Текст книги "Power (СИ)"

Автор книги: Борис Ярне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Часть II. Глава 4

Выходные, оставшиеся до перерыва в майских праздниках – этого неуместного рабочего пространства между Первомаем и Днем Победы – Антон провел в четырех стенах своей комнаты: второй праздничный день он провалялся в постели, изредка выбираясь из-под одеяла для утоления жажды, два последующих, сидя на кровати и постоянно выбегая на подъездный балкон на «покурить». Он ничего не ел – толи это было следствием алкогольного отравления, толи признаком нервного перенапряжения.

«Я только и делал, что представлял, каким бы я героем мог быть, принеся за месяц конторе прибыль в миллион рублей. В разных вариантах, с разными действующими лицами. И тут же на смену столь эпическим картинам приходила реальность. Я уже видел, как надо мной смеётся весь офис, вся фирма, от наемной уборщицы до владельца организации. Хохочет Вероника, ей вторит Настя, гогочет Сергей Петрович, Рогов с Шидловским надрываются в кабинете последнего, мои сокурсники из соседних отделов глумятся надо мной и раскидываю сообщения всему институту, который вторит громким эхом безудержного веселья. Надо мной потешается весь мир! Кто я? Лопух, лох, неудачник!..»

– У тебя бессонница? – задорно спросил Антона Сергей Петрович. – Извини, ты выглядишь очень усталым. Или бурно праздники проводишь? Я, вообще, не ожидал тебя увидеть. Что ты не перенес свои два полдня? В это время делать особенно нечего. Руководства нет. Ни Рогова, ни Шидловского. Верхушка вся где-то на островах. Мертвый сезон, как в первые дни после Нового года. Так что, смотри сам... Да что с тобой?

Антон удивленно смотрел на Сергея Петровича. Всё, о чём тот говорил, он пропускал мимо ушей. Он и не думал, что здесь с ним кто-то может разговаривать о чём-то, не связанным с его пятничным фиаско.

– Нет, ничего, – растерянно проговорил Антон. – Да, что-то не спиться мне. А вы... Вы ничего не слышали... В пятницу... Я...

– Кстати, ты как насчет кофе? Сегодня и завтра можно хоть весь день в кафе провести. Вот увидишь, дай бог, чтобы хоть один дельный звонок прозвучал.

– Кофе?

– Кофе. Да что с тобой?

Антон всю дорогу готовился к тому, как он встретит свой позор, как будет отмахиваться от насмешек, как будет горд и неприступен, или же, в зависимости от ситуации, обратно, весел, остроумен и исполнен решимости продолжить коммерческую баталию, оставив произошедшее в лоне намеренно подготовленной шутки. Очутившись же в офисе, он не обнаружил ни малейшего внимания к своей особе. Поредевший отдел занимался тем же, чем обычно он занимается, разве что, менее активно. Чувствовались майские праздники.

– Привет, Антон, привет Сергей Петрович! – поздоровалась Настя, входя в кабинет. – Вы в кафе? Да ладно...

– Что ты, красавица? – спросил Сергей Петрович.

– Да я хотела пойти с вами, да тут же передумала. Или, ладно... Нет, не хочу.

Сергей Петрович рассмеялся.

– Крайняя мера женского непостоянства, – заметил он.

– Ой, мужики. Приятного завтрака.

«Похоже, она тоже ничего не знает. Или просто молчит? – думал Антон. – Может быть, они все сговорились. Готовят сюрприз?»

– Сергей Петрович, а ты не слышал ничего обо мне? – несмело спросил Антон, когда они сидели за столиком в кафе.

– Ты о чем?

– О моем... Об исполнении моего плана?

– Месячного? Ты о Роговском миллионе?

– Ну да.

– И что с ним?

– Ну, как что? Я же его не выполнил.

– Тебе же вроде его зачли.

– Зачли?

– Ты у меня спрашиваешь? Твой миллион.

– Так у меня ничего не получилось. Как мне его... А кто вам сказал?

