Текст книги "Буйный бродяга 2013 №1"

Автор книги: Чайна Мьевиль

Предисловие редакции

В фантастической литературе, и в фантастике вообще, складывается в последние десятилетия странная и даже парадоксальная ситуация. Фантастика как искусство построения образа будущего, или, шире, искусство творения небывалых миров, практически исчезла. Разумеется, прилавки завалены приключениями во вселенных образца трехтысячного года, или в параллельных мирах, или в тайном мире за кулисами нашей обыденности, но... Читаете ли вы очередной постапокалиптический боевик или сагу о войне галактических империй – вы читаете не о будущем, а о страхах современного обывателя, бессильного перед сваливающимися на его голову бедствиями. Открываете ли вы роман об очередном эльфийском принце, или о современном менеджере, свалившемся в 1905 год – вы видите лишь очередную попытку убежать в прошлое от проблем и вызовов современности. Собственно фантастического, небывалого и чудесного, в такой литературе практически не остается. Не прибавляет это, тем не менее, и реализма: ни ярких человеческих типов, ни элементарной достоверности в современной фантастике нет. В фэнтезийный мир обязательно отправится студент-ролевик, к Сталину в сорок первый год – бывший офицер с проблемами в личной жизни, а тайную жизнь волшебной изнанки нашего мира откроет для себя подросток со сложной семейной историей. Но даже там, где в фантастический мир не вторгается наш современник, некроманты (обязательно седые) и астронавты (с именем либо утрированно славянским, либо нарочито англосаксонским) будут всего лишь копиями современного городского мелкого буржуа, со всей его примитивной философией, со всеми мелкобуржуазными радостями и страхами.

Причина такого положения проста: фантастика, как и всякий литературный жанр, является опосредованным отражением существующей социально-экономической ситуации. А ситуация эта, после распада СССР, характеризуется известным словосочетанием «конец истории». Применительно к России «конец истории» в понимании господствующего класса означает лишь, что история ограбления нашего народа, его эксплуатации и целенаправленного оболванивания не будет иметь конца. Именно поэтому фантастика, касающаяся социальных тем, должна навязывать обывателю страх перед любыми общественными изменениями, страх колебать основы сегодняшней российской Стабильности, которую из прошлого атакуют кровавые большевистские упыри, питающиеся исключительно плотью “сделавших-себя-из-ничего” олигархов, а из заморского настоящего – страшные люди с песьими головами, к которым каждый патриотически настроенный чиновник или бизнесмен отдает, тем не менее, своих бедных деток на обучение в их безбожные Йели и Гарварды (обливаясь при том слезами, что звери Чуковского от требований, поставленных усатым Тараканищем).

Наш альманах, как о том заявлено в подзаголовке, является сборником коммунистической фантастики. Коммунизм для нас, разумеется, не «светлое советское прошлое» (при разном и крайне сложном отношении авторов к советскому опыту). И даже не «светлое будущее всего человечества» – этот слоган столь же расхож, сколь и неудачен. Коммунизм – это просто будущее. Вне коммунистической перспективы у человечества будущего вообще нет. Нет будущего и у фантастики, превратившейся из средства познания будущего в средство избегания встречи с настоящим.

Раздел прозы нашего первого номера открывает Ия Корецкая с рассказом «Энцелад» – о столкновении двух невообразимо разных форм жизни – и о понимании между ними, которое может быть сильнее понимания друг другом разобщенных людей классового общества.

Велимир Долоев с четырьмя короткими историями из серии «Остров» задается вопросом, как повлияет на будущее человечества то поражение, что потерпело революционное движение в двадцатом веке, и могло ли все обернуться иначе – на другой планете, при других обстоятельствах?

Юлий Михайлов рисует мир антиутопии, в котором даже слова и имена из революционного прошлого России находятся под запретом. Однако надежда остается всегда: там, где эксплуататоры боятся даже слов, смертельным для них оказывается революционное действие тех, кто вспоминает и повторяет заново уроки прошлого.

