Текст книги "Приключения кота Тоши"
Автор книги: Бранко Чопич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Чопич Бранко
Приключения кота Тоши
Бранко Чопич
Приключения кота Тоши
Предисловие
Приключения славного кота Тоши и его друзей – мышки-гадалки и пса Пестрика, – вероятно, не были бы написаны, если бы не был найден Тошин дневник, валявшийся возле черешни, за конурой известного блохолова пса Жучи. На стволе черешни обнаружены следы острых когтей. Следует полагать, что потерявший бдительность Тоша подвергся внезапному нападению Жучи, вынужден был поспешно вскарабкаться на дерево и выронил свой дневник. Дневник изрядно потрепан. Очевидно, хозяин таскал его с собой повсюду: и когда продирался сквозь колючие заросли, и во время ночных прогулок по мокрой траве и по пыльным чердакам. К тому же дневник порядком засален и даже (какой позор для кота!) изъеден мышами. А на последней странице тетради нацарапано крупным собачьим почерком: ``Этим дневником завладел и прочел его пес Жуча – страж дома и собачий князь. Вся эта писанина и кости обглоданной не стоит. Сущий кошачий чих! В муравейник – и сочинение и сочинителя!
Жуча, Великий князь собачий, Кавалер заячьей медали со скрещенными косточками".
Глава первая
Загадочная повозка, еще более загадочный мешок, и уж совсем загадочная возня в мешке. А мешок ли это? Мешок-господин? Мешок-свинья?? Мешок-разбойник??? Путешествие в тартарары
Цок-цок, цок-цок-цок!.. – стучали по дороге четыре неподкованных копыта, насаженные на четыре тонкие ноги. Ноги несли на себе одного осла, а осел тащил маленькую повозку, в которой ехал один сердитый дед и один завязанный мешок. Дед то и дело оборачивался к мешку и все корил его за что-то. А мешок в ответ только молчал – может, оттого, что был завязан, а может, ему просто нечего было сказать.
Почему же это дед пустился в разговор с самым обыкновенным мешком? Не спятил ли он? Не пьян ли он? А ну-ка, прислушаемся.
– Эхе-хе, господин хороший, закатилось твое солнышко! – ворчал дед, обращаясь к мешку.
А мешок-господин только заерзал и будто плечами пожал: мол, что ж поделаешь, закатилось так закатилось.
Ага, мешок шевелится! Значит, в нем кто-то есть. И этот таинственный Кто-то, наверно, сейчас думает: ``Сам знаю, что закатилось. Известное дело: какое солнце – в мешке?" Повозка миновала старые вербы и катилась теперь по берегу речки.
– Да, быть тебе сейчас в воде, свинья ты этакая! – снова забормотал дед, оборачиваясь к мешку.
Мешок-свинья вздрогнул, будто от испуга, однако опять промолчал.
Дед поминутно слезал сповозки, таращил свои зеленые глаза на синие речные омуты, но, видно, ни один ему пока не понравился.
Вон тот омут, пожалуй, мелковат, а здесь уж больно глубоко. Там небось рыбы полным-полно – опять не годится, да дальше вроде верба некстати или еще что-то... Этак можно всю реку пройти, а дела не сделать...
Озабоченный дед снова лезет в повозку и едет дальше. А найдя новый омут, он опять обращается к мешку и жалостливо качает головой:
– Сам видишь, – не то. Иначе был бы ты уже в воде. Ладно, поехали дальше. Разбойник ты – вот ты кто!
А мешок-разбойник все помалкивает, а дед ему все втолковывает:
– Эх, Тоша, Тоша, черная твоя шкура и душа твоя черная! Сколько мышей на мельнице, а ты сало сожрал!
В ответ на это мешок-Тоша покаянно замяукал.
Ну, теперь все понятно. Завязанный мешок – это вовсе не господин, не свинья, не разбойник. И господин, и свинья, и разбойник – это всего-навсего кот,который сидит в завязанном мешке. И зовут этого кота Тоша. Так-то!
А мельник Триша едет все дальше и дальше и никак не подыщет для проказника Тоши полходящего омута. Вот этот, к примеру, куда уж лучше! Но мельник, видно, думает, что для его кота и самый распрекрасный омут нехорош. Видно, любит он своего Тошу, и чем глубже перед ним омут, тем глубже становится его печаль.
Глава вторая
из которой ничего не видно, потому что дело происходит в мешке, но зато кое-что слышно. (Из дневника Тоши.)
