Текст книги "Застенчивый мотив крови"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Максуд дошел до станции метро и спустился вниз. В этот вечер он демонстративно не пришел домой, отправившись к Майе. Он отключил свой мобильный телефон, только позвонил Леониду Альтману, попросил:

– Если будет звонить Лариса, скажи, что не знаешь, где я нахожусь.

– Нарочно нарываешься на скандал, – понял умный Леня.

– Да, – ответил Максуд, – рано или поздно я все равно должен буду расставить эти точки.

– По-моему, рано, – напомнил Альтман, – ты сам говорил, что вы ждете, когда решится вопрос Арины.

– Уже решился, – вздохнул Намазов, – там все будет хорошо. Теперь самое время подумать и о себе. Скажи, что ты не знаешь, где я нахожусь. И это будет правда.

– Поедешь к Майе? – Леонид был единственным человеком, который знал о существовании Майи.

– Может быть. Посмотрю. Счастливо…

– Подумай еще раз, – посоветовал Альтман, – прежде чем окончательно разрушать все мосты. Пока…

В эту ночь Максуд впервые приехал к Майе без предварительного звонка и остался до утра.

Глава 4

Конечно, Лариса звонила все время Альтману, требуя найти этого типа, который не приехал ночевать домой. И конечно, Леонид, как обычно, пытался выгораживать своего друга, говоря о том, что тот наверняка задержался в лаборатории, которая экранирована таким образом, что мобильные телефоны там не работают. Это была очередная выдумка Альтмана, но Лариса не успокаивалась, требуя найти мужа.

Утром, когда Намазов включил телефон, он обнаружил на нем больше тридцати вызовов со стороны Ларисы и четыре звонка своего тестя. Он перезвонил тестю.

– Доброе утро, Вениамин Платонович, – глухо произнес Максуд.

– Что происходит? – вместо приветствия спросил тесть. – Ты можешь мне объяснить? Всю ночь звонила твоя жена и не дала нам с Ариной заснуть. Жаловалась, что ты ее оскорбил и ушел из дома. По-моему, ты ведешь себя неразумно. Ты уже не мальчик, тебе почти пятьдесят. В этом возрасте люди обычно отвечают за свои поступки.

Намазов промолчал. Спорить не имело смысла. Тесть все равно будет на стороне дочери.

– Алло, ты меня слышишь? – строго спросил Зайцев.

– Слышу, – ответил Максуд, – что мне вам сказать? Разве вы не знаете свою дочь? Пока мы ехали в машине, она убедительно доказала мне, какое я ничтожество и как глупо было всю жизнь заниматься наукой, тогда как налоговая инспекция дает такой доход… Наверное, и мне нужно было идти в налоговую инспекцию или торговать просроченными продуктами, как мой друг Костя Хохлов.

– Нельзя так говорить, – гневно перебил его Зайцев, – ты сам знаешь, что можно быть вполне успешным человеком и занимаясь наукой. Я говорил недавно с вашим директором. Он уже совсем плох, болеет, потерял форму, собирается выйти на пенсию. Хочет остаться научным консультантом в институте. И у тебя появляются вполне определенные перспективы.

– Не понимаю…

– Он останется консультантом в институте. А директором рекомендует своего заместителя по науке. Теперь понимаешь, какие перспективы у тебя открываются?

– Не совсем.

– Тебя будут рекомендовать заместителем по науке, – пояснил Вениамин Платонович, – ты уже засиделся на своем месте. В тридцать четыре ты защитил докторскую и с тех пор никуда не продвигался. Пора подумать о карьере. А заместитель директора – это гарантированное членкорство в академии. Подумай об этом. Тебе пора выходить на новый уровень.

– И какое это имеет отношение к нашим разногласиям с Ларисой? – горько усмехнулся Максуд.

– Самое прямое, – рявкнул Зайцев, – или ты хочешь опозориться на старости лет? Не говоря уже о том, что ты подведешь Арину. О ней ты хотя бы подумал? Слухи поползут по всему городу. Отец девушки гулена. Только этого не хватало! А когда ты станешь заместителем директора по науке и еще членом-корреспондентом, то это уже будет более чем солидно. Твой будущий родственник будет относиться к тебе с гораздо большим уважением.

