Текст книги "На мели"

Автор книги: Чарльз Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Чарльз ВИЛЬЯМС
НА МЕЛИ

Глава 1

Самолет приземлился в аэропорту Майами Интернэшнл в три сорок утра, во время короткого перерыва между двумя грозовыми ливнями. Ингрем, слегка прихрамывающий, крупный человек с широким лицом и задумчивыми серыми глазами, вышел вслед за остальными пассажирами из самолета и вдохнул теплый влажный воздух, оставленный пронесшейся бурей. Как и всегда, когда случалось подолгу сидеть, нога у него слегка занемела и при каждом шаге приходилось преодолевать болезненное сопротивление туго натянутых сухожилий. Пройдя иммиграционный и таможенный контроль, Ингрем, отрицательно мотнув головой, отверг услуги носильщика и сам донес потрепанный чемодан до нижнего пандуса. Он доехал на такси до третьеразрядной, запущенного вида гостиницы в центре города под названием “Жемчужина”, где останавливался пятнадцать дней назад и с тех пор использовал как свою основную базу. Почты для него не было. Что ж, времени прошло слишком мало.

– Если пожелаете, сэр, можете взять ту же комнату, – предложил служащий за стойкой.

– Хорошо, – равнодушно согласился прибывший.

Любоваться из этой комнаты можно было лишь унылым двором-колодцем, но она была дешевле тех, где окна выходили на улицу. Ингрем заполнил регистрационный бланк и поднялся на содрогающемся от усилий лифте на третий этаж. Лифтер, скучающий девятнадцатилетний юнец, подхватил его чемодан и направился к комнате вдоль устланного изношенным ковром коридора со скрипучими половицами.

Плохо освещенная комната с высоким потолком отличалась сравнительной чистотой и той стандартной унылостью дешевых гостиничных номеров, которая делает их одинаково пригодными для сна, любовного свидания или самоубийства. Налево, сразу у входа, виднелась дверь, ведущая в старомодную ванную. Из мебели здесь были широкая кровать с изогнутой спинкой и комод, весь в черных пятнах от окурков и белесых разводах от стаканов для коктейлей, а у окна, выходящего во двор-колодец, стоял письменный стол с телефоном, радиоприемником, работающим, если в него бросить монету, и маленькой лампой, дающей чрезвычайно слабый свет, очевидно, из соображений экономии. Снова пошел дождь, сквозь щели жалюзи было видно, как за окном падают капли. Готовая декорация для фильма, подумал приезжий, не хватает только записки на столе и пары крыс.

Лифтер поставил чемодан на подставку для багажа в ногах кровати и включил кондиционер, встроенный в нижнюю половину окна. Ингрем положил ему в раскрытую ладонь четвертак; какую-то долю секунды парень с оскорбленным видом подержал их на ладони, затем его пальцы сомкнулись, и он посмотрел на постояльца с нескрываемым пренебрежением человека, которому недодали законно заработанное, но, встретив невозмутимый взгляд серых глаз, смутился и, поблагодарив, заторопился уйти.

Ингрем пустил в ванну горячую воду и начал раздеваться, повесив костюм в шкаф с автоматической аккуратностью одинокого человека, привыкшего сам о себе заботиться. Простирнув быстросохнущую рубашку, он повесил ее на деревянную одежную вешалку, которую зацепил над ванной за прут для занавески. Опустившись в воду, Ингрем вытянул ноги, сильно надавив руками на левое колено, чтобы заставить его распрямиться, отчего на лице у него выступил пот. Дело обстоит гораздо лучше, чем прежде, подумал он. Месяц назад удалось избавиться от костылей, а прямо перед отъездом из Сан-Хуана – и от трости. Еще через месячишко хромота окончательно пройдет, останутся только шрамы. Выйдя из воды, он обтерся, насколько смог, тонкими полотенцами-недомерками и натянул пару боксерских трусов. Кожа на лице, плечах и части широкой спины сохранила остаток загара, побледневшего за недели, проведенные в больнице. Лоснящиеся безволосые пятна и извилины шрамов на левом бедре и сзади на ноге все еще выглядели уродливо, вряд ли они когда-нибудь покроются загаром. Ингрем небрежно провел расческой по непокорной копне темных седеющих волос и направился в спальню.