В разделе «Лицо номера» мы хотим познакомить вас с одним из немногих современных фантастов, творящих, по выражению Замятина, литературу не бумажную, но бронзовую – с британцем Чайной Мьевилем. Обзорная статья Х.М. Верфта и переведенная специально для нашего альманаха работа этого британского писателя-марксиста о взаимосвязи фантастики и политической теории помогут лучше понять передовые тенденции в зарубежной фантастической литературе. Кстати, именно Мьевилю мы отдаем дань уважения, взяв для своего издания название «Буйный бродяга» – в честь знаменитой подпольной газеты из являющегося местом действия серии романов этого автора города Нью-Кробюзон.

В разделе критики Велимир Долоев рассматривает одну из откровенно заказных и халтурных поделок современного российского агитпропа – сборник псевдосоциальной фантастики «Беспощадная толерантность», а Григорий Ревмарк рассказывает о неожиданно глубокой и интересной серии антиутопических романов Сьюзан Коллинз «Голодные игры».

Где-то здесь, а может, и раньше, мы должны были пафосно пообещать в соответствии с требованиями стиля подложить мину под здание презренного буржуазного искусства. Но этого не будет. Буржуазное искусство исчезает лишь вместе с самой буржуазией, а это происходит определенно не в результате литературной деятельности. Своей задачей мы считаем – показать, что и в условиях общественного упадка возможно мечтать о будущем – ведь пока есть мечта, есть и надежда.

Ночь перед рассветом особенно темна.

Однако и рассвет неизбежен.

Проза

Ия Корецкая
Энцелад

Снежная буря застелила проходящую через большую часть видимого горизонта арку Кольца. Плюющиеся ледяной пылью гейзеры приумолкли под напором неумолимого потока ветра, несущего заиндевевшую окись углерода, полужидкие кристаллы воды и мелкий песок. Эта смесь словно наждаком терла и полировала поверхность равнины, сокрушая и тут же восстанавливая сверкающий слой вещества, в которое закопался маленький исследовательский корабль.

Ничто живое не могло бы просуществовать на поверхности спутника даже в алмазном панцире. Ни один механизм не выдержал бы ветровой и жидкостной эрозии, разъедающей металл. Но кораблик был создан из параграфена, магнитное поле которого захватывало частицы песка и пыли, наращивая собственную оболочку за счет стихий.

В одном из кратеров поблизости разошлась слепящая корка аммиачного наста, выпустив наружу полупрозрачный сгусток. Из вихрей клубящейся поземки метнулся сплюснутый стебель и намертво прилип к одному из краев трещины. Во все стороны разбежались невидимые жгуты, разыскивая опору; несколько минут – и кальмарообразное тело перекинуло себя через стену, выбросив в направлении земного модуля ленты щупалец. Треугольный плоский край одного зацепил корму и присосался к внешнему люку.

Оу нан видогамо крей:

Овальное гнездо в открытом месте, четыре существа внутри.

Прилив пустоты, другое небо, легкий мир с небесными камнями и обширными зарослями.

Существа враждебны иным живым и растениям, уничтожают дыханием жара и металлическими помощниками, чтобы добыть руду.

Другие существа убегают, гнезда разрушены.

Я сам видел это!

– Как дела, ребята?

– Все отлично кроме погоды. Проклятая взвесь, ни просвета, ни окошка нигде.

– Маяк на орбите передает: прогноз благоприятный. Так что держитесь там! Если через неделю ветер не уляжется, мы вас вытащим.

– Неплохо вам говорить, уткнув свои задницы в кресла. В следующей жизни я тоже стану боссом.

– Не скрипи, астронавт, на Земле копятся премиальные. Откопайте там что-нибудь, и разбогатеете! Даю добро на бурение – начинайте.

– О кей, до связи, кэп!

– До связи.

О лежбище моё, окаменевшие старшие неподвижные и свежая икра во впадинах!

Передаю то, что сам осязал и слышал.

Каждое существо внутри гнезда расположено отдельно, не сплетается с остальными, неблизко касается.

