Текст книги "На грани фола"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 6

В шестом часу вечера Дронго отправился в сьют Райнера Веземана. Позвонил и подождал, пока тренер откроет ему дверь. В двухкомнатном номере Веземана был образцовый порядок, все вещи уложены в шкаф и расставлены по полкам. Он устроился на диване, и Веземан включил свой ноутбук, показывая диск, на котором были указаны все члены команды. Затем протянул список.

– Здесь все, – пояснил он, – и еще я добавил тех, кто с нами приехал.

– Супругу Бочкарева включили? – спросил Дронго.

– Конечно, нет, – удивился Веземан, – она никогда в жизни не была в нашей раздевалке и не спускалась туда. Как и Марина Фарбер. Она считает, что там слишком сильно пахнет мужским потом. Ну, это правда: там действительно пахнет мужчинами, а не парфюмом.

– Это еще ничего не значит, – возразил Дронго, – причины для подобных действий могут быть самыми различными. Мне нужно все проверить, прежде чем я смогу найти нужного вам отравителя.

– Действуйте, – согласился Веземан. – Мы будем здесь еще несколько дней, и я надеюсь, что до нашего отъезда мы сумеем вычислить этого предателя.

Дронго забрал список и диск и попрощался с тренером. В своей комнате он переписал содержимое диска на свой ноутбук, добавив туда всех указанных в списке людей.

«Тридцать восемь человек, из них некоторых можно исключить, – подумал он, – а некоторых добавить, обратив особое внимание на биографические данные футболистов, их годы рождения и физические параметры, число забитых голов и сыгранных матчей… Эти данные не помогут вычислить возможного отравителя, но дают представление о всей команде и ее игроках. Нужно будет более подробно поговорить о каждом с Веземаном и, конечно, со Скульским. А может, и с Чаржовым. Хотя Скульский вне всяких подозрений, он появился здесь уже после двух отравлений Епифанцева, а Чаржов может оказаться одним из самых главных подозреваемых.

Кажется, Веземан говорил, что начальника команды тоже не было с ними в обоих случаях, когда травили Епифанцева. Но это еще не гарантирует алиби самого Михаила Арташесовича Бабаяна. Ведь среди команды мог оказаться его исполнитель. Видимо, в качестве союзника придется использовать Скульского. Хотя и в этом случае все может оказаться гораздо сложнее. Возможно, все было подстроено таким образом, чтобы пригласить этого частного детектива и окончательно запутать поиски виновного. Или Чаржова, которому логично было бы поручить подобную «операцию». Уравнение с тридцатью неизвестными. Или чуть меньше. Охранников исключили, Бабаяна в обоих случаях не было, женщины в раздевалку не спускались. Можно убрать многих, и тогда останется основной костяк команды. И все равно придется искать возможного отравителя среди них.

И еще Рэчел. Судя по разговору этого проходимца Милована, там происходит нечто странное. Ему и его неизвестному другу нужен отец Рэчел. Интересно, кем он работает и почему он так интересует Мешковича? Нужно узнать как можно скорее, пока не случилась какая-то беда. Судя по всему, он не очень уважает и любит свою спутницу».

Дронго еще раз просмотрел список. Затем поднялся, чтобы переодеться к ужину. Согласно правилам за ужином не рекомендовалось появляться в шортах или пляжных костюмах. Он переоделся, надев рубашку с короткими рукавами и светлые брюки. Вниз спустился, когда часы пробили уже восемь. В этот вечер за ужином была представлена кухня народов Средиземноморья. Он выбрал себе еду, направляясь к своему столику. Футболисты ужинали за столами, установленными в ряд на краю открытого ресторана под звездным небом. Дронго обратил внимание, что за крайним столиком уселся сам Бочкарев вместе со своей помощницей, которая оказалась рядом. Вместе с ними сидел и седой мужчина лет пятидесяти. Судя по фотографиям, записанным на диске, это был начальник команды Михаил Арташесович Бабаян.