– А сейчас он меня не может уважать… Доктор наук и лауреат Государственной премии России для его уровня слишком мелко…

– Не говори глупостей, – мрачно посоветовал Вениамин Платонович. – Веди себя солидно, тебе скоро полтинник. Нужно будет намекнуть Кондратенко, чтобы послал на тебя представление. Ты вполне можешь получить орден. Учитывая, сколько у тебя изобретений и патентов. И Министерство обороны сможет поддержать. Я сам поговорю с Андреем Алексеевичем. Думаю, что он будет не против.

– И это все для того, чтобы я вернулся к Ларисе? – несколько вызывающе поинтересовался Намазов.

– Нет, для тебя, непутевого, – окончательно разозлился тесть, – ты не понимаешь, что именно происходит? Во-первых, дело касается в первую очередь Арины, твоей дочери…

«Она сейчас ваша дочь», – хотел поправить его Максуд, но промолчал.

– Девочка должна выйти замуж из семьи, где есть отец и мать, – продолжал Вениамин Платонович, – во-вторых, твоя репутация будет сильно подмочена, если выяснится, что доктор наук в твоем возрасте уходит из дома. И, наконец, в-третьих, подумай о самой Ларисе. Ей сейчас и так очень сложно. Только недавно потеряла мать, дочка на выданье, я болею. Она разрывается между двумя домами и иногда позволяет себе некоторые срывы. Я об этом тоже знаю. Ничего страшного. Вам обоим нужно быть терпимее друг к другу. И если один срывается, другой должен проявлять терпение. Неужели непонятно? Ты же не мальчик, а взрослый мужчина, уже седеть начал. Скоро внуки пойдут. Даже если у тебя есть куда уходить на ночь, то необязательно это делать так демонстративно. Нужно вести себя благоразумно. Скоро будет свадьба Арины, и никому не нужны скандалы. Подумай о своей дочери.

Майя вышла в коридор, откуда говорил Максуд, и молча смотрела на него. Намазов попрощался и убрал телефон в карман.

– В ход пошла «тяжелая артиллерия»? – усмехнулась Майя. – Предлагают тебе новые должности и новые возможности с условием твоего возвращения в семью? Все как обычно. Помнишь фильм с Филатовым, который становится директором, предавая свою девушку? Кажется, назывался «Мелодия для флейты»?

– Нет. «Забытая мелодия для флейты», – поправил ее Намазов. – Можешь не беспокоиться. Мне место директора никто не предложит, – он не стал уточнять, что тесть предлагал место заместителя директора, – это номенклатурная должность и меня должен будет утверждать министр, а не мой тесть. Он звонил не из-за этого.

– Уговаривал вернуться, – усмехнулась Майя.

– Нет. Говорил об Арине. У нее появился молодой человек. И его родители не возражают против их брака. И в такой момент бросать жену перед свадьбой – значит подвести свою семью.

– Так будет всегда, – убежденно произнесла Майя, – сначала ты не мог уйти из-за болезни тещи, потом из-за ее смерти, сейчас из-за свадьбы дочери. Потом появятся внуки. Ты напрасно считаешь, что я комплексую по этому поводу. Ни в коем случае. Я уже была замужем и знаю, что это не всегда так, как об этом пишут в романах. И еще я на тебя совсем не давлю. Ты можешь жить как тебе хочется, как тебе удобно. Может, действительно твой тесть прав…

– Наверное, прав, – задумался Намазов, – и ты тоже права. Так дальше продолжаться не может. Лариса меня просто достала. Я начинаю иногда верить, что действительно неудачник, неумеющий устраиваться в этой жизни и зарабатывать. А как ты считаешь?

