Текст книги "Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы"

Автор книги: Чарльз Маккей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Таким путем было изъято около ста восьми десяти миллионов ливров, из них восемьдесят миллионов пошли на уплату долгов правительства, а остальные попали в карманы придворных. Маркиза де Ментенон описывает это следующим образом: «Мы ежедневно узнаем о новых тратах любящего роскошь регента. Люди очень недовольны тем, что деньгам, изъятым у казнокрадов, найдено такое применение». Народ, который после того, как улеглась первоначальная волна возмущения, в целом сочувствовал пострадавшим и негодовал по поводу того, что столь суровые меры привели к столь незначительным результатам. Люди находили несправедливым, что за счет поборов с одних мошенников жиреют другие. Несколько месяцев спустя, когда все наиболее виновные понесли наказание, палата правосудия стала выискивать жертвы среди представителей более скромных сословий. Как результат щедрых посулов доносчикам против торговцев с незапятнанной репутацией выдвигались обвинения в мошенничестве и назначении грабительских цен. Их заставляли отчитываться об их деятельности перед трибуналом, дабы доказать свою невиновность. Отовсюду раздавались голоса недовольных, и в конце года правительство сочло за лучшее прекратить дальнейшие судебные разбирательства. Палату правосудия упразднили и объявили всеобщую амнистию тем, против кого еще не выдвинули обвинений в суде.

Посреди этой финансовой неразберихи на сцене появился Ло. Никто лучше регента не осознавал всей плачевности положения, в котором оказалась страна, ной никто более него не страшился мужественно и энергично взяться за дело. Он не любил работать, подписывал официальные документы без надлежащего их изучения и доверял другим то, что должен был делать сам. Заботы, неотделимые от его высокого статуса, тяготили его. Регент видел, что необходимо что-то предпринять, но ему недоставало энергии и добродетели, чтобы пожертвовать ради дела праздностью и удовольствиями. И неудивительно, что он, имея такой характер, благосклонно внимал грандиозным и, казалось бы, легко выполнимым планам смышленого авантюриста, которого он давно знал и чьи таланты ценил.

Когда Ло появился при дворе, его встретили самым радушным образом. Он представил на рассмотрение регента две петиции с описанием бед, обрушившихся на Францию из-за нехватки денег, неоднократно обесценивавшихся. Он утверждал, что монеты без поддержки бумажных денег никоим образом не удовлетворяют потребностей активной в коммерческом отношении страны, ссылаясь при этом на Великобританию и Голландию, где бумажные деньги доказали свою состоятельность. Он привел массу обоснованных доводов в пользу кредита и в качестве средства его возрождения во Франции предложил переживавшей упадок стране разрешить ему учредить банк, который регулировал бы поступления в королевскую казну и выпускал бы банкноты, обеспеченные как казной, так и земельными угодьями. По замыслу Ло банк должен был управляться от имени короля, но при этом контролироваться комиссией, назначаемой Генеральными штатами.

Пока эти петиции рассматривались, Ло перевел на французский язык свое сочинение о деньгах и торговле и использовал любые средства, чтобы прославиться на всю страну как финансист. Вскоре о нем заговорили. Наперсники регента воехвалили его повсюду, и все ожидали великих свершений от месье Лас (Lass). [14]14
  Французы произносили его фамилию на свой манер, дабы избежать чуждого галлам звука «aw» (долгий звук «о» в английском языке). После провала его плана шутники говорили, что страна была lasse de lui, и предлагали впредь называть его месье Helas! Прим. автора.
  Helas (фр.) – увы! ах! к сожалению! Прим. перев.


[Закрыть]

5 мая 1716 г. был издан королевский указ. В нем Ло вместе с братом разрешалось учредить банк под вывеской «Ло и Компания», банкноты которого должны были приниматься при уплате налогов. Уставной капитал устанавливался в размере шести миллионов ливров и был разделен на двенадцать тысяч акций по пятьсот ливров каждая, одна четверть которых могла быть куплена за металлические деньги, а остальные за так называемые billets d'etat [15]15
  Государственные билеты (фр.) – французские государственные облигации. Прим. перев.


