Текст книги "Невидимый червь"

Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Проклятье, – сказал он неуверенно. Его беспокоило не то, что ему придется голыми руками воздействовать на процессы в корнях дома, а то, что делая это, ему придется стоять по колено в грязной воде. Рик знал, что нужно порвать один из корней, а самые тонкие находились около земли.

Он взглянул на Стивена, лежащего на спине, как перевернутый жук, сучил ножками и визжал так, будто собирался лопнуть.

– Порядок, – сказал Рик, – я пошел.

Он вступил в мутную воду, ощущая, как она неприятно просачивается в туфли. Через два шага он очутился возле кучи волокнистых корней, выглядевших достаточно хрупкими, и обвил указательным пальцем одну нитку, которая была не толще, чем мизинец Стивена. Рик потянул за нить, затем с силой распрямился. Он ожидал, что корень порвется, но его ожидание не было подкреплено опытом – он никогда не производил подобный эксперимент. Корень был крепче, чем выглядел, и достаточно эластичный. Он слегка растянулся, но не лопнул.

Рик даже не выругался. Он просто засунул второй палец и собрав все силы потянул.

Боль в пальцах была непереносимая, но он не отпускал корень, пока не убедился, что легче оторвать пальцы, чем его. С трудом он извлек пальцы и стал их массировать, злобно глядя вниз. Пока он смотрел на корень, тот с внезапным всплеском покрыл приток воды.

Рик ощутил, что стоит в воде по колено и что приток воды превратился в наводнение. И прежде срок в четыре часа казался ему безнадежно оптимистичным. А теперь, хотя он и не стал ничего высчитывать, он понял, что у него осталось менее сорока минут.

"Мы утонем, – с ужасом подумал он. – Мы в самом деле утонем!"

Рику было пятьдесят три года, ему предстояло прожить еще девять десятых своей жизни. Стивену было меньше шести месяцев, но, несмотря на то, что он по-настоящему любил ребенка, Рик не мог не думать, что его трагедия была значительнее. Малыш еще не был знаком с миром, и поэтому не мог ощутить тяжесть потери. Для Стивена теперешняя ситуация была не хуже той, когда ему предлагали бутылку с незнакомым соском, а для Рика...

Прежде ему не доводилось подвергаться смертельной опасности. Он никогда не ощущал, что ему грозит смерть. А то что Рик находился в своем доме и за ребенком ему разрешено было ухаживать раз в двести лет, что мальчик зависит от него – все это делало его чувства в десять раз горше, чем они были бы, если бы он был в каком-то диком и все еще слегка небезопасном мире.

Рик с отчаянием огляделся, ругая прочность и экономичность современного конструирования, а также аккуратность своих партнеров-родителей. Поблизости не было ни одного свободно лежащего предмета, а все, что было встроено в дом, было встроено на века и никакие акты вандализма ему были не страшны. Он не видел ничего, что можно было бы использовать как рычаг или палку.

Стивен визжал и брыкался на верхней ступеньке. Снова он добрался до этой ужасной дьявольской ноты.

– Не паникуй! – подбодрил себя Рик, зная, что уже поздно, что уже не в состоянии внять этому совету.

"Что-то должно умирать", – наставлял себя Рик, стараясь, чтобы шансы были одинаковые. Проблема с этим корнем была в том, что он – часть живой конструкции дома, как все, что состоит из дерева – даже ступеньки. С другой стороны, вся неорганика была спрятана глубоко внутри живых тканей, кроме...

Рик снова взобрался наверх лестницы. Он напряженно уставился на немой и бесполезный экран возле двери. Дыхание его было прерывистым, сердце стучало.

Он не знал, насколько прочен пластиковый экран, но видел много раз, как люди швыряли в него предметы. Так что это можно было сделать, и получались после этого осколки с острыми краями.

