Текст книги "Дикая Бара (другой перевод)"

Автор книги: Божена Немцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

3

Две новости разнеслись по деревне: в каждом доме, в каждой хате только и говорили, что о привидении, появившемся в церковном лесу, и о свадьбе Элшки с господином управляющим.

«Значит, она уже забыла свою первую любовь»,– подумает читатель.

Не обижайте Элшку, она и в мыслях не допускала измены и готова была выдержать любое испытание, лишь бы не стать женой управляющего. Если бы даже Элшка никого не любила, то и тогда управляющий не завоевал бы ее сердца.

Это был маленький, толстенький человечек на коротких ножках, с красными, как пион, щеками и с таким же носом.

Большую лысину он прикрывал клочками рыжих волос, которые еще росли у него на затылке и за ушами. Маленькие, заплывшие жиром глазки обладали одним достоинством, особенно необходимым управляющему,– они видели сразу две межи. Летом он носил соломенную шляпу с зеленой лентой, нанковые[8]8
  Нанка – хлопчатобумажная ткань из толстой пряжи, обычно жёлтого цвета.


[Закрыть] панталоны, теплую жилетку, которая всегда была плотно застегнута, чтобы не простудиться и не запачкать рубашки, гвоздичного цвета фрак с острыми фалдами и желтыми пуговицами, на шее – ситцевый платок. В руках у него всегда была тросточка с кистью, а из кармана торчал кончик синего носового платка – управляющий нюхал табак.

Между вестецкими крестьянами ходили слухи, что подданные соседнего поместья не один раз «выбивали пыль» из гвоздичного фрака управляющего, однако дело никогда не доходило до суда. Управляющий был большой трус, но тем не менее крестьяне его все-таки боялись, потому что свою трусость он с лихвой окупал коварством и мстительностью. Полезным ему людям управляющий льстил и обходился с ними чрезвычайно любезно, но в иных случаях отличался грубостью. Кроме того, он был страшно скуп. Единственным его достоинством, которое никто не мог отрицать, было его богатство. Да, богат был управляющий Килиян Слама, и этим-то качеством он завоевал симпатию Пепинки! Впрочем, она вовсе не думала, что он так уж некрасив.

Сколько она себя помнила, ей никогда не нравились высокие и худощавые мужчины, а кроме того, ей очень льстило, что управляющий всегда целовал ей руку. Она думала, что он, конечно, понравится и Элшке и что девушка к нему привыкнет; а брату, который сначала и слышать не хотел об этом женихе, она говорила, что такой муж будет больше уважать жену, чем желторотый юнец, что он на руках будет ее носить. Элшка будет жить барыней, а если управляющий умрет, ей ни о чем не нужно будет заботиться. «И у меня будет приют, если брат умрет»,– добавляла она всегда про себя.

Словом, Пепинка сумела так хорошо все подстроить, что управляющий зачастил к ним в дом, и священник не имел ничего против этого. Он свыкся с ним настолько, что если управляющий не являлся к ужину и приходилось играть в карты с Пепинкой, с церковным служителем и учителем, ему чего-то не хватало. Элшка о плане Пепинки сначала не догадывалась. С улыбкой выслушивала она всевозможные похвалы доброте и богатству управляющего, не обращая на это внимания так же, как и на его неуклюжие ухаживания. Но чем дальше, тем все настойчивей становился управляющий, а тетушка болтливее, так что Элшка в конце концов поняла, о чем идет речь. Сначала она отделывалась смехом. Но, когда тетушка, не желая понимать шуток, начала серьезно уговаривать ее выйти замуж и сам священник посоветовал ей то же самое, она опечалилась, стала избегать управляющего, уходя со своим горем к милой Баре.

Бара узнала об этом плане раньше Элшки от самой Пепинки, которая хотела привлечь Бару на свою сторону, чтобы повлиять через нее на Элшку.

Но на этот раз Пепинка просчиталась: даже если бы Бара ничего не знала об Элшкиной любви, она бы и тогда не стала уговаривать ее выйти замуж за управляющего. Бара его ни во что не ставила, и обещай он ей целое царство, она бы и тогда не согласилась стать его женой.