[Закрыть]. Было решено не предоставлять ему все те привилегии, о которых он просил в петициях, до тех пор, пока предприятие не докажет свою безопасность и выгоду на практике.

Ло находился на прямом пути к богатству. Его тридцатилетняя карьера увенчалась тем, что он стал руководителем собственного банка. Его банкноты при предъявлении подлежали оплате той монетой, которая имела хождение на момент их запуска в обращение. Последнее было умным политическим ходом и сразу же сделало его банкноты более ценными, чем монеты из драгоценных металлов. Последние постоянно обесценивались из-за неразумных действий правительства. Тысяча серебряных ливров могла в один день иметь одну номинальную стоимость, а на следующий день обесцениться на одну шестую, но банкноты банка Ло сохраняли при этом свою первоначальную стоимость. В то же время он публично объявил, что банкир, печатающий недостаточно обеспеченные банкноты, заслуживает смерти. В результате его банкноты моментально выросли в цене и стали приниматься на один процент дороже металлических денег. Это случилось незадолго до начала в стране торгового бума. Хиреющая коммерция начала поднимать голову, налоги платили более регулярно и с меньшим ропотом, и установилась та степень доверия к власть предержащим, которая при условии неизменности выбранного курса неизбежно сделала бы коммерческие операции более прибыльными. В течение года стоимость банкнот Л о выросла на пятнадцать процентов, в то время как billet? d'etat,облигации, запущенные в обращение правительством как средство платежа по долгам расточительного Людовика XIV, обесценились до семидесяти восьми с половиной процентов от номинала. Сравнение было настолько в пользу Ло, что его репутация росла день за днем. Филиалы банка были почти одновременно учреждены в Лионе, Ла-Рошели, Туре, Амьене и Орлеане.

Регент, видимо, был чрезвычайно удивлен успехом Ло и постепенно пришел к мысли, что бумажные деньги, способные до такой степени поддержать металлические, могут полностью их заменить. Эту фундаментальную ошибку он впоследствии и совершил. Между тем Ло затеял свой знаменитый проект, оставивший о нем память спустя многие поколения. Он предложил регенту (который не отказывал ему ни в чем) основать компанию, которая имела бы исключительную привилегию на торговлю в провинции Луизиана, расположенной на западном берегу великой реки Миссисипи. Считалось, что эти земли богаты залежами руд драгоценных металлов, а компания, поддерживаемая исключительными льготами в торговле, должна была стать единственным сборщиком налогов и чеканщиком монеты. Регистрационный патент был выдан компании в августе 1717 г. Капитал поделили на двести тысяч акций по пятьсот ливров каждая, и все они могли быть оплачены в billet d'etatпо номинальной стоимости, несмотря на то, что на фондовом рынке они стоили не более ста шестидесяти ливров за штуку.

Нацию охватила безумная спекуляция. Дела у банка Ло шли настолько хорошо, что любым посулам на будущее верили безоговорочно. Регент ежедневно давал удачливому прожектеру новые привилегии. Его банк получил монополию на продажу табака, исключительное право на аффинаж золота и серебра и в конце концов был преобразован в Королевский банк Франции. Среди этого опьянения от успехов и Ло, и регент забыли тот самый принцип, который ранее столь громко провозглашался первым из них: банкир, печатающий банкноты, не обеспеченные необходимыми фондами, достоин смерти. Как только банк из частного учреждения превратился в государственное, регент довел выпуск банкнот до объема в один миллиард ливров. Это было первым случаем отхода от основополагающих принципов, в котором несправедливо обвиняют До. Когда он управлял делами банка, выпуск банкнот никогда не превышал шестидесяти миллионов ливров. Неизвестно, выступал ли Ло против этого чрезмерного прироста, но в силу того, что последний имел место после преобразования банка в королевское учреждение, справедливее возложить вину за измену принципам на регента.

