Текст книги "Дар мертвеца"

Автор книги: Чарльз Тодд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

Работа полиции основана на свидетельских показаниях, оформленных в виде протоколов, и на тщательно собранном доказательном материале.

Зайдя в участок, Ратлидж попросил у констебля Прингла разрешения прочесть показания, которые собрал инспектор Оливер у жителей городка, получавших анонимные письма о Фионе Макдоналд.

Прингл протянул ему толстую папку и робко пояснил:

– Они все оформлены как надо, сэр.

– Не сомневаюсь. – Ратлидж улыбнулся, взял папку и сел за стол, стоящий наискосок, спиной к Принглу, создавая видимость отдельного пространства. После того как он развязал красную бечевку, Прингл вернулся к своей работе, хотя время от времени украдкой поглядывал на Ратлиджа. Как будто, проворчал Хэмиш, Ратлиджу нельзя было доверять!

Сделав вид, будто ничего не замечает, Ратлидж достал из папки документы и начал их читать. «Миссис Тернбулл, прачка.

«Я женщина порядочная. И не желаю иметь ничего общего с такими, как она».

Вопрос: Вы когда-нибудь стирали для нее?

«Нет, не стирала, слава богу!»

Вопрос: Тогда зачем кто-то прислал вам такое письмо?

«Потому что они знали, что я добрая христианка, вот почему. Я потеряю постоянных клиентов, если станет известно, что я принимаю стирку от шлюх!»

Возмущенный Хэмиш выругался.

«Миссис Олифант, соседка.

«Меня просили проследить, где бывает мой муж по вечерам. Но меня не нужно было предупреждать, понимаете? Как будто я не видела, как она выскальзывала из паба поздно ночью, еще при жизни тетки!»

Вопрос: Вы говорили об этом мисс Маккаллум?

«Нет. Она была больна и зависела от Фионы. Не хотелось быть жестокой».

Вопрос: Вам известно, куда ходила мисс Макдоналд, когда поздно покидала паб?

«Я женщина порядочная и не стану рыскать в темноте».

Вопрос: Часто ли она так поступала?

«Я собственными глазами видела ее четыре или даже пять раз».

Вопрос: Куда она направлялась?

«Всегда в одну и ту же сторону, прочь от городка».

Вопрос: Почему вы уверены, что мисс Макдоналд ходила на свидание к любовнику?

«Потому что, как только я нашла у себя на пороге письмо, сразу пошла к дозорной башне – во всем убедиться. Там в одном месте просела часть крыши и в углу было сухо. Так вот, там лежал соломенный тюфяк. И от него пахло лавандой… духами, которыми всегда пользуется она!»

Вопрос: Но вы не подумали бы осматривать башню, если бы этого не предложил автор анонимного письма?

«Нет, я и сама догадывалась! Где же еще шлюха может втихомолку заниматься своим ремеслом?»

«Неужели не понимаешь, они хотят в это поверить!» – с горечью заметил Хэмиш.

А может быть, кто-то шел на шаг впереди миссис Олифант и подготовил декорации к сцене, которую она ожидала найти…

«Миссис Браддок, соседка.

«Я видела, как мой муж на нее пялится! Он часто вызывался сделать какую-нибудь работу в пабе! Но у себя дома не горит желанием наводить порядок. Я полгода прошу, чтобы он покрасил кухню!»

Вопрос: Значит, вы поверили в то, что написано в письме?

«Когда там написали, что моя дочка играет с незаконнорожденным и учится в пабе всяким гадостям? Да, поверила. Раньше я, бывало, брала Иена к себе и присматривала за ним, если у мисс Макдоналд были дела, и она отвечала мне тем же. У меня мальчик ничего плохого не делал, но откуда мне знать, что творилось в ее доме?»

Молчание Хэмиша оглушало.

«Мистер Харрис, сапожник.

«Она чинила у меня туфли и всегда разговаривала очень вежливо. Я бы ничего такого про нее и не подумал, если бы не письмо! Эласадж Маккаллум я знал пятьдесят лет – хорошая она была женщина, добрая христианка. Вот она такого ни за что не допустила бы. То, что произошло, просто позор!»

Вопрос: Вы бывали у нее в пабе до того, как получили анонимное письмо?