Горе мне, черному, горе мне, несчастному! Схватил меня дед Триша, запрятал в мешок и везет невесть куда. Уж конечно, такое путешествие добром не кончится. Влип! Погорел! Пропал! Ни за что ни про что шкуру сдерут. Да попади я сейчас в конуру моего злейшего врага блохолова Жучи, и то, наверно, веселей было бы.
Спрашивается, за что я угодил в этот мешок?
Право, я и сам не пойму. Вольготно мне жилось у хозяина моего, мельника Триши. Ловил я мышей, шатался в зарослях у реки, а то, бывало, заберусь на старую вербу и любуюсь рыбкой, что в омуте плещется. Мяу! Рыбу я люблю ужасно, но воды боюсь – ужас! А на сушу рыбу никак не выманишь. Чем только я ее не соблазнял: и сало сулил, и колбасу, и такого наобещал, чего и у самого нет. А то еще говорю: иди, мол, сюда, мне надо кое-что тебе на ушко шепнуть. Не клюнула. Даже отвечать не стала. Не верит. Пялит на меня свои круглые глаза и хвостом вертит. Эх, до чего ж она хороша!
``Как же ты все-таки в мешок попал?" – снова спрашиваете вы.
Как да почему! Откуда я знаю? К примеру, пропадет на мельнице что-нибудь съестное – дед сразу на меня думает. Мяу-мя-а-а-у! Дедушка, дорогой, ведь несправедливо это! Вор я, что ли? Это я-то! Да у меня и мысли такой не бывало – украсть. Иной раз только подойду к салу, усами его ощупаю – и хоп!.. Нет его, будто и не было. И куда оно девалось, сам черт не разберет! А дед Триша тут как тут:
``Иди-ка сюда, разбойник усатый. Где сало?"
``Мыши, – говорю, – стащили."
``Что ж ты не отнял?"
``А я отнял. Вот оно, я его в живот упрятал", – отвечаю я, а дед меня же – березовой хворостиной: раз, раз!
И ведь ни за что ни про что. Откуда ж я могу знать, как это сало у меня в брюхе очутилось?
Или, например, поймал как-то дед Триша рыбку. Я только понюхать хотел, подошел только. И вдруг – вот так чудо! – я бегу через двор, а рыба – у меня в зубах. Потом не успел я и глазом моргнуть, а рыбы уже нету. То ли съел я ее, то ли еще что, и сам не знаю, честное слово...
И с сыром – то же. Исчезает, лишь только тень моя на него упадет. Чем же я виноват? Почему он не бежит от меня, как мышь, а сам ко мне в рот лезет? Вот я, например, не кидаюсь же в пасть злодея и блохолова Жучи. И пожалуйста: по сей день шкуру сберег в целости и сохранности.
Но куда все-таки везет меня мой дед?
Глава третья
Мельница, на которую и солнце не глядит. От куриной печенки до слоновьей печени. Запахи незнакомой корчмы
– Да, деваться некуда! Убить его, озорника, и дело с концом! Ворюга паршивый! Ведь до того обленился, что мыши из его усов косички заплетают, а он – хоть бы что!
Но как ни ругался дед, а все же жаль ему было усатого мурлыку, единственного своего дружка на одинокой и пустой мельнице.
Тришина водяная мельница стояла далеко от села, как раз у входа в ущелье, такое тесное и мрачное, что сюда солнце даже в полдень не заглядывало. Так что и деду и коту приходилось определять время по самым точным в мире часам – как живот подскажет, что обедать пора, так Триша и говорит:
– Тоша, давай обедать. Солнце, наверно, уже за гору перевалило.
Крестьяне, если у них спрашивали, как пройти на мельницу, отвечали обычно так:
– А, мельница дяди Триши?! Это там, где черти ночуют, где еще не рассвело, а уже смеркается, там, где дорога заблудилась и в ущелье за мельницей без следа пропала. Идите по следу собачьего князя Жучи – как раз туда и попадете.
И правда, крестьяне ходят на мельницу редко. Зато собачий князь наведывается туда каждодневно, чтобы устроить засаду на кота Тошу. Пес точит на него зубы из-за какой-то печенки – то ли куриной, то ли телячьей.
За давностью никто уже не помнит, какая она была, но обида не забывается! Сначала Жуча утверждал, что печенка была куриная, на другой год он заявил, будто она – свиная, на третий – печенка стала уже телячьей, на четвертый – превратилась в воловью.