Ло понимал, что живет при деспотичном правительстве, но все еще не осознавал всей пагубности влияния, которое правительство может оказать на такой тонкий процесс, как кредитование. Позднее он узнал это на собственном опыте, но тогда страдал от того, что регент втягивает его в дела, которые его собственный рассудок не одобрял. Со слабостью, достойной наивысшего порицания, он способствовал наводнению страны бумажными деньгами, которые, не имея под собой прочного основания, рано или поздно ждало обесценивание. Исключительное везение тогда ослепило его настолько, что он вовремя не почувствовал опасность. В первую очередь, влияние иностранца раздражало членов парламента, которые помимо этого серьезно сомневались в безопасности его проектов. По мере того, как росло его влияние, усиливалась их враждебность. Канцлер [16]16
  Канцлер – во Франции того времени государственный канцлер выполнял функции министра юстиции и хранителя печати. Прим. перев.


[Закрыть]д'Агессо был бесцеремонно уволен регентом за свое противодействие чрезмерному приросту бумажных денег и постоянному обесцениванию золотых и серебряных монет королевства. Это лишь усилило враждебность членов парламента, а когда на вакантное место канцлера был назначен д'Аржансон, человек, преданный интересам регента, получивший, кроме того, пост министра финансов, это привело их в ярость. Первая же принятая новым министром мера вызвала дальнейшее обесценивание монеты. Для погашения billetx d'etatбыло объявлено, что те, кто принесет на монетный двор четыре тысячи серебряных ливров в монетах и одну тысячу ливров в billets d'etat,получат обратно монеты с меньшим содержанием серебра на общую сумму в пять тысяч ливров. Д'Аржансон был страшно доволен собой, превратив четыре тысячи старых ливров большего достоинства в пять тысяч новых, меньшего достоинства. Но, будучи слишком невежественным в области торговли и кредитования, он не отдавал себе полный отчет в том, какой огромный ущерб наносит и тому, и другому.

Парламент сразу же заметил неразумность и опасность такой политики и неоднократно выдвигал протесты регенту. Последний отказывался принимать их петиции к рассмотрению, и парламент, смело и очень необычно для себя превысив власть, постановил не принимать к оплате никакие деньги кроме старых. Регент созвал lit de justice [17]17
  Заседание парламента с участием короля (фр.). Прим. перев.


[Закрыть]и аннулировал декрет. Парламент сопротивлялся и издал еще один. Регент вновь воспользовался своей привилегией и аннулировал его, а парламент, став еще более оппозиционным, утвердил новый декрет, датированный 12 августа 1718 г., который запрещал банку Ло каким-либо образом, напрямую или косвенно, участвовать в управлении государственными доходами, а всем иностранцам, под угрозой суровых наказаний, вмешиваться от своего имени или от имени других в руководство государственными финансами. Парламент считал Ло виновником всех зол, и некоторые парламентарии в порыве злобы предлагали привлечь его к суду и в случае признания вины повесить у ворот Дворца правосудия.

Не на шутку встревоженный Ло поспешил в Пале Рояль [18]18
  Palais Royal – дворец короля Франции. Прим. перев.


[Закрыть]и бросился искать защиты у регента, умоляя того призвать парламент к повиновению. Регент тоже хотел этого всей душой, как в свете вышеописанных событий, так и из-за диспутов вокруг легитимации герцога Менского и графа Тулузского, сыновей последнего короля. В конце концов парламент усмирили, арестовав его председателя и двух депутатов, которых отправили в отдаленные тюрьмы.

Так была развеяна первая туча, нависшая над планами Ло, и он, свободный от мрачных предчувствий, сосредоточился на своем знаменитом Миссисипском проекте, акции которого стремительно поднимались в цене, несмотря на деятельность парламента. В начале 1719 г. был издан указ, дарующий Мисси сноской компании исключительную привилегию торговли с Ост-Индией, Китаем и странами южных морей, а также со всеми владениями Французской ост-индской компании, основанной Кольбером. Компания после этого бизнес-прорыва присвоила себе более соответствующее ее статусу название – Компания двух Индий и выпустила пятьдесят тысяч новых акций. Планы, вынашиваемые Ло в то время, были самыми грандиозными. Он обещал годовой дивиденд в двести ливров за каждую акцию стоимостью пятьсот ливров, который, так как акции оплачивались в hilleti d'etatпо номинальной стоимости, но стоили менее 100 ливров, составлял около 120 процентов.

Так долго накапливавшийся общественный энтузиазм не смог противостоять столь блестящей перспективе. На покупку пятидесяти тысяч новых акций было подано по меньшей мере триста тысяч заявлений, и дом Ло на улице Куинкампуа с утра до ночи осаждали страждущие просители. Так как было невозможно угодить всем, прошло несколько недель, прежде чем был составлен список новых удачливых держателей капитала; за это время царящее в обществе возбуждение превратилось в безумие. Герцоги, маркизы, графы и их герцогини, маркизы и графини каждый день часами ждали результатов на улицах у дома господина Ло. Наконец, дабы избежать толкотни среди толпы простолюдинов, тысячами заполонивших все близлежащие улицы, они сняли меблированные комнаты в прилегающих домах и теперь могли постоянно находиться рядом с заветным домом, откуда новый Плутос [19]19
  Плутос – бог богатства в греческой мифологии. Прим. перев.


[Закрыть]разбрасывал сокровища. Ежедневно стоимость акций первого выпуска росла, а новые заявки на покупку акций – результат золотых грез целой нации стали столь многочисленными, что сочли целесообразным выпустить не менее трехсот тысяч новых акций по пять тысяч ливров каждая, чтобы регент на волне общественного энтузиазма смог выплатить национальный долг. Для этой цели требовалась сумма в пятнадцать миллиардов ливров. Рвение нации было настолько велико, что эта сумма могла бы быть собрана в трехкратном размере, если бы правительство санкционировало это.

Ло находился в зените процветания, а люди приближались к зениту их слепого увлечения. Высшие и низшие классы были в равной степени преисполнены желания несметного богатства. Среди тогдашней аристократии не было ни одной мало-мальски заметной персоны, за исключением герцога Сен-Симона и маршала Виллара, не вовлеченной в куплю-продажу акций. Люди всех возрастов и сословий играли на повышение и понижение миссисипских ценных бумаг. Рю де Куинкампуа была излюбленным местом огромного числа брокеров. Это была узкая, неудобная улочка, на которой постоянно происходили несчастные случаи из-за огромного скопления народа. Аренда домов на этой улице в обычные времена стоила одну тысячу ливров в год, теперь же от двенадцати до шестнадцати тысяч. Сапожник, имевший на этой улице прилавок, зарабатывал около двухсот ливров в день, сдавая его напрокат и снабжая брокеров и их клиентов письменными принадлежностями. Предание гласит, что один стоявший на этой улице горбун зарабатывал значительные суммы, сдавая в аренду энергичным спекулянтам свой горб в качестве письменного стола! Большое скопление людей, собиравшихся для занятия бизнесом, привлекало еще большую толпу зевак. Сюда стягивались все воры и аморальные элементы Парижа, здесь постоянно нарушали общественный порядок. С наступлением сумерек часто приходилось высылать отряд солдат для очистки улицы.

Ло, тяготившийся таким соседством, переехал на площадь Вандом, сопровождаемый толпой agioteurs [20]20
  Биржевых игроков (фр.). Прим. перев.