– Да не помню. Никто не говорил. Так... А! Я реестр видел. Он весь зеленый. И твоя фамилия там. Вот и все.

– Зеленый?

– Ты же ещё не бил плана. Зеленым закрашены все. Зеленый цвет означает выполнение плана. Ты зеленый, значит все хорошо. А что? Что-то не так?

– А кто формирует этот реестр?

– Настя на своде. Данные ей Рогов дает. Шидловский согласовывает.

– Просто... – Антон задумался.

– Да что с тобой?

– Да я... – Антон хотел было выложить всю истории Сергею Петровичу, но тут же передумал, ограничившись фразой: – Я только по так называемым стационарным клиентам план выполнил, а миллион упустил.

– Ну и бог с ним, с миллионом. Расслабься, май на дворе.

– И никто не говорил о том, как я упустил миллион? – не выдержал Антон.

– Во-первых, никто и не ожидал, что ты его принесешь, во-вторых, месяц закончился, и что там было, уже не важно. Новый месяц – новые задачи. То есть, задачи те же, только месяц новый. Как найдешь своих клиентов, будешь им планомерно поставлять и забудешь о самом плане. Все стабилизируется.

– И я окажусь в зоне комфорта?

– Именно.

– И ничего меня уже не будет беспокоить?

– Определенно.

– Просто буду ждать пенсию, и сидеть на своем месте.

– Как пожелаешь.

– Знаете... Ой, увлекся, знаешь, я только сейчас подумал о том, что это не так уж и плохо. Просто сидеть на своем месте и ждать пенсии.

– Каждому свое. Надеюсь, ты не иронизируешь.

– Пожалуй, нет.

– Ну и молодец. Допивай кофе, приступим к ожиданию следующих праздников.

– Прикинь, я так и сказал: «Пожалуй, нет», – говорил Антон Сергею в тот же день, когда они встретились у Финансового университета, – и не просто сказал, я искренне так и подумал.

– И тебе стало легче? – поинтересовался Антон.

– Когда я это сказал, да. Но теперь меня это пугает.

– Что именно?

– Сам факт того, что я, во-первых, это сказал, во-вторых, что подумал об этом, в-третьих, что почувствовал это облегчение.

– Какое облегчение?

– Пустое. Именно пустое. Я не знаю, как его иначе назвать. Облегчение от того, что можно ощущать спокойствие от вялой стабильности.

– Слушай, я не завтракал, и не обедал, – перебил его Сергей, – может, перекусим?

– Там же?

– Да нет, это пивняк по большей части. Пойдем к «Аэропорту», там найдем. Хотя, может, по пиву?

– Да ну тебя, я от своего запоя никак не отойду. Давай, сходим.

– Хотя, ладно, в лом тащиться специально, давай я какой-нибудь бутер там подцеплю. Жди здесь и охраняй место. Тебе взять что-нибудь?

– Нет, спасибо, я сегодня кофе перепил, слипается и из ушей лезет.

– Лады.

Антон остался сидеть в сквере на лавке. Поначалу он намеривался отсидеть целый день на работе с тем, чтобы на завтра быть свободным, но вскоре весна, приласкавшая его сквозь окно своими солнечными лучами, выманила его к месту, где он мог увидеть девушку своих грез, что и было основной причиной его встречи с Сергеем. Это место, сквер возле Финансового университета, притягивало его своей волшебной силой. Метро «Аэропорт», до недавнего момента ничем не отмеченное в его сознании, как, собственное, какие-либо другие станции метро, приобрело для него особенное значение. Это была его весна.

«Это моя весна, – подумал Антон и, забыв о том, что остался охранять лавку до прихода Сергей, направился к входу в знание университета. – Должно же быть хоть что-то светлое этой весной. Хоть что-то, что... Что?»

Перейдя проезжую часть, он очутился перед входом на территорию университета. «Хоть что-то, что помогло бы мне отвлечься от моего неудачно складывающегося старта. Марина! Марина! Ты где-то здесь!»