В то время она ничего не ответила Пепинке, но в душе была заодно с Элшкой и сама отнесла в город на почту письмо Элшки, в котором та написала обо всем своей пражской тетке.

С тех пор как Элшка узнала, чего добивается управляющий, он не услышал от нее ни одного приветливого слова и не увидел ни одного ласкового взгляда. Кто бы только мог подумать, что добрая и со всеми ласковая Элшка умеет так резко отвечать и так сердито смотреть. Каждый раз, когда управляющий шел в дом священника, он слышал на площади или где-нибудь у плетня насмешливые песенки, которые, казалось, нарочно были о нем сложены и для него распевались. Но он примирился со всем этим. Однако, встретив однажды Бару, которая ни с того ни с сего пропела ему прямо в лицо:

 
Колченогий и спесивый,
Ловкий карлик, ну и ну!
Стал меж девушек красивых
Выбирать себе жену,—
 

он так надулся от злости, что нос у него побагровел, как у индюка, увидевшего перед собой красное. Но и это ни к чему не привело: управляющий вытерпел уже столько всякой ругани и издевок, что перенес и насмешливую песенку девушки, подумав: «Ну, подожди же, девка, дай только жениться на Элшке и получить ее приданое,– тогда я всем нос утру».

Но управляющий, видно, забыл, что даже в Глупове[9]9
  Глупов (город) – гротескный образ абсурдного, тоталитарно-бюрократического общества, подавляющего личность. Образ города Глупова создан в ряде произведений М.Е. Салтыкова-Щедрина («История одного города»).


[Закрыть] разбойника сначала ловят, а потом уж вешают.

Однажды утром разнесся слух о том, что в деревне появилось привидение; рассказывали, что будто бы минувшей ночью белая женская фигура вышла из церковного леса и направилась к деревне, здесь она прошла по деревенской площади, потом свернула на луг и исчезла где-то у кладбища.

Жена церковного служителя слегла, потому что, как говорили, фигура, проходя мимо, постучала к ним в окно, и когда Влчек подошел посмотреть, недоумевая, кто бы это мог быть, то ясно увидел белую фигуру, у которой вместо головы был череп. Она осклабилась и погрозила ему пальцем. Удивительно, как Влчек не заболел, но его жена была уверена, что за ней приходила смерть и что она умрет за день до истечения года.

Ночной сторож тоже божился, что привидение действительно являлось и вышло оно из церковного леса.

Люди начали вспоминать, не повесился ли кто-нибудь в лесу, но, не припомнив ничего похожего, решили, что там, наверно, в старину кто-нибудь зарыл клад и теперь душа этого человека не находит себе покоя. Говорили и спорили только о привидении.

– Я этому не верю,– сказала Бара Элшке, когда та в тот же день пришла к ней на лужайку у леса, где Якуб пас стадо.

– Правда это или нет, но благодаря привидению я на некоторое время избавилась от ненавистного гостя. Он написал дядюшке, что у них сейчас страдная пора и поэтому в течение нескольких дней он не сможет бывать у нас, но я даю голову на отсечение, что управляющий прослышал о привидении и теперь боится ходить к нам. Он страшный трус, а ведь ему нужно идти через церковный лес.

– Хоть бы его там нелегкая взяла, чтобы он больше не ходил в Вестец. Лучше мне вас видеть в гробу, чем с этим плешивым перед алтарем,– сердилась Бара.– Не понимаю, что случилось с Пепинкой, зачем она принуждает вас к замужеству,– ведь она добрая.

– Она обо мне заботится, хочет, чтобы я хорошо жила, и я на нее не сержусь. Но быть его женой – это свыше моих сил... ах, будь что будет...

– Так нельзя, бог вас накажет за то, что вы дали обещание Гинеку и не сдержали его. Знаете, как это поется: «Кто клятву любви нарушает, горе того постигает».

– Я ее никогда не нарушу, даже если бы это тянулось годами,– подтвердила Элшка,– но он... будет ли он помнить меня вдали? В Праге столько красивых девушек, достойных его... Ах, Бара, если он меня забудет, я умру от горя,– и Элшка залилась слезами.

