала меня в лицо. Впрочем, она не такая уж девочка, невеста на выданье, двадцать лет. Я знал Ларису давно, с тех пор как познакомился с Семеном Алексеевичем. Она называла меня дядя Леня, я старше почти вдвое. Конечно, ее отец был намного старше меня, но он поздно женился.

Я вообще-то придерживаюсь вот какой теории: нельзя жениться очень молодым. В редких случаях, когда попадается умная жена, этот брак еще удается сохранить. Но если мужику тоже двадцать, брак распадается. Мужчине нельзя в таком возрасте жениться. Он еще не чувствует ответственности за семью. Конечно, бывают исключения, но они только подтверждают правило. Если парень женился в восемнадцать-двадцать, значит, он несерьезный человек. Выходит, я был несерьезным человеком, потому что рановато женился на Алене. Конечно, мне было далеко не двадцать, но все-таки следовало немного подумать, присмотреться. А вот Семен Алексеевич женился, когда ему было за тридцать. Может, это и есть идеальный возраст для мужчины? С другой стороны, обидно. Если и твои дети женятся, когда им будет за тридцать, то внуков своих ты в лучшем случае застанешь только в яслях.

Лариса впустила нас, не удивляясь нашему приходу. А мы с Сашей ничего не стали ей говорить. Минут через двадцать приехал Зоркальцев. Он тоже сел с нами за столом и сообщил мне, что Кислов ждет внизу, в машине. Лариса угощала нас чаем с пряниками. Мы вполголоса беседовали. Все ждали хозяйку. И я все время смотрел на Ларису и думал о том, как ей будет тяжело. Никто из нас не решился сказать девочке то, что мы должны были сказать. Я соврал, заявил, что мы ждем ее папу, мол, у нас срочное дело.

Нет ничего хуже подобного ожидания. Сидишь за столом и ждешь приезда хозяйки, жены твоего друга, которой ты должен сообщить о смерти мужа. Я смотрел на Ларису такими глазами, что она вдруг начала что-то понимать. Но не спросила про отца, думала о больной бабушке.

– В больнице что-нибудь случилось? Дядя Леня, скажите мне правду.

– Нет-нет, – успокоил я девочку. – Можешь позвонить в больницу и узнать, как чувствует себя твоя бабушка. Заодно узнай, выехала ли твоя мама?

Елена Сергеевна преподавала в институте, и я знал, что сегодня у нее выходной. Так объяснила и девушка. Она училась в том самом педагогическом, где преподавала ее мама. Вообще это была дружная, «показательная» семья. И по большому счету именно я ее разрушил. Когда я об этом думал, то чувствовал неистовое желание вернуться обратно на службу, набить морду Облонкову, выяснить всю правду и потом самому расправиться с убийцами. Обычно в американских фильмах так все и происходит. Убивают друга главного героя, и тот начинает мстить всем без разбора. Но это только в фильмах и только для зрителей. В жизни все совсем иначе. Никто не разрешит тебе пойти и набить морду начальнику. Не говоря уже о том, что он просто не захочет тебя слушать, напишет рапорт, и ты живо вылетишь со службы.

В нашей стране о многом лучше догадываться, но помалкивать. Ведь сколько заказных убийств совершается в одной только Москве? И практически всегда, я подчеркиваю – всегда, прокуроры и следователи знают, кто заказал убийство, кому было выгодно убийство. Но все дружно играют в свои игры, делая вид, что ничего не понимают.

Мы ждали Елену Сергеевну минут сорок. Она наконец позвонила, и мы сразу поднялись со стульев. Лариса открыла дверь, хотела что-то сказать матери, но та увидела мое лицо, когда я вышел в коридор следом за девочкой. А за мной вышли Лобанов и Зоркальцев. И Елена Сергеевна сразу все поняла. Поняла по нашим лицам.

– Что с ним? – спросила она, глядя мне в глаза.

Я не ответил. Только смотрел на нее.

– Нет, – пробормотала она, – нет…

Но Елена Сергеевна уже все прочла в моих глазах. Я думаю, она что-то почувствовала еще ночью. Говорят, что любящие супруги – словно половинки одного целого. Одна половинка всегда чувствует, что происходит с другой.