Очевидно, Бочкарев намеренно устраивался ужинать со своими футболистами, демонстрируя показной демократизм. Напротив него сидели относительно молодой человек с мелкими чертами лица, пресс-секретарь Феликс Олегов, сам Веземан и еще один полноватый мужчина лет шестидесяти. Его большая лысина и круглое лицо не позволяли перепутать его ни с кем другим. Это был Денис Петрович Григурко, специалист по питанию команды, шеф-повар, лично контролирующий диету футболистов.

Супруги самого Бочкарева не было. Очевидно, она не считала нужным появляться в общем ресторане и ужинать с командой. И, судя по всему, такое положение вполне устраивало президента клуба. Сидевшая рядом с ним Марина Фарбер появилась в легком светлом платье и чувствовала себя достаточно уверенно. Она смеялась над шутками Григурко, который все время о чем-то говорил.

Примерно минут через тридцать появилась Рэчел, одетая в темно-зеленое платье. Она прошла к столу и попросила официанта принести ей бутылку вина. Милована с ней не было, и это порадовало Дронго. Она сидела за столом, почти не притрагиваясь к бокалу вина, очевидно переживая разрыв со своим другом. Дронго уже собирался направиться в ее сторону, когда к нему подошел сам Веземан.

– Может, присоединитесь к нам? – предложил тренер. – Мы ужинаем в другом конце ресторана.

– Я вас видел, – кивнул Дронго, поднимаясь со своего места, – но не хотел вам мешать.

– После ужина мы пойдем в бар, – сказал Веземан. – Господин Бочкарев приглашает и вас. Вы придете?

И тут Дронго увидел, как в ресторан вошел Милован, одетый в светлые джинсы и синюю рубашку. В руках у молодого человека была роза.

– Вы придете? – переспросил Веземан.

– Что? – немного растерянно проговорил Дронго. – Да, конечно, я приду. Обязательно. Спасибо за приглашение.

Веземан отошел от его стола, а Милован уже подходил к столику Рэчел с розой в руках. Увидев его, она вспыхнула и отвернулась. Но он подошел ближе, взял ее руку и что-то тихо сказал. Она покачала головой. Он снова что-то сказал, и снова она покачала головой. Тогда Милован демонстративно встал на колени и протянул ей розу, очевидно вымаливая прощение. Она наконец повернулась, улыбнулась и взяла розу. Дронго нахмурился. Похоже, этому проходимцу удалось вымалить прощение. Милован поцеловал ей руку, уселся на стул и, не спрашивая разрешения, налил себе вина из ее бутылки. Кажется, примирение состоялось, и он начал о чем-то весело рассказывать.

«Как можно быть такой дурой? – зло подумал Дронго. – Неужели она не чувствует, что он ее обманывает? Хотя кто из нас не совершал подобных ошибок».

Команда Веземана уже ждала разрешения, когда можно будет выйти из-за стола. Веземан ввел строгую дисциплину, и здесь нельзя было выходить из-за стола, пока все не закончат ужинать.

Милован и его подруга поднялись, чтобы пройти во внутреннее помещение и выбрать себе еду. Дронго тоже поднялся, направляясь за ними. У столиков, заставленных тарелками с разнообразными блюдами, Милован галантно пропустил вперед Рэчел, встав слишком близко за ее спиной и почти касаясь ее тела. Дронго занял место сразу следом за ним, едва сдерживаясь от желания хлопнуть его по затылку. Рэчел выбрала жареные овощи и кусочек куриного филе. Милован предпочитал жареное мясо с кровью. Они повернулись и с полными тарелками пошли обратно. Дронго долго смотрел им вслед, не уставая поражаться, как похожа была эта молодая женщина на его знакомую, погибшую больше двадцати лет назад.

– Простите, – услышал он голос стоявшего за его спиной гостя отеля, очевидно француза, – вы будете что-то брать?

– Да, извините. – И Дронго взял тарелку, на которой лежал большой кусок хорошо прожаренного мяса с овощами.