– Вот глупенькая, зачем вы сами себя мучаете? Вчера вы мне рассказывали о том, какой хороший человек Гинек, как он вас любит, а сегодня уже сомневаетесь в нем?

Элшка улыбнулась, вытерла глаза и, усаживаясь на зеленой траве рядом с Барой, сказала:

– Ведь это было минутное сомнение. Я ему верю. Ах, если бы я была птичкой, я полетела бы к нему и пожаловалась!

Баре вспомнилась песенка «Если б я была соловушкой», и она начала напевать ее, но песня звучала невесело, и Бара внезапно умолкла, как будто чего-то испугавшись. На щеках ее вспыхнул горячий румянец.

– Чего ты испугалась, почему перестала петь? – спросила Элшка.

Но Бара не отвечала ей, устремив взгляд в сторону леса.

– Бара, Бара,– с укором сказала Элшка,– ты от меня скрываешь что-то, а у меня нет ни одной тайной мысли от тебя. Я этого не ожидала!

– Я не знаю, что вам сказать,– отвечала Бара.

– Почему ты вдруг вздрогнула, ведь ты ничего не боишься. Кто это был в лесу?

– Наверное,   охотник,– уклончиво  ответила Бара.

– Ох, Бара, ты, я вижу, хорошо знаешь, кто это был, ты не зря испугалась. Может быть, ты увидела привидение?

– Ну, что вы, этого-то я не боюсь,– громко рассмеялась Бара, пытаясь переменить разговор. Но Элшка все возвращалась к тому же, пока, наконец, не спросила прямо: вышла бы Бара замуж за сына церковного служителя, если бы тот не собирался стать священником. Бара еще громче рассмеялась.

– Боже меня сохрани! – воскликнула она.– Его мать в первый же день сварит мне на обед змею. Иозефек хороший малый, но мне он не пара: он не умеет ни стадо гонять, ни за плугом ходить, ни веретено крутить. Под стекло мне его, что ли, спрятать да любоваться им!

Элшка тоже рассмеялась над своим вопросом, но через минуту опять спросила подругу:

– Так ты правда еще никого не любишь?

– Послушайте, Элшка,– после недолгого размышления сказала Бара.– Прошлой осенью мне не раз случалось одной с Лишаем пасти стадо. У отца болела нога, и он не мог ходить. Пасу я однажды в полдень стадо, вдруг вижу, что Плавка старосты и Бржезина Милостовичей начали бодаться. Оставить их так было нельзя – разъярясь, они бы обломали рога. Я хватаю ведро и бегу к реке, чтобы обдать коров холодной водой. Прежде чем я успела вернуться к стаду, из леса выходит какой-то охотник и, увидав бодающихся коров, хочет их разогнать. «Уходите скорей подальше, уходите!..– кричу я ему.– Я их сама разгоню, уходите, пока вас бык не увидел! Он очень злой». Охотник обернулся, а тут бык на него уставился. К счастью, коровы сразу разбежались, как только я их окатила водой, иначе бы охотнику пришлось худо. Мне стоило большого труда удержать и успокоить быка,– этого быка и отец не удержит, но меня он всегда слушается, когда я ему погрожу. Охотник спрятался в лесу за деревом и наблюдал. Когда стадо успокоилось, он вышел на опушку, где я стояла, и спросил меня, кто я такая и как меня зовут. Я ответила. Выслушав, он как-то странно посмотрел на меня, снял шапку, поблагодарил за свое спасение и скрылся в лесу. После этого случая я его часто встречала, но говорить с ним мне никогда не приходилось. Иногда только, проходя мимо, он здоровался со мной. Охотник часто появлялся на опушке леса, а зимой бродил около реки, заходил и в деревню. Так пролетели весна и зима. Рано утром на Ивана Купалу, после того как вы ушли домой, я, помогая отцу выгонять стадо, увидела, как он пересек луг и подошел к мостику. Постояв на том самом месте, откуда мы бросали венки, он оглянулся вокруг, спустился с мостика – и я ясно видела, как, раздвинув кусты, он снял мой венок, который повис на вербе, и спрятал его под курткой. Минуту тому назад я видела его внизу около леса; не знаю, что это такое, но, увидев его, я всегда пугаюсь.

– И ты действительно с ним никогда не говорила?