«Да еще бы мне там не бывать. Почти каждый вечер заходил туда выпить кружечку пива. Там собиралась хорошая компания, можно ведь вечером просто тихонько посидеть да поговорить с друзьями. В «Баллантайне», конечно, все хорошо, только народу больно много. И шум стоит оглушительный, не слышно, что сам говоришь!»

Вопрос: А когда вы были завсегдатаем «Разбойников», ничто, по-вашему, не указывало на то, что мисс Макдоналд могла заниматься развратом в номерах наверху?

«Надо было догадаться, когда Фиона сама занялась баром. Никто из Маккаллумов не стоял за стойкой! Я сразу сказал миссис Харрис, что Фиона неладное затеяла и ничего хорошего из этого не выйдет. Так оно и вышло. Эласадж ни за что бы такого не допустила. Фиона все списывала на войну и нужду, ведь нанять кого-то стало очень трудно, и все-таки зря она сама стала обслуживать посетителей».

Вопрос: Мисс Макдоналд когда-нибудь предлагала вам подняться наверх?

«Я человек женатый!»

«Ясно, – процедил Хэмиш сквозь стиснутые зубы, – тем хуже для тебя!»

Перечитав еще с дюжину похожих протоколов, Ратлидж подумал: тот, кто сочинял письма, в самом деле очень умен. Может быть, даже слишком умен. Он… или она… хорошо знает жителей Данкаррика и тщательно выбирает адресатов для своих посланий. На первый взгляд простой почерк и дешевые чернила и бумага – тщательно продуманные атрибуты. Ратлидж решил, что перед ним – не плод воображения какой-нибудь ревнивой жены или отвергнутого любовника, которые решили нанести ответный удар.

Вдова, чей муж погиб на войне:

«Я думала, раз она сама потеряла мужа, она будет сочувствовать моим страданиям. Но она ничего не желала рассказывать о капрале Маклауде. Теперь я сомневаюсь в том, что он вообще существовал!»

Пожилая женщина, убиравшая церковь:

«Я так расстроилась, что сразу пошла к мистеру Эллиоту. Как она могла сидеть среди нас, проститутка двуличная! А мистер Эллиот сказал, что молился за нее с самого начала – ее вера показалась ему неискренней…»

«А может, все эти мерзости сочинил сам мистер Эллиот? – спросил Хэмиш. – Он ведь уверен, что видит во всех пороки и слабости…»

Ратлидж тоже думал о священнике. Но зачем ему писать такие письма? Чтобы проучить Фиону? Если так, дело зашло гораздо дальше…

Еще одна женщина, мать маленьких детей:

«Малыш Иен был хорошо воспитан. Я бы и не догадалась, кто он такой… но кровь – она себя показывает, верно? В конце концов все тайное становится явным. Как я рада, что дорогая Эласадж не дожила до этого дня. Она бы просто ужаснулась. Она очень обрадовалась, когда к ней приехала Фиона…»

Близкая подруга Эласадж Маккаллум:

«Я ночи не сплю, все думаю, как бы это ранило бедняжку Эласадж. Мы с ней были знакомы с юности, у нее бы сердце разбилось, знай она, как ее… использовали. Не удивлюсь, если Фиона в самом деле окажется убийцей! Посмотрите, как она обращалась со своей близкой родственницей… Она просто бесстыдница, вот что…»

«Это ты бесстыдница!» – рявкнул Хэмиш.

«Мы имеем дело с человеческой натурой, – возразил ему Ратлидж. – Разве ты не понимаешь? Первый камень уже брошен. Когда полиция допрашивает очередного свидетеля, ему хочется, чтобы его считали праведником… Их слова ничего не доказывают, кроме того, что людьми, как правило, легко манипулировать».

Ратлидж сложил протоколы в том же порядке, в каком они лежали раньше, и завязал папку. Показания свидетелей не вызвали у него отвращения. Кто-то – кажется, констебль Маккинстри – сравнил травлю Фионы Макдоналд с охотой на ведьм в начале семнадцатого века. В самом деле, очень похоже! Грех Фионы – если она в самом деле совершила грех – заключался в том, что она была замкнутой. Многие обвиняли ее в закрытости и при первом же испытании не выказывали ни великодушия, ни доверия.

Тщательно выбрав адресатов, автор писем преуспел в своем желании погубить доброе имя Фионы Макдоналд.

Найдутся ли в Данкаррике другие, которые не решаются открыто противоречить сложившемуся общественному мнению, но на самом деле могут помочь Фионе?