– Пришел извиниться за то, что так грубо покинул меня?

Словно из-под земли перед Антоном выросла Надежда. От неожиданности Антон лишь раскрыл рот.

– Ты как всегда фонтанируешь комплементами и никак не можешь сдержать поток слов. Какими судьбами? Привет! Как дела? Как добрался? Как праздники? Как тебе весна? Как погода? Отлично выглядишь, особенно для человека, столь рьяно налегавшего на виски. Хоть ты и кажешься не выспавшимся, тем не менее, бодрость духа берет верх. Ты смел и решителен, энергичен и полон оптимизма. Ты просто красавчик! Да ты жжешь не по-детски!

– Привет! – Антон больше не мог сдерживаться и громко рассмеялся.

– Спасибо, не стоило так увлекаться похвалами.

– Ты изумительна, Надя, – проговорил Антон, оглядывая новую знакомую с головы до ног.

– Боже ты мой, это когда-нибудь закончится? Или ты всегда так пристально рассматриваешь оппонентов?

– Извини, но ты выглядишь несколько необычно. Вернее, неожиданно.

– Так необычно, неожиданно, или все-таки, изумительно.

– Все сразу.

Надежда была облачена в шикарную мотоциклетную экипировку и держала под мышкой блестящий мотошлем. Антон огляделся по сторонам и заметил припаркованный неподалеку мотоцикл «BMW».

– Так это был твой?

– Мой. Что мой?

– Байк.

– Видимо, мой.

– Тогда ты была... Ты выглядела по-другому.

– Хуже?

– Нет, что ты. В смысле, на тебе не было этого костюма.

– А ты наблюдателен. Я так и не дождалась.

– Чего?

– Извинения?

– За то, что я сбежал?

– Грубо покинул.

– Извини за то, что я так грубо тебя покинул. Пойдет?

– Принято. Так что ты тут делаешь, Серегу ждешь?

– Ага, он сейчас подойдет. За хавчиком побежал.

– Проголодался, маленький? Какие у вас планы?

– Да никаких, в общем-то, планов и не было. Я просто так сюда подкатил – делать нечего, работать закончил, я на полставки.

– Где работаешь?

– Да так, в конторе одной... Это... Это совсем не интересно.

– Как скажешь. Значит, делать тебе не чего и ты сюда подкатил? Странно, почему я тебя раньше не встречала с Серегой. Ты часто сюда подкатывал?

– Мы здесь редко встречались. Больше на нейтральной территории.

– Я теперь решили так, значит?

– Как?

– Тут встречаться.

– Ну, просто так вышло. – Антон почувствовал смущение.

– Ну и ладно, ничего страшного. Верно?

– Верно. – Антон совсем растерялся.

Надежда выдержала паузу и звонко рассмеялась.

– Как легко тебя ввести в замешательство, – заметила Надя.

– И не говори, – немного обиженно согласился Антон.

– Развлекаешь нового приятеля, Надюха? Меня дернули, на кафедру нужно заскочить. Минут десять. Антоха, смотри не пропади. Перед тобой призрачный гонщик. Вот гады, не дали бутер в клюв закинуть.

Сергей убежал, оставив Антона с Надеждой.

– Это правда? – спросил Антон.

– Что?

– Ты призрачный гонщик?

– Хочешь проверить?

– Я в этом ничего не понимаю.

– Боишься?

– Я этого не говорил. Снова начинаешь меня вводить в замешательство?

– Да ладно тебе, шучу. Я все пытаюсь тебя растрясти. Ты какой-то... Как бы тебе сказать. Ты все еще подавлен чем-то. Если ты помнишь, я тебе сказала, что у тебя получится. Вижу, ты мне не поверил. Не поверил? Не поверил. А зря. Но, это не настолько важно, как то, если бы ты не поверил самому себе. Если ты сам себе не веришь, не веришь в себя, то... Ты понимаешь, о чем я?

Антон поймал себя на мысли, что снова ощутил некую добрую теплоту, излучаемую Надей, ее словами, интонацией, с которой она эти слова произносила.