А если ссора не прекратится, то в один прекрасный день мы, наверно, увидим, как за Тошей несется Жуча и вопит:
``Отдай, ворюга, слоновью печень!"
Да, одиноко жилось дедушке Трише, и неудивительно, что очень он любил кота, единственного своего друга-приятеля. Легко ли это – взять да и бросить его в реку!
– Ржа ржавая! – снова заскрипел дед, обращаясь к мешку. – Из-за твоего кошачьего бесстыдства остаюсь я на всем белом свете один-одинешенек. Но не миновать тебе омута, за тем и еду!
– Почему ж ты не утопил меня возле мельницы? – грустно осведомился из мешка кот. – Бултых – и нет Тоши!
– А потому, что очень буду я тосковать, глядя каждый день на твою могилу.
– А зачем гоняешь из-за меня осла? Закинул бы мешок за спину и шагал бы.
– Эх, Тоша! Да ведь за тобой столько водится всякого воровства, разбоев и жульничества, что даже возом не вывезешь. Я и так мелкие твои грехи дома оставил, чтобы осла не перегружать.
Неизвестно, сколько бы еще времени вел дед свою беседу, но вдруг из мешка раздался кошачий вопль:
– Стой! Запах чую! Волшебный запах жареной рыбы!
– А на меня вроде винным духом пахнуло, – откликнулся дед. Наверно, корчма близко.
– А до меня будто аромат горного сена долетел, – вставил слово осел. – Значит, при корчме и конюшня имеется!
– Ну, герои, вперед! – лихо скомандовал дед Триша.
– Передние и задние ноги, бегом марш! – проревел осел.
– Мешок, не мешкай! – фыркнул кот.
И повозка с дедом и мешком, подняв облако пыли, скрылась за поворотом.
Глава четвертая
Странная корчма. Три осла без одного. Охота за луной. ``Мешок, брось меня в воду!" Только кот разберет, кто корчмарь, а кто дед Триша. Мешок пропал!
Повозка лихо подкатила к старой корчме, над входом которой были намалеваны два осла, а под ними большими буквами было выведено:
Корчма ``У трех ослов".
Завидев вывеску, дед вытаращил глаза:
– Это как же?! Написано: ``У трех ослов", а нарисованы только два. Где же третий?
– Заходи, будешь третий, – пробурчал себе под нос корчмарь Винко и тут же любезно проговорил: – Третьего осла я за вином послал. Сейчас вернется.
Дед положил своему ослу охапку сена и, оставив мешок в повозке, вошел в корчму.
– Вот выпью малость, разгоню печаль, а тогда и брошу поганца в реку...
Уселся мельник за стол, и принялись они с хозяином за водку. Славная была попойка! Так нагрузились, что обоим вдруг почудилось, будто луна с неба им подмигивает. Выскочили дед и корчмарь во двор и ну кричать что было мочи:
– Эй, луна! Спускайся к нам, мы и тебя угостим!
Но луна лишь лукаво ухмыльнулась в ответ.
– Наглость какая! – рассердились старики. – А не залезть ли нам на небо, не отлупить ли ее как следует?
Притащили они длинную лестницу, приставили ее к большому ореховому дереву, из-за макушки которого выглядывало светлое лицо луны.
– Подержи-ка землю, чтоб она не качалась, – попросил корчмаря пьяный Триша, – а я мигом залезу на дерево и схвачу эту проказницу!
Взобрался дед на орешину и ахнул:
– Что же это, брат?! Вторая луна из реки глядит!
– А третья в корчму забралась, я ее в через окно вижу! – закричал корчмарь, показывая на лунное отражение в оконном стекле. – Слезай, дружище, скорей, не то она всю водку выпьет!
Старики влетели в корчму, но луны и след простыл. Бросились они к реке, что текла возле самого двора, но луна уже успела спрятаться за гору, и ее не было видно ни в реке, ни в небе.
– Нету! Все три сбежали! – вздохнул дед Триша. – Пойдем назад в корчму. Засвети-ка лампу, надо еще выпить.
И долго бы они еще выпивали, если бы дед Триша вдруг не вспомнил:
– Постой, брат, я ведь должен бросить в воду мешок с котом. Или это мешок меня собирался бросить? Вот так раз! Забыл, кто кого бросать должен...
Дед, пошатываясь, заковылял к повозке, взвалил мешок на спину, спустился к берегу и горестно возопил:
– Мешок, брось меня в воду! Тоша, старый дружище, брось меня!