* * *

Ратлидж вернулся на площадь и наугад остановил нескольких женщин, которые шли за покупками. Первой встречной оказалась краснолицая седеющая матрона, из ее тугого пучка на затылке выбилось несколько прядей волос.

Представившись, Ратлидж объяснил, что ищет людей, способных предоставить ему сведения о прошлом Фионы Макдоналд – до того, как она приехала в Данкаррик.

Краснолицая матрона заверила его, что она таких людей не знает.

Поблагодарив ее, он пошел дальше. Его выбор пал на женщину среднего возраста в аккуратном синем пальто и шляпке с претензией на изящество. Он принял ее за школьную учительницу, которая соблюдает этикет, требуемый ее положением.

Неожиданный вопрос ее смутил. Ратлидж подумал, уж не знает ли она Фиону лучше, чем ей сейчас хотелось бы.

– Нет… нет. Я не очень хорошо ее знала. Наше знакомство было… шапочным. Я принимала ее, конечно, ради ее тетки, считая, что все родственники Эласадж люди безупречные. И страшно удивилась, когда узнала… Первым делом я подумала: «Как хорошо, что ее тетки уже нет в живых и она не видела, как ее арестовали!»

– Вы ничего не знаете о том, где жила мисс Макдоналд до того, как приехала сюда? Тетка никогда при вас не рассказывала о племяннице?

– Ну… то есть, кажется… раньше мисс Макдоналд жила с дедом, но потом он умер. Видимо, Эласадж что-то говорила. Я… припоминаю, что она – Эласадж, разумеется! – отзывалась о нем очень хорошо. Почтенный человек… Там, в горах, его очень уважали. Тем поразительнее то, что его внучка… скажем, не оправдала надежды своей семьи.

Ей удалось сделать вид, будто она не в курсе ничего конкретно – знает только слухи да полузабытые сплетни. Замигав выцветшими ресницами, она жалобно спросила:

– Инспектор, у вас все?

Ратлидж кивнул и поблагодарил ее.

Хэмиш заметил: «У такой духу не хватит выступить против всех. Она очень боится, как бы и к ней не повернулись спиной».

Затравленная молодая женщина с горластыми близнецами, которые топали, держась за ее юбку, вспыхнула, когда Ратлидж остановил ее, и вначале сделала выговор мальчишкам. На вид им было года по три-четыре, они вполне могли играть с сынишкой Фионы, своим ровесником.

– Иногда я видела ее на улице и ради ее тетки старалась разговаривать с ней приветливо. Но с такой, как она, я бы вряд ли подружилась.

– Ваши дети когда-нибудь играли вместе?

– Ну… иногда, когда я заходила к мисс Маккаллум. То есть, понимаете, обычно они не общались. Но дети… в таком возрасте они не так много играют. Они… чаще просто сидели и смотрели друг на друга и… иногда менялись игрушками.

– Мальчик Макдоналд казался вам неподходящей компанией для ваших детей? В конце концов, его мать служила в «Разбойниках».

– Трактир был очень приличным… респектабельным! Мисс Маккаллум ни за что не допустила бы там ничего неподобающего. Нет… мы просто жили на разных концах городка. И было неудобно… – Она не договорила.

– Вы не знаете, где жила мисс Макдоналд до того, как переехала к тетке? – спросил Ратлидж.

Мать близнецов нахмурилась и отцепила пухлую ручонку одного малыша от своего подола.

– Нет, Доналд, не дергай меня. Мы сейчас пойдем дальше. – Она повернулась к Ратлиджу: – Помню, она говорила, что жила в какой-то семье с тремя детьми и работала няней…

– Вы не скажете, с кем она дружила в Данкаррике?

– Н-нет… разумеется, я с ней не дружила… понятия не имею.

Таким образом, она тоже умывала руки. «Она повторяет то, что внушил ей муж», – заметил Хэмиш.

Ратлидж склонен был согласиться. В ответах молодой женщины не было ни теплоты, ни гнева, только горячее желание держаться как можно дальше от дел Фионы Макдоналд.

Он поблагодарил ее и перешел дорогу. У шляпной лавки он остановил высокую, худощавую женщину, которая шла ему навстречу. Она казалась хрупкой и болезненной, но двигалась грациозно. Когда Ратлидж снял шляпу и заговорил с ней, она любезно остановилась и стала ждать, когда он задаст вопрос.