Он вскрыл маленькую бутылочку виски “Хейг-и-Хейг”, которую купил в Нассау, и налил себе выпить, затем достал из костюма кожаный портсигар, вынул оттуда тонкую сигару, закурил ее и взглянул на лежащие на комоде часы. Надо бы позвонить Холлистеру и доложить, что сделано. Только он поднял телефонную трубку, как в номер постучали.

Ингрем отставил стакан и открыл дверь. В тускло освещенном коридоре стояли двое. Один шагнул вперед, чтобы помешать двери закрыться, и спросил:

– Джон Ингрем – это вы?

– Да, а в чем, собственно, дело? Второй отогнул лацкан пиджака и показал значок:

– Полиция. Нам надо с вами проговорить.

Ингрем нахмурился:

– О чем это?

– Давайте пройдем в комнату.

– Конечно. – Он отступил назад. Полицейские вошли и закрыли за собой дверь. Один сразу же заглянул в ванную, затем в платяной шкаф и ощупал висящий в нем единственный костюм. Ингрем наклонился над открытым чемоданом на подставке в изножье кровати и протянул руку к его содержимому.

– Не трогать, – приказал второй полицейский.

– Какого черта? Я только хотел надеть брюки.

– Успеется. А пока стой, где стоишь.

Тот, кто проверял ванную и шкаф, подошел и умело перебрал содержимое чемодана.

– О'кей, – разрешил он.

Ингрем достал пару серых легких брюк и начал натягивать их на себя. Детективы заметили шрамы. Один открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но взглянул на бесстрастное лицо здоровяка и передумал.

– Кто вы такие, – спросил Ингрем, – и чего от меня хотите?

Ответил тот, который стоял у входа:

– Я – детектив, сержант Шмидт из полиции Майами.

Это был смуглый, ладно скроенный мужчина лет тридцати, одетый в аккуратный легкий костюм с белой рубашкой и державшийся деловито и уверенно. Он кивнул в сторону второго:

– А это Артур Квин. Вы, кажется, из Пуэрто-Рико, я не ошибаюсь?

– Более или менее, – ответил Ингрем.

– Что вы хотите этим сказать? Так, по крайней мере, указано в регистрационной книге отеля.

– Я жил в Сан-Хуане последние три года.

– А чем вы занимаетесь?

– Я ремонтировал яхты. У меня с компаньонами была маленькая верфь и судоподъемный эллинг.

– И сейчас этим занимаетесь?

– Уже нет, произошел сильный пожар. Напарник погиб в огне, а его вдова решила выйти из дела, так что мы распродали все, что осталось.

– Что вы делаете в Майами?

– Ищу судно.

– Хотите купить?

– Вот именно. А что, это возбраняется? Шмидт проигнорировал вопрос.

– Вы зарегистрировались в этом отеле пятнадцать дней назад, но последние восемь дней отсутствовали. Где вы были?

– В Нассау, Тампе и в Ки-Уэсте.

– Когда вы были в Ки-Уэсте? – спросил Квин.

Это был худой узколицый седеющий человек с холодным взглядом. Он скорее похож на служащего банка, чем на копа, подумал Ингрем.

– В воскресенье, – ответил он, – неделю назад.

Полицейские обменялись взглядами.

– Вы приехали туда, чтобы присмотреть судно? – спросил Квин. Ингрем кивнул:

– Яхту “Дракон”. А в чем дело? Квин улыбнулся, однако взгляд его нисколько не потеплел.

– Мы думали, вы в курсе. “Дракона” украли.

Ингрем как раз собирался отхлебнуть глоток виски. Он отставил стакан, ошеломленно посмотрел на полицейских и сел около стола.

– Вы что, шутите? Как можно украсть семидесятифутовую посудину?

– Если знать как, то легко, – ответил Квин.

Он подошел поближе к столу. Шмидт прислонился спиной к косяку двери в ванную комнату и закурил сигарету.

– Когда это случилось? – спросил Ингрем.

– Странно, конечно, но на следующую ночь после того, как вы побывали на его борту, – ответил Квин.

– И что из этого следует? – спокойно осведомился Ингрем.

– Что вам лучше бы кое-что объяснить. Кто-то провернул это дельце, и этим человеком вполне можете оказаться вы.

– Только из-за того, что я был на борту? Но ведь яхта выставлялась на продажу, любой мог ее осматривать.