– Вот только тогда, и больше ни одного слова,– уверяла Бара.

– А ты его любишь, не правда ли? – допытывалась Элшка.

– Люблю, как всякого хорошего человека, который мне не причинил зла.

– Но откуда ты знаешь, что он хороший, ведь ты с ним никогда не говорила?

– Он не может быть злым, это по глазам видно.

– Стало быть, он тебе нравится? – настаивала Элшка.

– В деревне есть парни покрасивее, но если говорить правду, то никто из них так не нравится мне, как он. Я его и во сне часто вижу.

– О чем человек думает, то ему и снится. Но скажи откровенно, если бы этот охотник сказал: «Бара, будь моей женой», ты бы согласилась?

– Ах, Элшка, что вы говорите, он, верно, обо мне никогда и не думает, где уж там ему жениться на мне, все это пустые мечты и разговоры, забудьте об этом... Эй, эй, Плавка, куда ты лезешь! Лишай, где тебя носит, не видишь разве, что Плавка в березовой роще! – внезапно прервала разговор Бара, вскакивая с мягкой травы, чтобы вернуть корову.

А потом, когда речь заходила об охотнике, Бара всегда или отмалчивалась, или начинала говорить о Гинеке. Она хорошо знала, что таким способом легче всего избавиться от расспросов Элшки.

Через несколько дней управляющий опять появился в доме священника – он преодолел свой страх. Но пришел он все же днем.

И у священника говорили о привидениях; хотя сам хозяин не был суеверен, однако остальные уверяли, что тут что-то неладно, ибо, как утверждали достойные люди, привидение через каждые три дня между одиннадцатью и двенадцатью часами прогуливалось по деревне. К некоторым оно заглядывало в окно и грозило пальцем. Люди были так напуганы, что с вечера, кроме самых храбрых мужчин, никто не осмеливался переступить за порог своего дома. Все скорбели о своих грехах, жертвовали на молитвы о душах, томящихся в чистилище; словом, покаяние их было вызвано страхом перед смертью. Священник часто говорил в своих проповедях о вреде предрассудков, но все было напрасно.

Господин управляющий, хотя и не показывал виду, был так напуган, что на глазах у всех бледнел от страха, и если бы его не прельщала красивая невеста с богатым приданым, то ноги бы его не было больше в доме священника. Ему хотелось как можно скорей осуществить свои намерения; он переговорил с Пепинкой и ее братом и, заручившись их согласием, решил поговорить и с Элшкой, чтобы тотчас после окончания жатвы отпраздновать свадьбу. Пепинка предупредила Элшку, что управляющий придет на другой день, и уговаривала девушку быть умницей и слушаться разума.

Элшка плакала и просила тетушку не принуждать ее идти замуж за такое чудовище, но Пепинка на нее очень рассердилась, а священник, хотя и не бранил Элшку так, как его сестра, упрекнул ее в неблагодарности и неразумии.

Между тем из Праги не было никаких вестей, и Элшка не знала, что ей делать. Она советовалась с Барой, та ее утешала, бранила управляющего, но это не было помощью.

На другой день, когда его перестало страшить даже привидение, угрожавшее смертью,– щегольски и нарядно одетый управляющий пришел на помолвку. Уже с раннего утра Пепинка жарила и пекла, чтобы как следует угостить жениха. Ради такого торжественного дня появилось и вино на столе. Бара тоже была здесь, и только благодаря ее утешениям Элшка еще кое-как держалась на ногах. Силы ее совсем оставляли. Когда дело дошло до сговора, Элшка объявила управляющему, что даст ответ через неделю,– за это время она надеялась получить весточку из Праги.

Управляющему очень не понравился этот уклончивый ответ да и холодность самой невесты; он догадывался, что здесь не все обстояло благополучно, но был бессилен что-либо изменить и молчал, рассчитывая на помощь своей покровительницы Пепинки. Несмотря на плохое расположение духа, управляющий ел и пил с таким аппетитом, что щеки у него пылали. В этот день на нем был синий фрак, который очень шел ему.