Рик также знал, что у него нечем ударить, кроме кулака, и что острыми кромками он поранит костяшки пальцев, но ждать он не собирался. Он спустился на вторую ступеньку и собрался с духом, положил левую руку на дверь. Сжал пальцы в кулак изо всех сил, невзирая на боль в пораненных пальцах и психологически готовил себя, что он должен это сделать – нанести удар со всей силы.

Визг Стивена, казалось, стал громче, когда Рик сосредотачивался. Он нанес удар и кулак отскочил.

Волна боли переместилась из кисти в запястье и в агонии он завыл. Он многословно ругался, не заботясь о соблюдении приличий и почувствовал, что вот-вот заплачет, хотя сам не знал, откуда в нем такое отчаяние – от боли или от страха.

Как только боль стала затихать, в нем вновь поднялось сумасшествие и яростные мысли. Он знал, что туфли у него слишком мягкие и он не сможет себя заставить ударить по экрану голой пяткой. Ударить по экрану в этот раз он сможет либо другим кулаком, либо головой.

Рик не знал, насколько крепка его голова или сколько силы нужно вложить в удар, но знал, что будет ужасная головная боль, если ему не удастся разбить экран. Он обругал чудесную прочность современных материалов и замечательную изобретательность современной технологии. Рик обследовал клавиатуру под экраном, надеясь найти там слабое место, пытался совать пальцы во все щели и ложбинки, но ногти его были слишком коротко подстрижены для этого. Несколько раз не очень сильно надавливал на клавиши, надеясь, что они поддадутся, но безрезультатно.

Он решил, что снова должен ударить по экрану. Мысленно взвесил чем бить – кулаком или головой? Кулаком.

Подвинув Стивена ближе к стене, Рик передвинулся вправо, на край ступеньки. Снова он собрался с духом, снова готовил себя психически. Затем взглянул на поднимающийся поток грязи, до которого оставалась всего одна ступенька. Он понимал, что если экран не поддастся в этот раз, ему придется взять Стивена и держать его подальше от опасности.

Рик повернулся обратно к экрану и посмотрел на него так, как будто это было нечто ужасно противное, что необходимо было уничтожить. Он чувствовал, что вся его нервная система вопила в резонанс с той ужасной нотой, которую мог произвести только Стивен и только он, Рик, мог ее оценить по достоинству.

Рик послал левый кулак в экран, собрав последние остатки силы, громко рыча от ярости.

Экран треснул и разлетелся на десятки осколков, некоторые из которых попали в лицо Рику, не причинив вреда. Как ни странно, или это так показалось, от этого удара руке не было так больно, как от предыдущего. Но осколки поранили костяшки во многих местах и из них начала сочиться кровь. Самый большой и острый осколок остался в экране, но Рик его легко вытащил. Затем он начал копаться в деталях за экраном. Обнаружились провода, платы – множество сложных и уязвимых узлов. Он резал, перерезал, царапал с веселым безразличием... но ничего не случилось. Все было мертво и отключено.

Рик испугался от того, что почувствовал, что дрожит. Он нагнулся и подхватил Стивена как раз из-под набежавшей мутной воды. Потом, в отчаянии огляделся. Все корни были под водой. Все корни были под водой, но кругом было много дерева – дерева, которое можно было скрести и резать. Но где резать? Где скрести?

Стивен продолжал орать и его крошечная ручка ухватилась за ухо взрослого. В голосе ребенка было настоящее отчаяние, как будто он понял, что положение все больше ухудшается. Его беспокойство удваивало панику Рика.

Рик держал высоко треугольный осколок одним концом вперед, в отчаянии пытаясь найти цель. Безрассудно, он прыгнул в вонючую жидкость. Ступни были на полу, но он находился по пояс в воде. Он держал Стивена на плече и шел, чтобы разрубить связку корней над поднимающейся водой.

Острая кромка оставила царапину, но не сделала глубокого надреза. Рик быстро пилил, пытаясь углубить царапину. Ребенок вопил ему в ухо и звук был такой громкий и назойливый, что заполнял голову и вызывал обильные слезы отчаяния.

