Текст книги "Пламенный вихрь"

Автор книги: Бренда Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Бренда Джойс
Пламенный вихрь

ПРОЛОГ

Западный Техас, 1858 год

– Давай! – кричала Сторм. – Давай, Ник, давай!

Очень высокая, в одежде из оленьей кожи, с толстой, свисавшей вдоль спины косой, она подпрыгивала рядом с толпой юнцов, собравшихся вокруг двух юношей, боровшихся в пыли. Худой, мускулистый парнишка был наверху, его бронзово-золотистая кожа поблескивала от пота. Он старался удержать своего массивного противника. Внезапно опорная нога Ника соскользнула в грязи, и в следующее мгновение он уже лежал на спине.

Сторм простонала и придвинулась ближе.

– Ты сможешь, Ник, сможешь! – крикнула она брату.

Не успела она вымолвить эти слова, как Ник сбросил противника, завернул ему руку за спину, и напряженная схватка прекратилась.

– Ник победил! – завопила Сторм, подняв вверх кулак. Послышались поздравления, смех и добродушные поддразнивания.

Ник отпустил противника и перевернулся на спину; тяжело дыша, мальчики лежали бок о бок.

– Как бы я посмел проиграть? – сухо пробормотал он, поднимаясь и приглаживая пальцами густые прямые иссиня-черные волосы.

Ларс был не их тех, кто легко мирится с проигрышем, что было лишь одной из многих не слишком приятных черт его характера, и глаза Сторм округлились, когда она увидела, как он вскочил и набросился на Ника сзади.

Сторм вскрикнула.

Ник еле успел обернуться и тотчас повалился на спину, придавленный Ларсом.

– Ты смошенничал, полукровка, – вопил Ларс, багровый от злости. Его мясистый кулак врезался в лицо Ника.

– Прекрати! – закричала Сторм, зная, что Ларс может убить Ника. – Перестань!

В следующее мгновение Ник как-то сумел вывернуться, и внезапно в его руке оказался длинный, зловещего вида нож. Он приставил острие ножа к горлу Ларса, угрожающе уперев колено в пах белобрысого противника.

– Этот полукровка предлагает тебе успокоиться и взять свои слова обратно, – негромко сказал Ник.

– Рейз!

В сарае было сумрачно и прохладно. Тринадцатилетний брат Сторм стоял так близко к белокурой девочке, что бедра их соприкасались. Лицо его выражало сильное волнение и мольбу.

– Пожалуйста, Лусилла, – прошептал он, беря ее маленькие руки в свои. – Только один поцелуй.

Она не сводила глаз с ошеломляюще красивого лица мальчика, стоявшего перед ней.

– Я не могу.

– Ты такая хорошенькая, – шептал он, не сводя с нее своих сапфировых глаз. – Я все время не переставая думал о тебе, Лусилла.

Она вспыхнула:

– Правда?

Он ухмыльнулся:

– Правда.

Его руки легли на ее мягкие плечи.

От его прикосновения по телу девочки прошла дрожь и сердце бешено заколотилось. Он всего лишь мальчишка, на два года моложе ее, и совершенный дьяволенок – она знала его много лет, знала все о его шальных проделках, но сейчас в нем было нечто никогда ею не виданное. Его лицо было так близко. Его руки соскользнули на ее талию.

– Рейз, – сумела выдавить она.

– Только один поцелуй, – уговаривал он. Его прелестные, чуть приоткрытые губы почти касались ее губ.

– Не могу.

– Можешь, – сдавленно шепнул он. – Лусилла, дорогая…

Сдавшись, Лусилла закрыла глаза. Затаив дыхание, она ждала. Губы его были мягкими и нежными, но тело, прижавшееся к ее телу, было горячим и твердым. Лусилла выросла на техасском ранчо, так что она очень хорошо знала, что означает эта твердость. Внезапно то, что ему всего тринадцать лет, перестало иметь значение. Она обнаружила, что приоткрывает рот для его ищущего языка, услышала собственный стон, когда Рейз, обхватив ее маленькую грудь, большим пальцем стал нежно водить по ее твердому, ноющему соску.

– О, Лусилла, – выдохнул Рейз, когда они оторвались наконец друг от друга. – О, Лусилла.