Часть времени существа в покое. Часть времени двигаются, испускают волны отверстиями на верхнем конце. Питаются. Постоянно двигают отростками, советуются и общаются с неподвижным.

Существо ушло в желоб, приникло к плоскому неподвижному, стало передавать.

Маленькие движущиеся пятна, увеличиваются, бегут. Это такие же существа в закрытом мире, их много. Существо нацеливается, охотится на своих. Они замирают, падают, больше не живут. Существо довольно.

Санчия выпустила буровую установку, и щуп углубился в подземный океан Энцелада. Теперь можно побаловать себя концертом любимой группы. Пританцовывая, она задвигалась между пультами. Датчики показывали динамику прохождения ледяной толщи на мониторе, а с экрана напротив гремела, вибрируя и постанывая, композиция «Море крови».

Как раз в этом месте, снаружи, к обшивке прилипло щупальце наблюдателя.

Ахмад окончил диагностику поля, и отметил это событие тюбиком клубничного сока. Синтезатор ещё вытягивал молекулы из окружающей среды, но пришлось ввести строгое рационирование пищи. По три кубика в день плюс неограниченное количество жидкости. Коллеги валялись в спальниках, чтобы не расходовать зря калории.

Планетка не желала их отпускать.

Прошел почти месяц без связи с базой и с неработающим генератором. Буровая установка была потеряна на первом же километре вместе с чудом техники – роботом-проходчиком. Вслед за ними по невыясненным причинам последовал и корабельный отсек. Окутанные покровом замерзшего снега, спрессованного страшным давлением, они погружались все дальше в сердцевину мглы, ледника, безмолвия.

Ахмад начал задыхаться и вскрикнул, сердце колотилось как сумасшедшее. Из отверстия койки-кокона показалась всклокоченная голова Ляо в голографическом шлеме. Он обвел кают-компанию неподвижными зрачками, ни на секунду не отрываясь от игры. Ладно, все странно ведут себя под конец. Он сам увлекается фильмами прошлого века, когда только появилось настоящее видео. Аватар – это же классика всех времен! Но целыми днями отстреливать сепаратистов в марсианских туннелях – это, пожалуй, слишком.

Не придется и тратиться на памятник! Настоящий саркофаг, черт бы его подрал.

Род уставился в потолок, над которым возвышался купол тяжелой воды, слой метана и снежная кора поверхности Энцелада.

Настоящая зимовка полярников на Клондайке или в Антарктиде. С тем отличием, что им не выйти даже в скафандре, не развести огонь. Где он о подобном читал или слышал? Всегда ненавидел холод и снег, даже коктейли со льдом и водкой... Часть русского наследия, как и имя. Предкам хватило ума перебраться в Лигурию, где остался братишка-близнец Клим. Сам он, видите ли, не Родрик, а Родион – еще одна фантазия экстравагантной прабабки. Его мать – Веда, а тетка – Эвиза. Это вообще из какой-то древней, не читаной никем истории на полузабывшемся языке детства. Кстати, в багаже, запаянная в пластик, до сих пор валяется эта книжка, завещанная им вместе с поместьем и акциями – старушка, к счастью, имела средства на свои прихоти. За несколько лет Род так и не собрался открыть ни одной страницы. Не оттуда ли палатка, мрак... нет, там была картинка какой-то затерянной экспедиции к звездам!

Пророчество его судьбы? Рука сама открыла замок. Ладно, не глупее же это чем отключаться под наркотик и дурацкие песни как Сан, безостановочно проверять показания приборов или играть в стрелялки?

“Привет вам, братья, вступившие в нашу семью! Разделенные пространством и временем, мы соединились разумом в кольце великой силы”.

Ен абро вакома кехт:

Лежбищам всем и нерестилищам знать, что мы вернули чуждое гнездо в восходящий слой и привели к легкому потоку в открытое небо.

Разумные существа не пострадали. О, счастье исправленного верно го выбора!

Другие не поняты, но есть надежда и мысль.