День клонился к вечеру, и управляющий заторопился домой, но хозяин не хотел так быстро отпустить гостя. А через час, когда управляющий опять стал собираться, священник сказал:

– Ну, посидите еще немного, вас проводит Влчек, а если хотите, то и работник пойдет с вами, может быть, и правда в нашем лесу водится какая-то дрянь.

Управляющего как холодной водой облили, у него даже аппетит пропал, и ему стало жаль, что он не у себя дома в постели. Его успокаивало только то, что с ним пойдут провожатые. Но Влчек был уже навеселе, да и работник, разливая вино, подвыпил, думая: «Не каждый ведь это день»,– и они продолжали пить, хотя шел уже десятый час.

Наконец, они отправились в путь. Управляющий, от страха протрезвившись, заметил, что его спутники совсем пьяны: они шли, выписывая ногами вензеля на дороге. Толку от них не было никакого. Его охватила смертельная тревога, хотя он еще надеялся, что привидение в эту ночь не появится.

Ах, он так ждал этого дня, так все хорошо рассчитал, а теперь все пошло насмарку!

Ночь была довольно ясная. Из деревни был хорошо виден лес. Путники уже приближались к опушке, когда вдруг из леса вышла огромная – по крайней мере им так показалось – белая фигура и направилась к ним.

Управляющий только вскрикнул и как мертвый повалился на землю, церковный служитель, мигом протрезвившись, пустился наутек, а работник остановился как вкопанный. Но когда белая фигура приоткрыла покрывало, обнажила свой череп и осклабилась, у работника от ужаса волосы поднялись дыбом, и он упал рядом с управляющим на колени. А привидение, не обратив на него никакого внимания, сильной рукой приподняло управляющего с земли и сказало замогильным голосом: «Если ты еще хоть раз появишься как жених в доме священника, тебе будет крышка». Проговорив это, фигура широким, медленным шагом направилась к деревне.

В это время Влчек, прибежав без памяти на деревенскую площадь, вместе с ночным сторожем всполошил полдеревни. Более храбрые осмелились выйти на улицу, захватив с собой дубины и цепы. А церковный служитель зашел к священнику за святой водой. Крестьяне взяли сторожа с собой, и все отправились к церковному лесу. За деревней они тотчас же увидели белую фигуру, которая медленно шла, миновав деревню, через луг к кладбищу. На мгновение все остановились, но затем, придавая себе храбрости криками, толпой устремились вслед за белой фигурой, а она, заметив преследование, прибавила шагу. Но вдруг она пустилась бежать к реке и исчезла на мостике. Осмелев, все бросились туда. У мостика они остановились. «Там лежит что-то белое!» – крикнул кто-то. Влчек осенил крестным знамением мост, и, когда на его возглас: «Всякое дыхание да хвалит господа!» – никто не отозвался, один из крестьян подошел ближе и увидел, что там лежит узелок с одеждой. Его нацепили на палку и понесли в деревню. По дороге прихватили полумертвого управляющего, которого работнику пришлось почти тащить на себе. Все направились в дом священника. Он еще не спал и сам открыл им двери.

Осмотрев найденное, все от удивления рты раскрыли: в узелке было два белых платка и коричневая шерстяная юбка с красной лентой, которую тотчас все узнали.

– Это юбка Бары! – воскликнули все хором.

– Проклятая! – бранились некоторые.

– Это настоящая змея! – прибавляли другие.

Но особенно выходили из себя церковный служитель и управляющий. Один только работник смеялся, приговаривая:

– И кто бы мог подумать, что это привидение – Бара! Вот чертова девка!

В эту минуту к собравшимся выбежала Пепинка, шум заставил ее выйти из каморки, где она спала. На плечи Пепинка набросила платок, на голове был желтый вышитый ночной чепец – на ней всегда должно было быть что-нибудь желтое. С каганцом[10]10
  Каганец – светильник в виде черепка, плошки с фитилем, опущенным в сало или растительное масло.


[Закрыть] в одной руке и со связкой ключей в другой, она спросила испуганно:

– Ради бога, что случилось?

Крестьяне, перебивая друг друга, рассказали ей о неслыханном событии.

– Ох, безумная, неблагодарная девка!—воскликнула Пепинка.– Ну подожди же, ты получишь от меня, я тебе покажу, как людей пугать! Где она?