– Думаю, что понимаю, – улыбаясь, ответил он.

– Бог ты мой! Искренняя улыбка! – воскликнула Надя.

Антон засиял.

– Ладно, Тоша, мне пора. – Надежда ударила ладонью по шлему. – Еще увидимся. И помни, у тебя это получится и все будет хорошо. Пока.

– Пока. – Антон проводил взглядом Надежду, в считанные секунды оказавшуюся верхом на мотоцикле и уже через мгновение скрывшуюся за поворотом.

Солнце. Тепло. Весна.

– Все будет хорошо, – прошептал Антон.

Часть II. Глава 5

– Все будет хорошо, Игорь Анатольевич, – скромно улыбаясь, произнесла Катя и тут же, засмущавшись, опустила глаза.

– Что? – удивленно спросил Громов.

В спешке выйдя из своего кабинета, он остановился посерди приемной и замер. Луч солнца, запрыгнув через окно, коснулся его щеки. Он обернулся к окну и встретился лицом к лицу с озорным лучом, заставившим его зажмуриться. Солнце. Тепло. Весна. Солнце сияло. Тепло растекалось по приемной. Весна руководила оккупацией. Громов ощутил это солнце, это тепло, эту весну. Но принять их не мог. Его тяготила неразрешенная проблема, не пропускавшая это тепло. Он нахмурил лоб и опустил голову. Тяжесть? Беспокойство? Что же?

– Все будет хорошо, Игорь Анатольевич.

– Что?

Солнце. Тепло. Весна. Но! Тяжесть? Беспокойство? Что же?

– Простите, Игорь Анатольевич, мне показалось, вы чем-то расстроены.

Громов будто очнулся.

– Расстроен? Ничего, Катенька, все будет хорошо.

– Вот я и говорю, все будет хорошо, – уже смеясь, повторила Катя.

– И ты хорошая, и как всегда бесподобна.

– Спасибо, Игорь Анатольевич. Я просто никогда вас не видела таким.

– Каким? – поинтересовался Громов.

– Таким печальным. Я думала вы такой... Такой железный, такой всегда невозмутимый и веселый. А сейчас вы немножко грустный.

Громов рассмеялся. Катя последовала его примеру

– Ничего, Катя, ничего. Ты права, все будет хорошо. Я уже не вернусь сегодня.

– Хорошо, Игорь Анатольевич.

– Как там? У немцев? – спрашивал Николай Ефимович.

– Замечательно. Особенно в начале мая. Знаешь, Ефимыч, День победы с детства был моим любимым праздником. Думаю, у нынешней молодежи это может вызвать, мягко говоря, недопонимание. День победы! Такая гордость за страну и народ... И странное ощущение овладевает тобой, когда встречаешь этот праздник в Берлине.

Гартман скрипя, рассмеялся.

– Какую ответственность несет двадцатилетний немец за Холокост? Это, действительно, смешно.

– Да я не об этом, Игорь. Ты так забавно это сказал.

– Я бродил возле Рейхстага, когда в Москве начинался салют, и думал, каково быть молодым немцем, знающим о том, что его предки сотворили лет так восемьдесят назад. Срок большой, но в масштабах той войны ощутимый даже для двадцатилетнего парня, особенно, когда он видит русских байкеров, размахивающих красными флагами и лозунгами «На Берлин!»

Гартман снова рассмеялся.

– Ладно, увлекся я, – твердо проговорил Громов. – Я так понимаю, порадовать тебе меня нечем?

– Подожди, Игорь. Закончи с немцами.

– Они не помогут. Времени нет. Я не строил иллюзий относительно встречи с Генрихом. Он, конечно, готов принять участие при определенных условиях на перспективу по импорту его железок сюда, но, выстроить канал, не засветившись, за месяц не получится, сам понимаешь. А Крым я возвращать не намерен.

– Он не единственный твой партнер, – заметил Николай Ефимович.