[Закрыть]. Эта просторная площадь вскоре стала столь же многолюдной, что и улица Куинкампуа: с утра до ночи на ней шли торги. Там сооружали палатки и тенты для заключения сделок и продажи напитков и закусок; в самом центре площади устанавливали столы для игры в рулетку, где с толпы собирали золотой или, скорее, бумажный урожай. Бульвары и скверы были забыты, влюбленные парочки прогуливались преимущественно по площади Вандом, ставшей модным местом отдыха праздного люда и встреч деловых людей. Здесь целыми днями стоял такой несусветный гам, что канцлер, чей суд находился на этой площади, пожаловался регенту и муниципалитету на то, что он не слышит адвокатов. Ло, когда к нему обратились по этому поводу, выразил готовность помочь устранить это неудобство, для чего заключил договор с принцем де Кариньян, касающийся гостиницы Отель-де-Суассон, имевшей с задней стороны парк площадью в несколько акров. Сделка состоялась, и Ло приобрел отель за огромную цену, а принц сохранил за собой великолепный парк как новый источник дохода. В нем были прекрасные статуи и несколько фонтанов, и в целом он был спланирован с большим вкусом. Как только Ло обустроился в своей новой резиденции, был издан указ, запрещавший всем без исключения лицам покупать или продавать акции где бы то ни было кроме парка Отель-де-Суассон. В центре парка, среди деревьев, соорудили около пятисот небольших тентов и павильонов для удобства брокеров. Их разноцветье, развевающиеся на них веселые ленты и флаги, оживленные толпы, непрерывно снующие тудасюда, несмолкаемый гул голосов, шум, музыка, странная смесь деловитости и удовольствия на лицах людей все вместе это создавало некую волшебную атмосферу, приводившую парижан в полный восторг. Пока продолжалась эта мания, принц де Кариньян получал колоссальные прибыли. Каждый тент сдавался в аренду за пятьсот ливров в месяц, и так как их там было как минимум пятьсот, его месячный доход только из этого источника должен был составлять 250 000 ливров (свыше 10 000 фунтов стерлингов).

Маршал Виллар, честный старый солдат, был так раздражен этим безумием, охватившим его соотечественников, что никогда не высказывался по данному вопросу спокойно. Проезжая однажды через площадь Вандом в своей карете, сей холерический господин был настолько раздражен людской суматохой, что внезапно приказал кучеру остановиться и, высунув голову из окна кареты, добрых полчаса разглагольствовал об их «отвратительной алчности». Это было не очень умно с его стороны. Отовсюду раздавались свист и громкий хохот, в его адрес летели бесчисленные остроты. Наконец когда появились серьезные признаки того, что вот-вот в направлении его головы полетит нечто более весомое, маршал счел за благо поехать дальше. Он больше никогда не повторял этот эксперимент.

Двое рассудительных, спокойных и философски настроенных литераторов, месье де ла Мотт и аббат Терразон, поздравили друг друга с тем, что хотя бы они остались в стороне от этого странного слепого увлечения. Несколькими днями позже, когда достопочтенный аббат выходил из Отель-де-Суассон, куда он приходил купить акции Миссисипской компании, он увидел ни кого иного, как своего друга ла Мотта, входившего внутрь с той же целью. «Ба! сказал аббат, улыбаясь, это вы?» «Да, сказал ла Мотт, протискиваясь мимо того так быстро, как он только мог, а неужели это вы?» В следующий раз, когда двое ученых мужей встретились, они разговаривали о философии, о науке и о религии, но ни тот, ни другой долго не осмеливались произнести хоть слово о Миссисипской компании. Наконец, когда это произошло, они сошлись на том, что никто и никогда не должен от чего бы то ни было зарекаться и что нет такого безрассудства, от которого был бы застрахован даже умный человек.

Тем временем Ло, новый Плутос, стал самой важной особой в государстве. Придворные забыли о вестибюлях регента. Пэры, судьи и епископы толпой устремились в Отель-де-Суассон; офицеров армии и военно-морского флота, титулованных светских женщин и всех, кто в силу унаследованного высокого социального статуса или высокого служебного положения мог претендовать на первенство, можно было встретить в его вестибюлях, где они ждали своей очереди, чтобы подать прошение о получении доли акционерного капитала Индийской компании. Претендентов было столько, что Ло не мог принять даже десятую их часть, и для получения доступа к нему использовались любые уловки, какие могла подсказать человеческая изобретательность. Пэры, чей сан был бы оскорблен, заставь их регент ждать приема полчаса, были готовы шесть часов ожидать встречи с месье Ло. Претенденты платили его слугам гигантские суммы, чтобы те просто объявляли их имена. С той же целью титулованные женщины пользовались обольстительностью своих улыбок, но многие из них приходили в течение двух недель, прежде чем добивались аудиенции. Когда Ло принимал какое-либо приглашение, его зачастую окружало такое большое количество женщин, каждая из которых просила внести ее имя в списки держателей акций нового выпуска, что, несмотря на его известную и привычную галантность, Ло приходилось отражать их натиск par force [21]21
  Насильно (фр.) – Прим. перев.


[Закрыть]. Люди прибегали к самым нелепым ухищрениям, дабы получить возможность поговорить с ним. Одна женщина, тщетно прилагавшая к этому усилия в течение нескольких дней, в отчаянии отказалась от любых попыток встретиться с ним в его доме, но строго-настрого приказала своему кучеру смотреть в оба всякий раз, когда она едет в карете по улице, и, если он увидит идущего г-на Ло, налететь на столб и опрокинуть карету. Кучер обещал повиноваться, и женщина непрестанно колесила по городу три дня, в душе умоляя бога дать ей счастливую возможность опрокинуться. Наконец она заметила издалека г-на Ло и, оттянув занавеску, закричала кучеру: «Опрокидывай сейчас же! Бога ради, опрокидывай сейчас же!» Кучер налетел на столб, женщина завизжала, карета опрокинулась, и Ло, ставший свидетелем этого несчастного случая,поспешил к месту происшествия оказать помощь. Хитрая дама была препровождена в Отель-де-Суассон, где она вскоре сочла благоразумным оправиться от испуга и, извинившись перед г-ном Ло, призналась в своей уловке. Ло улыбнулся и вписал ее в свой реестр как покупательницу некоторого количества акций Индийской компании.

Другая история гласит о мадам де Буша, которая, узнав, что г-н Ло обедает в гостях, отправилась туда в своей карете и объявила пожарную тревогу. Вся компания, включая Ло, бросилась из-за стола, но последний, увидев женщину, со всех ног вбежавшую в дом и устремившуюся прямо к нему, в то время как все остальные поспешно выбегали наружу, заподозрил обман и удалился в другом направлении.

Рассказывают много других анекдотичных эпизодов, от которых, даже если они и слегка приукрашены, тем не менее не стоит открещиваться, так как они передают атмосферу того необычайного времени [22]22
  Любопытный читатель может отыскать один такой эпизод о страстном желании французских женщин удержать Ло в их компании, которые заставляли его то краснеть, то улыбаться в зависимости от того, насколько откровенными были их намеки. Он изложен в «Записках мадам Шарлотты Элизабет де Бавье, герцогини Орлеанской», том II, стр. 274. Прим. автора.


[Закрыть]. Однажды в присутствии д'Аржансона, аббата Дюбуа и других персон регент сказал, что очень хочет поручить какой-нибудь даме, саном не ниже герцогини, прислуживать его дочери в Модене. «Но, добавил он, я не знаю наверняка, где найти такую.» «Да нет же! – ответил ему кто-то с притворным удивлением. Я могу сказать вам, где искать всех герцогинь Франции: вам просто нужно пойти к г-ну Ло, и вы увидите их всех в его вестибюле.»

Месье де Ширак, знаменитый врач, купил акции в неудачное время и очень хотел их продать. Курс акций между тем продолжал падать два или три дня, что его не на шутку встревожило. Месье де Ширак напряженно думал над этой неурядицей, когда его внезапно вызвали к женщине, которая почувствовала недомогание.

Врач приехал, его проводили наверх, и он пощупал у женщины пульс. «Он падает! Он падает! Господи милосердный, он непрерывно падает!» сказал он вдохновенно, а женщина, услышав это, тревожно взглянула ему в глаза. «О, месье де Ширак, сказала она, вставая на ноги и вызывая колокольчиком прислугу. – Я умираю! Я умираю! Он падает! Он падает! Он падает!» «Что падает?» спросил изумленный доктор. «Мой пульс! Мой пульс! сказала женщина. Должно быть, я умираю.» «Не бойтесь, дорогая мадам, сказал месье де Ширак. Я говорил о курсе акций. Дело в том, что мне ужасно не повезло, и я так расстроен, что едва ли понимаю, что говорю.»