– Кто знает, исчезла посреди мостика, как сквозь землю провалилась.

– Наверное, прыгнула в воду? – заметил священник.

– Мы не слышали всплеска и в воде никого не видели, но что в том, ваше преподобие, ведь дитя полудницы может сделаться невидимкой, ей огонь – что вода, воздух – что земля,– везде одинаково,– сказал один сосед.

– Ах, люди, не верьте этим сказкам,– укоризненно сказал священник.– Бара храбрая девушка, но она выкинула недопустимую шалость, только и всего, и за это должна быть наказана. Пусть придет завтра ко мне.

– И пусть будет построже наказана, ваше преподобие,– высказался управляющий, дрожа от злости и страха, от которого он все еще не мог прийти в себя.– Построже, такой поступок достоин наказания, ведь она одурачила всю деревню.

– Ну, ничего страшного не случилось, уважаемый господин,– говорили крестьяне,– это только женщины перепугались.

– Моя жена, бедняжка, заболела из-за нее, это непростительный грех,– жаловался Влчек, не выдавая своего страха, так же как и крестьяне.

Услышав это, Пепинка так обрадовалась, что готова была тотчас же простить Бару, но батрак сказал:

– Чего там скрывать, я, право, до того испугался, что до сих пор не могу опомниться, и все мы перепугались. Вы, Влчек, едва домой доползли, а наш уважаемый управляющий упал на землю, как гнилая груша. Когда она на меня оскалила зубы, я подумал, что это в самом деле смерть,– да и не удивительно: я был немного под хмельком,– и уже ждал, что она меня схватит за горло, но она набросилась на уважаемого господина управляющего, подняла его и прокричала ему на ухо: «Если ты еще хоть один раз появишься как жених в доме священника, будет тебе крышка!»

Батрак хотел показать, как Бара схватила управляющего, но тот увернулся, и лицо его из красного сделалось фиолетовым.

Пепинка страшно рассердилась на Бару. Крестьяне же простили ей свой позор только потому, что она так, разделалась с управляющим. Расправу над Барой отложили на утро. Управляющий остался ночевать у священника, но на рассвете он был уже далеко.

Когда утром Элшка услышала, на что ради нее отважилась Бара, она стала умолять дядю и Пепинку простить девушку, уверяя, что Бара сделала это ради нее, желая избавить ее от жениха. Но Пепинка не хотела отступать от своего плана, а то, что Бара оскорбила управляющего, не могло ей сойти с рук так легко.

– Если ты не выйдешь замуж за управляющего, не получишь от меня ни копейки,– пригрозила она Элшке, но та только пожала плечами.

Священник не был так упрям, он не хотел неволить племянницу, но и простить Бару было не в его власти. Элшка хотела пойти к Баре, но не посмела.

Ничего не зная о проделках дочери, Якуб, как обычно, рано утром взял свой рожок и пошел выгонять стадо. Но, к немалому его удивлению,– как будто за одну ночь пали все коровы или все хозяйки проспали,– ворота нигде не открывались. Он подходил к самым хатам, трубил в рожок так, что мертвого мог бы поднять из гроба,– и, хотя коровы мычали, никто их не выпускал. Наконец, пришли девушки и сказали ему:

– Якуб, ты не будешь больше пасти стадо, будет пасти другой.

«Что за напасть?» – подумал Якуб, направляясь к старосте.

Здесь он услышал о ночном событии.

– Против тебя, Якуб, мы ничего не имеем, но твоя Бара – дочь полудницы, и крестьянки боятся, что она заколдует коров.

– Что ж, разве Бара когда-нибудь повредила стаду?

– Нет, но теперь она станет мстить.

– Оставьте вы мою дочь в покое,– разгневался Якуб.– Если хотите меня держать на службе, буду служить, а если нет – не велика беда, свет большой, господь бог нас не оставит!

– Это к хорошему не приведет.

– Нанимайте себе в пастухи, кого хотите!

Отроду Якуб столько не говорил и не гневался так сильно, как на этот раз. Он ушел домой.

Бары там не было. Якуб отвязал Лишая и, не обратив внимания на мычание коровы и быка, который был на его попечении, пошел к священнику. Бара стояла перед священником.