– Ты доктор наук и лауреат Государственной премии, – повторила его слова Майя, – и у тебя столько открытий и изобретений. Неужели недостаточно, чтобы чувствовать себя состоявшимся ученым? У тебя столько учеников, ты сам мне рассказывал. Двое из них уже сами доктора наук. И еще я люблю тебя. Разве этого мало, чтобы не чувствовать себя неудачником?

– Этого более чем достаточно, – улыбнулся Максуд, поцеловав ее в щеку, – ты просто молодец. Если бы даже у меня не было премии, то я бы считал себя лауреатом все равно. Ведь я получил в жизни такую премию, как ты.

– Не преувеличивай. В денежном эквиваленте я стою гораздо меньше, – лукаво заметила Майя, и они оба рассмеялись.

Ему было легко и просто с этой молодой женщиной, несмотря на достаточно ощутимую разницу в возрасте. С Ларисой, которая была младше него всего на три года, они существовали словно в разных веках… А ведь все, казалось, должно быть иначе. Лариса из семьи ученого, должна лучше понимать своего мужа. Но Зайцев не только ученый, а еще и делец. Иногда такой тип людей встречается и в научной, и в творческой среде, когда достаточно талантливый человек умеет обращать свои таланты в звонкую монету. Это дано не всем творцам и не всем занимающимся наукой, но такие встречаются.

И сама Лариса выросла под влиянием своего отца. Она послушалась его, когда он рекомендовал ей выйти замуж за «черноглазого» парня, который в будущем может стать одним из столпов современной науки, как говорил Вениамин Платонович. К тому же ей так не хотелось ехать по распределению в Северный Казахстан, а начавшаяся перестройка и гласность не позволяли ее отцу вмешиваться без ощутимого ущерба для себя. Поэтому и был выбран вариант с замужеством. Но Лариса никогда не ценила мужа за его научные успехи и, по большому счету, не очень любила, лишь позволяя ему присутствовать в своей жизни. Все раздражение и обиду на этого «типа», который не стал «столпом науки», а оставался к пятидесяти годам только доктором наук и лауреатом Государственной премии, она вымещала скандалами и оскорблениями. Муж не сумел стать таким же деловым человеком, каким был ее отец, для этого у него явно не хватало нужных качеств…

В этот вечер Максуд вернулся домой, где его встретила сурово молчавшая Лариса. Она ничего не спросила и ничего не сказала, словно его ночное отсутствие было в порядке вещей. Еще одну ночь она осталась дома, а затем поехала присмотреть за Ариной, которая почти ежедневно встречалась с Кириллом.

Ровно через месяц после этих событий Кондратенко объявил о том, что сдает свою должность заместителю по науке, а на это место своим приказом назначает Максуда Намазова. Весь институт радовался за Максуда, здесь его не только искренне уважали, но и любили. Люди, в большинстве своем, прекрасно понимают и знают – кто и чего стоит. Как правило, в коллективах выносится наиболее объективное мнение о том или ином сотруднике, тем более если он работает с ними четверть века. Притворяться столько времени практически невозможно. Люди по достоинству оценивают и научные достижения, независимо от занимаемой вами должности, и ваши человеческие качества. Сложно завоевывать уважение своих коллег, если они знают, что под научными разработками или трудами незаслуженно стоит ваша фамилия, если в патенты на изобретения также незаслуженно вписывают руководителей, если вы ведете себя непорядочно по отношению к нижестоящим и пытаетесь угодить вышестоящим. И если Хемингуэй считал, что совесть писателя должна быть такой же неизменной, как эталон метра в Париже, то в научном сообществе даже малейшее отклонение от этических и нравственных норм вызывает однозначную реакцию коллег, считающих подобное поведение недопустимым. Может, поэтому Вениамин Платонович, так вдохновенно и целенаправленно зарабатывающий деньги в восьмидесятые-девяностые годы, не пользовался особой любовью среди своих коллег. Его, конечно, уважали за научные достижения, которые у него были в молодости, уважали за деловую хватку и пробивные способности. Но не любили. Очевидно, что в погоне за успешными контрактами он иногда переходил грань, и это вызывало однозначное неприятие у его коллег.