Он рубил, пилил и ругался целых три минуты, прежде чем понял, что поток залил место на корне, а надрезать ничего не удалось.

Приток воды остановился, а ее уровень стабилизировался.

Рик облегченно вздохнул – внезапное ощущение, что он, наверное, не умрет. Он не понимал, насколько глубоко он уверен в том, что обречен до тех пор, пока этот страх не исчез.

Он отбросил пластиковый осколок, взял Стивена обеими руками и прижал его к груди.

– Все в порядке, сынок, – сказал он и слезы отчаяния стали слезами изумления. – Все будет хорошо!

Дикие вопли Стивена несколько утихли, словно он понял сказанное. Постепенно, пока Рик, прижимая к себе ребенка, укачивал его, наступила тишина. Уровень воды не падал и не поднимался. Это было успокоение, это был мир.

Стивен уже не кричал, а Рик уже не плакал.

Не двигаясь, он постоял еще несколько минут. Стивен уткнулся ему в плечо и уснул, не ощущая, что из руки Рика, поддерживающей его крошечную лысую головку, во многих местах сочилась кровь.

Затем дверь над ними заскользила в сторону и голос Розы в полном ужасе произнес:

– Загрязнение и коррозия, Рик! Что ты делаешь с бедным ребенком?!

У доктора Джореги не было разрешения на медицинскую практику среди людей, но она промыла его порезы и забинтовала руку. У нее хватило благоразумия и такта не сказать ему, какого дурака он свалял и это его радовало. Он уже услышал достаточно от Розы, Дитера и Хлоу о том, что ему следовало бы знать (на самом деле он не подвергался никакой опасности); что ему следовало бы подумать (разумнее всего было ждать); что ему следовало бы (ничего не делать).

Поначалу его ошеломило их отношение, он был глубоко обижен их обвинительным тоном. Потребовалось некоторое время, прежде чем он понял, что они не имели ни малейшего представления о том, через что он прошел. Рик тщетно пытался объяснить им, что они умны "задним умом", и это дает им преимущество, которого у него не было, но его не желали слушать и, казалось, намеревались даже обвинить его в том, что подвал затопило просто потому, что он был там, когда это случилось.

Рик буквально кипел от безысходности и раздражения. Он с ужасом обнаружил, что никто из них не имел ни малейшего представления о том, через что он прошел. А теперь он понял, как идиотски выглядела его внешность и поведение любому, кто не перенес то, что досталось ему. Рик не осмелился объяснить им, в каком ужасе был, потому что знал, что будет выглядеть смешным. Достаточно плохо впадать в панику, когда (как это оказалось) паника не нужна, но пытаться объяснить, почему он запаниковал и пытаться оправдать это, представляло все, что произошло, еще в худшем свете.

Теперь, когда был вынесен вердикт, что он не утонул и вообще не подвергался настоящей опасности, все его страдания были вообще не нужны.

Все это было ужасно не справедливо, но ему не было что сказать в свою защиту.

Только мистер Мергетройд принес свои извинения, но даже они не были удовлетворительными.

– Все это непредсказуемо, – убеждал он их, глядя торжественно на Хлоу, точно все эти неприятности случились с ней, а не с Риком. – Тем-то и неприятны подобные непредсказуемые ситуации, увы. Новые вирусы, новые симптомы. Извините, что у нас по-другому не получилось.

– Означает ли это, что вам известно, что это такое? – спросил Рик горько. – Или это все еще большой секрет?

Мистер Мергетройд открыл рот, чтобы ответить, но остановился, потому что офицер Морусаки как раз появился из подвала.

– Все о'кэй, – заявил он. – Уровень воды понижается. Дом сам обо всем позаботится – через шесть часов пруд наполнится. Дерево отбросит всю грязь и направит ее обратно в очистную цистерну. Корни отличные. Он ничего не смог с ними сделать. Вам понадобится, конечно, новый экран и новый набор плат. Когда их установят, экран будет как новый.