– Извините, – приятным голосом ответила она, – я долго болела, и приходится заново входить в общество… Не помню, чтобы я была знакома с мисс Макдоналд. Могу сказать, что мисс Маккаллум и уважали, и любили. Она принимала активное участие в работе благотворительных обществ, во всех своих поступках она отличалась честностью и прямотой. Насколько мне известно, мисс Макдоналд считали очень приятной молодой женщиной. Просто не верится, что ее обвиняют в убийстве!

«Да, – заметил Хэмиш, – это уже похоже на правду!»

Внешность и манеры женщины указывали на то, что она, возможно, получила образование в дорогой частной школе. Или какое-то время жила в Англии.

– Знакомы ли вы… Знаете ли вы женщину по имени Элинор Грей? – спросил Ратлидж.

Незнакомка нахмурилась и задумалась.

– Элинор Грей? Нет, не помню, чтобы я знала кого-то с таким именем. Вот с Салли Грей я была знакома.

– Когда вы с ней познакомились?

– В Карлайле, на приеме в честь моего мужа. Правда, это было еще до войны. Я много лет ее не видела. Кажется, ее муж занимался судоходством.

Тупик. Поблагодарив ее, Ратлидж, погруженный в собственные мысли, пошел дальше.

Поняв, что добрался до каменного монумента на площади, он немного постоял там. Хэмиш у него в голове сравнивал Данкаррик с беспорядочно разбросанными домиками его родной деревушки. Подобно многим горцам, Хэмиш привык к тишине горных долин и вытянутым, зеркально-гладким горным озерам. На фронте воспоминания о родине помогали ему выстоять и укрепляли дух, выделяли среди собратьев по оружию.

Рассеянно наблюдая за жителями, спешащими по своим делам, Ратлидж думал о них. Если даже кто-то из местных дружил с Фионой Макдоналд, теперь они в этом ни за что не признаются.

Кроме того, вряд ли Фиона откровенничала с теткой.

Надо отметить, что Фиона скрывала две вещи. Во-первых, что мальчик не ее… и, во-вторых, кто его настоящая мать. По какой-то причине вторая тайна оказалась важнее первой. Фиона пошла на серьезный риск – решилась ради сохранения тайны даже предстать перед судом по обвинению в убийстве.

А если мать мальчика еще жива…

Как весьма проницательно заметил мистер Эллиот, она до сих пор так и не заявила о себе.

Почему? И где она?

Хэмиш вздохнул: «Где угодно… в Англии… или в Шотландии».

Ратлидж повернулся к памятнику и дотронулся ладонью до его поверхности. Утром камень был еще холодным, солнце не успело его согреть. Иену пришло в голову, что памятник холодный, как жители Данкаррика. Им тоже не хватало тепла и света.

Грубо отесанный монолит стоял на мостовой. Его окружали звенья тяжелой железной цепи, прикованные к четырем невысоким железным столбикам, отчего монумент делался похожим на склеп. С той стороны, которая выходила на площадь, на поверхности камня вытесали барельеф: дома, охваченные пламенем, и грабители на лошадях, в узких штанах и коротких кожаных камзолах. Они смотрели, как горит городок. У ног лошадей лежали мешки с награбленным, сбоку толпились перепуганные овцы.

Под рельефом в камне были выбиты три даты – три раза, когда Данкаррик поджигали налетчики из Англии. Впечатление было сильным, Ратлидж невольно прикинул, сколько во время тех пожаров могло погибнуть людей.

А может быть, жителей Данкаррика вовремя предупреждали, и они спасались в полях или за прочными стенами дозорной башни? Оттуда они смотрели на свои горящие дома. К небу поднимался черный дым, и горло саднило от пепла…

Ничего удивительного, что здешние жители отличаются от жителей городков Южной Англии, несколько столетий проживших в покое и процветании, – там неприятельские армии и угроза пожара и меча давно ушли в историю. А здесь… Приезжую молодую женщину принимали ради ее тетки, а не ради нее самой. Ничего удивительного, что здесь так легко оказалось возбудить подозрения и что доверие к ней было утрачено так стремительно.

Кто-то знал, как сыграть на слабостях жителей Данкаррика и, не заявляя о себе, уничтожить Фиону Макдоналд. Но зачем?

С какой целью?

