355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Братья Ивановы » Записки кочевников » Текст книги (страница 2)
Записки кочевников
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 11:30

Текст книги "Записки кочевников"


Автор книги: Братья Ивановы



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

В другую – при высоченном банке – пускают зараз. Посетителей встречает прекрасный юноша, правда, безъязыкий («ту English is little», совсем кроха).

Мы останавливаемся у холста с двумя фигурами из углов и дуг. Курос рядом, в нескольких шагах, учтиво смотрит. Под картиной название «Two HORSE». Курос поочередно указывает ладонью на обе фигуры и объясняет:

– Ту ХОРС.

– Вэри интрестинг, – понимающе качаем головой..

Делаем паузу, показывая, что рассматриваем детали, переходим к следующей. Курос следом. На картине две фигуры спиной к зрителю, окруженные абстрактными пестрыми разводами. Подпись «Seeing is Believing».

– Сиинь ис биливинь, – докладывает курос и по-хозяйски поправляет холст, который как будто накренился. Так ровнее.

* * *

Кочевой быт налаживается. Утром мы уже не морщимся от кислого тарага, который здесь за йогурт, кефир и простоквашу разом. Перестали заглядывать в путеводитель, меньше сверяемся с картой, фотографируем не каждые пять минут. Вчера в кафе кто-то сипло и пискляво чихнул несколько раз подряд – а мы подумали, что он что-то сказал по-тибетски.

Были в основных музеях, на блошином рынке тоже. Теперь остается жить своей жизнью.

Днем мы заходим к булочнику Алексу, но ненадолго. Неприятно быть среди таких же бродяг, которых случайно, по недомыслию или из любопытства, занесло за тридевять земель. Бродим по городу и окраинам, глазеем по сторонам, что нравится далеко не всем. Это раздражение очень понятно, так что стараемся не зазевываться.

Мы привыкли пить соленый чай с молоком и бараньим бульоном (в кафе старички подливают его в чай прямо из бодз). Нима зовет эту бурду гадостью. На днях съели лепешку из того же теста, что пирожки на Московском вокзале. Ее дают к супу из баранины без ничего (буряты называют его прямо, но правдиво – бухлером). Значит, у нас не только ямщики от Кубла Хана, но и экстремальная выпечка.

К сухому местному творогу мы пока что привыкаем. Это почти сыр, но жуткая кислятина. Нима настоятельно рекомендует попробовать аартц, говорит, что эту дрянь на всю жизнь запомнишь.

Вчера съели «суп с ногой» – и ничего.

Духовность здесь буквально разлита в воздухе. Так что некоторые местные носят марличный респиратор. В городе действительно пыльно, но зимой, кажется, и того хуже. С юрт на холмах в долину спускается гарь: на окраинах топят в лучшем случае углем, а так чем попало: покрышками, пластмассой, мемуарами маршала Жукова… Пока что до марличной повязки мы еще не доросли.

Перед сном, как ловкие клоуны, заманиваем на газету залетевших в окно на свет черных жуков и выпускаем на волю. Еще парочку давим в полудреме на подступах к уху.

1 NEW MESSAGE: novoe sredstvo ot volosogryzki skidki do 1 avgusta www. nohaireater. mn

FROM: MOBICOM SPECIAL OFFER

* * *

Посреди ночи мы проснулись от крика за окном:

– Да нахуя я тут жду? А-а? Гоша, блядь! Я тебя любил! Я верил тебе! Что же ты делаешь, человек? Как только способен ты на такое?


Пауза.

– Сука, блядь, ебаная! Я тебя любил! Я верил тебе! Как только ты смог?..

Удар по водосточной трубе.

– Гоша! Блядь! Ты мне был как друг! Как брат! Как мать! Голос глуше, уже издалека:

– А-а-ы-ы!!! Иуда! Животное! Таракан!..

Здесь обостряется русское чувство формы.

Дороги в колдобинах. Главная площадь, конечно, вымощена, но люки на ней зафиксированы чугунными балками на мощных болтах. Крышки, видимо, полезны в кочевом хозяйстве. По городу много открытых люков, зимой там живут бомжи – теплее. Дома часто построены наспех, криво. Штукатурка облупившаяся. В доме, где мы живем, поставили новые металлические двери, но слишком высоко. Вместо порога зияет щель, как раз для кота. Лестница уже несколько дней равномерно завалена мусором, оставшимся после работы.

Иногда отключают электричество. В главном выставочном зале без света сидит весь первый этаж. Во мгле мужского туалета у электросушила курит уборщица.

На центральных улицах к первому этажу пристраивают кирпичную коробку и делают внутри магазин, обменник или забегаловку.

Новые высотки под банки и офисы, похоже, тоже сделаны по интуиции. На одной французская мансардная крыша окружена по углам ротондами с круглыми куполами. Глаз не отвести.