Аппетитный запах жаркого время от времени доносился до миниатюрной черноволосой женщины и крупного светловолосого мужчины, сидевших под деревом в отдалении от остальных гостей; он обнимал ее одной рукой, а она уютно пристроилась к его боку. Она глядела на него фиалковыми глазами; он не сводил с нее горящего золотистого взгляда.

– Ты ненасытный старый козел, – сказала Миранда, разрушая охватившее их сексуальное напряжение. Он откинул голову и расхохотался.

– Я ничего не могу поделать. – Он, прижался щекой к ее щеке. – Мы пробыли на этом празднестве весь уикэнд, и я хочу уехать домой и лечь в постель со своей женой.

– Дерек! – Ее голос звучал насмешливо и дразняще.

– Придвинься ближе, Миранда, – уговаривал он тоном, точно таким же как у его младшего сына Рейза.

Она придвинулась и подняла лицо для поцелуя. Поцелуй был долгим, интимным и нежным. Она не могла оторваться; в конце концов именно он прервал поцелуй.

– Давай заберем детей и махнем отсюда, – сказал он, откашливаясь.

– Кстати, где они? – спросила Миранда, когда он помог ей подняться.

– Понятия не имею, но почему бы нам не начать со Сторм? Если здесь где-нибудь соревнуются, значит, она там. – Дерек улыбнулся и обнял жену за плечи.

Им не потребовалось много времени, чтобы отыскать группу молодежи, которая следила за борьбой, криками подбадривая своих фаворитов. Когда Миранда увидела участников поединка, она замерла, краска отхлынула от ее лица.

– О Боже!

Дерек прикусил губу, чтобы не расхохотаться.

Сторм боролась на земле с семнадцатилетним Бадди Эймсом, обнаженным до пояса. В пылу схватки Сторм оказалась внизу. Пытаясь его стряхнуть, она впихнула бедро между его ног, другой ногой обхватив его икры. Собравшиеся вокруг ребята со смехом подбадривали их криками. Дерек усмехнулся.

Миранда в ярости накинулась на него:

– Сейчас же останови их! Сейчас же!

– Хорошо, мэм, – послушно произнес он, потом наклонился, схватил Бадди за шкирку и без усилий снял его со Сторм, словно котенка.

Миранда набросилась на своего старшего сына:

– Ник! Как ты мог позволить ей подобное! Ник невозмутимо пожал плечами:

– Я пытался сказать ей, что теперь она уже слишком взрослая для этого, но она же не слушает. Ты ведь знаешь Сторм, мама.

– Папа! – запротестовала Сторм, сидевшая в пыли совершенно не по-дамски раздвинув колени. – Я бы выиграла!

– По-моему, тебе лучше встать, юная леди, – сказал Дерек, пытаясь говорить строгим голосом.

– Ты обещал, – напомнила Миранда, сердито и размашисто расчесывавшая свои длинные густые волосы сидя в кровати.

Дерек смотрел на нее со страдальческим видом.

– Но, Миранда, она же еще совсем ребенок.

– Ребенок? – Миранда встала. – Ей почти семнадцать, и она женщина, и тебе пора с этим смириться.

– Но Сан-Франциско?

– Тебе придется отпустить ее, – тихо сказала Миранда, успокаивающе кладя руку ему на грудь.

– Мы ведь давно решили, что отправим ее к твоему кузену Лангдону, когда ей исполнится восемнадцать, – возразил он, огорченно глядя на нее.

Она сжала его руку:

– Дерек, посмотри хорошенько на нашу дочь. Она – красивая женщина и заслуживает того, чтобы получить возможность показаться в обществе. Она достойна шелковых платьев и лайковых туфелек. – Миранда поморщилась: – И уж точно она выросла из того, чтобы бороться в грязи со взрослыми мужчинами!

– Проклятие! – сказал Дерек. Он принялся расхаживать по их уютной спальне. – Я сам ей скажу.

Миранда улыбнулась, обняла его за шею и одарила долгим поцелуем.

– Я люблю тебя.

Дерек прижал ее к себе, не желая отпускать.

– Нельзя ли сказать ей завтра? – с надеждой спросил он. Жена бросила ему предостерегающий взгляд.

Он нашел Сторм внизу, вместе с мальчиками, которых отослал на улицу, строго напомнив о неотложных делах по хозяйству.

– Сторм, у меня большой сюрприз для тебя.

– Какой? – улыбаясь, спросила она.

– Мы с матерью собирались подождать, пока тебе не исполнится восемнадцать, но теперь решили, что ты достаточно взрослая. Ты проведешь лето у Пола Лангдона в Сан-Франциско.

– Я не поеду.

– Милая, тебе понравится Сан-Франциско. Сторм была в отчаянии.

– Папа, это мамина идея, правда? Ты можешь отговорить ее, я знаю, что можешь, если действительно захочешь.

– Милая, твоя мать права, как всегда. Тебе необходимо увидеть другую сторону жизни. Это всего лишь на лето.

– Я не хочу уезжать, – заупрямилась Сторм. – Мне здесь хорошо. Я не хочу покидать тебя с мамой и мальчиков.

– Это всего лишь на лето, – спокойно повторил Дерек. Он улыбнулся: – И я знаю, что мы с матерью сможем тобой гордиться.

Вместе с признанием поражения возникло непреодолимое желание заплакать. Сторм повернулась и бросилась вверх по лестнице в свою комнату. Они отсылают ее прочь, далеко, в незнакомый город, отрывают от всех, кого она любила… Когда раздался стук в дверь, она не ответила. Она знала, кто это.

– Сторм! – Миранда вошла и присела на кровать рядом с дочерью, поглаживая ее густые, отливающие золотом волосы. – Давай поговорим.

– Я не хочу уезжать.

– Я расскажу тебе небольшую историю, – спокойно, слегка улыбаясь, сказала Миранда.

С минуту она разглядывала дочь, ее высокую, изящную фигуру с несколько широковатыми для женщины плечами, тонкой талией и узкими бедрами, с длинными сильными ногами. У нее было поразительное, необычное лицо с высокими скулами и широким подбородком. Миранда подозревала, что это строение костей унаследовано от матери Дерека, индианки-апачи.

– Я знаю, что тебе страшно, но ты – сильная, храбрая девочка, и твоя любящая семья будет тебе поддержкой. Тебе известно, что я выросла в монастыре во Франции. Когда мне было семнадцать лет, отец вызвал меня домой, в Англию, и сказал, что обручил меня с техасским ранчером – совершенно незнакомым мне человеком. Меня чрезвычайно опекали, я была совершенно неискушенной и очень боялась, но меня никто не спрашивал. Меня отправили в Техас. Сторм села:

– Дедушка отправил тебя сюда, чтобы выдать замуж за папу?

– Нет. Оказывается, мой жених и Дерек были лучшими друзьями и кровными братьями. С Джоном произошел несчастный случай, поэтому он послал Дерека, который в то время был капитаном техасских рейнджеров, сопровождать меня по пути к нему. Это ужасно, Сторм, когда тебя отправляют далеко, чтобы выдать замуж за незнакомого человека, страшно знать, что ты не вправе распоряжаться своей жизнью и уже никогда не вернешься домой.

Миранда помолчала, давая Сторм возможность подумать над ее словами.

– И что же случилось? – спросила Сторм. – Если ты, когда познакомилась с папой, была помолвлена с лучшим папиным другом…

Миранда улыбнулась, охваченная воспоминаниями:

– Это другая история, милая, и к тому же длинная. Может быть, я когда-нибудь расскажу ее тебе. Сторм старательно изучала свои колени.

– Ты просто поедешь навестить моего кузена. Сторм прикусила губу:

– Наверное, ты права.

Миранда улыбнулась и обняла ее:

– Тебе нечего бояться. Нисколько не удивлюсь, если это будет лучшее время в твоей жизни.

– Я не боюсь, – сказала Сторм. Но она боялась.

Глава 1

Сан-Франциско, 1859 год

Бретт сидел за большим, крытым кожей письменным столом красного дерева, так сосредоточенно нахмурившись, что это перешло в сердитую гримасу, и перелистывал страницы огромного гроссбуха. Проклятие! Уж он-то должен бы знать. Первый раз в жизни он ошибся в человеке, и, надо полагать, в последний. В ярости он захлопнул книгу и встал во весь рост – шесть футов два дюйма.