– Это ты нарядилась привидением?—допрашивал он.

– Да, ваше преподобие,– смело отвечала Бара.

– А зачем?

– Я знала, что управляющий трус, вот и хотела попугать его, чтобы он не мучил Элшку. Она его терпеть не может, и выйти ей за него замуж все равно, что умереть.

– Запомни раз и навсегда – никогда не гаси того, что тебя не жжет. И без тебя бы все уладилось. Скажи, куда ты исчезла с мостика?

– Хорошо, ваше преподобие; я сбросила с себя одежду, прыгнула в воду и под водой отплыла к берегу, поэтому меня никто не видел.

– Ты плыла под водой! – всплеснул руками священник.– Что за девка! И ночью! Кто тебя этому научил?

Бара только рассмеялась.

– И-и, ваше преподобие, отец мне показал, как плавать, а научилась я сама. Вовсе не так уж это трудно. Мне знаком каждый камень в реке, чего мне было бояться?

Священник прочел Баре длинное наставление и отослал ее в людскую ждать решения. Затем он посоветовался с сельским старостой, учителем и судьей, и все вместе порешили на том, что уж если Бара осмелилась переполошить всю деревню, то и наказана она должна быть всей деревней. Наказание должно было заключаться в том, чтобы она всю ночь просидела под замком в часовне на кладбище. Всем казалось, что страшнее ничего нельзя придумать. Они говорили, что если она такая смелая и ничего и никого не боится, то пусть узнает, что такое страх.

Пепинке это решение не понравилось, Элшка ужаснулась, и не одна женщина содрогнулась от страха, услышав о таком наказании. Даже жена церковного служителя была готова простить Бару, полагая, что довольно и одних угроз. Одну только Бару это не пугало, ее больше мучило то, что крестьяне гонят отца,– она уже услыхала, как с ним обошлись. Когда священник сказал ей, где она должна провести следующую ночь, она выслушала все спокойно, но потом, поцеловав священнику руку, сказала:

– Что касается ночлега, мне все равно, сплю ли я здесь, или там, я даже на камне могу выспаться. Плохо с отцом: что он теперь будет делать без работы? Отцу без стада жизни нет, он так привык к нему – он у меня умрет. Уладьте это как-нибудь, ваше преподобие!

Все дивились, откуда у девушки столько храбрости, но были уверены, что это неспроста и что Бара не такая, как все люди.

«Подождите, соскочит с нее зазнайство, как вечер придет»,– думали многие, но ошиблись.

Бара печалилась до тех пор, пока не узнала, что крестьяне возвратили Якубу стадо, чему способствовал священник, доверив ему своих коров.

После обеда, когда священник задремал и Пепинка после ночного переполоха тоже прикорнула, Элшка, выскользнув из комнаты, направилась в людскую к Баре.

Заплаканная и страшно перепуганная, она порывисто обняла Бару и снова расплакалась.

– Ну, успокойтесь,– утешала ее Бара.– Больше к вам этот сверчок не придет. Нужно совсем не иметь чести, чтобы прийти, а остальное все уладится!

– Но ты, бедняжка, сегодня ночуешь в часовне. Я не найду себе места от страха!

– И не думайте об этом, я много раз спала у самого кладбища, да весь день и всю ночь оно у меня под носом. Спите себе на здоровье! Передайте, пожалуйста, отцу, чтобы он обо мне не беспокоился и привязал на ночь Лишая, а то он прибежит ко мне. А завтра я вам расскажу об этом переполохе и как я нагнала страху на управляющего – вы посмеетесь. Наверно, вы скоро получите весточку от господина Гинека. Но если, Элшка, вы уедете отсюда, вы меня не оставите здесь? – печально спросила Бара.

Элшка в ответ только крепко сжала ей руку и, прошептав: «Никогда»,– тихо вышла, а Бара, оставшись одна, спокойно стала что-то напевать.

Когда уже достаточно стемнело, пришли Влчек и ночной сторож, чтобы отвести Бару на кладбище. Пепинка намекнула ей, чтобы она просила прощения у священника, и сама хотела замолвить за нее словечко. Но Бара сделала вид, что не понимает. Когда же и сам священник сказал, что он попросит смягчить это наказание, она упрямо мотнула головой, сказав:

– Если уж вы изволили решить, что я достойна наказания, то я и понесу его! – и пошла вслед за своими провожатыми.