Они разные.

Они могут быть дружественны гнезду.

Если существа вернутся, мы попытаемся еще раз.

Мы, и ледяные неподвижные, и будущие икринки, и записывающие во доросли – все запомнили это!

Велимир Долоев
Остров

 
Эта песня —
Песня людей,
Пьющих Солнце
Из круглых кувшинов.
Это – космы волос,
Водопадом огней
Обдающих шеи и спины.
 
 
Это – огненный войлок гончих собак.
Догоняющих зверя воем,
Это – бешеный смерч
На обугленных лбах
Босых медноногих героев.
 
 
Я тоже с героями рядом шагал,
Я волосы солнечным светом обвил,
По мосту, ведущему к Солнцу, гремел,
Трубил в разъяренные местью рога;
Я Солнце из круглых кувшинов пил,
Я песню с героями пел.
 

Назым Хикмет.

1. Координатор

Две большие силовые воронки, каждая не меньше пяти метров в диаметре, смотрелись на фоне огромного авианосца совсем не страшно – как раз до того момента, когда они стремительно двинулись на корабль, разрывая в клочья металл, выворачивая внутренности судна наружу, парой стремительных вихрей проносясь по палубе и превращая ее в ад. Двумерная черно-белая видеозапись отвратительного качества не давала, конечно, того эффекта присутствия, что получался при просмотре стереофильмов-катастроф, однако все равно впечатляла.

Али Гонсалес, координатор Первой Межзвездной экспедиции, стоял в центре главного зала Дворца Дискуссий в Токайдо совершенно один. Должность координатора на исследовательском звездолете совсем не похожа на должность капитана древнего корабля – «первого после бога». Все ключевые решения по вопросам экспедиции принимались коллегиально, в своих же сферах ответственности каждый член экипажа предельно компетентен, так что в штатных условиях координатор был фигурой сугубо технической. Однако в условиях экстремальных, когда в кратчайшие сроки требовалось принять решение, по поводу которого не могло быть однозначного консенсуса, именно он принимал на себя всю полноту власти и ответственности. Поэтому сегодня, во время обсуждения результатов Первой Межзвездной, которое стремительно превращалось в суд над ним, Гонсалесом, он выслушивал все обвинения в одиночестве. Признают ли действия экипажа разумными или преступными – последствия скажутся только на его судьбе.

На большом экране за его спиной тем временем продолжалась грандиозная трагедия авианосца с гордым названием «Несущий свободу», искореженного, объятого пламенем, но упорно не желающего тонуть. Эта пленка, записанная с вертолета, стала самой наглядной иллюстрацией первого контакта с внеземной цивилизацией. А вот о том, как в скальном массиве в самом сердце Северного Континента был заживо погребен главный штаб континентального командования Альянса Порядка, рассказать было уже некому. Как и о полном уничтожении в южных морях объединенного флота Унии Единого Бога. Как и о навеки запечатанных ракетных шахтах, об оставшихся на дне океана подводных лодках, и о многом другом, что необходимо было сделать для предотвращения войны и вступления в первый контакт.

Агония авианосца продолжалась очень долго в полной тишине, невыносимо затянувшись как для находящихся в зале, так и для двенадцати миллиардов участников дискуссии, находящихся в этот момент на связи. Гонсалес, продолжая стоять неподвижно перед членами Совета, вышел в Сеть, вывел на глазной экран главный ствол дерева дискуссии, просмотрел мельком статистику высказываний по ключевым словам, распределение мнений по коммунам, но вникать в эту математику не стал. Главное теперь – дождаться того момента, когда ему предоставят слово. Собственная судьба волновала его мало, но он обязан убедить Коммуну в том, что продолжение контакта является неминуемым и неизбежным. Пусть даже он останется в истории преступником – только бы те, что придут исправлять последствия его «преступления», двигались в правильном направлении.

Наконец, на экране все закончилось, но члены совета по-прежнему молчали. Так прошло еще минуты две, пока не раздался в полной тишине голос модератора Совета, Хадиджи Бондарь:

– Сколько же людей вы убили в итоге?