Он подошел к окну и задумчиво уставился на Стоктон-стрит. Он не допустит, чтобы воровство его бухгалтера испортило ему этот день. По его безжалостному, резко очерченному лицу промелькнула улыбка. Не то чтобы он расчувствовался только потому, что сегодня день его рождения. Но… возможно, так оно и было. Сегодня ему исполнилось двадцать шесть лет, и у него было все, что ему хотелось. Его улыбка стала шире.

Совсем неплохо для сына шлюхи.

Совсем неплохо для ублюдка-калифорнио.

Бретт д'Арченд совершенно не был похож на мать, крошечную француженку с каштановыми волосами и голубыми глазами. Зато он был почти точной копией отца, дона Фелипе Монтерро, – высокий, широкоплечий, мощного сложения, грубовато-красивый. И смуглый, очень смуглый, с почти черными глазами, взгляд которых редко бывал мягким, и короткими, жесткими черными курчавыми волосами.

Когда Бретт видел отца в последний раз, тот уже начал седеть. Это воспоминание сразу же вызвало у него чувство неловкости и раздражения. Против воли в его голове промелькнула та давняя сцена.

– Я уезжаю, отец, – сказал шестнадцатилетний Бретт. В ожидании ответа он молча молил отца не отпускать его.

Красивый стройный мужчина оставался безучастным.

– И куда же ты поедешь?

Бретт пытался не чувствовать боли. Он был просто глупцом. Отец никогда не признавал его: для него он был только ублюдком, чье место в конюшне, страховкой на случай, если не окажется других наследников. Теперь он больше не был нужен. Когда он услышал плач ребенка новой жены дона Фелипе, ему тоже захотелось заплакать. Вместо этого лицо его стало таким же холодным и застывшим, как лицо дона.

– Я еду в Форт-Саттер, – ответил он.

– А, за золотом, – сказал владелец гасиенды. Это было в начале 1849 года.

Дон дал ему чистокровного арабского жеребца и несколько сотен песо. В тот же день Бретт уехал, ни разу не оглянувшись.

Лицо Бретта застыло. Не замечая этого, он ударил кулаком по подоконнику.

– И не собираюсь оглядываться, – прорычал он. – Если старый сукин сын мертв, так мне наплевать. Еще и лучше! Он мне не нужен. У меня есть все, чего я хотел, – успех, респектабельность… все, что мне требуется.

Где-то снаружи его офиса раздался громкий треск разбитого стекла.

Бретт замер, прислушиваясь, но не выказывая намерения оставить свой элегантный офис. Он был обставлен в классическом стиле: с дверями красного дерева, восточным ковром коралловых и синих тонов, с большим диваном, обитым бордовой кожей. Интерьер дополняли два французских кресла, крытые шелком в узкую полоску, синие бархатные портьеры и книжные шкафы во всю стену. Это помещение под его придирчивым наблюдением обставила Сюзанна, его первая любовница, когда он приобрел «Золотую Леди» и перебрался сюда из другого, не столь представительного офиса в «Милашке Шахтера» – своем первом капиталовложении.

Он невольно улыбнулся, вспоминая, как по крупицам наскреб достаточно золотишка, чтобы купить партнерство в этой норе – норе, оказавшейся достаточно прибыльной, на доходах от которой было основано все его нынешнее богатство. Он чуть было не рассмеялся вслух.

«Золотая Леди» слыла одним из самых шикарных заведений Сан-Франциско, каждый дюйм которого был столь же роскошным и элегантным, как и офис Бретта. Даже второй этаж, где девушки могли заработать лишний доллар, ублажая клиентов, был обставлен со вкусом. Поскольку в Сан-Франциско даже теперь, через десять лет после «золотой лихорадки», ощущался недостаток женщин, власти города и светское общество снисходительно относились к этим греховным заведениям. То, что Бретт был владельцем «Золотой Леди», не портило его репутации, поскольку это было самое изысканное заведение в городе. К тому же за последние пять лет Бретт расширил сферу своей деятельности. Теперь он еще был владельцем гостиницы, двух ресторанов, партнером в пассажирском и грузовом пароходствах и держал акции ранчо, расположенного на другом берегу залива. Он также приобрел землю к западу от Сан-Франциско и теперь продавал там участки под застройку. В двадцать шесть лет Бретт был одним из самых богатых людей в Сан-Франциско. Из расшитого серебром жилета он достал золотые часы на цепочке. У него как раз хватит времени заскочить к Одри, его нынешней любовнице, перед встречей с партнером по пароходству Полом Лангдоном. Он натянул черный фрак, машинально поправил черный галстук, и только успел надеть черный стетсон, как откуда-то из глубины здания снова донесся треск и женский вопль.