– Он погиб, – сказал наконец я, глядя в ее расширенные глаза.

– Нет! – закричала стоявшая рядом Лариса. – Неправда!

Елена Сергеевна закрыла глаза. И отвернулась. Господи, она была очень сильной женщиной, настоящей подругой жизни. Я бы хотел иметь такую жену. Хотел бы встретить именно такую женщину.

В этот момент Лариса лишилась чувств.

– Быстрее! – закричала Елена Сергеевна. – Отнесите ее на диван, у нее пониженное давление.

Я поднял девушку на руки и отнес на диван. Саша сбегал за водой. Елена Сергеевна принесла аптечку.

– У нее обморок, – пробормотал Зоркальцев.

Лариса лежала без движения. Мать достала пузырек нашатырного спирта, поднесла к носу дочери. Девушка поморщилась, чихнула. Еще раз чихнула. Наконец открыла глаза.

– Лара, Ларочка, – проговорила дрогнувшим голосом Елена Сергеевна. И вдруг с размаху ударила дочь по щеке. Та вскрикнула – и сразу обмякла, словно ждала этого удара. Потом отвернулась к стене и разрыдалась. – Все в порядке, – сказала Елена Сергеевна, поднимаясь с дивана. Честное слово, она постарела за несколько минут. Физически постарела. – Где это случилось?

– Когда он возвращался с работы. – Я не хотел говорить, что это случилось в подъезде их дома.

– Авария?

– Нет, в него стреляли.

Она пристально посмотрела на меня, словно не верила моим словам. Потом спросила:

– Мне можно его увидеть?

Я посмотрел на Сашу Лобанова. Тот молча кивнул.

– Да, – сказал я. – Прокуратура оформит вам допуск. Только похороны состоятся через несколько дней. Извините…

Я повернулся и направился к двери. За мной потянулись и остальные.

– Подождите, – сказала вдруг Елена Сергеевна. – Кто это сделал?

– Не знаю, – ответил я. – Мы пока не знаем.

И вдруг меня словно что-то толкнуло.

– Но мы его найдем, – сказал я убежденно. – Кто бы это ни сделал, мы его найдем.

Она кивнула, ничего больше не спрашивая. Только кивнула. И мы все трое вышли из квартиры.

– Пришлите сюда наших людей, – приказал я Зоркальцеву. – Пусть все время дежурят у дома. Мало ли что…

– Уже стоят, – ответил майор. – Вы же знаете. Со вчерашнего дня.

– Да, – ответил я, – кажется, я начинаю забывать обо всем на свете.

Лобанов удивленно посмотрел на меня. Я выглядел в их глазах по меньшей мере как идиот…

Эпизод девятый

Резо вошел в квартиру и прикрыл за собой дверь. Вера смотрела на него, все еще ничего не понимая.

– Что случилось? – испуганно спросила она, отступая.

– Вы ничего не знаете? – удивился Резо.

– Нет. Что случилось? Что с Никитой?

– Его убили.

Она коротко вскрикнула. Но не испугалась, не заплакала, не застонала. Только коротко вскрикнула, зажимая рот рукой.

– Кто его убил? – спросила она таким тоном, словно это мог сделать Резо.

– Это не я, – понял ее взгляд Резо. – Клянусь богом, не я. Кто-то ворвался ко мне домой и застрелил его.

– А где были вы?

– Я… – Он замялся, не зная, что ответить. Потом опустил голову и честно сказал: – Я спрятался в шкафу, и они меня не нашли.

Чтобы произнести эти гнусные слова, ему потребовалось все его мужество. Но теперь, после побега, он чувствовал себя гораздо сильнее. Не спрашивая разрешения, он прошел на кухню и сел на куценькую табуретку.

– Его убили, а вы прятались? – с презрением спросила она.

– Нет. Я спрятался, чтобы обмануть свою знакомую. Я думал, что это она пришла к нам в гости. А Никита пошел открывать дверь. И в это время ворвались убийцы. Они убили Никиту и стали искать меня. А потом пришла моя знакомая…

– Что с ней случилось? – спросила Вера.

– Она выбросилась в окно, – выдохнул Резо. – Они не успели ее убить. Они не успели…

– И вы все слышали? – поняла она.

– Да, – сказал он и вдруг неожиданно для себя заплакал. – Она выбросилась из окна, – тихо шептал он, – выбросилась, чтобы ничего им не сказать.

Очевидно, это была реакция на пережитый эмоциональный шок. Он вдруг понял, что действительно любил Надю. Вспомнил, как она бросилась к окну после слов седого о том, что они все равно дождутся Резо. Неужели она бросилась вниз, чтобы спасти его? Ему не хотелось об этом думать даже в камере. Получалось, что она готова была спасти ему жизнь, даже пожертвовав своей, а он, бросив на произвол судьбы любимую женщину, прятался. Подло прятался. Он вдруг понял, как глупо и бесчестно он поступил. Он обязан был помнить о том, что она к нему придет. Он обязан был выйти из своего укрытия, не давая ей возможности войти в квартиру. Если бы он не прятался в шкафу, а сумел вскочить на окно вместо нее, она, возможно, и увидела бы его с улицы. Правда, в таком случае он сейчас лежал бы в морге, а она оплакивала бы его в своем доме. Но ему вдруг показалось, что так было бы лучше, чем испытывать то чувство унижения, обиды, боли, которое он испытывал сейчас.

– Не надо, – твердо сказала женщина, стоявшая перед ним. – Не нужно плакать. Вы ведь мужчина.

– Не нужно, – согласился он, вытирая слезы. Ему было стыдно перед женщиной. Стыдно перед погибшей. Но еще более стыдно было перед самим собой. Он посмотрел на Веру и неожиданно для себя прошептал: – Мне нужна ваша помощь.

Он сидел на кургузой табуретке, скрестив под собой ноги. Она вдруг заметила, что по-прежнему держит в руках полотенце и стоит перед ним в халате.

– Пройдите в комнату, – предложила она, – я сейчас переоденусь.

Он прошел в комнату. Сел за стол. Закрыл глаза – сон, полудрема. И удивился, когда через секунду услышал ее голос:

– Вы спите?

– Кажется, я действительно заснул, – сразу открыл глаза Резо. – Извините меня.

Она успела переодеться. Теперь на ней были светлые брюки и длинный, почти до колен, вязаный свитер.

– У вас такой усталый и несчастный вид, – заметила Вера.

– Да, – согласился он, – я не спал всю ночь. Меня упрятали в камеру. Они не поверили, что я невиновен. А утром выдали меня ФСБ.

– И они во всем разобрались?

– Нет. Но я сбежал.

– Что? – изумленно воскликнула она.

– Я сбежал, – упрямо повторил он. – Вера, кроме вас, я никуда не могу пойти. Меня везде ищут. Они думают, что это я убил Никиту.

– Но ведь это не вы?

– Если и вы мне не поверите, я ничем не смогу доказать свою невиновность. Никита был мне как брат. Разве я мог убить своего брата?

– Чего вы хотите?

– Мне нужно позвонить, срочно позвонить в Тбилиси, чтобы семья сюда не возвращалась. Жена с детьми в Тбилиси, и я боюсь, что они, узнав о случившемся, захотят вернуться. А им сейчас возвращаться нельзя. Те схватят моих детей и заставят меня сдаться.

– Вы так говорите, словно вас ищут бандиты, а не милиция.

– Они и есть бандиты, – убежденно сказал Резо. – Когда меня группа ФСБ везла к ним, я узнал одного по наколке на руке. Это был убийца Никиты. Я наколку из шкафа видел.

– Поэтому вы и сбежали? – наконец поняла она.

– Я испугался. Я понял, что они хотят меня убить.

– Вы хотите позвонить отсюда к себе в Тбилиси?

– Нет. Они могут подключиться к моему телефону и узнать, откуда я звоню. Если разрешите, я позвоню своему двоюродному брату, постараюсь все ему объяснить.

– Звоните. – Она встала, доставая телефон. – Есть хотите?

– Очень, – честно признался он, и, когда она повернулась, чтобы выйти, он благодарно прошептал: – Спасибо, Вера.

– За что? – удивилась она. – За телефон?

– За то, что поверили.

Он подвинул к себе телефон и стал набирать знакомый номер. Трижды не удавалось попасть в Тбилиси. Лишь с четвертого раза он дозвонился.

– Автандил! – закричал он в трубку по-грузински. – Здравствуй, дорогой.

– Здравствуй, Резо, – услышал он голос двоюродного брата. – Что там у тебя случилось? Все время к твоим звонят, какой-то чужой голос говорит, что ты в больнице. Жена на завтра на утро билеты взяла, возвращаются в Москву.

– Нет! – закричал Резо. – Ни в коем случае! Найди моих, объясни, что все это обман. Пусть сюда не приезжают. Объясни, чтобы никому, кроме меня, не верили. Меня хотят подставить. Не пускай детей, не пускай никого. Ты меня понял? И пусть домой вообще не звонят. И на дачу тоже пусть не звонят. Если даже приедут и скажут, что я умираю, пусть не верят. Скажи нашим, что мои деньги в голландском банке, Манана знает номер счета. Ты меня слышишь?

– Все сделаю, Резо, не волнуйся, – успокоил брат. – Мы всех предупредим. Может, тебе помощь нужна? Деньги привезти? Или наших собрать?

– Ничего не нужно. Я подумаю и вечером позвоню часов в семь. Найди Манану, пусть побудет пока у тебя. Только чтобы никому ни слова, что я буду звонить. Вроде она пришла к тебе в гости. Ты меня понял?

– Все будет как ты скажешь. Не волнуйся, дорогой. Мы билеты сдадим, они никуда не поедут.

– Спасибо. – Он положил трубку и взглянул на появившуюся в комнате Веру.

– Вы говорили по-грузински? – спросила она, остановившись у шкафа.

– Да. Я говорил с Тбилиси. Просил, чтобы мои не приезжали сюда.

Он только сейчас обратил внимание на рост молодой женщины, пожалуй, она была на целую голову выше Никиты. Да, его бывшему компаньону всегда нравились высокие и статные женщины, Резо знал его вкус.

– Идемте на кухню. Я приготовлю для вас пакетный грибной суп. Больше у меня ничего нет. И шпроты. Вы любите шпроты?

– Обожаю, – кивнул Резо, – только покажите мне, где у вас туалет и ванная комната.

– Рядом с кухней. Там все вместе, в одной комнате.

Резо вспомнил свою огромную квартиру и тяжело вздохнул. Нужно решать, как жить дальше. Что делать? Сбежать из Москвы, прорваться в Грузию? Но это очень трудно. Без паспорта и без документов почти невозможно. Пойти к прокурору самому? Но где гарантия, что ему поверят? И в итоге не сдадут как раз тем самым сотрудникам ФСБ, от которых он бежал?

Умываясь, он посмотрел на себя в зеркало, с отвращением отметив отросшую щетину на лице. Огляделся. Увидел лезвие для чистки ног. Резо взял лезвие, потрогал его и, улыбнувшись, положил обратно. В крайнем случае придется попросить разрешения и побриться этим прибором.

Вышел из ванной комнаты, прошел на кухню. Вера уже успела высыпать в кипящую воду содержимое пакетика. Он неловко топтался на пороге кухни, вдруг ощутив голод. Со вчерашнего дня он практически ничего не ел, да еще умудрился выбросить из себя остатки пищи двухдневной давности.

– Проходите к столу, – пригласила его женщина. – Я вас сразу не узнала. Вы обычно выглядели более элегантно.

Он с ужасом сообразил, в каком виде явился к ней. Посмотрел на свою одежду. Да, видок не очень располагающий к доверию. Подозрительные пятна на коленях и на животе. Весь мятый, грязный.

– Извините, – пробормотал он, проходя к столу.

На кухне, кроме маленького столика, помещался еще небольшой диванчик. Он уселся на него, чувствуя, как мешает пистолет, спрятанный под пиджаком. Достал оружие и положил рядом. Вера сначала стояла у плиты, и, когда повернулась, пистолет лежал рядом с ним на диване. Она увидела оружие.

– Вы хотите меня убить? – спросила она скорее равнодушно, чем испуганно. Было даже нечто обидное в ее равнодушии, словно она не верила в его решимость предпринять хоть что-то.

– Нет, конечно, – растерялся Резо, – этот пистолет только для защиты. Меня ищут по всему городу.

– Вы что-то натворили?

– Я же вам объяснял, – поморщился он, – вы все-таки мне не верите.

– Не знаю. А вы бы поверили? Если бы к вам пришел человек в таком виде, с пистолетом в руках и сообщил, что его напарник убит. Вы бы поверили?

– Нет, – честно признался Резо.

Она налила суп в глубокую тарелку, поставила ее на стол, нарезала хлеб, достала банку маринованных овощей, «Докторскую» колбасу.

– Больше у меня ничего нет, – призналась она, – есть еще творог и яблоки. И бутылка пива. Вы хотите пива?

– Спасибо, не хочу.

Он взял ложку, чувствуя, как вместе с первым глотком обжигающей жидкости в него вливаются силы. Женщина сидела напротив.

– Где он сейчас? – спросила она.

– Кто? – не сразу понял Резо.

– Никита.

– Не знаю. – Аппетит сразу пропал, он наклонил голову к тарелке, потом выдавил: – Наверно, в их морге.

– С ним можно попрощаться?

– Можно. Но не нужно.

– Почему не нужно?

– Если узнают, что вы были его женщиной, они начнут вас допрашивать, мучить расспросами, попытаются через вас выйти на меня. И вам все равно не отдадут его тело. Формально вы не его родственница. Вас могут даже к нему не пустить.

– Понятно, – спокойно сказала она. – И все только из-за того, что вы заявились ко мне?

Аппетит пропал окончательно. Он положил ложку на стол. В тарелке еще оставалось достаточное количество супа, но он больше не хотел есть.

– Да, – сказал он с вызовом, – но я появился здесь только потому, что мне некуда больше идти.

– Я только спросила. – Она поднялась и налила в чайник воды, поставив его на плиту.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал он очень спокойно.

Она повернулась к нему.

– Я должна вам помогать?

– Не должны, но у меня нет другого выхода.

– Поэтому вы выбрали именно меня?

– Да. – Он понимал ее состояние. Это была защитная реакция на смерть Никиты.

– Что я должна сделать?

– Я дам вам адрес одной фирмы. Нужно заехать к ним и взять там мои деньги.

– Большая сумма?

– Не очень. Четыре тысячи долларов.

– И это все?

– Нет, не все. Вечером я поговорю еще раз с братом. Постараюсь придумать, как вырваться из Москвы. Я пробуду у вас недолго. День, от силы два. Мне нельзя долго здесь находиться. Рано или поздно они могут меня вычислить.

– Понятно. Вы больше не хотите есть?

– Спасибо. Было очень вкусно.

Она подошла к столу, убрала тарелки, хлеб.

– Сейчас вскипит чайник. – Это она сказала, уже стоя к нему спиной.

– Вы его любили? – спросил он. Она даже не вздрогнула. Он смотрел на ее плечи. Она подняла голову.

– Он мне нравился, – сказала она, по-прежнему не оборачиваясь.

– Все так быстро произошло, – почему-то добавил он, словно мог что-то изменить.

– Может, он еще жив? – наконец повернулась она к нему. Почему он раньше не смотрел на ее лицо? Немного удлиненный овал, чуть запавшие глаза, тонкие губы. Кажется, у нее были веснушки. Или ему так показалось. «Странно, что общего могло быть у Никиты с этой женщиной?» – вдруг подумал Резо. Она была совсем другой, непохожей на его прежних подружек.

– Нет, – честно признался он, – такого быть не может.

Она снова отвернулась. Достала два стакана, заварной чайник. Он молча следил за ее манипуляциями. Только после того, как она поставила на столик стаканы и вазочку с конфетами, женщина наконец прервала молчание:

– Объясните конкретно, что именно мне делать? И куда я должна идти?