– Еще сто пятьдесят лет назад у нас это называлось «уничтожили солдат противника», – ответил Гонсалес. – И мы не так далеко еще ушли от эпохи последних классовых войн, чтобы стесняться таких выражений. И если говорить о солдатах, то таковых для предотвращения вторжения на Остров и полной дезорганизации армий двух военных блоков необходимо было уничтожить порядка ста тысяч.

– Чудовищно! – вырвалось у сидящего рядом с ней незнакомого Гонсалесу мужчины.

– Война без нашего вмешательства привела бы к куда большим жертвам. Я допускаю, что мы действовали не самым эффективным и гуманным образом. К сожалению, у нас не было эффективного оружия для нанесения точечных ударов по противнику, а применение технологий невоенного назначения для этих целей сродни стрельбе из пушки по воробьям, если вам зна кома эта идиома.

– Итак, вы превысили полномочия исследовательской экспедиции, вмешались в военный конфликт на первой же обнаруженной планете с разумной жизнью, вступили в контакт в нарушение всех полученных от Коммуны инструкций – и все это ради романтических надежд поучаствовать в настоящей революции? – не унимался незнакомый мужчина. – Назначенный координатором важнейшего проекта, вы повели себя как абсолютно безответственный, инфантильный индивидуалист!

– Коммуна дала нам разрешение на вступление в контакт в случае крайней необходимости, – оборвал его Гонсалес. – Никто, разумеется, не ожидал, что первая же наша экспедиция натолкнется на планету с разумной жизнью, более того – жизнью гуманоидного типа, более того – с развитой индустриальной цивилизацией, в ключевой момент ее исторического развития – когда первое рабочее государство, слабое, не оправившееся еще от последствий гражданской войны и разрухи, оказалось под угрозой уничтожения двумя империалистическими блоками в преддверии всемирной войны. Возможно, в следующий раз Коммуне нужно будет отбирать для разведки космоса людей, способных наблюдать, как двадцать восемь миллионов рабочих и крестьян, только недавно освободившихся от господ и хозяев, вновь оказываются обращенными в рабство. Для такой работы, наверное, нужны самые убежденные фанатики «своего пути», уникальности и бесценности опыта, полученного человечеством в ходе разрушительных войн, геноцида и тупикового развития бесперспективных социальных структур. Тех же, кто задумывался хоть раз, было ли обязательным и исторически необходимым вырождение и провал первой попытки построения коммунизма в двадцатом веке, лучше за пределы Солнечной системы не выпускать.

– То есть вам захотелось побыть богами? Выправлять одним нажатием кнопки неправильное развитие целой планеты? – раздалось из глубины зала, от кого – Гонсалес даже не заметил.

– Чтобы ни в коем случае не оказаться в роли богов, мы и предстали после всего перед планетой в человеческом облике. Мы объяснили, что случившееся – вовсе не чудо и не природная аномалия. Что обитатели планеты – не одни во вселенной, и что мы, пришельцы с далекой звезды, такие же люди, как и они – не терпящие угнетения и несправедливости...

– Вы, похоже, не понимаете, к каким последствиям привела ваша авантюра, – Бондарь взяла тот мягкий тон, который никому из хорошо ее знавших членов Совета не предвещал ничего хорошего. – Вы еще не понимаете, какую мутную волну подняли, какой бешеный всплеск ксенофобии и религиозного фанатизма вызвала ваша атака, как стремительно укрепились позиции самых отборных реакционеров перед лицом опасности из космоса, насколько оказались отброшены в своем развитии десятки государств. Ценой вашего локального успеха – если это можно назвать успехом – станет небывалый разгул фашизма...

– Именно поэтому, – голос Гонсалеса окреп, он понял, что обсуждение вышло, наконец, на правильный путь. – Контакт ни в коем случае нельзя прекращать. Именно поэтому мы должны продолжить начатое.