Линда, одна из девушек, рывком распахнула дверь офиса:

– Бретт, вам лучше…

Нахмурившись, он уже шагал по коридору.

– Что там такое?

– Какой-то ненормальный, – сказала она, еле поспевая за ним по навощенному до блеска полу коридора. – У него револьвер. И Сюзи.

Бретт остановился на мгновение в дверях салона, декорированного красным деревом, бронзой и зеленым бархатом. В такое раннее время половина мест пустовала. Около дюжины мужчин, в хорошо сшитых костюмах, нерешительно стояли у своих столиков. Банкометы, в расшитых жилетах, тоже с опаской следили за происходящим. В конце длинной стойки бара застыли с побелевшими лицами две девушки Бретта. Бармен Джеймс замер, глядя в центр зала, где на полу лежал двухсотфунтовый вышибала Люк: из его виска сочилась кровь.

Несколькими ярдами дальше стоял неумытый мужчина во фланелевой рубахе и облепленных грязью сапогах. Перед собой он мертвой хваткой держал Сюзи, прижимая к ее правому виску дуло револьвера. Сюзи стояла бледная и взмокшая от пота, широко раскрыв подведенные черной тушью глаза.

Не спуская глаз с державшего Сюзи мужчины, Бретт сделал несколько шагов вперед.

– Он мертв? – ровным голосом спросил он.

– Не думаю, – отозвался один из завсегдатаев.

– Линда, сходи за доктором Уинслоу. – Он и не оборачиваясь знал, что она стоит у двери, не в силах двинуться с места. – Сейчас же, – негромко приказал он.

Линда повернулась и умчалась.

– Я собираюсь заняться Люком, – сказал Бретт мужчине, держащему Сюзи. Он шагнул вперед, ни на мгновение не сводя глаз с Сюзи и захватчика. Мужчина сразу прижал револьвер еще крепче, и Сюзи вскрикнула. Бретт замер. – Я только хочу посмотреть его рану, – объяснил он.

– Да живой он, – хрипло произнес мужчина. – Я только врезал ему рукояткой, просто еще не очухался.

Бретт почувствовал облегчение. Он хотел взглянуть на Люка поближе, но не решился. За спиной он услышал голос Джеймса:

– Это правда, хозяин, я видел.

Мужчина посмотрел на него диким взглядом:

– Так это вы здешний босс?

– Да, я. Бретт д'Арченд. А вы кто?

– Я ее муж, – выкрикнул мужчина, – Я Билл Хоукинс, и эта шлюха – моя жена.

Бретт на мгновение встретился взглядом с Сюзи и понял, что она обезумела от ужаса. Он попытался взглядом приободрить ее и спокойно спросил:

– Это правда?

Сюзи простонала что-то вроде подтверждения.

– Эта шлюха – моя жена, которая от меня удрала, а теперь я забираю ее домой, И тебе с этим ничего не поделать, – хотя можешь попробовать, ублюдок, тогда у меня будет повод.

– Бретт, – простонала Сюзи. – Пожалуйста.

Он знал, что она была замужем. Бретт не спал с работавшими у него девушками, но старался уберечь их от неприятностей, и когда Сюзи только появилась у него, он понял, что ему лучше сразу ее выставить. Ее беременность уже была заметна, и лицо было в синяках от побоев. Но именно поэтому он не мог отказать ей. Он накормил ее горячей едой и выслушал мольбы о работе. Он никак не мог взять в свое заведение беременную женщину, но знал, что ее возьмут в другом месте. Так что, вняв ее просьбам, он нанял ее в горничные. В благодарность за поддержку Сюзи попросила его быть крестным отцом ребенка, и Бретт согласился, стараясь скрыть удовольствие.

После рождения ребенка Сюзи стала работать вместе с другими девушками, чтобы побольше заработать. Он был против из-за ребенка, пробудившего в нем жгучие воспоминания его собственной юности. Но каким-то образом с помощью остальных она управлялась и с ребенком, и с работой. Даже Бретту как-то пришлось понянчиться с ребенком, когда вдруг оказалось, что никто другой не может им заняться.