Люди выбегали на улицу, многие ее жалели, но Бара ни на кого не обращала внимания и весело шагала на кладбище, которое находилось рядом с лесом, недалеко от деревенского выгона. На кладбище отперли маленькую часовенку, где были сложены носилки, и, сказав: «Храни тебя бог»,– ушли.

В часовне было маленькое окошко, величиной с ладонь, через которое виднелись долины и лес. Бара встала около него и долго-долго смотрела вдаль.

Печальные, наверное, были у нее думы, если слеза за слезой падали из ее красивых глаз и стекали по смуглым щекам. Все выше поднимался месяц, одна за другой гасли звезды, все тише и тише становилось вокруг. На могилы ложились тени высоких елей, стоявших вдоль ограды; над долиной поднимался легкий туман. Только лай и вой собак нарушали ночную тишину. Бара смотрела на могилу своей матери, вспоминала свое одинокое детство, ненависть и презрение людей, и впервые ей стало тяжело, впервые пришла ей в голову мысль: «Почему, мама, я не лежу здесь рядом с тобой?» Мысли и образы теснились у нее в голове: то она обнимала красивую Элшку, то ей мерещилось на лесной дорожке энергичное лицо высокого, плечистого человека в охотничьей одежде. Но в конце концов она отвернулась от окошка, молча покачала головой и, закрыв руками лицо, с глубоким вздохом, плача и молясь, опустилась на землю. Успокоившись, наконец, она встала с земли и хотела было лечь на погребальные носилки, как вдруг под окном залаяла собака и мужской голос спросил:

– Бара, ты спишь? Это был Якуб с Лишаем.

– Я не сплю еще, отец, но сейчас буду спать, зачем ты сюда пришел? Я не боюсь.

– Ну и хорошо, дочка, спи. Я лягу здесь, ведь ночь теплая,– и отец улегся с Лишаем возле ограды.

Они крепко проспали до самого утра.

На рассвете мимо кладбища проходил человек в охотничьей одежде; Якуб его часто встречал в лесу и в долине, но не знал, кто это.

– Что вы здесь делаете, Якуб? – спросил охотник, поровнявшись с часовней.

– Вот, сударь, заперли здесь мою дочку на ночь, поэтому я и пришел сюда.

– Бару?  Что случилось? – с удивлением спросил охотник.

Якуб коротко все рассказал.

Охотник выругался, затем снял с себя ружье; повесив его на дерево, он ловко перескочил через кладбищенскую ограду и, выломав сильным ударом дверь часовни, очутился перед Барой, которая проснулась от стука. Увидев охотника, она сначала подумала, что это сон, но, услышав его голос, удивилась, не понимая, как он попал в часовню, и от смущения даже не ответила на его приветствие.

– Не удивляйся, Бара, что я так сюда ворвался; иду мимо, вижу твоего отца и узнаю, что с тобой случилось. Меня это сильно рассердило. Уходи скорей из покойницкой,– уговаривал охотник девушку, взяв ее за руку.

– Нет, сударь, я останусь здесь, пока за мной не придут, иначе они подумают, что я испугалась и убежала. Ведь мне здесь было не так уж плохо,– отнекивалась она, потихоньку освобождая свои пальцы из рук охотника.

– Тогда я позову отца, и мы посидим с тобой,– сказал охотник и позвал Якуба.

Пастух перелез через ограду и вошел в часовню. Лишай, увидев Бару, от радости не знал, что и делать.

А Якуб, видя, на чем спала его дочь, готов был расплакаться и, чтобы скрыть слезы, пошел на могилу покойницы жены. Охотник сел на погребальные носилки, Бара стала играть с Лишаем, однако она видела, что охотник не отрываясь смотрит на нее. Девушка краснела и бледнела, сердце у нее билось сильней, чем ночью, когда она была в часовне одна-одинешенька.

– Что же, во всей деревне никого нет, кроме отца, кто бы пришел сюда тебя покараулить? – через минуту спросил охотник.