Однажды цена акций поднялась на десять-двадцать процентов в течение нескольких часов, и многие представители скромного сословия, вставшие утром с постели бедняками, улеглись спать богатыми людьми. Один держатель большого пакета акций, заболев, послал своего слугу продать двести пятьдесят акций за восемь тысяч ливров каждую – по котировке на тот момент. Слуга ушел, а по прибытии в Жарден де Суассон обнаружил, что за это время цена возросла до десяти тысяч ливров. Разницу в две тысячи ливров, помноженную на двести пятьдесят акций, то есть 500 000 ливров (20 000 фунтов стерлингов), он весьма хладнокровно прикарманил и, вернув остаток своему хозяину, в тот же вечер уехал в другую страну. Кучер Ло за очень короткое время нажил сумму, достаточную для изготовления своей собственной кареты, и попросил разрешения оставить службу. Ло, ценивший этого человека, попросил его в качестве одолжения перед уходом подыскать себе замену, столь же хорошую, сколь и он сам. Кучер дал согласие, вечером привел двух своих бывших друзей и попросил г-на Л о выбрать одного из них, другого же он собирался оставить для себя. Кухаркам-горничным и ливрейным лакеям время от времени улыбалась удача, и они, будучи вне себя от гордости за свое легко нажитое благосостояние, делали нелепейшие ошибки. Смешав язык и манеры своего прежнего сословия с пышным убранством нынешнего, они стали постоянными объектами жалости здравомыслящих, презрения хладнокровных и насмешек всех без исключения. Но глупость и низость высоких сословий общества была еще более отвратительна. Один-единственный пример, приведенный герцогом де Сен-Симоном, демонстрирует презренную алчность, заразившую целое общество. Один человек по имени Андре, бесхарактерный и необразованный, путем серии своевременных спекуляций с Миссисипскими ценными бумагами нажил громадное богатство за невероятно малый промежуток времени. По словам Сен-Симона, он скопил золотые горы. Став богатым, он устыдился низости своего происхождения и возжелал всех атрибутов дворянства. У него была дочь, ребенок трех лет от роду, и он предложил аристократическому, но обедневшему семейству д'Уаз заключить соглашение, согласно которому это дитя при определенных условиях выйдет замуж за одного из членов этой семьи. Маркиз д'Уаз, к своему стыду, дал на это согласие и, более того, пообещал жениться на ней сам по достижении ею двенадцати летнего возраста, если ее отец выплатит ему сто тысяч ливров и будет выплачивать двадцать тысяч ливров ежегодно вплоть до бракосочетания. Самому маркизу шел тридцать третий год. Эта позорная сделка была должным образом подписана и скреплена печатью, и спекулянт дополнительно согласился оставить в день свадьбы за дочерью приданое в несколько миллионов. Герцог Бранкасский, глава семейства, был не только в курсе этого соглашения, но и его полноправным участником. Сен-Симон трактовал этот случай легкомысленно и считал его невинным курьезом, добавляя, что люди не обошлись без порицаний этого прелестного брака, и далее сообщает нам, что этот проект потерпел крах несколько месяцев спустя из-за низвержения Ло и разорения амбициозного месье Андре. Тем не менее может статься, что благородному семейству так и не хватило честности вернуть сто тысяч ливров.

На фоне подобных событий, которые хоть и унизительны, но большей частью смехотворны, имели место и более серьезные. Ежедневно происходили уличные грабежи как следствие того, что люди носили с собой огромные суммы наличных денег. Убийства из-за угла также стали обычным делом. Один такой случай привлек особое внимание всей Франции не только из-за чудовищности преступления, но и в силу титулованности и высоких родственных связей преступника.

