Текст книги "Госпожа министерша"

Автор книги: Бранислав Нушич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Живка. Говори, где он?

Рака. Два динара, и услышишь.

Живка (дает ему). Вот тебе, скотина. Говори!

Рака (взяв деньги). Он в комнате у Анки.

Живка. Правда?

Рака. Он сейчас туда пошел.

Живка (в восторге). Ию, дорогое мое дитя! (Целует его.) Вот тебе еще два динара.

Рака. Ол раит!

Живка. Иди и позови скорей Дару.

Рака уходит направо.

XXI

Живка одна.

Живка (по телефону). Алло… прошу 7224!.. Это участок? Соедините меня с участковым надзирателем… А, вы у телефона? Говорит госпожа Живка, министерша. Прошу вас спешно, только очень спешно, пришлите ко мне в дом одного писаря и двух жандармов. Да, спешно… Правда, это не совсем грабеж, но все-таки грабеж… Пусть писарь принесет бумаги для допроса и приведет двух граждан как свидетелей. Прошу вас сделать это непременно, пусть приведет двух граждан. Сейчас же, конечно, очень срочно! Да! (Кладет трубку.)

XXII

Дара, Живка, Рака.

Дара входит в правую дверь, за ней Рака.

Живка. Дара, дочь моя, я позвала тебя, чтобы подготовить. Будь мужественной, дитя мое, и перенеси удар, ожидающий тебя.

Дара. Что еще опять? Что значит такое предисловие?

Живка. Я говорила, что ты сама сможешь удостовериться, как этот негодяй тебя обманывает. И вот смотри, дочь моя, пришел час, когда ты лично, своими глазами убедишься. Твой собственный муж в данное время находится в комнате у нашей Анки и с плохими намерениями.

Дара. Неправда!

Живка. Скажи, Рака, где наш зять Чеда?

Рака. Пусть даст динар, тогда скажу.

Живка. Вот прорва ненасытная! Неужели тебе все еще мало?

Рака. Больше ничего бесплатно! (Уходит.)

Дара. Пойдем! (Хочет идти в комнату Анки.)

Живка. Подожди, я еще одно дело подготовила.

Дара. Что ты подготовила?

Живка. Увидишь.

XXIII

Полицейский писарь, граждане, жандармы, те же.

Писарь (поспешно входит с двумя жандармами и двумя гражданами). По вашему требованию, госпожа министерша, господин надзиратель срочно направил меня. Я привел также двух граждан.

Живка. Очень хорошо! Ну, теперь все за мной! (Идет вперед, за ней Дара, за ними все остальные.)

Пауза.

Средняя дверь тихо и незаметно открывается, и Чеда просовывает в нее голову. Он наблюдает и прислушивается, заслышав крик, быстро закрывает дверь. С левой стороны, куда все ушли, слышатся крики женщин. Немного погодя писарь вводит Ристу без сюртука, за ним идет вся толпа, кроме Анки.

Живка (в волнении падает в кресло). Никарагуа, чертов Никарагуа, чего тебе там надо было?

Риста (в волнении). Не знаю… так… видно, судьба.

Живка. Влез в комнату прислуги, снял сюртук, запер дверь – и это судьба? А зачем ты снял сюртук, убей тебя бог, упаси боже?

Риста. Было жарко натоплено.

Дара (Живке). Значит, это тот почетный господин, которого ты мне предназначала? Ну, спасибо тебе, мать!

Писарь (Живке). Прикажете, сударыня, взять этого господина для допроса?

Живка. Какой там допрос. Его, бог даст, допросят на том, а не на этом свете! А если надо его допросить, это я сделаю. Говори, что ты там делал?

Риста. Меня послал дядя Васа.

Живка. Дядя Васа? Значит, это он все заварил? Э, Васа, так ты позаботился о родне!

XXIV

Чеда, те же.

Чеда (входит, неся сюртук Ристы, держит сюртук, помогая ему надеть). Наденьте сюртук, а то получите насморк.

Рис та (замечает Чеду; его будто осенило). Дядя Baca, помогите. Вы меня заставили спрятаться у прислуги.

Живка (в недоумении). Да разве это дядя Васа?

Риста. Конечно, он!..

Живка. Провалился бы он, бог дал! Чеда!.. (Писарю.) Пожалуйста, запишите, что я вам скажу, и поставьте номер. (Поднимает вверх три пальца.) Чеда, клянусь всем на свете, что еще к вечеру ты будешь переведен в Иваницу.

Чеда. Лучше переведите меня в Никарагуа…

Занавес

Действие четвертое

Та же комната. Слева на стульях кипы газет, сложенные словно для продажи, на стульях справа набросана мужская и женская одежда, шляпы и прочее. Здесь же большой открытый чемодан, куда Дара укладывает все эти вещи, принося их из соседней комнаты.

I

Анка, Дара.

Анка (входит с улицы, неся кипу газет). Вот, барыня, больше двадцати штук не могла купить. (Кладет их на стул поверх остальных.)

Дара (укладывая чемодан). Меня это не касается!

Анка. Я только хотела вам сказать, что барыня приказала мне подойти к любому продавцу и купить все газеты, какие есть; но за то время, пока я стояла у ворот, прошел только один… Не знаю, еще, что ли, подождать у ворот?…

Дара. Делайте, как барыня приказала, а меня ни о чем не спрашивайте. (Уходит в соседнюю комнату за вещами.)

II

Рака, Анка.

Рака (входят с улицы, неся более десятка газет). Вот, с трудом нашел еще двенадцать штук. (Кладет газеты на стул.) А ты, Анка?

Анка. А я двадцать.

Рака. Хватит!

Анка. Господин Пера из административного отделения оказался самым ловким – он купил уже триста.

Рака. А дядя Васа?

Анка. Всего восемьдесят. Господи, Рака, ты не знаешь, почему барыня покупает так много сегодняшних газет – и все один и тот же номер?

Рака. Конечно, знаю!

Анка. Почему?

Рака. Ее выругали в газетах, и она хочет их все скупить, чтобы никто не читал.

Анка. Ию, да как же смели обругать министершу?

Рака. Ее обругали за то.

Анка. За что?

Рака. Из-за тебя.

Анка. Почему из-за меня?

Рака. Хочешь, я тебе прочту?

Анка. Прочти, пожалуйста!

Рака (берег газету, раскрывает ее и садится в кресло). Дай-ка мне одну из министерских папирос.

Анка. Ай-ай-ай, как ты смеешь курить?

Рака (закуривая). Вообще-то я не курю, но, знаешь, газеты всегда читают с папиросой. (Читает.) «В одном округе Китая…» (Прерывает чтение.) А ты смотри хорошенько, чтобы мать как-нибудь не вошла, а то и тебе и мне здорово достанется!

Анка. Посмотрю, читай спокойно!

Рака (читает). «В одном округе Китая еще до нашего времени существует странный обычай. Если какому-нибудь жениху понравится замужняя женщина, он сватается к ней, невзирая на то, что у нее есть муж. На днях такой случай произошел в доме мандарина Си-по-по». (Прерывает чтение.) Знаешь, мандарин Си-по-по – это мой отец, Сима Попович.

Анка. Ию!..

Рака (читает дальше). «В его жену, отвратительную бабу…» (Оглядываясь.) Отвратительная баба – это мать. Смотри, чтобы она не вошла, иначе попадем к мандаринам и я и ты.

Анка. Ию, шо, ию, ию!.. (Оглядывается.)

Рака (читает дальше). «В его жену, отвратительную бабу, влюбился Ни-ни-ко…».

Анка. А это кто?

Рака. Не знаю, какой-то китаец… Итак… (Читает.) «…влюбился Ни-ни-ко, секретарь Министерства иностранных дел…».

Анка. А, теперь, я знаю, кто это. Ну, читай дальше!

Рака (читает). «Любовь между ними выразилась в том, что она выхлопотала ему повышение на класс, а он писал ей любовные письма».

Анка. Я знаю, кто это.

Рака (продолжает читать). «Этот напудренный болван Ни-ни-ко влюбляется в каждую мандариншу, пока она у власти, а эти индюшки выхлопатывают ему через своих мужей повышение. Он даже послал в дом Си-по-по свата просить руки этой бабы в то самое время, когда другой вонючий китайский пролаза, некий Кара-гуа, пришел сватать ее замужнюю дочь». (Прерывает чтение.) Знаешь, кто этот Кара-гуа?

Анка. Кто?

Рака. Тот, которого нашли в твоей комнате!

Анка. При чем тут Кара-гуа?

Рака. Откуда я знаю!

Анка. Бедняжка, он совершенно ни в чем не виноват.

Рака. Э, а зачем он снял сюртук? Вот, и в газетах пишут, что он снял сюртук.

Анка. Неужели и об этом пишут! Ию, боже мой! А человек без всякого плохого умысла снял сюртук.

Рака. Ей-богу, если б я был у тебя в комнате и снял бы сюртук…

Анка. Скажи пожалуйста! И что было бы?

Рака. То я снял бы и брюки.

Анка. Утри сначала нос, как тебе не стыдно!

Рака. А знаешь, как тебя называют в газетах?

Анка. Разве и обо мне упоминают?

Рака. Ну, конечно.

Анка. А как меня называют?

Рака (ищет и находит). «Прислуга А-ки-ка». (Весело слеется.) А-ки-ка!

Анка. Что там еще? Читай!

Рака (читает). «Но, конечно, и в Китае такое сватовство не всегда проходит гладко, так, например…».

III

Дара, те же.

Дара (приносит из соседней комнаты еще несколько платьев и замечает Раку и Анку). Что вы тут сидите и газеты читаете? Вот придет мать и вам как следует влетит.

Рака. Да мы только так, посмотрели. Дара, ты не можешь мне сказать, кто такой Ни-ни-ко?

Дара. Ничего я не знаю и тебе советую убраться, пока мать не застала. И вы, Анка, могли бы заняться другим делом, а не газеты читать…

Анка. Да я только принесла газеты, которые купила.

Рака. И я. Знаешь, я с трудом купил двенадцать номеров. Этот Карагу платит по двадцати сантимов за штуку, и все ему продают. И эти-то я получил только потому, что крикнул продавцу: «Ты должен мне продать, я сын мандарина!»

Дара. Иди, иди, черт тебя побери!

Рака. Да нет, я хотел сказать – министра.

Дара. Иди лучше купи побольше газет, раз тебе мать велела.

Рака. Верно. (Анке.) Пойдем, А-ки-ка! (Уходит.)

Анка. Может быть, барыне помочь?

Дара. Мне помощь не нужна.

Анка. Как вам угодно. (Уходит.)

IV

Чеда, Дара.

Чеда (входит с улицы). Ба, да ты вполне серьезно укладываешься?

Дара. А что мне делать?

Чеда. Подумай, с какой быстротой все идет! Вчера вечером подписали приказ о моем переводе в Иваницу, а нынче утром меня уже освободили от должности.

Дара. А когда ты должен уехать?

Чеда. Разве я знаю, как твоя мать приказала! Она ведь может сегодня приказать, чтобы завтра я отправился в дорогу. Все зависит от ее распоряжений.

Дара. В конце концов пусть хоть завтра. Я буду готова.

Чеда. Ты в самом деле решила ехать со мной?

Дара. Да, решила. По правде говоря, я не могу больше выносить этого министерского положения: с тех пор как отец стал министром, у нас просто сумасшедший дом.

Чеда. Я говорю то же самое.

Дара. Кроме того, я не могу выносить этот срам После того, что написано в газетах, поверь, я не смогу выйти из дому, не посмею смотреть людям в глаза. Хочу в Иваницу, только бы с глаз долой.

Чеда. Если б ты знала, какой это скандал. Весь Белград умирает со смеха.

Дара. Ужасно!

Чеда. Газеты покупаются нарасхват.

Дара (показывает). Больше всех покупает мать. Чеда. Она думает, что если уменьшить число газет, то о скандале меньше узнают, она не подозревает, что сегодня вышло вместо трех тысяч шесть тысяч номеров.

Дара. Ию, ию, ию!

Чеда. Не считая, что каждый номер прочтут четверо.

Дара. А знают ли, что все это относится именно к нашему дому?

Чеда. Конечно, знают. Узнают по именам, а еще больше по тому, что у госпожи Живки, единственной из нынешних министерш, есть замужняя дочь. Все сразу поняли.

Дара. А никак нельзя узнать, кто это написал?

Чеда. Я знаю.

Дара. Кто?

Чеда. Я тебе скажу, если ты дашь честное слово ничего не говорить матери.

Дара. Разве это тайна?

Чеда. Да еще какая большая.

Дара. Скажи мне, кто написал.

Чеда. Я!

Дара (роняет платье, которое держала в руках).

Что ты говоришь?

Чеда. То, что говорю!

Дара. Чеда, Чеда, что ты сделал?!

Чеда. Пусть видит, я тоже умею пломбировать.

Дара. Как ты смел, как ты мог?

Чеда. А как она могла угнать меня в Иваницу?

Дара. Как ты можешь сердиться, ведь она моя

мать!

Чеда. А как она могла рассердится на свою дочь и выслать ее в Иваницу?

Дара. Ты нас опозорил, весь дом опозорил!

Чеда. Я? Боже сохрани! Она сама опозорила.

Дара. Боже мой, боже мой! Я не могу собраться с силами, не могу больше думать. (Плачет.)

Чеда. Ну, господи, неужели ты сама не видишь, что настало наконец время преградить путь этой женщине? Разве ты не видишь, что она превратила свой дом в сумасшедший. Не говоря о том, что она выдает тебя замуж при живом муже, она сама распалилась и завела любовника.

Дара. Это неправда!

Чеда. Я сам своими глазами читал ее любовные письма. Она выхлопотала ему повышение на класс, и, пожалуйста, выйди на площадь, там ты сама услышишь, что весь народ смеется над ней.

Дара (ломает руки). Боже мой!

Чеда. Если ты можешь терпеть этот позор, то я не могу: мне стыдно показаться на люди; все подталкивают друг друга, шепчутся, подмигивают…

Дара. Но разве не лучше было бы сказать ей все это и поговорить с ней серьезно?

Чеда. Серьезно поговорить? Разве ты не разговаривала, а что она ответила – устроила тебе сцену с Никарагуа.

Дара. Эту сцену устроил ты.

Чеда. Да, я, чтобы спасти и тебя и себя. Если бы я этого не сделал, то, по плану твоей матери, без сюртука в комнате у Анки находился бы я, а ты находилась бы в комнате с Никарагуа. Так было бы лучше?

Дара. Но…

Чеда. Нет, ты только скажи, что было бы лучше?

Дара. Хорошо, пусть будет так, но зачем тебе надо было все это помещать в газеты?

Чеда. Чтобы подействовать на нее, чтобы она вовремя опомнилась.

Дара. А ты думаешь, это поможет и все пойдет по-иному?

Чеда. Надеюсь. Так как нынче утром в Белграде разразился такой скандал, то не исключена возможность, что будет поставлен вопрос даже о положении отца.

Дара. О его положении?

Чеда. О, да. Об этом уже много говорят. Есть и такие, которые думают, что после всего этого он просто заболеет…

Дара. Бедный отец!

Чеда. И мне его жаль, но за все это он должен благодарить свою жену.

Дара. Ну, как ты думаешь, неужели отец действительно?…

Чеда. Не думаю, но весьма возможно. Он скомпрометирован, и это может повлечь за собой неприятные последствия.

Дара. Это было бы ужасно!

Чеда. А я, если говорить откровенно, думаю наоборот – это будет хорошо, потому что чем дальше, тем больше глупостей она натворила бы. Ей-богу, неужели ты не видишь всего, что натворила эта женщина; неужели ты не видишь, что она сделала смешным такого порядочного человека, как отец, и он уже не может заниматься политической и общественной деятельностью! Неужели ты не видишь всего этого?

Дара. Вижу.

Чеда. Ну!..

Дара. По-моему, уверяю тебя, было бы гораздо приятнее, если б отец не был министром.

Чеда. Э, беда не в том, что отец стал министром, а в том, что мать стала министершей. Поэтому слушайся меня и держись только за меня. В конце концов ты увидишь, как хорошо, что я так поступил, и сама скажешь мне спасибо. Только ты всегда должна быть со мной, это придаст мне смелости.

V

Живка, Чеда, Дара.

Живка (входит с улицы, в бешенстве). Дара, у меня к тебе серьезный разговор. Прошу посторонних выйти из комнаты.

Чеда. Пожалуйста! (Уходит налево.)

Дара уходит за ним.

Живка смотрит на нее в крайнем изумлении, затем в гневе бросает зонтик и шляпу.

VI

Живка, Пера.

Пера (приносит большую кипу газет). Добрый день, госпожа министерша. Вот, я купил еще шестьдесят номеров – всего триста шестьдесят.

Живка. Спасибо, вы купили больше всех, но, говорят, все-таки их еще много продают. А как, вы не заметили, читает их народ?

Пера. Да… как вам сказать, сударыня… читают. Как раз сейчас проходил я мимо гостиницы «Париж»: собрались вокруг столба и один читает вслух.

Живка. Разумеется, если в этой стране нет законов. Я была у градоначальника, просила запретить газету, а он говорит, – по закону о печати не может. Как же так, я вас спрашиваю, разве существует закон, по которому у полиции нет власти?!

Пера. Это, вероятно, потому, что там говорится не прямо о вас, а как будто все происходит в Китае.

Живка. Чтоб он провалился!

Пера. Потому, может быть, полиция и не находит, что ваша честь задета.

Живка. Как это не задета? Ведь он говорит, что я отвратительная баба, разве это не оскорбление чести?

Пера. Конечно, с одной стороны, да.

Живка. А с какой же стороны нет?

Пера. Я думаю, к вам это не относится, потому что все происходит в Китае.

Живка (хватает один номер газеты). А вот, прочтите здесь, в конце, вот это…

Пера (вслух). «Наконец ничуть не удивительно, что такие вещи происходят в Китае, гораздо более удивительно, что то же самое происходит у нас, причем в высших кругах нашего общества, в доме одного нашего мандарина». (Прерывает чтение.) А вот это – да, это не годится!

Живка. Не годится, конечно не годится!

Пера. Как бы хоть узнать, кто это написал?

Живка. Ну, вы так только говорите…

Пера. Я расспрашивал, сударыня, поверьте, расспрашивал повсюду, но нельзя, никак нельзя узнать.

VII

Васа, те ж е.

Васа (вносит кипу газет и кладет на стул). Вот, еще купил, больше нет. Весь сегодняшний тираж расхватали.

Живка. Конечно расхватали, раз вы плохо старались.

Васа. Эх, плохо старались! Ведь с теми, что я принес, я купил сто семьдесят штук.

Пера. А я триста шестьдесят.

Васа. Вот!

Живка. А если б ты был энергичным, то разузнал бы, кто это написал.

Васа. Ей-богу, Живка, я расспрашивал, везде расспрашивал, невозможно узнать…

Пера. И я расспрашивал, но узнать не смог.

Васа. Мне пришло в голову, не может ли как-нибудь узнать этот наш новый родственник – по женской линии.

Живка. А как ты думаешь?

Васа. Если редактор женат, то он, конечно, сказал своей жене, кто это написал, и тогда надо расспросить, кто у нее самая большая приятельница, потому что она, конечно, сказала той; а потом мы разузнаем, кто приятельница у этой приятельницы…

Живка. Ух!

Пера. Таким образом, сударыня, скорее всего мы сможем узнать…

Живка. Ну, идите, господин Пера, найдите эту женскую линию и узнайте. Но только скорее, как можно скорее. Я сгораю от нетерпения, я просто задохнусь от нетерпения, пока не узнаю. Идите, идите, торопитесь, господин Пера!..

Пера. Слушаюсь! (Уходит.)

VIII

Живка, Васа.

Живка. Скажи мне, Васа, знаешь ли ты хоть сколько-нибудь законы?

Васа. Да как тебе сказать, Живка, ни я законов не знаю, ни законы меня.

Живка. Ну как же так, ведь ты столько лет был полицейским чиновником?

Baca. Был, не скажу, что не был, но, по правде говоря, пока я был полицейским чиновником, у меня никогда не было необходимости знакомиться с законами. Ну, а если тебе надо что-нибудь посоветовать, я и так могу сказать, что правильно, а что нет.

Живка. Я тебя не спрашиваю, что правильно, а что нет. Ты мне только скажи, что за законы в этой стране, если полиция не может запретить газету, оскорбившую министершу?

Васа. А ты была у градоначальника?

Живка. Только что оттуда!

Баса. И что он говорит?

Живка. Не могу, говорит, по закону это, говорит, не прямое оскорбление, а только намек. А какой там намек, братец. Господи, назвали меня отвратительной бабой, какой это намек!

Васа. Это нет, но намек то, что Симу назвали мандарином. Я думаю, это может быть намеком.

Живка. А если тому, кто писал, я разобью нос, это тоже будет намек?

Васа. Бога ради, Живка, оставь ты… Не знаю, что у вас в семье за мания разбивать всем носы. Успокойся, давай поговорим о том, что делать.

Живка. Что за смирение на тебя напало, чертов Васа! Меня обругали, опозорили, расписали в газетах всеми красками, а ты меня успокаиваешь. Да я землю прогрызу, а найду того, а уж коли я его найду, пусть пишет завещание и проклянет тот час, когда научился писать. Я его задушу, понимаешь, вот этими руками задушу.

Васа. Де, де, де! Снова загорелась?

Живка. А ты что хочешь? Как же не загореться.

Васа. Да… я знаю, какая ты!

Живка. Я думаю, Васа, знаешь, какая змея меня укусила?

Васа. Не знаю.

Живка. Не кто иной, как госпожа Ната. Руку дам на отсечение, если это не ее дело!

Васа. Думаешь, она?

Живка. Я отняла у нее этого.

Baca. Кого ты у нее отняла?

Живка (смешавшись). Да так… только для вида.

Васа. Не понимаю, что ты отняла для вида?

Живка. Ах, братец, я отняла у нее министерское кресло и, значит, все, что с ним связано.

Васа. Экипаж?

Живка. Не только экипаж, кроме него, и другие вещи. Ты этого не понимаешь!

В ас а. Не понимаю, что значит «для вида».

Живка. Конечно, не понимаешь, раз у тебя нет хорошего тона, если б он у тебя был, понял бы…

IX

Анка, те же.

Анка (приносит письмо). Вам, барыня.

Живка. Кто принес?

Анка. Рассыльный.

Живка. Хорошо.

Анка уходит.

X

Живка, Васа.

Живка (распечатывает письмо и просматривает). Господи, что такое? Подпись разукрашена, как пасхальное яйцо, не могу прочесть.

Васа (берет письмо). Риста!

Живка. Какой Риста?

Васа. Ну да тот, Никарагуа.

Живка. Вот, только его еще мне недоставало ко всем мучениям… Ну что ему надо?

Васа (читает). «Уважаемая госпожа министерша. После той неприятности, которая произошла со мной в вашем доме…».

Живка. А зачем он полез в комнату прислуги?

Васа (продолжает), «…я лишен удовольствия лично прийти к вам, тем более, что после происшедшего скандала, попавшего в сегодняшние газеты, для меня само собой отпадает и всякая возможность стать членом вашей уважаемой семьи».

Живка. А кто его просит стать членом нашей семьи? Пусть убирается подальше! Есть у него его Никарагуа, пускай там и женится!

Васа (читает дальше). «Так как в сегодняшней газетной статье выставлена на посмешище моя торговая репутация и может стать вопрос о моем высоком положении почетного консула, то вы понимаете, что я не пожалел ни труда, ни средств, чтобы узнать имя написавшего статью и потребовать себе сатисфакции. Наконец мне удалось его узнать…».

Живка (нетерпеливо). Ну, кто же это, ради бога?

Васа. Подожди!

Живка. Читай, читай скорей!

Васа (продолжает): «И я считаю своей обязанностью сообщить вам, что…».

Живка Сгорит нетерпением). Не тяни за душу, Баса, читай имя.

Васа. Ах, мать… какая ты…

Живка. Пропусти все остальное, имя читай!

Васа. Вот так да!.. (Читает.) «Автор этой статьи в газете дядя Васа…»

Живка (вспыхивает и бросается на Васу). Васа, старый прохвост! Васа, пьянчужка!.. Васа… (Подлетает и в ярости реет на нем все, что попадется под руку.)

Васа. Да погоди, братец мой, погоди!.. Ох, матушка, и за что же мне пропадать ни в чем не повинному…

Живка. Статьи пишешь, ах ты, пес поганый! Это что, намек… (Хватает стул.) Убирайся с глаз моих, а то я тебе сейчас задам, пьяный боров!..

Васа. Успокойся, Живка, ради бога, подожди, дай дочитать до конца!

Живка. Ты уже прочитал, что было нужно.

Baca. Да успокойся ты, господи… Ну как я мог написать, когда мне и в голову такое не приходило. Ведь меня из-за неграмотности уволили с казенной службы, а тут я буду писать статью, да еще с намеками…

Живка. Да, да, Васа, я тебя хорошо знаю, старый прохвост!

Васа. Дай мне, пожалуйста, дочитать до конца.

Живка. Читай, ну, читай!

Васа. Только, прошу тебя, оставь стул! Я не могу читать, пока ты его держишь!

Живка. Читай!

Васа (читает). «Автор этой статьи в газете дядя Васа, вернее, тот господин, который мне представился, как дядя Васа, а это ваш собственный зять…».

Живка (выпускает стул из рук). Что ты сказал?

Васа (повторяет). «А это ваш собственный зять!..»

Живка (в бешенстве). Что такое ты говоришь?!

Васа (снова читает). «А это ваш собственный зять!..»

Живка. Ию, ию, ию, ию… меня сейчас хватит удар. Зять… зять… чтоб ему провалиться! Ай-яй-яй, будь он проклят и на том и на этом свете! Очернил мой дом, меня осрамил. Дай бог, чтобы у него отсохла рука, которой он это писал!

Васа. Успокойся ты, ради бога!

Живка. Как я могу успокоиться, когда он все мои нервы издергал, всю мою судьбу измолол, как мясо для фарша. Как же я могу успокоиться, пусть он сам успокоится! (Вспыхивает.) Васа, дай мне ружье, слышишь, дай, я убью этого скота! Дай мне ружье… или нет, не давай.

Васа. Конечно, не дам!

Живка. Поди купи мышьяку. Слышишь, что я тебе говорю, поди купи мышьяку!..

Васа. Да ну, Живка, зачем тебе мышьяк?

Живка. Хочу его отравить… хочу отравить его, как крысу.

Baca. Оставь ты, ради бога!.. Не надо! Не говори так. Давай как следует, здраво подумаем. Тебе, Живка, просто надо подать на него в суд.

Живка. На кого?

Васа. На зятя!

Живка. Чтобы его другие судили, так, что ли? Нет!.. Я сама хочу его судить. Я, понимаешь ты? Чтобы он от моей руки погиб!

Васа. Ну хорошо, а как ты думаешь это сделать?

Живка. Вышлю его, заставлю его тотчас же выслать!

Васа. В Иваницу?

Живка. В какую там Иваницу? За границу, понимаешь ты, за границу, как высылают бродяг и игроков. Вот это я ему сразу и устрою, ни одного часа не дам остаться, вышлю его… тотчас, сейчас же… (Берет телефонную трубку.) Прошу 407… да, 407!..

Васа. Что ты хочешь?

Живка. Отыскать Симу!.. Сима, это ты? Говорит Живка. Слушай, Сима, что я хочу сказать: если ты власть и если ты министр, то сразу сделай, как я тебе скажу, а если ты мандарин… (Замолкает и слушает, меняясь в лице.) Васа, подойди сюда к телефону. Сима что-то бранится, ругается, я его не понимаю… ничего не понимаю… То ли телефон трещит, то ли в ушах у меня звенит… Ничего не понимаю… Поди, ради бога! (Дает ему трубку.)

Васа (берет трубку). Зять, это я, Васа… Да! У Живки что-то трещит… скажи мне… (Слушает.)

Живка. Что он говорит?

Васа машет рукой, чтобы она замолчала.

Ну что, скажи, ради бога!

Васа (кладет трубку и качает головой). Сердится, очень сердится!

Живка. А почему ты ему не сказал, что я тоже сержусь?

Васа. Он говорит, чтобы ты его оставила в покое и прекратила свои глупости.

Живка. Что он говорит?

Васа. Говорит, что ты его ужасно осрамила тем, что появилось в газетах.

Живка. Не я же писала.

Васа. Еще он говорит, что сейчас будет заседание министров. Министр внутренних дел сообщил ему, что на заседании будут говорить об этом.

Живка. О чем?

Васа. О том, что появилось в газетах.

Живка. Э, меня не касается, о чем они будут говорить, а вот почему ты ему не сказал…

Васа (перебивает ее). Подожди, пожалуйста! Он мне сказал еще кое-что. Боится, говорит, как бы его положение не было поставлено под вопрос, потому что сегодняшняя статья вызвала негодование и в более высоких кругах и все его коллеги-министры в очень плохом настроении.

Живка. Что он говорит? Какое положение под вопросом? Пусть только попробует! Иди, Васа, к телефону и скажи ему: если он подаст в отставку, пусть лучше домой не приходит. Если его коллеги в плохом настроении, пусть они и подают в отставку. Пусть все подают в отставку, а он не смеет!.. Так ему и скажи!..

XI

Анка, те же.

Анка (входит с улицы). Госпожа Ната Стефанович просит…

Живка. Кто еще?

Анка. Госпожа Ната Стефанович, министерша.

Живка (поправляет ее). Бывшая министерша.

Анка. Да!..

Живка. Откуда она! M угораздило же ее ко мне прийти! Прочитала небось, сука, в газете, а теперь пришла разнюхивать. Не могу, не могу ее принять, пусть убирается подальше!..

Васа. Надо, Живка, так ведь полагается!

Живка. Я и сама вижу, что надо, но, знаешь, у меня от этих волнений в животе все переворачивается. Пришла теперь ко мне, провалиться бы ей подальше… Пусть войдет!

Анка уходит.

(Оглядывает комнату.) Ию, ию, ию, где я ее приму, когда такой базар? Чтобы она себе шею сломала, чего это ей взбрело в голову прийти.

XII

Ната, Живка, Васа.

Ната (входит). Здравствуйте, здравствуйте, госпожа Живка.

Живка. Ию, дорогая моя госпожа Ната. Спасибо, что навестили. С каких пор я вас не видала, даже уж говорила: что это госпожа Ната от меня отбилась?

Ната. Да нет, поверьте, честное слово, вздохнуть не могу от разных заседаний. Знаете, пока я была министершей, все женские общества повыбирали меня в свои правления, а теперь вот и приходится отдуваться… Посыпались мне на голову разные заседания, проекты, резолюции; и от дома-то отбилась. (Замечает чемодан.) Ба, ба, ба, что это вы укладываетесь?

Живка. А это… Это моя дочка собирается на курорт.

Ната. Как, теперь, да ведь еще не сезон!

Живка. Что делать, прохватит ревматизм, так и не будешь дожидаться сезона.

Ната. А на какой курорт?…

Живка. На какой?… В Аббацию.

Ната. Так! Поедет, конечно, в салон-вагоне? Я лично всегда путешествовала в отдельном салон-вагоне, это так приятно.

Живка. Да, да!

Ната. Только меня удивляет, что она едет в Аббацию, ведь на этом курорте не лечатся от ревматизма?

Живка. Она, знаете, хочет только доехать до Аббации, а потом в Иваницу.

Ната. В Иваницу?

Живка. Да разве вы не знаете, возле самой Иваницы найден новый целебный источник от ревматизма.

Ната. Да? Я не знала. (Замечает газеты на стуле.) Ию… сколько их, целая редакция.

Живка. Да мы подписались на весь год, и нам принесли все газеты с начала года. Правда, Баса?

Васа. Да, с начала этого года и за весь прошлый.

Ната. Я не читаю газет, поверьте, не люблю, не читаю, разве только когда там что-нибудь очень интересное.

Живка. Да, да! (Многозначительно смотрит на Васу.) Васа, позвони по поводу того, что я тебе сказала. Скажи ему, пусть лучше домой не возвращается! (Уходит вместе с Натой.)

XIII

Васа, Чеда.

Васа (сначала берет из шкатулки, стоящей на столе, папиросы, наполняет свой портсигар, а затем идет к правым дверям). Дара, Дара!.. Чеда здесь? Пожалуйста, скажи ему, пусть выйдет сюда. Я хотел бы с ним немного поговорить.

Чеда (входит). В чем дело, дядя Васа?

Васа. Я хотел сказать тебе, Чеда… Слушай, что такое я хотел тебе сказать? Ах, да! Подумай, мы узнали, кто написал в газете!

Чеда. Да ну?

Васа. Как ты думаешь, кто?

Чеда. Откуда мне знать?

Васа. Ты!

Чеда. Да нет, не может быть!

Васа. Право, ты!

Чеда. Кто бы это сказал!

Васа. Знаешь, как мы узнали?

Чеда. Очень любопытно!

Васа. Узнал Никарагуа и сообщил нам.

Чеда. Да разве этот Никарагуа все еще вмешивается в наши семейные дела?

Васа. Нет, он не вмешивается, он только написал нам и требует сатисфакции.

Чеда. Пусть Анка и даст ему сатисфакцию.

Васа. Да, этот пирог ты ему здорово испек, нужно признать. Но вот другой пирог, который ты испек Живке в газетах, тебе не удался.

Чеда. Подгорел малость.

Васа. Здорово подгорел, а не малость! И вот, брат, не пристало тебе прибегать к подделкам.

Чеда. К каким подделкам?

Васа. Ну, например, ты прежде всего подделал меня.

Чеда. Не понимаю.

Васа. Понимаешь, как тут не понять. Представился человеку, что ты дядя Васа, а это, братец, подделка, и я из-за нее чуть-чуть не погиб. Ну, да что обо мне, пусть это тебе простится, но ты подделал и Живку.

Чеда. Разве я кому-нибудь представлялся как министерша?

Васа. Нет, но ты написал, что она отвратительная баба, а это подделка.

Чеда. Ну, насчет этого не знаю.

Васа. А знаешь, друг, этим ты совершил самый большой грех, какой только может совершить живой человек. Убьешь человека – найдешь у закона какие-нибудь смягчающие обстоятельства; ограбишь церковь – опять найдешь у закона снисхождение; подожжешь у соседа дом – тоже; но если ты открыто скажешь о теще, которую считают добродетельной, что она отвратительная баба, то нет такого закона на земном шаре, чтобы найти для этого преступления смягчающие обстоятельства.

Чеда. Я, видите ли, этого не знал.

Baca. Конечно, не знал, не знал ты и того, что все это дело плохо для тебя кончится. Давай-ка мы с тобой серьезно поговорим.

Чеда. Знаю, знаю уж, вы хотите мне посоветовать оставить жену.

Васа. Да нет, какая там жена, сейчас речь идет о более важных вещах, чем жена. Оставь то, о чем я с тобой раньше разговаривал: это я говорил по министершиной указке и тогда, конечно, должен был говорить всякую чепуху. А вот то, о чем я хочу поговорить с тобой сейчас, – это уже по моему собственному разумению.

Чеда. Итак, я слушаю.

Васа. Все это дело с газетами, как ты и сам видишь, зашло далеко, весьма далеко. Сам Сима оказался в очень трудном положении. Он недавно говорил нам по телефону, что дело будет вынесено на заседание министров еще сегодня до полудня.