Но ни мешок, ни кот не пошевелились.
– Значит, пощадил меня Тоша, – рассудил дед. – Ну, раз так, то и я обещаю никогда больше не красть твое сало, а теперь пойду выпью!
– Ура, твоя правда, брат наш! – закричали ему ослы с вывески.
К полуночи корчмарь и дед так напились, что позабыли, кто из них корчмарь, а кто дед Триша.
– Я-то корчмарь, а ты, наверно, мельник, – твердил дед.
– А может, мы оба – мельники? – сомневался корчмарь.
– Давай спросим кота, – предложил Триша. – Он скорей разберется.
Оба направились к берегу, где дед оставил свой мешок, но... Вот так чудо! Мешок пропал!
– Вот мы и попались! – запричитал дед. – Кто нам теперь скажет, который из нас – корчмарь, а который – дед Триша, старый мельник?
Глава пятая
Поиски. Что сказал Сом. Полная подвода полных мешков. Две меры проса за три королевства. Водочный дождь. Объявление и обращение
Чуть свет отправился дед Триша на поиски своего кота. Брел он вниз по течению реки, заглядывал в каждый омут и жалостным голосом расспрашивал рыбок, не встречали ли они в воде мешок с котом. Но рыбки мудро помалкивали, поблескивая на солнце своими серебряными одеждами. Старый усатый Сом высунулся из воды и, выслушав дедов вопрос, отрицательно повел хвостом. На его безголосом рыбьем языке это означало примерно следующее:
``Ах, дед, дед, неужели ты думаешь, что я, сам Сом, настолько глуп, что стану связываться с каким-то котом в мешке! Был бы порядочный кот – тогда еще ладно. Но ведь этот твой Тоша – сущий висельник! Ведь он что делает? Влезет на вербу, пялит свои бесстыжие глаза на рыбу и... облизывается!"
Нет его, значит, в воде, – горестно вздохнул дед Триша. – Бедный я, несчастный! А может, он на земле где-нибудь?..
Дед спрашивал каждого встречного, не видел ли кто кота в мешке. Но ему не везло. Одни шарахались от него в сторону: ``Не спятил ли старик?" Другие отвечали, что, мол, случалось им видеть котов, однако без мешка, и мешки тоже попадались им на пути, но все были либо с мукой, либо с зерном, либо с шерстью. А еще бывало шило в мешке. Но ведь шила, как известно, в мешке не утаишь.
– Наверно, его птицы украли, если нет его ни в воде, ни на земле, сокрушался дед Триша. – Может, на дереве где-нибудь застрял, а то, чего доброго, и вообще повис в воздухе!
Легкомысленные воробьи божились, что в жизни не видели кота в мешке. Ну, а если бы увидели, то, конечно, показали бы ему, почем мера пшена и почем фунт лиха.
– Это и без вас известно, – отвечал дед. – Мера пшена стоит восемь динаров, фунт лиха с приплатой не берут, а вот кота моего Тошу я и за три королевства не отдам!
– За жулика кота три королевства! – загалдели воробьи. – Да за такую цену можно получить не меньше двух мер пшена да еще конопли в придачу!
Простодушные воробьи все же утешили деда. ``Жив, жив!" – прощебетали они. А вечером каждый наставлял своих птенцов:
– Дети, глядите в оба! Как только заметите, что на дерево мешок лезет, удирайте без оглядки. Этот мешок не простой – в нем кот Тоша!
Дед Триша возвратился в корчму хмур, невесел, нос повесил, с руками пустыми – все ему постыли; ноги сбивши – горя не избывши, устал без толку – тоска, да и только!
– Что делать, приятель? Нету кота!
– У нас с тобой, дружище, мозги нынче набекрень. Пока мы их на место не поставим, ничего путного не придумаем, – ответил хозяин ``Трех ослов".
Он вытащил откуда-то пыльный мешок и хватил им разок-другой себя и деда Тришу. И что ж? Вправились мозги!
– Придумал! – воскликнул корчмарь. – Надо объявление написать: мол, пропал кот в мешке. Ко мне людей много ходит. Может, кто-нибудь его и видел.
– А есть у тебя еще какие-нибудь такие объявления?
– Ого, еще сколько! Глянь-ка, под ними и стены не видно.