– Партнеры есть не только у меня. К тому же партнерство хорошо при взаимовыгодных условиях, которые я обеспечить не могу.

– Ты хотел сказать: «Не хочу».

– Разумеется. Итак, Ефимыч?

– Есть пара идей, но срок их реализации тебя не устроит. Создается такое впечатление, что твой оппонент четко спланировал свой налет, учтя временной лимит. Он тебя просчитал.

– Постой. Ты мне даже не намекнешь на успех?

– Мне нечего тебе предложить. Я продолжаю двигаться в тех направлениях, что отрабатывал, приняв во внимание всю представленную тобой информацию, но, повторяюсь, перспективы не вижу в силу временного ограничения. Силантьев мог тебя просчитать? Вернее, не думаешь ли ты, что он заранее все продумал.

– Смысл?

– Согласен. Нет его. Но и иных версий у меня нет. Случайно так четко попасть очень сложно. Разве что, он залез в твою голову.

– Вряд ли это в отместку за тот случай, хотя определенную роль он сыграть мог.

– А когда ты планировал?..

– Я никого не посвящал в свои планы целиком. Из порционных данных нельзя было собрать пазл. Эта банальная тактика. Не вчера родился, Ефимыч.

– Да, конечно, Игорь. Но, тем не менее, выглядит так, будто он выбрал тебя в качестве мишени, как дополнительный бонус к его сделке. Та сторона беспристрастна, говоришь?

– Я уверен. Дело лишь в цифрах.

– Я повторюсь, выводя тему в аукцион или...

– Нет, Ефимыч, я тебе уже говорил.

– Извини, Игорь, возраст позволяет мне выдерживать нравоучительную позицию.

– Юридически он неприкасаем, так?

– Абсолютно. Мои ребята еще копают, конечно, но... Пока тщетно.

– Хорошо. – Громов закрыл глаза.

Громов с Гартманом расположились за столиком ресторана теплохода, медленно скользящего по весенней глади реки. За бортом остался Парк Горького. Солнце припекало, не давая речному холодку разбавить воздух. Весна...

– Ты в порядке? – поинтересовался Николай Ефимович.

– Посмотрим на воду? – предложил Громов.

– Бог ты мой, Игорь, что с тобой?

Громов встал и направился к борту теплохода. Николай Ефимович нехотя последовал за ним, сокрушенно покачивая головой.

– В одно реку не войти дважды, – проговорил Громов. – А есть ли в этом нужда? Можно перекрыть течение, лишить реку истока и входи – не хочу.

– Только это будет уже не река, а лужа, – заметил Гартман.

– До тех пор, пока она необходима. Лужа так лужа! Исходил эту лужу вдоль и поперек, высушил, в конце концов, но вошел в бывшую реку и дважды и трижды. И забыл, выбросил вон.

– Я не могу тебя понять, Игорь. Неужели это надуманная неприятность, эта блажь так точит тебя, что ты не можешь просто... Просто...

– Отступить?

– Понимаю, что тебе не знакомо такое понятие, но ты не можешь просто наслаждаться жизнью, смакуя былые победы, коих у тебя было предостаточно?

– Не вижу смысла в этом разговоре. Ты сам это понимаешь.

– Извини, Игорь, боюсь тебя обидеть, но ты выглядишь растерянным.

– Если тряхануть валютный рынок так, что любая сделка на внутреннем рынке окажется лишенной смысла для кого бы то ни было, да еще договориться со всеми экспортерами о наращивании добычи нефти до степени её обесценивания, открыть новое месторождение, новое бездонное месторождение, объявить об открытии альтернативного вида энергии на порядок дешевле всех существующих, то тогда... Тогда... С чего начать, Ефимыч?

– Выпей, Игорёк.

– С чёрту твои умиротворяющие советы заядлого пенсионера! Давай по существу. Что ты можешь предложить?

