Текст книги "Тождественность любви и ненависти"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ВОСПОМИНАНИЯ

Чхеидзе вернулся в отель потрясенный происшедшей аварией. Болела спина, сильный удар пришелся по правой почке, хотя рентген не выявил никаких переломов или сильных ушибов. Ногу ему обработали, на руку наложили повязку. У него была содрана кожа с правого локтя. Вернувшись в свой номер, он раздраженно выпил рюмку коньяку, хотя врач предупреждал его, чтобы он не пил сегодня спиртного.

Лиану и своего телохранителя он сразу отправил в переход, найти эту проклятую цыганку. Но было уже достаточно поздно и они никого не могли найти. Когда Лиана сообщила ему об этом, он разозлился еще больше. Позвонил Самойлов, который сообщил о том, что тело Касаткина увезли в морг. Чхеидзе вздрогнул. Он представил себе, как его, раздетого, кладут на холодный стол и начинают разделывать, словно быка. Стало зябко и страшно. Он подумав, что нужно будет выпить еще одну рюмку коньяка, когда раздался телефонный звонок. Лиана была в его номере. Как и Вебер, который сидел у дверей, в холле. Лиана ответила на телефонный звонок. Затем произнесла по-русски:

– Одну минуту, я сейчас узнаю, – она взглянула на своего босса. – Это звонит Ирина Маланич. Главный редактор журнала. Говорит, что вы ее знаете. Что мне ей сказать?

– Дай мне трубку, – сразу сказал он.

– Здравствуй, Давид, – услышал он знакомый голос.

– Добрый вечер. Как у тебя дела? Как ты меня нашла?

– Ты же сам сказал мне, что прилетишь в Москву и остановишься в «Национале», – напомнила Ирина, – и поэтому я позвонила. Они долго не хотели соединять меня с твоим номером. Ты у нас уже большая персона.

– Какая, к черту, персона, – устало выговорил Давид Георгиевич, – я здесь сразу попал в неприятную историю. Ты даже не представляешь себе, насколько все глупо и неправдоподобно.

– Я знаю, – неожиданно сказала она, – поэтому сразу и позвонила. Как ты себя чувствуешь?

– Откуда ты знаешь? – ошеломленно спросил Чхеидзе.

– Это не важно. Ты лучше скажи, как ты сейчас себя чувствуешь. Тебя ведь увезли в больницу?

– Ты и это знаешь, – криво усмехнулся Давид Георгиевич, – да, я попал в жуткую историю. Погиб мой главный компаньон. В нас врезался грузовик и я чудом остался жив. Просто чудом. Он сидел рядом со мной и погиб мгновенно.

– Тебе повезло, – согласилась она.

– Очень повезло. Если бы я сел на его место, то сейчас меня бы отвезли в морг. Можешь себе представить. Столько лет не приезжать в Москву, а потом прилететь и попасть в такую дикую автомобильную аварию.

– Представляю, что ты чувствуешь.

– Если бы ты все знала, то вообще бы мне не поверила. Может, ты сумеешь сегодня ко мне приехать? И учти, что мы не виделись с тобой целую вечность.

– Ровно двадцать три года, – напомнила ему Ирина, – ты тогда уезжал в свой Новосибирск, а я оставалась одна в Москве. Мы разговаривали с тобой в последний раз на лестничной клетке в моем доме. И ты тогда ушел, если, конечно, помнишь.

– Мне было только двадцать два года, – вспомнил Чхеидзе, – я был молодым и глупым. Не нужно вспоминать, каким я тогда был. К тому же у меня было направление на работу в Новосибирск, куда я и отправился на следующий день.

– Верно, – согласилась Ирина, – и не звонил мне целый год. И даже не отвечал на мои письма.

– Я попал по распределению в «почтовый ящик», как тогда называли закрытые предприятия, – пояснил Чхеидзе, – и твои письма до меня просто не доходили. Их мне вручили потом, через семь месяцев. А звонить я оттуда не мог. Даже матери и сестре я звонил только один раз в неделю. Нужно было заполнить особый формуляр и объяснить, кому и зачем я собираюсь звонить. Что мне нужно было написать? Собираюсь звонить в Москву своей знакомой девушке. Мне бы просто не разрешили звонить. Это сейчас есть мобильные телефоны и ты можешь позвонить в любую точку земли и почти из любого места. А тогда все было иначе. Чтобы позвонить в Тбилиси, я ходил к Главпочтамту, рядом с которым была телефонная станция для междугородных разговоров.