Корчма и вправду вся была облеплена разными объявлениями. В одном говорилось, что некий человек ищет свой разум, который он в водке утопил; в другом другой человек сообщал, что у него в корчме память отшибло и если кто-либо умеет эту память обратно пришибить, то – просьба помочь; третий предупреждал всех, чтоб не ступали на скользкую дорожку – можно оступиться; четвертый разыскивал потерянную в пьянстве молодость, а еще один, оказывается, оставил в корчме свое доброе имя и просил немедленно сообщить, если кто-нибудь таковое имя нашел.
– Ладно, давай и мы напишем что-нибудь вроде этого, – сказал дед Триша.
– С удовольствием. Только плохой из меня писарь, – предупредил корчмарь.
Он принес большущую чернильницу, белое гусиное перо, ворох бумаги, какая идет на обертку скобяного товара, и разложил все это на широком трактирном столе. За этим столом люди выпили столько спиртного, что его, наверное, хватило бы на отличный водочный дождь для целого государства, да еще остатком можно было бы целый месяц вертеть колесо Тришиной мельницы, а лишку было бы довольно, чтобы выкупаться старой свинье с ее шестнадцатью поросятами. Понятно, что за таким столом трудно написать вполне трезвое объявление.
И вот сочинители, взяв себе в помощники полную бутылочку – ту самую, что придает мыслям плавность и текучесть, – икая, позевывая, почесывая поминутно затылки, стукая себя то и дело по лбу и пролив семь потов, составили наконец такой документ:
ОБЪЯВЛЕНИЕ И ОБРАЩЕНИЕ,
из которого каждый, кто его прочтет, узнает то, что в нем написано, а написано то, что далее следует, а далее следует то, что прочитать можно, и ни слова больше.
Составлено мельником дедом Тришей и корчмарем Винко Сливичем при содействии полной бутылки и гусиного пера.
В объявлении объявляем, а в обращении обращаем внимание на следующее:
Прошлой ночью, когда дед Триша ловил луну на дереве, у него пропали кот и мешок, причем мешок был надет на кота, а кот был в мешке. Кота легко опознать по тому, что он сидит в сером мешке и любит сало, сыр и рыбу, а мешок отличается тем, что не любит ни сала, ни сыра, ни рыбы и сидит в нем кот. А если указанных примет и признаков недостаточно, то сообщаем еще дополнительные:
КОТ ТОША в детстве был котенком. Это знает даже кривая курица, пропавшая во время прошлогоднего наводнения. Прежде у него водились блохи, а может, и сейчас водятся. Когда был он дома, часто сидел у деда Триши на плече, а когда пропал – неизвестно, где сел. Спереди у него голова, а сзади хвост. Ноги довольно длинные: когда он стоит, все четыре достают до земли, однако, когда он ложится на спину, до неба все же не дотягиваются.
СЕРЫЙ МЕШОК похож на другие мешки, и по этому признаку его легче всего опознать. Если его вывернуть наизнанку, то он будет похож на мешок, вывернутый наизнанку, а если его не выворачивать, то он будет в точности похож на самого себя. Когда он пуст, тогда в нем ничего нет. Ног у него отродясь не водилось, но он все-таки ушел и пропал куда-то.
Кто их обоих разыщет, тот получит от деда Триши полную бутылку муки, а от корчмаря Винко – мешок водки.
Торопись, народ! Мука льется, водка сыплется!
Написано на столе, а читать надо на стене.
Скорбящий дед Триша.
Сочувствующий ему корчмарь Винко.
Глава шестая
Мышь гуляет по моей спине. Налет зайцев. Шаги неизвестного. Поднимаюсь в воздух. (Из дневника Тоши.)
Мой дед, кажется, вдребезги пьян. Взял мешок и меня вместе с ним, размахивает нами во все стороны и горланит:
– Брось меня, мешок, в воду!
Ага, теперь он оставил нас в покое. Тишина. Слышно только, как волна плещет и как сверчок трещит. Значит, лежим мы с мешком у самой реки и, видно, ночь наступила. Как бы нас не украли... Тсс!.. Вроде трава шуршит. Кто-то идет... Подходит к мешку... Останавливается.
– Здорово, сестрица! – слышу знакомый басовитый голос.
Ну конечно, это водяная крыса!
– Здорово, здорово! – пищит в ответ тоненький голосок.
Ага, это серая полевая мышь. Я и ее знаю.
– Что нового, спрашиваешь? – говорит крыса. – Да вот какой-то растяпа оставил у меня на берегу мешок.