– Сторож сказал, что за весь месяц на судно поднимался только один посетитель, описал его внешность, и мы вас выследили.

– Описал внешность? Черт побери, да я ему не только имя свое назвал, но и место жительства.

– Он говорит, что вы назвали какое-то имя, но он его не может вспомнить. Оно вполне могло быть и фальшивым.

– Очень убедительно, ничего не скажешь.

– Не хамите, Ингрем. Как бы нам не пришлось продолжить допрос не здесь, а в полиции, в управлении графства Монро. “Дракон” стоял в гавани на мертвом якоре почти год, но тот, кто его украл, должен был знать, что яхта на ходу и ее можно вывести в море.

– Может быть, ее отбуксировали?

– Нет, она ушла своим ходом. – Квин оперся руками о стол и устремил на Ингрема все тот же холодный взгляд. – Как они могли знать, есть ли на борту мотор, заведется он или нет, имеется ли в баках топливо, заряжены ли аккумуляторные батареи? А вы провели на ней накануне полдня, во все совали нос, как сказал старик Танго. Заводили двигатель, проверяли такелаж и рулевое управление, даже паруса доставали из чехлов...

– А как вы думали? Повторяю, мне нужно было купить яхту, так что меня интересовало не только то, в какой цвет она окрашена. Да, кстати, а чем занимался этот сторож, когда ее уводили? Ведь он жил на борту.

– Пребывал мертвецки пьяным в тюрьме графства Дейд. Ловко, правда?

– Графство Дейд? Но как он умудрился туда попасть?

– Добрые люди помогли. Он сошел на берег в понедельник вечером в Ки-Уэст пропустить пару стаканчиков. Единственное, что он может вспомнить, это как встретил в каком-то баре на Дьювел-стрит парней, которые там хорошо гуляли. А около трех часов утра патрульная машина обнаружила его в стельку пьяного на тротуаре Флаглер-стрит в центре Майами. У него не было денег заплатить штраф, так что он вышел только через три дня, еще день ушел, чтобы автостопом добраться до Ки-Уэста, где он обнаружил, что “Дракон” пропал. Надо сказать, что в округе сразу заметили его исчезновение, но не придали этому значения, поскольку Танго уже рассказал кое-кому, что на судно нашелся покупатель. Вот люди и подумали, что тот решил проверить шхуну на ходу и пошел на ней в Маратон или Майами. Улавливаете, как все складно получается: яхта отсутствовала четыре дня, прежде чем кто-либо понял, что она украдена.

– В понедельник вечером я был в Тампе, – ответил на это Ингрем, – а также весь вторник в ночь на среду.

– Можете доказать?

– Конечно. Наведите справки в отеле “Грейсон”, а еще можете связаться с Уорреном Кроуфордом, брокером по яхтам, я пару раз заходил в его контору. Да, еще был на борту кеча <Кеч – двухмачтовый парусник, водоизмещением 100 – 250 т.> “Сусанна”. Загляните в нагрудный карман пиджака, там счет из отеля, корешок авиабилета на рейс из Тампы до Нассау на среду утром и счет из отеля в Нассау со среды до вчерашнего вечера. Кроме того, там должен быть корешок билета компании “Пан-Америкэн” на рейс из Нассау в Майами. Я приземлился здесь в три сорок дня и приехал прямо в отель. Еще какие-то доказательства требуются?

Шмидт уже достал счета и корешки авиабилетов и перебирал их.

– Кажется, все в порядке.

– Все равно он мог быть в этом замешан, – настаивал Квин. – Слишком уж много совпадений, а если он наводчик, то, конечно, имеет алиби. – Детектив повернулся к Ингрему:

– Давайте-ка вернемся к “Дракону”, который вы якобы хотели купить. Что вы собирались с ним делать?

– Пойти на нем в Гонолулу. Мне бы хотелось вернуться в чартерный бизнес, я привык этим заниматься и здесь и в Нассау.

– Вы знаете, сколько запрашивал за “Дракона” владелец?

– Пятьдесят пять тысяч долларов. Детектив с многозначительной ухмылкой оглядел убогий гостиничный номер.

– По всему видно, вы с большими причудами.

Ингрем почувствовал, что краснеет.

– Это мое дело, сколько платить за отель.