– Прошло столько лет, а ты все еще пытаешься оправдаться, – мягко заметила Ирина, – я думаю, что все так и должно было случиться. Если бы ты тогда остался в Москве, то, может, никогда не стал бы таким известным миллионером и гражданином Германии. А твой новосибирский опыт тебя обогатил.

– Да, – согласился Давид, – возможно, ты права.

– А я бы не стала главным редактором журнала и, возможно, не сделала бы такой карьеры, – закончила она.

– Значит, нам обоим повезло, – подвел итог Чхеидзе. – Так когда ты сможешь ко мне приехать?

– Часа через полтора. Как раз закончу все свои дела и приеду.

– Я видел твою фотографию в журнале и читал твою вступительную статью. Даже не думал, что ты так изменилась. И в гораздо лучшую сторону. Честное слово.

– Надеюсь, что в лучшую, – согласилась она. – В общем договорились, я буду у тебя через полтора часа. До свидания.

Он положил трубку. И увидел, как смотрит на него Лиана.

– Это моя старая знакомая, – пояснил Давид Георгиевич, – мы были с ней знакомы, когда я еще был студентом. Сейчас она главный редактор модного журнала.

– Ирина Маланич, – вспомнила Лиана.

– Верно. Ты как раз узнавала ее телефон. В общем она приедет ко мне через полтора часа. Закажи ужин и шампанское в номер. Пусть сервируют прямо в гостиной. Я не хочу спускаться в таком виде в ресторан. У меня две ссадины на щеке. И рука дико болит.

– Может, перенести ее визит на завтра? – предложила Лиана. – Вам нужно отдохнуть.

– Ничего страшного. Я же не собираюсь таскать камни. Ты позвони и узнай у Самойлова насчет наших завтрашних планов. Наверное, все встречи они перенесут и мне придется надолго задержаться в Москве. Как все это плохо. Даже не представляю, что будет дальше. Когда разрешат похоронить Касаткина, мне, наверное, нужно будет находиться в Москве, чтобы участвовать в его похоронах. И как ты думаешь, когда мы возобновим работу?

– Я все узнаю у Самойлова, – ответила Лиана, – или позвоню Тамаре, бывшему секретарю Касаткина. Она, кажется, была в курсе всех его дел.

– Интересная молодая женщина, – вспомнил Давид Георгиевич, – такая раскованная и агрессивная одновременно.

Лиана промолчала. Она не комментировала высказывания своего босса относительно других молодых женщин.

– Позвони Магде в Цюрих, – напомнил Чхеидзе, – и расскажи об аварии. Пусть свяжется с нашими юристами. Узнает, какие могут быть форс-мажорные обстоятельства. И попадает ли смерть одного из руководителей московской компании в этот список. Узнай, что они могут сделать. Что мы можем сделать. В общем пусть подготовят подробный отчет. И свяжитесь с Львом Лазаревичем.

– Я уже все сделала, – сдержанно ответила Лиана, – когда мы ехали в больницу. Позвонила в наш швейцарский офис и Файгельману. Он уже работает над документами.

Она была хорошо вышколенным сотрудником. Чхеидзе несколько удивленно взглянул на нее. Даже он был потрясен этой аварией и не сразу опомнился. Смерть Касаткина вообще выбила его из состояния равновесия. А она так точно и четко действовала, словно заранее подготовилась к столь невероятной катастрофе.

– Молодец, – кивнул Давид Георгиевич, – ты все сделала правильно.

Он редко ее хвалил. Он вообще редко выражал свое отношение к хорошей работе своих сотрудников. Уже много лет проживший на Западе, он считал в порядке вещей хорошую работу всех своих сотрудников. Но если кто-то проявлял нерадивость или неисполнительность, то расплата бывала мгновенной. Он просто не понимал, как можно держать на работе лишний балласт. Провинившегося сразу увольняли, не принимая во внимание никакие объяснения. И хотя юристы несколько раз советовали Чхеидзе быть несколько благожелательнее к своим сотрудникам, он уже не мог измениться. Сказывались и годы, проведенные сначала в Германии, затем в Италии, США, Швейцарии. К тому же он искренне считал, что невозможно сохранить свои деньги, работая с нерадивыми сотрудниками.

