Текст книги "Три веселых зайца"

Автор книги: Бр. Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– А я умею клохтать, – выскользнул вперед Оголец и заклохтал по-куриному.

– А я могу кошкой мяукать, – сказал Американский Чешуйчатник и замяукал по-кошачьи.

– А так ты можешь? – придвинулся к нему Азовский Бычок и заквакал по-лягушачьи, а потом вдруг как зарычит.

– Ну надо, чем хвастают! Хрюканьем, кваканьем, рыканьем, – сказала Рыба-молот.

И рассердилась тут Рыба-пила.

– Что ты всех одергиваешь и бракуешь? Ты сама-то хоть что-нибудь можешь?

– Могу. Раздвиньтесь-ка пошире, чтобы всем видно было. Вот так, а теперь глядите, – сказала Рыба-молот и – закрыла глаза. И тут же снова открыла их.

– У-у, – загудели изумленные кильки. – А ну еще покажи.

И Рыба-молот опять закрыла глаза.

Никто из рыб этого делать не умел. Все оцепенели, а Рыба-молот стояла перед ними с закрытыми глазами. И это была победа.

ОСИНА БОБРА СЕРЕГИ

Задумали бобры перегородить речку плотиной и пошли в рощу осинки валить. Бобер Сорог» со всеми вместе пошел. Выбрал самую толстую осину и стал подрезать ее.

Поглядел на него товарищ, посоветовал:

– Потоньше выбери. С этой тебе не справиться.

– Много ты смыслишь, – отмахнулся от него бобер Серега и знай себе сидит возле осины, подгрызает ее.

Решил он принести самую большую, чтобы лежала она в плотине самая заметная и чтобы все говорили о ней:

– Это осина бобра Сереги.

Отнесли бобры к речке по одной осинке, еще пришли, а Серега все подрезает свою.

Отнесли бобры еще по осинке и еще пришли, а Серега все потеет возле своей, все еще никак повалить не может. Думает о товарищах:

«Пусть носят. Осинки у них тоненькие, смешаются в плотине и не отличишь потом, где чья. А моя осина видная, ее ни с чьей не спутаешь. Она вон какая».

Долго резал бобер Серега свою осину. Подрезал, наконец, повалил. Очистил от сучьев, потащил к речке... да не тут-то было: дернул, а осина ни с места. Топчется возле нее бобер Серега, пыхтит. И за тонкий конец потянет, и за толстый. Лапы ободрал, грудь оцарапал – не тащится осина да и только.

А товарищи его все носят и носят к речке осинки. Нанесли, сколько надо было, и построили плотину. Ходит по ней бобер Серега, говорит:

– Ну вот, все осинки одинаковые. Отгадай, где чья. А вот если бы я свою принес, она бы сразу всем в глаза бросалась, потому что вон огромная какая.

Но осина его и сейчас у всех на виду. Где повалил ее бобер Серега, там она и лежит. И когда случается бобрам проходить мимо нее, говорят они с улыбкой:

– Осина бобра Сереги.

У всех она на виду. Но бобра Серегу это почему-то не радует.

ОСОБОЕ МЕСТО

Не в нашей роще это было да и не в наши годы. Сорока рассказывала. Жили в лесу звери. Одной семьей жили, за одним столом ели. И было у каждого за этим столом свое место: у Зайца – свое, у Лисы – свое, у Волка – свое. Медведь тоже ел за общим столом и было у него здесь свое особое место. Усядется, бывало, Медведь на него и сидит глядит на всех, а все на него смотрят.

Скажет Медведь:

– Щи сегодня бледные какие-то.

И хоть румяные щи, наваристые, кивают все, как лошади в жаркую пору, головами, соглашаются:

– Точно, бледные какие-то щи сегодня.

Скажет Медведь:

– Солнце как-то не так светит сегодня.

И хоть солнце светит сегодня так же, как и вчера, как светило и в прежние дни, кивают все опять, как лошади, головами:

– Точно, не так как-то светит сегодня солнце.

Что ни скажет медведь – все соглашаются. Куда ни пошлет кого, бегут не прекословят. Сидит, бывало, Заяц, косит на Медведя глаз свой, думает: «Оттого, наверное, все слушают Медведя, что на первом месте за столом сидит. Сидел бы я на его месте, передо мной бы трепетали все, меня бы слушались. Эх, не повезло мне в жизни, не то место за столом досталось...»

