Текст книги "Сад времени"
Автор книги: Брайан Уилсон Олдисс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– …И события внешнего мира тоже толкнули вашего сына на этот путь, – невозмутимо продолжал Франкленд (всем видом показывая, что снисходительно игнорирует эмоциональные вторжения Джеймса). – Толчком этим была, несомненно, смерть матери. Нам известна его склонность к кровосмешению; поэтому, когда предмет его подсознательных желаний ушел в небытие, у него появилась мания на почве возвращения назад, во чрево.
– Совсем на Теда не похоже.
Франкленд поднялся:
– Если вы упорно не хотите верить мне на слово, вот доказательство.
Он вставил кассету в портативный магнитофон и нажал на клавишу перемотки.
– Мы записали многое из того, что говорил ваш сын во время своих галлюцинаций. Я покажу вам фрагмент самой первой записи – она была сделана, когда его только доставили сюда. Вот как все случилось: он потерял сознание, ожидая в Институте приема у мистера Хауэлса, своего патрона. По непонятным для нас причинам, он вообразил, что наш великий Глава государства – генерал Перегрин Болт – насаждает пагубный для страны режим. Затем генерал Болт заменился в его сознании адмиралом Глисоном – человеком, по отношению к которому его неприязнь более понятна. Но в момент записи наш пациент находился в более или менее удовлетворительном состоянии. Правда, подавая отчет в Институт, он почему-то был уверен, что его патрон Хауэлс есть некто по имени Франклин. (Кстати, это попросту искажение моей фамилии – Франкленд; пациента первым делом доставили ко мне). Имя Хауэлса тоже часто мелькало в его бессвязных речах – снова в слегка измененной форме. Его якобы носил капитан – видимо, образ из его казарменных галлюцинаций. Да что там, слушайте сами.
Франкленд нажал кнопку; из колонки донесся неясный шум и голоса (Франкленд объяснил, что беседовали студенты-медики и врач – их руководитель).
– Он все равно не понимает ни слова из того, что ты говоришь.
– Он воображает, будто находится совсем в другом месте, – может, и в ином времени.
– Ну разве он не законченный тип кровосмесителя? И затем – слегка приглушенный голос (но в том, что
это говорил Буш, не было сомнений):
– Ну и где же, по-вашему, я нахожусь?
– Тсс!
– Тише, разбудите всю палату!
– У вас – аномия и галлюцинации, разумеется, это как у всех.
– Но ведь окно раскрыто, – отозвался Буш (как будто эта загадочная фраза все объяснила). – Где же мы, в конце концов?
– В Карфильдской психиатрической больнице.
– Мы давно наблюдаем за вами.
– Ведь у вас – типичный аномический случай.
– Ну вы даете! – послышался снова голос Буша, и тут Франкленд выключил магнитофон. – Печально, очень печально, мистер Буш. В тот момент ваш сын воображал, что находится в армейском бараке; дальше – хуже. Он с каждым днем отдаляется от реальности, а временами становится даже опасен: на днях он набросился на моего ассистента с металлическим костылем. Пришлось на время поместить его в изолятор…
Но тут Джеймса прорвало: он завопил во весь голос, прервав пасторскую тираду Франкленда:
– Тед – все, что я имею! Он не святой, конечно, но он всегда был порядочным человеком и уж точно не замышлял насилия! Он никогда…
– Сочувствую, сочувствую. Конечно, мы делаем для него все возможное…
– Бедняга Тед! Дайте мне хоть взглянуть на него одним глазком!
– Не думаю, что это пойдет ему на пользу, – ведь он уверен, что вы умерли.
– Как это – умер?!
– А так. Он вообразил, что заимел дело с военными и те взялись поставлять вам виски под странным названием «Черный Тушкан», и вы упились им до смерти. Таким образом, он убил вас (конечно, это он так считает), а вину свалил на других.
Джеймс схватился за голову.
– Аномия… и слово-то какое чудное. Я ничего, ничего не понимаю! Такой покладистый мальчик, замечательный художник…
– Да, такое часто случается с людьми этого сорта. – Франкленд, не скрывая своего жеста, посмотрел на часы. – По правде-то говоря, мы надеемся, что искусствотерапия должна ему помочь. Искусство постоянно подмешивается в его галлюцинации. Вы сказали, что ваш сын – не святой, но он как минимум религиозен. Эти постоянные поиски совершенства, избавления человечества от горестей… А уже находясь в изоляции, он пытался создать модель идеальной семьи, в которой он смог бы наконец обрести умиротворение и покой. У нас есть записи того периода. В этой гипотетической семье ваш сын играет роль отца – тем самым узурпировав ваше право. Отец этот, по-видимому, безработный шахтер. А санитарам и сиделкам он раздал остальные роли.
– Так что же произошло?
– Ему не удалось долго поддерживать иллюзию мира в своей искусственной семье. Его воспаленный мозг требовал крайностей: быть либо охотником, либо добычей, убийцей или его жертвой. Семейная гармония бы да разрушена первым же бешеным приступом ненависти к самому себе: он символически покончил с собой. А следствием мнимого самоубийства и была идея возвращения во чрево матери – обычная для всех потенциальных кровосмесителей. Теперь он никого не хочет видеть… Вы сами напросились на это, мистер Буш.
– О Господи. Никого не хочет видеть… Но это так не похоже на моего мальчика! Конечно, он был сам не свой до женщин…
Франкленд прыснул в трубочку-кулак:
– «Сам не свой до женщин»! Да ваш сын знает одну только женщину – свою мать, и все представительницы прекрасного пола у него ассоциируются с ней. Он так непостоянен только потому, что боится, как бы женщина не взяла над ним верх.
Джеймс Буш беспомощно скользил взглядом по уже ненавистной ему комнате. Холодные, колючие слова, которым он не вполне верил, да и не совсем понимал, дружными очередями заставили его уйти в себя, забиться в укромный уголок. Желание бежать, бежать отсюда без оглядки почти пересиливало стремление видеть Теда. Какое убежище избрал бы он – долгую спутанную молитву или бутыль доброго виски, – нам неизвестно. А Франк-ленд все гудел, как испорченная пластинка:
– Во время последнего Странствия по девону – болезнь тогда уже пустила в нем корни – он встретил женщину по имени Энн. Ей тоже нашлось место в его галлюцинациях. Он все твердит, что она бродит где-то поблизости и вскоре вместе с сообщниками предпримет попытку его отсюда вызволить. Весьма существенно: он сначала убивает ее, а потом, немного погодя, воскрешает. Шекспировская трагедия, по-другому не скажешь. У вашего сына исключительно работает воображение… Но не буду вас дольше задерживать. – Он поднялся, склонив, как дятел, набок голову.
– Вы весьма любезны, мистер Франкленд, – с горечью и отчаянием в голосе проговорил Джеймс. – Но позвольте мне хоть в замочную скважину на него взглянуть! Ведь больше у меня в жизни ничего не осталось!
– Да-да, конечно, – Франкленд вскинул брови в притворном удивлении – и тут же перегнулся через стол, к Джеймсу, конфиденциально подмигнув ему: – Как я понимаю, у вас было что-то с некой миссис Эннивэйл…
– Да, я… миссис Эннивэйл – моя соседка.
– Странно. Странные штуки проделывает сознание с именами. Энн, Эннивэйл, аномия… Вы случайно не знаете, что такое амнион?
– Нет. Ну хоть одним глазком – можно?
– Боюсь, ваше появление огорчит его. Я же говорил вам: он убежден, что вы умерли.
– Но он, может, и не увидит меня!
– Сейчас он работает над новым группажем – мы поставляем ему материалы и поощряем эти занятия: они его успокаивают. Работа поглощает все его время и внимание, но вдруг он обернется и увидит вас?
– Но вы говорили про сильные наркотики…
– Нет-нет, то было вчера. Я так и сказал. А сейчас – право же, мистер Буш, я…
Джеймс понял, что беседа окончена. Он сделал последнюю отчаянную попытку:
– Пожалуйста, разрешите мне забрать его домой! Я буду заботиться о нем и лечить. А вы – лечите ли вы его? Что пользы ему от вашей белокаменной тюрьмы?
Вмиг посуровев, Франкленд ткнул пальцем в пуговицу Джеймсова плаща:
– Вы, неспециалиста, всегда недооцениваете серьезность психических расстройств. Ваш сын убежден, что время движется вспять! Он больше не верит в вашу Вселенную; его необходимо изолировать от общества. По правде-то говоря, в таких случаях на излечение надеяться нечего. А сейчас я провожу вас до двери, если позволите.
Он подтолкнул Джеймса к выходу и распахнул дверь. В коридоре между тем шла потасовка: тщедушный человек в серой пижаме вырывался из рук двух сиделок. Он громко взывал в главному врачу.
– Доктор Уинлок, немедленно Вернитесь в постель! – беспомощно твердила тюремщица в белом халате.
– Прошу меня извинить! – бросил на ходу Франкленд, ринувшись к возбудителю беспорядков. Но не успел он добежать до него, как некто в белом выскочил из палаты с маской хлороформа, прижал ее к лицу взбунтовавшегося пациента и бесцеремонно уволок его в комнату.
Хлопнула дверь.
Пунцовый Франкленд обратился к Джеймсу:
– У меня много работы, мистер Буш. Не сомневаюсь, что выход вы найдете сами.
А что еще оставалось делать?
Карфильдская больница снаружи была обнесена глухой стеной. Автобусная остановка находилась у самых главных ворот. Всего лишь две пересадки – и Джеймс дома. Но автобусы почти не ходили. Вот уже второй день, не прекращаясь, сеял промозглый дождь.
Шляпу Джеймс забыл дома. Он обернул голову шарфом, поднял воротник и зашагал к воротам.
Франкленд, несомненно, разбил его наголову. В следующий раз нужно потребовать взглянуть на последний группаж Теда.
Все это так тоскливо, так тягостно!
Никого не хочет видеть! Нет, они с Тедом не потеряли и не потеряют друг с другом связь. Если кого и винить, то только Лавинию.
Нет, это несправедливо: все дело в этом треклятом времени, в которое им выпало жить.
Шел он долго. Ботинки промокли насквозь, отяжелевшие брючины липли к ногам. Придется принимать дома горчичную ванну, а не то предстоит слечь недели на две, не меньше… Какой смысл рождаться и жить в такой вот эпохе, если… Господи, в безграничном милосердии своем опусти взор на нас!
Охранники лязгнули замком ворот за его спиной. Джеймс, понурив голову, побрел по слепой улице вдоль стены к остановке. Он ничего не видел вокруг, а потому не заметил хрупкую девушку, прислонившуюся к дереву; капли дождя стекали с ее распущенных соломенно-желтых волос. Она могла бы коснуться его, когда он проходил мимо.
Господи, в безграничном милосердии своем.