2. Милиционерка

Последние сборы проходили без суеты, по-деловому. Еще раз проверили укладку рюкзака, прицепили всю положенную амуницию к поясу, Анфи пристегнула Нино каску на грудь слева, Нино же в это время проверяла тысячу раз уже выверенную длину ремня автомата. Как всегда, осталась неудовлетворена и чуточку, на полпальца, его подтянула.

– Теперь попрыгать, – скомандовала Анфи, и Нино попрыгала. Результатами обе остались довольны. Завершающим аккордом стал подшлемник, который Нино небрежно, по-мальчишески нацепила на затылок, а Анфи совершенно по-матерински разгладила и натянула на уши. Спорить по этому поводу девушки не стали, и у Нино появилась надежда на то, что удастся выйти из квартиры без ненужных осложнений. Однако это оказалось не так просто...

Целовались они, как всегда, взахлеб и самозабвенно. Маленькая Анфи вставала на носки, отчаянно цеплялась за ремешки разгрузки, Нино упиралась руками в дверь, пытаясь не свалиться под весом своего снаряжения и под напором нежности подруги. Наконец, невыносимо долгий последний поцелуй удалось прервать. Анфи смотрела на Нино снизу вверх, и в этом взгляде уже не было ничего от доброй мамы – теперь она походила больше на обиженного ребенка. Такие метаморфозы до сих пор смущали Нино, но они же и привлекали ее – через два года после знакомства в любимой по-прежнему оставалась загадка, ощущение тайны, и это лишь давало повод к дальнейшему взаимному узнаванию. А загадки еще оставались. Как этот уродливый рваный шрам чуть выше левой ключицы. И еще один, не столь глубокий, но заметный, на правой руке выше запястья. Никакие самые суровые и интенсивные расспросы, похоже, не могли заставить Анфи выдать тайну их происхождения – она уходила в глухую оборону и активно отшучивалась про канцелярские сражения.

– Пятьдесят дней... – с показной кислой миной на лице и задорными искорками в бездонных, золотистого цвета глазах Анфи шумно вздохнула.

– По крайней мере, отоспимся друг без друга, – улыбнулась Нино, и это не было шуткой. Пусть тренировочный лагерь «Демонова гора» и не является самым лучшим местом для отдыха, однако он будет отличным способом отрешиться от житейских проблем и суеты на полный цикл, а это иногда бывает просто необходимо.

– Издеваешься, вредина? – Анфи поймала правую руку Нино своей левой, их пальцы крепко сплелись. Нежно-голубая кожа Анфи выдавала в ней потомка колонистов с Северного Континента, причем очень чистого рода, из тех, что лет тридцать назад с пеной у рта доказывали бы полное отсутствие в своих жилах крови аборигенов. Тонкие аристократические пальцы, столь же тонкие и изящные черты лица – все говорило о знатном происхождении. Впрочем, времена, когда в фиолетовых рабочих кварталах на подобную внешность смотрели косо, давно уже прошли. О какой нетерпимости можно говорить в космополитичном городе, где самое большое в стране количество выходцев не из другой страны даже – с другой планеты?

Полной противоположностью ей была Нино: темно-фиолетовая кожа уроженки центральных гористых областей Острова, лицо, завзятому ценителю женской красоты показавшееся бы грубоватым (для Анфи, впрочем, не было во всем мире лица милее), да и выговор, если прислушаться, типично горский. Много таких молодых людей в последние годы устремлялось по революционному набору на предприятия побережья – объявленная правительством страны вторая фаза построения социализма требовала значительных людских ресурсов. Однако даже в периоды самого интенсивного экономического роста никто не снимал с рабочего класса еще одной ответственной задачи – защиты своей страны. Именно поэтому сегодня Нино собиралась вовсе не на работу.

– Ладно, опоздаю же, – левой рукой она нащупала за спиной дверную ручку. – Все, трогаемся.