Он вернулся за свой столик, но почти ничего не ел, глядя в сторону молодой пары. Когда они закончили и наконец поднялись из-за стола, он снова проводил их долгим взглядом, заставляя себя оставаться на месте. При одной мысли, что Милован сейчас поднимется к ней в номер, ему становилось неприятно. Поразительное чувство ревности, прежде он никогда ничего подобного не испытывал. Оно казалось ему диким пережитком, недостойным цивилизованного человека. Он всегда полагал, что любой человек должен иметь право выбора. Если мужчина или женщина хочет встречаться с другим человеком, это исключительно его право, которое не может быть никем ограничено.

Как бы он поступил, если бы Джил предпочла ему другого? Как бы он поступил? Ведь он, безусловно, ее любит и каждый раз убеждал себя, что, если это произойдет, он не станет претендовать на особую исключительность. Если ваша жена готова встречаться с другим, значит, винить нужно самого себя. Или, в некоторых случаях, когда мы имеем дело с развращенной и испорченной душой, – саму женщину. В любом случае в обоих вариантах нужно разрывать отношения, а не устраивать мучительные сцены дознания и ненужные скандалы.

Дронго всегда считал, что в ревности больше уязвленного самолюбия, чем любви. Но сейчас, глядя на уходящую пару, он, кажется, впервые в жизни испытывал нечто вроде ревности к женщине, с которой даже не был знаком.

– Вы будете что-нибудь есть? – осторожно спросил подошедший официант.

– Нет, спасибо, – ответил Дронго, а сам подумал, что своим не совсем адекватным поведением уже начал обращать на себя внимание остальных.

Поднявшись в свой номер, он переоделся и пошел к бару, где уже собрались несколько человек вместе с Бочкаревым: сам Лев Евгеньевич, Марина, тренер Веземан, начальник команды Бабаян, пресс-секретарь Олегов и Денис Григурко. Футболисты в такой поздний час уже отправились отдыхать, режим соблюдался достаточно строго.

– Идите к нам, – весело позвал Бочкарев, – наших пинкертонов здесь нет. Или вас лучше называть вторым Шерлоком Холмсом?

– Лучше первым Дронго, хотя, честно говоря, мне всегда очень нравился Шерлок Холмс, – признался эксперт, усаживаясь на диван рядом с Веземаном.

– В мировой литературе он – первый частный детектив, – сказала Марина.

– Нет, – улыбнулся Дронго, – второй. Первым был Огюст Дюпен, наделенный особыми аналитическими способностями в рассказах Эдгара По. А уже вторым, после него, стал Шерлок Холмс. Позже появились патер Браун, Пуаро, комиссар Мегрэ, Ниро Вульф и все остальные.

– Никогда не слышал про Дюпена, – признался Бочкарев. – Как интересно… Получается, что был такой английский автор Эдгар По, который тоже писал детективы?

– Американский, – поправила его Марина. – Обычно о нем не помнят, хотя он и считается родоначальником детективного жанра. Но именно Артур Конан Дойл сделал своего героя всемирно известным сыщиком.

– Вот кого нам не хватает, – произнес Бочкарев, – нового Шерлока Холмса. Хотя герр Веземан уверяет нас, что наш новый знакомый может расследовать любое преступление. А Марина говорит, что он очень известный сыщик.

– Эксперт по расследованиям преступлений, – поправила Марина, – но действительно очень известный.

– Вот и отлично, – добродушно согласился Бочкарев. – Значит, мы скоро узнаем, кто из наших ребят решил сработать против команды. Узнаем и сразу выгоним, чтобы другим неповадно было. И выгоним с таким волчьим билетом, что его ни одна команда никогда в жизни больше не возьмет играть. Даже за команду дома престарелых…

Сидевший по другую сторону от Веземана Феликс Олегов перевел слова Бочкарева тренеру. Тот согласно кивнул.

– Скажи официанту, чтобы принес нашему гостю что-нибудь выпить, – предложил Бочкарев, – и пусть принесет нам другие коктейли. В этих почти не чувствуется спиртного, как будто пьем сладкий сок с капельками рома.

– Нужно заказать другой коктейль, – предложил Григурко. Он говорил по-русски с характерным украинским акцентом. – Я лучше сам выберу вам что-нибудь подходящее. Здесь многие официанты хорошо знают русский.

– Мне что-нибудь полегче, – попросил Дронго.