Лиана подошла к телефону и стала заказывать для него ужин. Она выбрала бутылку французского вина, зная, какие именно сорта он любит. Он услышал, как она заказывает вино, еще находясь в ванной комнате. Удовлетворенно кивнул сам себе и вышел из ванной.

– Все сделала, – сообщила Лиана, – я вам нужна? Или мне можно удалиться в свой номер?

– Не нужна, – ответил Чхеидзе, – и скажи Гюнтеру, что он тоже мне не будет нужен. Пусть отдохнет в своей комнате. Если понадобитесь, я вас позову. Пусть только проверит официантов. Хотя там будут ребята из охраны. Они наверняка останутся до утра, сменяя друг друга. Надеюсь, что до утра уже ничего особого больше не случится.

Снова раздался телефонный звонок и Лиана сняла трубку. Выслушав сообщение, она что-то сказала и положила трубку. Затем взглянула на своего босса.

– Звонили из прокуратуры. Они просят, чтобы вы в течение двух суток не покидали Москвы. Завтра приедет следователь, чтобы с вами поговорить. И они сказали, что должны еще получить акты вскрытия. У них такое правило, до тех пор пока не будет актов, вы должны задержаться в Москве.

– А если у меня важные дела? – разозлился Чхеидзе. – Или я обязан сидеть здесь, пока они будут разбираться? Пусть лучше узнают, почему у грузовика внезапно отказывают тормоза. И кто в этом виноват. И вообще откуда появился этот грузовик в центре города. Я думал, что их все уже давно списали. И теперь здесь работают только современные крупногабаритные машины – «Вольво» и «Мерседесы».

– Они просили вам передать, – повторила Лиана.

– Если позвонят еще раз, скажи, что передала. И проследи, чтобы нам не мешали, когда придет моя гостья. Предупреди охранников.

– Извините, наша гостья останется ночевать у вас? – Лиана была женщиной без комплексов. – Или нужна будет машина, чтобы ее отвезти домой?

– Я не знаю, – стушевался Чхеидзе. Такие прямые вопросы всегда его немного смущали.

– Дежурная машина будет стоять у отеля всю ночь. В ней двое сотрудников охраны, – сообщила Лиана. – Если вам нужно будет, чтобы ее куда-то отвезли, вы можете сказать об этом кому-нибудь из людей, дежурящих в коридоре. Ваши городские телефоны я переведу на свой номер. И буду отвечать, если кто-то позвонит.

– Все понял, – кивнул Давид Георгиевич, – спасибо за подробный инструктаж. А ты держи ситуацию под контролем. Если будет звонить Лев Лазаревич, можешь меня с ним соединить.

– Обязательно. Это я знаю.

– И еще, – вспомнил Давид Георгиевич. – Ирина позвонила мне и сказала, что уже знает о случившейся аварии. Откуда она могла узнать?

– Возможно, передали по телевидению, – пояснила Лиана, уже поворачиваясь, чтобы выйти. – Я видела, как на место аварии приехали операторы с какого-то телевизионного канала. Касаткин был известным человеком в городе, руководителем крупнейшей строительной компании. И о его смерти могли сообщить в программе новостей. Не каждый день погибает в автомобильной аварии бизнесмен такого уровня. Они могли сказать и про вас.

– Про него могли, а про меня вряд ли. Одним из условий моего появления здесь была полная конфиденциональность наших переговоров и моего приезда. Хотя, может, она узнала меня, когда наконец меня вытащили из автомобиля. Может, камера в этот момент как раз меня и снимала.

– Такое тоже возможно, – согласилась Лиана.

– Вот и не верь потом в мистику, – нервно сказал Чхеидзе, – после такой страшной аварии. Скажи охранникам, чтобы пропустили ко мне женщину. Она скажет им свое имя и фамилию. Пусть пропустят.

– Я скажу, чтобы они проверили ее сумочку, – на всякий случай сказала Лиана.

– Ни в коем случае. Ты даже не представляешь, какая она гордая женщина. Обидется, повернется и уйдет. Пусть просто пропустят.

– Предсказание, – вдруг произнесла Лиана, – у вас остались только два дня. А если она придет сюда, чтобы вас убить?

– Не смей говорить такие вещи. Зачем ей меня убивать? Она успешный главный редактор популярного модного журнала. И мы не виделись почти четверть века. Какая глупость. Ей совсем не нужно меня убивать.

– Предсказание, – снова повторила Лиана.