И вот как-то собрались все к столу, а Медведя нет. Пустым его место осталось, никто его занять не посмел. И на второй день также не пришел Медведь. И на третий тоже. И решил тогда Заяц – займу-ка я его место. И тишком вскарабкался в медвежье кресло. Зашумели на него все, зашикали:

– Куда это ты залез? Это Медведя место.

И потащили было Зайца за уши, да Волк вступился:

– Пусть сидит, а то его и не видно с его-то места.

И все согласились:

– И правда, пусть сидит.

Уселся Заяц поудобнее, склонился над своей миской, повертел носом.

– Чугуном сегодня щи пахнут, угорели. И на вкус не больно хороши – голехонькая соль.

Понюхал Волк, пробурчал:

– Не придумывай, щи как щи. И солоны в меру. Лучку только маловато.

И хоть было во щах достаточно луку, закивали все, отозвались на разные голоса:

– Точно, маловато сегодня лучку во щах, побольше бы положить надо.

– Кваску бы сейчас испить, – сказал Волк и поглядел на Енота.

– Я сейчас, – соскочил Енот со своего места и побежал с кружкой на погребицу.

– Верно, кваску испить не мешает, – согласился Заяц и многозначительно поглядел на Лису, но она даже и не пошевелилась.

Перевел Заяц глаза на окошко, сказал:

– В солнце-то сегодня нет вчерашней ясности.

Посмотрел Волк, сказал сердито:

– И что ты слова неверные по ветру пускаешь? Солнце как солнце. А вот звезды сегодня ночью как-то врозь светили.

И хоть звезды минувшей ночью светили так же, как всегда, закивали все:

– Точно, врозь как-то сегодня звезды светили. Сидел Заяц во главе стола, косил на Волка глаз свой и думал: «Странно, на медвежьем месте сижу я, а слушают почему-то все Волка, а Лиса вон даже утиральником крошки ему с живота смахивает, хоть он и не просил ее об этом. Почему?»

БОЛЬШОЙ СОСЕД

На большом Маньяшином кургане жила маленькая Мышка. Все у нее было: и хитрая норка с хитрыми отнорками, и зерно в сусеках – живи да радуйся, а вот радости-то у Мышки как раз и не было. Жили рядом с нею такие же, как она, маленькие мышки, тоненькие ящерицы, крошечные жучки да букашки.

– Ну что это за соседи, – вздыхала Мышка. – Одна мелкота.

И мечтала Мышка о большом-большом соседе. Он даже во сне ей снился. Огромный, ворочался в кургане, чуть помещался в нем. И когда однажды рядом с ее норкой вырыл себе нору Суслик, обрадовалась. Прибежала к нему в гости. Обрадовался и Суслик ей. Привел в столовую, насыпал перед Мышкой горку пшеницы, угощает:

– Кушай, соседушка. Пшеничка – первый сорт. По зернышку отбирал, для гостей готовил. Люблю гостей обильно кормить.

Сидит Мышка похрупывает – хруп-хруп, – угощается. Только много ли ей надо? Три зернышка съела и сыта.

Дня через три Суслик к ней в гости пожаловал, Мышка его у норки встретила. Раскланялась перед ним:

– Проходи, сосед, будь гостем.

Прошел Суслик. Засуетилась вокруг него Мышка, так вся и светится счастьем. Как же, такой большой сосед возле нее поселился да еще и в гости пришел. Стол чистой скатертью накрыла. Зернышек конопляных из кладовки принесла. Много, чуть донести осилила.

– Угощайся, сосед, кушай на здоровье.

Мышке за неделю столько зернышек не съесть, а Суслик – чаф-чаф! – съел и сидит, глаза растаращил, на Мышку смотрит, ждет, что дальше будет.

Сбегала Мышка в кладовку, еще зернышек принесла. И опять: ей недели полторы бы есть, а Суслик – чаф-чаф – сжевал и сидит, будто и не ел ничего. Уши навострил, ждет, что же теперь будет.

Смутилась Мышка. Всегда такой щебетуньей была, а тут чуть выговорила:

– Что же ты у пустого стола сидеть будешь, нудиться? Пойдем прямо к закрому.

Привела Суслика в кладовку, угощает:

– Ешь, соседушка, пожалуйста, не стесняйся. А чего Суслику стесняться? Он не воровать пришел. Как сел, так ползакрома и съел.

«Ого! – думает Мышка. – Мне нужно ползимы, есть, чтобы столько съесть».

А Суслик наелся, встряхнулся и говорит:

– Я к тебе на днях еще забегу. И вообще теперь частенько заходить буду. Мне у тебя нравится.