Теперь, глядя на отца своей крестницы, он живо вспомнил, как выглядела Сюзи, когда он впервые увидел ее, и понял, что не может допустить, чтобы этот мужчина забрал ее и ребенка.

– Пушка тут вовсе ни к чему, – сдержанно произнес Бретт. – Можно бы и не тыкать ей в висок Сюзи.

Билл только уставился на него, не двигаясь. Потом за его спиной раздались звуки шагов, и Бретт увидел Уинслоу, протискивающегося сквозь толпу у входа. Билл перевел взгляд, давая Бретту возможность действовать.

Он бросился на Хоукинса и вцепился в запястье руки, державшей револьвер. Сюзи с криком вырвалась и убежала.

Годы детства, прошедшие на улицах Мазатлана, научили Бретта кое-каким уловкам. Хотя Билл и был крупнее, силы оказались равны. Револьвер грохнул в потолок, не причинив вреда, но это разозлило Бретта, подумавшего о люстре и о дыре в штукатурке. Он приподнял колено и рывком перегнул руку Билла с револьвером через бедро, потом повторил прием. Он знал, что может сломать Биллу руку, но ему на это было плевать. Билл вскрикнул и выронил револьвер. Бретт отпустил руку и нанес сокрушительный удар Биллу в лицо. Тот отшатнулся, но Бретт схватил его, дернул к себе и изо всех сил ударил левой в выпяченный живот. Билл сложился пополам, глотая воздух. Еще один удар довершил дело. Бретт отпустил потерявшего сознание противника, и тот рухнул на пол.

Бретт постоял, переводя дух, потом быстро подошел к Уинслоу, склонившемуся над Люком:

– С ним все в порядке?

– Рану придется заштопать. Джимбо, принеси немного виски.

Подоспевший к этому времени один из помощников шерифа Эндрюса пытался поднять непонимающе моргавшего Билла Хоукинса на ноги.

– Будете предъявлять обвинение, Бретт? – спросил он.

– Конечно. Как долго вы сможете продержать его взаперти?

– Как долго вам надо?

Достаточно долго, чтобы помочь Сюзи и ребенку, подумал он.

– Для начала на несколько дней.

Помощник кивнул и направился к выходу, ведя рядом спотыкающегося, проклинающего Бретта, Хоукинса. Бретт поглядел им вслед, потом повернулся к Линде:

– Где Сюзи?

– Убежала наверх.

Бретт пошел за ней. Сюзи была в своей комнате: она укачивала дочку, и по щекам ее катились слезы. Он уселся на кровать рядом с ней:

– Теперь все в порядке. Он арестован.

Она глядела на него испуганным, невидящим взглядом.

– Бретт, что мне делать? Он будет обижать ее, я знаю. – Она издала громкий стон и разразилась рыданиями. От ее слез Бретту стало не по себе.

– Мы с судьей Стейнером приятели, – сказал он. – Как насчет развода?

– О! Вы могли бы это устроить?

– Разумеется.

Она обняла его, чуть не придавив ребенка, и ему стало неловко.

– А как насчет Билла? Он ужасно разозлится.

– Я о нем позабочусь, – сказал Бретт.

– Как?

Бретт слегка улыбнулся:

– Откуплюсь от него, и все.

А если это не получится, всегда найдутся другие способы.

– Ты только погляди! – воскликнул мужчина в шерстяных матросских брюках.

– Вижу, не слепой, – отозвался второй моряк.

Объектом их внимания была Сторм, в ожидании своего спутника стоявшая перед коновязью у бакалейной лавки на Стоктон-стрит держа поводья двух крупных жеребцов; С головы до ног она была затянута в поношенную одежду из оленьей кожи, подчеркивающую ее великолепную, потрясающую фигуру. Старая стетсоновская шляпа скрывала ее лицо. Каштаново-золотистая коса толщиной с мужскую руку спускалась до самой талии.

– Никогда не видел ничего подобного, – сказал второй мужчина, энергично выступая вперед.

Сторм слышала не только их приближение, но и их разговор и уловила нескрываемую похоть в их тоне. Она вспыхнула и окаменела, В Сан-Антонио такого никогда бы не случилось, гневно подумала она. Там никто никогда не осмелился бы ее обсуждать у нее за спиной, прекрасно зная, что братья или отец так этого не оставят. Эта мысль заставила ее взглянуть на дверь салуна рядом с лавкой, где он велел ей ждать. Куда он пропал?