Григурко развернул меню и подозвал официанта. Вскоре на столиках перед гостями появились новые стаканы.

– Мы уезжаем через два дня, – сказал Бочкарев, обращаясь к Дронго, – и было бы здорово, если вы смогли бы найти отравителя за это время. Я бы улетел отсюда в гораздо лучшем настроении.

– Вы считаете, что расследование преступления можно приурочить к определенной дате? – иронично уточнил Дронго.

– Я думаю, что можно вычислить этого типа, – убежденно произнес Бочкарев. – У вас все козыри на руках. Чаржов и Скульский уже провели доскональное расследование, опросив всех членов команды. Вам остается только вычислить, кто именно это мог сделать. Главное, что нет неизвестных подозреваемых, все они здесь, вместе с нами. Есть из кого выбирать.

– Для этого нужно уяснить хотя бы причины подобных действий, – заметил Дронго. – Если мы поймем причины, то истинного виновника можно легко выявить.

– Причины как раз понятные, – возразил Бочкарев. – Тот, кто это сделал, сознательно хотел нашего проигрыша в обоих случаях, что и произошло. Убрать основного вратаря в таких важных матчах – значит серьезно ослабить команду. Тут все ясно…

– Я не об этих. Понятно, что Епифанцева травили именно для того, чтобы ваша команда проиграла. Но почему отравитель хотел проигрыша вашей команды? Я говорю об этом, вернее, о побудительных мотивах поступков отравителя.

– Деньги, зависть, недоброжелатели, конкуренты – сколько угодно может быть побудительных мотивов, – недовольно пробурчал Бочкарев.

Они говорили по-русски, а Феликс Олегов переводил их слова Веземану. Тот согласно кивал и, в какой-то момент не выдержав, вмешался в разговор:

– Я до сих пор не верю, что в нашей команде могут быть такие люди. Спортсменам трудно лицемерить, двойственность их поведения будет сразу видна на поле.

Он нервничал и поэтому произнес фразу по-английски, а Феликс перевел ее на русский.

– Тогда кто еще мог это сделать? – нахмурившись, поинтересовался Бочкарев. – Я сам? Или Михаил Арташесович? – показал он на Бабаяна. – Или, может, наш пресс-секретарь Феликс? Кто еще там бывает? Наш врач Эмик или сам Денис Петрович?

– Я еще не отравил ни одного человека в своей жизни, – обиделся Григурко. – Я повар, а не отравитель.

– Вот именно. Я не хотел вас обидеть, Денис Петрович, – примирительно заметил Бочкарев, – просто хочу объяснить нашему тренеру, что подозревать нужно всех, а сделал эту пакость один из тех, в кого он так безоговорочно верит.

Он хотел еще что-то добавить, но увидел идущую по просторному холлу жену и, пробормотав какое-то проклятье, быстро поднялся. За ним поднялись и все остальные. Громко стуча каблуками, Эмилия Максимовна подошла к ним. Ей было около сорока, и, несмотря на явные усилия пластических хирургов, она выглядела немного старше своих лет. Подтяжка лица, подправленный нос, немного увеличенные губы – все эти детали можно было заметить при внимательном взгляде. Она даже нарастила себе грудь, но это было уже не столь заметно. Одетая в светло-желтое платье от известного английского модельера, Эмилия Максимовна надела обувь на высоких каблуках, которая зрительно сильно увеличивала ее рост. На руках часы, усыпанные бриллиантами, светлые волосы собраны в один большой узел. Она подошла вплотную к мужу и, ни с кем не здороваясь, нервно спросила:

– Я не совсем понимаю, что здесь происходит, Бочкарев?

– Мы просто решили немного посидеть в баре, – пробормотал президент клуба.

– Ты забыл, что тебе вообще нельзя пить? Твои последние анализы… – продолжала возмущаться она.

– Хватит, – перебил ее супруг, – мы ничего себе не позволяли. Просто решили немного посидеть. А ты уже выздоровела? У тебя была мигрень?

– Я приняла таблетку. Позвала нашего врача, и Эмик выдал мне таблетку от мигрени. Немного пришла в себя и решила поискать, где именно ты задержался.