В коридоре уже толпилось порядочно народу. Женщин и мужчин, уходящих со вторым батальоном заводской обороны, провожали, как водится, всем подъездом. Поднялась даже дворовая детвора, которой в дни каникул по всем понятиям положено спать все утро. Старшие, у кого Анфи вела уроки, да и совсем маленькие – все учтиво здоровались: в доме молодую учительницу уже успели узнать и полюбить. Появился в дверях и землянин Джамал со своим хитаро – очень популярным в последнее время у молодежи музыкальным инструментом. Ему Анфи обрадовалась в особенности: рядом с белокожим великаном она совершенно переставала бросаться в глаза не только в фиолетовом квартале, но и, наверное, в любой точке планеты. Впрочем, даже к землянам в городе за двадцать пять лет попривыкли.

– Друзья, я так считаю, провожать бойцов надо с песней? – хитаро под руками землянина недвусмысленно бренькнуло, пока собравшиеся и посчитавшиеся бойцы спускались вниз.

– И то верно! – дедушка Мадзи жил один, провожать ему было некого, но каждый уходящий в лагерь отряд он считал своим долгом сопроводить до самой машины. – Давай нашу, заводскую!

Народ отозвался с энтузиазмом, и все, не исключая самых маленьких, под бодрый бой хитаро затянули: «Подымай на ножи фабриканта, выпускай его кровь на асфальт».

Джамал часто шутил, что из всех землян, работающих сейчас в стране, он – самый бессмысленный и бесполезный. Ну что это такое, в самом деле – фольклор собирать? И не древние преданья какие-нибудь, наследие уходящей эпохи, а городские легенды, байки, песни и даже, смешно сказать, надписи в уборной? И тем не менее, когда был выпущен сборник песен революционной эпохи, заботливо отредактированный на предмет всяких кровавых подробностей и кажущихся ханжам «неприличными» слов, именно Джамал первым поднял тревогу. Партия тогда здорово дала по рукам самоназначившимся цензорам, и это событие вызвало большую дискуссию в печати об отображении революции в современном искусстве. После этого в рабочих кварталах его сильно зауважали, и даже дедушка Мадзи, которого Джамал неустанно доставал просьбой вспомнить текст замысловатой дразнилки, запускавшейся отчаянными местными мальчишками вслед полицейским патрулям шестьдесят лет тому назад, уже не отзывался о нем черной бранью, а лишь поджав губы, раздраженно отвечал интересующимся: «Откуда я знаю, куда ваш сортирный архиолух пошел?».

Процессия из милиционеров и провожающих с каждым пройденным этажом увеличивалась, и из подъезда вывалила уже порядочная толпа. Машина с открытым бортом стояла в ожидании, все начали прощаться в очередной, теперь уже точно последний раз. Анфи вновь преобразилась: хлопнув Нино по плечу, она нарочитым басом протянула:

– Ты уж того... Служи верно, воюй справно, батьку с мамкой не позорь, ворогу спуску не давай, штобы, значить, с честью да славой домой возвернуться...

Нино расхохоталась, чмокнула любимую в щечку, забросила в кузов автомат и ухватилась за протянутые руки. А бойцы уже разворачивали и крепили к борту фиолетовый флаг с перекрещенными якорем, киркой и топором – символами трудового народа Острова. Под общее ликование машина тронулась.

– В такие моменты я себя чувствую чужим на вашем празднике жизни, – народ постепенно расходился, и только несколько человек, в том числе и Анфи с Джамалом, оставались на улице в этот рассветный час. Восходящее солнце уже отражалось в окнах верхних этажей, и скоро весь единый жилой комплекс, самый протяженный в стране, выросший буквально за пять лет из ничего возле завода тяжелого машиностроения, со всей необходимой современной инфраструктурой шаговой доступности, рабочий район, связывающий своих обитателей тысячью невидимых ниточек в единую общину, совершенно непохожий на современные стремительно атомизирующиеся зарубежные города, оживет на глазах. Анфи любила свой дом, и дом отвечал ей взаимностью. Поэтому грустной фразы Джамала она не поняла.

– Нет, у меня иногда возникает иллюзия, что я стал вашему миру своим, – продолжал тот. – Но вот при очередной отправке милиции на переподготовку сразу вспоминаю, откуда я. Каждый здоровый взрослый трудящийся гражданин является защитником страны. У вас, кстати, какая военно-учетная специальность? Школьный взвод обеспечения эвакуации, как я понимаю?

– Нет, военная переводчица. Эггройский, саройский плюс тэйкианский. Раз в год прикомандировывают к штабу обороны восточного сектора для переподготовки. «Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание? В противном случае вы будете расстреляны в течение двух суток. Мы гарантируем жизнь вам и вашим солдатам. Сколько человек в деревне? Сдавайтесь, сопротивление бесполезно» – лающие отрывистые слова эггройского плохо сочетались со звонким мелодичным голосом Анфи. – Увы, это не так интересно, как жечь вражеские танки, выдержав перед этим ядерный удар.

– А этот ваш шрам... – Джамал не показывал, какой, ибо это и так было понятно.

– … Представьте себе – это все плоды неумелого пользования канцелярскими принадлежностями, – засмеялась Анфи. – Не верите? Вот и Нино не верит.

Джамал смотрел на нее пристально и озабоченно.

– Скажите, – начал он наконец. – А вы себя не чувствуете немного... чужой?

– С чего бы вдруг? – Анфи была искренне удивлена.

– Извините, глупость в голову пришла.

– Ничего, бывает. Ладно, пойду отсыпаться, – Анфи почувствовала, что пора удалиться, пусть это и может показаться невежливым.

«Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?» О подготовке к высадке десанта в Черной бухте правительство Острова узнало от землян, чьи спутники своевременно заметили подозрительное движение у границы территориальных вод страны. Силы эмигрантов и тэйкианских наемников определенно были малы для полноценного вторжения, так что милиция была мобилизована по первому варианту, без прекращения производства и эвакуации населения. Несколько батальонов в предполагаемых местах десантирования – вот и все, чем ограничилось командование.

Однако отразить вторжение было готово практически все взрослое трудоспособное население – по две-три единицы стрелкового оружия на каждую семью давно уже стали нормой даже в глухой провинции, не то что на привыкшем к угрозе войны побережье.

Штаб береговой обороны сектора «Южный берег» так же был поднят по тревоге, и переводчица Анфи явилась в его расположение с оружием и амуницией, хотя и не надеялась им воспользоваться. В ту ночь контрреволюционеров ждал большой сюрприз в виде шквального огня сразу же после высадки. Бой длился недолго, и к полудню окруженные боевики капитулировали. Пленных сортировали и допрашивали там же, на месте, в надежде найти среди малоинтересных и недалеких (кто еще решился бы на заведомо самоубийственную операцию с весьма призрачными гарантиями поддержки вторжения?) бандитов тех, кто знал немного больше об истинных целях операции. И именно Анфи обнаружила среди тэйкианцев и эмигрантов эггройского инструктора.

Вместе с бригадным комиссаром Ноем они полчаса пытались добиться от эггройца хоть какой-то информации. Попытка инструктора сойти за тэйкианца провалилась практически сразу – акцент выдавал его с головой. Анфи монотонно и не надеясь дождаться ответа переводила навязшие в зубах «Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?», но смотрела лишь на запястье эггройца. Следы сведенной татуировки она опознала практически сразу же, и теперь мысленно прикладывала известные эмблемы эггройских «звериных» дивизий к мускулистой руке. Пятая дивизия – трехрогий шлемоносец в защитной стойке? Или Девятая Стальная – серый дракон в полете? И вот после получаса безнадежных попыток, в тот самый момент, когда комиссар Ной собрался устало откинуться на спинку стула, эггроец неуловимым движением схватил лежащую на столе ручку, полоснул по глазам Ною, всем корпусом толкнул на него стол, обернулся, чтобы вырваться из палатки и, подобно герою дешевых боевиков, пробиться через полный вооруженных милиционеров лагерь, но на его руках уже повисла, вцепившись мертвой хваткой в запястья, Анфи.