– Я повторяю, надеяться ты можешь лишь на чудо. Я о своем поле. Если я что-то накопаю, то только случайно. Планировать не имеет смысла. Иные методы не укладываются во временные рамки. Уходя от правового поля, ты рискуешь потерять всё. Ты меня понимаешь. Знаю, что это не в твоих правилах, но, я также знаю, что способен ты на всё. На всё ради достижения поставленной цели.

– Спасибо, что все ещё веришь в меня.

– Я просто тебя знаю.

– Итак, я тебя слушаю.

– Я выяснил всё, что можно обо всех его связях. Бизнес, правительство, силовые структуры, личная жизнь. Задавшись целью, или, скажем, выбрав инструмент воздействия, ты сточишь камень...

– Мне не нужно его точить, мне его необходимо мгновенно разбить.

– Мы ходим по кругу. Ваши контакты с властью кардинально отличаются, тем не менее, имея единый выход. Твое преимущество в том, что ты там никому не должен. В то же время тебе, в отличие от Силантьева, там никто не обязан. Что касается силовиков. Я насчитал четырех генералов ФСБ в свое время курировавших «Аргус-ТЭК» со дня его основания. Ты готов на соответствующие манипуляции?

– Продолжай.

– О личном. С женой в разводе. Полностью обеспечивает её и свою дочь, студентку. Практически не видится с семьей. Ты ведь не намерен пуститься во все тяжкие?

– Ты о чём, Ефимыч?

– У тебя нездоровый взгляд, Игорь, дикий.

– Да о чём ты?

– Ты сам знаешь. Я ведь далеко не во все твои дела влезал, а ты не всегда и не всё мне рассказывал. Просто ты подумай, стоит ли? Нет, я не буду тебя осуждать, даже если ты задумаешь использовать нетрадиционные методы, но, в таком случае, я бы не хотел принимать в этом участие.

Гартман замолчал и взглянул на Громова. Тот, еле заметно улыбаясь, смотрел на волны, выпрыгивающие из-под днища теплохода.

– Во всяком случае, для отработки какой-либо стратегии, любой, – продолжал Николай Ефимович, – необходима полная картина всех сфер жизни оппонента.

– С тобой не поспоришь.

Теплоход проплывал мимо Воробьевых гор. Веселая компания молодых людей и девушек высыпала на набережную. Толкая друг друга, что-то громко крича и смеясь, они побежали к причалу, где их ожидала еще одна веселая компания.

– Молодость. Студенты, – завистливо проговорил Николай Ефимович.

– Студенты, – повторил Громов и улыбнулся.

– Завидуешь?

– Отчасти. Знаешь, я же говорил о том, как не так давно гулял в одиночестве по Москве. Мне это так понравилось, что теперь регулярно выхожу на пешие прогулки. Выбираю парк или сквер или бульвар, и вперед. Похожу и присаживаюсь на лавку, и наблюдаю за жизнью. Я даже задался целью посетить все скверы Москвы. Так вот, очень мне нравится наблюдать за молодежью. Какая она, молодость. Детей у меня нет, мне сложно судить. Вот смотрю на них со своей лавки. Студенты!

Часть II. Глава 6

– Григорий Алексеевич, звонили из министерства, сообщили о переносе совещания на двадцатое мая, – сообщила помощница.

– Очень хорошо, передайте, пожалуйста, Томилину, чтобы готовил сводку с учетом недельного запаса, а сам направлялся в Тюмень, как и планировал. Селектора сегодня не будет, распорядитесь о подготовке к завтрашнему утру, на десять часов. Вчерашнее письмо на банк еще не отправляли?

– Нет, Григорий Алексеевич, как вы и просили.

– Хорошо, я доработаю, после подпишу.

– Вас Стажков дожидается у себя, его вызвать?

– Через полчасика, я передохну немного.

– Чаю?

– Да, пожалуйста.

– Григорий Алексеевич, вы определились с юбилеем?

– Что вы меня все состарить торопитесь? День рождения в сентябре. Четыре месяца ещё. Куда вы торопитесь?

– Если вы хотите провести праздник на островах Полинезии, а после отправиться в кругосветное плавание, то планировать все эти мероприятия желательно заранее, мы же договаривались. Я вам пример приводила...