Намазов въехал в новый кабинет, и теперь Альтман шутливо спрашивал у его секретаря разрешения зайти к самому Максуду Касумовичу. Новый кабинет был в три раза больше прежнего, и Намазов чувствовал в нем себя не вполне уютно. За много лет работы он привык к своему небольшому кабинету, рядом с которым находилась их лаборатория, где они могли работать, на месте проверяя свои предположения. Теперь ему нужно было спускаться на четыре этажа вниз, чтобы попасть в свою лабораторию и поговорить со своими сотрудниками. Сначала это его раздражало, потом начало мешать. Беготня по этажам казалась ему ненужной и вредной. Уже через несколько дней он просто пересел в кабинет Альтмана, принимая людей в своем кабинете наверху в утренние часы.

Буквально через несколько дней пришли сваты. Теперь Намазов был не просто доктором наук и лауреатом Государственной премии. Он был и чиновником, занимая пост заместителя директора крупного научно-исследовательского оборонного института. Налоговый чиновник посчитал эту должность вполне приемлемой для своей семьи, и Максуду пришлось вытерпеть еще две встречи с этой парочкой «бегемотов», которые пригласили их для общения. Лариса была почти счастлива. Наконец муж получил хоть какую-то должность, и она теперь чувствовала себя гораздо увереннее, чем раньше. К тому же у Намазова существенно выросла зарплата.

Свое назначение он отметил с Майей и Альтманом, впервые сведя их вместе и пригласив в ресторан. Леониду понравилась молодая женщина, а ей он показался забавным и очень милым. Лысый, с остатками рыжих волос, скорее похожий на остроумного и смешливого конферансье, чем на серьезного доктора наук, Альтман весь вечер рассказывал анекдоты и мило шутил. Все трое смеялись. А на следующий день Леонид очень серьезно сказал своему другу:

– Потрясающая женщина. Не знаю, что она в тебе нашла. Сразу видно, что умница и сильный человек. «Штучный товар». Сейчас таких уже не делают. Ты молодец, Максуд, и я очень за тебя рад.

Он давно знал о существовании Майи, но познакомился только сейчас. В свою очередь, Майя сказала, что его друг не только очень приятный человек, но и очень глубокий психолог, который умеет понимать людей и чувствовать их настроение. Максуд был в восторге. Два самых близких ему человека не только понравились друг другу, но и оценили его выбор…

Казалось, что жизнь налаживается. Лариса почти не появлялась дома, занятая подготовкой предстоящих свадебных торжеств. В этом ей помогали две тетушки, сестры Вениамина Платоновича, и вся их многочисленная родня. К родственникам самого Намазова Лариса давно относились достаточно прохладно. Она была в Махачкале только три раза, еще в самые молодые годы. Последний раз он уговорил ее поехать туда на свадьбу своего младшего брата. Ей не нравился ни сам город, ни его люди, ни родители Максуда, совсем не европейцы и не нашего круга, как говорила Лариса. Разумеется, Арину воспитывали в том же духе и она была в Махачкале только один раз, когда ей исполнилось пять лет. С тех пор она видела своих кавказских родственников только тогда, когда они появлялись в Москве. Лариса была категорически против подобных встреч. Учитывая сложное финансовое положение их семьи и зависимость от тестя, Максуд также не одобрял частых приездов своих родных. И в результате Арина последний раз увидела своего дедушку только двенадцать лет назад, когда он был в Москве со своим младшим сыном Васифом, братом Максуда.

Конечно, в число приглашенных на свадьбу родственников и друзей родные Максуда не вошли, так посчитала Лариса. Отец и мать были уже в пожилом возрасте и не смогли бы приехать на свадьбу, а остальных Лариса и ее отец просто не хотели видеть, полагая, что не нужно показывать всем этих людей гор, не умеющих обращаться со столовыми приборами. Максуд не возражал, он понимал, что дочь, постепенно отдаляясь от него, давно превратилась в чужого человека, действительно став дочерью Вениамина Платоновича.

На свадьбу приглашалось около трехсот гостей. Лариса была в ужасе, пытаясь сократить число приглашенных. Максуду было смешно слышать такие цифры. У него в родном городе свадьбы отмечали пятьсот-шестьсот гостей, и это считалось достаточно средним числом. На некоторых торжествах собирались до тысячи родственников и друзей молодоженов.

В тот день он планировал закончить к шести часам, уже вызвав служебную машину. Это была самая приятная привилегия новой должности Намазова. У него появилась служебная машина с водителем. Машина была не очень новым «Ниссаном», но он в полной мере оценил удобство и пользу от появления служебного автомобиля. Правда, на нем теперь больше ездила Лариса, считающая, что в магазины она должна ездить исключительно на служебном автомобиле, но он особенно и не возражал. На часах было без пятнадцати шесть, когда он начал собирать свои вещи. И в этот момент ему позвонила секретарь:

– Извините, Максуд Касумович, к вам пришли.

– Кто пришел? – посмотрев на часы, удивился Намазов. У них был режимный институт, и после пяти сюда вообще никого не пропускали.

– Говорит, что ваш двоюродный брат. Сулим, кажется, – пояснила девушка. – Позвонили снизу и сообщили, что к вам приехал этот человек.

– Может, Салим? – уточнил Намазов. – У меня есть такой двоюродный брат.

– Салим, – согласилась секретарь, – охранник спрашивает, что делать? Бюро пропусков уже закрыто, но если вы разрешите, он его проведет к вам.

– Не нужно, – ответил Максуд, – я сам к нему спущусь. Непонятно, почему он мне не позвонил? – подумал Намазов и только затем вспомнил, что совсем недавно поменял номер своего мобильного телефона. Конечно, Салим не мог знать об этом.

Намазов вышел из кабинета, закрыв дверь. Улыбнулся секретарю и пошел к кабине лифта. Он еще не подозревал, что уже через несколько минут его жизнь кардинально изменится.

Глава 5

Максуд вышел из кабины лифта и увидел своего двоюродного брата. Конечно, он его сразу узнал, хотя они не виделись уже больше десяти лет. Или даже немного больше. Кажется, двенадцать лет прошло с тех пор, как отслуживший в армии во внутренних войсках Салим Намазов ехал домой через Москву. Поразительно, что первые полтора года своей службы он провел на войне в самом буквальном смысле этого слова, когда на Дагестан пошли отряды сепаратистов из соседней Чечни и такие ребята, как Салим, встали стеной на пути агрессоров. Именно тогда проявилась твердость Путина, который оказался достаточно жестким и принципиальным премьером, чтобы суметь противостоять начавшейся войне в Дагестане. Позже, уже став президентом, он не изменит своему стилю, искренне полагая, что нельзя договариваться с террористами. Потом будут захват театра на Дубровке и невероятная трагедия в Беслане. Но повторения позора Буденновска Путин просто не допустит. Во всех случаях он предпочитает силовое решение проблемы, даже несмотря на невероятные жертвы, как в случае с бесланской школой. Пусть потом апологеты его правления будут говорить о случайно взорванной бомбе в школе и родителях, которые самостоятельно штурмовали здание, пытаясь освободить своих детей. Все профессионалы отдавали себе отчет в том, что Путин был явно не тем человеком, который сможет о чем-либо договариваться с людьми, захватившими школу с детьми.

В Израиле принят закон, запрещающий любые переговоры с террористами, захватившими заложников. Только уничтожение террористов любым путем, невзирая на жертвы. Об этом все знают, и поэтому смертники взрывают себя в автобусах, но никто не захватывает заложиков, понимая, что этим невозможно добиться никаких требований. Неслыханная трагедия в Беслане, когда число жертв превышает любое разумное количество подобных потерь (а разве могут быть в таких обстоятельствах разумными потери детей?), тем не менее показала, что даже в таких условиях террористы обречены. Из двоих спасшихся одного разорвала толпа, а второго чудом спасли, чтобы попытаться узнать численность и состав группы.

Салим получил тяжелое ранение и три месяца лежал в госпитале, где его навещал Максуд. Затем Салима отправили в подмосковный санаторий, где он провел еще месяц на реабилитации. И только позже приехал в Москву, чтобы улететь отсюда в Махачкалу. Тогда он был молодой, худой, с выпирающим кадыком и бледным цветом лица, сразу после ранения. Теперь перед Максудом стоял крепыш с развитым торсом, коротко остриженный. Голова сидела на мощной шее, и кадык уже не выпирал, как раньше. Ему должно быть больше тридцати лет, подумал Максуд, радостно приветствуя родственника. Он знал, что его родственник служит теперь в системе судебных приставов. Он обнял его, расцеловал, пригласил на улицу, где уже находился его служебный автомобиль.

– Садись в машину, – пригласил Максуд.

– Нет, – возразил Салим, – я бы хотел поговорить с тобой без водителя. Мы можем немного погулять вокруг вашего здания?

– Можем, но не нужно вокруг здания, – улыбнулся Максуд, – пойдем в кафе, можем поговорить там.

– Лучше на улице, – упрямо повторил Салим, – мы можем пройти до парка, который в конце вашего квартала.

– Пойдем, – согласился несколько удивленный такой настойчивостью Максуд. Он сделал знак водителю, чтобы тот его ждал у здания института, а сам пошел за своим родственником по направлению к парку.

– Теперь объясни, что произошло? Для чего нужна такая секретность? – спросил, улыбаясь, Намазов. – Может, ты тоже устроился на работу в какой-то секретный институт?

– Убили моего отца, Максуд, – сообщил тяжелую новость Салим, – я хотел тебе об этом сказать.

Намазов остановился, нахмурился. Отец Салима Кадыр являлся младшим братом его отца, и они жили в селе Кафыркент, в семидесяти километрах от Махачкалы. Там, собственно, жили многие знакомые Намазовых. В этом селе многие годы совместно проживали азербайджанцы, лезгины и аварцы. Может, потому, что здесь было много шиитов, это село раньше называли Кяфуркент, что можно было перевести, как «село безбожников». Суниты не принимали и не понимали шиитов, которых было так много на юге. Но постепенно за селом укрепилось другое название – Кафыркент, тем более рядом с Буйнакском было довольно большое поселение, называемое Кафыр-Кумух.

– Соболезную, – вздохнул Максуд, – Пусть Аллах будет милостив к его душе.

– И к душам всех наших родственников, – традиционно ответил Салим.

– Как это случилось? – спросил Максуд. – Кто его убил? Когда? За что?

– Ты знаешь что-нибудь о нашей вражде с Асланхановыми? – вместо ответа спросил Салим.

– Слышал, когда был мальчиком, – вспомнил Максуд, – кажется, в девятнадцатом веке они были кровниками нашей семьи. Еще когда наши семьи жили в Закаталах. Потом некоторые переехали в Дагестан, но вражда продолжала существовать. Хотя это было очень давно. Но с тех пор прошло уже больше ста лет. Все забылось.

– Ничего не забылось, – возразил Салим, – разве тебе не говорили, что случилось в двадцатые годы, когда наши убили сразу троих людей из их рода?

– В двадцатые годы на Кавказе уже была советская власть, – напомнил Максуд, – и за кровную вражду очень строго наказывали.

– В двадцатые годы во многих горных селениях еще была кровная вражда, – возразил Салим, – а бабушка Асланхановых была из кистинов. Они приехали из Грузии. И с ней приехали ее братья. Двое братьев-кистинов. Ты знаешь, кто такие кистины?

– Немного знаю. Это мусульмане, проживающие в Северной Грузии. Некоторые считают их близкими к чеченцам, некоторые полагают, что это переселившиеся туда тюрки. Другие считают, что они просто грузины, принявшие мусульманство. Но, возможно, там все было перемешано. Хотя кистины носили грузинские фамилии. А почему ты спрашиваешь?