А в 1980-е возле Дворца культуры возвели бруталистский фасад из мощных амбразур. Жесткая сетка толстых рельефных наличников стоит посреди города как преграда. Не ясно только, от чего.

Русские привезли с собой стиль школы Сидорова. И как грибы пошли расти подсобки, трансформаторные станции, кирпичные сарайчики с трескающимися стенами, чудом сколоченные из фанеры, жести и подручного хлама ларьки – и будки, будки, будки.

Школа архитектора Сидорова широко известна в России как образчик национальной формы. Свободная линия, смелое конструкторское решение, подлинный демократизм в работе с материалом и врожденное чувство ландшафта как нельзя лучше характеризуют застройку наших городов. Сидоров нашел здесь преданных учеников. Некоторым удалось, по меньшей мере, перенять мастерство вольного строителя.

Несомненной удачей школы Сидорова стал знаменитый мемориал в честь побед монгольской армии на сопке Дзайсан. Надолбы в основании бетонного кольца, украшенного геральдическими рельефами и мозаичным панно, монументализируют спонтанную манеру строителей. Архитектор пошел на рискованный эксперимент, освободив конструкцию от формальных ограничений.

Шедевром школы Сидорова в Улан-Баторе по праву считается будка-ментовка на юго-восточном углу площади, где происходили недавние печальные события. В фасаде, выходящем на сгоревшее здание партии и памятник Ленину, жесткие рациональные объемы Ле Корбюзье смягчены лиричным неоклассическим фрагментом с профилированным фризом. Тема эклектики и архаики вновь звучит в другой части постройки. Строгий ритм окон и выемок подчеркивается панно с египетской надписью. О ее содержании продолжают спорить археологи.

Школа Сидорова дала импульс мастерам малых скульптурных форм. Заслуживают внимания минималистски решенные детские площадки, выполненные вторым поколением его учеников, – например, герой эпоса Гэсэр, укрощающий льва силой слова у разбитого яйца.

Фигуративные образы урн – старая идея самого мэтра. Мусоросборник в виде попугая с раскрытым клювом можно встретить в Ебурге. Улан-баторские сидоровисты добавили к этому образу грибы, божью коровку, пингвина с открытым клювом и квадратным отверстием внизу спины для выемки мусора. Это повод говорить об эволюции урало-алтайской цивилизации в наши дни.

* * *

Про Улан-Батор не рассказано знаменитых историй. По Парижу, Лондону, Берлину, Питеру всегда гуляешь вслед за кем-нибудь – Бодлером, По, Деблином, Ватиновым. При желании от них легко сбежать, но никто не застрахован от новых провожатых…

Здесь наверняка есть свои дерсу узала, но путешественник в этих краях становится особенно циничен. Он хочет вжиться в местный ландшафт, чтобы настоять на своем, взять свое, увидеть себя в новых обстоятельствах.

Улан-Батор рассказывает тебе твою историю на свой лад. И чтобы узнать ее, главное, не стать неотразимым белым человеком, который притягивает к себе наивных туземцев одним фактом прописки в Европе или Штатах. Большинство западных туристов приезжает сюда, стремясь стать центром внимания или жить буржуазно, ведь кому-то это удается только в Улан-Баторе.

Мы полюбили этот город за то, что его genius loci слушал русскую музыку, читал русские книги, смотрел русские фильмы, остался себе на уме и не гонит бывших колонизаторов восвояси.

Как и в Питере, ты бежишь здесь от парадных площадей и проспектов на задворки и окраины. Не столько чтобы увидеть «реальный» город, сколько по привычке выбирать для прогулок улицу Шкапина, Малую Коломну или Пески. Там много старого и экзотического, и надо охотиться на что-нибудь эдакое.

В букинисте-бытовке у высохшей реки мы копались в старых книгах. Среди корешков словарей в глаза бросился какой-то необычный – Marmor-Rodon. Далеко же нас занесло, если тут говорят на марморском или родонском! Взяв в руки книгу, мы увидели, что оторванный корешок подклеен куском рекламы строительной компании, которая работает с мрамором и родонитом.

От этой истории мы оробели и на блошином рынке превратились и вовсе в наивных зевак. Правда, там был все больше туристический китч: серебряные будды, кольца и браслеты, фигурки из кости, старая посуда, отпечатки танок и пр. Островок старины был окружен бесконечными торговыми рядами, завешанными коврами, заставленными мебелью, ломящимися от домашней утвари, продуктов, электроприборов, бытовой химии и пр. От такого изобилия мы и вовсе растерялись. Вокруг все что-то продают, что-то покупают, вздорят по пустякам, а мы, как кекс в панаме, позорим светлое имя потребителя.