– Хорошо, хорошо, – смеясь, остановил Григорий Алексеевич помощницу. – Я еще не выбрал попутчиков, а острова можете бронировать, если уж их нужно бронировать настолько заранее?

– Нет, конечно, не настолько уж заранее, просто я хотела распланировать и то и другое сразу, чтобы всем, в первую очередь, вам, было удобно. Как-никак, пятьдесят пять лет.

– Тише, не говори ни кому, – шепотом сказал Григорий Алексеевич.

– Хорошо, не буду, – шепотом ответила помощница.

– Мне бы подарок ко дню рождения, – шепотом продолжил Григорий Алексеевич.

– Какой? – шепотом поинтересовалась помощница.

– «Самсон-нефтегаз».

– Григорий Алексеевич, я вам тут не помогу.

– Самый лучший подарок это тот, который делаешь себе сам. Ладно, через полчаса попросите Стажкова, а сейчас чаю.

Григорий Алексеевич Силантьев, основатель и владелец АО «Аргус-ТЭК» совсем не походил на олигарха, и его образ никак не вязался с образом бизнесмена, ворочающего миллионами долларов. Внешность его была ничем ни примечательна. Он был невысоким коренастым мужчиной, даже, мужиком, мужичком, эдаким деревенским незамысловатым мужичком. Реденькая бородка, маленькие живые глазки, морщинистое лицо, лысина, несколько неуклюжая резкая походка. Он чем-то напоминал отца Настеньки из старого советского фильма «Морозко». И выглядел он старше своих неполных пятидесяти пяти лет. Лишь озорной блеск глаз отражал его энергичность и внутреннюю молодость.

– Разрешите, Григорий Алексеевич? – постучавшись и заглянув в кабинет, спросил Геннадий Стажков, начальник управления безопасности АО «Аргус-ТЭК».

– Конечно, конечно, что ты там топчешься, как в первый раз. – Силантьев вскочил со своего места и бросился здороваться со Стажковым. – Присаживайся. Ну, как дела?

– Пока ничего выяснить не удалось, вероятно, не было...

– Да я о твоих делах, – перебил Силантьев. – О наших мы изо дня в день говорим. У тебя как дела?

– А, простите, Григорий Алексеевич, все путем. Работаем. Сын, вот, школу заканчивает. К армии готовится.

– Да ты что! Сам?

– Сам. Хочу стать настоящим мужчиной, говорит. После службы собирается в военное училище поступать, или в ФСБ.

– Удивительно! Есть у нас ещё молодежь, которая не бегает от армии.

– Есть, есть, конечно, есть. Не всем штаны протирать в офисах.

– Ну, и то хорошо. Значит, весь в отца.

– Очень на это надеюсь.

– Моя красавица еще в институте учится. Да. – Силантьев задумался. – Ну, да ладно. Теперь можно и о делах. Может, чаю?

– Спасибо, Григорий Алексеевич. Лучше о делах.

– Ну, давай. Что у тебя?

– Если коротко, то все тихо.

– Замечательно. И всё? Нет ничего?

– Абсолютно ничего нет. Мои люди проверили всё и всех, по всем подразделениям организации. Под контролем вся коммуникация, все внешние контакты. То же можно сказать и о «Самсоне». Действовали деликатно, не вызывая никаких вопросов. Всё в рамках ваших с ними договоренностей о преддоговорной работе. Что касается самого «Драккарта», то никаких движений, ни финансовых, ни организационных, ни каких либо еще замечено не было. Все по закону, разумеется.

– Угу, так, значит. – Силантьев задумался. – О твоем доверии источникам я спрашивать не стану. Ничего, значит, ничего. Что это может означать по твоему мнению? Я готов услышать самое фантастическое предположение.

– Самое фантастическое предположение заключается в том, что Громов решил отказаться от сделки.

– Это настолько сказочная версия, что её я принимать не стану. Ещё?