– По их обычаям кровник должен быть не просто уничтожен. Его должны убить на могиле того, кого он убил. Чтобы дух убитого родича успокоился, – пояснил Салим. – Двое братьев-кистинов похитили нашего прадедушку и его сына, брата нашего деда. Их убили прямо на могилах тех, кого убили наши родственники. Зарезали как баранов, – с нарастающим ожесточением произнес Салим.

– Подожди, – остановился Максуд, – о чем ты говоришь? Ты все перепутал. Наш прадедушка – это дедушка наших отцов. Твоего и моего. Он погиб вместе с сыном в автомобильной аварии. Так нам всегда рассказывал мой отец. Его еще не было на свете, когда погибли его прадедушка и брат его дедушки.

– Мне тоже рассказывали эту сказку, – кивнул Салим, – все дело в том, что наш дедушка уже тогда был партийным чиновником. Секретарем райкома партии. И он не мог рассказывать всем, что его отца и брата убили из-за кровной мести. Не мог и не хотел никому рассказывать. Иначе начались бы ненужные разговоры и расследования.

– Может, ты ошибаешься? – спросил Максуд, продолжая движение, наш дедушка действительно был секретарем райкома партии, и, конечно, он не стал бы поддерживать такое архаичное правило, как кровная месть. И, возможно, тебе просто рассказали какую-то сказку. Я ведь помню, что мы ездили на могилу к нашему прадедушке и брату дедушки. Если их убили кистины в другом месте, то откуда появились могилы?

– В них были только их вещи, – пояснил Салим, – дедушка сделал все, чтобы никто и ничего не заподозрил. Нарочно поставил обе могилы. Пустые могилы. А потом подал заявление и ушел с работы. Он был идейный коммунист и считал, что не имеет права оставаться на посту секретаря райкома. Ушел с работы, говорят, даже провел заседание бюро райкома, на котором просил освободить его от работы, так как он собирается уезжать в Москву, поступать в аспирантуру. Ему поверили и освободили от этой должности. В обкоме партии поддержали решение. А он взял ружье и уехал в горы. Вместе со своим братом. Они нашли обоих кистинов и застрелили их. А тела сбросили в ущелье, чтобы никто и никогда их не нашел. Потом их долго искали. Но тела не нашли, а наш дед никому не рассказывал, что он, бывший секретарь райкома, совершил кровную месть, наказав убийц своего отца и младшего брата.

– Какие-то ужастики из придуманных легенд, – не удержался Максуд, – просто кошмар. И сейчас поэтому убили твоего отца?

– Асланхановы знали, что обоих братьев убил наш дед. Он потом работал в совхозе, стал председателем. А в сорок первом ушел добровольцем на фронт. И закончил войну в Праге командиром батальона. А потом вернулся, и его снова избрали секретарем райкома партии. В сорок восьмом в него стреляли, но не попали. Тогда одного из Асланхановых арестовали и осудили как бандита, покушавшегося на секретаря райкома. На суде он не стал говорить о причинах, из-за которых стрелял в нашего деда. Сказал, что мотивы были политические. Хотя по политическим мотивам давали двадцать пять лет лагерей за бандитизм и попытку убийства представителя власти. А за кровную месть давали только пять лет. Но тогда выселяли всю семью, чтобы прекратить эти семейные кровавые разборки. Наш дед тоже не стал говорить о кровной мести. Этот родственник Асланхановых умер в Сибири и его засчитали как нашего кровника. И сейчас у них выросло новое поколение. Четверо братьев Асланхановых – двое внуков той самой бабушки-кистинки и еще двое внуков брата ее мужа. И эти четверо отморозков входят в банду, которая убивает сотрудников милиции и прокуратуры. Они как раз действуют в соседних селах. Сейчас в банде человек пятнадцать-двадцать. Старший Нугзар, внук той самой бабушки, чьи братья зарезали нашего прадеда и брата дедушки. И кому отомстил наш дед. Теперь все понимаешь?

– Ничего не понимаю, – снова сказал окончательно сбитый с толку и растерявшийся Намазов, – и эти бандиты убили твоего отца?