– Оставьте, Ингрем! Вы хотите нас уверить, что человек, живущий в такой вот дыре, способен выложить пятьдесят пять тысяч долларов за яхту? Сколько у вас денег?

– Это также мое личное дело.

– Как вам угодно. У вас есть возможность сказать сейчас и здесь или посидеть в тюремной камере, пока мы сами это не выясним. В каком банке лежат ваши деньги?

– Хорошо, хорошо. Уговорили. Во Флоридском национальном.

– Сколько?

– Около двенадцати тысяч.

– Это мы всегда можем проверить. До пяти в банке наверняка кто-то есть.

Ингрем махнул рукой на телефон:

– Валяйте.

– Итак, вы собирались купить пятидесяти пятитысячедолларовую яхту, имея всего двенадцать тысяч?

Благоразумно было бы все объяснить, но Квин достал его своей подозрительностью, к тому же Ингрем не привык, чтобы на него давили. Он подался вперед и очень вежливо спросил:

– А если и так? Назовите мне закон, параграф и статью, которая бы такое запрещала. И перестаньте меня запугивать.

– Давай, давай, Ингрем! Выкладывай. Сколько вас было и куда направилось судно?

– Если вы мне не верите, позвоните владелице, я ей писал.

– Не заливай. Ты небось даже не знаешь, кто владелец.

– Миссис К.Р. Осборн из Хьюстона, Техас. Ее адрес сможете найти вон в той черной записной книжке в моей сумке.

Шмидт задумчиво посмотрел на него и достал книжку. Квин, однако, холодно улыбнулся и сказал:

– Интересно, а ведь она ни словом об этом не обмолвилась. Мы только час назад беседовали с владелицей и сказали, что ищем человека по фамилии Ингрем, а она о вас даже не слыхала.

– Так она в городе? – удивился Ингрем.

– Да, – ответил Шмидт, – вечером прилетела. Когда вы послали ей письмо?

– В субботу утром из Нассау. Может быть, она уехала из Хьюстона до того, как оно пришло?

– Проверим. А что вы ей написали?

– Я предложил ей сорок пять тысяч за “Дракона” при условии прохождения обычной в таких случаях проверки.

– Чем собирались платить?

– Наличными.

– Ну что ж, – сухо заметил Шмидт, – если вы действительно написали такое письмо, в чем я лично сильно сомневаюсь, это могло быть и честное предложение, и способ обзавестись надежным алиби. Ведь у вас нет сорока пяти тысяч долларов. Так откуда взялись бы деньги? Выкладывайте, иначе пожалеете.

Помедлив, Ингрем устало пожал плечами и сказал:

– Ну ладно. Я работал для третьего лица.

– Для кого?

– Его зовут Фредерик Холлистер, это президент “Холлистер-Дайкс лэбораториз инкорпорейтед”, из Кливленда, штат Огайо. Они производят патентованные медикаменты. Он живет в отеле “Иден-Рок”. Можете прямо сейчас позвонить ему.

– Почему вы этого сразу не сказали? – недовольно спросил Шмидт.

– Отчасти потому, что это вас совершенно не касается, – ответил Ингрем. – Но, в основном, потому, что заказчик не хотел, чтобы раньше времени стало известно, что покупателем является корпорация, поскольку это могло повлиять на цену. Я должен был только выбрать судно и, получив одобрение Холлистера, стать капитаном. После разговора в воскресенье вечером мы остановились на “Драконе”, но решили подождать с окончательным решением, пока я не посмотрю другие суда в Тампе и Нассау. Сегодня вечером мне следует ему позвонить.

Шмидт кивнул.

– Можно воспользоваться вашим телефоном?

– Пожалуйста. Детектив снял трубку.

– Соедините меня с отелем “Иден-Рок” в Майами-Бич, – сказал он. В ожидании ответа на другом конце провода все в комнате молчали, слышалось лишь жужжание кондиционера. – Мистера Фредерика Холлистера, пожалуйста... Да?.. Вы уверены?.. А когда?

Ингрем, наблюдая за лицом детектива, ощутил, как у него холодеет под ложечкой. Шмидт повесил трубку.

– Одевайся, парень, поедешь с нами.

– В чем дело?

– Холлистер выехал из отеля неделю назад. Как раз в ночь на понедельник.