– У Громова нет возможности перебить сделку законным путем, – нерешительно проговорил Стажков, – значит, раз вы говорите, от сделки он не откажется, он будет искать другие пути...

– Незаконные, – закончил Силантьев. – Логично.

– Мы готовы. Но на настоящий момент «Драккартом» ничего не предпринимается.

– Это я уже понял. По нашим другим делам, текущим, исполненным и перспективным проектам есть конфликтные ситуации или нюансы, пусть самые незначительные. Самые скрытные.

– Обижаете, Григорий Алексеевич, все под контролем. Не к чему придраться.

– Хорошо. Это все хорошо. Признаться, это меня беспокоит. Я бы не сказал, что хорошо знаю Громова, особенно лично, но, если верить тому, что о нем говорят, он никогда не проигрывает, он просто не умеет проигрывать. Он всегда берет то, что ему нужно, и делает это любой ценой. И мне хотелось бы знать какой ценой он намеревается отвоевать у меня «Самсон».

– А почему вы так поздно вступили в переговоры с «Самсоном», если знали, что Громов там обо всём договаривается.

– Именно поэтому и вступил так поздно. Я знаю, что у него не хватил времени для маневра, а активов у него нет, и перебить он меня не сможет, даже если беспрецедентно увеличит ставку. И жертвовать настоящим бизнесом он не станет. А мне очень нужен «Самсон». А вот ему он не нужен.

– Отступится?

– Нет, нет, вряд ли. Что у него в голове? С одной стороны, он не мальчишка, чтобы подумать о том, что я ему мщу за то, что в свое время он увел у меня ГОК. Да и я не ребенок, чтобы мстить ему за это. Бизнес, нечего личного. С другой стороны, он азартен... Но мне действительно очень нужен «Самсон», нам нужен «Самсон». Что ты так на меня смотришь?

– Простите, Григорий Алексеевич, мне на мгновение показалось, что дело не только в «Самсоне».

Силантьев улыбнулся. Поднявшись с кресла, он дважды прошелся по кабинету, кивая головой, словно собираясь начать говорить, после чего сел обратно.

– А ты прав, Гена. Не только. Я несколько слукавил, говоря, что не знаю Громова лично. Да, я не знаю его настолько хорошо, чтобы утверждать это, но достаточно, чтобы судить о нем, как о человеке, как о личности. Я в бизнесе с восьмидесятых годов. Я многое испытал и через многое прошел. Страх, унижение, обиды, разочарование, полнейшее разочарование в человеческой расе. Извини. Но я жил и живу в этом мире, в этой системе. А в системе без этого нельзя. Никак нельзя. Она создала нас. Она нас родила и воспитала. Благодаря ней мы существуем. Только благодаря ней. Можно её не воспринимать, ненавидеть, боятся, но мы в ней живем. Все мы! Все! И только благодаря компромиссу с ней и со всеми, кто живет благодаря этой системе, можно в ней благополучно существовать. Но всем, всем. Именно всем. Но Громову на это плевать! Ему плевать на всех. Ему плевать на систему. Он возомнил себя королем. Королем мира силы! Он считает себя сильным. Будто он один в своем роде. Он ни за что не пойдет на компромисс. Он думает, он может жить и действовать так, как хочет только он, не считаясь ни со мной, ни с кем-то еще, ни с системой в целом. Он мешает системе. А значит, он мешает мне, нам. Мешает. Какое мягкое слово. Он опасен системе. И он этим гордится. Его высокомерие возмутительно. Кто-то должен поставить его на место. Почему не я? Какая удивительная возможность, ты не находишь? Я не утверждаю, что я сам по себе хорош. Ну, ты понимаешь, как человек, как, не знаю, муж, отец. Не идеален я, как и все мы, но у меня хватает совести, да что там совести, смелости это признать. А Громов сам себе бог. Он сотворил кумира из самого себя для себя же самого. И он будет за это наказан. И ты мне в этом поможешь. Мы не отдадим ему «Самсон». Я не позволю ему дать повод усомниться в системе.