– Нам надо было поговорить с новым экспертом, которого рекомендовал герр Веземан, – показал на Дронго Бочкарев. – Он считается лучшим экспертом по раскрытию любых преступлений и завтра утром начнет свое расследование.

Эмилия Максимовна наконец соизволила повернуть голову и посмотрела на Дронго.

– Это он новый эксперт? – спросила она у мужа.

– Он понимает русский язык, – предостерег ее Бочкарев.

– Вы говорите по-русски? – удивилась Эмилия Максимовна, бросив на Дронго внимательный взгляд. Она успела оценить обувь, часы и ремень незнакомца. Обувь и ремень были от известной швейцарской фирмы, он носил их много лет. Часы – от не менее известной часовой фирмы, знаменитой на весь мир. И, наконец, она уловила запах его парфюма. Весь этот набор ей, видимо, понравился.

– Вы говорите по-русски? – уточнила она.

– Да.

– Как вас зовут?

– Меня обычно называют Дронго.

– Странное имя. Вы из Югославии или Албании? Я думала, что вы скорее итальянец.

– Это не имя, а кличка. Меня уже давно так называют, – пояснил он.

– Ясно. – Эмилия Максимовна снова взглянула на мужа. – Может, ты проводишь меня на нашу виллу? Или мне возвращаться пешком?

– Конечно, – охотно согласился Бочкарев. Было заметно, что его неприятно поразил неожиданный приход супруги. Но он хотел избежать скандала в отеле.

Эмилия Максимовна протянула на прощание руку Веземану.

– До свидания, господин Веземан. До свидания, Михаил Арташесович и Денис Петрович, – попрощалась она с руководителем команды и шеф-поваром. Остальных жена президента даже не удостоила своим вниманием. Марина отвернулась. Она чувствовала себя не совсем комфортно в присутствии супруги босса. Бочкарев взглянул на Феликса Олегова и приказал:

– Пусть запишут счет на мой номер.

И они с женой отошли. Марина облегченно вздохнула, снова усаживаясь на диван. За ней молча, не решаясь комментировать ситуацию, опустились все остальные. Дронго усмехнулся и громко сказал:

– Сложная женщина.

Все промолчали. Настроение было окончательно испорчено. Первой поднялась Марина.

– Я пойду спать, – сказала она вместо прощания.

За ней почти сразу ушел Феликс Олегов. Еще через некоторое время бар покинули Григурко и Бабаян. Дронго остался сидеть вместе с Веземаном.

– Вы посмотрели наш диск и мой список? – поинтересовался тренер.

– Посмотрел, – кивнул Дронго. – Я только хотел уточнить еще два момента. Супруга Бочкарева сказала про вашего врача. Он был в обоих случаях, когда происходили инциденты с вратарем?

– Разумеется. Он и оказывал ему первую помощь. Мы ведь тогда подумали, что Епифанцев отравился грибами.

– Я хотел бы с ним завтра поговорить.

– Хорошо, – согласился тренер, – утром после завтрака я скажу, чтобы он поехал с нами на тренировку. Обычно мы не берем его с собой по утрам, но завтра я его возьму.

– Договорились, – сказал Дронго.

Они пожали друг другу руки на прощание и разошлись по своим номерам. Дронго вошел в кабину лифта и нажал на первый этаж. Холл и бар, в котором они сидели, располагались на нулевом этаже. Наверху были еще первый и второй этажи, а внизу – минус первый, где находились ресторан и фитнес-центр. Дронго вышел из кабины лифта, понимая, что нажал не на свой этаж, и прошел к сто сорок четвертому номеру, в котором жила Рэчел. Он встал у дверей, прислушался, но ничего не услышал, там было тихо. Он увидел, как в конце коридора к нему направляется какая-то пожилая женщина, похоже, японка. Дронго резко повернулся и пошел в другую сторону. Только этого не хватает! Он готов уже подслушивать, что происходит в ее номере. Неужели он совсем сходит с ума?