– Может быть, в нем есть что-нибудь съестное? – заинтересовалась полевая мышь. – Зерно, а то, глядишь, и мясо?
– Если так, то недурно было бы полакомиться, – говорит крыса и, слышу, похлопывает себя по брюху.
– Только сперва, – предлагает мышь, – давай его ощупаем и обнюхаем.
И вот чувствую – засеменили по мне мышиные лапки. Полевая нахалка лезет на мешок прямо по моей спине. Щекотка такая, зуд такой – хоть из собственной шкуры выпрыгивай!
– А неплохо было бы мешок прогрызть, – говорит водяная крыса. Тогда сразу узнаем, что в нем спрятано.
И она принялась грызть мешок как раз против моего носа. От натуги крыса тяжело пыхтела прямо мне в ухо. Я замер, притаился, приготовился...
Вдруг крыса перестала трудиться над мешковиной и шепотом подозвала свою сообщницу:
– Лезь-ка сюда, сестрица! Понюхай! Что-то тут нечисто... Сомнительный какой-то запах!
Маленькая воровка проворно взобралась мне на голову, уткнулась мордочкой мне в нос и пробормотала в испуге:
– Погоди, погоди, да ведь так пахнет только...
– Вот и мне кажется, – зашептала крыса, – что в этом мешке не кто иной, как сам усатый, сам...
– ...ко-о-от! – заорал я во всю глотку и подпрыгнул вместе с мешком.
И крыса и мышь исчезли в одно мгновение. Послышался только всплеск воды – должно быть, обе бултыхнулись в реку. А я хохотал до тех пор, пока у меня не живот не заболел. И тогда мне стало ясно, что я самый последний дурень.
``Ах, Тоша, Тоша! – корил я себя. – Ты глуп, как пес. Тебе бы помалкивать, пустить бы длиннохвостых в мешок, а уж тут и полакомиться. Нет, Тоша, ты неразумней самого безмозглого мышонка, ты болван, вроде Жучи, ты глуп, как сало, что само к тебе в рот лезет!"
Пока я себя бранил, к мешку снова кто-то подошел. Это были два зайца, я их по голосам узнал.
– Братец, дорогой, давай-ка удирать отсюда, пока целы, – предупреждал один из них. – Сюда каждую ночь является пес Жуча и охотится за кошками корчмаря.
От этих слов у меня волосы стали дыбом. Горе мне, если Жуча застанет меня в мешке! Второй заяц зашептал:
– Тсс!.. Глянь-ка, брат, тут какой-то мешок. Бьюсь об заклад, в нем капуста!
– Капуста! Подать ее сюда! – закричали оба и бросились к мешку.
А я от страха как заору!.. А зайцы... Слышу, только ветер просвистел в высокой траве. Эх, мне бы такие борзые ноги, я бы каждый день Жучу за хвост дергал!
Опять стало тихо. Только река журчит, рыбок баюкает, да вербы перешептываются, дождик накликают. Я было задремал, но вдруг слышу человек шагает. Кто же это? Во всяком случае, не дед Триша: его-то походку я знаю.
Остановился прохожий возле меня и удивленно проговорил:
– Эге, что это тут такое? Мешок какой-то, а?
Не услышав ответа, незнакомец больно пнул меня ногой в бок и громко засмеялся:
– Ха-ха-ха! Не будь я сейчас пьян, обязательно бы подумал, что нашел кота в мешке. Впрочем, что я теряю? Прихвачу-ка эту находку с собой может, на выпивку сгодится.
И тут мы с мешком взвились в воздух.
Глава седьмая
Необыкновенная ярмарка. Мышь-гадалка. Продается лев! Гадалка и лев в одном мешке. Спасайся кто может! Лев поджидает медведя
На знаменитых ярмарках в местечке Обдуриловка продавали все что угодно и надували как могли. Здесь торговали прошлогодним снегом, волками в овечьих шкурах, коровьими седлами, лошадиными рогами, козлиным молоком, рыбьим мехом и прочими диковинками. Расхаживал по ярмарке и горластый ``продавец счастья". В его коробке были разложены билетики и сидела белая мышь. Осипшим голосом он вопил на всю площадь:
– Подходи, народ! А ну, погадаем, кому быть с урожаем, кому недород, а кому каша невпроворот! Всякое счастье в нашей власти, любая доля как на ладони. Вот спрошу мышку, пораскину умишком, все скажу, как по книжке, верь, да не слишком!!