«Когда я уезжал во Францию, она жила со своим дедом, – сказал Хэмиш. – Но когда он умер, она уехала в Брей, ее последнее письмо ко мне было отправлено из Брея».

Да, верно… Ратлидж тоже написал Фионе Макдоналд в Брей о гибели ее жениха.

«Значит, придется ехать в Брей», – мысленно заключил он.

Он приехал в Шотландию, чтобы найти следы Элинор Грей. Если инспектор Оливер прав, дочь леди Мод должна быть знакома с Фионой Макдоналд. Он должен выяснить, где пересекались их пути – и пересекались ли вообще. И почему рождение ребенка – событие, которое произошло не в Данкаррике, – отбрасывает такую длинную и мрачную тень на судьбу двух женщин, у которых на первый взгляд нет ничего общего. Оливеру вряд ли понравится, что представитель Скотленд-Ярда снова вмешивается в его дела…

Как будто в ответ на его мысли Ратлидж вдруг увидел Оливера, тот шел через площадь навстречу ему в обществе человека в хорошо сшитом сером костюме. Присмотревшись, Ратлидж узнал в спутнике Оливера того самого овцевода, которого он встретил в самый первый день у дозорной башни. Они о чем-то серьезно разговаривали, а потом Оливер поднял голову и помахал Ратлиджу рукой. Он попрощался со своим спутником и зашагал к монументу.

– Похоже, вам не мешает пообедать, – заметил Оливер.

– Мне не мешает выпить. Но сейчас меня больше всего интересует другое. Где жила Фиона Макдоналд до того, как приехала в Данкаррик?

Оливер пытливо посмотрел на него:

– По-моему, логично начать с того, куда уехала Элинор Грей после ссоры с матерью в шестнадцатом году.

– Да, логично, – сдержанно согласился Ратлидж. – Но это значит, что придется шире закинуть сеть и привлечь к расследованию больше людей. Можно сузить круг поисков, начав с другого конца.

– Да, понимаю. Что ж, констебль Маккинстри лучше всех расскажет вам все, что нужно. Кстати, я уже побывал и в Брее, и в Гленко. Уверяю вас, там почти нечего выяснять!

– Вы ведь не знали, что там нужно спрашивать об Элинор Грей.

– Ну да, не знал. Зато я спрашивал обо всех других местах, где могла побывать обвиняемая в то время, когда родился мальчик. И вот что я вам скажу. Девушка из такой семьи, да еще с такими огромными деньгами ни за что не поселилась бы в захолустье вроде Брея или Гленко. Должно быть, Элинор Грей и Фиона Макдоналд познакомились в Глазго… или Эдинбурге. Вам снова придется искать иголку в стоге сена!

– Если бы вы были дочерью леди Мод Грей и ждали внебрачного ребенка, – задумчиво ответил Ратлидж, – возможно, вы бы отправились именно в захолустье. Там меньше вероятности, что вас узнают. Чем крупнее город, тем больше риск нарваться на знакомых.

Оливер глубоко вздохнул:

– Может быть, вы и правы. Но, по-моему, такое маловероятно. И все же поговорите с констеблем Маккинстри. Передайте, что я разрешаю прочесть мои записи. – И, словно повторяя ответ, который Ратлидж в тот день уже слышал, он продолжил: – Очень жаль, что ее тетка умерла. А может, это и к лучшему – кто знает?

Он зашагал дальше.

Констебль Маккинстри дежурил в участке, он покачивался на стуле и читал книгу. Присмотревшись, Ратлидж увидел, что констебль читает учебник по шотландскому праву.

Выслушав просьбу Ратлиджа, Маккинстри захлопнул книгу и испуганно посмотрел на инспектора:

– Со мной Фиона не откровенничала. Я расскажу вам все, что знаю… правда, все это уже есть в рапорте, который составил инспектор Оливер. – Он поставил учебник на полку у себя за спиной и спросил: – Это он вас прислал? Да, так я и думал. – Констебль криво улыбнулся. – Инспектор меня так наказывает! Он еще не простил мне фиаско с тем первым скелетом. Если бы я искал тщательнее, то отдуваться за все пришлось бы мне, а не ему.

– Мне нужны достоверные факты. Скорее всего, вы – единственный житель Данкаррика из всех, кто не боится признаться в близком знакомстве с обвиняемой.

– Верно, – вздохнул Маккинстри. Собираясь с мыслями, он посмотрел в закопченный потолок. – Когда Фиона приехала в Данкаррик, я был еще во Франции. Помню, мать написала, что Эласадж Маккаллум болеет, у нее дрожит правая рука, и она попросила свою племянницу приехать и помочь ей с пабом. Позже она написала, что, по ее мнению, миссис Маклауд – порядочная молодая вдова. Хоть ей и приходится одной растить ребенка, она крепкая и прекрасно справляется со своими обязанностями. До того как приехать в Данкаррик, она жила в Брее, и если я узнаю что-нибудь о сослуживцах родом оттуда, она, мать, с радостью передаст новости Фионе.

Маккинстри замолчал, разгладил промокательную бумагу и передвинул чернильницу на другой край стола. Потом рассеянно поставил ее на прежнее место.

– Честно говоря, я ни разу не спросил Фиону о том, как она жила до приезда в Данкаррик. Я, если хотите знать, ревновал ее к мужу. А потом оказалось, что у нее вовсе не было никакого мужа… – Констебль вздохнул. – Насколько мне известно, весной пятнадцатого года Фиона уехала с фермы своего деда. Она не могла вести хозяйство в одиночку. Места там суровые, негостеприимные. Правда, у старика дела шли неплохо.

«Да, – неожиданно согласился Хэмиш. – Лучше его никто в земле не разбирался. – В голосе, звучавшем за плечом Ратлиджа, появились нотки зависти. – Это у него я научился управлять лошадьми и находить воду, когда нужно было вырыть колодец. Я брал раздвоенный ивовый прут, высушенный и очищенный от коры. Он говорил, что у меня есть дар – я чувствовал, как прутик поворачивается и сгибается в руках. И всегда находил источник!»

Тем временем Маккинстри продолжал, не ведая о том, что его перебивают:

– Ферма перешла к каким-то дальним родственникам. На фронт их не взяли в силу возраста, но работать они еще вполне могли. Однажды Фиона сказала: жаль, что отца ребенка не похоронили там, в долине, ведь он так ее любил… Как бы там ни было, своим местом в Брее Фиона была довольна. Оно отвлекало ее от войны. Какая-то миссис Дэвисон искала няню для своих детей… – Маккинстри ненадолго замолчал. – Брей находится южнее Глазго… За Ланарком.

– Да я в общем представляю, где он находится. Продолжайте!

– Когда тетка написала Фионе и попросила приехать в Данкаррик, ей грустно было покидать Брей. Но она обещала приехать сразу, как только миссис Дэвисон найдет ей замену… и привезти с собой мальчика.

– Мисс Маккаллум ничего не рассказывала вашей матери о… прошлом мальчика?

– Ее сначала заботило только одно: что Иен еще мал и может отвлекать Фиону от ее обязанностей в «Разбойниках». Мне казалось, что она рассуждает как эгоистка. Правда, никто из нас тогда не знал, как тяжело больна мисс Маккаллум.

Ратлидж записал фамилию Дэвисон и спросил:

– Что инспектору Оливеру удалось узнать в Брее?

– Почти ничего. Фиона и там держалась особняком, хотя была вполне дружелюбна и усердно работала. Когда она уехала из Брея, никто не знал, что она ждет ребенка. Потом мы проверили записи обо всех детях, рожденных в Брее в тысяча девятьсот шестнадцатом году. Одна тамошняя жительница по фамилии Синглтон весной уехала рожать в Глазго, но у ее ребенка все документы в порядке и еще у троих, родившихся в Брее, тоже. При мне Фиона ни разу не упоминала, что у нее в Брее остались близкие друзья, хотя она часто рассказывала о миссис Дэвисон и ее детях.

– Я как раз собираюсь поехать туда. Вдруг удастся напасть там на след Элинор Грей.

– Прошу прощения, сэр, но вы только напрасно потратите время. Я бывал в Брее. Такую женщину, как Элинор Грей, там бы сразу заметили. Вряд ли она захотела бы спрятаться в таком захолустье.

– И все же с чего-то надо начинать, – возразил Ратлидж. – Ну ладно… Вы можете назвать мне еще какие-нибудь фамилии?

Маккинстри открыл папку. Записав еще две или три фамилии, Ратлидж закрыл блокнот и сказал:

– Перед отъездом я бы хотел еще раз побеседовать с обвиняемой.