Вернувшись на свой этаж и подойдя к своему номеру, он увидел стоявшую у дверей знакомую женскую фигуру. Это была Марина Фарбер. Услышав его шаги, она повернулась к нему и серьезно произнесла:

– Я хочу с вами поговорить.

Глава 7

Дронго открыл дверь, пропуская в свой номер молодую женщину, и прошел следом за ней. Как и в других отелях подобного класса, здесь убирали дважды в день, и в номере было чисто. Пока он ужинал, уборка как раз закончилась. Марина прошла в комнату, усаживаясь на диван. Он взял стул, сел напротив и спросил:

– Что-то случилось?

– Случилось, – кивнула Марина, – поэтому я и решила подняться к вам в номер. Только дайте слово, что о нашем разговоре никто не узнает.

– Разумеется, – пообещал Дронго. – Что именно вы хотели мне сказать?

– Сегодня вечером я, кажется, поняла, кто именно мог отравить нашего вратаря и кто за этим стоит.

– Понятно. Интересное наблюдение. Почему именно сегодня?

– Когда появилась супруга Бочкарева и начала говорить о своей несуществующей мигрени, я внезапно все поняла, будто сразу прозрела.

– Почему несуществующей?

– Она обычно не выходит вместе с мужем к команде. Считает ниже своего достоинства обедать или ужинать с футболистами, полагая, что не должна опускаться до общения с подчиненными своего мужа, и совсем не понимает, что речь идет не об обычных слугах, которые обслуживают ее дома, а о высокооплачиваемых специалистах в клубе, контрольным пакетом акций которых владеет ее муж.

– Очевидно, в этом виноват он сам, – резонно заметил Дронго. – Бочкарев должен был объяснить ей, что подобное поведение выглядит глупо и смешно.

– Вы же ее видели, ей трудно что-то объяснить. Она считает, что имеет право так нагло себя вести, не общаясь ни с кем из команды, кроме нашего врача.

– Это тот самый Эмик, о котором она сказала?

– Да. Эммануил Наумович Юхнин. Ему уже почти сорок пять, он даже старше Эмилии Максимовны, но она упрямо называет его Эмиком. Он старается молодиться – ходит обычно в джинсах, спортивных майках, куртках, даже, по-моему, красит волосы. Есть такие мужчины, которые хотят быть до шестидесяти лет молодыми.

– Он давно работает в команде?

– Нет. Последние три года. Вернулся из Германии, где работал в какой-то спортивной клинике. Его рекомендовала сама Эмилия Максимовна. Веземан согласился; кажется, он был знаком с ним еще по работе в Германии и взял его вместо нашего прежнего врача, ушедшего на пенсию.

– Значит, Эммануила Наумовича рекомендовала супруга Бочкарева?

– Да. И он единственный, с кем она общается. Все время ссылается на свою мигрень и вызывает Юхнина, чтобы он прописал ей новые таблетки.

– Это я уже понял. Но о чем именно вы хотели со мной поговорить?

– Именно об этом. Я вдруг поняла, кто именно мог рассчитать дозу лекарства и отравить нашего вратаря с таким расчетом, чтобы он вышел из строя только на время и смог бы вернуться в команду сразу после несостоявшейся игры.

– Вы подумали о враче?

– Конечно. Только он и мог все это сделать. Он и Денис Петрович, имеющие отношение ко всему, что пьют и едят футболисты. Но Денис Петрович милейший человек, добродушный и жизнерадостный, как все настоящие шеф-повара. А вот Юхнин желчный и циничный тип, который мог решиться на подобный шаг.

– Понятно. Я могу узнать, при чем тут его близкое знакомство с супругой вашего президента клуба?

– Вы говорили о побудительных мотивах подобного поведения, – напомнила Марина, – поэтому я и поняла, кто именно мог стоять за этими отравлениями. Конечно, эти лекарства Епифанцеву подмешивал наш врач, а приказывала ему Эмилия Максимовна.

– Зачем? Она ненормальная? Хочет, чтобы бизнес ее мужа терпел убытки? Или она не понимает, к чему могут привести эти поражения?