– Заходи, я всегда рада тебя видеть, – сказала Мышка, а ночью, когда спали все, собралась потихоньку и перебралась жить в другое место.

– Большого, – говорит, – соседа иметь хорошо, но только если он к тебе в гости не ходит.

РАЗДОБЫЛ ЗАЯЦ МАГНИТОФОН

Раздобыл Заяц магнитофон и пришел к Медведю:

– Порычи, Михайло Иваныч.

– Зачем это?

– Да ты уж порычи, тяжело тебе, что ль?

Порычал Медведь. Скривил Заяц раздвоенную губку, обидным смешком прыснул в ладошку, сказал:

– Ну что это за рык? Ты построже, поначальственнее рыкни. Ты же любишь рычать.

– Когда в дело, – сказал медведь, – а так зачем? Да и что я тебе, гикалыцик, что ли? Что зудишь?

А Заяц просил:

– Да ты уж порычи, пожалуйста. Ну за будущую мою провинность порычи. Авансом, вперед.

И рявкнул медведь в сердцах:

– Брррр!

Так и заходили у Зайца уши на голове. Поймал он медвежий рык на магнитофонную ленту, сказал:

– Вот это настоящий рык, до дрожи. Спасибо тебе, Михайло Иваныч, не погордился, от души рыкнул.

А теперь скажи: «Ты зачем сюда идешь? Проходи мимо».

– А ты, оказывается, с чудинкой. И что за блажь у тебя в голове сидит? Зачем тебе это, чурка ты с глазами? Надокучил ты мне. Беги отсюда. Мне делом пора заняться. Вон мухи окошки оконопатили, протереть надо.

Медведь отказывался, Заяц просил:

– Да ты уж скажи, Михайло Иваныч, сделай милость. Я тебе еще одно спасибо скажу.

Сказал медведь. Скривил Заяц раздвоенную губку, прыснул в ладошку, покачал головой:

– Ну и сказал! Никакого страха. А ты так скажи, чтобы от одного твоего голоса в кусты бежать захотелось да подальше.

И рявкнул медведь зычно, даже грудь расправил:,

– Ты зачем сюда идешь? Проходи мимо.

Аж желуди с соседнего дуба посыпались. Поймал! Заяц его голос на магнитофонную ленту, сказал:

– Вот теперь хорошо. Сейчас ты так рявкнул, что уж лучше никому и не рявкнуть. Ну а теперь скажи: «Это мой Заяц. Никогда не смей его трогать»

– А ты, милый, шутник. Уж тебя не матицей ли зашибло? Зачем тебе это, назола? Я уж и так укричался до пота.

– Да ты уж скажи, Михайло Иваныч, сделай милость. Может, в этих словах твоих счастье всей моей жизни.

Сказал медведь. Скривил Заяц раздвоенную губку, покачал головой:

– Ну и сказал, мне и то не страшно. А ты так рыкни, чтобы с неделю твой голос в ушах гудел.

И тогда рявкнул медведь изо всей мочи и ногой как бревном, топнул:

– Это мой Заяц. Никогда не смей его трогать.

Поймал Заяц его голос на магнитофонную ленту, возликовал:

– Вот теперь хорошо. Такой рык у тебя, Михайло Иваныч, сейчас получился – ууу! Один раз услышишь и дня три за семью запорами у себя дома трястись будешь.

Закрыл Заяц магнитофон свой и ушел домой. Только обедать сел, глядь – а Волк идет по тропинке к его дому. Думает: «Пообедаю сейчас Зайцем». А Заяц – раз! – и включил магнитофон. Только стал Волк к заячьему домику подходить, а медведь как рявкнет из-за двери:

– Ррррр! – аж отклики по лесу раскатились.

Волк так и зачертил задом по траве от страха. А медведь как рявкнет еще раз из заячьего домика:

– Ты зачем сюда идешь? Проходи мимо.

– Хорошо, хорошо, Иваныч, – попятился Волк, а медведь еще раз как рявкнет:

– Это мой Заяц. Никогда не смей его трогать.

– Хорошо, хорошо, Иваныч, – пролепетал Волк и упятился в чащу, а потом как дал стрекача, только его Заяц и видел.

И стал с того дня Заяц жить без всякой боязни. Как увидит, кто идет к его домику, включает магнитофон – и сейчас нее на дороге пусто делается. Медведя, и того напугал Заяц. Увидел, идет он, и включил магнитофон.