Глава 2

Нога чертовски ныла. Свои две сигары Ингрем выкурил, а сигареты, что предложили ему полицейские, отдавали сеном. Послали за кофе. Квин и Шмидт допрашивали его, расхаживая вокруг стола, за которым он сидел, словно две большие кошки, вышедшие на охоту. Потом Шмидт ушел, и на смену ему явился другой детектив по фамилии Бреннер. В затянутое частой сеткой окно унылой комнаты для допросов Ингрему с его места был виден лишь кусочек неба; похоже, все еще идет дождь, подумал он, но вряд ли это имело какое-нибудь значение. Квин вышел и вернулся, подталкивая перед собой старика с неопрятной седой бородой и колючими черными глазками; в одной руке старик сжимал комикс, а в другой – мятый бумажный пакет, в котором подозрительно угадывалась бутылка. Прямо с порога он театрально простер руку и, как доморощенный трагик в любительской постановке “Медеи” или “Короля Лира”, возгласил:

– Это он! Это он!

Так ознаменовал свое появление сторож, старый ловец креветок, живший на борту “Дракона”.

– Здравствуй, Танго, – хмуро приветствовал его Ингрем.

Старик, вместо ответа на приветствие, рыгнул и с еще большей аффектацией торжествующим тоном объявил:

– Можно ли забыть такое крупное унылое лицо, как это?

После чего удалился, вероятно, чтобы докончить бутылку. На взгляд задержанного опознание не имело смысла, поскольку он и не отрицал, что побывал на борту “Дракона”, но, наверное, такова была обязательная процедура следствия.

Шмидт вернулся, а Бреннер ушел. С незажженной сигаретой во рту детектив уселся за стол и предложил:

– Ну хорошо. Давайте начнем по новой. Кто такой Холлистер?

– Я уже рассказал все, что знаю, – ответил Ингрем.

– Мы только что говорили с Кливлендом. Там нет никакой фирмы под названием “Холлистер-Дайкс лэбораториз”, если это для вас новость. Кроме того, он заплатил за отель фиктивным чеком, не имеющим покрытия. Вы хорошо его знаете?

– Да я его и видел-то всего два раза.

– Как вы познакомились?

– Я уже говорил. Он позвонил мне в “Жемчужину”.

– Когда?

– В прошлую субботу, неделю назад, сказал, что у него есть предложение, которое может меня заинтересовать, и спросил, не могу ли я приехать в Майами-Бич повидаться с ним.

– Он что, из шляпы ваше имя вытащил, так получается?

– Нет, Холлистер сказал, что меня ему рекомендовали брокеры по яхтам.

– Он упомянул какие-нибудь имена?

– Нет. Мне и в голову не пришло спрашивать, кто это был. Но на побережье Майами немало людей, которые могли ему обо мне рассказать. Во всяком случае, Холлистер, похоже, все про меня знает, даже спрашивал, удалось ли мне подыскать себе судно. Я сказал, что еще нет.

– Разговор шел по телефону?

– Да.

– Итак, вы встретились с ним в “Иден-Рок”?

– Вот именно. В два часа дня в субботу, в его номере. Холлистер представился и обрисовал дело. Компании нужен был дополнительный кеч или яхта, семидесятифутовая или больше, рассчитанная на восемь пассажиров плюс к команде. Ее хотели использовать для проведения конференций и увеселительных прогулок, конечно, все расходы за счет компании. Мне собирались платить пятьсот пятьдесят в месяц как шкиперу, а в то время, когда яхта не использовалась бы компанией, я мог бы заниматься чартером на комиссионной основе. Не скажу, что я пришел в восторг от этого предложения, потому что люблю быть сам себе хозяином, но выбирать не приходилось. Ведь мы с компаньоном не целиком застраховали свою верфь, а три четверти ее в любом случае принадлежали вдове Барни, так что когда я заплатил по счетам за лечение и больницу, то у меня осталось меньше тринадцати тысяч долларов. А такая посудина, которая была мне нужна, стоила бы как минимум двадцать пять тысяч. У меня просто не было нужной суммы, чтобы начинать разговор о покупке. Поэтому я согласился на предложение Холлистера.

Он представил список из пяти яхт, которые были бы приемлемы для его компании. “Дракон” в Ки-Уэсте. “Сусанна” в Тампе и еще три в Нассау. Холлистер предложил, чтобы я сначала посмотрел “Дракона”, потому что эта сделка представлялась наиболее выгодной. В воскресенье утром я отправился в Ки-Уэст, провел на шхуне полдня и вечером улетел.