– Здрасьте, маленькая леди, – ухмыляясь, произнес матрос потолще.

Сторм сделала вид, что не слышит, но вся напряглась от отвращения, уловив запах его тела. Ее отец и мать были ярые чистюли. Она привыкла к чистоте и теперь остро ощущала, до чего ей необходимо принять ванну да еще хорошенько выспаться.

– Эй, девочка, зачем же показывать нам эту миленькую спинку, – добавил другой матрос.

Она намеренно продолжала думать о своем, надеясь, что они уйдут. Уже месяц она не спала в приличной постели. Месяц тому назад они уехали из Техаса. Даже сейчас ей не верилось, что они уже здесь. Ее переполняла приятная и волнующая смесь страха и возбуждения.

– Эй, девочка, ты что-то слишком невежлива, верно?

Сторм почувствовала, как огромная ручища схватила ее руку, и отпрянула, разозлившись на себя за то, что так глубоко задумалась,

– Пустите, – предупреждающе сказала она, в первый раз встречаясь с мужчиной взглядом.

Увидев наконец-то ее синие глаза и резкие, необычные черты лица, он только рот разинул. Это лицо вовсе не было кукольным – в форме сердечка и со ртом бантиком. У нее были очень высокие скулы, прямой нос с гордо раздувающимися ноздрями, сильный, решительный подбородок. Он никогда не видел такого лица, разве что у индианок-полукровок.

– Уберите руку, – повторила Сторм. В ее голосе не было и намека на страх. Если она смогла ускакать от дюжины команчей, когда ей было двенадцать, с какой стати ей бояться двух забулдыг-матросов? Особенно когда ее отец в любую минуту должен был выйти из салуна.

Матрос протянул руку, чтобы снять с нее шляпу, его приятель присвистнул; Сторм, сверкнув глазами, гневно отдернула голову. Он дотронулся до сияющего каштаново-золотистого буйства ее волос. Сторм втянула воздух сквозь зубы, в мгновение ока выхватила из ножен охотничий нож и черканула им вдоль его руки. Матрос с воплем отскочил, уставившись на глубокую царапину от кисти до локтя.

Под яростным взглядом Сторм они отступили, что-то бормоча про себя, двинулись вдоль улицы и в конце концов исчезли из виду. Она спрятала нож в ножны, и как раз вовремя, потому что появился отец, шагая своей размашистой, обманчиво легкой походкой, с улыбкой на красивом лице.

– Прости, дорогая, – сказал он, когда она передала ему поводья,

Сторм ухватилась за гриву своего жеребца и по-апачски запрыгнула в седло.

– Ты узнал, где живет Пол?

– Конечно. Неподалеку отсюда. – Взгляд его топазовых глаз был нежен. – Теперь уже недолго.

Повторяя про себя эти слова, она невольно напряглась, но потом ее внимание было отвлечено видами города. Пока они осторожно пробирались по грязным улицам Сан-Франциско, Сторм смотрела во все глаза. Она никогда не видела такого большого города. Даже Сан-Антонио был меньше и совсем другой – такой старый и такой испанский.

Сан-Франциско был образован скоплением наспех сколоченных хибар, более основательных, в викторианском стиле, деревянных домов и кирпичных и каменных зданий с вычурными фронтонами и карнизами. Были здесь и особняки с изящными фасадами за коваными железными оградами. Были и салуны, и магазины, и места, где можно поесть. Улицы, как правило, мощеные, с широкими тротуарами, и она поняла почему: перебраться через грязь глубиной в фут на улицах победнее было просто невозможно. И везде царило оживление.