Рик чувствовал давление неодобрительных взглядов, но решил не считать себя виновным.

– А как насчет детской? – спросил он министра.

– Мы нашли виновника, – жизнерадостно ответил Мергетройд. – Как мы говорили, беспокоиться не о чем. Через сорок восемь часов все будет в норме.

– Тем временем, вмешалась доктор Джореги, – не пользуйтесь системами детской – основная система в полном порядке.

Морусаки с улыбкой кивнул в знак согласия. В их поведении было что-то необычайно раздражающее. Дело было не в том, что они тщательно избегали объяснений о найденном. Казалось, у каждого из них было свое собственное удовлетворение от того, что они обнаружили. Рик взглянул на Розу, неохотно державшую ребенка, и на Дитера. Он понял, они ощущают то же самое.

– Думаю, мы имеем право получить от вас объяснения, – сказал он доктору. – А вы так не считаете?

Доктор взглянула на Морусаки, тот посмотрел на мистера Мергетройда, лицо которого выражало сомнение.

– Если мы в самом деле стали жертвами нового ужасного гайанского оружия, – с вызовом заявил Рик, – нам следует объяснить, даже если это оружие не было направлено на нас.

– Это совершенно не то, – сказал мистер Мергетройд живо. – Я говорил вам, что мой приход – это вопрос обычного порядка. Дело совсем не в том, но мы живем в интересное время. Защита Отечества стала кошмаром, когда кругом полно вирусов органических и неорганических. Мы должны быть осторожны. Чумные войны не похожи на старые войны металла. Их никто не объявляет, а само оружие очень тяжело обнаружить.

– Но это же не чумная война? – заметила Роза.

– Нет, – подтвердил мистер Мергетройд с явным удовольствием. – Это не чумная война. Это нечто совсем другое. Не война, не терроризм... на самом деле это, скорее, созидание. Рождение нового вида природы. Один бог знает, что из этого получится у гайанцев.

– Вы уверены?.. – начал Морусаки, но Мергетройд остановил его жестом.

– Нет никакой беды в том, чтобы объяснить это, – сказал он с небольшим вздохом, означавшим, что он бы предпочел, чтобы ему не задавали подобного вопроса. – Видите ли, имеется ряд сообщений о том, что созданы новые правосторонние вирусы ДНК. Наверное, лучше будет сказать, что новые вирусы ДНК были разработаны, потому что мы считаем, что они появились от мутации хромосомных остатков, смещенных из ядер клеток. Были предположения, что парочка наших собственных левосторонних организмов принимает правосторонний биохимический аппарат таким образом, что становятся случайными гибридами. Начинается новая фаза эволюции... Наши искусственные технологии начинают производить свое собственное мутационное наследство. Это чрезвычайно интересно, не так ли?

– Но весь смысл создания артефактов из правосторонних ДНК состоит в том, что у них иммунитет от болезней и гниения, – возразила Роза упрямо. Если они сами начали плодить свои болезни, то это ужасно.

– Я же говорил, что это должно быть потенциальное оружие, удовлетворительно произнес Дитер. – То, что вы говорите, означает, что наш дом – наш дом – случайно стал производить вирус-мутант, способный привести в беспорядок половину собственности на Земле. Так вот почему вы так самодовольны. Будущая чумная война могла бы начаться уже сегодня, но вы считаете, что вы на один шаг впереди в гонке вооружений, не так ли?

– Конечно нет, – возразил мистер Мергетройд. – Мы, конечно, нашли правосторонний вирус и он произошел от случайной мутации, но это не является оружием судного дня. Если смотреть с этой точки зрения, то это всего лишь первые маленькие неприятности, которые будут накапливаться здесь, там и повсюду. В наше время кругом полно правостороннего структурного материала и появление новых вирусов было лишь вопросом времени. Это была широко открытая экологическая ниша, которая напрашивается для использования.

– Гайанцам это не понравится, – сказал Рик, мстительно пытаясь сбить добродушный юмор мистера Мергетройда. – Все это придает новую окраску идее о том, что технологии становятся неуправляемыми.

– Наоборот, – сказала доктор Джореги, закончившая перевязывать его раны. – На это можно посмотреть с иной стороны. Матушка-природа наносит ответный удар, бросая нам вызов на пути установления абсолютного порядка. Ваш новехонький правосторонний вирус может стать героем контр-революции или скорее – контрэволюции. – Она усмехнулась своей шутке, которая Рику показалась неудачной, и никто не засмеялся ей.

– Эй, – вмешался Дитер. – А что здесь касается нас? Я имею в виду, что это наш дом, мы должны запатентовать это или как?

– Боюсь, нет, – произнес офицер Морусаки. – Нельзя получить патент на случайный продукт мутации, если мутагенный процесс не возбужден специально.

– А копия права на открытие, тогда? – поинтересовался Дитер. – Разве не мы это открыли?

"Я открыл это, – подумал Рик, – а не мы."

– Вы увидели больную розу, – сказал Мергетройд. – Нельзя сказать, что вы открыли того невидимого червя, от которого она заболела. Честь открытия принадлежит доктору Джореги, офицеру Морусаки и мне. Но если вам от этого будет лучше, есть способ, с помощью которого вы можете получить личную выгоду от этого открытия, потому что мы здесь находимся как официальные представители. Ваш дом, вместе с нашими именами, будет упомянут в сносках в дюжине научных журналов и справочников, но никто из нас не получит ни пенни...

– Кроме меня, – заметила доктор с сожалением. – Боюсь, мне придется прислать вам счет за консультацию и лечение, а также, за новый экран, если хотите, чтобы я этим занялась.

Дитер переводил презрительный взгляд с мистера Мергетройда на Рика, который просто смотрел в сторону, специально не делая никаких комментариев.

– Конечно, вам неприятно, – дружелюбно посочувствовал Мергетройд. Но так лучше всего смотреть на это дело: Это важный момент в истории жизни на Земле – начало нового эволюционного периода – и он начался в вашей детской.

Это что-то вроде чуда: прекрасный подарок провидения. Кто знает, что могут породить правосторонние ДНК с течением времени, теперь, когда они сделали первый шаг к независимости от формирующей руки человека. Давайте поднимемся выше вопросов коммерции и сфокусируем наше внимание на этом. У вашей детской было неприятное время, ваш подвал затопило... но все это было не то, что на самом деле произошло сегодня. На самом деле нечто новое открылось миру... нечто по-настоящему новое и живое.

Рик все еще был крайне зол на всех, руки его черт знает как болели, но внезапно он понял, к чему клонит Мергетройд и осознал, что тот прав. Случилось нечто значительное на молекулярном уровне... нечто более важное, чем раненная рука или приступ паники, который был или не был глупым.

Чудо. Прекрасный подарок провидения.

– А где сейчас вирус? – трезво спросил он. – Если вы хотите вылечить дом, как вы собираетесь сохранить вирус?

Мистер Мергетройд открыл свой чемоданчик и вынул оттуда пластиковый мешочек – очевидно, один из нескольких, спрятанных там. В запечатанном мешочке была роза, сорванная со стенки в детской. Пока еще она не выглядела больной.

Несколько мгновений все они смотрели на розу.

Затем мистер Мергетройд положил ее обратно в чемоданчик, закрыл его и направился к двери. Она открылась перед ним, что по-мнению Рика было жалкой услужливостью. За ним ушли доктор и человек из Бюро Расследований.

Когда они ушли, Роза подошла к Рику и сунула Стивена ему на колени.

– Ну, – сказала она, – вот так-то. У меня консультация через пять минут.

– О, загрязнение, – сказала Хлоу. – Еще двадцать минут назад я должна была сидеть в робошахтере...

Дитер исчез, словно по-волшебству.

Рику не стал сетовать, что остался один. Они абсолютно не поняли, что он пережил, и это принижало значительность их присутствия. Хотя он все еще чувствовал потребность излить кому-нибудь душу, нуждался в ком-то, кто посочувствовал бы ему, Рик знал, что ни один из них не подходит для этой роли.

Стивен открыл глаза, моментально встретил взгляд Рика и начал ныть. Родитель взглянул на ребенка и у него совсем упало настроение. Сорок восемь часов, подумал он, вспомнив, что сказали проверяющие. Пройдет сорок восемь часов, прежде чем можно будет безопасно пользоваться детской, а пока...

Он встал и пошел в кухню, чтобы взять бутылку и сосок. Все это было немного из двадцать первого века, но Рик подумал, что если ему повезет, то все получится. Ведь Стивен был достаточно голодным.

Получилось. Выплюнув сосок один раз, малыш смирился и принялся сосать. Наступила тишина.

Рик погладил голову ребенка забинтованной рукой и испытал странное ощущение.

– Мы и в самом деле попали в беду там, внизу, – сказал он успокаивающе. – Теперь, когда все в порядке на это наплевать. Я пытался спасти наши жизни, потому что был глубоко убежден, что нас надо спасать.

Стивен даже не взглянул на него, но это не играло роли.

– Ты-то понимаешь? – продолжал Рик. – Ты-то был там и вопил громче, чем я. Ты знаешь, через что мы прошли. Знаешь, что я делал и почему. Это наша тайна, малыш – твоя и моя. Мы-то понимаем.

Рик начал говорить это просто, чтобы что-то сказать, но когда он произнес эти слова вслух, то понял, что они звучат правильно – или, по крайней мере, почти правильно.

Он был не один в подвале, и паниковал не только из-за себя, а боялся также и за ребенка. Именно из-за Стивена он дошел до предела. Что бы ни думали о нем его партнеры-родители, он сделал то, что ему следовало сделать и ему не нужно было ни перед кем извиняться.

Стивен выплюнул сосок, собрался было захныкать, потом заныть, а потом...

Рик встал и понес ребенка с бутылкой в детскую, надеясь, что знакомая обстановка успокоит его. Проверяющие забрали с десяток роз, но оставались еще сотни и ни одна из них не выглядела больной.

– Гляди, – прошептал Рик в ухо ребенка. – Взгляни на эти прекрасные розы. Все о'кэй.

Он попытался засунуть сосок в рот мальчику, но тот сопротивлялся. Стивен начал плакать, подбираясь к той ужасной ноте.

– В конце дня, – продолжал Рик упрямо, – Мергетройд был прав, а? Мы должны перестать думать об этом как о несчастье, а считать это началом, не так ли? Сегодня здесь произошло чудо и мы с тобой его видели. И за это должны чувствовать благодарность. Мы ведь на самом деле ощущаем благодарность, не так ли?

И опять он сказал это, чтобы просто сказать что-то и снова понял, что слова были правильные. Когда Стивен начал вопить и этот вопль пронзил сердце Рика, он понял, что этот вопль не мог бы на него воздействовать таким образом, если бы они не были связаны между собой какой-то невидимой нитью, если бы между ними не было какой-то непонятной, но особенной гармонии. Если взглянуть на это дело здраво, все было не так. В конце концов, какой-то злобный червь точил его душу, но это было лишь подтверждением того, что они что-то значили друг для друга... что у них было взаимопонимание.

Мягко, но настойчиво, несмотря на сопротивление ребенка, Рик всунул ему сосок в рот.

– Не торопись, сынок, – наставлял он успокаивающе. – Не торопись. Вовсе не нужно спешить. У нас впереди вся вечность, если она нам понадобится... вся вечность...

И он взглянул на все эти прекрасные розы, на все эти яркие розы, которые, если за ними ухаживать с лаской и любовью, будут жить века.