– Не знаю… – с сомнением начал Маккинстри.

– Разговор займет не более пяти минут.

И Маккинстри, сдавшись, взял с полки ключи и протянул их Ратлиджу.

Ратлидж во второй раз отпер дверь и вошел в камеру. Фиона Макдоналд сидела на стуле, сложив руки на коленях. Но как только он вошел, она повернулась к нему.

– Сегодня я уезжаю в Брей, – сказал Ратлидж, наблюдая за ее лицом. Он увидел едва заметное напряжение, как будто новость ее не обрадовала.

– Вы, наверное, увидитесь с миссис Дэвисон. Пожалуйста, передайте ей… – Фиона замолчала и опустила голову. – Нет, не думаю, что ее порадует привет от меня. – Сложив пальцы, она разгладила складку на юбке. – Иногда я забываю, что у убийцы нет прошлого. Но если дети спросят обо мне… прошу вас, передайте, что я хорошо себя чувствую и часто думаю о них.

– Хорошо.

Она с трудом улыбнулась:

– Они еще малы, им ни к чему знать об убийстве. Они обрадуются, что я их помню. А я в самом деле часто думаю о них. Это отвлекает меня от… другого.

Не успев как следует подумать, Ратлидж выпалил:

– Жаль, что вы не доверяете мне и не говорите правды.

– Дело не в доверии, – тихо ответила Фиона. – Дело в любви.

– В любви?

– Да. – Она отвернулась. – Я не могу ничего объяснить, скажу только, что любовь бывает разная… многоликая, и некоторые ее лики жестоки. Моя мать любила моего отца так сильно, что после его смерти умерла от горя. И я осталась с дедушкой и теткой, которые заботились обо мне. Меня мама тоже любила, но не так сильно, чтобы жить ради меня… Вот чего я так и не поняла тогда и не понимаю до сих пор. Когда Хэмиша убили, у меня не возникло желания умереть… Может быть, это значит, что я недостаточно его любила? – Она пытливо посмотрела Ратлиджу в глаза, словно моля развеять ее сомнения.

– Дело не в том, что вы недостаточно его любили. Тот человек, которого я знал во Франции, всем сердцем хотел вернуться домой, к вам… – Ратлидж вовремя остановился, прежде чем разрушил утешительную ложь о геройской смерти за короля и отечество. Откашлявшись, он произнес: – И он наверняка хотел бы, чтобы вы жили. Очень хотел! – Впервые он ясно осознал, что говорит за Хэмиша. – И если вы потеряли мать, когда были очень малы, вы должны понимать – неправильно оставлять мальчика без защиты, как сделали вы.

– Вы сами сказали, что мне в любом случае не позволят оставить его у себя!

Да, так оно и было. И все же Ратлидж сказал:

– Вы напрасно допустили, чтобы вас обвинили в убийстве, и напрасно молчите, тем самым усугубляя свою вину. Вы не правы, заранее примирившись с тем, что вас повесят! Возможно, настанет время, когда вы будете нужны мальчику, но вас не будет рядом.

Хэмиш возмутился: нельзя с помощью ее же слов заставлять ее сдаться, какую бы правду она ни скрывала так долго и так успешно.

В тюремной камере она казалась хрупкой и одинокой, но Ратлидж прекрасно понимал, что не должен ее недооценивать. Фиона Макдоналд обладает большой внутренней силой. Ее стойкость восхищала его до глубины души.

– Наверное, умирать на виселице больно, – заметила она, выпрямившись. – Я все время стараюсь представить, что чувствуешь, когда…

Ратлидж понял, что ее срочно нужно привести в чувство, пока еще есть время, пока они одни в тюремной камере и никто не может ему помешать. Не обращая внимания на собственную совесть, которая мучила его, принимая вид голоса за плечом, он хрипло сказал:

– Я видел, как вешают. То, что происходит в последние секунды…

Фиона дернулась, услышав его, и он сразу же выругал себя за то, что не сдержался. Ему захотелось взять свои слова назад, но они как будто повисли в воздухе, и между ними выросла холодная стена.

Ратлидж шагнул было вперед, но тут же остановился, потому что в силу своего положения не имел права утешать ее.

– Извините…

– Тогда я уже не буду жить… и ничего не почувствую, да? – тихо спросила она.

Но, выходя, он видел, как ее глаза наполнились слезами.