Вернувшись, позвонил Холлистеру, и он предложил прийти к нему в отель с подробным докладом. Мы провели два часа, обсуждая те сведения, которые я смог раздобыть: изучали наброски внутренней части яхты, размеры помещений, состояние двигателя, оснастки, парусов и тому подобное, прикинули расходы на мелкий ремонт. “Дракон” был в приличном состоянии, хоть простоял долгое время на приколе. Все эти данные ему понравились. Я сказал, что в любом случае следует проверить яхту на ходу; кто же покупает судно, проведя лишь предварительный осмотр. Холлистер предложил повременить с решением, пока я не посмотрю другие шхуны, а если мне больше всего понравится “Дракон”, то мы свяжемся с миссис Осборн и предложим сорок пять тысяч долларов. Я уехал в Тампу в понедельник утром, а оттуда в среду отправился в Нассау.

– Холлистер не просил позвонить из Тампы с отчетом о “Сусанне”? Ингрем нахмурился:

– Нет. Вообще-то он сказал, что у него какое-то семейное торжество и он скорее всего проведет следующие несколько дней в Уэст-Палм-Бич, подождет, пока я не вернусь из Нассау.

Квин подошел поближе и прислонился спиной к столу прямо перед Ингремом:

– Захватывающая история, просто блеск. Если ей верить, вас можно обвинить лишь в том, что вы полный болван, а это ненаказуемо законом.

– Ничем не могу помочь. Именно так все и было.

– Неужели вы просто проглотили эту байку, ни в чем не усомнившись? – спросил Шмидт.

– А что не правдоподобное в этой ситуации? – решительно возразил Ингрем. – Ничего необычного в том, что корпорация может владеть яхтой, нет. У меня не было никаких оснований не доверять Холлистеру. Он жил в номере люкс с видом на побережье и отдельным солярием, дал мне визитную карточку, сказал, что он – Фредерик Холлистер, президент “Холлистер-Дайкс лэбораториз”. Когда я там был первый раз, ему звонили из Кливленда, из его офиса...

Шмидт презрительно махнул рукой:

– Такой звонок любой может организовать из вестибюля отеля.

– Конечно, может, это известный трюк, если вы ждете подвоха. Но я-то ничего не подозревал. И не забывайте, Холлистер обманул и отель.

– Знаю, – кивнул Шмидт, – но с помощью всего лишь визитной карточки такое дело не провернешь. Мне начинает казаться, что речь идет о мошеннике высшей пробы. Но во всем этом есть что-то непонятное... На кой черт аферисту красть яхту?

– В том-то и дело, – согласился Ингрем. – Продать он ее не может, и даже покинуть на ней страну без документов нельзя.

– Скажите, а кто оплачивал ваши расходы, когда вы осматривали все эти яхты?

– Конечно я сам. Холлистер дал мне чек на двести долларов и сказал, что, если расходы окажутся больше, надо сохранить счета и мне возместят убытки. Поэтому-то я и хранил все эти счета и билеты.

– А где сам чек?

– Я не смог обналичить его сразу, потому что был конец недели, к тому же я взял с собой достаточно денег, поэтому послал его в банк из Тампы, кажется, во вторник, – он развернул перед Шмидтом свою чековую книжку. – Здесь указаны поступления.

Тот просмотрел книжку и коротко кивнул Квину, который тут же вышел.

– Вы можете описать Холлистера? – спросил Шмидт.

– Мне показалось, что ему под сорок. Почти шести футов роста, поджарый, но крепкого сложения, загорелый, сильные руки, знаете, как у теннисистов. Глаза, насколько помню, голубые. Волосы таким коротким ежиком, вроде бы русые, тронутые сединой. Производит впечатление незаурядного и энергичного человека, из тех, кто широко улыбается и крепко пожимает руки.

– Вы, случайно, не заметили, какие у него были часы?

– Как ни странно, заметил. Большущие такие и с множеством всяческих прибамбасов. Кажется, их называют хронографами, знаете, с окошечками, в которых появляются число, день недели и все такое.

Шмидт достал из кармана пиджака часы и положил их на стол.

– Вроде этих?