Элегантные мужчины и женщины, одетые по последнему крику моды, вперемешку с грубыми мужчинами во фланелевых рубашках и хлопчатобумажных брюках. Невысокие, изящные китайцы с косичками вперемешку с неграми и мексиканцами в серапе и сомбреро. Матросы и голландские торговцы. Фургоны с впряженными в них мулами оспаривали право проезда у изящных экипажей, в которых сидели юные дамы с дуэньями. Заметив одно такое ландо и сидевших в нем двух юных дам, в шляпках, с зонтиками, в белых платьях в оборочку, а рядом с ними – почтенную даму в зеленом, Сторм ощутила прилив страха. Она никогда, никогда не сможет так одеваться и так выглядеть. Она будет совершенным посмешищем! Полная ужаса и завороженная одновременно, она продолжала разглядывать девушек. Ландо остановилось, и они стеснительно перебрасывались шуточками с джентльменом на золотистом жеребце, выглядевшем очень элегантно в коричневом костюме и цилиндре. Отец проследил за ее взглядом:

– Хорошенькие, верно?

Сторм не могла вымолвить ни слова. Конечно же, никто не заставит ее так нарядиться. С ее ростом и необычной внешностью это было бы смешно. Кроме того, она так давно не носила платья, что сомневалась, не запутается ли в нем при ходьбе.

Страстное желание убежать усилилось.

– Папа, прошу тебя, поедем обратно домой. Он потянулся к ней, взял за руку, и они шагом поехали вдоль Маркет-стрит.

– Милая, это же естественно, что ты нервничаешь. Но через несколько недель ты затмишь всех женщин в городе, я точно знаю. – Его золотистые глаза сияли.

Сторм отвернулась. Он просто пристрастен. Он всегда был пристрастен по отношению к ней. Отец думает, что она само совершенство.

По пути к Ринкои-Хиллу, где находился дом ее кузена, они проезжали через мало похожие между собой части города. Холм был не очень густо застроен, и им описали дом Пола, стоявший почти на самой вершине холма, поэтому они сразу его узнали. Это был громадный кирпичный особняк с белыми колоннами и белым фронтоном, с балконами на втором и третьем этажах и башенками на крыше. В прилегающем к дому парке как раз начинали цвести азалии, магнолии и глицинии. Парк окружала кирпичная стена, увенчанная кованой металлической решеткой. Они въехали в открытые ворота.

– Папа, – прошептала Сторм, когда они шагом ехали по грязной дорожке, – он такой большой.

– Да, Лангдон неплохо устроился, – согласился Дерек. – Когда он написал, что удачно поместил деньги и построил себе дом, я понятия не имел какой.

Сторм особняк показался чем-то вроде английского замка, о каких рассказывала ей мать.

Они привязали своих лошадей к коновязи в виде фигуры черного жокея с вытянутой рукой, держащей кольцо для поводьев. Сторм жалась за спиной отца, разрываясь между желанием остаться и испытать нечто новое и волнующее и страхом остаться одной, вдали от семьи и всего, что было ей так знакомо.

Мужчина, открывший дверь, был очень похож на английского дворецкого или мажордома. Не моргнув и глазом при виде их одеяния, он провел их в дом, и Сторм очутилась в вестибюле с полом, выложенным белым и черным мрамором. Огромная изогнутая лестница справа вела на второй этаж, и везде вокруг были двери. Слуга подошел к дверям красного дерева и постучал. Сторм и Дерек услышали доносившиеся изнутри приглушенные мужские голоса.

– Сэр, – сказал слуга. – Дерек Брэг и ваша кузина прибыли.

– Боже мой! – воскликнул Пол, вскакивая на ноги. Несколькими широкими шагами он пересек комнату, оставив двух сидевших мужчин. Дерек шагнул по вестибюлю навстречу ему, и они крепко сжали руки друг друга на пороге библиотеки. – Дерек! Я думал, что вы со Сторм приедете не раньше чем через несколько недель!

Дерек также радостно улыбался.

– Мы выехали на неделю раньше, чтобы воспользоваться хорошей погодой. В конце концов, – ухмыляясь, добавил он, – мне еще надо вернуться на ранчо.

– Да, действительно, – сказал Пол. В его глазах мелькнула смешинка. Он повернулся к Сторм и разинул рот.

Сторм видела Пола только один раз, десять лет назад, когда он и ее дедушка неожиданно приехали на ранчо. Пол, младший сын английского барона, направлялся в золотоносные просторы Калифорнии, а ее дедушка, герцог Драгмор, приехал навестить семью дочери и внуков, которых он никогда не видел. Вспыхнув, она шагнула вперед, остро осознавая, какой чужеродной она, должно быть, выглядит в этом элегантном замке. По крайней мере она сообразила снять у входа шляпу, когда это сделал отец.