Запомнилась трущоба вокруг – разбитая дорога между кривых заборов, грузовые контейнеры, превращенные в пункты приема утиля, пожилой дядька, читающий газету сидя на поребрике у помойки. Это обычный улан-баторский пейзаж. Если пойти по кольцевой в сторону юрточных окраин, будет все та же буферная зона. На северо-востоке, за мостом через высохшую реку, упираешься в квартал, где чинят машины. Туда же свозят в утиль. В отдалении – лабиринт заборов, за которыми стоят по две-три юрты. Это кочевники, оставшиеся без скота, теперь они живут на подъезде к Улан-Батору.

Дальше, на самых задворках – мавзолей Адриана. Это военно-исторический музей. Полукруг мощного фасада с круглой башней укреплен стеной в форме скобы. С изнанки она образует просторный cour d’honneur, в центре которого крошечный нелепейший бюст Сухэ-Батора. Здесь задана ось бульвара, по плану спускавшегося к музею Жукова и улице Мира. Сейчас он застраивается каким-то жильем, у забора срет бронзовая от загара бомжиха, подтирается подолом юбки.

Когда русские несли сюда цивилизацию, тут вряд ли знали, что такое колониальный гнет. В 1960-е, когда русских в Улан-Баторе была ровно половина, на фестиваль народной песни приехал хор специалистов из соседнего Дархана. Они должны были исполнять ораторию собственного сочинения: Скажи «Сайнбайну!» – и я руку тебе протяну!

«Байертай!» – по-монгольски значит «прощай».

На репетицию заглянул сотрудник посольства.

– Надо работать над произношением, – строго сказал он.

– В конце надо петь не «байертай», а «би яртай».

На концерте все шло хорошо, только в финале монголы стали переглядываться. Потом часть прыснула со смеха, а другие демонстративно ушли.

«Би яртай» значило «у вас сифилис».

* * *

«В один местный город приехал фининспектор и разослал населению налоговые декларации. Утром проснулся, вышел за дверь юрты. Города нет. Город уехал ночью. Говорят, его (город) видели потом в ста верстах».

* * *

Сегодня день, ради которого мы тащили сюда кофты и джемперы, напуганные рассказами о холодных вечерах после дневного зноя, когда плывешь в мареве, медленно и ровно, плавный дрейф, эйфория пива вечером. Сегодня с утра прохладный ветер, по небу бегут тучи, погода осенняя.

Хотя мы уже почти две недели в Улан-Баторе, есть повод задержаться дома и полистать памятку туристу. Никогда не поздно научиться вести себя прилично. И самое время узнать, что мы успели натворить.

Во-первых, тут два шаббата: во вторник и субботу нельзя ездить, строить и готовить. Похоже, мы уже на заметке у местного ФСБ. Правда, мы всегда подробно отвечаем на вопросы любопытных прохожих, которые вдруг посреди улицы расспрашивают, кто мы, откуда, женаты ли. Анкета на три пункта. Наведя справки, интервьюер удаляется без лишних комментариев. Открытость должна сгладить нашу вину.

Кроме того, мы старались не наступать на порог, и тем более не стоять в дверях, о чем были предупреждены еще до поездки. Этого здесь никогда не простят. Пока ни разу мы не садились на стол, не вертели шляпу на пальце, не отказывались от угощения, не показывали фигу, не гладили котов и не обманывали беременную женщину, чем могли расстроить ребенка. Каким-то чудом мы избежали серьезных осложнений. Тур-инструктор остался бы нами доволен. Единственное упущение – мы никогда не берем с собой конфеток или орешков, чтобы угощать новых знакомых. Турфирма настоятельно рекомендует это делать.

* * *

Наконец сбываются обещания часто бывающих здесь знакомых. К похолоданию после жуткого пекла можно прибавить знаменитую песчаную бурю. По рассказам очевидцев, когда она начинается, нужно срочно бежать за защитными очками. Иначе несдобровать. По свежим впечатлениям можем сказать, что скафандр совсем не помешает. По крайней мере, из него удобнее любоваться стихией. Зрелище впечатляет. Весь хлам (песок, кусочки асфальта, камешки, окурки, собачье говно, полиэтиленовые пакеты, пустые пластиковые бутылки, обрывки газет) взвивается в стремительном вихре, замирает на уровне 3–4-го этажа и начинает медленно двигаться вдоль дома. Вокруг ветрило гонит мелкую пыль и с трудом ворочает битые кирпичи и увесистые осколки бетона. В отдалении можно разглядеть еще несколько мусорных столбов. Хлопают окна – зазевавшиеся спасаются от клубов сора, забивающегося в квартиры. Город растворяется в удушливой взвеси вперемешку с помоечным хламом.