Граф д'Орн, младший брат принца д'Орна и родственник благородных семей д'Арамбер, Делинье и Демонморанси, был распущенным молодым человеком, в какой – то степени сумасбродным и столь же беспринципным. Сговорившись с двумя другими, такими же безрассудными, как и он, молодыми людьми Миллем, землевладельцем из Пьемонта, и неким Детампом, или Летаном, фламандцем, он разработал план ограбления одного очень богатого брокера, о котором, к несчастью для него, было известно, что он носит с собой очень крупные суммы денег. Граф сделал вид, что хочет купить у него некоторое количество акций Компании двух Индий, для чего назначил ему встречу в кабаре,иначе говоря, в низкопробном трактире, по соседству с Вандомской площадью. Ничего не подозревающий брокер вовремя появился в условленном месте, где его ждали граф д'Орн и двое его сообщников, которых он представил, как своих близких друзей. После крайне непродолжительного разговора граф д'Орн внезапно набросился на свою жертву и трижды ударил беднягу кинжалом в грудь. Мужчина тяжело упал на землю, и, пока граф обшаривал его портфель, в котором находились ценные бумаги Миссисипской компании на сумму в сто тысяч ливров, Милль из Пьемонта снова и снова вонзал кинжал в несчастного брокера, чтобы убить его наверняка. Но брокер не сдался без борьбы, и на его крики о помощи сбежались посетители кабаре.Другой наемный убийца, Летан, которого перед этим оставили наблюдать за лестницей, выпрыгнул в окно и убежал, а Милль и граф д'Орн были схвачены на месте.

Это преступление, совершенное средь бела дня и в таком людном месте как кабаре,ужаснуло весь Париж. Суд над убийцами начался на следующий день, и улики были настолько явными, что обоих признали виновными и приговорили к колесованию. Знатные родственники графа д'Орна заполонили вестибюли регента, умоляя пощадить заблудшего юношу, ссылаясь на то, что он душевнобольной. Регент игнорировал их, пока мог, будучи убежденным, что в случае столь зверского убийства правосудие должно идти своим чередом. Но назойливость этих влиятельных просителей нельзя было преодолеть, просто отмалчиваясь, и они наконец предстали перед регентом и принялись умолять его спасти их род от позора публичной казни. Родственники намекали на то, что принцы д'Орны тесно связаны с семейством герцога Орлеанского, и добавляли, что самого регента ждет бесчестье, если его кровный родственник умрет от руки рядового палача. Регент, к своей чести, не внял их настойчивым просьбам и ответил на их последний аргумент словами Корнеля:

«Le crime fait la honte, et non pas l'échafaud:» [23]23
  Преступление влечет за собой позор, а не эшафот (фр.). Прим. перев.


[Закрыть]

добавив, что когда бы ни случилась казнь, пятнающая его позором, он с готовностью разделит последний с другими родственниками. День за днем они возобновляли свои мольбы, но всегда с тем же результатом. Наконец им пришло в голову, что если бы удалось привлечь на свою сторону герцога СенСимона человека, к которому регент питал искреннее уважение, то им, возможно, и удалось бы добиться своего. Герцог, аристократ до мозга костей, был так же, как и они, шокирован тем, что убийцу знатного рода ждет та же смерть, что и уголовника-плебея, и объяснил регенту, что было бы неразумным наживать врагов в лице столь многочисленного, богатого и влиятельного семейства. Он также убеждал регента в том, что в Германии, где семья д'Арамберов имеет большие владения, существует закон, согласно которому ни один родственник казненного на колесе не может наследовать никакое общественное учреждение или нанимать работников, пока не сменится целое поколение. Поэтому Сен-Симон считал, что колесование осужденного можно заменить обезглавливанием, которое во всей Европе считалось гораздо менее позорным. Этот аргумент задел регента за живое, и он уже почти дал свое согласие, когда Ло, по-своему заинтересованный в судьбе убитого, подтвердил в подоспевшей резолюции свое желание оставить приговор в силе.