Ингрем удивленно посмотрел на часы.

– Да, очень похожие. Такой же филигранный золотой корпус и все остальное... Откуда они у вас?

Шмидт закурил сигарету и, сдвинув ее в уголок губ, проговорил:

– В море подобрали.

– Как это? – изумился Ингрем.

– Их нашли любители-рыболовы с посудины под названием “Дорадо”, этакой дорогой игрушки для спортивного рыболовства ценой в пятьдесят тысяч долларов. Они возвращались в Майами с Вирджинских островов и вчера вечером, прямо перед заходом солнца, заметили в море маленькую шлюпку, по-вашему, кажется, ялик. Она дрейфовала пустая сама по себе по океану. Они спустились в нее и обыскали. На корме был закреплен подвесной мотор, а на дне валялась какая-то одежда: кроссовки, пара хлопчатобумажных рабочих брюк и рубашка. Часы были в одном из карманов брюк. Рыболовы вернулись в Майами сегодня рано утром и передали все береговой охране. Те подумали, что, может быть, это ялик с “Дракона”, и позвонили нам. Мы приехали, получили описание и позвонили миссис Осборн с надеждой, что она опознает шлюпку, но у дамы не было уверенности, потому что она плохо знала шхуну. К тому времени Квин доставил старого Танго из Ки-Уэста, и тот сразу узнал шлюпку.

– Где ее нашли? – спросил Ингрем.

– Где-то на юге. В береговой охране мне сказали, но я плохо запоминаю такие вещи.

Шмидт ушел, оставив Ингрема в обществе патрульного в форме, который сосредоточенно грыз карандаш, пытаясь решить кроссворд. Через десять минут детектив вернулся вместе с Квином.

– Мы больше вас не задерживаем, – коротко сообщил Шмидт, – но прежде, чем уйти, хотелось бы, чтобы вы просмотрели кое-какие фотографии.

Ингрем облегченно вздохнул:

– Так вы нашли мое письмо к миссис Осборн?

– Да. Она позвонила домой служанке, письмо доставили сегодня утром, уже после ее отъезда в Майами. Служанка прочитала его по телефону, текст полностью совпадает с тем, что вы сказали. Мы также связались с одним из служащих банка, и он откопал чек, который вы получили от Холлистера. Такая же фальшивка, как и тот, что в отеле. Платить по нему, конечно, не стали, но вам еще не сообщили.

– Значит, вы уверились в моей невиновности?

– Давайте лучше скажем так: вы помогли украсть это судно, но нет никаких доказательств, что сделали это намеренно. Не знаю, вы просто олух царя небесного или ловко таковым притворяетесь, но, во всяком случае, у нас нет оснований для задержания.

– Не сдаетесь, держитесь до конца?

– Без этого в нашем деле нельзя. Пошли-ка поглядим, может, вы опознаете Холлистера на фотографиях из полицейского архива.

Они спустились в другую комнату, душную и полутемную. Оба детектива сначала с надеждой, а по мере ее исчезновения с нарастающей злостью терпеливо наблюдали, как Ингрем просматривает сотни фотографий, пытаясь найти на них человека, назвавшегося Холлистером. Шкипер понимал, что все еще находится под подозрением, а если не найдет фотографию, то эти подозрения отнюдь не уменьшатся. Он злился на себя за то, что его обвели вокруг пальца, и горел желанием рассчитаться с человеком, втравившим его в эту историю.

– Мне кажется, мы зря теряем время, – объявил Квин через час напрасного труда.

– Может быть, у вас есть еще фотографии?

– Нет, достаточно, – решительно ответил детектив, давая понять, что Ингрем может идти.

Тот поднялся.

– Скажите, где остановилась миссис Осборн?

– Я бы не беспокоил ее при сложившихся обстоятельствах, – посоветовал Шмидт. – Эта пятидесятипятитысячная яхта могла быть последним ее достоянием.

– А где швартуется “Дорадо”, не знаете?

– Нет. А она тут при чем?

– Мне бы хотелось узнать, где они подобрали ялик.

– Зачем?

– Скажем, я любопытен и чувствую: есть что-то во всем этом чертовски странное.

– И вы недалеки от истины, – холодно согласился Квин. – А теперь почему бы вам не убраться подобру-поздорову?