– Застрелили, когда он подходил к дому. На глазах моей сестры и ее маленьких детей, – зло пояснил Салим, – ровно четыре дня назад.

– Четыре дня назад, – изумился Намазов, – а почему мне ничего не сообщили? И отец не звонил, и Васиф. И мать ничего не сказала.

– Мы решили, что будет правильно тебе не сообщать, чтобы я сам приехал и все рассказал, – пояснил Салим, – ты должен был узнать всю правду о нашей семье. Твой отец поручил мне обо всем тебе рассказать. И еще я привез сюда свою старшую сестру с двумя мальчиками. Они уже взрослые. Одному пятнадцать, другому четырнадцать. По нашим законам их можно убивать, они для этого достаточно выросли. И ребята уже знают, что кровники убили их дедушку. И не успокоятся, пока не отомстят. Но пока они еще не выросли. Это уже новое поколение нашей семьи. У моей младшей сестры пока маленькие дети и их не должны трогать. Но сейчас у нас, как и везде, полное беззаконие, попираются вековые традиции. Убивают всех, в том числе и малолетних. Поэтому моя старшая сестра приехала сюда с детьми и мужем.

– Вчетвером? – уточнил Максуд.

– Со своим мужем, – пояснил Салим, – он работает в райсобесе, и его тоже могут убить вместе с остальными.

– Как будто провалился в Средневековье, – пробормотал Намазов. – Какое безобразие! Кровная месть, вражда семей, убийства стариков и детей. Это в наше время? Просто уму непостижимо. Я думал, что мы давно уже ушли от этого мракобесия.

– Следующим может стать либо твой отец, либо твой брат, – строго произнес Салим, – и я приехал тебе об этом рассказать. Твоя сестра с мужем живут в Волгограде. И мы предполагаем, что им ничего не угрожает. Сейчас моя младшая сестра с мужем и детьми уехали в Баку, чтобы там спрятаться у родственников. А семью моей старшей сестры должен будешь спрятать ты, Максуд. На некоторое время, пока мы не найдем Нугзара и его братьев.

– Да, я понимаю, – кивнул Намазов, – конечно, я помогу. – Он с ужасом подумал, как отнесется к этому Лариса, если он сообщит, что в их квартире поселится его двоюродная сестра с детьми и мужем. Просто невозможно предположить, какой скандал она устроит. Нет, это просто невозможно. Нужно будет снять им какую-нибудь квартиру. И с детьми надо как-то решать. Хорошо, что сейчас уже лето. Но что будет потом? Дети должны учиться.

Салим смотрел на него.

– Я все сделаю, – пробормотал Намазов, – просто я не думал, что все зашло так далеко. Для меня это… Словно я внезапно провалился в Средневековье. Даже не представлял, что такое возможно. Причем в моей семье. Оказывается, моего прадедушку зарезали на могиле тех, кого убивали члены нашей семьи. Мой дедушка был таким графом Монте-Кристо, который отомстил убийцам, а твой отец, его сын, пал жертвой уже нового поколения кровавых мстителей. Это просто какой-то бред! Невозможно в это поверить. У азербайджанцев нет кровной мести. Мы нормальные люди, а не горцы.

– У нас бабушка была аварка, – напомнил Салим, – двое братьев остались жить в Дагестане, твой отец и мой, а трое переехали в Азербайджан. Двое в Хачмасе, один в Баку. Сейчас Баку и Хачмас по другую сторону границы. И они иностранцы для нас, как и мы для них.

Максуд хорошо знал, о чем говорит его родственник. Когда распался Советский Союз, граница прошла по многим азербайджанским и лезгинским семьям, когда одни братья оставались в Азербайджане, а другие оказывались в Дагестане, в новой России… У азербайджанцев подобное уже было на юге, когда народ и земли разделили между Российской и Персидской державами. И в результате река Аракс разделила близких родственников и родных на долгие двести лет.

– Мы должны спрятать наших женщин и детей, – упрямо повторил Салим, – а потом найти и уничтожить Нугзара и его людей.