А однажды появился на ярмарке босой и небритый бродяга с мешком за плечами. Он грубо оттолкнул ``продавца счастья" и заорал:
– Люди, подходите, чудо поглядите! Продается молодой лев! Ростом с локоть, а мышей тыщу слопал! Станет взрослым скоро, тогда ему и волк впору!..
Вокруг бродяги тут же собралась толпа. Вдруг кто-то крикнул:
– Глядите! Мышь-то, Гадалка-то, в билетиках прячется! Льва испугалась!
– Верно, – согласился бродяга. – Она-то сразу почуяла, что лев близко. Вот и прячется.
– А нет ли тут подвоха? – усомнился кто-то в толпе. – На этой ярмарке всякое бывает. Здесь тебе и кота в мешке продать могут.
– Кто?! Я?! – закричал бродяга. – Да вы только гляньте на мои ноги – видите, босые! Это потому, что я железные башмаки и те стоптал, пока сюда из львиных земель добирался. Там шагу нельзя сделать, чтобы на льва не наступить, а львят, чтобы от них избавиться, мешками в воду бросают.
– А можно ли на твоего льва хоть одним глазком глянуть? – спросил ``продавец счастья".
– Можно, но только осторожно, краем глаза, и то прищурясь, согласился бродяга и чуть приоткрыл мешок – чуть-чуть, на ширину детской ладошки.
``Продавец счастья" нагнулся, увидал во мраке мешка чью-то необычную шерсть, вскрикнул и... И тут случилось нечто ужасное. Белая мышь выпала из ящика и угодила прямехонько в мешок!
Хозяин мыши подпрыгнул от неожиданности и завопил:
– На по-о-омощь!
Решив, что из мешка лезет лев, люди бросились кто куда.
– Лев! Лев! – кричали они. – Спасайся кто может!
– Вон он, лев! Караул! Спасите. Помогите!..
Всполошилась вся ярмарка, народ кинулся врассыпную. Цыган забыл своего медведя и влез на первое попавшееся дерево; какой-то пастух с перепугу принял медведя за своего осла, вскочил на него верхом и поскакал по дороге; продавец пряников пустился наутек в одну сторону, а его лоток, зацепившись за чью-то повозку, поехал в другую. Пожарник на высокой каланче тоже перепугался и заорал во все горло:
– Эй, люди! Затворяй окна, двери! На ярмарку львы напали!
Все жители города заперлись в своих домах, затворились, задернули занавески на окнах, закрыли ставни, задвинули засовы, заложили двери шкафами, кроватями, столами, стульями, перинами, подушками, шапками и зубочистками. Улицы опустели. Только по булыжной мостовой промчались четыре подковы и пара стоптанных башмаков – они отстали от лошади и всадника, которые слишком быстро сбежали из города.
А что же произошло с белой мышкой и удивительным мешком?
В суматохе и панике схватил мешок старый крестьянин – тот самый, у которого кукурузное поле каждый год медведи разоряли. Впопыхах он, видно, решил, что в мешке его поросенок. Когда же возле своего поля под горой он нагнал других беглецов с ярмарки, те закричали в великом страхе:
– Эй, дед, да ведь у тебя в мешке-то – лев!
От ужаса старик зажмурился, а когда снова открыл глаза, вокруг уже никого не было: ни путников на дороге, ни пастухов вполе, ни даже птиц в воздухе. Лишь издали доносились крики:
– Эгей, берегитесь, люди! У дяди Усача лев в мешке!
А бедняга Усач с мешком в руках крался к своему полю. Он зашел в кукурузу, осторожно опустил мешок на землю и, отбежав на другой конец поля, закричал:
– Эй ты, лев! Смотри не спи! Ночью медведь за кукурузой пожалует, так ты сожри его вместе со шкурой!
И крестьянин так резво понесся домой, что за ним едва поспевали его собственные ноги.
Глава восьмая
Союз кота и мыши. Из темного мешка – под заспанные звезды. Третий союзник. Грушетряс Кукурузович. Секретный план
Над кукурузным полем и брошенным мешком нависла зловещая тишина. Казалось, все вокруг смолкло лишь для того, чтобы явственней был слышен хруст валежника под тяжелой поступью огромного бурого медведя.
Но вот Тоша осмелился пошевелиться в своем мешке. Он обратился к мышке-гадалке, которая сидела съежившись у него под боком:
– Послушай, ворожея, клянусь, что и когтем тебя не трону! Нам грозит одинаковая опасность: обжора-медведь сейчас будет здесь. Необходимо объединить наши силы и поразмыслить, как от этой опасности избавиться и сохранить в целости наши хвосты и головы.