– Уходи, – разозлился Чхеидзе, – и не нужно меня пугать. Я ничего не боюсь. И не верю в глупые предсказания. Ты же видела, как я сел на заднее сиденье. И ничего не испугался. И не буду бояться впредь. Пусть ее пропустят ко мне и не задерживают. Ни в коем случае. Ты меня поняла?

– Да, – кивнула Лиана, – я распоряжусь.

– У нас с ней были очень дружеские, интимные отношения, – неожиданно сообщил Давид Георгиевич, – очень хорошие отношения. Я даже думал на ней жениться. Но потом как-то не получилось. У нас начались размолвки, ссоры, какие-то мелкие неприятности. А потом я уехал в Новосибирск, и она вышла замуж за своего коллегу, который был старше ее на шесть лет, но зато имел отца, работавшего заместителем министра в каком-то очень важном промышленном министерстве. А мой отец к этому времени был уже на другом свете. Поэтому я обиделся и не звонил ей больше никогда. До прошлого года. Теперь ты понимаешь, почему не нужно ее обыскивать?

Лиана ничего не ответила. Она только сухо кивнула еще раз и вышла из комнаты. Давид Георгиевич остался один. Он подошел к окну и посмотрел вниз, на площадь.

– Откуда эта цыганка могла знать про аварию? – в который раз подумал он. – Или на моей ладони могли быть отпечатки шин неуправляемого грузовика?

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ВОСПОМИНАНИЯ

Она вошла в гостиную и он замер, не веря своим глазам. Это была та самая женщина, фотографию которой он видел в журнале. Он так до конца и не верил, что Ирина Миланич, та самая Ирина Дмитриева, с которой он встречался почти четверть века назад. Он не верил до тех пор, пока не прочел ее биографию, выяснив, что она училась на журналистском факультете МГУ как раз в те времена, когда он с ней встречался. Он попросил Лиану разыскать телефон главного редактора и позвонил ей, даже не рассчитывая на удачу. Но Ирина Миланич оказалась той самой девушкой, с которой они встречались в теперь уже далекие восьмидесятые годы. В прошлом году, когда он ей позвонил, они проговорили более тридцати минут.

Потом были и другие телефонные звонки. Однажды они договорились увидеться в Париже, но он не смог вылететь из-за важной встречи в Милане. В другой раз сорвалась их встреча в Вене, куда не смогла приехать сама Ирина. И вот теперь она вошла к нему в номер. Неправдоподобно изменившаяся. Строгая, деловая, с очень красивым макияжем, великолепно уложенными волосами. В очень стильном приталенном темно-синем костюме. Свободный пиджак и юбка немного выше колен. Сумочка от Прады, столь модной в этом году, после выхода в свет фильма с участием Мерил Стрип. Подобранная в тон одежде обувь. Он восхищенно смотрел на элегантную женщину, стоявшую перед ним. Ее наряд дополняли очень изысканные очки без оправы. Он знал, что подобные очки делают только самые известные фирмы. Возможно, это были очки от Шанель или Кристиана Диора.

– Здравствуй, – сказала она, глядя на него и явно радуясь произведенному эффекту, – неужели ты меня не узнаешь?

– Добрый вечер, – он шагнул к ней и как-то неловко поцеловал ее в щеку. Поцелуй получился даже не дружеским, а каким-то официальным, словно его обязали ее поцеловать. Он даже смутился. Она почувствовала его смущение и улыбнулась.

– По-моему, ты не ожидал, что эти годы пойдут мне на пользу, – сказала Ирина.

– Да, – восхищенно кивнул Давид, – ты очень изменилась. Если бы я встретил тебя на улице, то, возможно, и не узнал бы. У тебя другой цвет волос и совсем другая осанка. Ты даже как будто немного выросла. И сохранила свою фигуру.

– Насчет фигуры не нужно, – покачала она головой, – я держусь изо всех сил на разных модных диетах, чтобы влезать в свои костюмы. А насчет прически – верно. Я уже давно экспериментирую со своими волосами. Сейчас мне нравится именно такой цвет волос. Чуть светлее обычного.

– Садись, – показал он на стол, вспомнив, что им должны принести ужин.

Она положила сумочку рядом с собой и уселась за стол. Он присел напротив.

– Поразительно, – сказал он восхищенно, – ты главный редактор такого известного журнала. Сколько ты зарабатываешь? Только честно? У тебя есть акции вашего журнала? Или вы считаетесь только российским изданием известного бренда?

– Давай по порядку, – предложила Ирина. – Я зарабатываю около восьми тысяч долларов. Моя официальная зарплата. С разными бонусами и премиями, которые у меня могут быть, я получаю в год до четырехсот тысяч долларов. Это, конечно, не так много, как проценты с твоих миллионов, но мне на жизнь вполне хватает.

– Могу себе представить, – сказала Давид, – это зарплата американского президента.

– До президента мне далеко, – ответила Ирина, – и до тебя тоже. Насколько я знаю, ты «стоишь» сегодня несколько сотен миллионов долларов. Очень неплохо для эмигранта из бывшего Советского Союза. Хотя, насколько мне известно, ты уже улетел отсюда достаточно богатым человеком.

– Конечно. Все свои основные деньги я сделал именно здесь, – согласился Чхеидзе.

В дверь постучали. Это был Вебер. Двое официантов принесли тележки с заказанным ужином. В ресторане отеля можно было заказать изысканные блюда европейской и русской кухни. Они начали расставлять приборы, когда Ирина покачала головой.

– Напрасно ты все это заказал. Я не ем после восьми вечера. Мне требуются героические усилия, чтобы сохранить свою фигуру. Иначе я поплыву и превращусь в обычную толстушку.

– Пусть оставят, – распорядился Давид, – мы не будем есть. Будем только смотреть. А вино ты хотя бы пьешь или от него тоже толстеют?

– Вино почти не пью. Хорошо еще, что ты не предлагаешь мне пива. У них в ресторане бывает хороший солодовый виски. Пусть принесут бутылку.

– Принесите, – согласился Чхеидзе. – Неужели ты пьешь виски? Когда мы с тобой познакомились, ты пила только лимонад.

– Это было в прошлом веке, – невозмутимо напомнила Ирина, – с тех пор многое изменилось.

Официанты бесшумно исчезли вместе с Вебером.

– И ты стала главным редактором журнала, – сказал Давид, – как все это здорово. Значит, твоя жизнь состоялась. Я тогда вернулся из Новосибирска и узнал, что ты вышла замуж. Говорили, что твой тесть был очень важным человеком. Я тогда искренне за тебя порадовался.

– Так порадовался, что даже не позвонил, когда снова вернулся в Москву?

– Я не сразу вернулся. Только через два года. В первый отпуск я поехал в Тбилиси. У меня тогда заболела мать и я поехал к ней. А сюда я приехал только через два года. Мне сказали, что ты замужем, у вас все хорошо. Даже любезно сообщили, что ты успела родить. Поэтому я не стал тебе перезванивать, чтобы не мешать вашему счастью.

– Какое благородство, – всплеснула она руками, – и ты поэтому решил мне не звонить? Так радовался за меня, что даже не захотел меня снова увидеть. Ты всегда был эгоистом, Давид. Извини, что я вынуждена тебе это говорить. Я ведь чувствовала твое отношение ко мне. Ты помнишь, как мы познакомились? Ваша компания была у Владика дома, когда я туда пришла. Мне еще сказали, что у Владика собираются лучшие фарцовщики среди студентов.

– А мне сказали, что придет самая красивая студентка-журналистка, – вспомнил улыбаясь Чхеидзе, – и еще рассказывали о твоем знаменитом папе.

– Поэтому ты сразу запал на меня. Твоему кавказскому «эго» льстило, что ты будешь встречаться с самой красивой студенткой. Ты знаешь, как я об этом догадалась? Когда увидела твои многочисленные фотографии в зарубежных журналах вместе с разными красотками – актрисами, топ-моделями, журналистками. В общем тебе нравится быть в окружении красивых женщин. Это, очевидно, тебя стимулирует.

– Ты мне тогда очень нравилась, – возразил Давид, – и встречался я с тобой не для «стимулирования».

– Возможно, что нравилась. Но еще больше ты любил гордиться мною, выставляя как игрушку, как символ твоего безраздельного могущества. Тебе было приятно, что с тобой рядом находится такая студентка. К тому же все знали моего отца, известного профессора. У него как раз в это время вышла очередная книга.

– Я встречался с тобой не из-за твоего отца, – возразил Давид, чуть покраснев, – ты мне нравилась больше всех остальных. И ты сама прекрасно знаешь, что очень мне нравилась. А насчет отца... Говорят, что это ты выбирала себе мужа из-за его отца. Он ведь был тогда заместителем министра.

– Ах, вот почему ты не позвонил. Решил, что я выбрала себе богатого мужа с хорошими родственниками? Эх ты, значит, ты меня совсем не понимал. Этот парень ухаживал за мной, еще когда мы с тобой встречались. Ты еще так смеялся над Викентием. Да, да, тот самый Викентий Миланич, которого ты тогда считал полным ничтожеством. Он все время бегал за мной как собачонка, готов был выполнить мои любые прихоти, чтобы я только вышла за него замуж. Уже позже я поняла, что нельзя выходить за «собачку». Мужа нужно уважать. Или хотя бы не обманывать. Мой меня очень любил. И возможности имел почти неограниченные. Его отец был не просто заместителем союзного министра, а еще и генерал-полковником. В те советские времена у него была очень большая должность. Только мне от этого было не легче. Я его не любила совсем и самое главное – не уважала. Очень трудно жить с мужчиной, которого не уважаешь. Вот поэтому мы с ним и развелись через два года. И я осталась одна с ребенком на руках.

– Я этого не знал, – сказал несколько ошеломленный таким известием Давид.

– Или не хотел знать, – возразила она, – так было удобнее.

В дверь снова постучали. Чхеидзе крикнул, разрешая войти. Официант вошел снова вместе с Вебером. В руках он держал три бутылки виски разных сортов. Ирина усмехнулась. Очевидно, в отеле уже знали, какой именно клиент у них остановился.

– Поставь на стол и уходи, – приказал Чхеидзе, протянув официанту на чай десять евро.

Официант вышел вместе с Вебером за дверь.

– Это твой телохранитель? – спросила Ирина, указывая на вышедшего Вебера.

– Да. Он прилетел вместе со мной.

– У тебя охрана, как у президента, – заметила Ирина, – ты чего-то боишься?

– Ты же знаешь, что случилось со мной сегодня. Я чуть не погиб. Поэтому мне прислали такую охрану, – он поднял одну бутылку, показывая ее Ирине, и она кивнула в знак согласия. Чхеидзе разлил янтарную жидкость в два больших стакана. Добавил лед. Протянул один стакан своей гостье.

– За нашу встречу, – предложил он.

– За встречу, – согласилась Ирина, чуть пригубив напиток. И поставила стакан на стол перед собой. Затем сказала: – Насколько я слышала, это была случайная авария.

– Ничего случайного не бывает, – возразил Давид, – помнишь, как было написано у Булгакова? Ты тогда попросила меня достать для тебя эту книгу, и я достал ее через знакомых ребят. Даже не книгу, а журнал, где был напечатан роман. Честно говоря, он мне не очень понравился. Я не любил мистику. Но одну фразу насчет упавшего кирпича запомнил. Кирпич просто так на голову не падает, сказал Воланд.

– И ты думаешь, что твою аварию подстроили? Или это была не случайность?

– Я тебе расскажу как было, – сказал Чхеидзе. – И он вкратце рассказал, что с ним произощло, закончив монолог словами: – Так что жить мне осталось два дня. А потом меня убьют.

– Кто убьет? Почему?

– Этого я не знаю. Но цыганка сказала, что убьют. И теперь я начинаю думать, как мне быть, – он взял бутылку и налил себе почти половину стакана. Затем залпом выпил виски, даже не поморщившись.

– Не нужно столько пить, – попросила Ирина, – и ты ничего не хочешь предпринять? Будешь сидеть и ждать, пока тебя убьют? А может, она ошиблась или ты ее не так понял?

– Рядом со мной стояли несколько человек. И они все слышали, что именно говорила цыганка.

– Тогда уезжай, – предложила Ирина.

– Не могу. Звонили из прокуратуры и просили меня задержаться в Москве, хотя бы на два дня. Пока не проведут вскрытие тела погибшего. Как будто они не знают, что именно произошло. У них сотни свидетелей. На глазах у всей улицы, этот грузовик врезался в нашу машину. Но им важно, чтобы я тоже оставался в Москве.

– Ты проверился в больнице? У тебя нет внутренних разрывов, каких-нибудь кровоподтеков?

– Есть, – мрачно сообщил Давид, – и на руке, и на ноге. Я стараюсь об этом не думать. Но ничего серьезного нет. Ребра целы, руки-ноги тоже. Голова не пострадала.

– Тогда тебе действительно повезло, – она подняла свой стакан, в котором было немного виски, перемешанного с уже растаявшими кусочками льда.

– За тебя, – сказала она, – за твое сегодняшнее второе рождение.

– Спасибо, – он плеснул себе еще немного виски, и они чокнулись, перед тем как выпить. На этот раз он только пригубил напиток.

– Ты очень красивая женщина, – задумчиво произнес Давид Георгиевич, – иногда я жалел, что все так глупо получилось. Ты помнишь наш последний разговор у вас дома? Ты пыталась мне что-то сказать, объяснить, а я ничего не понял. И ушел, так ничего и не попытавшись понять. Потом долго ругал себя за свое глупое поведение. Но было уже поздно. Я должен был лететь в Новосибирск.

– Хорошо, что ты вспомнил об этом, – вздохнула Ирина, – я тогда пыталась тебе объяснить. Но ты ничего не понимал. Ты слушал меня и не слышал. Мне было ужасно больно. А потом ты ушел.

– Ты развелась со своим мужем тогда и с тех пор больше не выходила замуж? – спросил Чхеидзе.

– Выходила. Говорят, что умные учатся на ошибках других, а дураки на собственных ошибках. Я еще раз вышла замуж, уже когда мне было за тридцать. И знаешь, кто был моим вторым мужем? Можешь не поверить. Он был датчанином. Датчанином, который хорошо владел русским языком и был специальным корреспондентом своей газеты в Москве. С ним мы развелись еще быстрее, уже через год. Оказалось, что западный менталитет совсем не для меня. Его отец был миллионером, а сын считал каждую копейку. Буквально каждую копейку. Только не смотри на меня так. Я про его отца ничего не знала, когда выходила замуж. Мне нравился сам датчанин. Очень начитанный умница, хорошо знающий русскую литературу и, в отличие от тебя, даже любивший Булгакова. Мама у него была литовка. И он хорошо знал русский язык. Только оказалось, что культура не может изменить менталитет человека. Он был типичным скандинавским торговцем, какими были его предки на протяжении сотен поколений. Летал только в экономклассе, жил только в трехзвездочных отелях, питался только в самых дешевых ресторанах. Такой умница и такой жадина. Я даже иногда думала, что он притворяется. Но он действительно был таким.

– Самый богатый в Европе человек владеет мебельными салонами ИКЕА, – сказал Давид, криво усмехнувшись, – про него знает весь мир. Он тоже летает только в экономклассе, ездит на старой машине, питается в дешевых ресторанах и живет в самых недорогих отелях. Своему собственному сыну он платил очень небольшую зарплату, когда тот работал в его фирме. Ничего удивительного. Типично скандинавский менталитет.

– Только не для меня, – вздохнула Ирина, – ты же знаешь, что мой отец всегда был исключительно щедрым человеком. И я привыкла к такому типу мужчин, только к такому. Жадины вызывают у меня отвращение. Жить ради денег, по-моему, отвратительно. Извини, что это я тебе говорю. Ты у нас тоже очень богатый человек. Только ты не такой, как мой датчанин. Живешь в шикарных апартаментах, хорошо одеваешься, заказываешь ужин из ресторана отеля. В общем в тебе тоже говорит твоя «грузиностость». Даже если у тебя не будет денег, ты сделаешь все, чтобы пустить пыль в глаза. Такой шикарный кавказский мужчина.

– У меня есть деньги, – немного обиженно заметил Чхеидзе, – и я никогда не был жадиной. Это даже обидно. Копить деньги, чтобы их потратил кто-то другой? Очень глупо. Я тогда, в начале восьмидесятых, фарцевал только для того, чтобы нормально одеваться и питаться. Стыдно было ходить в обносках и все время занимать деньги у московских студентов. Гордый я был, молодой и гордый. Таким и остался. Поэтому и купил себе замок под Цюрихом, где я сейчас живу. И небольшой дом в Лос-Анджелесе. Я не Абрамович и у меня нет даже миллиарда долларов. Но моих денег может хватить нам обоим. И если ты вдруг решишь сделать ошибку в третий раз, то я готов совершить ее вместе с тобой.

Ирина улыбнулась, прикусила губу.

– Ты так и не женился? – спросила она.

– Нет, – ответил он, – так и не смог найти женщину, похожую на тебя.

Теперь они улыбались оба. Они не могли даже предположить, какие трагические последствия будет иметь их сегодняшняя встреча. Они не могли об этом даже подумать.