Застигнутые врасплох, мы спрятались в позную. По TV шел мультфильм с русским дубляжом, мальчик-официант сидел перед экраном, заткнув уши наушниками айпода. Рядом обедала семья: бодзы, оливье, соленый чай с молоком и жиром. Памятка туристу не рекомендует заводить разговор с монголом за столом. Тут едят молча. Семья сосредоточенно пережевывала пищу, уставившись в тарелки.

Мы тоже съели бодзы и бараний суп – глухи и немы. Затем перебежками добрались до юрты-букиниста. Выбор книг здесь был получше, чем в бытовке у реки. Не только словари и брошюры о духовных глубинах, но беллетристика и даже алпатовский альбом об Иванове. У первого лотка нам пытались предложить англо-монгольский словарь. Едва мы вежливо отказались, следующий книжник протягивал монгольско-немецкий, на подмогу ему спешила тетка с французско-монгольским. Мы кое-как отбоярились, охладив к себе интерес. Тут взгляд упал на толстенный тыняновский сборник, зажатый между горбачевскими речугами перестроечных лет и «Вечным зовом». Занесла же нелегкая… Да еще за 15 000 тугриков – ядерная по здешним меркам цена. Сделав круг вдоль лотков, уже у двери, мы заметили томик Сартра «Qu’estce que la littérature?». Тетка просила за него 2000. Эту книгу мы много раз не купили по дешевке в Париже, но в этом экземпляре на титуле и семнадцатой странице были штампы улан-баторской библиотеки! Мы поставили Сартра на полку. Тетка сбила до 1500. Мы сделали еще один медленный круг вдоль лотков, вспоминая бабушкиных сестер Цилю, Милю, Клару, Элю и дядю Евельку. Смущал вес издания, тащить через пол-Евразии лишний килограмм было лень (хотя для Сартра это просто брошюра). Тетка уже ждала с двумя Сименонами в карманной серии.

– Давайте за 1000, – предложили мы.

Весь вечер мы читали Сартра и кивали головой, горячо соглашаясь с автором, пока вдруг не заснули, клюнув носом.

* * *

В местном Доме книги на праздничном стеллаже в центре зала выставлены восемь бестселлеров этого сезона. Тексты отбирало жюри экспертов.

– Первое место присуждено роману Александра Дюма «Граф Монтекристо».

– На втором – Оксфордский англо-монгольский словарь.

– Третий приз на этот раз присужден не был.

– Четвертое место – «Краткая история Монголии», литературная версия телепередачи.

– Пятое и шестое поделили между собой триллер С. Эрдене «Бешеный лама» и «История монгольской национальной борьбы в комиксах».

– На седьмом – «Виконт де Бражелон» А. Дюма.

– Замыкает список лауреатов «Автобиография Романа Абрамовича».

1 NEW MESSAGE: u4actsvujte v rozygryshax MONGOLLOTO a to xuzhe budet

FROM: MOBICOM SPECIAL OFFER

* * *

Хочется белого праздника – слонов под пестрыми попонами, сусликов, блюющих драгоценными камнями, волков и леопардов, натасканных ловить дичь, белых коней и море белого молочного вина. И пусть черные камни пылают, как сухой березняк.

Городской парк не заменит степи, даже если в нем есть высохший пруд со скульптурами тюленей, пингвинов и чудо-юдо-рыбы с мостком.

Инди-пятницы в местном ДК не сравнятся с гульбой на лихом скакуне.

Возвращаясь ночью сквозь лабиринт новостроек, заборов и гаражей, волей-неволей ощущаешь себя кочевником. При Кубла Хане после третьего колокола ходить по городу могли только акушеры и знахари. Мы что-то среднее – санитары грез. Мы и приехали-то сюда с подорожной вместо визы – сложенным вчетверо листочком с подписью и печатью. Не первый год нас мотает по свету. Не факт, что наши маршруты вписываются в сезонные миграции, но нас, граждан отъезжающих, глупо обвинять в интервенции и колониализме. Найдись такой правдоруб – пусть ответит нам за Козельск, за Рязань, за наши спаленные гумна, наших поруганных коз и слезы наших кукушат. И пусть остановит наше затянувшееся блуждание.

* * *

Сегодня, прогуливаясь по бульвару, идущему вдоль железной дороги, мы вышли к вокзалу. Тут нас охватило щемящее желание отбыть.

И мы купили билеты в одну сторону, но в разные концы.

1 NEW MESSAGE: agentstvo gumanitarnyx i pohoronnyx uslug TIXAJA OBITEL prinimaet na rabotu energi4nyx obschitelnyx unoshej i devushek, me4tauschih о xoroshej karjere

FROM: MOBICOM SPECIAL OFFER

notes

Примечания

1

…путешествуют не только ради воспоминаний. Путешествуют ради желания вернуться обратно.

Франсуа Масперо. «Пассажиры „Руасси-Экспресс“» (фр.).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю