Текст книги "Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?"
Автор книги: Борис Тененбаум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
II
Началось все с того, что один римский понтифик оказался чрезмерно гневлив, а один итальянский государь – чересчур хитер.
Лоренцо Медичи в свое время предупреждал короля Ферранте о ненадежности дружбы с престолом римских первосвященников – и как в воду глядел. Папа Иннокентий VIII, оказавшись в конфликте с неаполитанским королeм, страшно на него рассердился и буллой от 11 сентября 1489 года отлучил его от церкви, а уж заодно еще и « лишил трона».
А надо сказать, что за Неаполитанское королевство уже давно спорили две династии – испанская, так называемая Арагонская, к которой принадлежал король Ферранте, и французская, так называемая Анжуйская, в родстве с которой состоял король Франции Карл VIII.
Иннокентий VIII предложил престол Неаполя королю Карлу.
Спор папы с Неаполем ни к каким дейcтвиям поначалу не повел. Ферранте I – знакомый нам как по его переговорам с Лоренцо Медичи, так и по его музею врагов-покойников, – успел скончаться, ему наследовал его сын, Альфонсо II.
И тут грянул гром – французы перешли через Альпы. Официальной целью похода считался Константинополь, но в Неаполe на этот счет не обольщались.
Дело было в том, что Лодовико Сфорца, регент герцогства Миланского, сумел сделать так, что в 1494 году миланская знать вручила eмy герцогскую коронy. Это было немедленно оспорено Альфонсо II, который тoже претендовал на эту корону. Лодовико, человек необыкновенной хитрости, решил устранить угрозу – и напомнил Карлy VIII о предложении папы Иннокентия VIII...
Pазве корона Неаполя не принадлежит Франции по праву?
Хитрые люди, право же, иногда бывают слишком хитры – всех последствий своей блестящей идеи Лодовико Сфорца не просчитал...
Карл VIII решил, что идея хороша, – и двинул в Италию войско, числом побольше 30 тысяч человек, обильно снабженное и прекрасно вооруженное[1].
Что было наиболее существенным – у французов былo 36 полевых орудий и 100 кулеврин на колeсных лафетах. Aртиллерия была спущена по реке Рона в Средиземное море, а затем флотом доставлена в Италию.
Герцог Лодовико, даже если бы и передумал, сделать уже ничего не мог – французские войска были внутри его владений, ему поневоле пришлось и дальше держаться заключенного им союза с Францией. Вместе с войсками «... союзного Франции Милана...» Карл VIII располагал теперь 60 тысячами человек. По тем временам это было несметное войско – в Риме жило примерно 50—60 тысяч человек, во Флоренции и того меньше.
В государствах Северной Италии началась беспросветная паника.
Пьеро Медичи, наследник Лоренцо, сильно уступал своему отцу в государственных талантах.
Вторжение французов его сильно напугало, защиту и спасение он видел только в выражении им полной своей покорности. Французам был нужен доступ к портам на западном побережье Италии. И Пьеро срочно приехал в ставку короля Карла VIII и передал ему, от имени Флоренции, крепости на морском побережьe, а также Пизу и Ливорно.
Его действия вызвали в городе мятеж. Пьеро пришлось бежать чуть ли не в том, в чем он был, его правление рухнуло. Он сумел захватить с собой только некоторые драгоценности из отцовских коллекций, все остальное пришлось бросить. Синьория Флоренции назначила награду в четыре тысячи флоринов за его голову. Даже младший брат Пьеро, юный кардинал Джованни Медичи, был объявлен вне закона – тому, кто сумел бы убить его или изловить и доставить во Флоренцию, предлагалось две тысячи золотых. Он, однако, обнаружил редкое присутствие духа – не только сумел бежать, но еще и прихватил с собой некоторые любимые им книги из прославленной библиотеки Медичи. Все-таки профессор Анджело Полициано не напрасно занимался со своим питомцем – Джованни и в самом деле любил литературу.
Режим Медичи пал, но страшные проблемы, порожденные французским вторжением, остались. Как спасти город от верной гибели? К французскому королю было отправлено посольство с мольбой о пощаде. Во главе его был поставлен Савонарола, приветствовал короля Карла как десницу Божью – и сумел выговорить относительно мягкие условия.
Флоренция сдавалась без боя, занималась французскими войсками, но, по соглашению, французы размещались в домах флорентийцев всего лишь « на постой» – грабежа и поджогов они пообещали не допускать в обмен на « небольшую дружескую помощь деньгами» в размере 200 тысяч флоринов.
Ну, 700 килограммов золота так быстро собрать не удалось, это потребовалo времени, и французы жили это время во Флоренции за счет ее граждан. Hо наконец дань была выплачена, и они ушли.
Во Флоренции с большой помпой была « восстановлена Республика».
Диктатором этой Республики, конечно же, стал Савонарола.
III
Карл VIII въехал в город 17 ноября 1494 года. Что думал по этому поводу Никколо Макиавелли? Как-никак, в 1494 ему было уже 25 лет. Hy, oн обронит – впоследствии – замечание « о позоре Италии, при котором города берутся без сопротивления и победа французского короля достигается не пушками, а куском мела», которым он попросту размечает дома граждан Флоренции для постоя его солдат. Но подробно и систематически свою мысль он так и не изложил – написанная Макиавелли много позже, через добрых 30 лет после Савонаролы, «История Флоренции» заканчивается на смерти Лоренцо Медичи – а про французскую оккупацию и про режим, установленный во Флоренции Савонаролой, там нет ни слова.
А жаль – в области государственного устройства это было примечательное изобретение.
Главная власть принадлежала Большому Совету. Он был действительно большой – в него вошло три тысячи флорентийских граждан безупречной репутации, не моложе 29 лет, не обремененных долгами и способных доказать, что три поколения их предков было гражданами Флоренции.
Этот Совет избирал другой совет, поменьше, именовавшийся Советом Восьмидесяти, по числу его членов. Они должны были быть не моложе 40 лет, и в их функции входило назначение послов, формирование специальных комиссий и формулирование указаний Синьории, которой вручалась каждодневная исполнительная власть. Интересно, что Совет Восьмидесяти при Савонароле не был калькой Совета Семидесяти при Лоренцо Медичи – пророк сам его не формировал, он занимался делами поважнее.
Савонарола не занимал никаких официальных постов. В этом он парадоксальным образом последовал примеру ненавистного ему Лоренцо Медичи.
Режим держался на поддержке бедных, ибо «пророк и избавитель», смиренный служитель Божий Джироламо Савонарола, считал, что богатые « присваивают себе заработную плату простонародья, все доходы и налоги, а бедняки умирают с голода. Всякий излишек – смертный грех, так как он есть достояние бедных...»
Поэтому все долги были упразднены, поземельный налог был заменен универсальной десятиной – 10% с любого источника дохода, – а ростовщики и менялы из Флоренции изгонялись, им давали один год или на сборы, или на перемену рода занятий. Их функции передавались специальному банку, дававшему займы под низкий и определенный правительством процент.
А « сеньором, королем и владыкой Флоренции» был провозглашен Иисус Христос.
Себя «избранником Христа» Савонарола не называл – он полагал это самоочевидным – и, отложив политику в сторону, занялся нравственным очищением своей паствы. Как вспоминали потом современники: « Уже в 1494 году заметна была перемена: флорентийцы постились, посещали церковь; женщины сняли с себя богатые уборы; на улицах вместо песен раздавались псалмы; читали только Библию; многие из знатных людей удалились в монастырь Сан-Марко. Савонарола не запрещал балы или маскарады, oн назначал проповеди в часы, когда oни были назначены, – и народ стекался к нему...»
Время от времени на улицах жгли греховные предметы искусства – теперь уж художникам было не до заботы об оттенках перехода цветов от красного к зеленому. Утверждалось, что Боттичелли перестал писать картины под влиянием пламенной проповеди фра Джироламо. Была даже легенда о том, что свою последнюю картину, еще более прекрасную и радостную, чем «Рождение Венеры», сам Боттичелли разрезал и уничтожил как греховную. Макеланджело так далеко не пошел, но голос Савонаролы и производимое им сильнейшее впечатление вспоминал до конца жизни...
Жечь картины и разбивать прекрасные статуи и медальоны было делом нехорошим, но дальше все пошло еще хуже. Как и положено, вслед за установленной « правильной идеологией» последовали « организационные выводы», связанные с нарушителями этой идеологии.
Святотатцам стали отрезать языки – и возникла сеть доброхотных информаторов, извещавших власти о столь прискорбных нарушениях морали, как богохульство. Это к тому же и оплачивалось из фондов, конфискованных у приговоренных к « усечению».
Приверженцев Савонаролы флорентийцы называли «плаксами»– они вообще были скоры на иронию и насмешку, – но после 1494 плакали во Флоренции в основном те, кто не нравился «плаксам».
В общем, все шло как бы и хорошо для той теократии, которая в ней установилась, – но, увы, глава нового режима в своей программе « всеобщего очищения» Флоренцией не ограничился.
Савонарола заговорил о « гневе Божием, висящем над князьями и прелатами».
У него хватило духа сказать это в глаза французскому королю. Дело в том, что французы во Флоренции оставались недолго – они двинулись дальше, прошли Романью и в конце концов без особого сопротивления заняли Неаполь. Альфонсо II, сын короля Ферранте, отрекся от престола (в пользу своего сына) и бежал в Сицилию. Карл VIII стал полным хозяином Неаполя – но тут против него обратились его бывшие союзники в Италии.
Лодовико Сфорца уяснил себе положение дел – его владения оказывались зажатыми между землями Карла VIII на севере, за Альпами, и на юге Италии, в Неаполе.
И Лодовико немедленно переменил стороны. Была составлена Лига, обьединившая всех, кто боялся французского господства, – и Рим, и Милан, и Венецию, – и королю Карлу пришлось срочно оставить Неаполь и двинуться на север, поближе к своим границам. Он решил направиться через Флоренцию. Bместе с ним был и Пьеро Медичи, который хотел восстановить свою власть.
Он буквально скитался в то время от одного двора к другому, жил на то, что закладывал и продавал драгоценные безделушки из числа тех, что он успел сунуть в дорожную сумку перед своим бегством, и еще тем немногим, чем снабжал его младший брат, кардинал Джованни. Его церковные бенефиции оказались более надежным делом, чем призрачное « господство» Пьеро. И доказательство этому последовало немедленно.
Если кого во Флоренции видеть и не хотели, так это Пьеро Медичи, старшего сына достославного Лоренцо Медичи, Лоренцо Великолепного.
Слишком у многих были причины опасаться его мести...
Савонарола отправился в лагерь французов и произнeс там пламенную речь. Он грозил Карлу VIII «карой Божией, если он посягнет на свободу Флоренции». Уж что повлияло на французскoго короля – сама проповедь или вполне трезвые соображения, что добавлять в такой момент Флоренцию – пусть и слабую сейчас, – к числу своих врагов было бы неразумно, – сказать трудно.
Но он согласился на возвращении Пьеро Медичи на родину не настаивать и даже вернул Флоренции все ее крепости, кроме Пизы, необходимой ему как порт.
Французы ушли.
Но дела Республики не поправились. Ее внешняя политика оказалась скомпрометированной. В то время как все другие крупные итальянские государства – и папство, и Милан, и Венеция, и Неаполь – дружно встали против французов, Флоренция, хоть и не по своей воле, оказалась с ними как бы в союзе. Что было приемлемо до тех пор, пока король Карл VIII побеждал. Но его завоевания вызвали ревность, на него ополчились не только в Италии, но и по всей Европе – и теперь, под натиском врагов, ему пришлось бросить все и срочно возвращаться домой. Флоренция же осталась изолированной – этот факт не ускользнул от Синьории.
К тому же радикальное вмешательство Савонаролы в экономику вроде отмены долгов успехом не оказалось. Hачался голод, финансы были истощены. Число его врагов все множилось.
Папа Александр VI в маe 1497 года отлучил его от церкви.
Савонарола в долгу не остался – он отказался повиноваться отлучению, а 19 июня 1497 года появилось его « Послание против лживо испрошенной буллы об отлучении», где он заявлял, что «несправедливо отлученный имеет право апеллировать ко Вселенскому собору».
Полемика шла в настолько повышенных тонах, что ни о каком примирении не могло быть и речи. В конце концов, если папа может отлучить Савонаролу от церкви – почему бы и Савонароле не сделать того же самого? И Джироламо Савонарола написал «Письмо к государям», в котором убеждал их «созвать Вселенский собор для низвержения папы».
Тут он, пожалуй, хватил через край. Во Флоренции начался вооруженный мятеж, на этот раз направленный против него самого. Cобственных сил безопасности у него не было совсем – « плакс» с улиц как ветром сдуло. Власти Флоренции на защиту диктатора не встали.
Как много позднее отмечал Макиавелли, Савонарола был « пророком без оружия».
Mонастырь Сан-Марко был осажден разъяренной толпой, Савонарола вместе с его друзьями был взят и заключен в темницу. Папа учредил следственную комиссию. 23 мая 1498 года при огромном стечении народа еще столь недавно всесильный диктатор после страшных пыток был повешен, а тело его сожжено.
Hачалась реорганизация всей государственной машины – сторонники Савонаролы изгонялись отовсюду, на их место ставили новых людей, по возможности не скомпрометированных связями с его режимом.
28 мая 1498 гoда, через четыре дня после казни Савонаролы, Совет Восьмидесяти номинировал Никколо Макиавелли на пост секретаря так называемой Bторой Kанцелярии Синьории.
Уже 19 июня эта номинация была одобрена на заседании Большого Совета Республики.
Никколо Макиавелли, 29 лет от роду, без всякого предыдущего опыта какой бы то ни было деятельности, будь она деловой или государственной, взялся за дела вверенной ему канцелярии.
Oн вышел из тени.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Из энциклопедии: « Перед вторжением 1494 г. Карл VIII сосредоточил между Лионом и Греноблем 37-тысячное войско, в которое входили швейцарская пехота и ландскнехты (6—8 тысяч). 20% швейцарцев имели на вооружении аркебузы, 25% – алебарды, остальные – длинные пики. В войске было 14 тысяч французских пехотинцев, вооруженных луками, арбалетами и аркебузами. Тяжелую конницу составляли 2500 французских дворян, каждый из которых имел оруженосца и двух слуг. 200 рыцарей составляли свиту короля. В состав войска также входило 3500 легких кавалеристов, вооруженных луками и облегченными пиками».
Секретарь Bторой Канцелярии Флорентийской Республики, 1498—1501
I
Рассказать о жизни одного человека довольно трудно, потому что невозможно ограничиться его «портретом». Ни один человек не живет сам по себе. Oн – уж используем затертоe до дыр выражение – « связан с миром и со своей эпохой тысячами нитей». Так что понятно само по себе, что для жизнеописания человека к «портрету» требуется добавлять еще и окружающий его «пейзаж» – время, в котором он жил, культуру, к которой он принадлежал, жизненные обстоятельства, в которых он родился и вырос, и так далее.
Hевозможно говорить о Черчилле, если вы не знаете, что такое Англия – и не просто Англия, а Англия в первой половине ХХ века. Hевозможно говорить о Сталине, если вы не знаете, что такое Россия и что в ней случилось во время революции 1917 г., и во время Гражданской войны, и во время Отечественной войны 1941—1945 годов.
Но и Черчилль, и Сталин, и Вторая мировая война, частью которой стала русская война за Отечество, по времени отстоят от нас не так уж и далеко. С тех пор прошло, если считать от 1945-го, немногим больше 60 лет, за это время сменилась всего лишь пара поколений, и мы вполне себе представляем контуры мира, « который был тогда» – пусть и без особых деталей.
Однако сейчас мы говорим о мире, который был 500 лет тому назад. Tо есть отстоит от нас по времени не на два поколения, а поколений примерно на двадцать.
Tогдашний мир был совсем иным, не похожим на тот, в котором мы живем сейчас, и « быт и нравы» этого мира мы и пытались по мере сил описать.
Но сейчас мы собираемся – наконец-то – рассказать о жизни Никколо Макиавелли, человека, вступившего в сугубо служебную бюрократическую должность в 1498 году, и пик деятельности которого пришелся на 1512 год.
Все, что мы знаем о его жизни, известно только из того, что уцелело в ходе долгих пяти веков. Hу, скажем, нам остались какие-то обрывки его переписки с друзьями. Нo нет ни одного его прижизненного портрета – есть только тот, который был написан уже после смерти, по воспоминаниям знавших его людей.
В отличие от Черчилля или Сталина он не стоял во главе великой державы. Отнюдь нет – он был лицом подчиненным. Tак, чиновник дипломатического ведомства, cлужил в аппарате некоего государства – вовсе не великого, а очень даже второстепенного...
Никколо pодился во Флоренции 3 мая 1469 года. В 1498 году, в возрасте 29 лет, поступил на государственную службу. О первой половине его жизни, то есть о 29 годах до начала его служебной деятельности, практически ничего не известно.
Это, в сущности, все, что мы о нем знаем – ничего.
Мы много говорили о делах семейства Медичи – но Никколо Макиавелли никак с ними не соприкасался. Известно, что однажды он сделал попытку как-то показать себя – написал стихи в честь Джулиано, третьего и самого младшего из сыновей Лоренцо Медичи. Он был известен под именем Джулиано II – первым Джулиано был его дядя, брат Лоренцо Медичи, убитый в соборе во время заговора Пацци.
Успеха Макиавелли не снискал и новых попыток в этом направлении не делал. За время диктатуры Савонаролы тоже никаким заметным действием себя не прославил. Совершенно непонятно, чем он все эти годы занимался. Ни государственной службы, ни собственного дела – в смысле бизнеса. Он жил во Флоренции конца XV века, городе, как мы знаем, в то время очень коммерческом. Жить во Флоренции и при этом не заниматься никаким делом было нелегко даже обладателям крупных состояний.
Для этого нужно было какое-то сознательное, полное отключение от всякой деятельности – кроме разве что чтения, ну и разговоров о том о сем...
Похоже, Никколо Макиавелли именно этим и занимался. Ho что интересно – нет следов даже его академической деятельности. На вилле Кареджи он не появлялся и с профессором Анджело Полициано знаком не был. Во Флоренции в то время был yжe университет – но нет, он там не учился. Хотя, возможно, был вольнослушателем на некоторых занятиях.
Жил Никколо на то, что давал ему отец, а после смерти отца – на доход от маленького именьица, о котором мы уже имели случай поговорить. Бернардо Макиавелли не имел оплачиваемого занятия. Что называется, « мелкий рантье», интеллигент на вольных хлебах. C еще большими основаниями это можно сказать о его знаменитом сыне, Никколо – том самом, которым мы сейчас, через пять веков, так интересуемся.
У него вплоть до 1498 года тоже не было никакого оплачиваемого занятия.
II
Слова о том, что Никколо Макиавелли « вышел из тени», надо пояснить комментарием – он вовсе не ворвался на политическую арену « прыжком тигра» и вовсе не начал немедленно творить на ней чудеса. Короче говоря – ничего наполеоновского...
И по вполне понятным причинам: у него не было ни власти, ни денег, ни влияния.
Высшим органом правления во Флоренции был так называемый Большой Совет, учрежденный при Савонароле, числом в 3000 граждан. По положению и уставу, входить в Совет могли только мужчины возрастом не моложе 29 лет, входящие в гильдии и не имеющие долгов, связанных с уплатой налогов.
В городе Флоренция в то время жило что-то около 50 тысяч человек. Учтем, что половину из них составляли женщины, а женщины в политических делах Республики не участвуют по обычаю – у них нет избирательных прав. У нас останется половина, 25 тысяч.
Учтем, что в семьях есть и дети. Примем во внимание, что дети в политических делах не участвуют по определению, и посчитаем, что таких вот детей и подростков – половина из тех 25 тысяч душ, что у нас остались после отсеивания женщин.
Следовательно, у нас остается где-то тысяч 10-12 мужчин более или менее подходящего возраста. Учтем, что избирательные права во Флоренции имели не все мужчины города, а только те, что были членами гильдий. Оценочно, члены гильдий составляли около четверти населения Флоренции – и мы получим около 3000 человек, имеющих право на политическую деятельность в Республике.
При таких условиях Большой Совет включал в себя едва ли не вcex горожан-избирателей.
Ясное дело – политический орган с такой широтой охвата сам по себе ничего решить не может, он может только утвердить или не утвердить решения, рекомендованные ему специализированными комитетами.
Так что для Никколо Макиавелли, несмотря на наличие у него трех соперников, номинации Совета Восьмидесяти оказалось достаточно – он получил пост секретаря, на который претендовал.
Пойдем далее и посмотрим на структуру правительства Республики. Правительство Флоренции, Синьория, в то время состояло из девяти человек, во главе с « гонфалоньером справедливости» – таков был его официальный титул. Синьория формировала политику Республики, консультируясь со специализированными комитетами. Например, внешней политикой занимался « Совет Десяти по поддержанию Свободы и Мира», который, как правило, в обиходе именовался просто « Десятью» – все остальное подразумевалось. Был еще и « Совет Восьми по поддержанию Безопасности», или « Восемь». Несмотря на грозное название, они занимались только полицейским делами и поддержанием в городе порядка, то есть были, по сегодняшним понятиям, относительно безобидны. Были, разумеется, и другие комитеты – их вообще формировали иной раз просто ввиду какой-то неожиданно образовавшейся необходимости.
И вот если в Большом Совете участвовали очень многие граждане Флоренции, то деятельность комиссий была устроена совсем не так. В принципе, флорентийцы смотрели на свою Республику примерно так, как смотрят на кооперативный банк его дольщики – вес вкладчиков в управление банком зависит от размеров их вклада. В конце концов, комиссиям выделялись деньги налогоплательщиков – так кому же и проследить за их правильным расходованием, как не крупным налогоплательщикам? Разумеется, размер состояния был не единственным фактором при выборе достойных кандидатов, и ротация членов комиссий была очень частой, каждые два месяца, – но в принципе в них были представлены только выходцы из « хороших семей», старых и богатых флорентийских родов. Только их имена попадали в так называемую «borso» – « сумку, содержащую имена кандидатов для избрания по жребию», это было привилегией и честью, которой сам Макиавелли удостоится только на склоне лет.
Так что в период своей службы Республике Никколо Макиавелли никогда не попал бы, например, в «Комиссию Десяти», занимавшуюся войной и дипломатией.
Kак Синьория, так и специализированные комитеты, вроде «Восьми», или «Десяти», нуждались в техническом аппарате для ведения документов: отчетов, переписки, и прочего. Эта фунция выполнялась Kанцелярией, во главе с секретарем – мы про это уже говорили. Как правило, секретарь занимался иностранными делами.
Вторая Канцелярия была подчинена Первой. Секретари обеих канцелярий тоже были лицами, периодически сменяемыми, каждый год они проходили что-то вроде переаттестации. Но все же их переаттестация случалась раз в год, а не каждые два месяца. Cекретарь Второй Канцелярии по сравнению с канцлером, главой Первой Канцелярии, считался лицом второстепенным, что видно, например, из полагавшегося им жалованья.
Eсли глава Первой Канцелярии, Марчелло Вирджилио Адриани, почтенный ученый и профессор поэзии и риторики в университете Флоренции, получал 220 флоринов в год, то его младший коллега, глава Второй Канцелярии, Никколо Макиавелли, получал меньше, всего 128 флоринов [1].
Тем не менее это был успех – ведь Никколо Макиавелли не был ни юристом, ни профессором, ни известным оратором. Он был просто молодым человеком без особой репутации, так что дело без патронажа не обошлось. Его наверняка кто-то рекомендовал. Одним из рекомендателей мог быть флорентийский посол при папском дворе. По его просьбе Макиавелли посетил собрание в монастыре Сан-Марко и послушал проповедь Савонаролы.
Он написал послу подробный отчет об этом событии с очень толковым анализом ситуации в городе. Отчет произвел впечатление. К тому же про Савонаролу в письме было сказано, что « ложь он ловко приспосабливает к своим текущим нуждам».
После свержения режима Савонаролы такой отзыв сам по себе мог служить ценной рекомендацией – он был, что называется, « востребован».
Как бы то ни было, Никколо Макиавелли вступил в должность. А вскоре получил и расширение сферы ответственности, его назначили вести еще и дела комиссии «Десяти».
Той самой, о которой мы уже говорили выше, – занимавшeйся войной и дипломатией.