– Ррррр! – рявкнула на весь лес медвежьим голосом магнитофонная лента.

Остановился медведь. «Кто это, – думает, – у Зайца в гостях сидит?»

А из заячьего домика и спрашивает его кто-то рокочущим медвежьим басом:

– Ты зачем сюда идешь?

– Зайца навестить. Давно не видел.

– Проходи мимо.

И еще громовитее:

– Это мой Заяц. Никогда не смей его трогать.

И даже вроде кто-то ногой топнул.

Струхнул медведь, повернулся и пошел прочь: голос у медведя, что сидит у Зайца в домике, больно могучий. Дюжий, видать, медведище. Удивительно только: как он, басовитый такой, помещается в крошечном заячьем домике, где Барсуку и то не выпрямиться во весь рост? На лавке если лежит?

ЗАЯЧИЙ ПЛЕТЕНЬ

Построил себе Заяц дом и решил плетнем огородить его, да повыше решил плетень выплести, чтобы никто не видел, что у него во дворе делается,

И представилось Зайцу: выплел он плетень высокий-высокий. Идет вдоль него Медведь, шею вытягивает, на цыпочки привстает, хочется ему поглядеть, что там у Зайца во дворе делается, да не может: не по росту заячий плетень ему, высок слишком. Остановился Медведь, спрашивает:

– Отгораживаешься, значит, да? Хоронишься? А глазами сам так и жигает.

Ох, как представил себе это Заяц, так тут же сразу и решил:

– Нет, репьем обсеешься – не рожь взойдет. Негоже Медведя сердить, силы в нем много.

И тряхнул ушами:

– Ладно, выплету я вокруг своего домика плетень чуть-чуть пониже, чтобы Медведь видел, что у меня во дворе делается, а Волк и остальные все – никто.

И представилось Зайцу: выплел он себе плетень чуть ниже. Идет вдоль него Медведь и все видит, что у Зайца во дворе делается, а Волк бежит вдоль плетня, тянет шею. И ему хочется посмотреть, что там у Зайца во дворе делается, да не может – слишком высок для него плетень заячий.

Остановился тогда Волк и говорит:

– Медведю, значит, можно глядеть во двор к тебе, а мне нельзя? Ну, х-хорошо.

А зубами сам так и поскрипывает. Ох, как представил себе это Заяц, так тут же сразу и решил:

– Негоже и Волка сердить.

И тряхнул ушами:

– Ладно, выплету я свой плетень еще чуть нижнее, чтобы Медведь с Волком видели, что у меня во дворе делается, а Лиса и остальные – никто.

И представилось Зайцу: выплел он себе плетень еще чуть ниже. Идут вдоль него Медведь с Волком и все видят, что у Зайца во дворе делается, а Лиса бежит вдоль плетня, силится заглянуть во двор к Зайцу, да не может – слишком высок для нее плетень заячий.

Остановилась тогда Лиса и говорит:

– Медведю с Волком, значит, можно глядеть во двор к тебе, а мне нельзя? Та-ак...

Ох, как представил себе это Заяц, так тут же сразу и решил:

– Ох, негоже и Лису сердить: с огнем подружишься – в пламени жить будешь. Лукавства в ней много. Куском поманит, а хворостиной угостит.

И тряхнул ушами.

– Ладно, выплету я свой плетень еще ниже, чтобы Медведь, Волк и Лиса видели, что у меня во дворе делается, а остальные все – никто.

И представилось Зайцу: выплел он себе плетень еще чуть ниже. Идут вдоль него Медведь, Волк и Лиса и все видят, что у него во дворе делается, а Мышка бежит вдоль плетня. На цыпочки привстает, подпрыгивает. Хочется ей заглянуть во двор к Зайцу, да не может – слишком высок заячий плетень для нее.

Присела тогда Мышка у плетня и говорит:

– А! Если я маленькая, слабенькая, то от меня отгораживается даже Заяц.

Представил это Заяц, и стыдно ему стало перед маленькой Мышкой, только от нее одной вроде и отгородился он.

И тряхнул тогда Заяц ушами:

– Нет, если уж гриву коня упустил – за хвост не удержишься.

И сказал решительно:

– Не буду я никакого плетня ставить. Пусть все глядят, что у меня во дворе делается, я бессекретный, мне себя за высокий забор хоронить нечего.

Так он и сделал: никакого плетня не поставил, но кольев вокруг дома все-таки набил, чтобы все видели, что у него, у Зайца, здесь должен быть плетень.