Мышь-гадалка скромно кашлянула и сказала:
– В билетике номер восемь записано: ``Подружатся мышь и кот, когда на обоих беда придет".
– А там не сказано, как из этой беды выбраться? – спросил Тоша озабоченно.
– Нет, об этом ни слова. Но ведь мы и сами с усами, можем и сами головой поработать, – ответила мышь и смолкла. Она глубоко-глубоко задумалась. Пожалуй, ее задумчивость была глубже самого глубокого в мире колодца.
– Думай скорей! – поторапливал ее кот.
– Из беды можно выбраться через дырку в мешке... Если, конечно, сделать эту дырку пошире, – произнесла мышь.
И с этими словами она принялась усердно грызть мешок. Сначала дырка получилась маленькая – только она сама и могла бы в нее пролезть, – но, не пожалев трудов, Гадалка вскоре проделала в мешке огромную прореху, в которую Тоша свободно просунул свою большую голову. А затем он и весь вышел наружу под зажигающиеся вечерние звезды.
– М-м-мяу! – Тоша сперва потянулся как можно длиннее, потом прыгнул как можно выше, так что мыши показалось, будто падучая звезда, которая в тот момент покатилась по небу, свалилась не сама, будто это кот сцарапнул ее своей лапой.
Она деликатно напомнила:
– Будь добр, не давай когтям воли.
– А ты, подружка, не путайся у моего носа, – искренне предупредил ее кот, – а то, сама понимаешь, впотьмах и ошибиться недолго.
Как мы уже говорили, на небе мигали первые звездочки. Они мигали, чтобы не уснуть в такую тихую летнюю ночь, потому что, стоило одной из них задремать, она тотчас теряла равновесие, срывалась и, вытаращив глаза, стремительно скользила вниз по гладкому небосводу. Немного погодя можно было видеть, как она снова осторожно карабкается вверх из-за темного холма.
Ущербная луна, заспаная и озябшая, еле освещала долину. Из отдаленного болота доносилось голосистое кваканье лягушачьего хора:
– Ква-ква-ква, луна-то какова! Думает, что мы и вправду станем петь в столь слабо освещенном зале!..
И только горы зловеще молчали. По их мрачным тропам шагал медведь, он уже приближался к кукурузе...
Тоша и Гадалка не успели еще отойти от мешка, как с другого конца поля донесся жалобный собачий вой.
– А-у-у-у, ва-у-у-у! – скулил какой-то незнакомый пес. – Кто спасет меня от мохнатого, кто защитит от косолапого? Ау-вау-у!..
– Еще один в беду попал, – прошептала мышка. – Насколько я понимаю, это собака.
– Не думаешь ли ты, – спросил Тоша, – что я стану ей помогать? Да слыхано ли, чтобы кот собаку выручал?
– В билетике номер девять записано мудрое изречение: ``Постучит беда в окошко – подружатся пес и кошка".
– Тогда ладно, пойдем на выручку, – согласился Тоша, и оба поспешили на другой конец поля.
Едва они приблизились к развесистой груше, что росла возле межи, незнакомый пес испуганно завыл:
– У-у-у! Кто это?
– Не бойся, – промяукал Тоша самым мягким и миролюбмвым голосом. Мы пришли к тебе на помощь. Мы – это мышь-гадалка и лев в образе кота.
Перед друзьями сидел привязанный к груше перепуганный и грустный пес пестрой масти. Он вежливо отрекомендовался:
– Честь имею представиться: пес Пестрик, овечий сторож дяди Усача. У меня пятилетний стаж собачьей службы, участвовал в семи сражениях с волками, в прошлом месяце приставлен к этому полю и мучаюсь здесь до сего дня.
– Мучаешься? Это почему же? – поинтересовался Тоша.
– Брат мой кот, лев мой дорогой, и ты еще спрашиваешь! Каждую ночь сюда является громаднейший медведь, прожорливая бестия Грушетряс Кукурузович. Сперва он обтрясает грушу, потом закусывает кукурузой. Грозится и меня сожрать, когда не останется больше ни груш, ни кукурузы. Я подсчитал все груши на дереве и всю кукурузу в поле – и выходит, что жить мне осталось дней десять, не больше. Значит, в самом скором времени медведь будет именоваться Собакоед Живоглотович.
