Текст книги "Адаптация совести"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7

@Bukv = Дронго никогда не оставался ночевать в чужом доме и в чужой кровати. Поздно ночью, когда на часах было около трех, он попрощался с Эммой и вышел из дома. Внизу уже ждал Кружков, подъехавший на своем автомобиле. Еще через сорок минут Дронго был дома. Он принял горячий душ и отправился в свой кабинет. Сидя в кресле, эксперт пытался осмыслить все, что произошло с ним за последние два дня. Он чувствовал себя человеком, попавшим в бурную реку, которая несет его куда-то против воли, и он уже не может сопротивляться, пытаясь добраться до берега.

Утром Баратова повезут в Пермь. Значит, он согласился показать, где спрятал тело погибшей. Или это обычная уловка? Завтра все выяснится. Если это уловка, то глупая и никому не нужная. Она вызовет только дальнейшее озлобление у Тублина, Гордеева и Резунова. Баратов не настолько глуп, чтобы этого не сознавать. Он попытается сбежать? Тоже невозможно. Четырнадцать человек, которые не будут спускать с него глаз; все вооружены и подготовлены к любой неожиданности. Значит, и этот вариант отпадает. Тогда получается, что их поездка просто обречена на успех. Он должен показать, где спрятал тело, иначе не стал бы соглашаться на эту поездку. Неужели покажет? Кажется, других вариантов просто не существует. А если покажет – значит, он сознательно рассказал об этом Дронго, прекрасно понимая, что их разговор фиксируется и его рано или поздно просто заставят указать, где захоронено тело погибшей. Тогда почему он это сделал? Угрызения совести? Трудно поверить в такую метаморфозу. Тогда в чем дело? Что они упускают, о чем не догадываются?

Дронго просидел за столом до рассвета и отправился спать только в пятом часу утра. Проснулся поздно – сказывались ночное бдение, сексуальные упражнения с журналисткой и выпитый коньяк. На часах было около одиннадцати. Он прошел в кабинет и включил телефон. Четыре звонка, два из них от Эммы. Она позвонила в половине десятого и в десять – спрашивала, когда они увидятся. Только этого ему не хватает для полного счастья! Иметь такую необузданную в своих желаниях и ничем не сдерживающую себя партнершу… Третий звонок был от Гуртуева. Он сообщал, что полковник Резунов полетел в Пермь. Четвертый был от Вейдеманиса, который звонил еще ночью и беспокоился, где задерживается его напарник.

Дронго прошел в ванную, побрился, умылся, вышел на кухню. Посмотрел на часы. Если все идет нормально, то они должны быть уже в Перми. Нужно позвонить на мобильный Резунову. Нужно позвонить… Страшным усилием воли он заставлял себя сидеть за столом и не прикасаться к телефону. Нужно позвонить и узнать, как там идут дела. Они вылетели рано утром и должны быть уже в Перми. Тублин решит, что Дронго обычный неврастеник. Ну и пусть. Сейчас самое важное – это дело Баратова. Что о нем подумает Тублин, его должно мало волновать. Дронго потянулся за телефоном, набрал номер. Уже половина двенадцатого. Услышал характерные гудки и затем голос Резунова:

– Я вас слушаю.

– Добрый день, – быстро сказал Дронго. – Как у вас дела?

– Уже прибыли в Пермь и сейчас едем на место. Оно, оказывается, довольно далеко от города – часа три езды, не меньше, – сообщил Резунов.

– Где находится Баратов?

– В специальном фургоне. Не беспокойтесь, вместе с ним сразу четверо наших сотрудников. На него надели наручники. Ничего неожиданного произойти просто не может.

Дронго услышал, как кто-то рядом недовольно ворчит.

– Полковник Тублин просит вас не волноваться, – сообщил Резунов. Очевидно, Тублин сказал нечто более энергичное, вроде того, чтобы частный эксперт не совал свой нос куда не нужно.

– Передайте ему мой поклон, – зло пробормотал Дронго и отключился.

Три часа езды. Это довольно далеко. Неужели он действительно спрятал там тело убитой?

Эксперт услышал звонок в дверь. Это пришла женщина, которая убирала в его квартире. Он поднялся, открыл дверь и вышел в спальню, чтобы переодеться. Кажется, снова нужно напиться или поехать к Эмме, подумал Дронго. Вчера это особа была просто неукротима. Очевидно, в ее представлениях об идеальном сексе присутствуют именно такие сцены. Или этому ее научил генерал Гордеев?

Снова раздался телефонный звонок. Это был профессор Гуртуев.

– Вы уже знаете, что они полетели в Пермь? – возбужденно спросил Казбек Измайлович. – Значит, Баратов пошел на сотрудничество. Признаюсь, что я от него этого не ожидал. Мне казалось, что он никогда не согласится действовать под давлением обстоятельств. Слишком сильная и независимая натура. Но похоже, что в ФСБ его сломали. Я только очень опасаюсь, что они могли ввести в него какие-то психотропные лекарства, ломающие волю.

– Я думаю, он сам согласился.

– Это на него не похоже.

– Именно это меня и беспокоит более всего. Почему?

– Мы их строго предупредили, что нам очень важно получить его без вмешательства их медицины. Думаю, что они понимают: любое эффективное средство будет нами обнаружено в его крови, и это вызовет большой скандал. Дело находится под личным контролем премьер-министра.

– Значит, они не будут делать ему никаких уколов или давать ненужные пилюли, – убежденно произнес Дронго.

– Тогда физическое насилие? – встревожился Гуртуев. – Неужели такое возможно? Может, моральное давление? Возможно, они его припугнули?

– Чем можно припугнуть человека, обвиняемого в многочисленных убийствах? – поинтересовался Дронго. – Вы абсолютно правы, профессор, когда говорите о его воле, но боюсь, что в данном случае он использует свою волю против нас, и делает это сознательно.

– С какой целью?

– Если бы я знал, – пробормотал Дронго. – Думаю, многое прояснится сегодня к вечеру. Будем ждать.

– Если не остается ничего другого, то будем ждать, – согласился Казбек Измайлович.

После разговора с Гуртуевым Дронго почувствовал себя еще хуже, чем до этого. Он позвонил Вейдеманису и предложил ему приехать, чтобы погулять с ним в соседнем парке и обсудить сложившуюся ситуацию. Беседы с Эдгаром всегда положительно на него действовали. Но только не в этот раз. Дронго подробно рассказал обо всем Вейдеманису, но тот так и не понял, что именно волнует его друга.

– Ты можешь внятно сформулировать, что именно тебя тревожит? – поинтересовался Эдгар.

– Не знаю. Но есть какое-то неприятное предчувствие, что меня пытаются обмануть. Даже не так: использовать и обмануть.

– Ты думаешь, что Резунов или Тублин могут организовать ему побег? – выдал совсем невероятную версию Вейдеманис.

– Ни за что на свете. Резунов – честный и порядочный офицер. Я с ним мотался по всей стране и довольно близко его узнал. Иногда бывает слишком прямолинейным, как и большинство офицеров, прошедших нелегкую школу уголовного розыска, но в его порядочности я не сомневаюсь. Он скорее даст отрубить себе руку, чем поможет такому убийце, как Баратов. Что касается Тублина, то он не скрывает своей ненависти к преступнику, из-за которого у него могут быть серьезные неприятности. Ведь дело находится под личным контролем премьера, а значит, в случае побега Тублина просто выгонят из органов. Для него погоны полковника – главный смысл его жизни. Отец Тублина был офицером и погиб на границе, оба его сына стали офицерами: старший – в пограничых войсках, младший – в ФСБ. У Тублина полно недостатков, но он лично загрызет каждого, кто посмеет даже подумать об организации побега Баратова из-под стражи. Нет. Резунов и Тублин – два человека, которые будут последними в этой стране, кто решится хоть как-то помочь Баратову.

– Тогда сиди спокойно, – предложил Эдгар. – Если рядом с ним два таких конвоира, то этого вполне достаточно. А ты говоришь, что там группа из четырнадцати человек. Неужели ты думаешь, что кто-то захочет освободить Баратова из-под стражи? Между прочим, для уголовного мира он не просто чужой – он отверженный. За такие преступления в колонии сразу наказывают, переводя в разряд «опущенных». Таким нет пощады от профессиональных уголовников.

– Это все я знаю.

– Тогда не нужно дергаться, – посоветовал в очередной раз Вейдеманис. – Может, ты просто устал? Не нужно было так быстро возвращаться из Италии. Мог бы остаться там еще на две или три недели. Ничего срочного у нас нет, ты мог позволить себе такой отдых.

– Я отказывался с ним встречаться, а теперь понимаю, что наша вторая встреча просто необходима, – пробормотал Дронго. – И если нужно, я запишусь на прием и к Шаповалову, и к этому Гордееву – только для того, чтобы снова встретиться с Баратовым. Возможно, это нужно мне даже больше, чем ему.

Они отправились в ресторан, вместе пообедали. Когда вышли из ресторана, раздался телефонный звонок. Дронго взглянул на часы. Уже четыре. На дисплее был номер телефона полковника Резунова.

– Нашли, – сообщил тот, – мы нашли тело погибшей! Баратов точно указал.

– Где он находится? – быстро спросил Дронго.

– Рядом со мной, – сказал Резунов. – Мы как раз сейчас начали ее доставать. Вызвали экспертов из города, будем проводить опознание прямо здесь, на месте.

– Только не оставляйте его в Перми, – попросил Дронго. – Не забывайте, что это его территория. Вы там чужие.

– Мы вернемся в Москву прямо сегодня, – пообещал Резунов, – не беспокойтесь. У нас все под контролем.

Дронго положил телефон в карман, взглянул на своего друга.

– Нашли тело? – понял Вейдеманис.

Дронго молча кивнул.

– Вот видишь. А ты так волновался. Не нужно было переживать. Все нормально. Просто Баратов понял, что ему нужно изменить свое поведение, и пошел на сотрудничество. Может, даже под влиянием вашей беседы.

– Нет, – несколько растерянно сказал Дронго, – нет. Этого не может быть. Он заранее знал, что именно хочет мне рассказать. И даже усиливал эффект своего рассказа, спрашивая меня о моем умершем отце или о моих связях с женщинами. Возможно, и эта информация каким-то образом попала в Интернет.

– Насчет твоих женщин? – пошутил Эдгар. – Ты считаешь себя Муслимом Магомаевым? Говорят, в Баку поклонницы целовали его автомобиль и сутками дежурили в его подъезде.

– Насчет моего отца, – пояснил Дронго, – там могла быть информация, когда он умер. А насчет Муслима Магомаева я могу тебе сказать, что лично много раз видел его. И поклонение ему было каким-то оглушительным, невозможным. У него действительно был голос невероятный красоты, который завораживающе действовал на женщин. Да и на мужчин, если честно. Но он был достаточно скромным человеком – после сорока практически отказался продолжать свою карьеру. Сочетание абсолютного обожания и скромности редко встречается в жизни. Хотя в молодости он не был безразличен к женской красоте. Но это, по-моему, нормально.

– Кажется, сегодня ночью ты тоже не был безразличен к одной из наших знакомых… Кружков сказал, что ты вызвал его в три часа ночи.

– Просто задержался. А ты, оказывается, еще и притворщик! Специально уводишь разговор на другие темы, чтобы я не думал о Баратове.

– Мне казалось, что тебе приятнее думать о женщине, у которой ты задержался сегодня ночью. Это была Эмма?

– Кружков назвал тебе адрес, – понял Дронго.

– Конечно, назвал. Это наша подстраховка. Ты человек, которого мы просто обязаны оберегать. Насчет Эммы догадаться было несложно. Восточные мужчины твоего типа действуют на женщин особым образом. Уже через несколько дней они оказываются в вашей койке. Я удивлен, что Эмма сопротивлялась два дня.

– Это я сопротивлялся два дня, – буркнул Дронго, отворачиваясь, – и хватит об этом. Ты же знаешь, я не люблю, когда мужчины обсуждают свои победы. В этом есть что-то низменное, гадкое, не мужское. Переспать с женщиной, а потом рассказывать о своих похождениях.

– Тогда давай поедем ко мне и сыграем в шахматы, – предложил Эдгар, – тебе сегодня нельзя оставаться одному. Слишком сильно ты переживаешь.

– Поехали, – согласился Дронго, – хотя и в этом случае я заранее знаю, что там случится. Все равно меня обыграешь. В шахматах ты гораздо сильнее меня.

– Ты же говорил, что играл в детстве с самим Каспаровым, – напомнил Вейдеманис.

– Две партии, – оживился Дронго, – сразу две партии. Я был еще мальчишкой, когда приехал во Дворец пионеров, где играли ребята моего возраста. Среди них сидел маленький темноволосый мальчик, который был гораздо младше нас всех – на несколько лет. Мне сказали, что он самый сильный игрок. Я и в детстве был выше всех своих сверстников, поэтому сел напротив него, чтобы преподать урок этому клопу. Он играл белыми – и разгромил меня просто в пух и прах. Признаюсь, что я разозлился и предложил ему сыграть еще одну партию. На этот раз белые были у меня. Но он поставил мне мат черными еще быстрее. Как я тогда сдержался, сам не понимаю. Маленький мальчик, который был мне до пояса, меня обыграл! Потом я узнал, что это был местный вундеркинд Гарри Каспаров. Уже будучи взрослым, я дружил с его дядей – Леонидом Вайнштейном, прекрасным человеком с невероятным чувством юмора. И все время вспоминал, что счет наших личных встреч с Каспаровым – два ноль в его пользу.

– Похоже, ты этим гордишься, – улыбнулся Вейдеманис, усаживаясь за руль. Дронго сел рядом.

Зазвонил мобильный. Эксперт посмотрел на дисплей. Это была Эмма. Сейчас ему не хотелось с ней разговаривать, и он проигнорировал этот звонок. Эдгар медленно выезжал со стоянки. Дронго посмотрел на соседний дом, где переливалась яркая реклама известной фирмы.

– Баку был поразительным городом, – задумчиво сказал он, – особенно в период моей юности. Ты представляешь, там одновременно на небольшом пятачке жили Мстислав Ростропович и будущий академик Ландау, которого многие считают гением двадцатого века. Пел молодой Муслим Магомаев и рос мальчик Гарри Каспаров. Всех не перечислить, кто там только не был. Это был изумительный, полифоничный, космополитичный город, равного которому не было в мире. Может, только Одесса, пытающаяся приблизиться к Баку шестидесятых. Южный город у моря… Но в Одессе не было такого вавилонского смешения народов, при всем уважении к этому веселому городу. Там было больше евреев, русских и украинцев. Может, еще греки. А в Баку был кипящий котел азербайджанцев, русских, армян, грузин, евреев, немцев, греков, лезгин, горских евреев… Формировалась своя особая среда, свой неповторимый колорит и социум. Старые бакинцы до сих пор помнят, как их команда победила в финале КВН одесситов, причем капитаном команды был сын выдающегося врача Соломона Гусмана – Юлий Гусман, а композитором команды – Леонид Вайнштейн. В Баку тогда звучал джаз из всех окон, а Союз композиторов возглавлял ученик Шостаковича – Кара Караев. Лучшие бакинские адвокаты были известны на весь Союз – Гольдман, Диккерман, Рохлин, Шатайло…

– Не слишком много еврейских фамилий? – усмехнулся Вейдеманис.

– Не очень. Учти, что евреям разрешали селиться на Кавказе и в Баку их проживало несколько десятков тысяч. В городе никогда не делили людей по национальностям. В одном дворе росли дети разных национальностей. Между прочим, Леонид Вайнштейн говорил по-азербайджански как настоящий азербайджанец и был женат на азербайджанке. А его брат, отец Гарри Каспарова, был соответственно женат на армянке. Вот такой был город моей юности.

Эдгар плавно вел автомобиль.

– Рига тоже была интересным городом, – сказал он задумчиво, – и тоже очень космополитичным и полифоничным. Но боюсь, что я не смогу так восторженно рассказывать о своей юности, если вспомнить все, что потом со мной произошло.

– В этом меньше всего виноват твой город, – заметил Дронго.

– Виноваты мы все, – немного подумав, ответил Вейдеманис. – Мы позволили опрокинуть нашу прежнюю жизнь, даже не захотев по-настоящему защитить ее. И поэтому меня просто выбросили из родного города и моей республики. Тебе еще повезло – тебя никто не выгонял из Баку.

– Ты знаешь, я об этом часто думаю. Очевидно, что существуют исторические процессы, которые невозможно остановить или изменить. История развивается независимо от нашего желания или воли. Даже выдающиеся люди часто лишь выносятся на волне этого процесса, оказываясь в нужное время в нужном месте. Наверное, так же сожалели о своем опрокинутом мире царские офицеры, собираясь где-нибудь в Париже или Белграде и оплакивая свой прежний мир. Наверное, сожалели, что не могли защитить его должным образом, уступив его новым хозяевам их страны. Потом этих «хозяев» почти всех перебили в тридцатые годы. Пришли другие, потом третьи. В девяностые снова все поменялось. Наверное, так и должно быть. Застоя в истории просто не бывает, иначе это была бы не мировая история живых людей, а лишь сухие цифры прошедших лет и технические характеристики человекоподобных машин. Может, когда-нибудь так и будет. Но пока «конца истории» явно не предвидится. Двадцать первый век начался одиннадцатого сентября – эта расхожая фраза уже всем надоела, но это правда; как и двадцатый век начался выстрелами в Сараево. Очевидно, мы обречены на существование в этих меняющихся условиях. Возможно, шестидесятые и семидесятые годы прошлого века были лучшим временем для наших народов и наших городов, сумевших прожить некоторое время в относительной стабильности. Возможно, что это так.

Снова позвонил телефон. Дронго достал аппарат.

– Это Резунов, – услышал он знакомый голос, – мы почти закончили. Скоро возвращаемся обратно. Здесь остаются работать эксперты. Это точно труп соседки, нет никаких сомнений. Кстати, Баратов обратился ко мне и попросил передать вам привет, когда я буду с вами разговаривать. Он, видимо, понимает, что вы будете волноваться, и я обязательно вам позвоню.

– Не доверяйте ему, – попросил Дронго, – и возвращайтесь скорее.

– Сегодня ночью мы будем в Москве, – пообещал Резунов.

Глава 8

@Bukv = Конечно, в шахматы он Вейдеманису проиграл. Тот играл гораздо сильнее, на уровне кандидата в мастера. Домой Эдгар привез своего друга уже в половине одиннадцатого вечера. Войдя в квартиру, Дронго обнаружил четыре телефонных звонка Эммы. Журналистка не понимала, куда он пропал. Дронго решил, что ему нужно ей позвонить, и набрал ее номер.

– Куда ты исчез? – поинтересовалась она. – Я звонила весь день. Мобильный ты не поднимал, городской не отвечал. Я уже начала волноваться.

– Я был занят, – устало ответил он.

– Судя по голосу, тебя выжали как лимон. Можно узнать, чем именно ты занимался?

– Не тем, о чем ты думаешь, – буркнул он. – У меня были деловые встречи с мужчинами.

– Надеюсь. Иначе было бы слишком обидно – получить на несколько часов мужчину, который уже следующим утром изменяет тебе с другой.

– Я тебя честно предупредил, что женат.

– Разве это кому-нибудь мешало? По твоему голосу я поняла, что сегодня ты ко мне уже не приедешь.

– Правильно поняла.

– Жаль. Мне понравилось, как ты занимаешься этим видом спорта. Вполне уверенно, без комплексов и очень старательно…

Он почувствовал, что краснеет. Кажется, эта особа вообще не имеет никаких комплексов. Его трудно озадачить, но, похоже, Эмме это удалось.

– Надеюсь, все было нормально, – пробормотал Дронго.

– А разве я жалуюсь? Наоборот, требую добавки. Хотелось бы знать твои планы на завтрашний вечер. Может, завтра ты не будешь демонстративно отвечать столь усталым голосом.

– Не буду, – пообещал он. Эта женщина способна утомлять уже на третий день знакомства. Что же будет дальше?

– Тогда до свидания. Надеюсь, что сегодня ты выспишься и отдохнешь. Я, правда, так и не поняла, почему ты не мог остаться у меня. Иногда мне трудно бывает понять логику мужчин, – сказала она и, попрощавшись, положила трубку.

Дронго пошел в душ. Сегодня не произошло никаких событий, ничего необычного – но он чувствовал, как вымотался. Очень сильно. Напряжение всего дня, пока оперативная группа была в Перми, вызывало у него почти физическую усталость. Эксперт долго стоял под горячей водой, пытаясь собраться с мыслями. Когда он вышел из ванной, на часах было уже без пятнадцати двенадцать. Он увидел, что на его телефоне был зафиксирован вызов с номера Резунова еще сорок минут назад, и сразу перезвонил полковнику.

– Что случилось? – спросил Дронго, чувствуя, как нервное напряжение бьет ему прямо в голову небольшим молоточком.

– Ничего не случилось, – ответил Резунов. – Я звонил вам, когда мы прилетели в Москву и сели в машины, чтобы сообщить о нашем возвращении.

– А где вы сейчас?

– Еду к себе домой.

– А Баратов?

– Там, где и должен быть. В тюрьме.

– В какой тюрьме? Вы оставили его в Перми?

– Конечно, нет. Он там, где был раньше, – во внутренней тюрьме на Лубянке. В следственном изоляторе, в своей изолированной камере под наблюдением наших сотрудников.

– Вы сами его туда доставили?

– Конечно. Не беспокойтесь. Он в тюрьме. Мы лично с Тублиным расписались в журнале. Все в порядке. Наша командировка в Пермь закончилась. Мы нашли нужное нам тело и передали его для последующего вскрытия патологоанатомам в Перми. Через несколько дней тело доставят в Москву.

– Значит, он в тюрьме… – словно не доверяя своему собеседнику, повторил Дронго.

– Я уже вам сказал. Кажется, Жеглов говорил, что «вор должен сидеть в тюрьме». В нашем случае – серийный убийца. Все нормально, вы напрасно так волновались.

– Значит, он пошел на сотрудничество. Может, теперь мне наконец разрешат с ним снова увидеться?

– Не знаю, – ответил Резунов, – завтра поговорю с Тублиным. Но думаю, что теперь полковник возражать не будет. Если Баратов и дальше будет вести себя подобным образом.

– Надеюсь, что разрешит. И не забудьте, что завтра к вам придет молодая женщина, которая была лично знакома с Баратовым. Я убежден, что он готовил для очередного убийства именно ее.

– Я с ней поговорю. До свидания.

– До свидания.

Дронго положил телефон на столик. Итак, напрасно он волновался. Все прошло нормально. Может, они слишком долго занимались поисками Баратова и поэтому считают его таким выдающимся преступником? Ведь он всего лишь серийный убийца, который, возможно, не выдержал одиночества своей камеры и потребовал встречи с экспертом. А потом решил, что сможет показать место, где спрятано тело погибшей, чтобы немного развеяться и полететь в Пермь. Может, он просто хотел вырваться из своей тюрьмы хотя бы на один час, на один день? Нормальное человеческое желание. А они приписывают ему какую-то демоническую силу воли и невероятные замыслы. Дронго даже думал, что Баратов сможет сбежать. Понятно, что это было просто невозможно.

В эту ночь Дронго спал гораздо спокойнее. Утром он позвонил Резунову, и тот сообщил, что передаст его просьбу генералу Шаповалову. Когда Резунов не перезвонил через час, Дронго позвонил сам. Полковник не отвечал; городской поднимал другой офицер, а мобильный был отключен. Еще через два часа Дронго позвонил в приемную Шаповалова и попросил секретаря соединить его с генералом. Секретарь, уточнив имя звонившего, попросила подождать. Через несколько секунд трубку снял сам Шаповалов.

– Добрый день, – приветливо поздоровался он, – я рад вас слышать.

– Здравствуйте, Сергей Владимирович, – сказал Дронго, – а я рад еще больше. Сегодня с самого утра пытаюсь упросить полковника Резунова войти к вам с докладом.

– Он уже был у меня, – сообщил генерал, – рассказал мне о вашей просьбе. Сейчас он в следственном комитете, поехал туда с новой свидетельницей. Сказал, что это вы ее нашли. Алена Кобец, дочь заместителя прокурора города. Я хорошо знаю ее отца. Оказывается, Баратов был знаком и с ней. Представляете, что могло случиться? Ее отец просто сошел бы с ума. Даже страшно подумать. У нее сын-подросток…

– Именно поэтому я и предложил ей отправиться к Резунову. Нужно, чтобы никто не узнал о ее визите в ваше министерство. Напрасно вы отправили Алену в следственный комитет.

– Ее отец сейчас там, – пояснил Шаповалов, – поэтому я и предложил полковнику Резунову отправиться туда вместе с ней. Не беспокойтесь, они скоро вернутся.

– А как моя просьба?

– Он мне сказал об этом. Вы знаете, что мы сами настаивали на вашей встрече, чтобы максимально подтолкнуть Баратова к сотрудничеству со следствием. И в руководстве ФСБ тоже считали, что так будет правильно. Ваша встреча оказалась более чем результативной – он согласился пойти на сотрудничество, рассказал о двойном убийстве своих соседей, выехал в Пермь с оперативной группой и сумел найти место, где было спрятано тело его соседки. Мы вам за это очень благодарны. И вообще, вы очень много для нас сделали. Но сейчас все немного изменилось… Вы, наверное, слышали о том, что это дело находится под личным контролем премьер-министра. А ведь он бывший руководитель ФСБ и работал в прежнем КГБ. Разумеется, своим бывшим коллегам он доверяет больше, чем всем остальным. Тем более что наше ведомство готовится к реорганизации – нас скоро переименуют в полицию, и мы еще не знаем, кто останется, а кого захотят сократить. В ФСБ об этом тоже знают – и пользуются моментом. Сейчас наши просьбы практически не рассматриваются. Вы знаете знаменитый анекдот про Ходжу Насреддина? «За это время либо шах помрет, либо ишак, либо я», – сказал он, взявшись обучить ишака грамоте за три года и получив за это три мешка золота. Так и у нас. Все ждут, когда произойдет наша реорганизация. Очень сложно работать в таких условиях. А генерал Гордеев мне прямо сказал, что не видит необходимости в ваших дальнейших встречах. Он считает их бесполезными и даже вредными.

– Не объяснил почему?

– Сказал, что нельзя пускать в следственный изолятор ФСБ иностранцев. Таких прецедентов почти не было, если не считать наших союзников из «Штази», которых пускали туда еще в начале восьмидесятых. А сейчас вообще полное табу. И еще он узнал, что вы дали интервью этой журналистке, которая обычно ведет свою криминальную программу на нашем телевидении, – Эмме Реймон. Я бы на вашем месте ей вообще не доверял, – посоветовал Шаповалов, – но это ваше личное дело. В общем, они нам отказали. И, я думаю, будет правильно, если вся дальнейшая ответственность ляжет на их ведомство. А вы можете спокойно вернуться в Италию к своей семье или поехать куда-нибудь в другое место. Вы свое дело уже сделали, и большое спасибо за ваше участие в этом сложном расследовании.

– Мне кажется, что я не имею права отстраняться от этого дела, – сказал Дронго, – Баратов явно имел какую-то цель, если при встрече со мной сознательно рассказал о двойном убийстве. Он ведь начитанный, грамотный человек и понимал, что его могут взять на место преступления, чтобы он помог обнаружить тело погибшей. Более того, я убежден, что он сознательно признался в этом двойном убийстве.

– Сейчас у него никаких целей быть не может, – добродушно произнес Шаповалов. – Он понимает, что обречен, и просто мечется, чтобы каким-то образом заслужить прощение. Может, он считал, что именно вы ему и поможете? К вам прислушаются как к человеку, который помог его найти. Мне уже дали распечатку вашего разговора с Баратовым! Конечно, он пытался вызвать у вас жалость, вспоминал про своего рано погибшего отца, про свою болезнь, которую подцепил по собственной глупости. Одним словом, пытался выдавить из вас понимание и сочувствие.

– Я не могу сочувствовать человеку, который убил столько людей, – возразил Дронго, – но по-прежнему считаю, что должен с ним встречаться. Или увидеться еще несколько раз, чтобы понять, чего именно он добивается.

– Зачем вам это нужно? – мягко спросил Шаповалов. – Это уже чистая психология. Оставьте ее нашему другу профессору Гуртуеву. Пусть он и его сотрудники занимаются исследованием психопатических отклонений подобных типов, у вас достаточно и другой работы.

– Ясно, – разочарованно произнес Дронго. – Значит, не пустят?

– Это связано с их секретностью. Я надеюсь, вы меня понимаете. Меньше всего мне хотелось бы отказывать именно вам.

– Не сомневаюсь. До свидания.

Дронго положил трубку.

– Глупцы, – произнес он негромко, – какие глупцы. Неужели они так ничего не хотят понимать?

Он поднялся и прошелся по кабинету.

Хорошо, что Алена решила отправиться к Резунову. Очевидно, она успела рассказать обо всем и своему отцу, иначе он не стал бы ждать ее в следственном комитете. Если Резунов все правильно оформит, показания Алены будут важным свидетельством против Баратова. Конечно, нужно будет сделать так, чтобы никто не узнал о наличии столь ценного свидетеля до суда. Но на это Резунова хватит, он опытный человек. Да и отец Алены не допустит, чтобы имя его дочери склоняли в прессе.

Теперь дальше. Тублин будет требовать у Баратова новых показаний. Если тот сломается и начнет все рассказывать, значит, он просто сдался. Если будет упорствовать, значит, у него есть план. Если будет настаивать на следующей встрече с Дронго, значит, у него не просто план, а целая продуманная до мелочей операция. И тогда нужно быть готовым к любой неожиданности. Но пока он повел себя вполне предсказуемо: признался в довойном убийстве, сообщил о том, где именно спрятал тело, выехал в Пермь и сумел найти место захоронения. Все так, как и должно быть. Так обычно ведут себя почти девяносто девять процентов преступников, понимающих свою обреченность. Но этот ведь не такой. Он не станет сдаваться до последнего вздоха, до последней возможности.

Хотя, с другой стороны, он позволил себя довольно легко арестовать. Ведь еще когда Баратов был в Москве, он уже знал, что его ищут. Но спокойно вернулся домой, поехал на работу… Что это? Уверенность в собственной безнаказанности? Или точный расчет? Расчет на что? На что именно может рассчитывать серийный убийца?.. Нет, нельзя больше об этом думать, иначе можно просто сойти с ума.

Дронго уселся за компьютер. Тогда убийца прислал ему два письма, сумев узнать его электронный адрес. Может, он сознательно хотел сдаться? Может, в нем проснулось нечто человеческое и он не захотел больше убивать? А остановиться он просто не мог… И тогда он сам приговорил себя к подобному наказанию. Возможна и такая версия, только на Баратова это совсем не похоже.

От этих мыслей его отвлек телефон.

– Добрый день, господин Дронго, – услышал он знакомый голос и даже вздрогнул от неожиданности.

Этого не могло быть ни при каких обстоятельствах. Ему звонил сам Вениамин Баратов. Неужели он сумел сбежать из внутренней тюрьмы на Лубянке? Но это просто невозможно, немыслимо…

– Здравствуйте, – сказал Дронго, пытаясь сохранить спокойный тон. – Неужели вас уже выпустили?

– Вы же понимаете, что нет, – ответил Баратов. – Меня скорее распнут, чем отпустят.

– Тогда откуда вы звоните?

– Из внутренней тюрьмы на Лубянке, – охотно пояснил Баратов. – Господин Тублин разрешил мне один звонок в обмен на письменное признание о моих «похождениях» в Кургане.

Он называет убийство в Кургане своими «похождениями», сжал кулаки Дронго. Там была убита женщина, у которой осталось двое детей. Муж после случившегося попал в больницу. При этом убийца не сумел сделать то, что хотел. Признаков насилия не было обнаружено, у серийного маньяка на этот раз ничего не вышло. Зато на голове несчастной обнаружили характерную гематому; очевидно, он оглушил ее, когда она пыталась вырваться и убежать. И такое убийство он называл своими «похождениями»!