– Именно потому, – кивнула Марина. – Ей кажется, что муж слишком много времени уделяет футбольному клубу, в ущерб другому бизнесу. Бочкарев – владелец контрольного пакета акций санкт-петербургского «Динамо», но его активы размещены в нефтегазодобывающих и металлургических компаниях. Она считает, что будет правильно, если он продаст акции клуба и более детально займется другими проблемами. Тем более что у нас в прошлом году финансовый год завершился с большим минусом, несмотря на успешную игру команды.

– Только из-за этого?

– Не только, – ответила Марина. Она вдруг вспомнила, что не захватила с собой сумочку, и попросила: – У вас есть сигареты? Закурить хочется.

– Нет, – ответил Дронго, – я не курю.

– Жаль. – Она немного помолчала и снова заговорила: – Я убеждена, что это сделал Юхнин по просьбе Эмилии Максимовны.

– Откуда такая убежденность?

– Одно время Юхнин ухаживал за мной. В общем, пытался приударить. Он давно развелся со своей супругой, вернулся домой уже холостым. А я замужняя женщина и сразу ему сказала, что между нами ничего не может быть. Он, конечно, обиделся и с тех пор разговаривает со мной подчеркнуто холодно и отстраненно. Я думаю, что он мог придумать разные небылицы супруге Бочкарева, чтобы она решилась на такой шаг с целью убрать мужа из нашей команды и оторвать его от меня. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Можно личный вопрос?

– Я даже знаю какой. Хотите спросить, имеют ли подобные слухи реальную основу?

– Да, именно об этом я и хотел вас спросить.

– Черт возьми! – вырвалось у Марины. – Как же хочется курить. – И продолжила безо всякого перерыва: – Да, мы с Бочкаревым были достаточно близки.

– Вы его любовница?

– Я бы этого не утверждала. У него есть почти официальная любовница в Санкт-Петербурге. Я скорее женщина, которая сопровождает его во всех командировках. Это ведь удобно, когда все под рукой. И нужная женщина, и толковый помощник.

– Извините за циничный вопрос: ваше замужество в данном случае не мешает?

– Мешает. И очень сильно, – честно ответила Марина. – И вы напрасно думаете, что я безумно влюблена в своего шефа. Это всего лишь бизнес, как говорят в таких случаях американцы. Вы сегодня утром спрашивали меня о моей зарплате. Так вот, я получаю больше, чем все режиссеры в театре моего супруга. Их там трое. И соответственно раз в пятьдесят больше моего мужа, – повторила она.

– Вам не кажется, что вы тоже достаточно циничны? Не встречаетесь с холостым врачом из-за своего замужества и готовы встречаться с женатым руководителем…

– А разве я говорила, что считаю себя ангелом? Ничего подобного – я такая же, как все. Насколько я помню, вы тоже не всегда были идеальным мужем, хотя и семейный человек. – Она намекала на свою подругу с телевидения, с которой Дронго встречался несколько раз.

– Я тоже не подхожу на роль святого, – усмехнувшись, согласился он, – но хотя бы не подвожу под свое поведение некую псевдонравственную базу. Значит, когда Юхнин пытается за вами ухаживать, вы сразу вспоминаете о своем муже, а когда то же самое делает Бочкарев, вы считаете это достаточно нормальным?

– Да, – ответила Марина без тени смущения. – В моем положении девяносто девять женщин из ста воспользовались бы подобной ситуацией. Тем более что Бочкарев уже давно не в той форме, в какой мог бы находиться в своем возрасте. Он, конечно, не импотент, но получается у него не всегда. Через раз или через два. В последнее время чаще вообще не получается. Вы видите, я достаточно откровенна. У нас с ним такая платоническая любовь, если можно так выразиться. Но Эмилия все равно дико ревнует. Я думаю, она подозревает меня в отсутствии соответствующих желаний у ее мужа, поэтому и хочет любым способом оторвать его от клуба и соответственно от меня, – повторила она.

– Интересная версия, – задумчиво произнес Дронго, – и вполне возможная в данных обстоятельствах.

– Единственно возможная, – убежденно произнесла Марина.

Наступило недолгое молчание.

– В каком номере живет Юхнин? – спросил Дронго.

– На вашем этаже, в двести двенадцатом номере.

– Я лично поговорю с ним, но у меня есть к вам еще несколько вопросов.

– С кем еще я встречалась? – мрачно пошутила Марина.

– Нет. Если вы понимаете, что жена президента клуба плохо к вам относится и готова пойти на все, чтобы отдалить своего мужа от клуба, почему вы рискуете и остаетесь здесь? Ведь в следующий раз врач, ухаживаниям которого вы предпочли своего босса, может увеличить дозу лекарства, и она окажется в вашем стакане.

– Я об этом не думала, – призналась Марина. – Теперь буду следить за своей едой и напитками.

– Так будет правильно, – согласился Дронго. – А Григурко вы, значит, не подозреваете?

– Нет. Конечно, нет.

– Кого-нибудь еще?

– Никого, – сразу ответила Марина, – футболисты не стали бы этого делать из-за своеобразной корпоративной этики…

– Подождите, – прервал ее Дронго, – кажется, кто-то стоит за дверью.

Он быстро поднялся, подошел к входной двери и посмотрел в глазок. В коридоре никого не было. Он открыл дверь, выглянул. Никого. Неужели ему показалось? Или кто-то действительно проходил мимо его номера? Он вернулся на свое место.

– Показалось, наверное. А сама Эмилия Максимовна пробовала поговорить с вами?

– Нет. Хотя… был один случай. Мы с ней случайно оказались вместе в женской туалетной комнате, когда летали в Париж на жеребьевку отборочных игр. Я стояла у зеркала, когда туда вошла Эмилия. Она подошла ко мне и внимательно меня осмотрела, словно увидела в первый раз. Затем неожиданно сказала:

– Вы хорошо выглядите.

– Спасибо, – ответила я ей.

– Сколько лет вы в браке? – уточнила она.

– Восемь.

– И почему у вас до сих пор нет детей?

Меня даже немного смутил этот своеобразный допрос.

– Мы решили с мужем немного подождать, – достаточно честно ответила я.

– Понятно. – Она еще раз внимательно осмотрела меня и ушла, больше ничего не добавив.

– У них есть совместные дети от брака с Бочкаревым? – уточнил Дронго.

– Одна девочка. Ей только восемь лет. Эмилия Максимовна – вторая супруга Бочкарева. От первой у него уже взрослый сын. Он работает в московском филиале компании отца.

– Больше никаких разговоров с ней у вас не было?

– Нет. Она обычно меня полностью игнорирует, когда видит. Смотрит сквозь меня, как сегодня в баре. Не здоровается, не разговаривает, не прощается. Устраивает такие демонстрации, чтобы показать мне разницу между нами. Указать мне мое место. Я уже привыкла к подобным выходкам и даже не обижаюсь. В конце концов это ее муж бегает от нее ко мне, а не наоборот.

Цинизм молодой женщины был поразительным. Дронго подумал, что он совсем не знает это поколение. Когда развалился Союз, ей было не больше десяти лет. И все, что она увидела и узнала, пришлось на «окаянные девяностые годы». Когда слова «честь», «достоинство», «патриотизм», «любовь», «верность», «идеалы», «нравственность», «мораль» были всего лишь пережитками прошлого и пустыми, ничего не значащими звуками. Обогащаться любой ценой, добиваться успеха, невзирая ни на что, беспринципность и откровенный прагматизм стали нормами поведения, а цинизм и бессердечность были возведены в ранг абсолюта. Если в семнадцатом году религию заменили коммунистической идеологией, которая вместе с тем сочетала в себе некоторые нормы морали и нравственности, то в девяносто первом эту идеологию опрокинули вместе со всеми нормами поведения. И начали строить безыдейное общество, лишенное всяких нравственных норм.

– Кажется, я начинаю сознавать, что уже не всегда понимаю представителей вашего поколения, – невольно признался Дронго.

– Возможно, поэтому мы кажемся вам слишком циничными, – согласилась Марина. – А мы всего лишь рациональные прагматики.

– В последнее время я часто слышу это выражение, – заметил он, – но не уверен, что ваш рациональный прагматизм делает вас счастливыми.