* * *

Когда Ингрем вышел на улицу, дождь уже прекратился, смеркалось. Неоновые огни ярко светились под темнеющим синим куполом неба, нескончаемым потоком мимо неслись автомобили, шурша шинами по мокрому асфальту. Дойдя до отеля, он почувствовал, что рубашка прилипла к потной спине. При виде его дежурный за стойкой, нервно улыбаясь, спросил:

– Э... Надеюсь, все в порядке?

– Да.

– Вы не думайте, я просто не мог ничего поделать, они приказали мне позвонить, когда вы вернетесь...

– Все нормально. Дайте ключ, пожалуйста.

– Прошу вас, сэр. – Служащий повернулся и достал из ячейки ключ вместе с клочком бумаги. – Да, вам тут звонили с полчаса назад. – Он протянул Ингрему наспех нацарапанную телефонограмму: “Позвоните миссис Осборн, отель “Колумбия”.

Странно, но, может быть, женщина просто хочет облегчить душу, отпустив пару нелицеприятных замечаний по адресу тупицы, который невольно помог украсть ее яхту. Наверно, это напыщенная старая вдова, которая говорит басом. Он сам намеревался ей позвонить, но попозже. Сейчас важнее всего найти “Дорадо”, пока команда не ушла куда-нибудь на ночь. Вполне возможно, что он уже опоздал. Ингрем прошел в конец вестибюля к телефонной кабине, нашел номер базы береговой охраны и только собрался набрать его, как кто-то постучал по застекленной двери. Это оказался гостиничный служащий.

Ингрем распахнул дверь:

– В чем дело?

– Дама на проводе, сэр, опять звонит. Вы можете поговорить с нашего аппарата.

– О Господи!

Он выудил свой десятицентовик и подошел к конторке, решив поскорее отделаться от настойчивой владелицы “Дракона”.

Дежурный подвел его к маленькому коммутатору и исчез в задней комнате.

– Слушаю, – сказал он. – Ингрем у телефона.

– Это миссис Осборн. – Хрипловатый голос оказался гораздо более молодым, нежели он предполагал. – Не зайдете ли ко мне в отель “Колумбия” прямо сейчас? Мне надо с вами обсудить нечто чрезвычайно важное.

– О чем речь?

– Скажу только, что это имеет отношение к “Дракону” и не терпит отлагательства. Мне кажется, вы могли бы мне кое в чем помочь.

Что ей от него надо, было малопонятно, но Ингрем решил, что задавать вопросы – только терять время.

– Хорошо, – ответил он, – я непременно приду, но сперва мне надо найти капитана “Дорадо”...

– В этом нет необходимости, – прервала его женщина, – я уже с ним переговорила.

– Он сказал, где они нашли ялик?

– Да, я все разузнала.

– Уже бегу. Где мы встретимся?

– Поднимитесь прямо ко мне в комнату. Через десять минут он вышел из лифта отеля “Колумбия” и пошел по застеленному ковром кондиционированному коридору, всматриваясь в номера на дверях. Когда женщина открыла на стук, Ингрем в первый момент решил, что ошибся номером. Даже памятуя о молодом голосе по телефону, он от неожиданности опешил.

По всем правилам особе, владевшей семидесятифутовой яхтой, полагалось быть солидной седеющей дамой, по крайней мере лет под шестьдесят, а стоящей перед ним изящной рыжеватой блондинке с роскошной копной волос не могло быть больше тридцати. Как он успел заметить, у нее было холеное, немного высокомерное лицо с высокими скулами, ровный загар красиво оттенял зеленые глаза и яркие губы. Трикотажное платье зеленого цвета подчеркивало все достоинства ее хорошей фигуры.

– Входите, капитан, – пригласила она. – Рей Осборн – это я.

Ингрем вошел и оказался в гостиной номера люкс с жемчужно-серым диваном, с двумя креслами и кофейным столиком. Окно в конце комнаты украшали красновато-желтые портьеры. Дверь налево вела в спальню. Гостиную мягко освещали бра по обе стороны дивана. Внимание Ингрема привлекла карта, лежащая на кофейном столике. Подойдя ближе, он увидел, что это подробная карта Флоридского пролива, Кубы и Багамских островов. В центре карты, на расползающемся мокром пятне, стоял высокий стакан с порцией виски с содовой и льдом. Ингрем недовольно поморщился.