355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Мееровский » Гоббс » Текст книги (страница 9)
Гоббс
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 21:40

Текст книги "Гоббс"


Автор книги: Борис Мееровский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава IX. Экономические воззрения

Согласно взгляду на государство, преобладавшему в домарксовской социологии, оно считалось определяющем, а экономические отношения – определяемым элементом. Разделялся этот взгляд и Томасом Гоббсом. Весь смысл его социологического учения состоял именно в том, чтобы доказать силу и мощь «великого Левиафана». Понятно, что абсолютная власть государства распространялась им и на экономическую жизнь общества, которую он целиком подчинял воле суверена. И тем не менее английскому материалисту удалось высказать ряд глубоких и правильных мыслей о роли экономических условий и отношений в общественной жизни.

Объяснение этому факту нужно искать в особенностях Гоббсовой философии государства. Речь идет, во-первых, об отождествлении государства с гражданским обществом, что (несмотря на ошибочность этого положения) подводило Гоббса вплотную к мысли о первостепенном значении материальных потребностей, поскольку гражданское общество издавна рассматривалось как «царство экономических отношений» (Энгельс). Во-вторых, одной из главных функций государства является, по Гоббсу, забота о благосостоянии граждан, что требовало от него внимательного исследования экономической политики, выяснения вопросов, связанных с производством и распределением материальных благ.

Все эти вопросы получили отражение в различных сочинениях философа, и прежде всего в «Левиафане». Большой интерес представляет, в частности, глава XXIV второй части «Левиафана», получившая название «О питании государства и о произведении им потомства». Питание государства состоит, по Гоббсу, в изобилии и распределении продуктов земли и моря, необходимых для жизни и добываемых посредством труда и прилежания[29]29
  «У Гоббса труд тоже – единственный источник всякого богатства, если не считать тех даров природы, которые существуют в годной для немедленного потребления форме» (1. XXVI, ч. I, 368), – писал К. Маркс в «Теориях прибавочной стоимости» по поводу указанных мыслей Гоббса.


[Закрыть]
. Предметы потребления, или товары (commodities), могут быть как местного производства, так и заграничные, импортируемые извне. Труд человека тоже является товаром, который можно с пользой обменять, как и всякую другую вещь (см. 3, II, 265).

Производство и распределение целиком зависят от государства и регулируются им. Государство устанавливает и формы собственности; от него и только от него исходит решение вопроса о том, что есть мое, твое и его. Таким образом, «введение собственности есть действие государства» (там же, 266), и это право принадлежит верховной власти при всех видах правления.

В первую очередь государство распределяет среди подданных земли. Причем право собственности подданного на свои земли исключает право пользования ими всех других подданных, но не суверена. Как и распределение земель в стране, точно так же делом суверена является определение мест и объектов внешней торговли. Эта своеобразная монополия внешней торговли мотивировалась Гоббсом тем, что предоставление права торговать с другими странами частным лицам может быть использовано во вред государству. Государству принадлежит, наконец, право регулировать имущественные отношения между подданными, определять, в какой форме должны заключаться различные договоры и сделки. Гражданское право выступает, следовательно, таким же определяющим элементом, как и государство, тогда как в действительности его роль «сводится к тому, что оно санкционирует существующие... экономические отношения между отдельными лицами» (1, XXI, 311).

«Деньги – кровь государства» (3, II, 270), – утверждает Гоббс. Он обращает внимание на такие функции денег, как мерило ценности всех вещей, средство обращения и накопления. Подобно тому как обращение крови в теле человека способствует питанию его членов, обращение денег является как бы кровотворением государства. Каналы и пути, по которым деньги передаются для использования их государством, бывают двух видов. К первому виду относятся поступления в государственную казну от населения (налоги, подати и т. п.). Ко второму виду – расходы государства, идущие на оплату разных общественных нужд, чиновников и служителей. «И в этом отношении искусственный человек сохраняет свое сходство с естественным, чьи вены, получая кровь от различных частей тела, направляют ее к сердцу, которое, переработав ее. направляет ее обратно, сообщая этим жизнь и способность к движению всем членам человеческого тела» (3, II, 271).

Недостаток денежных средств, необходимых для потребностей государства, Гоббс рассматривает как одну из причин его ослабления и даже возможной гибели. Ответственность за образование дефицита в государственном бюджете философ возлагает, как и можно было ожидать, на подданных. Он вменяет им в вину то, что они забывают о правах суверена на их землю и движимое имущество, полагая, что могут полностью распоряжаться своею собственностью. Отсюда и возникают трудности при взимании денег, особенно когда надвигается война и государству требуется увеличить поступления в казну. В этих условиях верховная власть, считает Гоббс, вправе прибегнуть к насильственным мерам, так как в противном случае государство должно погибнуть. Прекращение поступления в казну денежных средств Гоббс уподобляет сжатию и закупорке кровеносных сосудов. В том же случае, когда государственные финансы, оставив русло, по которому они обычно текут, концентрируются в слишком большом количестве в руках монополистов или откупщиков государственных доходов, возникает болезнь, похожая на плеврит. Как кровь, концентрируясь при плеврите в грудной оболочке, поясняет свою мысль Гоббс, производит воспаление, сопровождающееся острой болью, подобно этому концентрация средств в руках частных лиц вызывает лихорадку в государственном организме (см. 3, II, 344).

От государственной власти требуется в свою очередь справедливо взимать налоги с подданных, осуществляя при этом равномерное налогообложение. Последнее может быть достигнуто, по мнению Гоббса, лишь тогда, когда сумма налога будет определяться не размером богатства, а размером потребления. Когда налогами облагается то, что люди потребляют, «тогда всякий платит соразмерно своему потреблению и государство не терпит убытка от расточительности частных лиц» (там же, 357).

Интересно, что Гоббс вменяет в обязанность государства заботу о нетрудоспособных членах общества. Эта «государственная благотворительность» должна, по его мнению, оказать материальную поддержку беспомощным людям и гарантировать их от случайностей и неопределенностей частной благотворительности. Что касается здоровых и физически сильных людей, то они обязаны трудиться, и если они отлынивают от работы, то государство должно их «заставить работать» (3, II, 357). Для того же, чтобы такие люди не могли отговариваться отсутствием работы, «необходимо поощрять всякого рода промыслы, как судоходство, земледелие, рыболовство, и все отрасли промышленности, предъявляющие спрос на рабочие руки» (там же). Если же масса трудоспособных, но не обеспеченных работой людей продолжает расти, то они должны быть переселены в еще недостаточно заселенные страны. При этом переселенцы не должны истреблять коренное население, «а лишь заставить их потесниться» (там же). Когда же весь мир окажется перенаселенным, тогда останется как самое последнее средство – война.

Потомство, или дети государства, – это колонии. Их основывают группы людей, посланные государством под предводительством начальника или губернатора, чтобы заселить чужую страну. Когда колония устроилась, то поселенцы или образуют самостоятельное государство, или же остаются провинциями и частями того государства, из которого они вышли и которое называется метрополией. Статут колоний и их отношения с метрополией определяются, по Гоббсу, всецело «той грамотой, которой суверен уполномочил первых переселенцев» (3, II, 272).

К сказанному следует добавить, что «Левиафан» содержит ряд замечательных догадок и предвосхищений, которые были развиты впоследствии классиками английской буржуазной политической экономии: В. Петти, А. Смитом, Д. Рикардо. Речь идет в первую очередь о тех высказываниях Гоббса, в которых намечалась теория трудовой стоимости, разработанная указанными выше экономистами и утверждавшая, что стоимость товаров и богатство создаются только производительным трудом.

На отдельные мысли Гоббса обратил внимание и К. Маркс. Мы уже цитировали то место из «Теорий прибавочной стоимости», где фигурировала мысль Гоббса о труде как источнике всякого богатства. Внимание Маркса привлекли и следующие слова автора «Левиафана»: «Стоимость, или ценность, человека подобно всем другим вещам есть его цена, т. е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой, и поэтому является вещью не абсолютной, а зависящей от нужды в нем и оценки другого» (3, II, 118). В этих словах Маркс справедливо усмотрел гениальную догадку о том, что рабочий продает не непосредственно свой труд (как считали представители буржуазной классической политэкономии), а свою рабочую силу[30]30
  Высказывания Гоббса о труде и стоимости, содержащиеся в «Левиафане», были использованы К. Марксом в работе «Заработная плата, цена и прибыль» (см. 1. XVI, 132), в «Капитале» (см. 1, XXIII, 181) и в «Теориях прибавочной стоимости» (см. 1, XXVI, ч. I, 355). В последнем из названных произведений Маркс обращал также внимание на мысль Гоббса об экономической роли науки.


[Закрыть]
.

Определенный интерес для выяснения экономических воззрений Гоббса представляет трактат «О гражданине». Правда, многие положения этого произведения были впоследствии воспроизведены в более развернутом виде в «Левиафане». Однако анализ названного трактата позволяет уточнить мысли Гоббса, посвященные проблемам экономической политики, а также лучше понять содержание и смысл его социально-экономической программы.

Характеризуя «высший закон» государства – заботиться о благе народа, Гоббс подчеркивал, что его выполнение требует от верховной власти не только охранять мир и безопасность граждан, но и содействовать их обогащению. Последнее же достигается с помощью законов, поощряющих развитие искусств и ремесел, приносящих выгоду и предписывающих вместе с тем бережливость (см. 3, I, 379). Частное богатство не должно быть поэтому чрезмерным, «ибо деньгам повинуются все» (там же, 378), и они могут использоваться во вред общему благу. Что же касается тех «законных» средств, которые ведут к обогащению, то их три, а именно: «доход с земли и воды, труд и бережливость...» (там же, стр. 380). Использование этих средств предполагает, по мнению Гоббса, всемерное развитие земледелия и рыболовства, поощрение мореплавания, а также механики и математики. Одновременно должны быть приняты законы, запрещающие безделье и осуждающие расточительство. Следует запретить, в частности, неумеренное потребление пищи и одежды «и вообще всего, что уничтожается при потреблении» (там же).

В столь же категорической форме, как и в «Левиафане», Гоббс подчеркивает в трактате «О гражданине» приоритет государства по отношению к институту частной собственности. Собственность возникает вместе с установлением государственной власти и может существовать только под ее эгидой (см. 3, I, 351). И хотя труд является одним из источников богатств, обладание плодами труда обеспечивается одной лишь властью государства.

Какую же оценку заслуживает социально-экономическая программа автора «Левиафана» и «О гражданине»?

Думается, что двух мнений на этот счет быть не может. Экономическая политика, которую Гоббс предлагал взять на вооружение, как и весь комплекс социально-экономических мероприятий, рекомендованный им государственной власти, как нельзя лучше соответствовал интересам английской буржуазии и нового дворянства, т. е. тех классов, которые и воспользовались в первую очередь плодами буржуазной революции XVII в. И действительно, в области внутренней политики программа Гоббса предусматривала именно те цели, которых добивались классы-союзники: развитие и поощрение промышленности, сельского хозяйства и торговли, а главное – обогащение с помощью «справедливых» законов, издаваемых государством, стоящим на страже «общего блага». Предлагаемые им мероприятия вполне соответствовали интересам буржуазии эпохи первоначального накопления капитала: с одной стороны, осуждение расточительства и призывы к бережливости, а с другой – законы, направленные против «бездельников», позволяющие господствующим классам использовать государственную власть для того, чтобы принуждать к труду народные массы, подвергшиеся пауперизации. В области внешней политики социально-экономическая программа Гоббса была рассчитана на усиление колониальной экспансии Англии: ведь колонии – это «потомство государства», и поэтому государству рекомендовалось всячески заботиться о преумножении своего потомства. Экспансионистским целям соответствовала и такая рекомендация, как использование войны для получения недостающих товаров в том случае, если они не могут быть приобретены посредством внешней торговли (см. 3, II, 265).

Соответствие социально-экономической программы Гоббса интересам английской буржуазии и обуржуазившегося дворянства не было, однако, и не могло быть абсолютным. И дело вовсе не в роялистских симпатиях философа и не в его личных связях с аристократическими кругами. В конце концов даже феодальное дворянство не стремилось к утверждению в стране абсолютной королевской власти. Иначе не был бы возможен тот классовый компромисс 1688 года, который, по выражению Маркса, поставил у власти в Англии «наживал из землевладельцев и капиталистов» (1, XXIII, 735). Речь идет о другом. Абсолютная власть государства в том виде, в котором она представлялась и пропагандировалась Гоббсом, та власть, «которая ограничена только силой государства и ничем иным» (3, I, 353), которая «так обширна, как только это можно себе представить» (3, II, 230), такая власть в действительности вообще не могла быть реализована ни в Англии, ни в какой-либо другой стране. Ведь реализация такой «модели» государства означала бы превращение последнего в тот определяющий элемент общественной жизни, которым государственная власть не может быть по своей природе, являясь политической надстройкой общества, детерминируемой экономическим базисом. И хотя надстройка обладает активностью, хотя государство может в определенных условиях приобретать известную самостоятельность по отношению к борющимся классам (см, 1, XXI, 172), оно «не составляет самостоятельной области и не развивается самостоятельно, а и в существовании своем и в своем развитии зависит, в конечном счете, от экономических условий жизни общества...» (там же, 310).

В свете этих методологических положений становится ясным, что, хотя в общем и целом социально-экономическая программа Гоббса соответствовала интересам господствующих классов Англии, прочно вставших на путь капиталистического развития, отдельные пункты этой программы не только не могли удовлетворить экономические и политические потребности буржуазии и землевладельцев, но и вообще не могли быть осуществлены на практике.

В этом плане политические сочинения Гоббса, и прежде всего «Левиафан», можно рассматривать как своеобразную утопию. Понятно, что эта утопия не принадлежала к социалистической традиции, начало которой было положено произведениями Т. Мора и Т. Кампанеллы. Не примыкала она и к той сциентистской утопии, которая составила содержание «Новой Атлантиды» Ф. Бэкона (см. 48, 146). Нет, утопию Гоббса скорее можно назвать этатистской. В ней не идеализировались ни социальное равенство, ни научно-технический прогресс. Героем Гоббса был «великий Левиафан». Государство с большой буквы, сила и мощь которого, по мысли философа, должны были служить благу народа и которое в действительности являлось выражением «в концентрированной форме» (1, XXI, 310) классовых интересов тех самых «наживал», которые утвердились у кормила правления английского общества в результате буржуазной революции XVII в.

Глава X. Учение о религии

Изложение учения Гоббса о религии мы начнем с проблемы ее происхождения. Отвергнув тезис о божественной природе религии, а также о том, что идея бога непосредственно дана человеческому сознанию (вспомним полемику с Декартом), Гоббс ищет «семя религии» в человеке, в особенностях процесса познания, в свойствах человеческого характера. Выражаясь современным языком, Гоббс был занят отысканием гносеологических и психологических корней религии. В чем же он усматривал эти корни?

Во-первых, это свойственное людям стремление «доискиваться причин наблюдаемых событий» (3, II, 135), присущая каждому человеку в той или иной степени природная любознательность. Во-вторых, это желание познать начало вещей, дойти до «первейшей из всех причин» (там же, 233). В-третьих, это способность человека замечать, «как одно событие производит другое» (там же, 136), способность наблюдать и запоминать последовательность и связь вещей. Указанная способность помогает познанию истинных причин вещей, отмечает Гоббс. Если же человек не в состоянии это сделать, то он строит предположения насчет этих причин, «какие ему внушает его собственная фантазия» (там же), или же полагается в этом вопросе на мнения других людей. Четвертой причиной возникновения религии является, по Гоббсу, постоянная забота и беспокойство о будущем, страх смерти, бедности или другого бедствия, которыми вечно терзаются люди. Этот постоянный страх, сопровождающий человеческий род, по необходимости порождает веру в «невидимого агента или невидимую силу» (там же). И в этом смысле можно сказать, замечает Гоббс, что страх действительно создал богов, как говорили еще древние философы.

Надо отметить в этой связи, что Гоббс придает весьма большое значение чувству страха как одному из эмоциональных психологических корней религии. «Страх перед невидимой силой, придуманной умом или воображаемой на основании выдумок, допущенных государством, называется религией, не допущенных – суеверием» (7, III, 45; 3, II, 90). Мы не будем пока касаться того своеобразного критерия, который используется здесь Гоббсом для различения религии и суеверия. Главное в этом определении – та решающая роль, которая приписывается страху в возникновении религиозных представлений. И это характерно не только для «Левиафана», но и для других произведений Гоббса. Достаточно привести его высказывание из трактата «О гражданине», опубликованного ранее других частей философской системы английского мыслителя, чтобы стало ясно, какое огромное значение придавал он страху в происхождении религии: «Человеческий род устроен так, что в силу сознания собственной слабости и удивления перед явлениями природы большинство людей верит, что невидимым творцом видимого мира является бог, и боится его, чувствуя свою неспособность достаточно надежно защитить себя» (3, I, 397). Эти слова были написаны в 1642 г. В дальнейшем Гоббс, хотя и продолжал считать страх важнейшим источником религии, несколько изменил свою точку зрения. В «Левиафане», например, проводится мысль, что страх лежал в основе возникновения «многобожия язычников» (3, II, 137). Что же касается «признания единого бога», то оно может быть легче выведено из желания людей познать причины и начала вещей, чем из их страха и беспокойства о своем будущем. И далее Гоббс приводит в подтверждение этой точки зрения ряд аргументов, которые весьма близки к так называемому космологическому доказательству бытия бога: «...кто при наблюдении чего-либо совершающегося перед ним будет исследовать ближайшую и непосредственную причину этого и отсюда перейдет к исследованию причины этой причины и, таким образом, углубится в исследование всего последовательного ряда причин, должен будет в конце концов прийти к заключению, что существует... первичный двигатель, т. е. первичная и предвечная причина всех вещей. А это именно то, что люди разумеют под именем бог» (там же).

Что можно сказать о подобной аргументации? Следует ли считать Гоббса на основании такого рода высказываний «христианским мыслителем» (62, VII)? Разумеется, если вырвать из контекста отдельные рассуждения английского философа, в которых фигурирует бог, если оторвать его высказывания по этому вопросу от его материалистических воззрений, если игнорировать, наконец, одно из главных методологических требований историко-философского анализа – требование конкретно-исторического рассмотрения мировоззрения того или иного мыслителя, то вывод о Гоббсе как об «искренне верующем христианине» (62, VIII) и «христианском мыслителе» может показаться не таким уж невероятным.

Однако мы, естественно, не встанем на этот ложный путь, позволяющий превратить «отца неверующих», как именовали Гоббса его идейные противники, в христианского апологета. Нам следует избрать другие ориентиры для выяснения действительного (весьма сложного и подчас противоречивого) отношения Гоббса к религии, раскрыв антирелигиозную и антиклерикальную направленность всего его философского учения. Если объективно подойти к рассуждению Гоббса о боге как первопричине всех вещей, то перед нами предстанет весьма типичное для деизма положение, которое неоднократно фигурирует в сочинениях английского философа.

Основные положения деизма в том виде, как они были сформулированы его родоначальником Гербертом Чербери, сводились к следующему: 1. Существует бог, или верховное существо. 2. Бог должен быть чтим. 3. Добродетель и благочестие суть важнейшие способы почитания бога. 4. Необходимо сожалеть о своих проступках и раскаиваться в них. 5. Как в земной жизни, так и за гробом каждому будет воздано по его заслугам. Основоположник английского деизма рассматривал бога не как личность, а как абстрактное духовное начало, он отвергал идею божественного откровения и важнейшие атрибуты бога (всемогущество, всеведение, всеблагость и т. п.). Богопочитание сводилось Гербертом к признанию лишь самого факта существования бога и к повиновению добродетели, что означало выдвижение на передний план проблем нравственного поведения и отказ от подмены его внешним культом.

Дальнейшее развитие английского деизма шло в направлении углубления начатой Гербертом рационалистической критики христианства и других исторических вероисповеданий, очищения их от мистических элементов, которые еще имелись в «Трактате об истине» (например, вера в загробное воздаяние). Бог деистов все более отдалялся от сотворенного им мира, превращался в безличную разумную первопричину всех вещей, в перводвигатель. При этом необходимо иметь в виду, что деизм не являлся единым идейным течением. К нему примыкали как мыслители, тяготеющие к идеализму, так и философы, стоящие на позициях материализма или близкие к материализму. В итоге такого размежевания в Англии возникла даже специфическая «деистская форма материализма»[31]31
  Более подробно о возникновении и эволюции английского деизма см. в нашей статье: «У истоков английского деизма» (см. 38).


[Закрыть]
, на существование которой обратил внимание Ф. Энгельс (см. 1, XXII, 311). Правда, Энгельс относил к этой форме материализма не самого Гоббса, а его последователей, но так или иначе автор «Левиафана» имел непосредственное отношение к становлению материалистического деизма.

И действительно, в сочинениях Гоббса встречаются многие положения и аргументы, свидетельствующие не только о его знакомстве с трактатом Герберта Чербери, но и о том влиянии, которое оказал на него основоположник деизма. Вместе с тем во взглядах Гоббса на религию имеется немало существенных отличий от воззрений Герберта, обусловленных как раз тем обстоятельством, что первый из названных мыслителей был материалистом, а второй – идеалистом.

Эти отличия касались прежде всего рассматриваемой нами проблемы происхождения религии. В то время как Гоббс искал «естественные семена религии», пытался выявить ее гносеологические и эмоциональные корни, Герберт Чербери объявлял принципы «разумной» религии изначально присущими человеческому сознанию, т. е. настаивал на их априорном, врожденном характере. Поэтому-то автор «Трактата об истине» и не утруждал себя поисками корней религии или доказательств существования бога. Его больше интересовали те причины, которые привели к отходу от религии разума, к возникновению «неистинных» религий.

По иному пути пошел Гоббс. Он отверг и тезис Герберта об априорности принципов «разумной» религии, и положение Декарта о врожденности идеи бога. Поскольку же существование бога Гоббс никогда не ставил под сомнение[32]32
  «...Разум подсказывает только одно имя для обозначения природы бога, – писал Гоббс, – а именно существующий, что равносильно простому утверждению: он есть...» (3, I, 394). Аналогичные высказывания встречаются и в других местах: см., например, 3 I, 497; II. 371.


[Закрыть]
, перед ним встала задача: во-первых, дать чисто логическое, рациональное доказательство бытия бога, во-вторых, дать такое истолкование природы бога, которое не противоречило бы его исходным материалистическим принципам, и, в-третьих, согласовать свое учение о религии с собственной социологической системой и показать место и роль религии в гражданском обществе, в государстве.

Что касается первого пункта этой программы, то Гоббс использовал, как было показано, так называемое космологическое доказательство бытия бога, к которому прибегали еще античные философы (в частности, Аристотель). Смысл этого доказательства состоял в объявлении бога заключительным звеном в причинной связи вещей и событий, т. е. «первейшей из всех причин» (3, II, 233), в признании бога первичным двигателем.

Использовалось Гоббсом и телеологическое доказательство существования бога, которое исходит из целесообразности природы и начало которому мы также находим в античной философии (в частности, у Платона и стоиков). Вот как звучит это доказательство в устах Гоббса: «...люди, сила которых столь незначительна, заметив такие могучие творения, как небо, земля, видимый мир, столь тонко задуманные движения животных, их разум, а также чудесную целесообразность в устройстве их органов, не могли не почувствовать пренебрежение к своему собственному разуму, который не в состоянии даже подражать всем этим вещам. Равным образом они не могли не удивляться непонятному создателю всех этих величественных творений и не ожидать от него всяких благ, когда он благожелателен, и всяких зол, когда он на них разгневан» (3, I, 251; см. также 3, I, 224).

Если бы Гоббс ограничился подобными рассуждениями, то вряд ли бы его сочинения подверглись ожесточенным нападкам со стороны церковников, и тогда, возможно, были бы правы те современные исследователи его философского наследия, которые считают принадлежность английского материалиста к атеизму не более, как «легендой» (см. 59, 141). Но в том-то и дело, что материализм Гоббса внес столь существенные коррективы в решение им вопроса о природе бога, что от его пиетета к «божественному величию» не осталось и следа.

Расхождение философа со сторонниками теизма и даже с теми деистами, которые видели в боге не более как разумную первопричину, началось с того, что бог был объявлен не просто вечным двигателем, а тем, что само находится в вечном движении. Из неподвижности перводвигателя (бога) схоластика вслед за Аристотелем делала вывод о нематериальности божественной субстанции. Согласно же Гоббсу, бестелесной, нематериальной субстанции вообще быть не может, и поэтому бог (перводвигатель), находящийся в вечном движении, есть лишь особое тело. Уже в сочинении Гоббса «Человеческая природа», которое является первым наброском его философского учения, мы читаем: «Под словом дух мы понимаем естественное тело, до того тонкое, что оно не действует на наши чувства, но заполняющее пространство, так же как его заполнило бы изображение какого-нибудь видимого тела... Следовательно, представлять себе дух – значит представлять себе нечто обладающее измерениями. Но тот, кто говорит о сверхъестественном духе, имеет в виду субстанцию без измерений, что представляет собой внутреннее противоречие. Вот почему, применяя имя духа к богу, мы применяем его не как имя вещи, о которой у нас имеется представление. В этом случае мы так же мало представляем себе то, о чем говорим, как и тогда, когда приписываем богу чувство и разум. Приписывая богу эти атрибуты, мы выражаем лишь наше благоговение к нему; они означают лишь наше стремление отвлечься от всякой телесной грубости, мысленно представляя его» (3, I, 498—499).

Итак, дух, или бог, есть «естественное тело», и, хотя оно не воспринимается нашими органами чувств, как и всякое тело, оно обладает измерениями, протяженностью.

Аналогичное толкование дается Гоббсом и понятию «человеческая душа», а также понятию «духи» (добрые и злые духи). Любопытно, что для подкрепления своей точки зрения философ обращается к Священному писанию. «...Хотя в Писании и признается существование духов, в нем, однако, нигде не говорится, что они бестелесны, т. е. лишены протяженности и качества» (3, I, 499), – замечает Гоббс. Но все, что имеет протяженность, есть тело, каким бы тонким мы ни представляли его себе, заявляет он далее и вновь подчеркивает, что выражение «бестелесный дух» – бессмысленное словосочетание. «Это лишь ложное мнение, имеющее своим источником силу воображения» (там же, 500).

Атеистическая направленность этих высказываний Гоббса, превращавшего бога в естественное тело, обладающее протяженностью, наделявшего его вечным движением, не подлежит никакому сомнению.

А теперь обратимся к «Левиафану», опубликованному через 10 лет после написания Гоббсом «Человеческой природы».

В главе XII («О религии»), рассматривая причины возникновения религиозных представлений, Гоббс специально останавливается на укоренившемся мнении, будто духи бестелесны, или нематериальны (см. 3, II, 138). Это мнение автор «Левиафана» считает, как и раньше, ложным и не выдерживающим критики. Слова «дух» и «бестелесный» взаимно противоречат друг другу. Когда же люди называют бестелесным духом бога, то это делается исключительно из «благочестивого желания выразить свое благоговение приписыванием ему атрибутов, значение которых наиболее далеко от грубости видимых тел» (там же).

В главе XXXIV «Левиафана» Гоббс вновь обращается к вопросу о природе бога в связи с выяснением значения слов «дух», «ангел» и «вдохновение» в Священном писании. Этому, так сказать, семасиологическому анализу Библии предшествует небольшое философское введение, в котором Гоббс высказывает знакомые нам мысли относительно того, что есть тело (см. 3, II, 397). Из этого делается вполне определенный вывод: «Слова субстанция и тело означают одно и то же, поэтому бестелесная субстанция (incorporeal substance) суть слова, которые при соединении взаимно уничтожают одно другое, как если бы человек сказал бестелесное тело (incorporeal body)» (7, III, 381; 3, II, 398). Что касается текстов Священного писания, то в них слова «дух», «дух божий» употребляются, по Гоббсу, для обозначения ветра или дыхания, мудрости или каких-то других душевных свойств, а иногда и для обозначения самой жизни. Во всех этих случаях в Библии, подчеркивает философ, имеется в виду не бестелесная субстанция, «а реальная, именно тонкая, невидимая субстанция, имеющая, однако, те же измерения, что и более грубые тела» (3, II, 403).

Мы остановились на всех этих высказываниях Гоббса не только потому, что они позволяют прийти к обоснованному заключению о неразрывной связи материализма и атеизма английского философа. В этих словах и мыслях Гоббса следует видеть и нечто другое, а именно рационалистическую критику Священного писания и, что еще более важно, материалистическую интерпретацию содержания Библии. Гоббс чтит Библию, но он читает ее глазами материалиста, который не желает признавать ни бестелесных, ни бессмертных существ. Такая трактовка Ветхого и Нового завета, несмотря на все многочисленные оговорки Гоббса о его лояльности к христианству и его заверения о том, что он осуждает атеизм и атеистов[33]33
  Наибольший интерес в этой связи представляет высказывание Гоббса об атеизме, содержащееся в главе XIV сочинения «О гражданине». В этой главе атеизм рассматривается как один из проступков (грехов), совершаемых людьми по недомыслию. «Но было бы нелепо думать, что вследствие недомыслия и незнания грех заслуживает извинения» (3, I, 387). И Гоббс далее (в примечании, написанном ко второму изданию «О гражданине») в ответ на возражения своих оппонентов заявляет, что он является «врагом атеистов» и что, по его мнению, «бог и властители поступают справедливо, наказывая таких людей как врагов» (там же).


[Закрыть]
, по сути дела лишала Библию какой бы то ни было боговдохновенности, превращала ее в литературный и исторический памятник.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю